На задворках галактики. Книга 3

Глава 6

Объект Л14/6, бункер?4, кабинет начальника Главного разведуправления.

Генерал Хромов снял наушники и устало потёр глаза. Голографический экран, который всё это время был развёрнут напротив него, свернулся в крохотный белый сгусток и, прощально мигнув, растворился.

– Это совершенно не похоже на велгонский диалект, – высказался он после продолжительной паузы. – Впечатление остаётся довольно-таки странное… те разговоры, что я отметил, ведутся на незнакомом языке, но в тоже время понимаешь, о чём говорят. Как вы это делаете, Пётр Викторович?

То, что начальник Главразведупра начал с языка, Краснова слегка удивило. А казалось бы, после просмотра снятых ментограмм с добытых в Новосерповке голов, последуют более первоочередные вопросы.

– Пришлось повозиться, – скромно ответил Краснов, – поработать с образным восприятием и соотнести полученное с точным языковедческим переводом. Это один из самых распространённых рунховских диалектов. Я и мои ребята им владеем на довольно приличном уровне.

– Вот значит как… – Хромов задумчиво потеребил пальцами наушники. – Мне представлялось, что у рунхов один единственный язык. До сего дня я над этим вопросом как-то и не задумывался.

– По большому счёту вы правы, Виктор Сергеевич. Но в данном случае мы имеем вариант, адаптированный под человеческую гортань. Как следствие, произошло некоторое искажение эталона. И предвидя ваш вопрос, скажу: по нашей методике освоение этого диалекта занимает около двух недель.

Хромов удовлетворённо кивнул.

– Нам, Пётр Викторович, надо накрыть этот рассадник.

Уточнения Краснову были не нужны. После снятия ментограмм удалось установить координаты одного из лагерей по подготовке диверсантов-"стирателей". Лагерь этот размещался всего-навсего в трёхстах километрах от фронта. Также удалось установить, что построили его полгода назад. Столь долгое сокрытие велгонцами факта наличия в оперативном тылу подобного рода объекта, вызывало нешуточное беспокойство. Чтобы создать лагерь противнику пришлось развернуть масштабное строительство, при этом рунхи смогли обеспечить такие меры маскировки, что ни авиаразведка, ни даже "Реликт" ничего не засекли. В принципе, теперь когда о лагере стало известно, можно было бы попытаться его разбомбить, но что из этого выйдет – совершенно не ясно. Лагерь наверняка плотно прикрыт зенитками, да и истребители ПВО рассредоточены неподалёку. Впрочем, истребители прикрывают рокады, железные дороги и тыловые объекты 3-й велгонской группы армий, но что мешает поднять их для защиты лагеря? Кроме того, из ментограмм удалось выяснить, что часть лагерной инфраструктуры размещена под землёй и чтобы всё это уничтожить понадобится массированная бомбардировка в несколько волн с применением бетонобойных бомб калибра 750-1000 кг. ВВС на это не пойдёт, у авиаторов и своих задач хватает, их и так постоянно армейцы дёргают, требуя что-нибудь размолотить в велгонских тылах.

– Нам остаётся ждать начала общего наступления на севере, – ответил Краснов.

Хромов кивком высказал своё согласие. На днях ожидалось общее наступление на Пеловском и Вежецком фронтах. И для развития дальнейших планов Краснова, это наступление должно быть успешным. Только после прорыва фронта можно рассчитывать, что атака лагеря хоть что-то даст. А ведь требовалось не "хоть что-то", требовалось накрыть лагерь гарантировано. И для этого понадобятся две-три группы "охотников", которых желательно обеспечить артиллерийской или авиационной поддержкой.

– Я разделяю ваше мнение, – сказал Хромов. – Без успешного наступления мы только зря потеряем людей. А у нас и так каждый человек на счету. Что ж, Пётр Викторович, наступление скоро начнётся. На всех фронтах. Флот тоже подключается, после анкирского прорыва моряки жаждут активных действий. Но для нас сейчас важно, чтобы успеха достигли удары на Вежецком фронте. Удары там запланированы отвлекающие, с целью сковать на себя резервы 11-й велгонской армии и по возможности вбить клин между ней и 13-й армией. Однако если на Пеловском и на других фронтах удадутся прорывы, можно рассчитывать, что начнут отход 11-я и 13-я армии, опасаясь подставить под удары фланги. После этого нам останется только выбрать момент для налёта на лагерь, пока его не эвакуировали.

Говоря всё это Хромов излучал уверенность. Ведь наконец-то удалось выявить велгонского агента, орудующего в Генштабе. Два дня назад как раз пришло подтверждение, что сложная и поэтапная комбинация по дезинформированию вражеской разведки принесла свои плоды. Первые подозрения о наличии в Генштабе предателя родились около трёх месяцев назад и все предпринимаемые шаги до недавнего времени ничего не давали. Агент вёл себя тихо и предпочитал не рисковать, но ценная информация время от времени каким-то образом продолжала утекать, что раз за разом приводило к срывам планов по прорыву фронта. Для прощупывания привлекались даже "охотники", но и они оказались бессильны. Выходило, что подсыл не является "стирателем". И когда этот факт был установлен, под кураторством Хромова началась операция по дозированию и расчленению дезинформации по нескольким предполагаемым каналам утечки. И как результат, вскоре на западном участке Аю-Северского фронта последовало частное велгонское наступление. К вражескому наступлению фронтовое командование подготовилось заранее: в некоторых соединениях 2-й русской армии была создана видимость паники, пришлось даже пожертвовать и бросить старую технику и выведенную из строя, хотя и подлежащую ремонту. А в одном из лесных массивов по запланировано "утечным" координатам были сконцентрированы танки и САУ – все неисправные либо трофейные, к которым не нашлось запасных частей и боекомплекта. И по этому лесу отбомбилась велгонская авиация. Район заранее плотно прикрыли зенитками и истребителями, вражеские бомбардировщики несли серьёзные потери, что лишь укрепило противника в убеждённости наличия ценной добычи. Хотя, по сути, получилась ловушка для бомбовозов. Велгонцы даже истребители стали с других фронтов перегонять, чтобы хоть как-то снизить потери в бомбардировочных эскадрах. А когда запланированное отступление русских дивизий завершилось, велгонцы стянули на этот участок дальнобойную артиллерию и перепахали снарядами весь подставной район. После чего противнику удалось прорваться в лес, где пехота обнаружила множество искорёженной техники. Прорыв был вскоре ликвидирован, а Хромов поздравлял подчинённых с успехом. Внедренца в Генштабе вычислили, оставалось только выявить способ связи и самих связников. Или связника. И вот на этом этапе операция начала забуксовывать.

Предварительно Хромов не считал нужным посвящать Краснова в тонкости проводимой операции, как и в сам факт её. У Краснова и так дел по горло и подключать его к ещё одному он находил тогда нецелесообразным. Теперь же Хромов всё больше склонялся к мысли, что привлечение "охотников" будет не только не лишним, но и необходимым. Вопреки неподтверждённой ранее и отброшенной версии о причастности "стирателей", в ходе разработки внедренца проявились некоторые признаки их наличия. Пока что это оставалось на уровне подозрений, но в подобного уровня играх и подозрений вполне достаточно. Однако сейчас Хромов затрагивать этот вопрос не спешил, решив ещё раз всё взвесить, чтобы затем позже обсудить детали. В данный момент начальник Главразведупра желал сосредоточить усилия Краснова на уничтожении лагеря.

Генерал-майор в это время задумчиво рассматривал лежащую на столе склейку карт Вежецкого фронта и машинально приглаживал пятернёй ёжик волос на макушке.

– Резерв времени, – сказал он, – судя по всему, у нас будет строиться из расчёта успеха наступления и темпа продвижения ударных группировок. При недостаточном темпе мы рискуем получить цейтнот.

– Вполне может и так обернуться, – согласился Хромов.

– Значит, надо действовать на шаг-два впереди армейцев.

– Предлагаете десант, Пётр Викторович?

– Совершенно верно. Воздушный десант нам дал бы огромный выигрыш во времени, но…

– Он хорош при нашем господстве в воздухе, – закончил его мысль Хромов. – На что мы рассчитывать никак не можем.

Краснов удручённо кивнул. Для него не являлось секретом, что велгонская промышленность производит боевых летательных аппаратов почти в полтора раза больше, чем авиаиндустрия Новороссии. Он также знал и то, что велгонцы могли бы производить ещё больше, хотя в общем-то они и так строили самолёты и вертолёты с запасом, но ВВС противника имело проблему воспроизводства молодых пилотов. Большие потери на фронтах не давали Велгону ощутимо нарастить количество воздушных эскадр. Даже открытие новых лётных школ не позволяло в должной мере восполнять убыль лётчиков.

– Остаётся речной десант, – Краснов идеально ровно прочертил красным карандашом линию на карте вдоль реки Омь и на конце закончил её стрелочкой. Затем обвёл ровным кружком район десантирования.

От отмеченного места до лагеря было километров восемьдесят на восток. Сама же река Омь, хоть и небольшая, но судоходная, проистекала с юга и несла свои воды на северо-восток, пересекая государственную границу с Аргивеей и уже на территории Велгона распадаясь на дельту многочисленных водных ветвей. Некоторые из её мелких "отростков" впадали в Ош – приток крупнейшей реки Ондра, хорошо видимой даже с орбиты. А исток Оми был соединён сетью каналов с озером Невигер и ближними реками.

– Восемьдесят километров, если по прямой, – заметил Хромов и ткнул пальцем в карту. – Вот эти грунтовки могут стать рокадами и тогда придётся искать, где их обогнуть.

– Я думаю, отряд можно обеспечить трофейными мотоциклами. На речниках их перевезти проблемы не составит.

– Это мы обеспечим, – оценил идею Хромов. – Но для начала надо утрясти вопрос с Главморштабом. Этим я займусь лично.

Иного Краснов и не ждал. Моряки – народ своеобразный, им присуща кастовая гордость, поэтому заявись к ним генерал-майор Главразведупра по вопросу, напрямую затрагивающему их интересы, он вполне мог нарваться на несговорчивость и отнекивания с отсыланием на более важные, в их понимании, задачи. Другое дело сам начальник ГРУ, от него просто так не отмахнёшься. К тому же от ВМС не требуется передачи в оперативное подчинение Хромова крейсеров и линкоров – тут адмиралы уж точно упёрлись бы всеми рогами. Начальник ГРУ намеревался временно переподчинить себе часть речных кораблей Невигерской озёрной флотилии, которая уже несколько месяцев находится в стадии сокращения из-за разгрома Хаконы и далеко ушедшего фронта. Некогда мощную флотилию теперь потихоньку раздёргивают на вновь создаваемые речные и, в сущности, предложение Хромова лишь предвосхитит дальнейшие планы Главморштаба.

– Ну, что же, Пётр Викторович, – произнёс Хромов, – поскольку идея – ваша и её осуществление будет лежать целиком на вас… Каков предварительный состав речного отряда вы бы хотели видеть в операции?

– Два-три монитора, – с ходу ответил Краснов. – Из них желательно хотя бы один тяжёлый с калибром не менее шести дюймов. Неплохо было бы, чтоб выделили один из мониторов с установкой РСЗО, пусть даже всего с одной "Вьюгой". Далее, понадобится парочка тральщиков – на всякий случай. А также две десантные плоскодонки и два-три сторожевика ПВО.

– Серьёзный отряд получится. Всё это добро так быстро по железной дороге не перевезёшь.

– Тут, Виктор Сергеевич, главное – всё это дело побыстрее завертеть. А вопрос приоритетности эшелонов можно утрясти в процессе.

– Хм, согласен, – Хромов встретил взгляд Краснова. – Вы про морских стрелков забыли. Думаю, они пригодятся для обеспечения высадки.

– Плюс к этому нам всё же понадобится воздушное прикрытие. Не знаю как к этому отнесутся в штабе второй воздушной армии, но одна истребительная эскадрилья должна быть нацелена исключительно на прикрытие речного отряда.

– Да как отнесутся… поворчат, поматерят втихомолку. И всё. Я им намекну, что рассматриваю вопрос привлечения к операции целого полка.

– Возможно, что и полк подключать придётся, если велгонцы решат во что бы то ни стало разбомбить отряд.

– Если дойдёт до этого, то и моряки на летунов насядут, – Хромов улыбнулся и, подводя черту, сказал: – План операции жду от вас завтра к двадцати нолю. Обсудим и согласуем детали. А я, Пётр Викторович, для консультации завтра с утра отправлю к вам пару специалистов из наших флотских.

Вежецкий фронт, 22 октября 153 г. э.с.

Дорогу запрудили бесконечные вереницы пехоты. Длинные батальонные колонны направлялись на север. Иногда по центру дороги проносились грузовики и штабные легковушки, плотная солдатская масса их движению не мешала, подразделения шли ближе к обочинам, оставляя свободной середину проезжей части. В небе то и дело проносились барражирующие звенья истребителей, готовых прикрыть пехоту при появлении велгонской авиации. Этой же цели служили и оборудованные через каждые полкилометра позиции спаренных зенитных пулемётов и 20-мм скорострельных пушек. Видя такое прикрытие, солдаты топали навеселе, но всё же в большинстве своём с опаской поглядывали в хмурое осеннее небо. Фронт – близко, канонада тяжёлой артиллерии звучала беспрерывно, а раз слышны гаубицы, то и штурмовики или лёгкие бомбёры могут нагрянуть. На войне так бывало не раз: в обманчиво безопасном небе вдруг появлялись велгонские самолёты и начинали охоту на марширующие колонны. И тогда приходилось рассыпаться по полю, чтобы ощетиниться в небо стволами и попытаться плотным стрелковым огнём сорвать налету хоть одного крылатого врага.

Масканин дремал на борту "Тунны" – старенького шеститонного армейского грузовика, заслуженно считавшегося фронтовым трудягой. От ветра защищал брезентовый тент и если б не ящики, погуливающие от тряски и мешающие раздольно расположить ноги, поездку можно было бы назвать удобной. Снаружи довольно свежо – ночью землю сковали первые заморозки, а под самое утро поля покрыла пороша. На этой широте осень всегда была недолгой, уступающей права зиме в первых числах ноября. Не будь тента, пассажиры давно бы задубели от встречных потоков промозглого воздуха. А так – брезентовая защита и убаюкивающая тряска под мерное тарахтение двигателя способствовали сну, которому бойцы, естественно, не противились. На фронте возможность поспать – дело первостатейное, ведь никогда заранее не знаешь, когда ещё покемарить придётся. Правда, подрыхнуть повезло не всем, у заднего борта за окружающей обстановкой следил ефрейтор Оковитый, словно в подтверждение фамилии назначенный дежурить до конца поездки.

Боевая группа Масканина была сколочена три дня назад. Всего шесть человек. И все считались "охотниками". Именно что считались, полноценным "охотником" в подразделении был только его командир. Однако остальные вовсе не салаги, и повоевать успели и даже в качестве этих самых "охотников" побывать. Бойцов в группу подобрали что надо, но до уровня Масканина не дотягивал никто. Возможно, что пока никто. Все – выпускники "Зори-22", "23" и "25", сумевшие выжить в боестолкновениях со "стирателями" и значительно повысить личный уровень специфических навыков.

Тридцатишестилетний прапорщик Буткевич, ещё полгода назад бывший в числе лучших унтеров в своём полку, два последних года воевал фельдфебелем роты. Буткевич застал войну с самого начала, за четыре года получил два Егория и Крест Славы, а весной его приказом отправили на ускоренные офицерские курсы, с которых он вернулся в часть прапорщиком. Но в родном полку он пробыл недолго, в начале августа после страшного боя в болотах его взял на заметку новый особист и отправил донесение начальству, которое вскоре переадресовало его "конкурентам" – Главразведупру. В итоге Буткевич попал в учебный лагерь ГРУ, где его зачислили в "Зарю-25". Вахмистр Докучаев недавно справил тридцатилетие. На фронте он со второго года войны, призвался в 9-й драгунский полк, в котором служил срочную. Стремительно дорос до вахмистра, воюя в полковой разведке. Потом, как водится, его особые таланты были подмечены и Докучаева отрядили на учёбу в "Зарю-22". Остальные трое – молодёжь, девятнадцати-двадцатилетние парни, повоевавшие по шесть-семь месяцев рядовыми в разных стрелковых дивизиях. Все трое учились в "Заре-23", выпустились ефрейторами и с той поры имели на своём счету по три успешные операции по захвату "стирателей". В общем-то, везунчики. Из их выпуска – тридцати двух бойцов в живых на сегодняшний день оставалось девять.

Поворот на Сеченовку Масканин благополучно проспал и потому, когда машину сильно тряхнуло на рытвине, слегка удивился пустой дороге. Не прошло и двадцати минут как грузовик подъехал к селу – пункту назначения группы.

Что или кто расположился в Сеченовке Масканин не знал, но предполагал, что село занято какой-нибудь тыловой частью и выбрано как пункт сбора всех групп.

Водитель – хмурый пятидесятилетний дядька с обветренным лицом, по всем признакам служил в управлении не первый год, а может и не первую войну. Та лёгкость, с которой он двигался в его возрасте, вкупе с "интересным набором" – наградным "Сичкарём" и явно не серийным автоматом "Ворчун" с четырёхкратной оптикой, никак не позволяли отнести его в разряд простых шоферов. Мало того, Масканину перед поездкой запретили задавать ему вопросы. Не бытовые, естественно, но тем не менее запрет выглядел просто дико. Водитель подогнал машину к шлагбауму и вылез из кабины, протягивая унтеру полевой жандармерии документы. Бумаги унтер проверял не торопясь и наконец махнул солдату рукой, мол, полезай обратно, а сам обошёл тент и вежливой интонацией предложил пассажирам:

– Попрошу всех на выход. По одному. Проверка документов.

Первым выбрался ефрейтор Оковитый, оставив вещь-мешок в кузове. Жандарм дотошно проверил его документы и жестом показал отойти в сторону.

– К будке дежурного пройдите, ефрейтор, – добавил он через пару секунд.

Следующим подвергся проверке вахмистр Докучаев, затем ефрейторы Петриченко и Рябинкин. И все были отправлены к будке. Когда шла проверка Буткевича, Масканин успел заскучать. Раздражения или злости на жандарма за затянувшуюся проверку он не ощущал, унтер делал своё дело и в случае чего стал бы первой мишенью диверсантов.

– Теперь вы, господин штабс-капитан. Документы, будьте любезны.

Максим спрыгнул на землю, машинально осмотрев дежурного. Кобура расстёгнута, ноги расставлены так, словно он в любую секунду готовился рвануть в сторону. Полевая форма практически не отличалась от армейской, принадлежность к Войскам Охраны Тыла выдавали лишь эмблемы с гербом и нагрудный жетон над левым нагрудным карманом бушлата.

Протягивая удостоверение и предписание, Масканин боковым зрением заметил, что вокруг КПП наличествует пулемётное гнездо и как минимум три стрелковых окопчика. Кроме того, кусты, что росли метрах в десяти от обочины, идеально подходили для секрета. Можно даже не сомневаться – начнись пальба, из кустов стеганёт очередь или прилетит граната.

– Всё в порядке, прошу, – вернул документы унтер и козырнул строго по уставу.

Масканин ответил на приветствие и полюбопытствовал:

– Как-то странно вы проверяете. Обычно сначала представляются и уж затем смотрят документы.

Жандарм усмехнулся. Однако в цепких серых глазах не было ни капли веселья.

– У нас теперь новые правила, господин штабс-капитан. Второго дня спустили инструкцию… Теперь я даже не то что армейцам, но и своим представляться не должен. И при малейшем… скажем так, подозрении, имею право открыть огонь по конечностям, а если надо и на поражение.

– Сурово.

– Как уж есть, – выдохнул вахмистр. – Зовите своих орлов и счастливого пути.

– Так мы же вроде приехали. Почти…

Жандарм пожал плечами и, медленно пятясь, отошёл к обочине, встав так, чтоб не перекрывать сектор обстрела пулемётчику и невидимому наблюдателю в кустах.

Масканин махнул рукой своим и запрыгнул в кузов. Поведение дежурного он обдумывал и так, и этак. То, что унтер в глаза не смотрел при разговоре и старался держаться боком к проверяемому, Максим отметил сразу же. Ну ладно боком стоять, а в глаза почему не смотрел? Инструкция? Очень смахивает на попытку защиты от внушения. Интересно, а если бы остальные жандармы заметили бы неестественное поведение командира, огонь бы открыли? Прикинув ситуацию, Масканин решил, что открыли бы, даже не взирая на вероятность подстрелить унтера. И дежурный, похоже, это прекрасно понимает. Знать бы, на кой хрен все эти меры введены, неужели где-то пост целиком вырезан?

– Поехали! – дважды стукнул по кабине Масканин, когда вся группа собралась в кузове.

Мотор зарычал и грузовик с толчком тронулся.

Вопреки ожиданию, водитель повёз их не в село, а в парк машино-тракторной станции, находившейся в трёх километрах от Сеченовки. К МТС вела единственная дорога, попасть на которую можно лишь миновав жандармский пост. Ангары, в которых некогда размещались тракторы и всевозможная сельскохозяйственная всячина, были заняты ремонтируемой боевой техникой. Танки, САУ, реже тягачи. Стук, лязг, грохот – жизнь в бывшей МТС била ключом, обосновавшийся здесь ремонтный батальон возвращал в строй подбитую технику. В отдалении двухсот метров от огороженных крепким забором ангаров стоял хутор. Ремонтникам в него ходу не было, ночевали они в селе.

Грузовик подкатил к воротам и, не успел водитель просигналить, створы открыл боец с автоматом наперевес.

– Вылазь, приехали, – скомандовал Масканин и выбрался вслед за остальными.

– Ба! Макс, и тебя к нам? – подошёл обрадованный Торгаев.

Они сцепили руки и обнялись.

– Ермаков! – крикнул Торгаев маячившему на крыльце бойцу. – Размести людей! И покорми!

Оставшись вдвоём, Торгаев провёл Масканина на завалинку у сарая и они расселись на лавочке рядом с поленицей.

– А я, Макс, думал, тебя куда подальше забросили. Вижу, у тебя теперь своя группа.

– Да и у тебя.

– Ну, мне не впервой, – улыбнулся Торгаев.

– Ты давай, Стёп, рассказывай. Что да как и, самое главное, когда. А то я ни сном, ни духом, как говорится. Выделили машину и отправили в Сеченовку, мол, там всё узнаешь.

– Я не больше тебя знаю, – вздохнул Торгаев с улыбкой, – сам только утром с колёс. Всё что мне сообщили, что поступаю в распоряжение штаб-майора Красевича.

– Ну и?

– Что "ну и"? Неужто про Красевича не слыхал?

– Краем уха кое-что, – ответил Масканин ровным тоном.

– Во даёшь! Впрочем… я всё время забываю, что ты не так давно у нас. В общем, Красевич, можно сказать, живая легенда. Десятки операций и ни одного провала. Говорят, его звезда начала восходить при подавлении мятежа.

– А сам он где сейчас?

– Ждём. Должен прибыть со своей группой.

– Ладно, посмотрим, что за гусь такой, – улыбнулся Масканин. – Пошли, Стёп, обедом угостишь да потом за чайком покалякаем.

– Пошли, – поднялся Торгаев. – Супчику свежего поедим. Достали эти сухпаи…

Начальство прибыло перед закатом. Первым к воротам хутора подкатил бэтээр, за ним подошли два грузовика – десятитонные ВежАвтоКоны с ящиками и бойцами. Из кабины первого ВежАвтоКона вышли два офицера: широкоплечий и высокий штаб-майор в полевой форме и, смотревшийся на его фоне щупловато, полковник в повседневке. Встречал прибывших Торгаев, предварительно отдав команду открывать ворота.

Любопытства ради Масканин из окна разглядывал прибывших. Кроме двух штаб-офицеров, в новой группе числилось девять человек – молодой поручик, наверное ровестник Торгаева, и восемь унтеров двадцати пяти – тридцати лет. Обмундированы более-менее однообразно – в обычных полевухах, только подсумков на каждом раза в два больше чем на простом пехотинце. Вооружены кто чем: у кого "Ворчуны", у кого "Скифы"; у всех по кобуре и по клинку, в основном кортики и кинжалы.

Бойцы споро разгружали машины и выволакивали из десантного отделения БТРа коробки и тюки. Командиры, тем временем, проследовали в дом, где в гостевой комнате второго этажа вскоре организовали подобие штаба отряда. Минут через пять позвали всех находившихся на хуторе офицеров.

– Проходите, господа, рассаживайтесь, – показал на расставленные стулья полковник. – Сейчас познакомимся и начнём.

Он оглядел рассевшихся офицеров и по памяти начал перечислять пофамильно, начиная с младших по чину:

– Прапорщик Буткевич.

Тот встал, кивнул с щелчком каблуков и уселся на место.

– Прапорщик Леонидов.

Офицер группы Торгаева поднялся, повторив те же приёмы.

– Поручик Найдёнов… – ему полковник улыбнулся, успев познакомиться по дороге.

– Штабс-капитаны Торгаев и Масканин.

Опустившись на стул, Максим наблюдал как возится с непонятной аппаратурой штаб-майор. То, что он и есть тот самый Красевич, о котором давеча говорил Торгаев, стало понятно с момента его появления на хуторе. Аппаратуру штаб-майор устанавливал на столе, стоявшем по центру комнаты, торцом к сидевшим офицерам. Нечто напоминающее кинопроектор было нацелено на стену, заранее освобождённую от мебели. Закончив возню с настройкой, Красевич извлёк из-под стола сложенную простынь и подошёл к стене. Затем, удерживая на уровне головы один из углов простыни, достал из кармана гвоздь и лихо вогнал его ладонью на треть длины в стену. Спустя считанные секунды простыня уже висела, став на время импровизированным экраном.

– Итак, господа, я полковник Ярцев. Штаб-майор Красевич, – он представил здоровяка, – назначен вашим непосредственным командиром на время проведения операции. Ваши группы включены в отряд "Рарог". Задача отряда – уничтожение лагеря подготовки "стирателей".

При последних словах присутствующие слегка заёрзали. А полковник сделал паузу и уселся на стул, что стоял у окна, занавешенного шторой. Закинув ногу на ногу, он притянул к себе поближе высокий журнальный столик, бог весть как оказавшийся в доме деревенского жителя.

– Этот лагерь, – продолжил Ярцев, – к сожалению, не единственный у противника. Но несомненно, он является одним из главных центров подготовки. Его уничтожение позволит нам серьёзно ослабить диверсионную машину Велгона, поэтому, операция находится на контроле генерала Хромова.

Полковник сцепил руки в замок и слегка подался корпусом вперёд. В получившемся ракурсе, даже при тусклом освещении керосиновой лампы, сиротливо подвешанной под потолком, Масканин разглядел на чистопросветных погонах Ярцева по три дырочки от звёздочек. Видать, Ярцев не так давно ходил подполковником и, получив повышение, просто снял ставшие ненужными звёздочки, не успев обзавестись новенькими погонами.

– Как вам известно, господа, – сказал полковник, – семнадцатого числа началось общее наступление на всех фронтах. Для полноты картины отображения условий предстоящей операции вкратце обрисую положение на нашем фронте и на соседних. На Пеловском противник смог предугадать, что именно он станет основным сосредоточением ударов наших войск, велгонцы стянули туда свои главные резервы и смогли таким образом парировать все прорывы и на нескольких участках выдавить наши дивизии обратно на исходные рубежи. Наше наступление на Аю-Северском фронте велгонское командование совершенно правильно расценило как демонстрацию и даже сняло оттуда пять дивизий. У нас на Вежецком фронте был нанесён ряд ударов местного значения, имеющих вспомогаельный характер. Однако к вечеру девятнадцатого октября командование нашего фронта нащупало слабину в обороне противника и бросило в бой два танковых и конно-механизированный корпуса. Велгонцы пытались ликвидировать прорывы вплоть до сегодняшнего утра. Однако это им не удалось из-за сильного нажима на второстепенных участках и непрекращающихся ударах на Пеловском фронте. Вместе с этим, нашим войскам удалось прорвать ослабленный Аю-Северский фронт и теперь наши дивизии за два дня подошли к предместьям Ферс-Явика. Таким образом, впервые с пятидесятого года война ведётся на территории Велгона.

Ярцев ненадолго замолчал, отмечая оживление слушателей.

– На текущий момент, – продолжил он, – наши войска освободили Вежецк, Зыряновск и ведут тяжёлые бои у Ртищева. Велгонцы отступают по всему фронту, ведя арьергардные бои за опорные пункты обороны. Пока что отступление противника в целом носит организованный характер, но уже отмечены несколько случаев, когда разбитые и деморализованные полки бросали тяжёлое вооружение и драпали без оглядки. Справедливости ради скажу, что это не лучшие полки Велгонской Народной Армии.

– Теперь касательно задачи вашего отряда, – закончил со стратегией полковник. – Исходя из общего положения на фронте и темпов отступления противника, Ртищев будет взят не позднее чем через двое суток. Эти двое суток ваши группы должны максимально использовать для сна и отдыха. Другими словами, вы должны выдрыхнуться на полмесяца вперёд. Далее… Интересующий нас лагерь начнут по всей видимости эвакуировать через несколько дней, когда и если велгонцы убедятся, что не смогут остановить наши войска. Как вы понимаете, господа, ждать подхода фронта мы не можем. Поэтому мы вынуждены действовать на опережение. А именно: ваш отряд будет заброшен как речной десант. Для проводки десанта уже создаётся флотский отряд из состава сил Невигерской озёрной флотилии. Через день-два, как только армейцы захватят железнодорожные выходы на Оми, эшелоны с речниками будут туда отправлены незамедлительно. Для обеспечения высадки вам в помощь придан отдельный батальон морских стрелков усиленного состава и истребительное прикрытие. Это, господа, лишь предварительная обстановка. Более детально с планом операции вас ознакомят по прибытии на Омь, когда прояснится обстановка на этом участке фронта.

Ярцев встретился глазами с Красевичем и, приняв кивок, сказал:

– А теперь посмотрим кино, которое нашим мозгокрутам удалось сварганить из добываемых вами голов…

Штаб-майор врубил проектор и присел рядом. Разглядывая аппарат, Масканин не уловил при его включении ни механического стрёкота, ни каких-либо иных шумов.

Кино началось.

Масканин смотрел внимательно, стараясь запоминать детали. Съёмки казались непривычно-странными. Фильм, по сути, представлял собой нарезку кадров с видами лагеря. То пять-десять секунд общей перспективы с ракурса вне периметра, то по нескольку секунд внутренней лагерной планировки. Иногда эти нарезки перемежались долгими стоп-кадрами отдельных объектов, а иногда шли полуминутные ролики внутренних помещений. В целом, для взгляда специалиста фильм представлял хорошее подспорье, да и сработан он был так, чтобы у зрителя не возникло каши в голове. Сперва подавался общий вид лагеря извне, потом виды условных секторов лагеря, затем внимание заострялось на расположении складов, учебных помещений, спортгородков, казарм и системы обороны. Караульно-охранную службу несли "серые" – полевые подразделения внутренних войск; курсанты, судя по всему, в караулы не ходили. Да и было бы странно, окажись наоборот.

Когда фильм кончился, в комнате около минуты стояло молчание. Масканин, как и все присутствующие, не мог отделаться от мысли, что съёмки не шли ни в какое сравнение с современным киномотографом. Слишком всё реалистично и в натуральных красках отображено. Хотя звука не было, но не покидало ощущение, что без него просто решили обойтись при монтаже. Да и полковник не зря ведь обмолвился про 'мозгокрутов'. Скользнув взглядом по соратникам, Масканин заметил на их лицах один и тот же невысказанный вопрос: 'Неужели техника до того дошла, чтоб прям с мозгов информацию снимать?' Похоже, за исключением Торгаева, Ярцева и Красевича и его самого, остальным офицерам таковое достижение науки было в диковинку.

– Это лишь первый фильм, господа, – наконец нарушил тишину полковник. – Всего их четыре. Нашим специалистам удалось частично установить систему минирования периметра, а также схему расположения замаскированных огневых точек и окопов внешнего охранения. Все вопросы можете задавать штаб-майору Красевичу.

Командир отряда кивнул и, обведя взглядом офицеров, неожиданно мягко сказал:

– С утра после завтрака начнём крутить кино среди бойцов. За эти два дня фильм должен быть выучен от и до. Все группы будут только спать и смотреть кино. И то, и другое до одурения. Мы же с вами, господа офицеры, просмотрим все фильмы сегодня же. И не по разу. Будем обсуждать и вместе набрасывать план как нам лучше подступиться к объекту. Совершенно ясно, что охватить весь периметр лагеря у нас просто не хватит сил и даже если бы хватило, это равносильно размазыванию удара по площади вместо удара кулаком в двух-трёх местах. Поэтому, смотрим, запоминаем, шевелим извилинами. После просмотра жду предложений. Располагайтесь поудобнее, кто курит, разрешаю курить…

Красевич зарядил следующий фильм. В комнате вновь наступила тишина.

24 октября 153 г. э.с. 19:40, Ставка командующего Вежецким фронтом фельдмаршала Виноградова

Висевшая на школьной доске карта отображала все последние изменения оперативной обстановки. Ломаные линии фронта, значки соединений и объединений, рубежи сосредоточения и развёртывания, стрелы направления ударов, опасные выступы в сторону занятых противником территорий, с которых в скором времени русские войска нанесут сокрушительные удары. Но в то же время, эти выступы опасны и для изготовившихся русских корпусов, находящихся на острие удара армий Вежецкого фронта. Будь у маршала Вэлстона свежие резервы, он не преминул бы нанести контрудары под основания выступов, беря вклинившиеся русские корпуса в клещи. Но у Вэлстона сейчас нет резервов. Все его резервные дивизии перемолоты под Ртищевым и Вежецком, а прибытие свежих корпусов ожидалось в лучшем случае через два дня.

Разглядывая карту, фельдмаршал Виноградов по привычке покусывал чубук неподкуренной трубки. Сквозь круглые стёкла очков взгляд его казался чересчур пронзительным, а короткая бородка, остриженная на университетский манер, всегда выделяла Виноградова из среды офицеров. В его шестьдесят шесть лет телосложение командующего казалось субтильным, свойственным скорее подростку, нежели прошедшему три войны блистательному офицеру, полному георгиевскому кавалеру.

На первый взгляд нанесённая на карту обстановка прочила наступающим войскам фронта неминуемый успех. Но Виноградов не был склонен к скоропалительности, ещё в юности на собственной шкуре не раз убедившись в справедливости древней поговорки "не говори гоп, пока не перепрыгнешь". Приняв должность около пяти месяцев назад, он успел достаточно изучить противостоящего ему маршала Вэлстона, командующего 3-й группой армий. Вэлстон в сложившейся ситуации зачастую делал невозможное: отступающие велгонские корпуса как правило выскальзывали из-под губительных ударов, уходя вглубь организованно, а на всём протяжении фронта маршал то и дело формировал временные армейские группы, становившиеся в тяжёлых арьергардных боях оплотом велгонского сопротивления. Отдавая должное стратегическим талантам Вэлстона, Виноградов не сомневался, что как только из Велгона прибудут резервные корпуса, маршал распорядится ими самым наилучшим образом. А значит продвижение войск Вежецкого фронта грозило застопориться в тот момент, когда дивизии ещё не выдохлись от бесконечных маршей, когда полки не обескровлены и солдаты воодушевлены долгожданным наступлением. В полный рост вставала угроза кровопролитных штурмов превосходно укреплённых районов обороны, строительство которых уже завершается на намеченных Вэлстоном рубежах. Помимо этого обозначилась угроза взаимно огромных потерь во встречных сражениях.

Конно-механизированный и танковые корпуса Виноградов планировал отвести в тыл через один-два дня. Танкисты, мотострелки и кавалерия сделали очень многое, пехота зачастую занимала территорию к вечеру, которую те проутюжили с утра. Но теперь корпуса обескровлены, техники в строю в среднем до трети от штатного состава. Конница потеряла до половины людей и лошадей и всё чаще вела бои спешившись, опираясь на собственную лёгкую артиллерию. Даже формирование рот из отремонтированных велгонких танков и БМП не позволяло нарастить сильно уменьшившийся наступательный потенциал корпусов.

Опасаясь потерять драгоценное время, Виноградов всеми доступными ему мерами подгонял переброску частей 7-го танкового корпуса, недавно закончившего переформирование в тылу, и 3-го мехкорпуса, перебрасывавшегося из Хаконы и отданного Ставкой ГК в его подчинение. Обстановка на фронте через несколько дней будет сведена к тому, что кто первым – он, Виноградов, или маршал Вэлстон успеет бросить в битву свежие моторизованные резервы. На кону висел успех наступления всего фронта и выхода на оперативный простор Аргивеи – поверженного союзника Новороссии.

Всё ещё не отрывая глаз от карты, Виноградов черкнул длинной спичкой по коробку и поднёс огонь к трубке. Машинально её раскурил и сосредоточил внимание на реке Омь.

Затеянная флотом и ГРУ операция вызвала его интерес сразу же. В штабе фронта тоже ухватились за возможность использовать операцию в своих интересах. Десант в оперативной глубине противника, как и сам факт нахождения большого отряда речных кораблей, имел все предпосылки приковать к ним пристальное внимание велгонского командования. И если маршал Вэлстон в помощь пехоте бросит на уничтожение плацдарма хотя бы одну танковую дивизию, это сильно поспособствует развитию наступления фронта. Там где велгонцы могли бы нанести чувствительный контрудар танками, их просто не будет. Или не хватит этой самой дивизии, чтобы развить успех контрудара другой дивизии – вариантов уйма. Значит, надо добиться чтобы Вэлстон стянул к плацдарму танки и бросил туда побольше пехоты. А для этого потребуется усилить высаживаемый на плацдарм десант и сам речной отряд. А потом, как знать, если плацдарм будет удержан, возможно получится его использовать для переброски на него резервов и уже оттуда начать наступление местного значения, которое в итоге впишется в общее наступление всего фронта.

Выпустив облако дыма, Виноградов положил курительную трубку в пепельницу и снял трубку внутреннего телефона. И как всегда по имени обратился к адъютанту:

– Николай.

– Слушаю, Иван Валерьевич.

– Пригласи ко мне полковника Ярцева и каперанга Толокова.

– Сей момент…

– Постой. Передай дежурному, чтоб связался с Чигриновым. Жду генерала у себя через час с последней сводкой.

– Понял, Иван Валерьевич.

Виноградов положил трубку на рычаг и задумался. Перелёт на связном "Кузнечике" у командующего 2-й воздушной армией Чигринова отнимает минут сорок. Придётся задержать у себя Ярцева и Толокова. А потом уже общими усилиями определить сколько необходимо выделить авиации для прикрытия речного отряда. Сами они между собой, похоже, не скоро ещё договорятся. Чигринов уже звонил, возмущённый требованием выделить флотским истребительный полк. Что ж, судя по всему, ему не совсем верно преподнесли замысел операции. Естественно у Главразведупра свои задачи – это понятно, но упускать намечающуюся на Оми "кутерьму" Виноградов не собирался. Значит, надо чтобы и Чигринов проникся всею важностью операции и сам предложил не только полк, но и что посерьёзнее. Конечно, проще было бы просто приказать, но фельдмаршал хотел заразить авиационного генерала выгодностью момента. Что-что, а собственное искусство убеждать Виноградов считал непревзойдённым.

Вежецкий фронт, войсковой тыл 4-й армии. 25 октября 153 г. э.с.

Речной отряд начал поход ровно в 14:00. От района выдвижения до линии фронта, где по обоим берегам после наступательных боёв закрепились дивизии 4-й армии, ему предстояло пройти не более тридцати километров. Погрузка инженерно-сапёрного снаряжения, боеприпасов, техники и людей была начата с восходом и продолжалась по мере разгрузки подходящих эшелонов. И всё это время над отрядом буквально висело плотное истребительное прикрытие. Несколько эскадрилий беспрестанно барражировали вдоль всего участка фронта на Оми, раз за разом отгоняя и высотные разведчики, и высылаемые на разведку вражеские истребители. Авиация не подвела, на корабли за полдня не случилось ни одного налёта.

Секретности подготовки похода поспособствовал и окружающий ландшафт – вокруг реки на сотни километров отсутствовали мало-мальски значительные леса, где бы могли укрыться остаточные группы велгонских солдат. А фронтовой разведке в чистом поле тоже не разгуляться, район формирования отряда плотно оцепила полевая жандармерия, которая, судя по её численности, прибыла сюда в количестве не менее полка.

Первоначальный замысел Краснова по численному составу речников и десанта давно претерпел изменения. И изменения за прошедшие сутки вносились трижды. В итоге в поход вышли довольно внушительные силы.

В качестве ударного кулака флотские расщедрились аж на четыре монитора. Два из них – тяжёлые бронированные корабли класса "Лейтенант Храпов" обладали двумя башнями спаренных 152-мм гаубиц. Морских орудий на речниках не устанавливали по причине излишне больших размеров как самих орудий, так и зарядных элеваторов, да и вес они имели довольно критический для речных кораблей. Установленные на "Храповых" гаубицы ещё перед войной были разработаны по флотскому заказу, став модификацией полевых шестидюймовок АД-32. Третьим в ударном дивизионе был лёгкий номерной монитор РСЗО с двумя 130-мм установками "Вьюга". Четвёртый – тоже номерной монитор, но артиллерийский, две его башни вмещали спаренные 76-мм орудия. Имелись в отряде и тральщики, на тот случай если велгонцы с воздуха забросают район высадки морскими минами. Тральщики были самыми тихоходными, до войны они ходили по рекам в качестве пассажирских судов, а теперь даже установки зенитных пулемётов смотрелись на них несуразно. Три сторожевика ПВО тоже были некогда гражданскими, исправно трудясь на водных артериях страны в торговом флоте. А вот лёгкие десантные корабли никогда гражданскими не были. Эти плоскодонки флот стал получать в большом количестве с прошлого года и проектировали их изначально как средство доставки морских стрелков в бой. Противопульная броня, способная защитить даже от пятилинейного калибра; небольшая осадка; палубные тяжёлые пулемёты и счетверённые 20-мм зенитные скорострелки; бронированные десантные отсеки, рассчитанные на две роты со всем штатным вооружением и снаряжением.

Сводному батальону морских стрелков таких кораблей досталось два. Ещё десяток ЛДК был выделен передовым батальонам 102-й стрелковой дивизии. Кроме ЛДК в отряде шли несколько самоходных барж, перевозивших пехоту, полковую и дивизионную артиллерию, боеприпасы и отдельный противотанковый дивизион в количестве двадцати четырёх 100-мм пушек 2А-10. Всего пехоты в поход отправилось полтора полка. Остальные два с половиной полка 102-й дивизии планировалось перебросить на плацдарм ночью.

Расчёт строился на использовании сумерек, что должно сильно осложнить жизнь вражеской разведке и не дать лётчикам противника вольготно бомбить место высадки. Кроме того, активность велгонской авиации с наступлением темноты падала в несколько раз.

После пересечения линии фронта отряду до конечного пункта предстояло преодолеть немногим более ста восьмидесяти километров. При средней скорости в двадцать узлов, время прибытия в заданный район командование установило в 19:00, плюс минус двадцать минут на неизбежные случайности. Остаток светового дня планировалось использовать для высадки людей и техники, занятия плацдарма и начала строительства обороны. Небо до наступления темноты должен был прикрывать 77-й истребительный авиаполк и отдельная эскадрилья реактивных истребителей ПВО.

После разгрузки, самоходные баржи и ЛДК должны будут уйти в сопровождении сторожевиков, чтобы вновь принять на борт пехоту, продовольствие и боеприпасы. Обратно их ждали к утру в сопровождении бронекатеров артиллерийской поддержки. Эшелон с катерами, вооружёнными танковыми башнями, должен был прибыть в район выдвижения после полуночи.

Так всё это выглядело на бумаге. Но как известно, зачастую из-за непредугаданных действий противника или его не учтённых и не просчитанных возможностей, любой даже самый превосходный план приходилось корректировать после начала его исполнения.

Вежецкий фронт, 25 октября 153 г. э.с.

Отряд "Рарог" разместился на борту тральщика "Русалка". Переправить личный состав на бывший пассажирский круизник Красевич решил в самый последний момент. Флотские отнеслись к этому благосклонно, командир отряда капитан 2-го ранга Плаксин и командир тральщика мичман Капустянский организовали размещение "виновников экспедиции" в кратчайшие сроки. "Русалка", получившая после мобилизации в ВМС номер "ТЩ-398", имела много свободного внутреннего пространства и идеально вписывалась в полученные Плаксиным инструкции "о соблюдении особого режима перевозки подразделения "51". Именно под таким номерным названием флотским был представлен отряд "Рарог".

Пассажирские каюты тральщика в большинстве своём пустовали, лишь немногие были заняты матросами под кубрики. Обладай тральщик большей манёвренностью и хотя бы противопульной бронёй, в него непременно напихали бы пару рот солдат ещё в самом начале погрузки десанта. Но брони "Русалка" не имела, да и крейсерская двадцатиузловая скорость, особенно в условиях речной узости, когда для нормального манёвра может не хватить простора, делала из бывшего круизника хорошую малоподвижную мишень. Сколько их таких, мобилизованных на войну судёнышек лежало на дне или ржавело на отмелях рек Хаконы, северной Новороссии и озера Невигер – сотни! Однако бойцы "Рарога" решение командира одобрили. Ещё накануне похода до всех был доведён письменный приказ Ярцева о запрете общения с армейцами и морскими стрелками. Смысл запрета был очевиден – в случае захвата противником в качестве "языка" кого-нибудь из десантников, он просто не сможет ничего выдать о подразделении "51". А если посмотреть несколько с другой позиции, то тральщик, случись авианалёт, цель не первостатейная, его вряд ли будут расстреливать и бомбить в первую очередь. У "Русалки" имелись все возможности добраться до места не поцарапанной. А бойцам "Рарога" останется потом только забрать в одном из ЛДК мотоциклы – и айда в поле, пока велгонцы не стянули к берегу ближайшие к нему части.

Четырёхместная каюта, в которой Масканин разместил свою группу, оказалась довольно просторной. Места хватило и для снаряжения, и для бойцов. Первые два часа пути ребята дремали, потом стали выходить на палубу да рассматривать растянувшийся по реке отряд. Пообедали поздно, около пяти по полудню, облегчив запасы на одну порцию сухпая, да запив тушёнку и галеты чаем. Кипяток организовали матросы, как выяснилось, мичман Капустянский был страшным водохлёбом и практически каждый час выпивал по большой кружке чаю. Глядя на командира, привычку переняли и матросы, кипятком они поделились по первой же просьбе, а за одно и заварки стрельнули, как говорится, "баш на баш".

Наблюдая за подчинёнными, Масканин прихлёбывал из обжигающей пальцы стальной кружки. Ребята деловито перемежали чаепитие с разборкой-сборкой оружия, чистили его, перешучивались. А Максим погрузился в тяжёлые думы. Думалось ему о предстоящем рейде, об этих парнях, что совсем недавно поступили под его команду и о своей роли командира. Группа считается прекрасно подготовленной, ребята все боевые, опытные и по всему видно жаждут скорейшей драки. Но по факту группа "сырая". Бойцы знакомы друг с другом всего несколько дней, в деле вместе не были, исключая молодёжь – ефрейторов Петриченко, Оковитого и Рябинкина, да и то, они знают друг друга больше по учёбе в "Заре". Как поведут себя люди в трудную минуту? Какой гранью проявятся их характеры? Нет, не о трусости сейчас думал Максим, зная, что не просто бойцы ему отданы, а настоящие воины. Он понимал, что придётся изучать ребят в боевой обстановке, заново знакомится с их натурой, когда на краю гибели раскрываются истинные склонности и черты человека. Как кто поведёт себя? Кто горячится? Кто, напротив, склонен к трезвому расчёту и выдержке? Кому какие задачи ставить? Словом, задачку командование подкинуло крепкую, со многими неизвестными. Так ведь и этого мало, больше всего сейчас Масканина беспокоило его роль лидера группы. Завоевать доверие опытных воинов можно и до боя, но вот слиться с ними в единении боевого организма, чтобы и ты и каждый почувствовал себя частичкой общего целого – тут нужен только бой. Что ж, всё это ждало впереди.

А пока что Максим посматривал на ребят, с которыми в первый же день установил доверительные отношения, и улыбался их шутливым взаимных колкостям.

Прапорщик Буткевич колдовал над 'Скифом МШ' – малосерийным 9-мм автоматом с магазином на двадцать один патрон. Машинка зверская, скорострельная и убойная. Молодёжь возилась с простыми 'Скифами' – более распространёнными в разведывательных и диверсионных подразделениях 5,5-мм автоматами. Магазин у 'Скифа' на двадцать пять выстрелов, а весит на триста грамм меньше модификации МШ. Поначалу, когда только первая партия 'Скифов' поступила на боевые испытания, калибр 5,5-мм вызывал недоумённые смешки. Однако пули оказались непростые, оболочечные и со смещённым центром, из-за чего при попадании в тело человека пуля могла проделать непредсказуемое путешествие по организму и даже вырвать на выходе кусок мяса размером с кулак. Позже от 'смещёнок' отказались из-за неудовлетворительной баллистики, а от простых 5,5-милиметровых выходное отверстие часто получалось не хуже. Как известно, всё новое – хорошо забытое старое, массовое появление 5,5-мм калибра стало ответом русских оружейников на велгонские разрывные пули, которые враг стал широко использовать к концу второго года войны. Вместе с тем в войска стал массово поступать 5,5-мм ручной пулемёт РП-43 с сорокапятипатронным коробчатым магазином. В общем-то, пулемёт не был оружейной новинкой, в армии он появился за семь лет до войны. Но первые два военных года он не был столь массовым, как нынче.

Вахмистр Докучаев как раз чистил и смазывал такой ручник. Ну а себе Масканин выбрал простой армейский "Ворчун" с привычным калибром 7,62-мм. Незатейливый и безотказный автомат с рожком на тридцать выстрелов. Правда весит "Ворчун" больше четырёх килограмм, ну да ничего, велгонские "Хохи" ещё больше весят. В группах Торгаева и Красевича ими половина бойцов вооружена. Оно и понятно, в тылу противника патронов к трофею найти легче, чем к своему оружию. Кроме того, "Хохи" среди прочих штурмовых винтовок противника не в пример надёжны. Пожалуй, поконкурировать с ними в надёжности могла лишь новейшая велгонская штурмвинтовка AVT.

О первом воздушном налёте возвестила сирена, пронзительно завыв на диссонансах. Затопали многочисленные ботинки матросов зенитных расчётов, все огневые точки "Русалки" в течение сорока секунд изготовились к стрельбе. Но шли минуты, а корабли никто не атаковал. Лишь только флотские наблюдатели рассматривали в оптику далёкий воздушный бой. Перехватчики надёжно перекрыли небо пикировщикам и отсекли их от истребителей прикрытия.

Бой вышел скоротечным. Домой русские эскадрильи уходили без трёх товарищей, сбитых в десяти-двадцати километрах от места высадки. Лётчики имели все возможности оказаться в скором времени среди своих. На замену улетевшим эскадрильям уже стали на барраж две новые. А на кораблях сыграли отбой воздушной тревоги.

Рассматривая вспененный кильватерный след, Масканин и Торгаев стояли после отбоя тревоги на юте, держась за леера. Оба молчали, думая о своём.

Красевич подошёл совершенно тихо, кивнул обоим и стал рядом.

– Скоро опять налетят, – разорвал тишину Торгаев.

– Поздно они раскачались, – словно бы размышляя, сказал Красевич. – Мы уже почти "приехали".

– Может и поздно, – согласился с ним Масканин, – но они могут попытаться возместить упущенное время частотой налётов.

И только-только он это сказал, как вновь завыла сирена.

– Накаркал, Макс, – раздосадовано сказал Торгаев.

Масканин в ответ хмыкнул, а Красевич махнул рукой.

– Пошли в каюты. От нас тут так и так пользы не будет.

Второй налёт оказался более массированным. Перехватчики 77-го авиаполка связали боем первую волну пикировщиков и истребителей. Но с запада пришла вторая волна из шестнадцати пикировщиков VC-15 – старых знакомых, изрядно нелюбимых всеми окопниками, дразнившими их, как и велгонская пехота, "батонами" за очертания фюзеляжа. Это был редкий случай, когда одна и та же кличка использовалась по обе стороны фронта. Неся всего по одной 500-кг бомбе, бомбёры с ходу стали на боевой курс и, разбившись на четвёрки, устремились к кораблям.

По ним открыли стрельбу зенитные пушки и пулемёты. Трассирующие росчерки потянулись к самолётам, казалось их сотни, настолько плотным был зенитный огонь. Моряки ещё перед походом предвидели опасность бомбардировок и очень хорошо знали каково это, поэтому каждое плавсредство изобиловало собственным ПВО. И вскоре один за другим два VC-15 закувыркались от множественных попаданий и, оставляя жирные чёрные полосы, рухнули наземь. Уцелевшие пикировщики атаковали, ведя огонь из тяжёлых пулемётов, выбрав целями самоходные баржи и идущие с ними вплотную сторожевики.

"Батоны" пронеслись над рекой на высоте двухсот метров. Уронив смертоносную начинку, они резко взмыли вверх. Высокие столбы воды вздёрнулись по оба борта каждой из барж и сторожевиков. Мимо! Случайность это или нет, но ни одна из бомб не попала в цель. На войне к этому давно привыкли, бывало, что пикировщики – самые меткие из бомбардировщиков, долго и упорно долбили какую-нибудь цель, но та так и оставалась не уничтоженной. От близкого взрыва один из сторожевиков получил течь и экипаж начал борьбу за остойчивость. Тяжёлую борьбу. Бывшее торговое судно не строилось под расчёт боевых повреждений, переборок имело мало и если бы не электроприводные насосы, позволившие быстро откачать воду и заделать течь, сторожевик пошёл бы на дно.

Когда начался третий налёт, заморосил мелкий дождь. На небо как-то очень быстро наползли тучи и лёгкий до этого ветерок теперь принялся налетать резкими порывами.

За воздушным боем Масканин следил теперь с палубы, в каюте ему было не усидеть. Часть бойцов тоже поднялась наверх и азартно наблюдала за схваткой в воздухе.

"И-двадцать пятые", они же "Ивановы" – перехватчики 77-го авиаполка ввязались в свалку с "Горбунами" – велгонскими истребителями V-101 новейшей модификации "G". "Горбунами" их прозвала русская пехота за большие фонари. На глазах Масканина один из "Ивановых" задымил и врезался в обрывистый берег, исчезнув в ослепительном взрыве. Пилот так и не покинул горящую машину, видимо был убит или тяжело ранен.

Несколько "Увальней" – велгонских штурмовиков StH-56ВЕ, которых прикрывали "Горбуны", всё же прорвались к кораблям. Они вышли к реке курсом вдоль неё, выдерживая острый угол, словно намереваясь пробомбить взлётно-посадочную полосу. С направляющих под плоскостями "Увальней" сорвались 90-мм реактивные снаряды и огненными стрелами понеслись к кораблям. Водная гладь закипела от пуль и мелкокалиберных снарядов, султаны воды, оставленные эрэсами, взвились позади передовых кораблей. И вот загрохотали первые попадания, эрэс ударил в надстройку тяжёлого монитора и тот на мгновение скрылся в яркой вспышке. Спустя секунды вместе с рёвом взрыва вверх и в стороны полетели обломки и кораблик начало заволакивать дымом. Ещё несколько эрэсов влупили в соседний с "Русалкой" тральщик "403", который моментально окутало дымом, а шедшая концевой самоходная баржа пострадала от попадания в верхнюю палубу. Эрэс угадил в принайтовленную пушку, взрывом её вместе с соседней выбросило за борт. Повезло ещё, что он в пушку попал, пробей снаряд палубу, солдат бы побило несчётно. А монитор, как вскоре выяснилось, отделался довольно легко. Треть его надстройки снесло взрывом, но он остался боеспособным и даже почти не имел убитых в экипаже.

Второй заход штурмовикам сделать не дали подоспевшие реактивщики. Серебристые, чем-то похожие на стрелы, Ер-22 вынырнули из облаков и набросились на разворачивавшихся на боевой курс "Увальней". По штурмовикам лупили все зенитки отряда, а пилоты "Увальней", поглощённые штурмовкой, заметили истребители слишком поздно. Реактивщики проскочили над "Увальнями" словно метеоры, дав по ним короткими прицельными очередями из всех стволов 20- и 30-мм авиапушек. Четыре штурмовика снаряды распотрошили за считанные секунды и, рассыпаясь на обломки, они понеслись к земле. Ещё два "Увальня" густо зачадили и повернули домой. Те, кто остался целыми, решили не испытывать судьбу. Они не прицельно отстреляли оставшиеся эрэсы по речникам и взяли курс на домашний аэродром.

Когда завершился налёт и расстрелявших боекомплект "Ивановых" сменили свежие эскадрильи, у тральщика "403" можно было разглядеть только задымлённую надстройку. Всё остальное уже скрыла вода, быстро заполнявшая трюмы сквозь большие пробоины, проделанные эрэсами. С "Русалки" ему на помощь спустили несколько шлюпок, подобравших около тридцати моряков – почти весь экипаж. Выживших принимали на борт и быстро разводили по каютам, мичман Капустянский запрашивал по рации медиков, ведь половина моряков "403-го" оказалась ранеными и обожжёнными.

– Часы стали, – озабоченно сказал ефрейтор Рябинкин, когда Масканин вернулся в каюту.

– Пружину подкрути, балда! – усмехнулся вахмистр Докучаев.

– Уже крутил. Не фурычат.

– Ну и плюнь. Другие достанешь.

– Другие достать-то можно, – вздохнул Рябинкин. – Только вот примета плохая…

– Какая примета? – настороженно спросил прапорщик Буткевич.

– Ну, что часы сломались перед боем.

– Тьфу! – скривился Буткевич, подкручивая пальцами ус. – Чушь какая!

– Не чушь это… – Рябинкин снял часы и явно поискал взглядом, чем бы по ним грохнуть от досады.

– Трофей? – спросил у него Масканин.

– Так точно. С одного офицерика снял…

– Давай сюда, – протянул руку Максим.

Ефрейтор неуверенно отдал часы. А Масканин открыл иллюминатор и выбросил их в воду.

– Нет причины – нет приметы, – сказал он.

Рябинкин растеряно улыбнулся, а сидевший рядом с ним Петриченко ткнул его в бок локтем.

– Не дрейфь! – подбодрил он товарища. – На вот мои. Водонепроницаемые. Держи-держи! Я себе ещё найду…

Берег пламенел. По нему били мониторы, комендоры лихорадочно перезаряжали орудия и доворачивали их по поправкам командиров плутонгов. Там с берега по речному отряду стреляли замаскированные 89-мм полковые пушки и 125-мм гаубицы. Велгонцы всё-таки опередили. Видимо, их командование смогло угадать место высадки и выдвинуло к берегу ближайшее подвернувшееся соединение. Как стало известно позже, это была отдельная гвардейская мотопехотная бригада с громким именем "Велгарма", что в переводе с официального диалекта означало "Доспех Велгона". Бригада не даром носила своё имя, на фронте её давно знали как крепкого противника. После переформирования в южном Велгоне, пополненную солдатами и техникой бригаду недавно отправили в резерв маршала Вэлстона, и теперь её первый полк, срочно погруженный на грузовики и бэтээры, был брошен для воспрепятствования высадке десанта. Вместе с полком успели подойти и бригадный гаубичный дивизион, и батареи полковых пушек. Для артиллерии велгонцы всего за два часа успели создать замаскированные позиции, для БТРов вырыли капониры, укрытые масксетями, а вот пехота и сапёры построить траншеи не успели. Берег изрезали неглубокие окопчики, стрелковые ячейки и вырытые за обратными скатами холмов укрытия.

Находясь на флагманском тяжёлом мониторе, капитан 2-го ранга Плаксин с азартом рассматривал негостеприимный берег из амбразуры боевой рубки. Мощный морской бинокль позволял увидеть многое, что противник предпочёл бы скрыть. Артиллерийская дуэль давно слилась в сплошной грохот, и только выстрелы башенных гаубиц флагмана можно было различить на слух.

Будущий плацдарм всё больше застилало дымом и пылью. Снаряды взметали землю, поражая орудия прямыми попаданиями, но чаще они ложились рядом, разя осколками и взрывной волной артиллеристов. Огонь велгонских батарей густо усеивал снарядами поверхность реки, водяные столбы норовили подобраться поближе к мониторам и тогда их командиры реагировали резкой перекладкой рулей, форсированием машин либо наоборот их остановкой.

Как раз в этот момент командир флагмана лейтенант Асташкин скомандовал резкий уворот влево, чтобы не попасть в намечавшуюся вилку. Монитор вздрогнул, пущенные враздрай машины заставили завибрировать весь корпус, а прозвучавшие дуплетом залпы башень не нашли своей цели среди артиллеристов врага. Но зато нашли среди спешно окапывающейся пехоты.

Погода подыграла. Свинцовые тучи стянули свои армады и выплеснули накопленную хлябь, из-за чего велгонские ВВС не могли больше совершать налёты. Но с другой стороны, теперь нельзя рассчитывать и на обещанную помощь своих штурмовиков.

– Попадание в "Унгурца"! – доложил боцманмат-наблюдатель, так же как и Плаксин следивший за боем из соседней амбразуры.

Кавторанг перенёс внимание на "Унгурца", которому уже досталось сегодня от штурмовика эрэсом. Монитор получил снаряд в правый борт, к счастью, выше ватерлинии, и продолжил обстреливать шестидюймовыми "подарками" берег. В следующие мгновения Плаксин наблюдал, как рядом с лёгким монитором "040" плотно легли сразу три 125-мм снаряда, обдав кораблик водопадом брызг, и тут же следом прямым попаданием снесло его носовую башню со спаркой 76-мм орудий.

– Краевский! – обернулся кавторанг к командиру БЧ-1-4. – Поторопите Першева! А то он мыкается как вобла слепая.

– Есть! – ответил мичман и вновь натянул наушники, принявшись вызывать лейтенанта Першева, командира монитора РСЗО.

На берегу тем временем полыхнуло зарево. Что там горело, Плаксин не знал, но судя по напору огня предположил, что удалось поджечь бензовоз, предназначавшийся, видимо, для заправки грузовиков, похоже, его неосмотрительно припрятали в открытом капонире вместо того, чтобы отвести подальше в тыл. А через минуту левее позиций двух гаубиц, которые, не смотря на все старания, не удалось подавить, хотя они были давно демаскированы, начался натуральный фейерверк. Высокое пламя, то и дело распадавшееся на отдельные очаги, полыхало столь ярко, что не смотря на отсутствие вечерних сумерек оно слепило просто нестерпимо, а дым как-то быстро-быстро подымался сплошным непроглядным столбом и, казалось, скоро достигнет самых облаков. Тут и гадать не надо, это рвались огнеприпасы пункта боепитания, случайный снаряд с одного из мониторов сильно преуменьшил возможности велгонцев не то что выиграть бой, но и хотя бы свести артиллерийскую дуэль в ничью.

И вот дали долгожданные залпы "Вьюги" лейтенанта Першева. Монитор РСЗО накрыл сразу две цели: две 89-мм пушки, перепахав вместе с ними недорытые окопы боевого охранения; и четыре орудия центральной батареи гаубичного дивизиона. По случайности одна из гаубиц оказалась неразбитой, но её прислугу эрэсы выкосили полностью. Теперь у велгонцев были выбиты все пушки, а из 125-милиметровок осталось всего шесть орудий, разбросанных там и сям и лишённых общего управления.

Плаксин только этого и ждал.

– Командирам барж и ЛДК начать высадку, – приказал он.

– Есть начать высадку! – отозвался Краевский.

Державшиеся до этого подальше от боя, десантные корабли пошли к плацдарму. Первыми ринулись ЛДК с морскими стрелками.

"Вьюги" дали второй залп, проделав от кромки воды вглубь берега проходы в минных полях. Впрочем, в существовании полей моряки сомневались, велгонцы элементарно могли не успеть выставить мины, но дабы не рисковать, 130-мм эрэсы всё же перепахали землю, чем весьма подбодрили морской батальон.

Часть десантников скопилась на бортах ЛДК, они прыгали в воду под велгонским огнём, не дожидаясь когда плоскодонки откроют рампы. По шею в стылой воде, морские стрелки продирались к берегу, держа над головой оружие и сумки с гранатами. Никто не брал с собой вещь-мешков, многие даже не надели сапоги, чтобы босыми побыстрее выбраться на сушу.

Храбрецов настигали пули, по ним били из винтовок и ручных пулемётов, стегали по воде и по броне ЛДК очередями пятилинейные "Жнецы" стоявших в открытых капонирах БТРов "MAGO". В ответ ЛДК лупили из бортовых пулемётов, а вскоре и 20-мм зенитки подключились к подавлению огневых точек. Когда открылись рампы, изготовившиеся в отсеках морпехи рванулись вперёд, чтобы уже на суше, где ползком, где перебежками, занять удобные для позиций камни и воронки.

Как выяснилось, мин велгонцы выставить всё-таки не успели.

Следом за передовыми ЛДК подошли плоскодонки с ротами 102-й дивизии. Солдаты этого соединения были выбраны для операции не случайно. Раньше дивизия дралась на Невигерском фронте и дважды участвовала в десантах. И когда Невигерский фронт был упразднён, 102-ю после отдыха и пополнения передали в подчинение Вежецкому фронту, фельдмаршал Виноградов остановил свой выбор именно на ней.

В авангардных пехотных батальонах подобрались опытные десантники и действовали они при высадке не хуже морпехов. В берег батальоны вцепились крепко и вскоре совместно с моряками глубоко врезались в оборону велгонцев. Просоленная пехота не меньше морпехов наводила ужас криками "полундра", забрасывая врага гранатами и беря его позиции в рукопашной. Десантники дрались ожесточённо, в батальонах было много уроженцев Вежецкой губернии, чьи сердца пылали жаждой мести за осквернённую оккупантами родную землю. Когда от твоего села осталось лишь пепелище или когда твою родню назначили в заложники, а потом расстреляли, израненную болью душу выжигает ненависть такой силы, что счёт к врагу не будет оплачен никогда.

Первый полк бригады "Велгарма" был отброшен и его потрёпанные батальоны откатились на три километра вглубь. Уцелевшие гаубицы и выстрелы к ним взяли в оборот артиллеристы 102-й дивизии. Был захвачен даже один БТР, остальные "MAGO" уничтожили мониторы, огонь которых корректировали артразведчики, высадившиеся в передовых порядках морского батальона.

Начальник 102-й дивизии генерал-майор Топольников жестом пригласил Красевича в накрытый масксетью эскарп, спешно отрытый в смотрящем на реку скате холма. Здесь он решил временно разместить свой командный пункт, пока сапёры не построят его в другом месте по всем правилам фортификационной науки. Пока что в эскарпе разместился лишь узел связи, а с вершины холма ещё не успели убрать тела велгонских солдат. Будь у противника хотя бы полдня форы, он бы успел создать оборону посерьёзнее и тогда его пришлось бы выбивать с позиций долго и большой кровью.

Топольников присутствовал на допросе захваченных в плен раненых велгонцев и прекрасно представлял, что за противник стоит перед ним. Бригада "Велгарма" скоро начнёт бесконечные изматывающие контратаки, как только подойдёт её второй полк и остальные батареи 89-мм пушек. Пленные показали, что во втором полку имеется до шестидесяти бэтээров и рота танков, подчинённая бригадному генералу Байеру. Четыре полнокровных батальона по девятьсот штыков на грузовиках и БТРах подойдут к позициям первого полка примерно через полтора-два часа. За это время, пока позволяет остаток светового дня, необходимо усовершенствовать и переоборудовать фронтом на врага захваченные окопы и ячейки, сделать из них траншеи, построить блиндажи, артиллерийские позиции, миномётные площадки, наблюдательные пункты и пункты боепитания и медобеспечения. Забот полон рот. Полтора полка дивизии и артиллерия, солдат генерала Байера, конечно, отобьют, но ночью могут подойти и другие соединения и тогда только добротные фортификации помогут в случае массированного штурма. Придётся строить оборону в условиях ночных атак, если конечно, они последуют. А уж утром, когда высадятся основные силы дивизии, Топольников сам намеревался атаковать Байера дабы расширить плацдарм не только в ширину, но и в глубину.

Глядя на мешковатый пятнистый маскхалат штаб-майора, начдив едва удержал неодобрительную ухмылку. Будучи боевым офицером и тем более кадровым военным, он понимал, что внешность разведчиков продиктована реалиями войны и оплачена кровью. Но поделать со своей натурой генерал-майор ничего не мог, высокий и просто здоровенный в плечах командир подразделения "51" в маскхалате выглядел расхристанно и больше напоминал болотное чудище, нежели офицера. Единственно только каска, обтянутая пятнистой сеткой, смотрелась вполне прилично. В его дивизии многие бойцы уже давно самопально делали такие же сетки, чему Топольников не препятствовал и даже негласно поощрял.

– Начарта и эНэРа я уже вызвал, – сообщил штаб-майору генерал. – Быстренько познакомитесь – и за дело! Времени у нас с вами в обрез.

– И даже меньше, чем в обрез, господин генерал, – Красевич огляделся, досадуя, что не может поторопить вызванных начдивом офицеров. С начальником разведки дивизии предстояло согласовать систему сигналов при возвращении "Рарога" на плацдарм. А с начартом надо было ещё повозиться – побегать по НП и определить наиболее подходящее направление, где коридор прохода отряда будет обеспечивать артиллерийская завеса. Будь местность заранее пристрелена, при прорыве в случае чего, можно было бы вызвать огонь на подавление огневых точек. И первоначально командир "Рарога" хотел ради этого договориться с начартом, чтобы хотя бы один огневой взвод работал исключительно по корректировкам отряда. Но ещё до его прибытия на временный КП понял, что артиллеристы просто не смогут помочь отряду в сопровождении огнём, ведь они и сами пока не успели освоиться на плацдарме.

– Боюсь, мы упустили выгодный момент, – добавил Красевич.

– Вы хотели прорваться на плечах отступающих велгонцев?

– Так точно.

– Это слишком рискованно, – покачал головой начдив. – У меня и у Плаксина строгий приказ: ни в коем случае не высаживать ваше подразделение в первой волне десанта и не использовать вас для расширения плацдарма.

– Я знаю про этот приказ, господин генерал. Но на месте, как это часто бывает, виднее, чем в штабе при планировании.

– Согласен. Но в любом случае, говорить об этом поздно… О! Вот и они! – Топольников указал рукой на спешащих к холму офицеров. – Как управитесь с начартом, жду вас здесь.

– Есть, – Красевич кивнул и перевёл внимание на входящих под масксеть подполковников…

Когда он вернулся к отряду, все группы уже ждали у мотоциклов.

А в это время артполк готовился к огневой завесе. В дивизионные пушки-гаубицы АД-25 уже заряжали 122-мм осколочно-фугасные и бризантные снаряды. Очередь дымовых наступит позже. Готовился поддать огоньку и приданный дивизии отдельный дивизион ПТО, жаждавший поскорее поквитаться с велгонцами за два утопленных при авианалёте орудия. Готовились и батальонные миномётчики, рассчитывая заодно произвести пристрелку местности. И даже батарея 57-мм зенитных спарок изготовилась с началом артобстрела выдвигаться на прямую наводку на холмы, чтобы поучаствовать во всеобщем веселье.

Ждал начала обстрела и второй батальон 405-го полка. Он получил задачу захватить высоту "+5" и закрепиться на ней силами не менее роты. Остальные три роты должны будут захватить недостроенные окопы вокруг высотки и тем самым выровнять линию обороны. Высоте "+5" предстояло стать ключевой на левом фланге, с неё прекрасно просматривалась половина плацдарма, а также вся левофланговая оборона велгонцев.

Красевич махнул рукой и первым помчал в проход.

Там впереди уже расползалось серое марево дымовой завесы. Снаряды продолжали обработку велгонских позиций, артиллерия вела огонь, равномерно распределив его по всем участкам обороны "Велгармы".

Масканин газанул и подал знак своим. Сквозь косой дождь группа рванула навстречу огненному шквалу, стремясь побыстрее достигнуть завесы. В грохоте взрывов, рёв десятков мотоциклов почти не различался. Скорость то и дело приходилось сбрасывать, чтобы не влететь в воронку, благо видимость в самом проходе была более-менее терпимой.

Где-то справа застрекотали автоматы, это группа Торгаева нарвалась на очумевших от обстрела велгонцев и быстро их упокоила.

То газуя, то сбрасывая скорость, Масканин лавировал между воронками, отчаянно вертя головой, готовый по первому признаку наличия противника лупануть очередью из "Ворчуна". Полминуты спустя видимость резко упала, облако дыма и пыли заволокло маршрут и даже налетающий ветер не справлялся с завесой. Про себя Максим и чертыхался, и радовался. С одной стороны терялось драгоценное время, но с другой сильно возрастала возможность проскочить незаметно под самым носом у неприятеля.

Поддав газу, он перемахнул через окопчик, который успели вырыть едва ли по пояс, и краем глаза заметил шевеление на самой границе видимости. Пережидавшее артобстрел подразделение велгонцев заметило мотоциклистов и под гортанные крики сержанта готовилось к бою. В недостроенном пулемётном гнезде появился трёхлинейный "Вурд", его расчёт неосмотрительно выдал себя касками. Прапорщик Буткевич выскочил из дыма настолько неожиданно, что пулемётчики просто не успели развернуть на него "Вурд". Прапорщик прострелил им каски практически в упор, а мчавшийся следом ефрейтор Оковитый бросил в зашевелившейся за изгибом окоп гранату.

Выстрелы вдогон зазвучали, когда группа уже скрылась в завесе. Велгонцы стреляли наугад и ни одна пуля не нашла себе цель.

Отряд проскочил задымлённый проход, выдерживая направление по намеченному азимуту, ориентируясь по наручным компасам. В группах все держались кучно, никто не потерялся. Собрав отряд за балкой, отделяющей точку сбора от возможных наблюдателей бригады "Велгарма", Красевич принял доклады и повёл людей по маршруту.

Широкие колёса мотоциклов и надёжные рессоры позволяли развить в степи хорошую скорость. Вскоре достаточно стемнело и возможностей для удачной погони оставалось крайне мало, конечно, если бы велгонцы на неё решились. Темнота вкупе с несильным, но надолго зарядившим дождём благоприятствовала "Рарогу" до самого конца пути.

Задерживаться приходилось только у грунтовых дорог, других, впрочем, в здешних краях не было. По дорогам проносились колонны грузовиков и топали маршевые батальоны пехоты. В ряде случаев велгонцы передвигались по дорогам беспечно, не выставив флангового охранения и дозоров, и Масканин досадовал, что раз за разом упускается прекрасная возможность для засады. Досада съедала не его одного, многие бойцы скрежетали зубами от невозможности потрепать велгонцев, но все понимали, что приказ: ни в коем случае не обнаруживать себя, был дан не просто так.

В отмеченное на карте лесное урочище отряд добрался глубоко за полночь, совершив по пути огромный крюк. Баки были практически пусты и их тут же залили из прихваченных канистр. Свою канистру потерял только ефрейтор Рябинкин, плохо закрепив её на багажнике, за что получил словесный втык от всей группы. А у бойца из группы Красевича канистру пробила случайная пуля, в урочище тот приехал с половинным запасом. После распределения, бензина хватило всем.

Мотоциклы замаскировали ветками. До лагеря от урочища предстояло пройти шесть километров.

Ради сбережения сил перемежали быстрый шаг и бег, до цели добрались за полчаса. Ночь стояла тёмная, тучи надёжно закрывали свет луны, а дождь глушил звуки. Группы занимали рубежи атаки согласно заранее выработанному плану. Бойцы перемещались ползком, вжимаясь в землю дабы раньше времени не выдать себя и не дать наблюдателям внешних постов поводов для беспокойства.

В ночной тьме лагерь едва угадывался. Ни освещения, ни тем более прожекторов велгонцы не использовали. За четверть часа наблюдения к КПП дважды подъезжали грузовики, а обратно выезжали доверху гружённые колонны по восемь машин. Видимо, рунхи уже предпринимали первые шаги по эвакуации.

Периметр ограждали два ряда спиральной колючей проволоки, защищённой от авиаразведки натянутыми над ней масксетями. Если бы не просмотренный на хуторе фильм, выявлять секреты и дзоты охранения пришлось бы куда дольше. Бойцы жадно всматривались в периметр, сопоставляя ранее увиденное в фильме с картиной в живую. Группы врозь метр за метром по-пластунски подбирались к границе минного поля, держа в виду "дорогу", по которой предстояло ворваться на КПП. Идею атаковать с нескольких направлений решено было отбросить как нереальную. Местом общего прорыва Красевич избрал центральное КПП, чтобы уже после его захвата отряд погруппно приступил к выполнению задачи.

– Не спи, Гриша, не спи! – громким шёпотом выдал в переговорник Красевич, улыбаясь нахмурившемуся унтеру Вершинину, который уже битых двадцать минут возился с рацией, сопровождая это дело отборным матом.

В группе штаб-майора Вершинин исполнял роль связиста. Он, как и связисты, остальных групп, костерил на чём свет стоит велгонские глушилки и заодно свою рацию. Все рабочие частоты в районе лагеря забивались помехами и кроме писка и скрипа рации ни на что не годились. Естественно, Вершинин был обозлён, что пришлось тащить на себе фактически бесполезные килограммы, и ещё больше его злило, что невозможно дать сигнал оперативному дежурному из штаба 2-й воздушной армии, из-за чего срывается вся операция.

Краснов и Красевич предвидели подобный оборот и наличие в лагере станции глушения для командира "Рарога" неожиданностью не стало. Частоту его персонального переговорника – продукта технологий не этого мира, глушилка не брала. Правда, используя этот козырь, приходилось связываться сперва с "Реликтом", чтобы находящийся на его борту Еронцев связался с Красновым, а тот уже вышел по армейскому каналу на опердежурного 2-й воздушной армии.

– Да где ж тебя носит, Гриша! – всё также шёпотом продолжал вызов Красевич.

– Тут я, – отозвался Еронцев. – Слышу тебя нормально…

– Давай мигом "старика" вызывай! Мы на месте.

– Понял… Сейчас его канал дам…

– Только не вздумай видео дать!

– Да или ты! Шутник, то же мне выискался…

– Я на связи, – врезался в намечавшуюся перепалку Краснов.

– Я на месте, Пётр Викторович, – доложил Красевич. – Можно бомбовозы присылать.

– Ты там не впритык сидишь, Ярема? А то смотри, зацепит…

– Сидим у минного поля, у дороги… в смысле, тут проезд на КПП знаками обозначен, а так, конечно, дороги тут нет…

– Хорошо. Сейчас отзвонюсь нашим соколам. Где-то через час налетят. Вы там только головы не подымайте…

– Не будем, Пётр Викторович, – Красевич воспринял пожелание Краснова как шутку.

– Ну всё тогда, Ярема. Конец связи.

Красевич спрятал переговорник и подмигнул Вершинину. Тот выглядел слегка обалдевшим, но разглядев, не смотря на темноту, подмигивание, улыбнулся и с облегчением выматерился.

А Масканин в это время всматривался в периметр, ища глазами ход сообщения от окопчика охранения к дзоту. Наконец, он его высмотрел и, тут же хэкнул, заметив во тьме огонёк. Кто-то из часовых курил, выдав и себя, и свой секрет.

– Эх, снять бы этого придурка… – вслух помечтал вахмистр Докучаев.

– Пусть поживёт пока, – прошептал Масканин. – Может ещё какой остолоп нам поможет.

Вахмистр согласно кивнул. На его грязном от дождевых брызг лице, глаза казались неестественно белыми. Масканин, как и все остальные, выглядел не лучше. С ног до головы облеплен грязью, из-за чего промокший маскхалат заметно потяжелел.

– Долго ещё до фейерверка? – поинтересовался Докучаев, лежа в обнимку с ручным пулемётом.

– По идее – около часа, – ответил Максим. – А как оно у летунов выйдет – посмотрим.

Вахмистр сплюнул и застыл. Теперь его даже с пяти метров не заметить, если не знать куда смотреть.

Ждать пришлось не час, а все два. Когда в шуме дождя стал различим далёкий гул, бойцы "Рарога" успели подмёрзнуть и истратить запас проклятий в адрес штабных идиотов, которые, по общему мнению, что-то там напутали и не дали лётчикам взлететь вовремя. В отряде не знали, да и не могли знать, что эскадрильи 97-го бомбардировочного полка так и не смогли подняться в воздух из-за раскисшего аэродрома. Десятки Ер-2, рабочих лошадок фронтовой авиации, остались стоять в поле, с подвешенными на пилонах бомбами, а экипажи с тоской смотрели в беспросветное небо и дружно крыли небесную канцелярию и синоптиков, в очередной раз выдавших неправильный прогноз.

В итоге, полковник Ярцев, а потом и Краснов устроили террор штабу 2-й воздушной армии и даже принялись зондировать командование дальнебомбардировочной авиации. Штаб ДБА в помощи отказал, сославшись, что все "Пересветы" в этот час бомбят промышленные объекты в южном Велгоне и вернутся не раньше рассвета. Матерясь в трубку, Краснов попытался связаться с фельдмаршалом Виноградовым, но тот оказался на выезде в каком-то из корпусов 1-й армии. И тогда Краснову позвонил генерал авиации Чигринов и обрадовал, что его 2-я армия с минуты на минуту начнёт помощь подразделению "51". Чигринов сообщил, что только что закончил перебазирование на свой старый аэродром 12-й полк ночных бомбардировщиков Л-7. Старый аэродром располагался сильно южней и непогода зацепила его самым краем. 12-й полк будет готов к вылету как только заправят машины и подвесят бомбы, наземного персонала на аэродроме хватает, так как через него происходит перегон самолётов на фронт, но всё же имеется небольшая проблема.

– Что за проблема? – устало, но уже ощутив надежду, спросил Краснов.

– "Л-седьмые" могут взять не более тонны бомб, – ответил Чигринов.

– Ерунда! – отмахнулся Краснов, словно авиагенерал мог его видеть. – Их же целый полк!

– Да, четыре неполные эскадрильи. "Л-седьмые" давно устарели, мы их только по ночам используем.

– Да хоть фанеру высылайте, лишь бы с бомбами!

– Вы меня не поняли, – отозвался на том конце провода Чигринов, – машины тихоходные. Пока они ещё долетят…

– Не знаю… вы говорили, полк ночной. Это даже лучше! Значит, экипажи покладут бомбы тютелька в тютельку.

– Как мифические лилипуты любятся? – хохотнул Чигринов. – Что ж, они доставят груз точно по адресу. До свидания, Пётр Викторович. Ждите вестей.

– До свиданья… – Краснов лихорадочно пытался вспомнить имя-отчество командующего 2-й воздушной армии и сообразил, что весьма некстати не знает, как его звать по имени. – До свиданья, господин генерал! Надеюсь на ваших соколов!

И вот с момента сеанса связи Красевича минуло два часа с мелочью. Ночь пошла на исход, но тьма стояла по-прежнему плотная.

Гул десятков двигателей нарастал. В лагере хранили спокойствие, видимо, считая, что бомбовозы летят не по их души. Но когда флаг-штурман полка вывел клин точно на цель и из чрева головной машины посыпались зажигательные и осветительные бомбы, лагерь быстро проявил все признаки жизни.

Заклокотала сирена, часто заглушаемая разрывами 100- и 250-кг бомб. Суматошно забегали по территории расчёты зениток и солдаты батальона охраны.

Первая эскадрилья "подвесила" "люстры", которые спускаясь на парашютах, освещали лагерь, пожалуй, не хуже чем солнце днём. Сыпанув на первом заходе мелочёвкой, эскадрилья пошла на второй круг, чтобы сбросить потом оставшиеся 100- и 50-кг осколочные бомбы.

Вторая эскадрилья бомбила прицельно, штурманы ложили 500-кг бомбы по освещённым капонирам и каждый "подарок" нашёл свою цель. Отбомбившись и уйдя на второй круг с половинной нагрузкой, эскадрилья отдала эстафету следующей. Звенья третьей эскадрильи стали на боевой курс, когда с земли начали бить очухавшиеся зенитчики. С предельно низкой высоты Л-7 сбросили 750-кг бомбы по капонирам и с набором высоты освободились от 50-кг осколочных с внешних подвесок.

Четвёртая эскадрилья, лишившаяся в предыдущем вылете трёх машин, отбомбилась 1000-кг бетонобойными бомбами. Девять БЕТАБ-1000 угадили точно в капониры и нанесли им сильные внутренние повреждения. Фюзеляж концевого Л-7 пропороли трассеры 25-милиметровой зенитки, но самолёт продолжил набирать высоту, чтобы затем уйти домой вместе с полком.

Когда начала повторный заход первая эскадрилья, в небо от земли протянулись редкие лучи уцелевших прожекторов. Лучи впустую рыскали по тёмным небесам, зенитчиков они лишь отвлекали. Лагерь накрыла новая серия осколочных полусоток, погасли почти все прожекторы. Прощальным аккордом прилетели ФАБ-500 2-й эскадрильи и вскоре гул двигателей стал всё больше растворяться в далёкой вышине.

Бойцы "Рарога" рванули к КПП, когда последние пятисоткилограммовые фугаски только-только покинули бомболюки.

По "дороге" бесшумно просквозили тени, авангард – бойцы группы Красевича, без выстрелов перерезал всех охранников в окопах и на КПП, а взрыв от гранаты в дзоте потонул в грохоте разрывов последних бомб.

Масканинцы рысью понеслись в свой сектор, короткими очередями расстреливая всех на пути. Первыми от пуль диверсантов полегло до полувзвода "серых", потом затихли два пожарных расчёта, а где-то в соседнем секторе вновь звонко зарявкали 25-мм зенитки "Магна". Это группа Торгаева захватила батарею и прямой наводкой принялась расстреливать мечущихся, словно муравьи в горящем муравейнике, велгонцев. И вот уже часто защёлкали карабины, застрекотали "Хохи" и ручные пулемёты, послышались взрывы гранат.

Дым порой не давал дышать, а дождь принялся хлестать столь неистово, будто вознамерился затушить все пожары.

Практически одним движением, Масканин подцепил защёлку и выбил опустевший рожок полным, загнав его в подаватель. Переступив через трупы курсантов и "серых", он рукой показал на вход в капонир, у которого взрывной волной с крыши сорвало пласты дёрна, обнажив бетонные плиты.

– Докучаев, Петриченко, Оковитый! Держать вход! Остальные – за мной!

В открытую дверь полетела осколочная РОГ-2. Выставленная на удар "рожка" очистила проход, влетев в который, Масканин тут же сунул в триплекс тамбурной бронестены следующую гранату. Кто-то там за стеной истошно завопил и тогда за угол полетела новая "рожка".

Взрыв едва отгремел, а Масканин уже нёсся по коридору, отталкиваясь сапогами от изувеченных тел курсантов. За ним спешили Буткевич и Рябинкин, забрасывая гранатами боковые комнаты.

Капонир оказался казармой, причём построенной без всяких затей. В районе кубриков, имевших лишь фанерные перегородки, курсанты успели сделать завалы из мебели и коек, баррикада получилась хлипкой, но всё же препятствие есть препятствие, тем более когда защитники баррикады вооружились "Хохами" и имели позади себя в оружейке целый арсенал.

От очереди Максим ушёл нырком за бетонную стену. Пули заплясали по проходу, рикошетируя от стен и потолка. Где-то сзади слева дважды громко просипел "Скиф МШ" Буткевича, а потом рванула "рожка" и затарахтел "Скиф" Рябинкина.

Масканин затаился у самого прохода в кубрики, коридор методично простреливали короткими очередями и места для манёвра у штабс-капитана практически не оставалось. Не теряя времени, он зашвырнул по косой траектории в кубрик "рожку" и граната разорвалась как только ударила о первое же препятствие. И препятствие это оказалось где-то очень близко. Через три секунды синхронно громыхнули две гранаты – велгонские MPF с таким же как и у "рожки" радиусом сплошного осколочного поражения в 25-30 метров. В принципе, использовать наступательные гранаты в помещении может выйти боком, но ни у Масканина, ни у курсантов других под рукой не оказалось.

После взрывов эмпэфэшек штабс-капитан скривился в злой ухмылке, всё вышло как он и думал: некий храбрец подкрадывался к проходу, прикрываемый стрелками. Максим упредил его лишь на несколько секунд.

Зажав "Ворчун" в коленях, штабс-капитан за пару мгновений перевёл взрыватели у трёх гранат на задержку. И все три "рожки" тут же полетели по разным траекториям за угол, ударясь и рикошетируя вглубь кубриков.

Крики всполошившихся баррикадистов мгновенно потонули в тройном взрыве. Масканин метнулся в проём, в прыжке уходя в сторону от возможной очереди. Но выстрелов не последовало. Завал теперь представлял собою исковерканную груду лома и изломанных тел в форме цвета хаки.

Проскочив сквозь баррикаду в конец кубриков, штабс-капитан впустую потратил гранату на канцелярию. В комнатке никого не оказалось. В оружейке тоже никого. А вот запас оружия был очень даже кстати.

Он набил гранатами опустевшие подсумки, MPFэшками и ОD-2 с зоной сплошного поражения до трёх-пяти метров. Закинул за плечо первый в пирамиде "Хох" и нагрёб в подсумок шесть магазинов к нему. Жаль, что нельзя просто набрать патронов! Они у "Хоха" с тем же калибром, что и у "Ворчуна", и гильза того же диаметра, но на миллиметр длиннее. Всего один долбаный миллиметр – и уже хрен постреляешь!

Минуту спустя к оружейке пробрались Рябинкин и Буткевич.

– Живём! – прапорщик азартно прошмыгнул к ящикам с гранатами.

– Побольше гребите, – улыбнулся Масканин. – Чтоб и ребятам раздать.

На выходе из капонира он узнал о первой потере. Тело Петриченко оттащили по иссечённому взрывом бетону ступенек вниз к двери. Он лежал с автоматом в руках, как будто спящий.

– Курсанты в атаку пошли, – доложил Докучаев, получив от Рябинкина сумку с гранатами. – Сошлись в рукопашную. С ними инструктор был…

Вахмистр выставил на обозрение голову "стирателя" и сплюнул, продолжив:

– Это он Славке по мозгам долбанул и порезал… Потом уж я с этим гадом сошёлся… И не таких шматовал… Ну, куда теперь башку девать, командир?

– Пока с собой потаскай, а мешать станет, выбросишь.

– Эй, не дури! – рявкнул за спиной Буткевич.

Масканин обернулся. Рябинкин снял часы и пытался их пристегнуть на запястье Петриченко.

– Это ведь меня должно было…

– Дурень ты, дурень… – покачал головой прапорщик. – Вымахало два метра глупости.

– Отставить звездёж! – Масканин сплюнул и прислушался к звукам боя. – За Петриченко ещё вернёмся. Башку гада тоже тут оставить. Докучаев – замыкающий, остальные – рысью за мной!

…Ярема Красевич оглох. Кровь молоточками стучала в висках, в ноздри забилась спрессованная пыль. Он в два прыжка подскочил к обрушенной потолочной балке и перемахнул через неё, в прыжке достреляв магазин трофейного "Хоха".

Рунх ушёл из-под очереди, метнувшись к стене, трижды успев выстрелить из "Борма". Тупая пистолетная пуля прошла впритирку с плечом Красевича, больше выстрелить рунху он не дал. Он обрушился на инструктора подобно камнепаду, начав атаку одновременно со "стирателем". Удар пистолетом, грозивший размозжить штаб-майору висок, ушёл мимо, так и оставшись незавершённым. Красевич пробил инструктора кулаком в челюсть, когда тот уже начал удар. Вместе с челюстью Ярема саданул сапогом по колену и следом за кулаком, довершая связку, на челюсть обрушился локоть. Красевич доломал врага уже в падении, приземлив его спиной на колено. И излишне поспешно, как будто рунх после перелома позвоночника смог бы вдруг чудом прийти в себя и "оплавить" свой мозг, Ярема отрезал ему голову.

Слух понемногу начал возвращаться. Позади – в заваленном проходе очухался сержант Клинковский, вырубленный ментальным ударом только что лишённого головы рунха. Старшему фельдфебелю Зерину не повезло, поединок с опытным "стирателем" закончился для него смертью. Жаль, матёрый ведь "охотник" был.

Красевич рассмотрел голову, ища признаки "стирания". И остался доволен: ни крови, ни пены из носа или рта, или из ушей не видно. Ценная голова! Не просто там велгонец какой-то, а настоящий рунх! Вернее, конечно, не совсем настоящий, человекоподобный гибрид, но всё же не человек.

– Оклемался? – спросил Красевич у Клинковского, когда того повторно вырвало.

– Да… нормально уже…

– Держи! Не потеряй!

Он отдал голову, а сам подхватил тело Зерина и поспешил прочь из капонира.

Снаружи стрельба почти затихла. Вдоль аллеи, у прежде приакураченных по высоте деревьев, которые теперь после взрывов казались расщеплёнными корягами, выгорали подбитые противотанковыми гранатами бэтээры. Два пылающих остова и два десятка тел – результат попытки "серых" вытеснить диверсантов из учебного сектора. Лагерь разгромлен. Из восьмидесяти курсантов и шестнадцати инструкторов уничтожены все или почти все. Кто-то вполне мог мотануть через минное поле и подорваться там или выжить. Из двухротного батальона "серых" если кто и остался жив, то схоронился так, что попробуй ещё найди. Зенитчики, тоже кстати из "серых", перебиты группой Торгаева в самом начале боя. А больше тут никого и не было, разве что хозкоманда.

Впрочем, вскоре выяснилось, что всё-таки были. Когда отряд, вынося убитых, покинул лагерь, Красевич принял доклады о потерях и взятых трофеях. В группе Масканина – один убитый, у Торгаева убитых двое и ранен один – к счастью, лёгкий и сам может идти. Масканинский ефрейтор погиб в схватке с инструктором, а бойцов Торгаева положили из хрен знает откуда взявшейся в лагере горной безоткатной пушки, когда они долбили из зенитки во всё подозрительное. Итого, подвёл Красевич неутешительный итог, вместе со старшим фельдфебелем Зериным погибших четверо. И тут Торгаев подтолкнул за локоть незнакомца в рубище, бывшем некогда полевой летней формой русской армии.

– Сорок четвёртой дивизии, сто семьдесят четвёртого полка рядовой Сивков! – боец доложился возбуждённо, едва скрывая радость, что оказался среди своих и вне пределов лагеря.

– А ты откуда там взялся? – удивлённо спросил Красевич.

– Пленным он был, – опередил Торгаев заторможенного от избытка чувств Сивкова. – "Серые" его гранатами выкуривали, ну и тут мы подошли…

– И много вас было? – поинтересовался командир "Рарога".

– С полсотни где-то. Точно не знаю. Одни помрут, других везут. На нас курсантов учили. Я тут… то есть, там три недели провёл. Ещё б месяц и всё – хана!

– Пытки, что ли? – спросил протиснувшийся поближе поручик Найдёнов.

– Нет… Ведут в камеру, потом заходит курсант и смотрит… Просто смотрит. От новичков только голова кругом, да зрение, бывает, барахлит. А от опытных… кровью потом харкаешь…

– А остальные где пленные? – задал следующий вопрос Красевич.

– В наш барак бомба шлёпнулась. Ну я и ещё двое, я их не знаю, в провал в крыше полезли. Потом в нас из карабинов палить стали, я успел затихориться…

– В плен-то как попал? – спросил Торгаев.

– Да как… Была атака, мы ротой в траншею залетели, потом вижу на меня граната летит… Скаканул за бруствер и тут как шарахнет! Оклемался уже в плену…

– На-ка почавкай, – протянул ему Масканин открытую банку с тушёнкой и ложку.

– Это много… – дрогнувшим голосом сказал рядовой Сивков. – От целой банки у меня с отвычки живот скрутит.

– Сколько съешь, столько съешь, – улыбнулся Максим и протянул пустую гранатную сумку. – Остачу сюда положишь.

Красевич хлопнул Сивкова по плечу, тем самым признавая его право находиться в отряде. Ничего подозрительного в бывшем пленном он не заметил.

– Пора, – сказал штаб-майор, вставая. – Идём в темпе. А то трофеи протухнут.

Бойцы вокруг заржали, а рядовому Сивкову с набитым тушёнкой ртом была похрену непонятная шутка. Если бы ему сказали, что домой предстоит топать миллион километров, он бы только пожал плечами и пустился бы в путь длиной хоть в два миллиона, лишь бы подальше отсюда.

Уже перед рассветом, порядком помотавшись близь дорог, ставших в одночасье рокадами, отряд остановился у берега в полусотне километров южнее плацдарма. Бензин кончился и мотоциклы пришлось бросить, да и не нужны они были теперь. Отряд ждал возвращения самоходных барж, с которых в это время разгружались полки 102-й дивизии. На плацдарме шёл бой, велгонцы успели стянуть к реке свежие пехотные части и пробиться к десантникам оказалось невозможно.

Место, что выбрал Красевич, подходило для отчаливания с большим скрипом. Берег тут не обрывист, как в других местах на практически всей протяжённости Оми, исключая, конечно, берега плацдарма, но зато полно коварных отмелей, из-за чего пристать к суше было невозможно даже на лодке. Но здесь хоть не было острых подводных камней, грозивших если не гибелью, то уж точно пробоиной любому судну, рискнувшему бы покинуть безопасную середину реки.

Когда показались баржи и сопровождавшие их бронекатера, Красевич выстрелил три красные ракеты, бойцы подхватили тела павших товарищей, забранные в урочище криоконтейнеры, в которых теперь хранились добытые головы, и оружие. Всё остальное оставили на берегу, пустившись в холодную воду почти голышом. С одной из барж спустили лодки, а разведчики пробирались по отмелям всё дальше вглубь реки, мечтая поскорее оказаться на борту и после принятых на флоте согревающих процедур, почувствовать себя простыми пассажирами, плывущими домой с чувством выполненного долга.