Глава 7. Отчеканен в золоте, отлит в бронзе

26 сентября 1898 г, понедельник, Санкт-Петербург.

С утра принесли конверты с приглашениями на среду — мне а Аничков дворец, к Марии Федоровне, Христо — к Военному министру Ванновскому (с припиской: можно в партикулярном платье, но с наградами), хорошо, хоть время разное, Ибрагим сначала отвезет меня, а потом вернется за Христо.

На сегодня у меня запланирован визит на Механико-оружейный завод, где я пайщиком. Хочу встретиться со Второвым и в глаза ему посмотреть, как Лизхен ухитрилась без документов, удостоверяющих право собственности, продать Второву мой пай. Узнаю, сколько бронеходов в месяц выпускает предприятие и, заодно посмотрю, как там мой Техникум.

По пути на завод заехал в "Лионский кредит" и спросил, не было ли мне вчера перевода на три миллиона рублей. Клерк ответил, что никаких переводов мне не было. Не боится, значит, братец Ванечка! Что же, подождем, пока "кулинар" вернется и накормит его китайскими вкусняшками.

У входа на завод топтался офеня[40], развесив на заборе цветные картинки для народа — лубки. Место выбрал хорошее: у работяг копейка водится, глядишь, кто и купит цветную картинку — прикрыть засиженные тараканами стены. Набор обычный — естественно, царская чета и коронация в Кремле, далее — народные сказки в виде комиксов (а что это такое?) про Бову-королевича, про то "Как мыши кота погребали" и прочие популярные в данное время сюжеты. Привлекла меня картинка, где два флота — японский и русский, бились между собой. Бронированные корабли, дымя многочисленными трубами и, ощетинясь огромными орудиями в башнях и без оных, палили друг в друга с расстояния несколько сот метров. В небе в виде комет с огненными хвостами, летали круглые черные бомбы…

Что интересно, тонули и горели только корабли под флагом страны Восходящего солнца. Вот, значит, как — бьем японского супостата в хвост и в гриву, а нам хоть бы что, как заговоренные. Еще одна картинка с военным сюжетом висела рядом. На этом лубке страшные черные гусеничные машины, плюясь огнем из бойниц, молотили японскую пехоту и кавалерию. В гусеничных страхолюдинах я с трудом опознал собственные бронеходы, так как реальные были в два раза меньше по размерам, да и стволов пулеметов и орудий на картинке было штук шесть. Поодаль горели японские восьмиколесные боевые машины и вид у них был жалкий — пробитые борта, поникшие стволы, скорченные черные трупы у разбитых колес.

Увидев, что я с интересом разглядываю печатную продукцию, офеня обратился ко мне:

— Ваше высокопревосходительство, вот, дозвольте предложить вам самоновейший экземпляр, только что из типографии-с, еще повесить не успел: "Русский казак спасает корейскую королеву", — и офеня развернул передо мной картинку.

На картинке была надпись: "Подвиг есаула Забайкальского войска Христофора Ибрагимова, спасающего из лап японцев корейскую королеву Мин". Вот это да! Сподобился отведать арабский ассасин всероссийской известности! Только ошибочка вышла — Хаким тогда числился подпоручиком по Главному Штабу, хотя на вылазку он вряд ли бы надел штабной мундир с аксельбантами, вот и на картинке был изображен чернобородый казак с чубом из-под черной папахи с желтым верхом, в черной черкеске с газырями и орденами. Погоны и впрямь есаульские — казачьи серебряные с одним просветом и без звезд, как у кавалерийского ротмистра или армейского капитана.

Левой рукой он прижимал к себе обнявшую его за мощную шею миниатюрную королеву (чтобы ни у кого не возникало вопросов, на ней была золотая корона). Ну, прямо монумент советскому солдату-освободителю в берлинском Трептов-парке (явно что-то из воспоминаний Андрея Андреевича), тем более, что в правой руке вместо меча у казака была огромная шашка. Этой шашкой он пластал японцев налево-направо, судя по количеству тел у него за спиной, тянувшихся в виде двух валов от ворот замка в азиатском стиле: башенки, пагоды, зелень садов за высокими красными стенами. А вот сзади к новоявленному Илье Муромцу ("а где направо махнет палицей — там улочка, а налево махнет — переулочек") уже подкрадывался зловещего вида японец с кинжалом, с которого стекали капли жидкости с надписью "ЯдЪ".

— Вот что братец, заверни-ка трубочкой в бумагу мне две картинки с казаком, две с бронеходами и одну с морским боем.

— С какими бронеходами, ваше высокопревосходительство? Вот эту, про подвиг генерала Зернова и его боевые машины? Так извиняйте, она у меня последняя — машины эти здесь делали, на этом заводе, вот и разобрали все картинки, и корабли у меня только эти, но я отклею аккуратно. Тогда с вас 20 копеек за корабли, 20 копеек за машины (приклеены были, поэтому дешевле в два раза, если возьмете) и по восемьдесят копеек с казаком — тут краски много и совсем новые они, всего два рубля.

Расплатился и, взяв завернутые в старую газету картинки, пошел в заводоуправление. К счастью, Второв оказался на месте и вскоре я был допущен пред светлые очи директора.

— Здравствуйте, Александр Павлович, рад видеть вас в добром здравии. Говорят, кого раз похоронили, а он жив оказался, потом долго проживет.

— И вам не хворать, Николай Александрович! Вот решил на завод посмотреть, да и узнать про судьбу Техникума и своей доли в предприятии. Бумаги на свою долю в акциях Оружейно-механического завода — у меня. Если помните, то в качестве пая я внес два миллиона наличными и предоставил патенты и техническую документацию на бронеход и пистолет-пулемет.

— Начнем с доли. Два года назад явились ваши родственники — тетка и брат и заявили, что вы умерли и они вступили в права наследования. Они предоставили копию свидетельства о вашей смерти с переводом на русский язык, заверенную русским послом в Швейцарии тайным советником Гамбургером, а также постановление суда о вступлении в права наследства. Я им передал по миллиону рублей за долю, а вот техническую документацию не отдал, так как она имеет военное значение и я ее передал в военное министерство за что получил полмиллиона рублей и направил в ваш фонд, могу попросить принести бумаги).

— Да уж, пожалуйста, будьте так любезны. А что это за "мой фонд"?

— Видите ли, Александр Павлович, когда встал вопрос, что делать с оставшимися двумя миллионами, что вы направили на Техникум и стипендии, то возник вопрос, кто будет этим заниматься? Мы построили школу с четырехклассным обучением, на ней укреплена доска с Вашим именем, а вот дальнейшее обучение требовало специального оснащения и наличия преподавателей. Желающих учить детей рабочих инженерным специальностям как-то не нашлось и мы решили организовать памятный фонд вашего имени с выплатой премий выдающимся инженерам и ученым, причем предпочтение было отдано работам в области математики, так как наш конкурент Нобель организовал фонд своего имени, но математику туда не включил (говорят из-за каких-то личных претензий на любовном фронте, чтобы его счастливый соперник никогда не мог получить эту премию).

— И кто же обладатели русской премии и как она называется?

— В премиальном фонде в банке лежит три миллиона, ежегодно "набегает" 90 тысяч рублей, из которых на содержание фонда, церемонию награждения и банкет тратится 10 тысяч, изготовление медалей — еще десять тысяч — одна Большая золотая медаль первой премии и две малых золотых медали — вторые премии. Выплата деньгами за первую премию составляет 30 тысяч рублей и за две вторые премии по 20 тысяч рублей. В прошлом году лауреатами премии стали: Первая премия — профессор Жуковский за двухтомную монографию "Фундаментальные основы полета аппаратов тяжелее воздуха", вторые премии — инженер Рудольф Дизель за разработку и строительство двигателей внутреннего сгорания собственной конструкции и профессор математики Бугаев, сейчас не помню за что, но там много чего понаписали.

— Это понятно, а в этом году, кто лауреаты?

В этом году финального голосования еще не было и вы можете предложить свои кандидатуры. Сейчас у нас кораблестроители в почете, поэтому среди претендентов присутствуют Ксаверий Ксаверьевич Ратник, строивший черноморские броненосцы, в том числе неплохо показавший себя "Двенадцать апостолов". Сейчас он начальник Балтийского завода, как бы, в некоторой степени, наш конкурент, но заслуг не отнять. Дмитрий Васильевич Скворцов — разработал задание и чертежи, а затем построил на средства Великого князя Александра Михайловича новейший супер-броненосец, о котором ходит так много слухов. Генерал-майор Кутейников, сейчас исполняет обязанности главного инспектора-кораблестроителя. Профессор Крылов в этом году уже получил золотую медаль от англичан за демпфирование качки, так что его исключим из списка. Из математиков просят за Андрея Андреевича Маркова, академика и председателя петербургского математического общества, за его работы в области теории вероятностей и математического анализа.

— Я согласен, что надо поощрить инженера Скворцова за кардинально новое решение боевого корабля. Кутейникв нам больше нужен как главный инспектор, но заслуги его как инженера устарели, как бы смеяться не стали и обвинять нас в подхалимаже. Согласен и с номинаций Маркова, но хотел бы включить и профессора математики Троицкого из ВМА, мы вместе с ним разрабатывали основы математической статистики и обработки результатов исследований в медицине (тут я вспомнил дневники попаданца, раз уж моего оппонента Бугаева, не давшего мне докторской степени, наградили, то своего научного руководителя надо бы пропихнуть. Хотя и Марков мне импонирует, про него тоже в дневниках написано). Давайте в этом году дадим Большую медаль академику Маркову, а малые — профессору Троицкому и инженеру Скворцову: будет два математика и инженер, а то в прошлом году был один математик, надо уравновесить несоответствие. А генералов государь император наградит.

— Что же, в этом резон есть, пожалуй, я с вами соглашусь. Тогда к Рождеству приглашу вас на церемонию награждения — сами и вручите медали и чеки.

— Николай Александрович, а как там Рудольф Дизель работает, поставил он на бронеход свой мотор?

Второв рассказал, что Дизель на его заводе не работает из-за того, что прошлый управляющий, не зная никакого иностранного языка, не понял, что немцу надо. Второв, хоть и получил мою телеграмму, но тоже забыл предупредить управляющего. В результате, Дизель, потыкался туда-сюда, посмотрел на еще строящийся завод и уехал в Петербург, где его на следующий день "окрутил" Нобель и основал свой завод "Русский дизель", который и выпускает сейчас эти моторы. Уже есть 120-сильный дизель, не за горами мотор на 180 сил, но все равно, пока они дорогие и капризные. Планируется устанавливать их на речные нефтеналивные танкеры[41], причем дизель будет питать электромоторы, вращающие винты, то есть, корабль будет дизель-электрооходом. Грузоподъемность таких танкеров будет около 50 тысяч пудов сырой нефти.

— А много ли бронеходов было выпущено за прошлый год и за этот?

— Ни одного! Было получено три готовых шасси и четыре комплекта для сборки. Один комплект до сих пор стоит нераспечатанным в ящиках на складе. Поскольку он оплачен вами, можете его забрать и использовать по своему усмотрению. Шесть бронеходов было отправлено в Корею, пять из них погибло в боях, где еще один — я не знаю, так как за них заплатило военное ведомство. Больше Военное министерство на них заказов не выдавало. Насколько мне известно, когда его величество Николай Александрович узнал, сколько стоит бронеход и сколько стоит трехдюймовое орудие, то сказал, что пусть военвед заказывает восемь орудий вместо одного бронехода. А с нобелевским дизелем эта машина станет в полтора раза дороже, то есть, никаких шансов получить заказ нет. То же самое с вашим пистолетом пулеметом. Несмотря на отличные отзывы, он не прошел комиссию, поэтому заказов тоже нет.

— А почему, какие возражения, раз отзывы отличные?

— Очень большой расход патронов и малая дальность стрельбы. А, скорее всего, генералы сами не знают, как и где применять это оружие, ну и высокая стоимость. Председатель Комиссии генерал Драгомиров, известный противник скорострельного оружия, просто в истерике зашелся, когда узнал расход патронов и стоимость "Стенора". Кстати о патронах, у меня скоро третий патронный завод будет, я выпускаю патронов больше, чем два казенных завода. Вот на это всегда спрос — давай-давай! Вы же негоциант и фабрикант, Александр Павлович, поймете меня — продавать надо то, на что есть спрос.

— Ну, если не бронеходы и "Стеноры", то что вы еще выпускаете?

— Гранаты вашей конструкции, собственно не гранаты, а слегка доработанные корпуса для них. Я везде отливаю рифленую рубашку с более мелкими и глубокими насечками. Снаряжение гранат ТНТ и запалами делает казенный завод, вы же патент на гранаты передали казне, так что я ваших прав не нарушаю. Тем более, что готовые гранаты за границу идут хорошо, с большой прибылью, вот и делают их три или четыре завода и все не хватает. Прошедшая война между Японией и Китаем показала, что ваши гранаты лучше, чем японские, английские или немецкие: там были случаи как самоподрыва гранат, так и несрабатывания запала. Кроме корпусов для гранат, делаем корпуса для снарядов, преимущественно калибра 152 мм, сейчас выполняем большой срочный флотский заказ для стрельб Средиземноморской эскадры — скоро корабли уйдут из Финского залива, пока его не сковало льдом, вот и спешат флотские.

После этого обошли цеха, посетили городок для рабочих и ИТР, Техникум. Пусть все было несколько не так, как описывал свои задумки попаданец, а гораздо проще, но, поговорив с рабочими, понял, что они довольны условиями, жалованьем и вообще, "уважительным отношением": если наказывают штрафом — то за дело; в литейке, покраске, гальваническом цеху — бесплатные обеды; детей вон учат при заводе; везде порядок — заводская полиция следит, чтобы буйств не было; лавка хорошая, продукты свежие и в кредит дают.

— Николай Александрович, а как шведы, что собирались приехать, или с ними так же как с Дизелем получилось? И что с Норденфельтом, заказываете ли что-нибудь у него?

— Шведы приехали, отработали кто три, кто четыре года и подались в Германию — там сейчас промышленный бум, платят хорошо. Но здесь они сделали немало — прежде всего, научили наших работать по-европейски, да и жить тоже. Жили они здесь, в городке, но своей общиной, так там и цветы в палисадниках и всегда чисто, наши, посмотрев на это, тоже стали такие порядки перенимать. Сейчас шведов меньше десятка осталось — все старшими мастерами работают, инженеры все уехали. На линии производства патронов они очень помогли, конечно, и у нас толковые головы есть — несколько иностранных патентов и наших привилегий получено, но линию производства на патронных заводах шведы сделали сначала как у Норденфельта было. А сам Норденфельт разорился, фирма его обанкротилась, и он нанялся инженером к французам, на завод Шнейдера[42], скорострельные орудия делает.

Зашли в Техникум. На стене здания висела бронзовая табличка с моим барельефом и словами "Сие учебное заведение открыто попечением и на средства Александра Павловича Степанова, князя Стефани". Второв стал извиняться, что табличку отлили с датами жизни и сейчас все поправят — цифры собьют и зашлифуют поле. То же самое придется и с медалями премии сделать, они ведь уже готовы… Внутри учебного здания было чисто и светло, шли занятия. Несмотря на барельеф, меня приняли за инспектора высокого ранга, директор и преподаватели ходили за нами свитой, пока не отправил всех на уроки. Больше всего опасался, что, узнав кто я, попросят провести урок математики, или хотя бы решение задачи с учениками разобрать, поскольку в одном из классов на доске увидел квадратные уравнения, а как их решать — не помню, вот бы опозорился магистр-математик. Но, поскольку отца-основателя во мне не признали, а инспектора такого высокого ранга им вообще видеть не приходилось, то и просьб не было.

В общем-то, ожидал увидеть худшее, но положение дел на заводе впечатлило, хотя мне он теперь не принадлежит. Понятно, что денежки придется выбивать с родственников, Второв все по закону сделал, к нему претензий нет. Но вот то, что школа и премия моего имени есть — это приятно, это выше денег, останется и после меня, Второв здесь оказался молодцом. Видимо, догадавшись, что родственники отняли у меня все, предложил даже выдать премию в этом году последний раз и вернуть мой вклад из премиального фонда, но я поблагодарил Второва и сказал, что пока не нужно. Спросил его про бронеходную часть по соседству с заводом, хотел узнать, где сейчас живет Зернов, но Николай Александрович разочаровал, сказал, что вместо бронеходов там сейчас стоит кирасирский полк, а адрес отставного генерала лучше узнать у коменданта города, если генерал не покинул Петербург, или, что лучше, в Военном министерстве — пенсию-то они платят герою.

Вернулся в дом Христо, все поудивлялись героической картинкой, только Малаша полушутливо-полувсерьез замахнулась на Христо полотенцем, которым были накрыты свежеиспеченные пироги: я, говорит, тут переживаю за него, а он там королев на руках носит. Христо стал оправдываться, что все не так было и нес он ее не в обнимку, а как куль с мукой, да потом еще ему за это и голову отрубить пообещали. Тут Малаша и вовсе расстроилась:

— Христюшка, а вдруг тебя за этим завтра вызывают, королева-то еще в Петербурге, али уехала уже?!

Успокоил ее и сказал, что сегодня вроде как уехала, но рубить голову Христо не будут, скорее, чин дадут — не зря же его в виде есаула нарисовали, да и в тексте к лубочной картинке он есаулом поименован. Вон Зернов когда бронеходами командовал под Мозампо, тоже полковником был, рассмотрел потом картинку поподробнее — там на заднем плане его несут на носилках а он рукой указывает направление — мол, вперед, ребята, в бой и несутся наши три черных бронехода давить японцев, а в реальности кроме того, что на переднем плане, еще всего один-то и остался. А подпись к картинке о том что Георгиевский кавалер и генерал Зернов, будучи тяжело раненым, посылает своих подчиненных в решительный и смертельный бой. Так что все эти картинки далеки от реальности и верить им не надо.

Тем не менее, Христо сходил в парикмахерскую, несмотря на то, что совсем недавно там был, еще раз подстригся и подравнял бороду и усы и все же решил пойти к Ванновскому в парадной форме поручика Главного Штаба. Спросил его, что он будет делать, если Ванновский предложит ему поступить на службу. Христо сказал, что откажется, сославшись на то, что после отравления у него периодически отнимаются ноги, — просто он не хочет терять своё налаженное дело, которое приносит ему неплохой доход. Казачьего офицера ушлют служить куда подальше, а Малаша привыкла жить в Петербурге, недалеко от родителей, которые периодически к ним приезжают погостить.

Вечером я решил просмотреть купленные вчера на Телеграфе иностранные газеты и нашел статью — перепечатку из "Цюрише беобахтер" о том, что полиция, расследуя дело о странной психоневрологической клинике неожиданно исчезнувшего профессора Шнолля, обнаружила в саду четыре человеческих тела, закопанных там в разное время — от 4 лет до 1 года. В подвале этой, с виду респектабельной клиники для состоятельных пациентов, была оборудована настоящая тюрьма на десять камер. Автор статьи сделал вывод о том, что клиника была гнездом русских шпионов, которые там же пытали и убивали неугодных людей. Для доказательства этого вновь муссировался факт того, что, как установило следствие, реально клиникой владела Елизавета Агеева, жена матерого русского шпиона полковника Агеева, которого выслали из Швейцарии как раз за вербовку агентов и создание шпионской сети. Теперь Елизавета Агеева и профессор Шнолль исчезли в неизвестном направлении, явно сменив документы, так как формально границу Швейцарии они не пересекали. Показал статью Христо и спросил его, что будем делать.

— Христо, ты же русский офицер, хоть и в отставке, тебе ведь небезразлично то, что Россию обливают грязью? Там ведь никакого шпионства не было, одна нажива. Пусть твои люди спросят пленных, выполняли ли они шпионские задания, у тебя ведь есть, наверно, код, как передать словами. И попроси завтра Ванновского принять меня — пусть назначит мне время для приема.

— Хорошо, хозяин, я отошлю телеграмму, но послезавтра. Завтра я рассчитываю получить информацию о счетах тетки, удалось ли их получить и сколько там денег. Я так понял, что здесь ваш брат ничего не заплатил. Пусть пока погуляет, вернутся мои люди, они его спросят.

Потом приготовил мундир действительного тайного советника для приема у вдовствующей императрицы, я ведь его так и не успел ни разу надеть, но верный Артамонов, царствие ему небесное, сохранил в порядке мой гардероб.

Вечером, после ужина, поиграл с Ванькой и поучил его немножко буквам. Он совсем здесь освоился, судя по цветущему синяку под глазом, у него появились здесь друзья и прозвище Ванька Цыган, с ударением на первом слоге. Оказывается, когда он сопровождал Машу в булочную, то к девочке пристали цыгане — три мамаши с пятью цыганятами и явно вытянули бы данные на "булку хлеба и ржаной" медяки, но Ванька вспомнил навыки общения в таборе и послал их подальше таким густым цыганским матом, что те, подхватив юбки, засеменили быстрее от странного мальчика, который так походя проклял их и обещал рассказать их баро, как они обижают маленьких. Все это происходило на глазах у спрятавшихся в подворотне местных мальчишек, которые стали приставать к Ваньке, откуда он знает цыганский язык. Ванька рассказал, что жил в таборе у цыган, тогда пацанва вспомнила, что цыгане здорово дерутся на ножах и Ванька показал им на деревяшках пару приемов ножевого боя один против трех. После этого авторитет его взлетел до небес и его единогласно выбрали уличным атаманом. Мне все это рассказал Христо и я как-то не особо обрадовался, не хватало еще, чтобы сын связался с околокриминальной средой. Я-то глупый, радовался, что он такой вежливый дома и играет с Машей, строя ей домики для кукол из чурочек, которые напилил и обстругал рубанком Ибрагим. А тут растет бандит-бандитом…

27 сентября 1898 г, среда, Аничков дворец, Санкт-Петербург.

Вдовствующая императрица встретила меня вместе с Сандро. Мария Федоровна была в строгом коричневом платье с минимумом украшений, только серьги и кольцо. Александр Михайлович — в контр-адмиральской форме с орденом святого Георгия на груди. На лице Сандро была черная повязка, закрывавшая отсутствующий правый глаз, а вместо правой кисти — протез с черной кожаной перчаткой. Мы взаимно выразили друг другу соболезнования, после чего императрица начала разговор:

— Ах, Александр, все случилось так неожиданно и так, как вы тогда предсказали: охота в Спале, легкая инфлюэнца, недомогание после которой тянулось до лета. Мы переехали в Ливадию, но Саше стало хуже, а вас рядом не было, вы бы его точно спасли. Захарьин сделать ничего не мог, через три месяца его лечения он заявил, что царь безнадежен. А тут еще дурные вести о ранении Сандро и разгроме нашей эскадры, император наорал на Алексея Александровича и отправил его в отставку, потом еще Ники со своей женитьбой ни к месту вылез, а общем, царь разнервничался и угас в одночасье. Нам так вас не хватало с вашими способностями…

Сандро подтвердил, что так все и было с женитьбой Ники, царь был резко против этой женитьбы, но Ники уперся и сказал, что любит только Аликс и уедет из России, после чего они с отцом разругались. Потом, уже на смертном одре, царь простил сына и благословил его.

— Александр, мы понимаем, что вас тоже постигло горе и вы все потеряли, поэтому хотели бы помочь, но деньгами мы помочь не можем, только своим сочувствием. У меня много дел с моим Ведомством, очень много денег уходит на больницы и приюты для сирот, даже прибыль от ваших заводов улетает, как в трубу. Сандро для постройки кораблей заложил все свое имущество.

— Ну не все, дворец у меня остался, он же казенный, так что жить мне есть где, мундир тоже есть, а жить мне теперь года два предстоит на корабле. Ксения с матерью поживет в Аничковом, это даже лучше, она ждет ребенка и в доме мамА ей будет лучше, чем в пустом дворце. Вот вам сложнее, я слышал, что дворцовое ведомство забрало все вам пожалованное. Где же вы живете?

— Сейчас живу у своего бывшего телохранителя, он сегодня вызван к Ванновскому, видимо, наградят за спасение королевы Мин.

— Да, это точно, королева была в Зимнем и поинтересовалась, что стало с тем храбрым казаком, что ее спас. Сначала ей сказали, что он умер от яда, но потом разыскали дело и выяснили, что герой выжил, но был уволен из-за этого ранения. За спасение ее величества награжден орденом Святой Анны 3 степени. Королева спросила, что это за орден, а когда кто-то в ее свите сказал, что этот орден дают чиновникам и офицерам за 15 лет выслуги, без совершения подвигов и он лишь второй снизу в иерархии русских орденов. После этого королева прямо спросила Ники, что если бы кто-то спас его жизнь, рискуя своей, его тоже бы так наградили? Ники было очень неудобно и он долго ничего не отвечал, а потом пробормотал, что герою дадут орден Святого Георгия, самый высший и желанный боевой орден для офицера и произведут в следующий чин. Узнав, что Христо числился поручиком Главного Штаба, то при переводе в казаки он должен был получить следующий чин, а как награжденный Георгием имеет право на досрочное повышение в чине, то есть, станет есаулом.

— Ну вот, вашего бывшего телохранителя теперь достойно наградят, но как вам помочь? — задумалась императрица. — Придумала! Ваша дача в Крыму перешла ко мне, так как я не хотела жить в Ливадийском дворце вместе с Аликс, но хотела при этом быть ближе к сыну. А теперь Георгий готов освободить свой дворец в Крыму для меня (тот который рядом с вами), потому что он, как и Сандро, в ближайшее время собирается жить на корабле. Так вот, я дарю свою дачу вам, это тот дом в Ливадии, где вы жили раньше, а сама переберусь в дом Георгия.

Помня, что в дневниках говорилось о необходимости дезинфекции помещений после туберкулезного больного, я напомнил об этом императрице, но, оказывается все это уже делалось после того, как у Георгия год не находили зловредных палочек Коха и его признали здоровым и восстановили на флоте. Сейчас он уже три года как лейтенант и представлен к чину капитана второго ранга[43], так как занимает должность старшего офицера броненосца "Цесаревич".

Императрица еще раз поблагодарила меня за излечение Георгия: "Джоржи совсем поправился и стал красавцем-офицером, мужественным и волевым, а ведь был всегда тихий и плаксивый мальчик, кто бы мог подумать, что он так изменится!". Потом она вспомнила про Мишкина и сказала, что, благодаря моим беседам и моделям, тот просто грезит летательными аппаратами. Уговорил профессора Жуковского переехать из Москвы и теперь у него конструкторское бюро и летное поле в Пулково. Еще они построили с профессором и его учениками какую-то трубу, в которую помещают свои модели и дуют на них воздухом. Вот так из Мишкина, который славился своей ленцой и нежеланием учиться, вырос настоящий ученый, в следующем году он заканчивает Инженерную Академию и сейчас готовит с Жуковским дипломную работу, говорит, ахнете, когда увидите.

Потом Мария Федоровна, сославшись на головную боль, оставила нас с Сандро, а тот, когда императрица вышла, сказал:

— Она всегда расстраивается, когда вспоминает про своего Сашу, они ведь очень любили друг друга. Ты не заметил, у нее глаза были мокрые от слез, но она держалась и старалась не заплакать. Пойдем лучше, посидим в библиотеке, выпьем коньячку да побеседуем.

Я поинтересовался боем в Желтом море, в газетах пишут вообще неизвестно что, а я вот стараюсь наверстать упущенное (там где я был, мне газет не давали), Сандро понимающе кивнул и продолжил:

— Как ты знаешь мы выдвинули ультиматум и не дожидаясь ответа, дядя Алексей двинул броненосную эскадру под командованием адмирала Алексеева в море, приказав арестовывать и топить в случае бегства японские транспорты, а в случае столкновения с боевыми японскими кораблями — вступить в бой и топить их. Эскадра шла в составе броненосца "Двенадцать апостолов", где был я, броненосных крейсеров "Адмирал Нахимов" и "Дмитрий Донской", замыкающим в кильватерной колонне шел "Рюрик" и через сутки мы обнаружили конвой из четырех транспортов, шедших в сторону Японии. Адмирал Алексеев задумал "наказать" японцев за арест российского парохода арестом этих транспортов и, приказав дать предупредительный выстрел, поднять сигнал по международному коду: "остановиться и приготовиться к досмотру". Японцы это проигнорировали и продолжали движение, тогда командующий русской эскадрой приказал дать выстрел боевым по головному транспорту. С третьей попытки японцу "вмазали" в борт и все транспорты легли в дрейф. Только приготовились послать досмотровые партии, как откуда не возьмись, появился японский крейсер и издалека открыл огонь по русской эскадре, впрочем, безрезультатный, и вскоре отвернул, чтобы не попасть под огонь сильных русских кораблей. Алексеев приказал шедшему концевым "Рюрику" догнать и наказать нахала, но через некоторое время "Рюрик" вернулся и его сигнальщик просемафорил, что сзади идет чуть не вся японская эскадра, которая нас быстро догоняет. Алексеев в ответ на это развернул последовательно все корабли эскадры на встречный курс и уже можно было разобрать в бинокль, что русских преследует японская эскадра из шести боевых кораблей. В этот раз, судя по эскадренному ходу, японский адмирал не стал тащить тихоходную рухлядь, а взял три больших бронепалубных крейсера класса "Мацусима" и три эльсвикских бронепалубника. Адмирал Алексеев заявил на мостике "Двенадцати апостолов", что "на ловца и зверь бежит": у нас по орудиям крупного калибра перевес раза в три, не говоря о том, что наши корабли полностью бронированы, а у японцев только карпасная бронепалуба[44].

Дальше события развивались как-то не совсем по адмиральским планам. Эскадры разошлись на контркурсах на расстоянии 30 кабельтовых, причем русские корабли получили несколько чувствительных попаданий, а вот японцы — как заговоренные — на них попаданий шестидюймовых орудий не было видно, а несколько выстрелов из орудий крупного калибра прошли с недолетом. Дальше адмирал Ито выставил классическую "палочку над Т" и вся его бортовая артиллерия обрушила продольный огонь на русских. Сразу возникли пожары на "Рюрике" и "Дмитрии Донском": японские снаряды, разрываясь, давали кучу осколков, выкашивая прислугу стоявших открыто орудий, едкий дым от разрывов обладал, по словам очевидцев сражения, удушающим эффектом и воспламенял все, вплоть до краски на надстройках[45]. Наши же шестидюймовые снаряды, снабженные колпачками-замедлителями взрыва, просто прошивали насквозь небронированные борта японских крейсеров, оставляя аккуратные дырки. Выведя из строя два русских крейсера (если "Рюрику" удалось справиться с пожаром, то "Дмитрий Донской" через некоторое время превратился в костер), японцы вновь легли на параллельный курс, пользуясь тем, что они имели преимущество в скорости. Адмирал Ито применил свою излюбленную тактику маневренного крейсерского боя и действовал как на учениях, правда, это не уберегло одного из его эльсвикцев от попадания сразу двух крупнокалиберных русских снарядов, буквально разорвавших крейсер пополам. Проходя параллельным курсом, Ито добился попадания с острого угла двенадцатидюймовым снарядом то ли с "Мацусимы" то ли с "Ицукусимы" (а некоторые утверждали что попаданий было сразу два) в небронированную носовую оконечность "Адмирала Нахимова", практически снеся ему нос. Крейсер стал быстро погружаться в воду, видимо, напором воды сломало переборки, не рассчитанные на такой мощный поток. Корма русского корабля задралась и стали видны вращающиеся бронзовые винты, потом раздался взрыв — вода дошла до кочегарок и взорвались котлы, некоторое время вращение винтов еще затухало, а корабль уже встал вертикально кормой вверх и так и ушел на дно Желтого моря практически со всем экипажем. Русский флагманский броненосец поднял с воды трех человек, и, удостоверившись что выживших больше нет, заложил циркуляцию и пошел на помощь "Рюрику" и "Донскому".

Когда мы добрались до места боя, то никого там не обнаружили, лишь на воде плавали обломки, перевернутые шлюпки и всякое иное дерево. Потом узнали, что "Рюрик" подобрав выживших с "Донского" ушел к немцам в Порт-Артур, сдать раненых в госпиталь Красного креста, похоронить убитых и попытаться исправить повреждения. Когда через сутки выяснилось, что половину артиллерии исправить не удастся, трубы пробиты, хотя их закрыли жестью, но все равно, машина полный ход не давала. В таком виде корабль будет легкой добычей и командир принял решение интернироваться. Адмирал Алексеев приказал повернуть на Мозампо и тут мы опять увидели японцев, они маневрировали на большом отдалении и непрерывно нас обстреливали. Попадание второго двенадцатидюймового снаряда в открытую дверь боевой рубки убило почти всех, находившихся в ней, включая командира, штурмана и вахтенного офицера.

Кровь заливала мне лицо и хлестала из буквально перерубленных осколком артерий предплечья. С помощью раненного осколками в ноги рулевого я перетянул жгутом, сделанным из оторванного рукава рубашки, артерию и рулевой кое-как перевязал мне голову. Все это время броненосец был абсолютно неуправляем (в рубке нас осталось в живых двое, сигнальщик и барабанщик, а также помощник рулевого были убиты), я не видел адмирала Алексеева. Потом узнал, что за пару секунд до попадания он решил выйти на мостик посмотреть в бинокль на японцев с другой стороны, нет ли там еще второго отряда кораблей. Взрыв сбросил его на палубу, в результате чего адмирал получил контузию и сломал бедро. Рулевой подполз к штурвалу, а я встал, держась за рукоятки, и вдвоем мы стали поворачивать штурвал, уходя от огня и стараясь держать курс на Мозампо.

Так мы и рулили, пока не прибежал вахтенный офицер с несколькими матросами узнать, что это за странные маневры выделывает броненосец. После этого я отключился и пришел в себя только на берегу, в госпитале, говорили, что была большая кровопотеря. Рулевой выжил, даже ноги ему сохранили, и получил знак Георгия, а я — орден. Пока я "рулил", кормовая башня "засветила" двумя снарядами по "Хасидате", отправив его на дно, а потом еще и второй "эльсвик" утопили. То есть молва все причислила к моему мудрому управлению броненосцем и странным маневрам, которые объяснили уклонением от японских снарядов (Sic![46]). То есть, пока я затягивал жгут-закрутку, придерживая концы зубами, броненосец вертелся на месте, что позволяло ему сделать выстрел из носовой башни, дать бортовой залп шестидюймовок, потом повернувшись к противнику кормой, огрызнуться из кормовой башни и выстрелить нестрелявшим бортом, потом опять вступала в бой носовая башня и так повторялось, но броненосец все время сносило, поэтому прицелиться по оси вращения японцам не удавалось, они все время мазали. Этот, с позволения сказать "маневр" потом назвали "Маневром Великого князя" или "Русский медведь отбивается от своры собак" и его всерьез разбирали теоретики иностранных флотов.

Потом, обсудив какие-то мелочи, я засобирался домой и попросил секретаря послать кого-нибудь из слуг "поймать" мне извозчика, но Сандро взялся повезти меня (по-моему, он хотел посмотреть, где я живу). Что же, на Васильевский доехали быстро и я предложил Сандро поесть пирогов и выпить чаю, на что он согласился. Тут же сбежалась ребятня во главе с Ванькой, я представил своего сына, который спросил:

— Дядя, а ты, правда, адмирал?

— Да, адмирал. Хочешь, возьму тебя юнгой на броненосец?

— Нет, я юнгой уже был, на пиратском корабле, — и Ванька довольно складно пересказал "Остров сокровищ", где в роли Джима Хокинса был он сам, а в роли капитана — Джон Сильвер на одной ноге и с попугаем на плече. На шхуне он как-то не поладил с капитаном и победил его в драке на ножах.

— Это он может — добавил я. — И юнгой у пиратов он был, вернее, у греческих контрабандистов-повстанцев.

Дальше Ванька, к восторгу пацанов, дорассказал историю, как потом была буря и пиратская шхуна утонула со всем экипажем и сокровищами, а его, уцепившегося за обломок мачты, выбросило на берег, где Ваньку подобрали цыгане и он кочевал с табором, пока его не разыскал отец, то есть — я.

— А сейчас вы в кого играете, в пиратов? — поинтересовался Сандро, — может, лучше офицером на флот пойти, адмиралом станешь?

— Нет, на кораблях я уже плавал и на броненосце тоже, а что до адмирала — у моего отца орденов все больше, чем у тебя и мундир весь золотой. Жаль только, у отца такой черной повязки нет (Вот спасибо, дорогой — подумал я). Мы сейчас в индейцев пойдем играть.

— Смотри у меня, только скальп ни с кого не снимай, "вождь краснокожих"[47] — крикнул я вслед убегающим "индейцам".

— Славный у тебя парень, — сказал Сандро, — и врет, как пишет!

— Дело в том, что он не совсем врет, вернее, почти не врет, — и я пообещал рассказать адмиралу за чаем про наше путешествие.

Оказалось, что Христо уже уехал к Ванновскому, а я хотел его познакомить с Сандро. Появление боевого адмирала произвело переполох и я попросил Малашу подать нам пироги и чай в светелку наверху, куда мы с адмиралом и поднялись. Показал ему лубочные картинки, оказывается у него есть такая и еще одна, изображающего его посреди груды тел в искореженной рубке, за штурвалом броненосца, в крови, всего израненного и рулящего одной рукой, что в принципе, невозможно. Отдав должное пирогам и пообещав рассказать о нашей встрече Мишкину, Сандро убыл восвояси.

Загрузка...