На запретном берегу

Глава 8 АСГАЛУН

Наконец Либнанское нагорье было позади, и перед воинством Конана открылось великое Море Запада. Казалось, оно простирается до самого края света, огромное и живое, словно самый древний зверь на земле. Очень немногие из баалурцев бывали так далеко от дома, а море видели уж вовсе единицы. Притихшие, смотрели они на этот бескрайний простор, словно только сейчас узнали, как велик мир.

Но красоты природы менее всего интересовали их неутомимого командира.

Разъезжая вдоль колонны на своем огромном жеребце, Конан то подгонял плетущиеся повозки, то скакал впереди, высматривая, не покажутся ли вдали белые башни маяков Асгалуна. Давний приятель Маздок мог устроить ему любую неожиданную встречу, и Конан хмурился, размышляя, не напрасно ли он оставил у замка тяжелую катапульту. Но с другой стороны, она бы сильно замедлила их продвижение…

Но искренность гостеприимства Маздока не подлежала сомнению. Миновав грязные, пахнущие протухшей рыбой трущобы, окружавшие город плотным кольцом, они вышли к воротам, где их уже поджидал эскорт из полусотни всадников королевской гвардии. Конан узнал капитана, возглавлявшего высланный отряд: это был один из самых талантливых разбойников шайки Маздока. Теперь, став начальником городской и дворцовой стражи, он выглядел гораздо внушительнее, отметил про себя киммериец. Колонна торжественно прошествовала в распахнутые настежь ворота, где специальные отряды воинов сдерживали напор толпы, глазеющей на прибывших гостей. Отовсюду слышались разноязыкие приветственные выкрики: Асгалун был самым большим и богатым портом на всем побережье Шема.

Во всяком случае, Конан надеялся, что это приветственные выкрики, а не проклятия чужеземцам, принесшим в город неизвестную заразу. Но проверять это ему не хотелось. Он знал, что жители Асгалуна — самые беспокойные и неуправляемые граждане во всем Шеме и восстания вспыхивают в этом городе не менее чем раз в десятилетие. Если асгалунцы испугаются, что заразятся непонятной болезнью от баалурцев, весть о несчастье которых уже распространилась во все города и земли Шема, это может привести к кровопролитию… а может, и наооборот. Может быть, их поселят в достаточно изолированном доме и постараются как можно быстрее избавиться от опасных чужеземцев, отправив их в плавание. Но пока все шло благополучно. Конан, немного успокоившись, начал с любопытством оглядываться по сторонам. Он помнил этот город горящим, разграбленным и разоренным, с проломами в стенах и крепостных башнях, с обветшавшими дворцами и немощеными улицами. Нескольких лет разумного правления, однако, хватило на то, чтобы отстроить разрушенные здания и даже начать новое строительство: на одной из площадей, мимо которых проезжал Конан, поднимался фундамент и первые колонны будущего огромного храма. Большой канал, ранее засоренный и заросший тиной, был вычищен и заново облицован камнем. Теперь это была главная улица города, та артерия, по которой со всех морей стекалось в Асгалун богатство.

Сам король Маздок встретил их на большой площади Адониса. Огромный гирканиец мало изменился с тех пор, как был всего лишь воеводой, лишь доспех сиял золотой отделкой да рукоять меча была осыпана драгоценными камнями — не чета тому скромному оружию, которым завоевал он себе королевство. Но ястребиный нос по-прежнему воинственно торчал из-под золотого шлема, и улыбка, которой он приветствовал Конана, была исполнена прежнего ехидства.

Король восседал на черном, как ночь, жеребце, и его небрежно наброшенный на плечи белый шелковый плащ ниспадал по лошадиному крупу почти до земли. Маздок выглядел столь величественно, что ни у кого бы язык не повернулся напомнить, в результате чего он пришел к власти. Какая разница, как именно он ее получил, — он крепко держал ее в руках, правя как истинный король волею Митры.

Но первые же его слова были совсем не те, что пристали королю, приветствующему войско союзника. Он легко соскочил с седла и размашистым шагом подошел к жеребцу киммерийца, рядом с которым ехал на своей кобыле неизменный Каспиус.

— Конан, старый лис! Какие бесчинства ты затеваешь на этот раз?

— Еду собирать цветочки, о чем тебе уже, несомненно, известно, — ответил Конан, смеясь. — Знаешь, такие белые и огромные, как тарелка, которых если наешься, забываешь все на свете.

— Ну да, лотос, — хохотнул Маздок. Привычным жестом он протянул руку к подносу, полному мелких серебряных монет, который за ним повсюду носил шелково-бархатный паж, ухватил горсть и швырнул в толпу. — Я его ни разу не пробовал, насмотревшись на тех, кто его поедал вместо завтрака, обеда и ужина. Но, зная тебя, я готов поверить, что ты отправишься и на край света, если тебя там ждут неведомые сокровища. Помнишь то время, что мы бродили вместе? Веселые были деньки!

Конан наконец спешился.

— Да, деньки были ничего. — Он взял с подноса монетку и принялся вертеть ее в руках, рассматривая ту и другую стороны. — Но теперь это все ушло в прошлое, можно сказать, превратилось в легенды, с тех пор как твой пресветлый лик красуется на монетах.

— Мой и Руфии, — рассмеялся Маздок, переворачивая монету и демонстрируя Конану изящный женский профиль, выбитый на ней. — Я слыхал, это она тебя упросила поехать? Расскажи, как она. Она действительно сделалась королевой? И все так же хороша, как прежде? Я с тех пор не перестаю клясть себя за глупость — надо же было упустить такую жену! Она бы прекрасно смотрелась рядом со мной на троне Асгалуна!

— Угу, и помыкала бы тобою, как хотела, — кивнул Конан, искоса взглядывая на Каспиуса, стоявшего рядом и не пропускавшего ни слова.

— Все равно, за всю свою жизнь я не сделал большей глупости, когда отпустил ее с тобой, — махнул рукой Маздок. — Но все же передай ей мой привет, когда увидишь ее снова. Если, конечно, увидишь — ведь, как я понял, путь тебе предстоит не из легких.

Так, беседуя, они взошли на колесницу, и возница тронул коней неспешным шагом вслед за конным отрядом, сопровождавщим короля. Копыта прогремели по большому мосту через канал, и процессия въехала в Высокий город. Здесь, на вершине холма, вздымалась еще одна стена с белыми башнями. Ворота распахнулись, за ними взревели трубы и послышались приветственные крики встречавшей их знати. Конан бывал и здесь и хорошо помнил, как эти гордые храмы и величественные дворцы, освещенные заревом пожаров, были залиты кровью, а с ветвей могучих древних деревьев свисали, точно спелые плоды, тела повешенных.

— Вот награда проходимцу за то, что он пришел и взял то, что плохо лежало, — не удержался от улыбки Конан, слушая, как надрывается пестрая толпа, в которой каждый старался крикнуть погромче, чтобы король отметил именно его голос в общем хоре. — Теперь этого проходимца встречают восторженными криками. Послушай, а у тебя не возникло трудностей с тем, что ты чужой им по крови?

Маздок расхохотался, не стесняясь чужих ушей.

— Будь я одним из их многочисленных прямых потомков царского рода, было бы много труднее! А так я неподкупен и равно сочувствую всем, кто здесь обитает. Был, конечно, прямой наследник — племянник бывшего короля, — но он очень быстро помер от неумеренных возлияний и перед смертью уступил мне трон вполне добровольно. А вообще, — тут гирканиец пожал могучими плечами, — быть королем не так уж трудно, если ты хороший игрок и соблюдаешь правила. — Он кинул на Конана лукавый взгляд. — Ты непременно должен когда-нибудь попробовать эту игру, киммериец.

Никак не отреагировав на это заявление, Конан указал на высокую белую башню, показавшуюся между дворцами.

— Это та самая, в которой умер сумасшедший король Ахиром?

— Она и есть, — кивнул Маздок. — Полетел в небо ловить луну с самой вершины. Зерити опоила его чем-то, всякий бы после этого подвинулся мозгами. Я оставил это сооружение в целости — в назидание добрым жителям Асгалуна, чтобы они не забывали, какие безумцы предшествовали мне на троне. Но на самом деле я бы предпочел, чтобы в один прекрасный день оно рухнуло вниз, как его король-самоубийца.

Войско остановилось у большого дворца, от которого открывался великолепный вид на гавань. Город выглядел отстроенным и ухоженным, но менее пышным, чем Конан ожидал увидеть. Бойницам и стенам уделялось большее внимание, чем украшению домов, а сторожевые посты встречались чаще, чем тенистые сады с фонтанами и прудами. Но это, скорее, обрадовало Конана: во всем виделась рука расчетливого, заботливого хозяина.

Сойдя с колесницы, Конан подошел к краю террасы и оглядел гавань с покачивающимися у причалов кораблями.

— А, так ты привел меня сюда, чтобы показать залив сверху! — сказал он, изображая удивление. — Ну, и какие же из них наши?

— Нет, я привел тебя в свой дом, погостить дня два или три, — возразил Маздок с неудовольствием. — Неужели твои дела не подождут немного? Я собирался похвастаться перед тобой своим гаремом…

— Как ни жаль, но время сейчас — наш худший враг, — покачал головой Конан. — Если ты не против, я хотел бы отплыть уже сегодня или завтра утром. Но это, конечно, зависит от того, готовы ли у тебя корабли для нас.

— Не беспокойся, я уже давно все приготовил. Но, может, мы сначала хотя бы пообедаем? Когда дозорные донесли мне, что вы приближаетесь, я велел накрыть столы в одном из внутренних дворов. — Взяв Конана под руку, Маздок почти потащил его ко дворцу. — И в любом случае тебе надо потолковать с Гулизаром, моим кормчим, а ныне — советником по делам морской торговли. Он может рассказать тебе немало полезного касательно дельты Стикса и обычаев стигийских сборщиков пошлин.

— Приветствую вас, ваше величество, а также вас, ваша милость, — думаю, не ошибусь, если назову вас Конан, верно? Я весь к вашим услугам.

Со ступеней дворца сбежал, кланяясь на ходу, маленький человечек, проворный и изящный. Первое, что бросалось в нем в глаза, большие, торчащие вверх усы. Одет он был в светлый шелк, как и большинство придворных. Несомненно, это упомянутый Гулизар собственной персоной.

— Осмелюсь утверждать, что знаю течения и фарватеры Стикса не хуже, чем собственные вены, — он поднял тонкую руку с ухоженными ногтями. — Я смогу провести вас по всему руслу до тех пределов, где уже не сможет пройти судно.

Видя, что ночевки в Асгалуне ему не миновать, Конан сдался и пустился в долгое и пространное обсуждение всех сюрпризов, поджидающих путника на проклятой реке. Маздок велел своим слугам как следует принять гостей, и большая часть солдат и командиров вступила во дворец. Конан распорядился остаться только небольшому отряду — распрячь и определить на ночь животных. Остальным предложили вдоволь некрепкого вина и большой дворцовый бассейн, в который не замедлила окунуться вся тысяча пропыленных воинов. После купания и обеда Маздок и Гулизар предложили Конану совершить небольшую прогулку в гавань. На канале их поджидал восьмивесельный баркас.

— Я приготовил вам четыре большие галеры, — говорил Маздок, стоя на корме, как на капитанском мостике, — которые пройдут и по реке, и по морю при сносной погоде. Помимо них, у вас будет еще несколько судов поменьше — для маневрирования, составления лоций и разведки.

— Выдержат ли те галеры еще и лошадей? — спросил Конан. — Для них потребуется лишняя палуба в трюме. — Он придирчиво рассматривал проплывающиемимо мощные суда с двумя гребными палубами и большой жилой каютой на корме. Помимо весел, на галерах были установлены по две высокие мачты с косыми парусами. Команды кораблей, состоявшие сплошь из бронзовокожих белозубых молодцев, махали руками и тюрбанами вслед проплывающему баркасу.

— Да, мы все продумали, — отозвался Гулизар. — Каждый корабль вынесет до трехсот человек и до трети всех припасов. На кораблях предусмотрены стойла для животных… Вы ведь оставите быков здесь, не так ли? Верблюды были бы предпочтительнее в жарких южных землях.

— Хорошо сказано, — кивнул Конан, разглядывая корабли.

На его взгляд, как бы крепки они ни были, помещать по триста человек с лошадьми на каждом было бы неразумно. Но четырех, распределенных между тысячью солдат и двумя сотнями лошадей, должно было хватить.

— Ты можешь оставить себе наши повозки и наших быков, Маздок, как дополнительную плату за корабли. А как насчет хотя бы одного боевого корабля? Я бы хотел иметь в придачу ко всему этому хорошую боевую галеру весел на восемьдесят.

Маздок важно кивнул.

— Тебе должен понравиться тот корабль, который я припас лично для тебя, — сказал он, посмеиваясь. Баркас быстро скользил по воде, огибая причал с галерами. Король Асгалуна вытянул руку и указал на пятый корабль с низкой посадкой, тяжело покачивающийся на воде.

Это был аргосийский военный корабль с чуть удлиненным корпусом и изящными обводами. От воды до перил верхней палубы по борту было не более человеческого роста. Ростра на носу изображала оскалившегося дракона, бьющего себя по боку изогнутым хвостом. Прямо над его головой торчал высоко задранный бушприт, обитый бронзой и заостренный, — при случае им можно было пользоваться как тараном.

— Это бараханская боевая галера, — пояснил Маздок. — Скамей и весел у нее на всю сотню, но она прекрасно идет и на шестидесяти, в то время как остальные могут стрелять с гребных палуб.

— Превосходно! — отозвался Конан. — Выглядит она весьма внушительно, стигийцы и близко не сунутся. Где ты ее только достал? Такой галеры для нашего похода хватило бы и одной! На ней можно уйти и от пиратов, и от морских чудовищ!

— Ну, если пираты вознамерятся нападать на тебя, более всего их прельстит именно этот корабль! — рассмеялся Маздок. — Но я не думаю, что он им достанется.

Конан провел рукой по свежевыкрашенному и просмоленному боку.

— Да уж, в особенности если у меня будет по полсотни лучников с каждого борта… — почти мечтательно проговорил он.

Погрузка на суда заняла весь остаток дня и закончилась уже в сумерках, при свете факелов. А топоры плотников, доделывающих последние мелочи, стучали всю ночь напролет. Животные были распределены по верхним палубам трюмов, оружие и запасы еды и питья погружены вниз. Солдаты разыграли в кости койки и гамаки, и каждый устроился на новом месте так, как хотел.

Сам Конан стараются маячить на виду как можно меньше, предоставив командирам отрядов распоряжаться погрузкой. Имя Амры, не так давно наводившего ужас на все западное побережье Шема, еще было у всех на устах, и Конан всерьез опасался быть узнанным кем-нибудь из пострадавших от его пиратских набегов. Это могло причинить неприятности Маздоку и надолго задержать их отплытие.

— Ты в самом деле собираешься отбыть чуть свет? — спросил Маздок, стоя рядом с ним на террасе перед дворцом. — Ладно, я не обижаюсь. — Король шутливо ткнул приятеля в бок. — Я понимаю, что дела твои не терпят отлагательств.

— Да, — кивнул Конан. — Как ни жаль мне платить такой черной неблагодарностью за всю твою помощь, я уплыву на рассвете. Если я хочу вернуться до зимы, мне нельзя задерживаться и дня. Кто знает, сколько мы проторчим на проклятой реке.

— Ну, по мне, — фыркнул Маздок, — там и дня нечего делать! Не понимаю, на что ты рассчитываешь. Никакая армия, будь в ней хоть десять тысяч обученных воинов, не пройдет Стикс от устья до самых истоков. Но если ты все же найдешь, что ищешь, и вернешься в Баалур, вот тебе мой совет: становись верховным военачальником Афратеса, склони его к военному союзу со мной, в чем тебя, несомненно, поддержит Руфия, и мы вдвоем завоюем весь Шем. Начнем с Недреззара, а потом пойдем вдоль берега до самых пустынь.

Конан рассмеялся:

— План вполне достойный тебя, Маздок. Но пока меня ждет всего лишь река.

Король, уже завоевавший себе одно королевство, степенно кивнул:

— Будь по-твоему, старый друг. Но обещай мне, что, если будешь возвращаться морем, непременно заглянешь ко мне. И мы непременно выпьем за твое минувшее путешествие и все, которые тебе еще предстоят.