На грани выживания

Линия деревьев выглядела далеким коричневым пятном. На этом участке дороги почти не встречалось машин; большинство из них добрались до обочины, что давало мало идеальных мест для засады.

И все же он не расслаблялся. Не мог расслабиться.

— Что я пропустил?

— Ты пробыл без сознания около ста миль, хотя мы проехали вдвое больше, — сказал Тревис. — Это заняло у нас добрых восемь часов. Мы объехали Сент-Энн совсем недавно, держа курс на север по шоссе 17.

Лиам подсчитал в уме. Они все еще находились в ста двадцати милях от Фолл-Крика.

— Мне пришлось немного отклониться, но я держался в стороне от основных дорог, включая I-57. Это заняло целую вечность, но мы проехали сюда без особых проблем. За исключением сердитых взглядов некоторых людей и нескольких подростков, бросавших камни. Ранее этим утром, сразу после Клифтона, несколько человек выбежали на дорогу, махая руками, пытаясь остановить нас, но мы не рискнули тормозить.

— Умное решение. — Его желудок сжался. Лиам старался не думать о дюжине злоключений, которые могли их постигнуть. Он не мог защитить никого, находясь без сознания, не говоря уже о себе. — Что случилось?

Эвелин бросила на него взгляд.

— Восемь или девять человек пытались перекрыть дорогу и заставить нас остановиться. Я одолжила твой большой пистолет, и мне пришлось применить силу. Это сработало.

Он проверил пистолет.

— Ты стреляла из него?

— К счастью, мне не пришлось. — Ее лицо потемнело. — Я занимаюсь тем, что сохраняю людям жизнь, а не наоборот. Я хотела помочь им. Они выглядели такими отчаявшимися. И там были дети.

— В Тасколе после краха все пришло в упадок, но люди все равно помогали друг другу. Тетя Тревиса взяла нас к себе, хотя с нами стало больше ртов, которые нужно кормить. Одна из наших соседок поделилась последней молочной смесью, чтобы ЭлДжея выжил.

Тревис взглянул в зеркало заднего вида, в его глазах читалась тревога за жену. Морщины обрамляли его рот. Его волосы и борода стали почти белыми, не седыми, а белоснежными, контрастируя с его смуглой кожей.

— Все в порядке, Эвелин.

— Не все в порядке. В том-то и дело. Я хотела помочь этим людям. Я бы дала им воды, аспирин, что-нибудь, но не могла поверить, что они не причинят нам вреда. Поэтому мне пришлось направить на них пистолет, хотя я ненавидела это.

— Ты поступила правильно, — одобрил Лиам.

Она покачала головой, в ее глазах вспыхнул гнев.

— Мне так не казалось.

Тихое попискивание привлекло внимание Лиама. ЭлДжей скрючился на своем сиденье, не сводя глаз с Лиама, его худые руки тянулись к прикладу M4.

— Это не жевательная игрушка, — сказала Эвелин.

ЭлДжей зашелся влажным кашлем, от которого по позвоночнику Лиама пробежала дрожь ужаса.

Несмотря на свою худобу и болезни, которые сковывали его крошечное тело, он все-таки был чудесным ребенком. У него была медово-коричневая кожа Джессы и удивительные серо-голубые глаза Линкольна. Такие же, как у самого Лиама.

В Фолл-Крике они смогут обеспечить питанием и медицинской помощью, в которой он нуждался. ЭлДжей поправится. Лиам позаботится об этом.

— Мы поможем кому-нибудь другому, когда это будет не так рискованно для всех нас, — пообещал Тревис.

Эвелин смахнула с подбородка ЭлДжея капельки слюны и ласково погладила его по кудрявой голове.

— Я знаю.

Лиам посмотрел на Тревиса за рулем, потом на Эвелин. Они были хорошими людьми. Он спас их, но они оба справились, когда он отключился. Они держали себя в руках и не паниковали.

Он не привык чувствовать себя обязанным перед кем-то или рассчитывать на кого-то, кроме себя. В детстве он научился не зависеть от взрослых.

Только Линкольн оставался рядом с ним. Лиам закрыл глаза от внезапно нахлынувшей печали. Линкольна больше нет.

— Спасибо. За вождение. За то, что остановили кровотечение.

— Это все Эвелин. — Тревис скромно пожал плечами. — Честно говоря, я чуть не наложил в штаны.

— Он просто ждал своего часа, чтобы блеснуть, — с видимой гордостью произнесла Эвелин. — Он всегда любил машины.

— Классические. Я люблю классику, например, Кадиллак Эльдорадо 1959 года или Ягуар1961 года, возможно, Астон Мартин DB5 1964 года. И я говорю о неспешных летних поездках, а не о смертельной гонке в темное время суток, когда за тобой гонятся бронированные машины с пушками больше, чем меня.

Эвелин улыбнулась ему.

— Мы выбрались, это главное. Благодаря тебе, Лиам.

Смутившись, Лиам сделал вид, что изучает пейзаж за окном.

Он принюхался. Пахло чем-то паленым. Впереди и на западе дым поднимался в небо над скоплением далеких зданий.

— Похоже, весь город горит.

— Мы проехали еще несколько таких, — поделилась Эвелин. — Это ужасно.

Через несколько минут Лиам увидел кое-что впереди. Он напрягся.

— Блокпост.

В нескольких сотнях ярдов от дороги бетонные барьеры и катушки с проволокой сужали дорогу до одной полосы. Несколько «Хамви», припаркованных под углом 45 градусов, и полдюжины солдат Национальной гвардии, одетых в комбинезоны, стояли на блокпосте прямо перед сине-красным знаком с надписью: «Добро пожаловать в Индиану: Перекресток Америки».

Солдаты заметили их и замерли в ожидании, направив винтовки в их сторону. Лиам отметил женщину-солдата, присевшую на колени возле левого «Хамви», вооруженную карабином с оптическим прицелом. Еще одна притаилась за правым бронетранспортером с M4.

Тревис затаил дыхание, замедляя ход грузовика.

— Что мне делать?

Лиам почувствовал прилив адреналина. В наши дни форма не отличала хороших парней от плохих.

— Просто подъезжай медленно и аккуратно.

Тревис вцепился в руль, нервно барабаня пальцами.

— Что мы им скажем?

Лиам взглянул на племянника. Теперь он в безопасности. В безопасности, чтобы вырасти свободным, а не в клетке.

Все, кто оказался в ловушке в центре для беженцев № 109, заслуживали того же.

Лиам всего лишь один человек. Он не мог спасти всех. Если бы осталось хоть одно действующее правительство, возможно, они бы сумели.

Он не доверял правительству, но все еще доверял военным, или, по крайней мере, хотел доверять.

— Правду. — Лиам опустил М4 на пол. Прятать его смысла нет, но и выставлять напоказ тоже не лучшая идея. — Все может пойти наперекосяк в любой момент. Что бы ты ни делал, сохраняй спокойствие. И если скажу, жми на газ и гони.

Глава 28

Лиам

День восемьдесят девятый

На контрольно-пропускном пункте Тревис нажал на тормоза. Он опустил окно, затем вернул обе руки на руль.

Солдат лет двадцати с автоматом М4 обошел машину со стороны пассажира и заглянул в окно. Его лохматые каштановые волосы щекотали воротник, давно преодолев положенную длину.

Солдат китайско-американского происхождения подошла к боковому окну водителя и попросила предъявить права и регистрацию. На ее бейдже было написано «Чанг».

— Индиана закрыта. Никто не въезжает.

Эвелин подняла брови.

— Закрыта?

— Приказ губернатора, мэм. Мы должны перенаправить беженцев из Иллинойса в ближайший спасательный центр агентства по чрезвычайны ситуациям в их родном штате. Ближайший…

— Номер 109 в Шампейне, — подсказал Тревис. — Мы знаем. Мы только что оттуда.

— У вас раненый пассажир. — Мужчина-солдат по фамилии Коллинз сузил глаза. — Это огнестрельное ранение?

— Да, — отозвался Лиам. — Получено во время нашего побега из лагеря.

Коллинз поднял свою винтовку на несколько дюймов. Два гвардейца подошли к нему сзади, в качестве подкрепления, их оружие находилось в боевой готовности.

— Побег? Что вы имеете в виду?

Бруксы рассказали свою историю. Тревис вел большую часть рассказа, так как он был спокойнее других, а Эвелин добавляла понемногу то тут, то там. В целом, они говорили невероятно убедительно.

Солдаты старались сохранять нейтралитет, но Лиам читал их тревогу, возмущение и растущее негодование, когда Бруксы описывали зверства, свидетелями которых они стали, над американскими гражданами, удерживаемых против их воли. О гибели гражданских лиц, умерших от голода и жестокого обращения.

Один из солдат отошел в сторону и заговорил в рацию.

Коллинз сплюнул на дорогу.

— Иллинойс — это полный пиздец.

Чанг поморщилась, услышав грубое ругательство.

— Вот-вот. Вы не поверите, что творится по всей стране. До нас дошли слухи о том, что лагеря переполнены, но до сих пор мы не получали подтверждения.

— А что насчет этого Александра По? — спросил Лиам.

— По и его Синдикат захватили Чикаго спустя несколько недель после Крушения, — пояснил Коллинз. — Федеральное правительство направило Национальную гвардию в другие места, поэтому солдат не хватало для защиты города. Некоторые говорят, что это решение было вполне расчетливым — позволить Чикаго пасть, чтобы вместо этого консолидировать войска для спасения Нью-Йорка и округа Колумбия. Но По не удовлетворился Чикаго. Он продолжает разрастаться, как самый неприятный в мире вирус.

— Мы свяжемся с нашим командованием, — заявила Чанг. — Мы что-нибудь сделаем. Я не знаю, что, но мы не можем позволить этому продолжаться. По увеличивает территорию и количество людей, как будто намерен захватить весь Иллинойс. Если у него получится, я сомневаюсь, что он остановится на одном штате.

— Такие люди не останавливаются, — проворчал Лиам.

Она кивнула, поджав губы так, что немного напомнила ему Квинн.

— Индиана тоже в смятении. Если он направится к нам, у нас будут проблемы.

Коллинз окинул взглядом бесплодное кукурузное поле на противоположной стороне дороги, прежде чем вернуть свое внимание к грузовику.

— В двух словах, усилия федералов по восстановлению правопорядка и власти сосредоточены на побережье. Средний Запад они на данный момент покинули.

— Но вы здесь, — заметил Тревис.

Коллинз расправил плечи.

— Вице-губернатор Райт-Мэйс — теперь губернатор штата, поскольку губернатор Райсон так и не смог вернуться домой — она вернула несколько подразделений Национальной гвардии Индианы. Так же поступил и Мичиган. Иллинойс отправил всех своих солдат, полагая, что федералы предоставят помощь, когда она им понадобится. Но они этого не сделали.

— Калифорния, Вашингтон и Орегон образовали федерацию, — поведала Чанг. — Они накапливают местные ресурсы и держат своих гвардейцев и военное имущество для себя, пренебрегая федеральными правилами. Техас делает то же самое. Они восстановили частичное энергоснабжение в нескольких районах, так как у них есть своя собственная сетевая инфраструктура. Но желаю удачи при бегстве в Техас; они отказывают нерезидентам под дулом пистолета.

— Не могу поверить, что все разваливается так быстро, — проговорила Эвелин. — Я имею в виду, мы видели, как это происходит в Венесуэле и других странах, но у нас? Я никогда не думала, что такое может произойти здесь.

Гвардеец принес три бутылки с водой — теплой, но это не имело значения. Тревис взял их, кивнув в знак благодарности.

— Спасибо.

— Как было у вас? — спросил Лиам.

— В общей сложности процентов пятьдесят личного состава, — ответила Чанг. — Большинство из нас пришли в арсенал со своими семьями. Там многолюдно, но мы следим за тем, чтобы у детей была еда и кров. В наши дни — это больше, чем есть у большинства людей.

Коллинз почесал челюсть.

— Но мы теряем людей каждый день. У всех одна и та же проблема. Военные, спасатели, полиция, врачи и медсестры, все. Когда мир катится в ад, большинство людей больше заботятся о том, чтобы помочь своим близким, чем о выполнении своей работы. Не могу сказать, что я их виню, хотя это усложняет нашу задачу.

— Спасибо за информацию, — поблагодарил Тревис.

Чанг поджала губы.

— Я бы хотела, чтобы мы могли сделать больше. — Ее взгляд переместился с Тревиса на ребенка на заднем сиденье. — Сожалею о том, что с вами случилось, но наши приказы не изменились. Мы не можем принимать беженцев из Иллинойса.

Эвелин фыркнула.

— Беженцев? Серьезно?

— Эвелин, — мягко произнес Тревис.

Эвелин откинулась на спинку кресла.

— Да ладно. Мы все американцы. Мы на одной стороне.

— Это не их вина. — Тревис бросил на охранников извиняющийся взгляд. — Мы поняли.

— Извините, — повторила Чанг.

— Я не из Иллинойса. — Морщась от каждого движения, Лиам пошарил в своем рюкзаке и достал водительские права. — Мы направляемся в Мичиган. Я местный житель. У нас нет желания оставаться в Индиане, у нас есть безопасное место — Фолл-Крик. Так что, если вы позволите нам проехать, мы двинемся в путь.

Чанг энергично кивнула, испытав облегчение.

— Это мы можем сделать. — Она сузила глаза. — Юго-западный Мичиган, верно? У вас там есть ядерный реактор?

— Ядерный реактор Кука в Стивенсвилле, — ответил Лиам. — И завод Палисейдс дальше на север, возле Саут-Хейвена.

Выражение лица Чанг стало мрачным.

— Брэйдвуд, одна из станций, обслуживающих Чикаго, расплавилась.

Лицо Эвелин стало пепельным.

— Что?

— На ней произошло расплавление активной зоны в день ЭМИ. Последовательность аварийного отключения — это электронная система, поэтому импульс поджарил ее до того, как сигнал поступил на генераторы. Брэйдвуд только что обновил свои генераторы до совершенно новой высокотехнологичной интеллектуальной системы. Она тоже получила импульс. Никто не ожидал ни отключения генераторов, ни разрушения защитной оболочки.

— У нас нет полной информации, и, скорее всего, никогда не будет, — сказал Коллинз. — Насколько мы слышали, никто из инженеров не выбрался живым.

Эвелин подавила вздох. ЭлДжей снова начал кашлять, и она стала искать бутылочку, чтобы успокоить его. Он несколько раз лающе кашлянул, прежде чем успокоился.

— Сколько раненых? — спросил Тревис.

— Сотни. Может быть, тысячи. Не знаю, сколько попало в опасную зону, — мрачно сказал Коллинз. — Я знаю только, что не хотел бы оказаться в радиусе двадцати миль от этого завода. Все, кто мог, сбежали. Если вы направляетесь в потенциальную активную зону, будьте осторожны.

— Разве нет завода рядом с Шампейном? — спросила Эвелин, выражение ее лица напряглось. — Мы подверглись облучению?

— Это Клинтонская электростанция, верно? — спросила Чанг. — Из того, что нам сказали, все остальные станции в Иллинойсе закрылись, а если и не закрылись, то бетонные защитные сооружения сдержали радиацию.

Лиам кивнул, почувствовав, как сжалось его нутро. Дейв Фаррис упоминал атомную электростанцию Кука, которая находилась всего в пятнадцати милях от Фолл-Крика.

Он сделал мысленную пометку проверить реакторы. Никто не почувствует, не учует и не увидит радиоактивную утечку — пока не станет слишком поздно.

— Спасибо за помощь, — произнес Тревис. — Не хотим отнимать у вас больше времени. Если мы собираемся добраться до места назначения до темноты, нам пора ехать.

Коллинз и Чанг отошли назад.

— Мы очистили большую часть шоссе I-94 и работаем с местными властями — с теми, кто еще появляется, во всяком случае, — чтобы патрулировать все, что можно. Тем не менее, смотрите в оба. Каждый сам за себя.

Лиам поморщился. Боль становилась все сильнее. Чего бы он только не отдал за морфий или даже за несколько рюмок виски.

— Уже давно так.

Коллинз опустил взгляд на М4 у ног Лиама и слабо улыбнулся.

— Похоже, вы можете о себе позаботиться.

Чанг помахала рукой национальным гвардейцам, охранявшим блокпост. Они отошли назад, освобождая путь для проезда машины.

Чанг снова посмотрела на ЭлДжея и нахмурилась.

— То, что случилось с вами… то, что происходит. Мы не позволим этому продолжаться, пока в жилах Америки еще течет кровь. А она течет, уверяю вас. Дела идут тяжело. Они будут трудными еще долгие годы. Но мы все еще свободны.

— Мы не сдадимся, — заявила Эвелин.

Чанг устало улыбнулась.

— Чертовски верно.

Глава 29

Лиам

День восемьдесят девятый

Тревис ехал по шоссе I-94 со скоростью тридцать миль в час, помня о засадах и опасаясь препятствий на дороге, которые могут проколоть колесо или стать причиной аварии.

Сейчас не время и не место для отдыха. Час назад они остановились только для того, чтобы заправиться из канистры, которую Лиам припрятал в багажнике.

По обе стороны дороги простирались плоские бесплодные поля и деревья, лишенные листвы. Шоссе в Индиане не были забиты, как в больших городах, и пробираться между заглохшими машинами не составляло труда.

Несмотря на холод и пульсирующую боль в боку, Лиам держал M4 наготове, обшаривая взглядом обе стороны шоссе в поисках угрозы.

Тревис вел машину, полностью сосредоточившись на дороге. Эвелин развлекала ЭлДжея, меняла ему подгузники и кормила последней порцией их жидкой, водянистой смеси, не сводя с него глаз.

Проезжая один маленький городок за другим, Эвелин и Тревис смотрели в полнейшем ужасе. Лиам видел разрушения по дороге сюда, но от этого зрелище легче не становилось.

Улицы усеяны кучами мусора, повсюду валялись стекло, кирпичи, щепки дерева и прочий хлам. В нескольких городах здания представляли собой обгоревшие остовы, другие были разбиты, изрешечены пулями и выпотрошены.

Они увидели не одно тело, лежащее без присмотра, оставленное гнить там, где оно упало. Лиам поморщился от зловония разлагающихся трупов, гнилостная вонь смешивалась с запахом экскрементов и других телесных жидкостей.

С наступлением теплой погоды оттаяла мерзлая земля, а вместе с ней и трупы животных и людей. Болезни, такие как дизентерия и даже холера, распространялись как лесной пожар.

Последние сто миль прошли без происшествий. Несколько встречных на дороге смотрели на них с отчаянной жадностью, но М4 Лиама отбил у всех желание нападать.

С каждой последующей милей тревога и предвкушение Лиама росли. Уже несколько дней он был отрезан от Ханны, Шарлотты и остальных, от связи и тепла, которых он так жаждал.

Он мечтал увидеть ее лицо, услышать смех Ханны, почувствовать ее теплые нежные руки, массирующие его спину, его душу. Ее присутствие вернуло его из бездны.

Через несколько часов они беспрепятственно пересекли границу с Мичиганом, охранники из Индианы пропустили их без остановки.

Через час после этого они достигли последнего поворота дороги, вдали показался мост через Фолл-Крик.

Сердце Лиама заколотилось в груди. Несмотря на боль под ребрами, он сел ровнее.

Фолл-Крик был таким же маленьким городком, как и все остальные. Снаружи он не представлял собой ничего особенного. Но в его пределах жили люди, о которых он заботился.

— Вот и добрались. — Его голос захлебнулся эмоциями — облегчением, нетерпением, благодарностью. И чем-то еще, чего он не ожидал почувствовать снова, но знал, что это правда с каждым ударом сердца.

Здесь, действительно, ему самое место

Глава 30

Ханна

День восемьдесят девятый

— Это не мы, — заявил Бишоп Флинну со спокойствием, которого Ханна не чувствовала. — Мы уже говорили вам, это сделали ополченцы. Мы не знали, что они творят, а когда узнали, противостояли им невероятной ценой, включая жизни нескольких наших людей.

Даллас скрестила руки на груди.

— Удобное оправдание, как по мне.

Перес угрожающе шагнула вперед.

— Что, черт возьми, ты только что сказала?

— Ладно, ладно, мы пришли сюда, чтобы обсудить условия…, — начал Мик, пытаясь сохранить мир среди своей группы, но у него ничего не получалось.

— Мы не будем обсуждать с вами никаких условий! — прошипел один и мужчин.

Перес выглядела достаточно разъяренной, чтобы выцарапать кому-нибудь глаза.

— Серьезно. А где вы были, когда мы сражались с ополчением, а? Мы просили вас о помощи, но вы не появились. Вы бросили нас на произвол судьбы.

— Я пытался, — проворчал Мик.

— Пытался — это недостаточно хорошо…

— Насколько мы знаем, вы могли быть на стороне ополчения и устроить нам засаду, — заявил Флинн. — Мы защищаем своих людей. Зачем нам рисковать ради вас?

— Вот именно, — отозвалась Перес. — Не ждите, что мы поможем вам в следующий раз, когда вы позовете нас.

— Мы поможем, — пообещала Ханна, сдерживая свое разочарование. — Разве не в этом суть Общественного альянса? — Она бросила острый взгляд на Мика, затем на Флинна. — Общины собираются, чтобы помогать друг другу, защищать друг друга от более сильных угроз. Вот в чем мы заинтересованы. Работать с вами, чтобы сформировать большую, более сильную группу. Сила в количестве.

— Ни за что, — отмахнулся Флинн. — Мы не будем работать с Фолл-Крик. Ни за что на свете.

Флинн и его люди появились с оружием в руках, злые и жаждущие драки. Они хотели крови.

Все были на взводе, нервы у всех натянуты.

Она радовалась, что Призрак остался с Майло и Квинн. Пир бы точно покусал хотя бы одного из них. Перес и так достаточно зла, и ей тоже не терпелось кого-нибудь разорвать.

— Отдайте нам наши припасы! — воскликнула Даллас. — Ну, знаете, все то, что вы украли.

Бишоп напрягся, его челюсть сжалась, хотя голос сохранил спокойствие.

— Как уже не раз объясняли, мы их не крали.

— Кто сказал, что мы вам что-то отдадим? — зашипела Перес.

Лицо Флинна побагровело.

— Таков уговор! Именно поэтому мы и пришли, а не для того, чтобы брататься с ворами и лжецами. Вы нам должны!

Перес вздрогнула.

— Ни черта мы вам не должны!

Далекое жужжание заполнило уши Ханны. Казалось, что она наблюдает за крушением поезда, которое пассажиры не видят. Она ничего не могла сделать, чтобы остановить это.

Все вот-вот рухнет. Все, за что они боролись и чем жертвовали. То, ради чего погибли Орен Труитт, Уэйн Маршалл и даже Ноа.

Они свергли тирана не для того, чтобы поддаться междоусобицам, мелким разногласиям и недоверию.

Они лучше этого. Человечество было выше подобного.

Она знала это, чувствовала в глубине души. Им просто нужно раскрыть глаза и увидеть правду. Но как заставить их увидеть? Как она может изменить ситуацию?

В конце концов, она уже пыталась и потерпела неудачу с Ноа.

Очередной приступ горя разорвал ее сердце. Она отодвинула боль и сосредоточилась на настоящем. Как бы они ни не доверяли друг другу, путь вперед возможен только вместе.

— Прекратите! — заорала она.

Ее не послушали. Флинн продолжал кричать на Перес, тыча пальцем ей в лицо. Перес оттолкнула его, в ее глазах горела ярость. Люди, стоявшие за Флинном, двинулись вперед, руки потянулись к стволам пистолетов на бедрах.

Перес выхватила свой табельный пистолет.

— Не двигаться!

Флинн поднял свой дробовик и прицелился в Перес. Его люди направили оружие на Бишопа и Ханну. Пистолет Бишопа был извлечен, но оставался низко на боку.

— Подождите минутку! — крикнул Мик, но его люди уже не слушали.

— Оружие опустить! — прокричал Бишоп. — Сложить оружие!

«Ругер» Ханны оставался в кобуре. Хотя пульс стучал в ушах, а ладони увлажнились от адреналина и страха, она отказывалась доставать его. Если кто-нибудь выстрелит, то шансы на мир улетучатся в трубу и никогда не будут восстановлены.

Сейчас или никогда.

— Мы на одной стороне! — воскликнула Ханна.

— Правда? — усмехнулась Перес. — Потому что мы пришли сюда, чтобы говорить о любви, мире и прочем дерьме, а эти придурки обвиняют нас в рейдерстве и саботаже. Никто не будет приходить в наш дом и проявлять к нам такое неуважение. Никто.

Флинн разразился целым потоком грубых оскорблений.

— Вы можете голодать, нам все равно, — отчеканила Перес.

— Тогда мы возьмем то, что принадлежит нам, силой!

— Хотела бы я посмотреть, как вы попробуете!

Ханна положила два пальца между губами и издала громкий пронзительный свист.

— Достаточно! Всем вам!

Она протиснулась между Перес и Флинном, вытянув руки, разделила их, оттолкнув Перес назад к Бишопу, который с силой надавил на ее руку. Перес попыталась стряхнуть его, но Бишоп был силен.

— Разве вы не видите, что происходит? Что поставлено на карту? У нас нет выбора. Мы должны работать вместе.

Перес покачала головой и сплюнула в солому.

Разочарование и страх вцепились в Ханну когтями. Они так упрямы, так ослеплены.

— Если мы поднимемся, мы поднимемся вместе. Если упадем, то упадем вместе.

Флинн нахмурился еще больше.

— Красивые слова. Жаль, что за ними нет никакой конкретики.

— Есть, — ответила Ханна. — Мы привезли припасы в шести трейлерах. Они стоят сзади за ареной. Мы можем прицепить их к вашим грузовикам, лошадям, к чему угодно. Вы можете их забрать. Прямо сейчас. От вас ничего не требуется взамен. Никаких условий.

— Ничего взамен…? — Перес зашипела.

Бишоп бросил на нее тяжелый взгляд, и она замолчала.

Флинн поднял свои кустистые рыжие брови.

— Почему я в это не верю?

— Верь во что хочешь. Трейлеры прямо здесь. Иди и посмотри сам.

— Этого недостаточно. Это не компенсирует…

— Это начало, — вмешался Бишоп, его рокочущий голос эхом разнесся по арене. — И довольно щедрое, полагаю. Я уверен, что ты согласишься, Мик.

— Я согласен. — Мик наклонил голову к Даллас. — Почему бы вам с Ортегой не взять несколько человек для погрузки припасов. А Флинн, собери команду охраны, чтобы мы благополучно вернулись. У нас всего несколько часов до темноты. Нам нужно двигаться.

Напряжение нарастало, пока обе стороны смотрели друг на друга и на свое оружие.

— Мы на одной стороне, — повторила Ханна, ее сердце билось в груди, как бешеное. — Самое время начать вести себя соответственно. Опустите оружие. Все вы. Мы не будем сражаться друг с другом сегодня — или когда-либо.

Уголком глаза она уловила одобрительный кивок Бишопа. Он убрал пистолет в кобуру и протянул руки ладонями наружу.

— Если будете стрелять в нас, вы будете стрелять в безоружных людей.

Челюсть Флинна сжалась, глаза сузились.

— Если вы думаете…

— Флинн, — с твердостью в голосе обратился Мик. — Дело сделано.

— Мик прав. — Даллас положила свою руку на руку Флинна. — Пойдем. Мы получили то, за чем пришли.

Потерпев поражение, Флинн опустил плечи, его большое тело сдулось. С очередным пробормотанным проклятием он опустил ружье. Его люди последовали его примеру.

Нахмурившись, Перес направила свой табельный пистолет на землю, но на всякий случай не убрала его в кобуру. Она немного расслабилась.

Угроза миновала — на данный момент.

Ханна выдохнула, не помня, как задержала дыхание.

— Так-то лучше.

— Это ничего не меняет, — прорычал Флинн. — Меня вы не обманете. Мы никогда не будем доверять Фолл-Крик…

Снаружи раздались шаги. Все, как один, повернулись на звук, руки снова потянулись к оружию.

Дейв Фаррис ворвался на арену, тяжело дыша, с красным от напряжения лицом.

— Это Лиам!

Огромное облегчение разлилось по венам Ханны.

— Он вернулся.

Дейв посмотрел на нее, в его глазах читалась тревога.

— Вернулся. Но он ранен.

Глава 31

Квинн

День восемьдесят девятый

Дикие собаки удрали, но у Квинн не нашлось времени на благодарность.

Она обнаружила, что окружена угрозой другого рода.

Не менее четырех десятков человек столпились на небольшой поляне, образовав вокруг нее свободное полукольцо, как и собаки.

Они были одеты в обычную одежду — джинсы, брюки, кожаные куртки, полуботинки, но все поголовно носили оружие причудливой формы: копья, арбалеты, косы, дубины и топоры.

Сначала Квинн подумала, что это взрослые. Большинство выглядели старше, но некоторые смотрелись ее ровесниками, как, например, худощавый чернокожий парень, стоявший в центре группы.

Им на вид около двадцати лет, нескольким чуть меньше. Большинство парней щеголяли бритыми головами, в то время как девушки выбривали боковые части черепа, а центральную часть оставляли длинной, собранной либо в толстую одинарную косу, либо в несколько локонов, ниспадающих по спине.

Они только что спасли ее, но выражение их лиц оставалось мрачным, подозрительным, почти откровенно враждебным.

Группа наблюдала за ней, шаркая и бормоча, в их глазах читался странный предвкушающий блеск, и Квинн потребовалась секунда, чтобы понять — предвкушение. Но предвкушение чего?

Она не знала почему, не могла объяснить, откуда, но в ее голове звенели предупреждающие колокольчики. Кисло-сладкое чувство страха сковало ее внутренности.

Квинн безмолвно умоляла Майло оставаться незаметным в ветвях дуба позади нее. Кем бы ни оказались эти ребята, лучше бы они не знали о Майло.

Так далеко в лесу шум с ярмарки затих. Даже отдаленные раскаты с полигона Рейносо не долетали сюда.

На деревьях трещали птицы. Ветер шелестел в подлеске, сквозь бесплодные ветви деревьев пробивались лучи серого света.

Сердце колотилось в груди, Квинн медленно поднялась на ноги — влажные листья прилипли к коленям, грязный снег налип на ладони и ногти — и подняла руки.

Призрак стоял рядом с ней, прижав уши, дрожа всем телом. Из его груди раздавалось грозное рычание.

— Не двигаться! — закричал здоровяк с огромной шипастой булавой, похожей на средневековое оружие ближнего боя, украденное из музея. Каждый дюйм его тела бугрился мышцами. У него были плоские черты лица и широкий, неправильно сформированный нос.

Он напоминал вышибалу или правую руку какого-нибудь бандита. Парень, который делает всю грязную работу и наслаждается этим.

— Я не вооружена, — сказала Квинн. — Не стреляйте в меня. Не стреляйте в Призрака. Он дрался с другими собаками. Он не одичал, как они.

— Мы любим собак, — заявил мужской голос откуда-то из середины группы. — Разве нет?

Парень лет двадцати шел вперед, длинный меч был засунут в ножны на правом бедре, на левом висел серп с изогнутым лезвием. Он выглядел сильным, скорее жилистым, чем крупным, с удлиненными чертами лица и стянутыми в хвост пшенично-русыми волосами.

— Все в порядке, Джетт, — сказал он парню с булавой, который с неохотой опустил оружие, а затем повернулся к худому, прыщавому пареньку. — Ты убил всех этих собак, Тарел? Ты знаешь, как я отношусь к убийству собак.

Худой парень — Тарел — нервно переминался с ноги на ногу. Он указал на тушу мертвого пса.

— Они дрались друг с другом. Мы просто разнимали их. Вот и все.

— Вот и все? — с усмешкой сказал блондин, сверкнув глазами. — Может, мне стоит побить тебя твоим топором, как ты бил тех невинных собак. Вот и все.

— Они напали на нас, — объяснила Квинн. — Призрак отбивался от них.

Как по команде, Призрак издал низкий предупреждающий рык.

Взгляд блондина метнулся к псу. Его глаза расширились, когда он увидел огромные размеры Призрака, его царственную голову, пасть, из которой капала красная слюна, белую грудь, окрашенную в красный цвет.

Гнев на его лице исчез, сменившись чем-то сродни восхищению, благоговению.

Парень отодвинул ножны в сторону и опустился на одно колено, так что оказался на уровне глаз Призрака.

— Это прекрасное животное справилось с теми собаками?

— Да.

— Проклятье. Я впечатлен.

— Так и должно быть.

Он посмотрел на нее, как будто увидел Квинн впервые. На его лице появилась улыбка, но она выглядела не совсем дружелюбно.

Он поднялся на ноги, легко и грациозно, одна рука лежала на рукояти его меча.

— Прости мои манеры. Я Ксандер Торн.

Он показал большим пальцем на двух парней по обе стороны от него.

— Это Тарел, а этого грубияна мы зовем Джетт. Далия где-то здесь. Она тебе понравится.

Квинн не сводила глаз с Ксандера Торна.

Остальные реагировали на него с уважением, с каким-то восторженным обожанием, но она чувствовала раздражение, нервное возбуждение, как будто он не слишком предсказуем и ему это нравится.

Перед ней стоял главарь группы.

— Как ты нашел нас — меня? — спросила она.

Ксандер улыбнулся, его взгляд остановился на ней.

— Мы просто ехали по Старому 31-му шоссе, занимаясь своими делами, и услышали шум. Дорога находится в нескольких сотнях ярдов. Не то чтобы у нас есть какая-то неотложная цель. Той жизни больше не существует, не так ли?

— Думаю, нет.

— Мы можем идти куда хотим и когда хотим. Поэтому, когда услышал лай, я решил проверить. Похоже, хорошо, что я это сделал.

— Ты спас нас — меня и Призрака. Спасибо. — Ксандер производил впечатление человека, которому хочется восхищения и благодарности. — Я в долгу перед тобой.

На этот раз Ксандер не улыбнулся, но и не нахмурился. Он не стал доставать одно из этих безумных оружий, что уже немаловажно.

— Что ты хочешь, чтобы мы сделали, Ксандер? — спросил Джетт, большой парень с булавой.

Ксандер почесал голову и уставился на нее, его взгляд блуждал от ее ботинок до макушки и снова вниз.

Волоски поднялись на ее шее. Квинн стояла и не двигалась. Возникло ощущение, что ее взвешивают или оценивают, и если она окажется не на высоте, результат будет не очень хорошим.

Эти люди только что спасли ей жизнь. Но это не делало их хорошими парнями.

Глава 32

Квинн

День восемьдесят девятый

— Ты одна? — спросил Ксандер.

Квинн надеялась, что густые ветви ели скрыли Майло от их глаз. Если бы они стали искать, то нашли бы его, но если вы не ищите маленького ребенка, прижавшегося к дереву над вами…

Она подняла подбородок.

— Только я.

Ксандер смотрел на нее с подозрением.

— Уверена?

Квинн заставила себя встретиться с ним взглядом. В его глазах горел дикий, почти безумный блеск. Это нервировало.

— Уверена.

Он заметно расслабился.

— Отлично, отлично. Ну, тогда. Поскольку ты, как и я, любишь собак, то дам тебе пропуск.

Он не сказал, на что именно. Квинн поняла, что лучше не спрашивать. Группа позади него отреагировала по-разному — облегчением, разочарованием, волнением.

У Квинн зачесалась шея.

— Могу я теперь опустить руки? У меня «Беретта» без патронов и рогатка в кармане.

Он приподнял бровь.

— Рогатка! У нас в арсенале нет ни одной рогатки.

— Она может выбить глаз, если постараться. Или оставит неприятный синяк. Не более того. — Она опустила часть про флешетты.

Он усмехнулся и жестом указал на различное оружие, сверкающее у него за спиной.

— Мы любим креативное оружие, если ты не заметила.

Мечи. Булавы. Древние ножи. Копья. Часть ее хотела посмеяться над нелепостью происходящего, но инстинкт подсказывал, что эти люди относятся ко всему своему снаряжению очень и очень серьезно. Насмехаться над этим явно не стоит.

— Я заметила.

Его ухмылка стала шире.

— Могу я погладить твою собаку?

Квинн перевела взгляд на Призрака. Его тело застыло, а шерсть поднялась.

Хотя он был ранен, из его ноги текла кровь, он не сдвинулся со своей защитной позиции между ней и странной группой.

— У него выдался тяжелый день, — проговорила Квинн. — Он немного на взводе.

— Мы все такие. Я понимаю. — Ксандер присел на корточки в паре ярдов от него и уставился на Призрака. Призрак уставился в ответ. Ксандер просиял, его узкое лицо посветлело.

На мгновение дикий блеск в его глазах померк, и он стал казаться нормальным, обычным мальчишкой, любящим собак — если бы не средневековое оружие, прикрепленное к его поясу.

Джетт прочистил горло.

— Ксандер.

Вздохнув, Ксандер поднялся и отошел. Его взгляд вернулся к Квинн, и он наклонил голову, изучая ее.

— Что ты думаешь о состоянии дел? После Коллапса, я имею в виду.

Еще одно испытание. Она все еще не знала о последствиях провала, но то, как Джетт сжимал свою булаву, словно ему не терпелось использовать ее — или, возможно, он ожидал этого — заставило Квинн напрячься.

Опасение закралось в ее душу, но она не могла позволить напряжению отразиться на лице.

— Этот мир — отстой. Все отстой. Что еще тут нового?

По выражению его лица она поняла, что ответ правильный. Он потирал руки, словно наслаждался этим моментом, напряжением, испытанием, что бы оно ни значило.

— А электричество?

— Я прекрасно обхожусь без него.

— Ты скучаешь по нему?

Едва уловимый вдох. Группа настороженно наблюдала за ней. То, как она ответит на этот вопрос, имело большое значение.

Квинн оглядела их. Они выглядели неряшливыми, грязными, немытыми. От них разило перегаром. И это примитивное, старое оружие…

В них чувствовалось что-то другое, что-то неправильное.

Она дала неожиданный ответ.

— Не особо. Нет.

В лесу перевели дух. Некоторые в толпе закивали головами, другие уставились на нее с пустым, нечитаемым выражением на лицах. Правильный ответ.

И все же Квинн не расслаблялась, ее мышцы оставались в напряжении, нервы натянуты как канаты.

Улыбка Ксандера осталась неподвижной, но его глаза стали горячими и яркими.

— Мир до этого был ложью. Все иллюзии и отрицание. Электричество ослепляло нас, технологии отупляли. Но больше нет! — Его голос возвысился с лирическим, почти завораживающим тембром, его группа кивала, следя за каждым его словом. — Мы сносим все это. Кирпич за кирпичом, лампочка за лампочкой.

— Смерть власти, — заявила одна девушка с маниакальной ухмылкой.

— Смерть власти! — проскандировали несколько человек. А кое-кто издал жуткий вой, подняв боевые топоры и винтовки со штыками, высоко вскинув кулаки.

Каждый волосок на шее Квинн встал дыбом. Где она раньше слышала эту фразу? Или видела?

Тело, извивающееся на ветру. Картонная табличка, приколотая к его мертвой груди.

У нее свело живот, на лбу выступил холодный пот. Словно почувствовав ее страх, Призрак поднял голову и глубоко и низко зарычал.

Остальные слишком увлеклись скандированием и воем, чтобы услышать его.

Сохраняя спокойное выражение лица, она положила руку ему на бок, успокаивая. Спокойно, спокойно. Никаких резких движений.

Майло все еще прятался, его не было видно. Им нужно выбраться отсюда живыми и невредимыми. Прямо сейчас, черт возьми.

Ксандер наблюдал за ней с ястребиной пристальностью.

— У тебя с этим проблемы?

— Как по мне, — сказала она, — этот мир может катиться к черту.

Произнести эти слова оказалось слишком легко, как и почувствовать, что Квинн сказала это всерьез. Тьма внутри нее горела ярко, как зажженная спичка.

Он почесал свою жирную голову и кивнул сам себе. Его взгляд метнулся к Джетту справа и Тарелу слева. Тарел кивнул с энтузиазмом; Джетт мог бы быть статуей, так мало он двигался.

Что бы Ксандер ни искал, он, должно быть, это нашел.

— Поздравляю. Мне нравишься ты и твоя собака. Мы всегда ищем новобранцев. Единомышленники и все такое. Хреново оставаться здесь одному.

Он жестом указал на группу позади себя. Несколько человек подняли мачете, арбалеты и кинжалы. Несколько дружелюбно улыбались, но в них чувствовалась какая-то напряженность, что-то бешеное.

Она вернула свое внимание к Ксандеру, осторожно и внимательно анализируя его слова, его позу, его глаза. Казалось, это скорее приглашение, чем требование.

Квинн могла бы уйти, и они бы ей позволили. Возможно.

Небрежно пожав плечами, она заставила себя улыбнуться.

— Я не очень люблю общество. Предпочитаю быть одна.

Разочарование отразилось на его лице, но Ксандер не стал настаивать.

— Если передумаешь в ближайшие пару недель, мы будем жить в штаб-квартире «Вортекса» в Сент-Джо.

«Вортекс Корпорейшн» — известная, общенациональная компания, которая производила бытовую технику — холодильники, посудомоечные и сушильные машины, плиты и микроволновки.

— По-моему, очень подходит, согласись? Парадигма промышленности и технологии — теперь совершенно бесполезная. — Его глаза вспыхнули. — Мы наслаждаемся иронией.

Она кивнула, ее тревога усилилась. Призрак остался стоять перед ней, из его груди вырывалось низкое рычание.

Ксандер свистнул своей группе и указал в ту сторону, откуда они пришли.

— Вперед!

Когда группа повернулась, чтобы уйти, те, кто стоял впереди, расступились, и на мгновение открылось пространство, открыв взору кое-кого, стоящего в задней части толпы. Человека, которого она не заметила раньше.

Когда он повернулся, чтобы последовать за остальными, то взглянул на нее через плечо. Мужчина лет тридцати, лысый и крепкий, как бульдозер, с широкими плечами и мощными руками, бедрами как стволы деревьев.

Его темные хитрые глаза привлекли Квинн, поймали как муху в паутину, она застыла, когда осознание пронзило ее.

Саттер.

Глава 33

Ханна

День восемьдесят девятый

Ханна с Шарлоттой на коленях сидела рядом с Лиамом, от беспокойства и страха у нее в животе завязывались узлы.

Она почти не дышала с тех пор, как Дейв объявил о возвращении Лиама и его ранении.

Лиам лежал на раскладушке в центре комнаты, его спину подпирали подушки, он беспокойно спал после того, как потерял сознание во время извлечения пули. В комнате пахло бетадином и уксусом. Несколько керосиновых фонарей давали свет.

Ханна не отходила от него с тех пор, как его привезли в школу, где Шен Ли устроил импровизированный медицинский центр в нескольких бывших классных комнатах.

Молли привела Майло и Квинн с Призраком, который держался на ногах, но был весь в крови. «Нападение собак», — неопределенно пояснила Квинн. Майло вообще ничего не сказал.

Рейносо усилил охрану, увеличив количество патрулей с Хейсом и Перес, в то время как Бишоп взял группу для выслеживания остальных членов стаи. Полицейское управление Фолл-Крика сопроводило Общественный альянс с ярмарки со свежими припасами, прежде чем началась новая драка.

Дейв и Аннет занимались закрытием Торгового дня и уборкой ярмарочной площади вместе с Джонасом Маршаллом и некоторыми подростками.

Сердце Ханны разрывалось на части. Ее любимый пес и Лиам пострадали. Она хотела крепко обнять Призрака, но боялась причинить ему боль. Да и Лиаму тоже, если уж на то пошло.

По крайней мере состояние Призрака оставалось стабильным. Ли обработал рану на ноге, вставил гибкую стерилизованную трубку для дренажа и наложил неоспорин, прежде чем перевязать рану.

Он проинструктировал Квинн, как очистить и продезинфицировать оставшиеся порезы — достаточно незначительные, чтобы они зажили сами по себе, если не начнется заражение.

В одном из углов комнаты, рядом с группой неиспользуемых столов, Призрак лежал на боку на нескольких одеялах, время от времени поскуливая.

Квинн стояла над ним на коленях, держа в одной руке бутылку яблочного уксуса, в другой — чистую тряпку, синевато-черная челка мешала ей смотреть, кольца на бровях и губах блестели в свете фонаря.

Майло помог расправить шерсть Призрака и успокоить его, пока Квинн смазывала порезы уксусом, который действует как природный антисептик и противомикробное средство против инфекций, бактерий и грибка.

Они хорошо ухаживали за Призраком, не хуже, чем Ханна могла сама, хотя ей очень хотелось быть рядом и с Призраком, и с Лиамом.

Ей не нужно переживать: Призрак в надежных руках.

Молли сидела на металлическом стуле у стены рядом с дверью, опираясь на трость и наблюдая за происходящим.

— Натуральный мед и свежий чеснок также хорошо работают. Чеснок — сильный антисептик с антиоксидантными, антибактериальными, противогрибковыми, противовирусными и противопаразитарными свойствами.

— Так вот почему он действует на вампиров? — спросил Майло.

— Доказательств этому нет, — с озорной ухмылкой отозвалась Молли. — Найди мне вампира, и мы это проверим.

Шарлотта пищала, ворковала и извивалась на руках Ханны. Она проявляла такое любопытство, желая потрогать и попробовать на вкус все, что попадалось под руку.

Со стоном Лиам открыл глаза.

Сердце Ханны дрогнуло.

— Как ты себя чувствуешь?

Он хмыкнул.

— Как будто меня ранили в ребра.

— Неплохо, да?

Он посмотрел вниз. Она держала его за руку и даже не заметила этого. Смущение пронзило Ханну, и она быстро убрала руку, ее щеки вспыхнули жаром.

Брови Лиама изогнулись, но он ничего не сказал. Он переместился на раскладушке и сел прямее, поморщившись.

Он выглядел похудевшим после путешествия, немного потрепанным, но он все еще оставался Лиамом. Широкоплечий и мускулистый, с грубыми чертами лица и каштановой щетиной на челюсти. И эти притягательные серо-голубые глаза, пронизывающие ее насквозь.

Ханна прочистила горло.

— Я могу попросить Ли дать более сильное обезболивающее.

— Оставьте для того, кто в нем нуждается.

— Тебе оно не помешает.

— Боль — это просто отвлекающий фактор. Я научился жить с ней. — Он развернул ноги и встал.

— Ты уверен, что тебе стоит…

— Я в порядке.

— О нет, не в порядке! — Высокая, стройная женщина вошла в комнату, нахмурив лицо. — Лиам Коулман, вернись в кровать.

— Я просто…

— Ни в коем случае. Тебе нельзя вставать, по крайней мере, еще сутки. Тебя нужно наблюдать на предмет шока, потери крови и гемодинамической нестабильности.

Лицо Лиама поникло, но он не стал спорить. С пораженным вздохом он опустился обратно на койку.

— Ханна, познакомься с Эвелин Брукс.

— Мы познакомились, когда ты лежал без сознания, — сообщила Эвелин, взглянув на Ханну.

— Было очень приятно, — отозвалась Ханна.

— Мне тоже это доставило удовольствие. — Эвелин жестом указала на Лиама. — Он спас нас.

Ханна улыбнулась.

— Он умеет это делать.

Эвелин была привлекательной женщиной лет пятидесяти, хорошо одетая, несмотря на усталость на лице. Даже в грязной, помятой одежде она излучала элегантность и изящество.

Ее муж, Тревис, шел следом за ней. На руках он держал племянника Лиама, который старше Шарлотты на несколько недель, но выглядел меньше, худее и слабее.

Ханна пожимала руки и знакомила присутствующих. Молли скрывала свою обычную язвительность и демонстрировала непревзойденную любезность. Квинн была вежлива, хотя и занималась Призраком. Майло так увлекся помощью ей, что не поднимал глаз.

Эвелин и Тревис держались вежливо, тепло и доброжелательно. Ханна уже поняла, что они прекрасно впишутся в Фолл-Крик.

— Чувствуйте себя как дома, — произнесла Ханна. — Мы не можем обещать, что все будет легко, но прилагаем все усилия, чтобы создать здесь общину. Место, где будет безопасно и свободно — независимо от того, что происходит снаружи.

— Спасибо, — поблагодарил Тревис, — от всего сердца.

Эвелин проверила повязки Лиама.

— Я извлекла пулю. Рана чистая. Повязки нужно менять раз в день, если кровотечение остается минимальным. Если не следить за чистотой, инфекция может быстро распространиться. В пулевых ранах часто размножаются бактерии.

— Понял, — отозвался Лиам.

— И тебе нужны жидкости с электролитами. Я попрошу у Ли что-нибудь. — Эвелин поставила на койку рядом с ним маленькую белую бутылочку с синей этикеткой с изображением счастливых плавающих рыбок. — Возьми это.

— Я не рыба.

— Амоксициллин — это амоксициллин. Он действует на людей, даже на невероятно упрямых и капризных.

Лиам фыркнул.

— Намек понял.

— Ты подвергаешь свое тело огромным нагрузкам, — предупредила она его. — Ты в прекрасной форме, но тело изнашивается. Это физика. Тебе нужно поберечься. Вопреки тому, что можешь чувствовать, ты не Супермен, а сейчас еще и ранен. Я хочу, чтобы следующие несколько недель ты провел очень, очень спокойно.

Лиам хмыкнул в ответ.

— Это не «да», — заметила Молли. — Ты должна следить за этим. Он такой неугомонный.

Эвелин положила руки на бедра.

— Тогда, полагаю, мне нужно письменное соглашение, подписанное кровью.

— Удачи в этом, — пробормотала Ханна.

— Возможно, придется привязать его к кровати. — Молли оперлась на трость и одарила Лиама злобной ухмылкой. — У меня есть стяжки. Или скотч. А еще паракорд отлично работает.

— У вас есть опыт привязывания мужчин к кровати? — спросила Ханна.

Молли подмигнула.

— Конечно, есть. Один из величайших моментов в моей жизни, если уж на то пошло.

С пола Майло смотрел на них с растерянным выражением. К счастью, он ничего не понял.

Квинн не подавала никаких признаков того, что она слушает — настолько сосредоточилась на Призраке, что не слышала их. А может, дело в чем-то другом.

Эвелин ткнула пальцем в Лиама.

— Я серьезно. Пуля пробила мышцы и связки. Если ты не будешь осторожен, можешь сделать хуже. Намного хуже. У меня нет ни инструментов, ни оборудования, ни анестезии, чтобы сделать экстренную операцию, по крайней мере, такую, после которой у тебя появится приличный шанс на выздоровление. Необходимо, чтобы ты позаботился о себе, не доводя до крайностей.

— Я с первого раза тебя услышал, — проворчал Лиам, не желая встречаться с Эвелин взглядом.

Эвелин повернулась к Ханне.

— Если он не хочет слушать меня, может быть, послушает тебя?

Ханна подняла подбородок.

— Я сделаю все, что в моих силах.

Не обращая внимания на них обеих, Лиам протянул руку Шарлотте, которая ворковала и теребила его пальцы.

— Она так выросла.

— Дети растут быстро. У нее все хорошо. Счастливая и здоровая.

— Можно мне ее подержать?

Сердце Ханны сжалось.

— Конечно.

Когда Лиам взял малышку на руки, на его лице появилось выражение чистой радости. Ханна могла сказать, что ему физически больно держать ее на руках, но он не показывал этого.

Лиам прижал Шарлотту к себе, и она прильнула к его груди, уткнувшись своим маленьким личиком в шею. Маленькая вязаная шапочка Лиама очень шла Шарлотте, как будто они идеально подходили друг другу.

Ханна не могла оторвать от них взгляд. В этом сильном мужчине, держащем на руках хрупкого ребенка, было что-то такое, что не давало покоя ни ее сердцу, ни душе.

— Я скучаю по тем долгим ночным поездкам на машине, которые мы совершали, когда Джесса была маленькой, — с тоской в голосе проговорила Эвелин. — Она никогда не спала больше двух часов в первый год жизни.

Ханна уловила в глазах Лиама отблеск потери. Он любил Джессу. Если родители Джессы могли служить хоть каким-то показателем, она определенно была особенной.

Эвелин сжала руку Ханны.

— Очень приятно познакомиться с тобой. Мы с нетерпением ждем возможности освоиться, узнать, чем мы можем помочь, и встретиться со всеми. Не могу выразить, как я рада, что у ЭлДжея будет товарищ по играм.

Тревис напрягся, когда у ЭлДжей начался очередной приступ кашля.

— В центре мало кто из малышей пережил зиму. Думаю, в большинстве мест произошла та же история.

— ЭлДжей — настоящее благословение, — добавила Эвелин. — Как и твоя дочь.

— Я знаю это.

ЭлДжей снова закашлял, ужасный хриплый звук, как будто его маленькие легкие разрывались на части.

Молли нахмурилась.

— У него жуткий кашель. Чайная ложка свежего чесночного сока, принимаемая два-три раза в день, — мощное средство для лечения респираторных заболеваний. Я могу его напоить. Нужно отварить зубчики чеснока в течение полусуток и подсластить отвар медом и имбирем, чтобы получился натуральный сироп от кашля. Ему понравится вкус. Сироп бузины тоже подходит. И тот, и другой помогают избавиться от застойных явлений при бронхите.

— Спасибо, — сказала Эвелин с облегчением в голосе.

— Может, у вас тут и молочная смесь есть? — Тревис жестом указал на ЭлДжея. — У нас закончилась. Он уже несколько недель получает слишком мало.

Лицо Эвелин потемнело.

— Смесь, которую они нам дали, была ужасной. Я делала все, что могла, но под моим присмотром умерло четверо младенцев, а они не давали нам ни антибиотиков, ни смеси. Мы бы попробовали коровье молоко, но нам его не дали. Я делала пюре из того, что могла, но к концу они уже почти никого из нас не кормили.

Молли поцокала языком.

— Мы можем решить эту проблему довольно быстро. Коммерческие детские смеси не существовали до 1950-х годов. Как, по-твоему, все эти дети выжили? Младенцы могут пить концентрированное молоко. Я сама выросла на нем, и сегодня стою здесь как яркий пример здоровья и физической формы.

Она оглядела всех присутствующих, ожидая, что они будут спорить. Никто не возразил.

— Я помогала маме кормить младших братьев и сестер. До сих пор помню рецепт, на самом деле. 13 унций концентрированного молока, смешанного с девятнадцатью унциями кипяченой воды и двумя столовыми ложками сиропа Каро, чтобы помочь при запорах.

Эвелин перевела взгляд с младенца на руках мужа на Молли.

— Есть ли в наличии хоть пара банок? Я не могу вам заплатить, но мой медицинский опыт в вашем распоряжении…

— Глупости! — Молли махнула рукой в знак отказа. — Лиам Коулман поручился за вас, это все, что мне нужно знать. У меня есть несколько банок, которые я могу вам отдать, а еще у меня есть ручной кухонный комбайн. Мы можем измельчить фрукты и овощи до состояния пюре и даже процедить воду, чтобы кормить его жидкими витаминами, если понадобится. Пройдет немного времени, и обоим малышам можно будет начинать давать твердую пищу. С ними все будет хорошо. — Она кивнула в сторону ЭлДжея. — Просто нужно нарастить немного жира на костях этого мальца.

— Низкая доза амоксициллина в его бутылочках тоже поможет, — добавила Эвелин.

— ЭлДжей слаб и болен, — заметила Ханна. — В его случае нет ничего лучше материнского молока. — Она колебалась лишь мгновение. — Я могу его кормить. По крайней мере, пока он не поправится.

— Ты уверена? — прошептала Эвелин.

— Кормилицы существуют уже тысячи лет. А грудное молоко передаст ему и мои антитела, верно?

Эвелин кивнула.

— Тогда, да. Я уверена.

— От всего сердца благодарю тебя. — Эвелин посмотрела на внука, затем перевела взгляд на Ханну. В ее глазах читалась озабоченность, но и надежда. — Я навсегда в долгу перед тобой.

— Ты сохранила жизнь Лиаму, — сказала Ханна, ее горло сжалось. — Я считаю, что все наоборот.

Ханна взяла ребенка на руки и вышла в затемненный коридор с шкафчиками, чтобы уединиться. Если она будет хорошо питаться, то ей хватит молока для обоих малышей, пока ЭлДжей не наберет вес и его здоровье не улучшится.

Мальчик продолжал кашлять, издавая влажный, болезненный звук, от чего Ханну охватило беспокойство. Он был таким худым по сравнению с пухлыми ручками Шарлотты. Такой легкий на руках, как будто, если она не будет держать его крепко, он может воспарить и исчезнуть.

— Мы с тобой будем крепко держаться, малыш Лиам, — прошептала она в его крошечное ушко, он уже занял место в ее сердце. ЭлДжей был племянником Лиама. Уже за одно это она любила его. — Я обещаю тебе.

Глава 34

Ханна

День восемьдесят девятый

Уже через двадцать минут ЭлДжей насытился и уснул.

Когда Ханна вернулась в комнату, Эвелин стояла, прислонившись к шлакоблочной стене, глаза ее были закрыты, лицо серое от усталости и изнеможения. Тревис стоял рядом с ней, обхватив ее плечо одной рукой, покачиваясь на ногах.

— Простите меня, вы измучены, — сказала Ханна. — Нам нужно отправить вас в теплую постель, чтобы вы могли отдохнуть.

Тревис взял младенца и похлопал его по спине.

— Это была долгая ночь.

— Еще мягко сказано, — отозвался Лиам.

— Дейв Фаррис приготовил для вас комнату в гостинице «Фолл Крик». В ближайшие несколько дней мы подберем место, где вы сможете обосноваться. — Ханна снова взглянула на ЭлДжея, который спал на руках у Тревиса, неровно сопя, когда его грудь поднималась и опускалась. — У нас отличная улица; соседи заботятся друг о друге.

Молли фыркнула.

— Она была отличной и до того, как туда стали съезжаться всякие оборванцы.

— Нечестно издеваться над ранеными. — Лиам выдал редкую полуулыбку, полугримасу. — Правила ведения боя и все такое.

Молли обратила внимание на Квинн, которая закончила смазывать яблочным уксусом порезы и царапины Призрака.

— Пора и нам возвращаться домой. Нужно разобраться с нашими покупками.

Неохотно Квинн погладила Призрака по голове и поднялась. Что-то было в ее глазах, отстраненный, устремленный в никуда взгляд.

— Ты в порядке, Квинн? — спросила Ханна.

Квинн безразлично пожала плечами, ничего не сказав. Ханна хотела прижать девушку к себе и выпытать у нее все, но день был долгим и напряженным для всех. Правда заключалась в том, что ее внимание сейчас приковано к Лиаму.

Позже, сказала она себе. Завтра она снова встретится с Квинн.

Молли бросила на Ханну понимающий взгляд и подмигнула.

— Мы возьмем с собой Майло, так что ты уделишь Лиаму столько времени, сколько тебе нужно, дорогая.

Ханна покраснела. Квинн, которая обычно закатывала глаза вверх и драматично вздыхала, не подавала признаков того, что замечала других людей в комнате.

Через пять минут заехал Дейв, чтобы забрать Бруксов и отвезти их в гостиницу. Молли, Квинн и Майло уехали с большим шумом, после того как Майло дюжину раз обнял и поцеловал Призрака. Молли обещала принести выпаренное молоко для ЭлДжея.

Ли зашел, чтобы дать Лиаму немного адвила и взять из шкафа свежие простыни для другого пациента. После его ухода они остались одни, не считая Шарлотты и Призрака, который свернулся калачиком на одеялах, расстеленных Квинн у изножья кровати.

Лиам погладил шелковистые тонкие волосы Шарлотты. Малышка прижалась к его шее с довольным воркованием.

— Что я пропустил? Похоже, многое.

Ханна села на край кровати, осторожно, чтобы не потревожить его, и рассказала все. Торговый день. Собрания в мэрии, переросшие в споры о судьбе Джеймса Лютера. О вражде с Общественным альянсом и разрушениях, причиненных неизвестными силами.

— И, если этого недостаточно, я беспокоюсь о Квинн.

— Ей становится хуже. — Утверждение, а не вопрос.

— Я пыталась поговорить, но, по-моему, она ничего не услышала из того, что я сказала.

— Может быть, поможет что-то еще, кроме разговоров. Я навещу ее завтра.

— Когда ты будешь здоров, и не раньше. Ты слышал Эвелин.

Он закатил глаза, но со страдальческим видом.

— Мир не будет ждать.

— Он подождет.

— Сомневаюсь.

Шарлотта заерзала и издала голодный крик. Лиам передал ее обратно с кривой ухмылкой.

— Ничем не могу помочь, малышка.

Ханна незаметно кормила Шарлотту грудью, пока они продолжали разговаривать, обсуждая все, что случилось с Лиамом во время его путешествия. Суровое лицо Лиама ожесточилось, его глаза стали стальными.

— То, что Синдикат сделал с этими людьми…

Ханне потребовались все силы, чтобы снова не схватить его за руку.

— Ты спас своего племянника. Ты вернул их домой.

Лиам кивнул, его взгляд стал отстраненным, как будто он все еще пытался убедить себя.

— Да.

Как бы она ни переживала за него, Ханна никогда не упрекнула бы Лиама за то, что он рискует своей жизнью ради других. Он был солдатом, воином. Защитником. Это вложено в него, часть его, вросшая в каждую клетку тела.

И все же ее сердце учащенно забилось при мысли о том, как легко она могла его потерять.

В этом новом мире умереть слишком просто.

— Я… я соскучился по вам, — признался Лиам, старательно глядя куда угодно, только не на нее. Он разглаживал простыни, проверял и перепроверял повязку, намотанную на ребра. Наконец, поднял голову и встретил ее взгляд. — Я скучал по тебе.

Ее тело запылало, сердце сильно забилось. А лицо покраснело.

Несмотря на все — мир, рушащийся вокруг них, Пайка и Розамонд, ополченцев, Ноа — ее сердце шептало правду, с которой Ханна пока не была готова столкнуться. И до сих пор не готова.

Тем не менее, правда не изменилась.

То, что она чувствовала к Лиаму, никуда не исчезало. Оно становилось глубже, сильнее, день за днем. Она скучала по нему, как скучала по солнцу в своей подвальной тюрьме, как будто ей не хватало частички себя.

Теперь, глядя в эти стальные голубые глаза, Ханна чувствовала, как эта недостающая часть встает на место.

Вместо радости в ее сердце вонзилось копье страха.

— Ханна?

Лицо Пайка мелькнуло у нее перед глазами. Тонкая красная линия его рта. Щелчок, щелчок, щелчок этой ужасной зажигалки, громко звучащий в ее ушах.

— Ты в порядке?

Она не осознавала, что вскочила на ноги, что отступает назад, во рту пересохло, ладони намокли, лицо горело.

Призрак поднялся на ноги, заметив ее состояние. Она крепко обняла Шарлотту.

— Прости, мне нужно идти. Прости.

Ханна повернулась и убежала, Призрак последовал за ней.

Глава 35

Саттер

День девяносто второй

Саттер схватил спутниковый телефон и отвернулся от костра.

Прошло несколько дней, прежде чем Ксандер доверился ему настолько, что вернул вещи, и еще несколько дней, прежде чем он смог отойти от толпы подальше, без дюжины подозрительных взглядов и оружия, нацеленных на него.

Последнюю неделю он выполнял роль штатного слуги в лагере — готовил еду, убирал за грязными, ленивыми подонками. Они относились к нему с теплотой, но Ксандер упорно стремился держать его на привычном месте.

Как только Саттер совершит свою месть Фолл-Крику, Ксандер Торн станет следующим в его списке. Но сначала о главном.

Саттер не считал себя садистом. Он не был психопатом, не то что первенец Розамонд, Гэвин Пайк.

Он убивал не потому, что ему это нравилось; он делал это в интересах выгоды, как средство достижения цели, устранения проблемы. Когда Саттер убивал, он преследовал свои интересы.

Однако в случае с Лиамом Коулманом он сделал бы исключение. Он сотни раз представлял себе это в своих мечтах, вплоть до мельчайших деталей.

Он планировал наслаждаться каждой секундой медленной и мучительной смерти Коулмана.

Если это означало, что Фолл Крик должен сгореть вместе с ним, то так тому и быть.

В его сознание закралось опасение. Саттер надеялся, что его прикрытие не раскрыто. Элемент неожиданности чрезвычайно важен. Он не до конца уверен, но подозревал, что синеволосая девчонка его узнала.

Зачем этим идиотам понадобилось подбираться так близко к ярмарочной площади — он не понимал. А потом они ввязались в собачью драку, прежде чем Саттер успел сделать хоть что-то, чтобы их остановить.

Неважно. Это конечно прискорбно, но не меняет конечной цели.

Коулман все равно умрет, независимо от того, знает или нет, что Саттер придет за ним. Он продолжит действовать, как и раньше.

Саттер рискнул взглянуть на толпящихся у костра людей.

Десятки катающихся стульев окружали костер; кучка сумасшедших идиотов металась вокруг, натыкаясь друг на друга и истерически хохоча, звук выходил высокочастотным и резким, как крики гиен. В качестве растопки они использовали обломанные ножки от столов и сломанные куски книжных шкафов.

Маттиас пытался и не мог игнорировать восхитительный запах жарящегося мяса, его пустой желудок сводило. Они ели куски жареной оленины руками, облизывая пальцы.

Он охотился и убивал оленей для них. В охоте на дичь эти придурки ничего не смыслили; в охоте на людей они разбирались немногим лучше.

В любом случае мяса предостаточно — скоро он им полакомится, но сначала нужно наладить контакт.

— Это я, — произнес Саттер, когда связь установилась.

Шипение помех, а затем голос на другой стороне, настолько знакомый и похожий на голос его собственного отца, что по позвоночнику пробежал холодок.

— Придется объяснить конкретнее.

— Маттиас Саттер.

Пауза, переходящая в напряженное молчание.

Саттер сжал челюсти.

— Ваш племянник.

— Откуда, черт возьми, у тебя этот номер? — С хрипотцой бывшего курильщика, ворчливый и нетерпеливый голос дяди, словно каждое слово означало ужасную трату его драгоценного времени, энергии и внимания. — Это защищенная линия. У тебя нет допуска…

Новая волна негодования прокатилась по Маттиасу. Байрон Синклер, он же Генерал, был высококлассным придурком. Всегда таким был, и никогда не изменится.

Саттер никогда не страдал сентиментальностью или семейными привязанностями, но дядя поднял эгоистичный, скупой нарциссизм на совершенно новый уровень.

Тем не менее Генерал был ослом, обладающим властью, которая так нужна Саттеру, поэтому он проглотил свою огромную ненависть и заставил себя изображать вежливость.

— Я знаю, что случилось с вашей дочерью, — произнес Саттер.

Это заставило Байрона Синклера замешкаться. Саттер сомневался, что дядя способен на такое человеческое чувство, как любовь, но кровь есть кровь. И она что-то да значила.

На это и рассчитывал Саттер. Генерал мало заботился о своем своенравном брате или сыне брата, но его дочь принадлежала ему по крови, была его наследницей.

Если дядю и волновало что-то помимо власти, так это его наследие.

— Где Розамонд? — прорычал Генерал.

Вокруг костра раздался крик, опять эти проклятые песнопения. Саттер сделал несколько быстрых шагов и обогнул угол ближайшего здания.

Тени здесь лежали плотно, холод лизал его открытое лицо, шею и руки. Он сгорбил плечи, собираясь с силами.

— Ваша дочь мертва.

На другом конце молчали.

— Несколько недель назад ее убили.

Тишина в трубке казалась настолько густой, что Саттер чувствовал, как она сочится сквозь телефон, плотная и угрожающая.

— Это случилось в Фолл-Крике. Ее люди ополчились против нее.

Маттиас представил, как тишина, словно черный дым, вьется вокруг его пальцев, закручивается по руке, обволакивает шею.

— Я подумал, что вы захотите узнать.

Дыхание дяди в его ухе стало единственным звуком, когда смех и крики у костра сошли на нет.

— Расскажи мне, что случилось. — Холодный голос прорезал время и пространство как коса. — Ничего не упускай.

Саттер рассказал сокращенную версию событий с Лиамом Коулманом в самом сердце катастрофы «Винтер Хейвена».

— Этот бывший солдат организовал расправу над моими людьми. Он убил вашего внука, Гэвина Пайка. И он убил Розамонд. Я сделал все, что мог, но я всего лишь один человек. Ничего не мог поделать, чтобы это остановить.

Конечно, к тому времени, когда Розамонд умерла, Саттер уже сбежал. Возможно, он не присутствовал при смерти кузины, но точно знал, что ее больше нет, и кто в этом виноват.

— Я скоро появлюсь, — отрывисто произнес Генерал. Его голос прозвучал глуше? Густой от редкого проявления эмоций? Саттер не мог сказать. — Мои планы немного… затянулись. Но теперь все встает на свои места. Осталось завершить несколько дел, и я отправлюсь в путь.

— А пока продолжай изводить город, не нападая на него напрямую. Когда я прибуду, то свяжусь с тобой и дам дальнейшие инструкции. Отправь мне свое текущее местоположение согласно GPS-координатам. Не позволяй никому получить доступ к этому телефону. Все понятно?

Саттер вздрогнул. Генерал говорил так, словно считал Маттиаса слишком глупым, чтобы думать самостоятельно. Хотя, конечно, он мало что знал.

— У вас есть армия? Она пригодится.

— Не беспокойся о моих ресурсах. Не сомневайся, я приду подготовленным. — Пауза. — Более подготовленным, чем был ты.

Саттер вздрогнул от оскорбления. Едкая обида прожгла его насквозь, ненависть сделалась настолько ощутимой, что он почувствовал ее горечь на языке.

Он заставил себя сосредоточиться на награде — смерти Коулмана, возможности снова получить в свои руки управление «Винтер Хейвеном», даже на возможном повышении в должности самого ценного помощника генерала.

— Уверен, вы оцените важнейшие сведения, которыми я только что поделился, — сказал он.

На другом конце снова тишина.

— Я ожидаю, что буду должным образом вознагражден.

— Я вознаграждаю своих людей в соответствии с их ценностью.

Как будто Саттер уже не доказал свою ценность сотни раз. Он сжал толстые мозолистые пальцы свободной руки, представляя себе Коулмана, попавшего в его ловушку, без выхода, без спасения. Он сжимал руку в кулак, пока обгрызенные ногти не впились в ладони.

— Это все? Я довольно занят. — Резкое замечание, до жути похожее на стиль Розамонд.

Саттер стиснул зубы. Оставалось еще кое-что, что дяде следовало знать, но Саттер не собирался говорить ничего, пока Генерал не отнесется к нему так, как он того заслуживал.

— Все, — солгал он.

Глава 36

Квинн

День девяносто пятый

Квинн вздохнула.

— Скажи мне, что мы почти закончили.

— Я стараюсь никогда не врать, — заявил Лиам.

Последний час они строили печь-ракету из шлакоблока на заднем дворе патио нового дома Бруксов на Тэнглвуд- Драйв. В доме отсутствовала дровяная печь, но теперь они могли готовить еду на улице в любое время года.

Лиам сделал основание из брусчатки, взятой из чьего-то сарая. Затем требовалось уложить горизонтальный блок и поставить другой вертикально на брусчатку, а потом использовать смесь брусчатки и шлакоблока, чтобы сформировать букву «H» сверху.

— Мы использовали печь-ракету в походах, — поделилась Квинн. — Но не такую, как эта.

Лиам рукой показал на разные части.

— Конструкция опирается на L-образный туннель, созданный в полых шлакоблоках. Порывы воздуха раздувают пламя и сжигают топливо, создавая невероятно жаркий огонь.

Лиам наклонился и указал.

— Набиваем горизонтальную трубу всем, что горит — палками, травой, даже высушенным собачьим дерьмом. Это создает ровный, почти чистый жар с небольшим количеством дыма.

Квинн укрепила «Н» последним шлакоблоком и положила сверху решетку для гриля.

— И мы закончили.

Выдался на редкость солнечный день, хотя все вокруг по-прежнему представляло собой серую мешанину из грязи и снега. Воздух бодрил, но после нескольких часов ручного труда они оба сбросили куртки и перчатки.

Лиам поморщился и потянулся, положив одну руку на поясницу.

— С тобой точно все в порядке?

Лиам скривился.

— Не тебе говорить.

Квинн пожала плечами.

— Эй, не моя вина, что ты стареешь.

Лиам фыркнул.

За шесть дней после его возвращения Квинн ни разу не видела Лиама валяющимся в постели. Он все еще передвигался осторожно, но уже поднялся на ноги и вернулся к патрулированию с Призраком и занятиям по обучению горожан владению огнестрельным оружием и навыкам защиты.

Вчера он руководил сбором 55-галлонных бочек, хранящихся на близлежащих фермах. Сегодня Джонас и Уитни вместе с несколькими другими ребятами наполняли бочки землей, чтобы укрепить блокпосты и баррикады по периметру города.

В случае нового нападения бочки, наполненные грунтом, послужат укрытием для защитников города.

Гулкий лай Призрака потряс воздух. Он находился в нескольких домах от них, держась поближе к Майло.

Эвелин Брукс зашила его заднюю лапу и два больших укуса. Антисептические свойства уксуса подействовали, и кожа вокруг ран хорошо зажила.

Как и Лиам, пиреней должен был отдыхать и расслабляться.

Подобно Лиаму, он не делал ни того, ни другого.

Пес вернулся к своей роли опекуна и защитника Ханны, Майло и Шарлотты, никогда не покидая их, если только не патрулировал дом и окрестности каждую ночь.

По крайней мере, он оставил свои швы в покое, так что им не пришлось помещать его в «конус позора». Никто не хотел видеть, как Призрак терпит такое унижение.

После нападения собак Квинн чувствовала себя ошеломленной, словно в трансе. Она никому ничего не сказала о странных незнакомцах, с которыми они столкнулись. Или о том, кого она увидела с ними. Она попросила Майло тоже никому не рассказывать.

Саттер все изменил.

Квинн все еще обдумывала, как и что она собирается с этим делать.

Лиам вытер пот с лица тыльной стороной руки и посмотрел на нее.

— У меня есть кое-что для тебя.

Она удивленно моргнула.

— Что?

— Тебе это нужно или нет?

— Определенно, да.

Он подошел к рюкзаку, что притулился у ближайшего дерева, и достал предмет, развернул ткань, затем протянул его на ладонях.

Изогнутое лезвие ножа-карамбита Десото сверкало в лучах холодного весеннего солнца. Нож напоминал когти велоцираптора — оружие, созданное для того, чтобы разделывать и обезглавливать врагов.

Квинн судорожно вдохнула. Она не видела карамбит с той ночи в сарае, когда на нее напал Десото. Тогда она почувствовала, как карамбит прижимается к ее мягкому уязвимому животу.

— Следовало давно тебе его отдать. Он больше твой, чем мой.

Квинн взяла нож почти благоговейно. Тяжесть оружия ощущалась в ее руках. Она взмахнула, и увидела, как лезвие рассекает воздух, разрезая молекулы кислорода, разделяя лучи солнечного света. Оно настолько острое, что могло разрезать человеческий волос.

— Ты должна держать его наточенным.

— Буду.

— Обращайся с ним осторожно. Это не игрушка.

Квинн посмотрела на Лиам из-под своей отросшей челки.

— Не планирую использовать его как игрушку.

Слабая ухмылка тронула его губы.

— Заботься о своем оружии, и оно позаботится о тебе.

Она кивнула, восхищаясь красотой ножа, и без раздумий поднесла руку к горлу. Синяки от драки с Десото исчезли несколько недель назад. А вот воспоминания, кошмары — они оставались гораздо дольше.

Тем не менее в обладании ножом человека, который пытался и не смог убить ее, чувствовалось определенное удовлетворение, поэзия.

Лиам потянулся в карман и достал небольшой жесткий футляр для солнцезащитных очков. Он открыл его, достал пару таблеток аспирина и проглотил их без воды.

Квинн ткнула карамбитом на футляр.

— Что это?

— Мой повседневный набор. Он повсюду со мной. — Лиам похлопал себя по бедру. — Как и мое оружие. Я никогда никуда не хожу без своего «Гербера».

Он протянул футляр, чтобы она могла заглянуть внутрь. Вместо пары солнцезащитных очков в нем лежали мультитул, тактическая ручка из нержавеющей стали, маленький светодиодный фонарик, две зажигалки, складной нож, носовой платок с паракордом и набор отмычек.

Квинн подняла брови.

— Отмычки? В прошлой жизни ты был вором?

— Никогда не знаешь, когда тебе понадобится попасть в здание или выйти из него. Лучше быть готовым ко всему.

Она впитывала слова Лиама, запоминая все, что хранилось в футляре. Большинство предметов она могла собрать сама, за исключением набора для отмычек, но у нее имелись шпильки для волос и скрепки. Квинн жестом указала на мультитул.

— У дедушки в мастерской, в одном из ящиков, лежал такой же.

Ее сердце сжалось при воспоминании о том, как она в пять или шесть лет сидела в мастерской на табуретке, пока дедушка показывал ей все свои инструменты и как ими пользоваться. Над ними светила единственная лампочка, воздух наполняли запахи масла, смазки и пыли.

Дедушка проводил там большую часть своего свободного времени, работая над всякими мелочами, ремонтируя кондиционер, строя курятник или устраняя утечку масла в грузовике.

Как только она перешла в среднюю школу, то потеряла интерес и редко присоединялась к нему. Ей стоило проводить с ним каждую свободную секунду.

Квинн отогнала воспоминания. Как только она вернется к себе домой, сразу же соберет свой собственный повседневный футляр. У них с бабушкой уже имелись тревожные чемоданы — Дед всегда держал один в «Оранж Джулиусе», — но он рассчитывал на день-два, проведенные в метели, а не на длительное выживание или самооборону.

Лиам захлопнул футляр и сунул его в карман. Он повернулся к ней, и с нечитаемым выражением лица спросил.

— Итак. Ты готова или нет?

Квинн подумала, что он имеет в виду строительство еще одной ракетной печи. Или колку бесконечных дров. Или, может быть, еще больше трудодней за рытьем туалетов для людей в городе, у которых нет септических систем.

— Для чего?

Он уставился на нее.

— Для чего, по-твоему, ты здесь?

Она сложила руки на груди, собираясь защищаться.

— Ты привел меня сюда, чтобы еще раз поговорить?

Как будто слова могли ее исправить. Все спрашивали Квинн, все ли в порядке — Ханна, бабушка, Бишоп. Даже директор. Они спрашивали ее о Ноа, о Розамонд.

Они смотрели на нее с жалостью, беспокойством и немного настороженно, как будто внутри нее что-то сломалось.

Проблема в том, что они не ошиблись.

Чем больше ее спрашивали, тем больше Квинн замыкалась в себе. Она чувствовала их заботу, их доброту, их любовь, но не могла впустить их в свою душу, загоняя свою боль еще глубже.

Она не хотела говорить о том, что она чувствует, убив Розамонд, или о том, как Ноа предал ее, о том, каково это — наблюдать, как друг в один момент оборачивается против тебя, а в следующий умирает.

Или о том, что она больше не узнает лицо, которое видит в зеркале.

Лиам наблюдал за ней.

— Я привел тебя сюда, чтобы научить сражаться. Ты согласна или нет?

Глава 37

Квинн

День девяносто пятый

Квинн потребовалась секунда, чтобы осмыслить слова Лиама. Волнение вспыхнуло в ее груди.

— Да, черт возьми, я согласна!

— Тогда ладно.

— Ты будешь учить меня? Тренировать? По-настоящему?

— Разве я только что не это сказал?

— Да, абсолютно. Это то, что я услышала. — Внутренне Квинн проклинала себя за то, что ведет себя как полная идиотка.

Лиам смотрел на нее пристальным, испытующим взглядом, заставляя Квинн чувствовать, что он видит каждую часть ее личности, которую она отчаянно пыталась скрыть — сомнения, гнев, страх.

Она расправила плечи.

— Что заставило тебя передумать? Насчет меня?

— Думаю, ты заслужила это. Вы с Ханной противостояли суперинтенданту. Именно ты поразила цель.

Любой комплимент от Лиама Коулмана доставался с большим трудом, но вместо гордости в животе Квинн забурлила кислая тошнота. «Поразила цель». Он сказал так, словно это не более чем вынос мусора.

Если бы все оказалось так просто.

Лиам с минуту смотрел на деревья, поджав губы.

Квинн ждала.

— Теперь ты должна нести это бремя. И тебе нужно понимать, как.

— Я буду. Я смогу.

— Подумай, что собираешься броситься в следующий бой независимо от того, есть у тебя разрешение или нет. Лучше уж иметь представление о том, что ты делаешь.

Она проигнорировала намек на то, что у нее нет ни малейшего представления. По сравнению со смертоносными навыками Лиама, практически все на планете были любителями. Это ничуть не ослабило волнение Квинн.

— Я готов учить тебя, но только ты должна прикладывать усилия, тратить время, энергию, заниматься…

— Да. Я буду.

Он кивнул.

— Встречаемся здесь каждый день в шесть. Дождь или солнце. Никаких отговорок.

— В шесть вечера? — Время ужина, когда у нее сотня домашних дел, чтобы помочь бабушке…

— На рассвете.

— Нет проблем. — Она бы вставала в три утра, если бы потребовалось. Она бы вообще отказалась от сна.

— Ты перестанешь высыпаться, — предупредил Лиам, словно прочитав ее мысли.

Она одарила его лукавой улыбкой.

— Сон сильно переоценен.

Он нахмурился, как будто не одобряя, даже когда произносил эти слова.

— Ты присоединишься к городской команде охраны. Я тренирую их ежедневно с четырех до шести часов вечера в парке «Волчья прерия» у реки. Не пропускай ни одного занятия.

— Также запишись на смену для патрулирования периметра и охраны. Это значит не спать всю ночь и работать на следующий день. Это предполагает долгие часы и усталость. Ты станешь частью команды, и все члены этой команды будут зависеть от тебя. Весь город будет зависеть от тебя.

Ему важно прояснить, готова ли она к умственным и физическим нагрузкам. Она готова. Квинн знала, что готова.

Дедушка брал ее на охоту с самого детства. Она могла колоть дрова наравне со всеми, а последние три месяца каждое утро таскала 5-галлоновые ведра с водой из колодца.

Чему бы ей ни предстояло научиться, она успешно справится с этой задачей. Ее энтузиазм возрастал стремительными скачками. И так же росла ее решимость.

— Я справлюсь.

Лиам изучал ее с минуту, как бы проверяя на слабину, на трещины в ее броне.

Квинн подняла подбородок и ответила ему прямым взглядом. Она не собиралась показывать ему ничего. Она в порядке. Абсолютно, на 100 % в порядке, в полном порядке.

— Ты уверена? Нет ничего постыдного в том, чтобы подождать еще.

Она собрала свои спутанные иссиня-черные волосы в хвост и усмехнулась.

— Уверена.

Лиам кивнул, как бы что-то решив сам для себя.

— Мы начнем с ножа. Ты уже удовлетворительно владеешь огнестрельным оружием и наработаешь навыки на групповых занятиях. Тебе нужно знать, как защитить себя, когда закончатся патроны или ты окажешься в ситуации ближнего боя. Учитывая твой недостаток в размерах и силе по сравнению с твоими противниками…

— Эй!

— Сейчас не время тешить самолюбие. Ты как выглядишь? Девчонка ростом метр с кепкой, которую сдует легкий ветерок? При любом раскладе твоими вероятными противниками будут взрослые мужчины, превосходящие тебя на сотню фунтов. Размах рук у них будет больше твоего, а значит, ты окажешься в зоне их поражения раньше, чем они в твоей. Бравада приведет к тому, что тебя подстрелят, выпотрошат и еще хуже.

Квинн сглотнула.

— Да, хорошо.

— Рукопашный бой — это последнее средство защиты. Если у тебя закончились патроны или нет доступа к оружию, насилие должно стать твоим последним средством. Понимаешь? Я не могу не подчеркнуть сказанное. Если ты можешь избежать физического столкновения или убежать, сделай это.

— Поняла.

— Я серьезно.

— Я поняла!

— Карамбит — более длинный нож, который поможет тебе. Он создает пространство, хотя с таким изогнутым лезвием его трудно спрятать. — Его глаза сузились, когда Лиам изучал ее стойку. — Колени согнуты, ноги на ширине плеч. Левая нога вперед, правая назад и под углом в положение «на три часа». Держи вес по центру бедер, чтобы сохранить равновесие и возможность нанести удар без толчка.

После целой вечности отработки правильной формы, боевой стойки и умения держать нож по сто раз каждый, Лиам взял палку длиной около фута и шириной в запястье.

— Подними левую руку, локоть согнут, ладонь ребром направлена в сторону нападающего. — Он продемонстрировал. — Сделай выпад, отталкиваясь задней правой ногой, сохраняя равновесие и концентрацию.

Квинн повторяла за Лиамом, впитывая все, изучая его движения, запоминая каждое слово.

— Понятно.

Он взмахнул палкой, как ножом, и поманил ее.

— Нападай.

— Серьезно?

Он кивнул.

— А что, если я наврежу тебе?

Уголки его рта дернулись — улыбка в исполнении Лиама.

— Попробуй.

Квинн крепче сжала свой новый нож.

— О, не сомневайся.

Глава 38

Квинн

День девяносто пятый

Они дрались несколько часов. Лиам почти ничего не говорил, только ворчал, выражая либо недовольство, либо одобрение — в основном недовольство.

Когда он говорил, то только для того, чтобы поправить ее.

— Ноги шире. Держи равновесие. Работа ног — это половина успеха. Прячь клинок как можно дольше, а когда придет время ударить, не медли. Скорость и неожиданность играют решающую роль.

Каждый раз, когда Квинн бросалась на него, он уклонялся или отбивал ее нож в сторону. Лиам сбивал ее с ног или опрокидывал на спину простым толчком или ловким движением руки, которого она не ожидала.

— У тебя плохой захват. Возьми нож, но не слишком крепко, чтобы рука оставалась гибкой для удара. Гибче!

Снова и снова он наносил ей легкие удары палкой по животу, груди, бедрам, подчеркивая уязвимые места, которые она оставила открытыми для атаки.

Каждый раз он говорил:

— Ты мертва.

Она бурчала «Еще раз» и поднималась на ноги.

С наступлением полудня солнечный свет потускнел, косо падал на двор, отбрасывая все более длинные тени.

— Ты каждый раз чересчур усердствуешь, — объяснял Лиам. — Когда бьешь, держи себя в руках и не перенапрягайся. Это выводит тебя из равновесия. Тебя обезоружить так же легко, как отнять конфету у ребенка.

Лиам мог сбить ее с ног сто раз сегодня, но Квинн твердо решила подняться еще сто и один раз. И в конце концов, когда-нибудь, она сама собьет его с ног.

— Твои локти разгибаются. Помни, когда ты делаешь выпад, двигай верхней частью тела, поворачиваясь в движении, держа локти близко к бокам. Все тело будет генерировать силу за счет этого крутящего момента. Проведи первое режущее движение, затем сделай режущее движение на возврате, как перевернутая восьмерка.

Она собрала всю свою злость, боль, ярость и направила их на Лиама. Рыча от досады, Квинн бросилась на него, нанося удары, как он ее учил, с максимальной свирепостью.

— Средненькая попытка. — Он пожал плечами. — Сделай это снова.

Она так и сделала. Лиам отразил атаку и оттолкнул ее в сторону, ударив своей палкой по ее правому бицепсу.

— Ты дерешься как дикая кошка, одни зубы и когти. Никакого контроля, никакого мышления.

Она повернулась к нему лицом.

— Разве это плохо?

— Ты торопишься. Ты безрассудна. Ты сражаешься сердцем, а не головой.

— Я стараюсь.

— Старайся больше.

У нее не осталось сил, даже чтобы кивнуть.

— Будь внимательна. Следи за тем, какую жизненно важную цель нападающий оставляет открытой. Он всегда будет оставлять что-то открытым. Он будет недооценивать тебя; это единственное преимущество, которое ты сможешь получить, поэтому лучше быть достаточно хитрой, чтобы использовать его. Стремись к крупным артериям. Все, что меньше, не нанесет того ущерба, который тебе нужен.

Он указал на различные точки на своем теле.

— Сонная артерия. Из-за жесткого хряща в горле нужно резать глубоко острым лезвием. Лучше проткнуть шею насквозь и дернуть в сторону. Плечевая артерия находится в верхней части руки. Засунь нож подмышку нападающего и направь его под углом к сердцу.

Лиам изучал ее мгновение, губы превратились в тонкую линию.

— Учитывая твои размеры, против более крупного противника лучше всего использовать бедренную артерию. Старайся рассечь верхнюю внутреннюю часть бедра, здесь и здесь. Кроме того, подколенная артерия является продолжением бедренной. Бей в заднюю часть коленей, вот так. Подколенная артерия находится близко к поверхности и вызовет быструю потерю крови.

А потом они снова дрались, Квинн нападала, Лиам защищался, а потом наоборот.

Тренировка отняла у нее все силы и энергию. Обучение оттеснило тьму, по крайней мере, на некоторое время. За последние несколько часов она почти снова почувствовала себя самой собой. Почти.

После того как Лиам в двухсотый раз ударил ее по заднице, она уже не так быстро встала. На самом деле, Квинн вообще не вставала.

Она задыхалась, грудь вздымалась, легкие горели, каждая мышца ныла. На животе, торсе, руках и плечах уже расцвели синяки.

Лиам навис над ней.

— Время перерыва.

Она смотрела на прямоугольник неба над головой, облака теперь казались белыми, а не серыми, с оттенками розового, фиолетового и абрикосового, когда солнце опускалось за линию деревьев на западе. Воздух становился все холоднее, но Квинн этого не чувствовала: час назад она разделась до футболки.

— Ты теряешь внимание. — Лиам сидел на краю большого пня и проверял бинты под своей рубашкой, практически не чувствуя ветра. — Ты уже забываешь, чему я тебя учил.

— Вы собираетесь отпустить Лютера. — Слова вырвались у нее прежде, чем она успела подумать. Это не давало ей покоя с момента дурацкой встречи в мэрии.

Вчера Дейв Фаррис объявил, что завтра днем совет освободит Джеймса Лютера, изгнав его из Фолл-Крика под страхом смерти.

Ханна и Бишоп не изменят своего мнения. Лиам, между тем, был другим. Лиам был солдатом, воином. Он делал то, что требовалось.

Если кто-то и мог изменить результаты голосования, то это он.

Лиам смотрел вдаль на деревья, его лицо оставалось невозмутимым.

— Это не мне решать.

— Черта с два. Ты спас наш город. Как скажешь, так и будет.

— Здесь не диктатура. Я даже не в городском Совете. Пока что Совет решает.

— И ты собираешься просто стоять и смотреть, как убийца остается безнаказанным?

— Если Совет так проголосует.

— Это полное дерьмо, и ты это знаешь.

Долгое время никто не говорил. Сила вернулась к ее измученным конечностям, даже когда гнев разгорелся внутри нее, горячий и опасный, как провод под напряжением.

— Тебе следовало бы его прикончить.

— Я же сказал не мне решать.

— Ты должен покончить с ним. Ты знаешь, что это правда!

— Тебя что-то беспокоит. — Лиам сказал это как утверждение, а не как вопрос. — Что-то большее, чем Лютер.

Сомнение зародилось в ее душе. Квинн почти сказала ему. Чуть не проболталась о том, что произошло после нападения собак, о странных, угрожающих незнакомцах.

И о Саттере.

Возвращение Лиама идеально отвлекло внимание. Никто не задавал вопросов по поводу истории Квинн и Майло. Солгать оказалось легко. Возможно, слишком легко.

Чувство вины укололо ее, когда она наблюдала за Лиамом. Квинн не любила врать, и ей не нравилось просить Майло подыграть ей, но она знала, что они скажут, знала, что скажет Лиам.

Пусть взрослые разбираются с Саттером. Те, у кого больше навыков, больше опыта, кто-то больше, старше, лучше. А может, они вообще ничего не будут делать с Саттером.

Глупый городской Совет ни черта не сделал с Лютером. Они собирались его отпустить.

Она больше не могла им доверять. Она не могла доверять никому, даже собственному предательскому сердцу.

Но Квинн знала одно — она могла позаботиться обо всем сама. Она ведь убила Розамонд Синклер своими собственными руками?

Лютер все еще жив.

Саттер все еще на свободе.

Воющая боль внутри нее, страдание, пустота и отчаяние — это не закончится, пока они не окажутся на глубине шести футов.

Лютер находился под вооруженной охраной. Квинн не могла добраться до него. Как только совет отпустит его, он уйдет прочь. Далеко.

Саттер, с другой стороны…

Саттер управлял ополчением, вступил в сговор с Розамонд и посеял хаос в Фолл-Крике. Саттер убил ее мать.

Ужасные образы промелькнули у нее перед глазами: Октавия стоит на коленях на снегу перед ступенями здания суда, руки связаны, иссохшие щеки, пустые глаза. Трупы, падающие с каждым выстрелом из ружья, Саттер, держащий оружие, удовлетворенно кривящий губы, его глаза, сверкающие жестокостью.

— Квинн, — позвал Лиам.

Она чувствовала это — опасное подводное течение прямо под ногами, тьму, которая готова поглотить ее целиком. Это низкое жужжание под кожей, режущее, как тысяча бумажных порезов.

Тогда она поняла, что будет делать. Почему она не хотела никому рассказывать о том, что видела.

В ее голове возникли зачатки плана, грубые и бесформенные, меняющиеся, как масло на воде. Семя чего-то, формирующееся в жизнь.

Это исправит то, что сломалось внутри нее.

— Квинн? Ты закончила на сегодня?

Квинн моргнула, переключая внимание на Лиама, на лезвие в своей руке, на деревья, двор, дрова, сложенные у сарая.

Она могла бы проваляться неделю на холодной твердой земле. Но не будет. Предстояло сделать слишком много. Она поднялась на ноги.

Маттиас Саттер — покойник.

И она та, кто его убьет.

Не обращая внимания на мучительную боль в мышцах, Квинн выпрямилась, напрягла бедра и приняла боевую стойку.

— Ещё раз.

Глава 39

Лиам

День девяносто седьмой

Джеймс Лютер стоял в центре пустого шоссе, со связанными руками. На нем была та же одежда, которую он носил уже несколько недель, его исхудалое лицо покрывали пот и грязь.

Он стоял перед ними, вызывающе и гневно.

— Вы не можете так со мной поступить!

Ханна напряглась. Сбоку от нее Призрак издал предупреждающий рык.

— Считай, повезло, что ты еще дышишь, — сказал Лиам.

С Лютером, привязанным в импровизированной тележке за велосипедом Лиама, они с Ханной проехали двадцать миль на север от Фолл-Крика, мимо местных ферм и кварталов, туда, где Напьер-авеню пересекается со Старым 31-м шоссе, рядом с колледжем Лейк-Мичиган.

Лиам просил Совет высадить Лютера в глуши в шестидесяти милях от города, чтобы затруднить его возвращение и посеять хаос, но Совет проголосовал против.

Запасы бензина сокращались до критического уровня; нужно поберечь то, что осталось, для нужд и чрезвычайных ситуаций.

Слова Квинн эхом отдавались в его голове. «Ты должен прикончить его». Лиам не был уверен, что она не права — или что их сегодняшний поступок не вернется и не аукнется им.

— Куда мне идти? — воскликнул Лютер. — Никто меня не примет!

Лиам достал свой нож и разрезал стяжку, связывающую запястья Лютера.

— Это не наша проблема.

— Вы приговариваете меня к смерти!

Лиам фыркнул.

— Если бы это было правдой, ты бы уже был мертв.

— По крайней мере, у тебя есть шанс. Я предлагаю тебе им воспользоваться. — Голос Ханны звучал твердо, глаза оставались непреклонными. — Если ты вернешься, я сама тебя убью.

Лиам не сомневался, что она подразумевала каждое слово. Ханна умела сострадать, но она не похожа на мягкую снежинку.

Лицо Лютера исказилось.

— Вы сказали, что отличаетесь от ополченцев.

— Мы отличаемся.

— Но ты такая же неверная? Лгунья и обманщица. Ты поклялась. Дала мне слово.

Ханна поморщилась, но ее подбородок остался поднятым.

— Я не святая. И никогда не говорила этого.

Лютер смотрел на Ханну так, словно поверил ей настолько, насколько мог, но он сейчас не в том положении, чтобы спорить. У него ничего нет, и он это знал.

Он должен молить их о милосердии, хотя не заслуживал ни унции доброты Ханны.

— Еще раз заговоришь с ней в таком тоне, и пойдешь отсюда со сломанной рукой, — заявил Лиам. Обещание, а не предупреждение.

Лютер сдулся.

— Просто позаботьтесь о моем отце. Ты обещала сделать это. Или твое слово совсем ничего не стоит?

— Оно не бесполезно, — отозвалась Ханна.

— Не наказывай его за мои поступки. Пожалуйста. — Его голос надломился на слове «пожалуйста», в глазах появился намек на отчаяние. — Может, я и несу ответственность, но он — нет.

— Я обещаю, что позабочусь о твоем отце, — сказала Ханна с доброжелательностью и мягкостью, которые удивили Лиама, хотя и не должны были.

Он поражался ее великодушию. Проявление доброты перед лицом ненависти свидетельствовало о силе и мужестве, а не о слабости. Ненависть — это самый легкий путь, но не без серьезных издержек, что Ханна понимала лучше других. Лиам тоже.

Ее сострадание вызывало еще большее восхищение, учитывая ад, который она пережила. Большинство людей сломались бы душой, телом и духом. Те немногие военнопленные, которых он знал, подвергшиеся пыткам в руках ИГИЛ или Аль-Каиды, представляли собой оболочку себя прежних.

Лютер поджег дом Ноа, в котором все еще находился Майло. Кто бы осудил Ханну, если бы она повесила его на ступеньках здания суда и оставила тело гнить?

Лиам и сам подумывал поступить именно так.

Лютер принялся говорить, но Лиаму надоело. Он и так проявил слишком много терпения — ради Ханны, а не ради этой пустой траты кислорода.

— Уходи, пока у тебя еще есть шанс.

Твердость в голосе Лиама остановила Лютера. Не говоря больше ни слова, он повернулся и пошел на юг, сгорбив плечи, словно его синий камуфляжный рюкзак нес на себе тяжесть всего мира, а не припасов, которыми снабдил его Фолл-Крик: двухдневный запас еды и воды, смена одежды, брезент, карта и маленький перочинный ножик, спрятанный на дне.

Совет проявил гораздо больше доброжелательности, чем Лиам.

Лиам и Ханна смотрели, как он начинает долгий путь туда, где окажется, и его темная форма исчезает на мрачном горизонте. Их дыхание струилось в воздухе раннего утра. Туман, словно ленты, стелился по бесплодным деревьям, окутывая все серой дымкой.

Призрак, который оставался рядом с Ханной во время разговора, рысью направился к краю шоссе, принюхиваясь к тающему снегу, в поисках чего-нибудь интересного на завтрак.

Лиам держал правую руку на прикладе своего «Глока», пока Лютер не скрылся из виду. Не раз он испытывал искушение достать свой длинноствольный пистолет и положить конец этому нелепому эксперименту еще до его начала.

Вместо этого он достал из рюкзака бинокль и изучил местность.

Он чувствовал Ханну рядом с собой, как чувствовал ее всегда, даже когда она находилась в соседней комнате, даже когда уходила за много миль.

Ее плечи напряглись, позвоночник застыл. Лиам видел борьбу на ее лице.

Его голос смягчился.

— Мы не могли позволить ему остаться.

— Знаю. — Она вздохнула. — Но мы дали ему слово.

— Ситуации меняются. Мы сделали то, что должны были сделать, чтобы победить.

— Я понимаю умом, но чувствую, что этого недостаточно.

— А если бы мы позволили ему остаться в Фолл Крике? Дали бы ему дом и сделали постоянным членом общества? Что бы произошло?

Несмотря на то, что Ханна понимала всю важность ситуации, Лиам все равно задал этот вопрос. И она все равно ответила. Произнесенные вслух слова как-то придавали им обоим уверенности.

— Мы никогда не смогли бы ему доверять. Его команда убила невинных людей; нажал ли он сам на курок — не имеет значения. Семьи погибших хотят справедливости и мести. Пока он остается в городе, насилие и смерть будут следовать за ним. Мы пытаемся объединить Фолл-Крик, а его присутствие только разделит нас.

— Ты сделала все, что могла, в трудных обстоятельствах. Лютеру лучше поверить в свои счастливые звезды, потому что его голова все еще прикреплена к телу. Насколько я понимаю, он легко отделался.

Ханна повернулась к нему лицом, сомнение затаилось в ее глазах.

— Порой я не знаю. Верно ли мы поступаем. Не жертвуем ли мы слишком многим, чтобы поступить правильно. Или же подвергаем всех риску, совершая серьезную ошибку во имя чести.

— Оставив его в живых.

Она кивнула.

— И другие вещи.

Он почесал подбородок и тяжело вздохнул.

— Вот в чем загвоздка. Это балансирование. Как пройти по краю ямы, не упав в нее, и не став монстрами, с которыми мы сражаемся. Надеюсь, на этот раз у нас все получилось.

— Правда?

Он перевел вопрос в ее адрес.

— А ты как думаешь?

— Возможно. — Ханна прищурилась, прикусила нижнюю губу. — Кажется, да. Его отец здесь. Он не может взять отца с собой, потому что тот болен и ему нужен кислород. Поэтому единственный способ, чтобы его отец остался жив, это если мы позволим ему остаться и позаботимся о нем. Если Лютер вернется по какой-либо причине, он поставит под угрозу благополучие единственного человека, о котором заботится больше, чем о себе.

Три месяца назад Лиам всадил бы пулю в череп Лютера, не задавая вопросов и не получая разрешения. Три месяца спустя он изменился: в душе он по-прежнему оставался солдатом, но теперь понимал желание Ханны добиться большего, чем насилие и возмездие.

Он тоже хотел этого. Жить ради чего-то большего. Быть чем-то большим.

— Я доверяю твоим суждениям, Ханна. — Лиам понял, что действительно доверяет. Ханна умела читать людей. Возможно, даже лучше, чем он, поскольку Лиам предполагал худшее в каждом, видел злой умысел там, где она видела разочарование, боль, ошибки. Отношения и люди, способные к искуплению.

— И я доверяю тебе. Мы должны делать трудные вещи, даже те, которые заставляют нас немного ненавидеть себя. — Она лукаво улыбнулась. — Но только немного.

Ханна задрожала. Лиам сопротивлялся желанию обнять ее за плечи и притянуть к себе. Сейчас неподходящее время. Он не представлял, когда оно наступит.

Мысли Лиама вернулись к той ночи, когда он вернулся, и Ханна держала его за руку. Тогда в ее лице читалось беспокойство, паника и что-то еще — то, что Лиам так хотел увидеть, но не верил, что это реально. В конце концов, от боли он перестал соображать, и даже бредил.

Прежде чем он успел сказать то, что у него накопилось в сердце, она выбежала из комнаты. Они так и не поговорили об этом. Может быть, ему все привиделось.

Они направились обратно к велосипедам, прислоненным к ограждению. Лиам сдержал дрожь. Его поясница постоянно горела, но к старым болям добавились новые.

В него уже стреляли, но эта рана заживала не так быстро.

Может быть, дело в отсутствии первоклассного медицинского обслуживания, а может быть, он просто старел: три десятилетия, потраченные на то, чтобы довести свое тело до предела, настигли его. В конце концов, всегда приходится платить.

Ханна бросила на него обеспокоенный взгляд.

— Ничего страшного.

— Я знаю, что мне не нужно читать тебе нотации. Эвелин прекрасно справляется с этой ролью, полагаю.

Лиам наполовину улыбнулся, наполовину скривился.

— Это точно.

Эвелин и Тревис освоились в Фолл-Крике, как он и предполагал. Они были крепкие, но добрые и щедрые, как Джесса. Эвелин прекрасно ладила с Молли, ее не пугал колючий характер старухи. Ее не пугал никто другой, даже Лиам.

Поскольку Эвелин работала медсестрой в отделении скорой помощи, она взяла на себя руководство медицинской клиникой, а Ли выполнял вспомогательные функции. Тревис ухаживал за ЭлДжеем и вместе с Аннет разрабатывал план по возобновлению обучения детей: обычные уроки математики, естественных наук и иностранных языков, дополненные тренингами по обращению с оружием, приготовлению пищи и навыкам выживания.

Когда они подошли к велосипедам, Ханна заколебалась.

— Если ты хочешь массаж сегодня вечером, чтобы снять боль… я свободна после ужина.

Как же Лиаму не хватало близости Ханны, ее дыхания на шее, ее сильных и умелых рук, разминающих боль в его избитом теле.

— Хочу.

Она прикусила нижнюю губу.

— Ладно. Хорошо. Сегодня днем Дейв, Бишоп и я помогаем Альберту Эдлину и еще нескольким фермерам разработать план на сезон посадки. Я имею в виду, уже апрель. Можешь поверить? Я ничего не знаю о фермерстве, но, думаю, мы все учимся. Это должно быть весело.

— Твое определение «веселья» сильно отличается от моего.

Она улыбнулась.

— Конечно, то, что делаешь ты, вот это настоящее веселье.

Он не спешил садиться на свой велосипед. Не хотел отпускать ее.

— Ну, вроде того. Завтра утром мы с Бишопом отправляемся в Стивенсвилл, чтобы проверить атомную электростанцию. Лютер утверждал, что там расквартировано подразделение Национальной гвардии. Возможно, у них есть какая-то информация для нас. По крайней мере, они должны знать, как обстоят дела в регионе.

— А еще я хочу проверить информацию Общественного альянса, увидеть своими глазами все эти разрушения имущества. Нам нужно знать, с чем мы можем столкнуться. — Лиам заколебался. — Хочешь отправиться с нами? Уверен, Молли не откажется немного присмотреть за Шарлоттой и Майло.

Улыбка Ханны затмила солнце.

— Хочу.

Глава 40

Квинн

День девяносто девятый

Квинн прокралась за угол кирпичного здания и заглянула в массивный склад, расположенный в стороне от дороги. Его площадь достигала двух-трех сотен тысяч квадратных футов, четырехэтажные стальные стены имели шиферно-черную металлическую крышу.

К складу примыкали еще два строения: большой офисный комплекс из стекла и кирпича и производственный цех, где изготавливались холодильники, плиты и посудомоечные машины. Несколько грузовых полуприцепов загромождали огромную парковку, их двери стояли раскрытыми, мусор, пластик и картонные коробки валялись повсюду. Это и есть штаб-квартира «Вортекс».

Ксандер Торн сказал, что будет здесь. А значит, и Саттер тоже.

Ей потребовалось несколько часов, чтобы добраться на север до окраины Сент-Джо, недалеко от соседнего города Бентон-Харбор. Двадцать миль на велосипеде, но эти мили таили в себе опасность.

Она столкнулась с несколькими попытками устроить засаду, но прислушалась к предупреждающим знакам, прежде чем подойти слишком близко. Прошлой ночью выпало немного снега, и тонкий налет белой пыли выдавал осторожные шаги вдоль обочины, автомобили, стоящие под углом к дороге.

Она внимательно следила за окружающей обстановкой, как учил Лиам, говоря, что умение ориентироваться в ситуации не даст погибнуть.

Квинн планировала остаться в живых.

Ее одолевала тревога. Теперь, когда она оказалась здесь, Квинн не знала, как действовать. Просто подойти и объявить о себе? Выкрикнуть о своем присутствии, пока кто-нибудь не пристрелил ее, случайно или по другой причине?

Она задрожала и затянула шарф на шее, сгибая пальцы в перчатках, чтобы согреться.

Если судить по расположению солнца высоко в небе, уже полдень, около пяти градусов, но резкий ветер резал лицо и пробивался сквозь куртку и джинсы.

Она заметила движение перед зданием, но до него еще слишком далеко. Чего бы Квинн не отдала за бинокль.

Она собрала все, что ей могло понадобиться, в свой рюкзак. Она использовала школьный рюкзак, откуда высыпала скомканные тесты по алгебре, потрепанные учебники, карандаши и ручки, ластики, фантики от конфет и калькулятор.

Сколько перемен могут принести несколько месяцев и ЭМИ, уничтожающее мир.

Теперь рюкзак наполнился спасательным майларовым одеялом, свежими носками и бельем, запасными патронами к «Беретте» и рогатке, едой на два дня, фильтром для воды и бутылкой с водой, компасом и бумажной картой Юго-Западного Мичигана, которую она нашла в мастерской дедушки.

Карамбит она держала на поясе под двумя свитерами и курткой, а пистолет — в кобуре на бедре.

Для ежедневного ношения она использовала футляр для солнцезащитных очков, как и советовал Лиам — он прятался в одном кармане куртки на молнии, а в другом лежала ее верная рогатка.

Винтовка 22 калибра служила частью ее прикрытия. Она сказала бабушке, что собирается на охоту, переночует у Уитни, а следующий день проведет с Уитни и Джонасом, наполняя грязью бочки. Бабушка разрешила Квинн остаться на две ночи у Уитни, что само по себе невиданно.

Бабушка смотрела на нее так, словно она могла сломаться, как на загадку, с которой не знала, что делать. Возможно, она даже обрадовалась, что сможет отдохнуть от внучки несколько дней.

Это давало Квинн от сорока восьми до семидесяти двух часов, прежде чем кто-то заметит ее отсутствие.

И вообще, бабушку отвлекали новые знакомцы — Эвелин и Тревис Брукс. Квинн старалась не чувствовать себя обиженной или ревнующей и потерпела фиаско.

В конце концов, почему у бабушки не должно быть друзей, жизни отдельно от Квинн? Должны. Квинн хотела этого для нее.

И все же, ускользнуть оказалось так легко, слишком просто, как выбросить старый свитер, который больше не нравился. Словно она уголек, который в одну секунду вспыхивает — есть, а в следующую исчезает.

Нельзя так просто уйти из собственной жизни.

Надевая куртку и рюкзак и открывая входную дверь, она все ждала, что сейчас начнется бой. Бабушка разгадает ее уловку и набросится на с нотациями, указующими перстами и язвительными выражениями — последнее с ее стороны, не с бабушкиной.

Но этого не случилось. Тор и Локи обвились вокруг ее ног, жалобно мяукая, пока бабушка бормотала проклятия по поводу отсутствия наполнителя для кошачьего туалета, а затем Квинн закрыла дверь и спустилась по ступенькам к месту, где ее ждал велосипед, прислоненный к бесполезному почтовому ящику.

Ей хотелось заехать к Майло, но она устояла. Майло, как никто другой, знал ее лучше всех. Кроме того, он знал ее секрет.

Не то чтобы она не планировала возвращаться. Она планировала. Она вернется.

Порыв холодного воздуха ударил ее как пощечина. Приготовившись, Квинн перевела дыхание и сунула одну руку в карман, нащупав знакомую и удобную рукоятку рогатки.

«Ты еще можешь повернуть назад», — прошептал голос в ее голове.

Сесть на велосипед и проехать двадцать миль обратно в город, отправиться к Джонасу и Уитни, как и собиралась. Или, может быть, она вернулась бы домой: огонь в дровяной печи, бабушка готовит свой знаменитый чили и кукурузный хлеб, кошки лежат вокруг Призрака. Ханна и Майло сидят за столом с Шарлоттой.

Дома тепло, уютно и правильно, как и должно быть.

Нет, не совсем. Ноа там больше нет.

Потому что Ноа мертв.

Она закрыла глаза, когда приятная сцена сменилась кровью, криками и смертью. Темная сосущая энергия окружила ее, превратив сердце в черную дыру.

Назад дороги уже нет. Пока она не доведет дело до конца.

Справа от нее послышался звук шагов по бетону.

Квинн открыла глаза и обернулась, сердце бешено колотилось.

Пять человек вышли из-за здания справа. Семь или восемь других появились слева. Несколько человек несли в руках мечи, копья и топоры.

Два дробовика направлены прямо на нее.

С противоположной стороны японо-американская девушка, одетая в черное, с завязанными в косичку волосами, направила АК-47 в лицо Квинн. На ее бедре висел нож для колки льда.

— Ты забрела слишком далеко от дома, девочка.

Адреналин подскочил, Квинн потянулась за пистолетом, но поняла, что уже слишком поздно. Всегда держи оружие под рукой, говорил Лиам. Ошибка номер один.

— Не-а. — Девушка прищелкнула языком. — Не думаю. Руки вверх.

Повинуясь, Квинн подняла обе руки. Она заставила себя не показывать страха, унять дрожь в голосе.

— Я здесь ради Ксандера Торна. Он сказал, что вы остановились именно здесь.

Глаза девушки сузились.

— И что?

— Я хочу присоединиться к вам. — Ее голос прозвучал в тишине, отражаясь от бетона, стали и стекла. Целый город заброшенных зданий. — Я хочу стать одной из вас.

Группа не двигалась, не опускала оружия, выражение их лиц оставалось мрачным, в глазах не отражалось ничего, кроме настороженной подозрительности.

Высокий, коренастый парень с угловатым лицом указал подбородком угрюмому подростку с самурайским мечом.

— Иди и приведи Ксандера.

Несколько напряженных мгновений прошли в абсолютной тишине. Ветер шумел вдоль стен зданий. Мусор метался по бетонным тротуарам и асфальтовой парковке, пластиковые пакеты цеплялись за некогда ухоженные кусты.

Вокруг царила пустота и заброшенность, если бы не вооруженные убийцы, окружавшие ее.

Ладони Квинн стали влажными, во рту пересохло. Она не сводила глаз с девушки с косичками, ее палец поглаживал спусковой крючок АК, словно ей не терпелось нажать на него.

— Назови мне причину.

Квинн не успела.