На дальнем кордоне

25. Деревня на Ладожском озере. Расчетный время — осень 862 года

Как обычно, во всем виновата лень и безделье. Оно нас чуть не погубило. А вот к лучшему это, или к худшему, покажет время.

Урожай собрали еще в первой половине сентября. Потом я опять отправился на промывку руды, хотелось сделать запас. В этот раз с дедом. Да еще и на новом тракторе. Мы валили деревья, делали дорогу. Перекрывали бревнами редкие овраги и ручьи, пробивались к болоту.

Болото встретило разгромом. Кто-то из местных жителей постарался. Пришлось заново делать лотки промывочные, восстанавливать сарай, собирать разбросанные формы для кирпича. Дед посмотрел на следы когтей, и сказал: «Хозяин». Стало ясно, что произошло. Какой-то Топтыгин не потерпел конкурентов на его территории.

Вдвоем процесс шел гораздо быстрее, да еще и с трактором. Дед пилил дрова, я возился с промывкой. Потом мы шли на добычу руды, также, вдоль берега болота, как и в том году. Прошли еще половину пути до озера. На плотике подвозили руду, дед накачивал воду, я промывал ее. Дед оттаскивал кирпичи, формировал в яме из высохших кладку, прожигал их дровами. И опять все заново. Прошлогоднюю по объему работу сделали за месяц, но зато у нас теперь появилась дорога.

Вернувшись в деревню начали строить планы на осень и зиму. Все равно за окном дождь, в лес не сунешься. Да и температура в конце сентября не радовала, было холодно. Лоси ушли шататься по лесу, как нам доложила Смеяна, уже втроем. Переделали сетку для рыбы, сделали ее меньше. Выволокли наш баркас на бревна на берегу, смолить его надо, да сарай строить. Еще надо построить каменное здание литейки. А потом — забор. А потом — еще кучу всего. Вот и спорили о порядке и важности намеченых работ.

Помимо дел внутренних, появились дела внешние. Дед, да и все окружающие, хотели плыть на Ладогу. Я пока не готов был к таким экстремальным путешествиям.

— Да поймите вы, что нам там делать? Что они нам предложить могут? — кипятился я.

Мне в ответ сыпался грандиозный список. Ячмень, овес, медь, свинец, овцы, корова, ткани тонкие, семена овощей разных, разные металлы, камни, сырье. Как вы понимаете, половин списка, ту которая относилась к металлам, формировал дед, для своих химических опытов. Вторую формировали бабы, включая мою драгоценную супругу.

— Да и Кукше жену искать надо., - добавила она в конце, поглаживая меня под столом по коленке, успокаивала.

— А мы им что повезем? — резонно спросил я.

Тут список был еще больше. Железо, изделия из него, стекло, изделия из него, оружие.

— Оружие не дам! Они нас потом нашими стрелами и потыкают! Забудьте! — я сразу ограничил оружейный экспорт.

Но список не заканчивался. Сосновая шерсть, доски, клей, смола, деготь. Село собиралось активно торговать! Причем всем сразу.

— А как насчет безопасности? Об этом подумали? Кто тут останется, кто в поход пойдет?

— Думали, чай не глупее тебя, — начал излагать свою теорию дед, — лодку малую ту помнишь? Вот для нее надо мотор другой сделать, да втроем, я, ты, Кукша и пойти. Оружие наше с собой взять, быстро, за день обменять все, да в ночь и уплыть, да хоть на середину озера. В темноте нас не заметят, посреди озера никто не плавает. А можно и на Ладогу так пойти. Сначала посреди озера выйти, переночевать там, а потом в город.

— Ты дрова на такой путь посчитал, моряк-с-печки-бряк? — я раскрывал перед дедом сложности маршрута.

— Нет, — тот несколько огорошено посмотрел на меня.

— Ну вот, посчитать надо. А то, может в лодке дрова не слезут, — я довольно про себя потирал руки, рано нам пока высовываться, пока у нас пулемета нет.

— Дрова там взять можно, — вступил Кукша, — а арбалетами от нападения отбиться, издалека.

— А ты из арбалета, да стоя в лодке стрелять пробовал, — вкрадчивым голосом поинтересовался я, — далеко попадешь?

— Нет, — на этот огорошено посмотрел Кукша, и замолк.

— Так, теперь по семенам и живности. Кормить чем будем? Где сажать? У нас сена — лосям только впритык. Ну, можем их на мясо… Ай!

Смеяна ткнула меня кулаком в живот, никакого уважения к отчиму! Остальные тоже посмотрели, как на врага народа. Ваську, Маньку да Ивана на мясо! Ишь чего удумал! Кровопийца! Кровопийца и живодер!

— Ну я так понял кормить овец и коров нечем, — село загрустило, — остаются ткани. Кстати, как там с крапивой зимней, да коноплей?

— Еще ткать и ткать. Только станок твой грубую дает. Много, но грубую, — вступила Агна.

— А кто мне об этом докладывал? Ведь его и исправить можно! Модернизировать! Ну как мы с трактором сделали! И ткань другая будет, лучше! Каждое утро спрашиваю, какие есть проблемы — все молчат!

Агна тоже загрустила. Отбрил все село. Даже как-то неудобно стало.

— Ладно, граждане и родичи мои любимые, — я решил смягчить момент, — давайте поступим так. Осенью не пойдем на Ладогу, — стон огорчения, — пойдем весной.

Народ радостно зашумел.

— К весне нам надо сделать…

И тут уже я выдал длиннющий список. Там и паровики для всех производств, хватит два штуки туда-сюда таскать. Причем делать надо новые, чисто железные. Лодку тоже передеалать надо, построить каменное здание литейки, перенести руду от болота, вместе с кирпичами, забор сделать, достроить линию домов баней, добиться производства пружинной стали, сделать всем стальные доспехи вместо фанерных, переделать арбалеты на металлические, бумага, процесс не налажен, спирт из сахара деревянного, который дед получил, тоже до промышленного способа далеко, дрова на всю эту машинерию… Я мог продолжать список до бесконечности. Народ еще больше загрустил, работы были всем известны, но тут я прямо носом ткнул их. На самый конец оставил предметы для торга.

— Что пользуется на Ладоге наибольшим спросом? — поставил я вопрос перед родственниками.

Составили список. Соль, железо, оружие, меха, воск, стекло, мед.

— Так вот, это продавать нельзя, — заключил я.

Ответом мне было полное непонимание в глазах окружающих.

— Смотрите, чем ценней товар мы привезем, тем больше привлечем внимания. Так? Так. Чем больше внимания — тем больше вероятность, ну, возможность, что кому-то в голову придет мысль, а не увязаться ли за нами и не взять все себе силой? Согласны? Вижу, что согласны. Значит, на торг нужно вести то, что не привлечет внимание, это раз. Второй момент, чем вообще торгуют те же корелы на Ладоге? Мехом, плохим железом, ремесленными изделиями, посудой, кожей, да рыбой, сами мне рассказывали. Еще смола, да деготь, тут лесов много. Значит, нам надо такую партию, ну, часть, кусок, товара на продажу сформировать, чтобы не выделяться из местных. При этом лодка у нас маленькая будет, а значит товар должен быть компактный, то есть маленький, но с большой ценностью. И при этом неприметный. Давайте думать, что у нас такое есть.

Думали долго. Хорошее железо, сталь, оружие, стекло — это все не подходило. Сошлись на поделках и украшениях.

— Только надо такие сделать, чтобы не сильно выделяться из толпы. То есть, они должны быть не из драгоценных камней и металлов, это раз. Не содержать много металла обычного, вроде меди или железа, это два. Их должен иметь возможность купить каждый, то есть они должны быть дешевыми, это три. Получится такое сделать?

Опять пошли споры. Получалось, что сделать-то мы можем, только это будет долго, да и работа тонкая. Я даже обрадовался, много времени потратим — позже на Ладогу сунемся. Но народ так увлеченно обсуждал торг, так жалостливо смотрел в глаза мне, что пришлось мне пойти на встречу родственникам.

— Так, ковка мелкая, да сварка, это действительно займет уйму времени. Надо придумать что-то такое, что будет позволять нам много их сделать, да еще и с разным рисунком. Есть мысль одна, но ее продумать надо. У вас украшения я уже видел, соберите их все ко мне, попробую сделать что-нибудь, до весны. А пока давайте по внутренним делам нашим план составим.

И все склонились над фанерками с записями и рисунками.

Обязанности мы распределили на оставшееся до торга время так, чтобы выделить время на производство украшений. Если ничего не получится — повезем смолу да деготь на продажу. Только ее надо того, ухудшить. Сильно чистого продукта дед добился. А это вызовет нездоровый интерес. Тем более с нашими формовками. Смола аккуратными кубиками, деготь — в фанерных тубусах. Так тут не делали.

Я занялся строительством литейки, да выплавкой металлических элементов для крыши. Деревянная у нас бы сгорела, а кирпичный свод я строить боялся, глиняный цемент мог не выдержать, и кирпичи бы падали на голову, а то и просто развалиться могла вся конструкция. Поэтому для крыши нужен был листовой металл. Причем надо еще покрытие придумать, чтобы не заржавела наша крыша. Крыть железом задумали после того, как прикинули нагрузку черепичной крыши на перекрытия. Получалось, либо балки толще делать, либо черепицу тоньше. Листовой металл лучше. Балки планировал делать из швеллера, вроде того что на трактор пошел, скреплять так же болтами. Увеличивать домну не хотелось, мы иначе не могли организовать долгую подачу сырья для непрерывного литья. Мы и так приспособились после каждой плавки разбирать внутренности домны, а точнее их разрушать. Уж сильно вплавлялся металл в стенки. Поэтому даже пришлось слегка переделать печь для более удобной разборки. Но если лить долго, то таких проблем нет.

Для крыши первым делом вылили чугунные валы, полые, длинной в метр. В них начали заливать железо. Тут прочность была не сильно нужна, внешняя стенка ее обеспечивала, тут скорее масса нужна для проката. Валов вылили из всего железа, что оставалось. Потом дед пошел, а вернее поехал за новой порцией кирпичей и руды, а я собирал прокатный стан. По идее, мы должны выливать мягкое железо в форме толстых полосок, а потом катать до потери пульса через эти валы, постоянно уменьшая толщину. Когда получим аналог металлопрофиля по толщине, надо придумывать покрытие для защиты от ржавчины. Можно, конечно, прокатать еще и медь сверху, да с высокой температурой, но этот невосполнимый ресурс тратить не хотелось.

Так и работали. Клали привезенный дедом кирпич, ждали новую порцию руды. Дед привозил раз в день стройматериалы и руду, концентрировали сырье для литья. Уголь стал заканчиваться, кучи, оставшиеся после двух лет экспериментов, уже почти были не заметны. Придется скоро перегонять дерево на уголь, остатков ткацкого производства не хватало.

Вечерами допрашивал супругу на момент украшений. Рисовали на фанерке разные формы височных колец, шейных колец, сережек, браслетов. План производства окончательно созрел. Из простого железа, не стали, мы планировали наштамповать заготовок для украшений, а потом их разукрасить. Технологии украшения решили применить две. Первая заключалась в заливке разноцветным стеклом выемок в штампе. Вторая — в нанесении гравировок при помощи травления кислотой. Попробовали парочку узоров и так, и так. Цвет стекла меняли присадками. Для этого вводили в расплав стеклянной массы разные компоненты, ржавчину, соли железа и меди, полученные при помощи кислоты, даже фосфор пробовали, растительные же компоненты просто сгорали. Добились нескольких оттенков, в основном, красного да зеленого цвета. Да еще и мутным стекло научились делать. Тут, правда, сложнее получалось. Приходилось сначала делать стеклянную пыль, потом ее клеить на основание, и заливать сверху опять стеклом. Рисунок получался неравномерный, мне не нравился.

С травлением получилось лучше. Делали основу на смоле, в ней продавливали рисунок, держали заготовку в кислоте, и получали неплохие рисунки. Если надо было делать кольца или браслеты, мы делали рисунок на плоской заготовке, а потом ее аккуратно сваривали кольцом. Даже три размера разных сделали, а некоторые так вообще с замочком небольшим. Они были сложнее, приходилось наваривать микроскопические пластинки, ушки, иголочки.

Первые украшения получились не притязательными, не хватало яркости им. Пришлось изобретать пескоструную машинку. Самый мелкий песок, компрессор из одного цилиндра, работающий от паровика, устройство для подачи смеси воздуха и песка. Машинка была стационарной, приходилось крутить-вертеть сами изделия. Но результат был потрясающий. Новые украшения блестели на солнце, радовали глаз. Первую партию, установочную и экспериментальную попытались было разобрать по домам, но я сказал, что сделаем еще лучше, и уникальное каждому. А это, слегка кривоватое да опытное, уйдет на торг. По дешевке скинем, проверим рынок.

Так бы и продолжалась наша идиллия с неторопливой работой да экспериментами, если бы не лень. Нас подвело воскресенье. Выходной день все блюли свято, играли, занимались домашними делами. Пацаны, Обеслав и Олесь, два брата-акробата, захотели сделать змея воздушного. Вроде того, что мы запускали на Перуновом поле. Но то поле теперь с могилами братьев, вроде как некрасиво будет там играть. Решили запустить с берега озера, при сильном ветре, под вечер, когда лодок нет. Помог ребятам сделать змея, соорудили небольшую такую коробочку из ткани потоньше. Разукрасили его в зеленой и красной краской, даже фосфор дедов использовали, для ребер, чтобы в темноте змея было видно, да и начали ждать погоду.

В одно из воскресений в конце октября погода встала. Вечером подул сильный ветер в сторону озера, мы пошли с детьми пускать змея. Привязали веревку к коряге, начали его поднимать. Дети радовались, когда он взлетел, пытались управлять. Все, как в моем времени, меня даже на слезу пробило. Набежали тучи. Послышались раскаты грома, но мы не уходили. Стальных элементов у змея нет, а когда еще малые порадуются. Дальше зима, весной торг, пусть набегаются, пока время есть.

Обеслав носился вдоль берега, опускал и поднимал змея, задавал направление двумя веревками. Так продолжалось до темноты, змея видели за счет фосфорицирующих ребер. Даже дед с девушками пришел посмотреть. Зрелище было завораживающее. Тонкий, мистически светящийся кубик дергался на фоне почерневшего неба. Сидели на коряге, любовались зрелищем, мелкие носились по пляжу, отбирая друг у друга веревки.

Ба-Бах!

Первая же молния таки ударила в змея, испепелив его. Народ расстроился, дед начал всех успокаивать, что мол Перун-то родичей своих видит, вот и тянется к ним, ему же тоже скучно, пообщаться хочется. А мы к идолу редко ходим. Объяснение устроило всех. Понеслись предположения, чего он там у себя делает, когда ему скучно. Сошлись на том, что баб портит, да пиво пьет. Это вызвало всеобщий смех. Веселились долго, дождь все не начинался, у нас был выходной. Чего не радоваться? Когда окончательно похолодало, да дети начали зевать, пошли в деревню. Успели как раз до первых крупных капель дождя. Мы с Зоряной уложили детей, да тоже пошли в спальню. Портиться, так сказать.

Утро понедельника было, вопреки всеобщему мнению, не тяжелым. Позавтракали, распределили работы, я поцеловал жену, и отправился в недостроенную литейку. Хоть бы до зимы успеть ее сделать. Олесь полез на дерево, там наш наблюдательный пункт. Но поднявшись на две трети, спрыгнул и понесся ко мне.

— Лодка! Очень большая! Людей много!

Тут уже я заметался, бросился за фотоаппаратом в дом, полез наверх. Волнение мое было естественно. Наши мелкие уже научились определять по плавающим судам степень опасности. На проходящие вдоль горизонта маленькие лодки даже не реагировали. А тут Олесь действительно серьезно испугался. Я поднялся, настроил бинокль.

Километрах в трех-четырех от берега двигалось судно. Вроде ладьи. Оно действительно было большое. Правда, двигалось странно, урывками, да постоянно сходило с курса. Я сказал пацану, стоящему внизу под деревом:

— Поднимай сигнал «Внимание!».

Этот сигнал был предупреждением о возможной опасности, которая еще могла и не превратиться в непосредственную угрозу. Чтобы народ не гонять лишний раз. Олесь бросился к флагштоку, взял из ящика зеленый флаг, поднял его над деревней, и кинулся в дом. У нас из отсутствующих был только Кукша, он встал поздно, да пошел ведро выносить туалетное в специальную яму в лесу.

Из актового зала повалил народ.

— Чего там? — обеспокоенно спросил дед, — Опять учения?

— Не, тут ладья, большая, идет пока далеко, правда… Б. ть! Да они же к нам поворачивают! Общая тревога! Олесь, вешай «Опасность!»!

Народ заметался. Олесь побежал менять флаг, остальные скрылись в домах. Я наблюдал за ладьей. Она так же неуверенно, и довольно медленно двигалась к берегу. Не просто к берегу, а к нашей заводи! Похоже, пора паниковать.

Я слетел с дерева, тоже кинулся в дом. Из дома уже вышел дед, в полном облачении с эвакуационным рюкзаком, щитом на спине, арбалетом и копьем. Мимо пронесся Кукша с криками «Что случилось?», и, не дожидаясь, ответа бросился в дом, облачаться тоже. Молодец, правильно обстановку оценил.

Я тоже побежал к своему с Зоряной дому. Жену застал в полном облачении, укладывающей в рюкзак металлическую посуду.

— Что там, на озере? — на моей супруге лица не было, лишь бледное, как снег, пятно, с большими глазами.

— Лодка большая, к нам идет, — отрывисто отрапортавал я, — ты не волнуйся, может мимо пройдет…

Я притянул Зоряну, поцеловал ее, произнес только:

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже, — ответила она, погладила меня по голове, и водрузила мой фанерный шлем, помогая застегнуть подбородочный ремень.

Тренировки не прошли даром, через десять минут все с рюкзаками стояли у флагштока, во всеоружии. С холма, что отделял нас от озера, скатился дед:

— Идут ровнехонько на нас.

Я оглядел всех присутствующих:

— Мы долго тренировались на этот случай, вы все знаете что делать. Так давайте же…

Лица моих родственников были хмурые. Агна сильно сжимала копье в руках, Леда теребила руку арбалета, Обеслав грустно одевал рюкзак. Я посмотрел сквозь них. На наши дома, кузницу, недостроенную литейку… Там вон надо переложить кирпичи, Кукша криворукий делал, видать, у меня ровнее получается… Цветы в клумбах у входа в дом уже отцвели, и вся земля была засыпана синими лепестками… Вон бревна для забора, тоже делать надо… Из глубины поднимался комок к горлу. Судя по лицам моих родственников, теперь уже не только кровных, у них тоже.

А потом пришла злость. Даже не злость, ярость. Ярость и азарт. Хрен вам, гопники средневековые, а не наша деревня! Хрен вам, а не добыча! Кровью, суки, умоетесь!!

Я достал арбалет из-за спины, деревянный, не успели сделать железные-то:

— Вы все знаете, что делать, — повторил я, — но сегодня мы сделаем по другому.

Все замолкли, и уставились на меня.

— Такие уроды, как подплывают к нам, убили Первушу, Вторуши и Всебуда. И хотят нас убить, а все, что мы тут за три года построили, разорить, да пустить на цацки для баб своих, да на бухло. Сколько труда и пота мы вложили в наши дома, в наши поля, в наш лес. И отдавать я это просто так всяким у…кам не собираюсь!

Я повысил голос, народ малость воодушевился.

— Мы с вами для нашего счастья строили наши дома! Наши станки!! Наши кузницы и мастерские!!! За каждый расколотый камень заплатим мы страшной ценой!!!

— Ура, — неуверенно произнес Обеслав.

— Ур-а-а-а-а-а! — закричал я.

— Ураа-а-а-а-а-ааааааааа! — разнеслось по деревне.

Ярость обуяла не только меня. Народ воинственно поднял копья. Лица были перекошены в праведном гневе. Вроде и речь моя была коротка и не такая красноречивая, но попала в десятку. Мы решили отстоять свое право на ту жизнь, которую мы для себя тут устроили.

— Олесь! Подмимай НАШ флаг! — пацан стремглав бросился к флагштоку, красное полотнище сначала неуверенно, потом все быстрее пошло вверх, достигло конца, порывом ветра его развернуло. Пусть оно уже выцвело и пообносилось, но это наш флаг, наш символ, символ нашего рода, биться за который мы собирались.

— Буревой, заводи трактор — дед прекратил потрясать копьем, и посмотрел на меня с недоумением — мы принимаем бой!

Дед не стал спорить, кивнул и побежал к гаражу.

— Остальные, рюкзаки в дома, детей на чердак, к люкам. Веселина, ты с торца, Влас с тобой. Сбор возле меня. Зоряна, захвати мой рюкзак. Кукша, отдай свой Агне, за мной! Закрывайте ставни!

Деревня засуетилась. Но суетилась она не бестолково, а достаточно деловито. Раздался мат со стороны гаража, потом пыхнул пар, послышался звук ускоряющейся паровой машины. Мы с Кукшей побежали к заводи. Забрались на край холма, вели наблюдение.

Лодка продолжала двигаться неуверенно, но направление к заводи не теряла. Такими темпами, они тут минут через двадцать будут.

— Как встречать «дорогих гостей» будем? — спросил я в полголоса у пацана.

— Строем, в глубине деревни. Там нам мелкие помогут, Веселина сможет в бок стрелять, там укрытий для них мало будет.

— Где встанем? Предлагаю вот там, — я показал на выбранное мной место.

— Обойти смогут, по холму, или со стороны леса зайдут.

— Там не зайдут, грязи полно, да наша баржа рыбная вытащена, пойдут отсюда.

— А если они с другой стороны заводи высадятся, да по лесу пойдут?

— Ты там местность помнишь? Овраг на овраге, ручей еще наш, в нем воды сейчас полно. Зачем? Нас же мало, попрут скопом, я думаю. Тут для них противников нет, — я ухмыльнулся, — они так думают.

— Давай тогда там, где ты сказал. Нам наблюдатель нужен, сигнал с холма дать…

— Бери Олеся, а лучше Обеслава, они быстрые, и спрятаться сумеют.

— Лады.

Мы побежали к будущему месту боя. Но тут природа встала на нашу сторону. Природа в этот раз была в лице Васьки. Он уже отрастил большие, красивые рога, эту ночь они провели в своем сарае всем семейством. Суета разбудила лосей. Отец семейства выглянул на улицу, и зверинным чутьем почувствовал тревогу и опасность в воздухе. Замычал, Машка с Ванькой кинулись из сарая в сторону поля. Лось подошел к нам, грозно фыркая. Вот вроде тупая животина, а все понимает!

— Меняем план, Кукша. Встанем тут, — я показал на место, ближе к заводи.

— С трактором что? — раздался голос Буревоя от гаража.

— Ставь его здесь. Васька, Ваа-а-а-ська, — лось обратил на меня внимание, — вот сюда иди.

Я приобнял его за шею и отвел к дереву, развернул мордой к заводи. Лось бил копытом землю, и оглядывался назад. Там из-под навеса выглядывала Машка с Ванькой. Лось еще яростней забил копытом, зафыркал, практически как бык на корриде. Это хорошо…

— Щит для мелких принесите! Дед. — первый раз его так назвал, а то все брат да брат, — ставь сюда трактор. Остальные, становимся в строй! Две шеренги, по трое, я и Буревой по внешним флангам по, Кукша в центре. Обеслав! Дуй на холм, когда приблизятся — сообщишь, и в трактор.

Агна недоуменно уставилась на меня.

— Когда я скажу, врубай вторую передачу, и бегом в дом!

Мама Обеслава успокоилась, только крепче взяла в руку арбалет.

— Веселина!

— Что? — донесся голос девочки с чердака.

— По команде «Пар!» стреляй в котел!

Тут уже дед скривился, но только на мгновение, он тоже взялся крепче за арбалет и поводил им из стороны в сторону, примерялся.

— Собрать копья! — оточенными на многочисленных тренировках движениями народ скрутил свое оружие.

— Копья — в «ежика! — слитный стук дерева об фанеру, копья встали в пазы щита, уперлись в землю другим концом.

— Собрать «черепаху»! — народ чуть придвинул щиты друг к другу, соседние зацепились друг за друга.

— Приготовится! — народ начал крутить ручки самострелов.

— Готов! Готов! Готов! — раздалось вдоль строя.

— Поднять штыки! — наши граненные наконечники уставились в сторону заводи.

— Гото-о-о-в! — это Обеслав скатился с холма, со щитом на спине и арбалетом, запрыгнул на трактор, поставил щит перед собой, — сейчас будут!

Впереди раздался треск. У нас там для маскировки было два дерева, которые мы чуть подкопали, приделали веревки, и наклонили так, чтобы они загораживали вход в заводь. Ладья, или драккар, не знаю как их отличить, сломал дерево, и уткнулся в берег возле нашей рыбацкой баржи. С корабля начали прыгать воины. Они быстро бежали в нашу сторону. Я приготовился приять бой…

Однако, не добегая до нас метров двадцать-тридцать, воины замедлялись, прикрывались щитами, и почти ползли в нашу сторону. Часть вообще осталась на корабле, вон их головы торчат. Да и спрыгнувшие были какие-то не воинственные. То ли из-за разбитых щитов, то ли из-за тряпок окровавленных, в которые они были замотаны, толи из-за торчащих из ног и рук кусков стрел. Я четыре таких вояки насчитал. Всего их спрыгнуло четырнадцать человек, шесть остались сидеть зачем-то на лодке. Последним спрыгнул грузный дядька, с седыми волосами… Седыми волосами…

Ба! Знакомые все лица! Да и вон та фигура на лодке знакомая! Это ж та банда, которая напал на деревню в день моего появления тут! Точно, седой этот у них главный, вон черный, который у них за переводчика был, весь кровью измазанный идет, хромает.

Наконец, пришлые изобразили подобие строя, седой встал с фланга. Смотрелись они, надо сказать, довольно жалко. В тот раз холенные воины, уверенные в себе, спокойно потрошащие дома. А тут какая-то инвалидная команда. Да и было их в тот раз на семь человек больше. Оставшиеся на лодке не подавали признаков жизни. Хотя нет, вон один зашевелился, и пошел к корме. Зачем-то. Потом еще один. Третьего подняли, сам он не шел. Все собирались на корме, и на дальнем от нас борту. Обнимались, брали оружие, занимали боевые стойки.

Молчание и тишина затянулась. Мы стояли в линию. Если считать от озера, то первым был Васька, прикрытый кустами, потом я, Зоряна, Леда, потом трактор, Агна, Кукша, дед. Дальше валялись бревна и ветки, еще дальше начинался лес. Ваську я планировал использовать в качетстве засадного подразделения, если он конечно согласится. А что, был же у Невского засадный полк, а у нас — засадный лось. Вот я его в кусты и спрятал. Напротив нас стояли строем это побитые варвары-викинги. На лодке, спиной к нам, расположились еще шесть человек. Ну что, надо куда-то двигаться из этой патовой ситуации.

Я не успел ничего предпринять, первым битву начал Обеслав. Он потянул гудок, которым стравливали пар. Вообще-то, там гудка не было, в обычном режиме, но если сильно открыть аварийный клапан сброса давления, то появлялся леденящий душу вой, на грани инфразвука. Вот его он и дернул. Наверно, котел перегрелся. Вой разнесся над деревней, вызвав небольшое замешательство у строя напротив, и суету на лодке. Занимавшие оборону там переместились на другой борт, ближе к нам, попытались слезть на берег, но получалось это у них плохо. Так и остались на корабле. Разве что один достал лук из-за спины, и попытался его натянуть. Не получилось, он застонал и убрал его. Пора брать ситуацию под свой контроль.

— Граждане! Я извиняюсь, какого х. а вам тут надо? — ярость у меня прошла, зато не к месту появилась дурь.

Черный в полголоса сказал что-то седому. Тот ответил. Черный повернулся и на словенском, том самом, чистом, от которого я уже отвык, крикнул нам:

— Это Торир, сын Олафа Мудрого, внук Абсалона Белого, победитель драконов… — черный начал нам заливать про своего командира.

По всему выходило, что перебил он народу — несметные тысячи, и животины всякой, от русалок до мамонтов с динозаврами — еще столько же. Мне надоело слушать, если честно. Но, Васька, по ходу, почувствовал живодера, и пошел сквозь кусты, пофыркивая.

Появление лося было триумфальным. Сначала рога, потом морда, потом шея, с одетым на нее детским щитом. Лучшей защиты я не придумал. Васька встал посреди куста, и начал опять фыркать и бить копытом. Черный аж заткнулся, так и замер с поднятым вверх копьем. Я крикнул:

— Веселина, сигнальный! — надеюсь, поймет меня, мы такое не отрабатывали.

Девочка поняла все даже лучше, чем я мог предположить. Фьють! Стремительно пролетевший над нашими головами болт перебил копье черного у наконечника, и воткнулся в борт ладьи. Воины на лодке попадали за бортик, строй варваров сгрудился поплотнее.

— Так я не понял, чего хотели-то?

В строю вояк начался небольшой тихий кипишь. Парочка пялилась на остаток копья черного, остальные быстро и нервно переговаривались. Надо заканчивать это совещание.

— Васька, давай чуть вперед, — я положил лосю руку на бок, и слегка подтолкнул его. Он опять понял правильно! Сделал небольшой шаг вперед, и сильно фыркнул. Совещание разгорелось с новой силой. Наконец, черный крикнул:

— За нами идут даны!

Я лихорадочно соображал. Так, эти товарищи, которые нам совсем не товарищи, видать, встряли в разборки с данами. Те их проредили, но присутствующие здесь успели дать деру. Этим можно объяснить их ранения и побитые щиты. Значит, плыли они, плыли, а за ними плыли даны! Они вспомнили про заводь, в которую уже заходили, и решили скрыться от них, заплыв в нее. А тут мы. И если даны не идиоты, а я в этом не уверен, лучше перестраховаться, а то увидят потерянную добычу, ивы наши поломанные, и сообразят, куда заплыл этот убийца животины со своей бандой.

Но нам то от этого не легче! Этих-то мы перебьем, но и сами можем пострадать, а значит от данов не отобьемся. Тем более, раз даны навешали этим военным, они сильнее, или их больше. Значит, надо или убить их так, чтобы не пострадать, а это почти нереально, или попробовать договориться. Договориться так, чтобы они ушли, не получится, они еле на ногах стоят. А вот договориться прихлопнуть данов на пару, можно. Но что потом? Нас они не уконтрапупят после битвы?

Мои мысли как будто услышал Кукша:

— Дилемма, — тихо произнес пацан, но я услышал.

— Нам п…ц, если с этими не договоримся, — подытожил дед, мысли, видать, у дураков сходятся.

— Они в целом как в прошлый раз себя вели? — быстро спросил я, время уходит.

— Да нормально, вроде. Просто так бить да мучить не стали, даже зерно оставили, — дед подал голос из-за трактора, — разве что Агну за задницу ущипнули.

— Но-но! — послышался женский голос, — они исподтишка, а то бы я им навешала!

Хрена себе! Я от таких разговоров веселых прифигел. Силу в себе народ почувствовал немалую, раз так ведет себя перед лицом своих страшных врагов. А может нервы так играют. Надо решать что-то. Вон и гопники смотрят на нас напряженно.

— Кто старший? — снова крикнул я.

Опять шевеление в рядах, седой поднял копье, и крикнул что-то вроде: «Я».

— Эй ты, чернобровый, — смешок в рядах моих бойцов, никакой серьезности, — ты по нашему понимаешь? Давай старшего с собой, остальные копья в небо, мечи в ножны, щиты оставьте, от греха подальше!

Опять шевеление и возмущенные голоса в строю гопников. Но я-то верной средство знаю, как их успокоить! Шепотом сказал:

— Васька, фыркни, — и ткнул слегка его в зад.

Лось замычал, крутнул головой, ударил копытом. Споры в строю противников разгорелись жарче, седой повысил голос, произнес что-то вроде «твою-бога-душу-мать», судя по интонации, и поставил копье стоймя. Остальные зашевелились, попрятали копья, звякнул металл, видать, мечи прятали. Черный и седой, прикрываясь щитами, и не выпуская копий, двинулись в нашу сторону.

— Ну, пан или пропал, — сказал я, снял щит из зацепа, взял копье в руку, арбалет за спину, и тоже потихоньку пошел в их сторону. Встретились почти посередине, у подножья вала, что прикрывал нас со стороны озера, метрах в двух друг от друга.

— Ты Торир? — я ткнул рукой с копьем в седого.

— Это Торир, сын Олафа…

— Да ладно, я уже понял, все его родственные и биографию.

Черный выпучил глаза, не понял половину моих слов, и беспомощно уставился на седого.

— Да, — Торир ответил сам.

— А тебя как звать? — это я черному.

— Ярослав, — осторожно произнес он.

— Славик, значит, Славик… Так вот скажи командиру своему, — опять Славик изображает на лбу мыслительный процесс, но вот лицо просветлело, понял он меня, сообразительный — что если его воины дернутся, мы их перестреляем, сам видел как.

Я ткнул в его обрубок копья, он его так из рук и не выпустил.

— Это тебе мое слово, вроде ваших рассказов про победы над драконами. Не угроза, а предупреждение.

Славик перевел мои слова. Торир кивнул, мол понятно, позиции определили, теперь можно вести переговоры.

— Теперь по нашему положению, — Славик перешел на синхронный перевод, талантливый юноша, немного младше меня, — начнем биться — полягут и твои, и мои без сил останутся. У вас есть время уйти.

Славик скривился, но перевел, и пока Торир не ответил, я продолжил:

— Времени-то хватит, а сил нет, у тебя воины поранены, вас догонят и перебьют, — я поближе рассмотрел строй, там целых-то считай не было, — значит, надо выход искать, чтобы и вы целы остались, и мы не пострадали. Да и данов перебить.

Славик перевел, Торир ответил через него:

— Если вдвоем биться будем, обещаю твоих людей после под свою руку взять.

Ничего себе заявочка, типа как Пересвет с Челубеем! Мне такое счастье даром не надо.

— Мои под тебя не пойдут, это я тебе обещаю. Скорее, все тут поляжем. Можно вместе данов перебить, но после битвы что будет? Сам на меня не пойдешь? Добычу взять?

Славик даже расслабился, начал быстро тараторить. Торир прислушался, ухмыльнулся, и ответил через переводчика:

— Нам резону нет, мы добычу и так до дома не довезем.

Вот те раз! Добычи много? Или людей мало? Я прикинул места для весел, на лодке должно быть под сорок гребцов, а их тут максимум половина. Значит, не дотянут. И новая добыча им только в тягость будет, не выгребут. А парус не смогут натянуть, вон как мачта перекошена. Значит, есть поле для маневра:

— Значит, доказательство надо, что мы плохого не замышляем, да друг друга не побьем после данов. Если выживем. Так?

Вояки синхронно кивнули.

— Клятва пойдет? Перунова?

Славик даже спрашивать не стал у командира, сам уточнил:

— На крови?

— Да, на крови, да памятью предков. Я готов дать, как твое начальство?

Тот чуть задумался, перевел что-то Ториру. Про Перуна я в речи его не услышал, а вот имя Одина прозвучало. Наверно, это одно и тоже. Торир покивал, потом кивнул мне. Значит, согласен. Это хорошо…

— Я нож достану, не пугайся. Вы и так в крови все, а мне резать придется, — я полез к поясному ремню, достать свой нож.

Нож был славный. Сам делал, да потом еще опыты по вытравливанию проводил. Поэтому на коротком блестящем (пескоструй!) лезвии у основания красовались скрещенные молнии, лавровый венок, и крылышки. Эмблема войск связи из моего времени. Это мы так с дедом прикалывались. Торир на нож запал. Прям глаза заблестели, да и Славик взгляд не отводил. Форма непривычная, с кровостоками, пилкой по краю, да еще и узор растительный шел по всей длине. Тоже результат экспериментов. Эти слюни пускают, как бы чего недоброго не случилось. Я закатал рукав, разрезал себе кожу у локтя, сбоку, чуть-чуть. Кровью перепачкал лезвие, и протянул Ториру. Тот засуетился, достал свой ножик, невзрачный, но, видать, боевой. Резать ничего не стал, размотал грязную тяпку на руке, да выпачкал в крови лезвие.

— Я, Сергей Владимирович Игнатьев, от рода Игнатьевых, клянусь тебе, Торир, сын Олафа, что я, и люди мои, не причинят вреда тебе, и воинам твоим. Если сами вы ту клятву не нарушите, быть тому во веки веков, — чуть не добавил «Аминь», — пусть Перун и Один, — эти два посмотрели на меня заинтересованно, — будут тому свидетели. Если же я нарушу эту мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара Перуна и Одина, всеобщая ненависть и презрение предков.

Я традиционно закончил текстом советской присяги. Славик все это время переводил мои слова, синхронно.

Торир тоже начал клясться. Славик перевел мне его клятву, она была слово в слово с моей. Память, по ходу, у мужика отличная. Или у Славика, я в голове у себя держал, что они могут меня вводить в заблуждение. Языка-то я не знаю.

Обменялись ножами, я попытался свое новое приобретение всунуть в старые ножны, не влезли. Эх, ладно, ножны тоже отдам. Я отставил щит, начал снимать ножны. Торир и Славик смотрели на меня со странной смесью непонимания, интереса и даже восхищения.

Ладно подогнанный камуфляж, обвязка из ремней, арбалет, торчащий из-за плеча, ботинки-берцы. На неподготовленного человека это наверно производило впечатление.

— Зачем в зеленый оделся? — Славик ткнул в мой прикид пальцем.

— Чтобы в лесу незаметно было, — ответил я, снимая ножны с ремня, — на, держи.

Я протянул Ториру ножны. Тот впал в экстаз. Ножны тоже стальные, да с результатами опытов по бокам. На этот раз вдоль всего изделия была вытравлена раскидистая молния. Это Веселина делала, у нее талант на рисунки всякие. Очень круто получилось, узнаваемо. У самого основания было солнце с лучиками, и вензель в виде буквы «С». Сергей, значит. Торир потянулся было нацепить ножны, но ремень у него не той конструкции, не получалось. Заткнул за пояс их, огорченно, и опять уставился на меня, произнес небольшую речь, Славик перевел:

— Даны отстали в темноте, с рассветом их видели, но далеко, они нас не оставят.

— Почему?

— Мы их побили много, — Славик хмыкнул, и потер повязку на руке, — данов две лодки было, таких, как наша, в одной почитай половина осталась. Мы бы перебили их всех, да вторая с другой стороны зашла, в спину ударить пытались. Успели за весла сесть, да подходящим их весла поломать. Они своими нам мачту повредили, — он махнул в сторону корабля, — потом всю ночь гребли, из последних сил.

— Так значит часа на три-четыре отстали, — я думал вслух, — мы тут с вами час разбираемся, они значит через два часа будут… Вот что, Ториру передай, пусть его вояки оружие прячут, да ко мне идут, я своим все расскажу. К битве с данами готовиться будем.

Славик перевел мои слова, Торир кивнул, положил руку на ножны новые с ножом, и двинулся в сторону своих вояк. Ровно пошел, за спину не переживал, хороший признак.

Я отправился к нашему строю. Обеслав уже даже успел новое полено в трактор затолкать, долго переговоры шли.

— Вот что, родичи. Мы договорились, да поклялись друг другу вреда не причинять. Вроде, нормальные мужики, сможем ужиться. Поэтому сейчас они к нам подойдут, без оружия. Надо самых раненых перевязать, самых обессиливших — перевязать и спрятать. Они всю ночь на веслах, поэтому давайте их покормим, времени до данов у нас по расчетам еще часа два. Не смотрите на меня так! Сейчас они союзники, мы с ними, и с данами не совладаем, даже по очереди. Данов человек сорок придет, если не больше.

Кукша присвистнул. Он считать уже научился. Остальные тоже охнули. Тем временем в строю гоповарваров происходило движение. Сначала они скучковались вокруг Торира, он вещал громким голосом, да показывал нож. Потом начал командовать, даже кулаком кому-то погрозил. Вояки-инвалиды побросали на землю копья и щиты, часть вообще уселась. Замаялись, видать, мужики сильно.

— Торир! Веди своих, покормим. Зоря, давай мухой на кухню, приготовь, что побыстрее получится. Кормить на улице будем. Обеслав! Олеся опять на дерево давай, трактор пока в гараж. Агна, возьми Леду, готовьте материю для перевязок, да спирт, которым раны протирать. Кукша! Дуй к детям, Веселину предупреди, чтобы она не перестреляла союзников новых. Буревой, ты со мной, поможешь в переговорах. Да, Васька! — лось повернул голову, — иди сюда, щит сниму, вот так. Иди к Машке, и спасибо тебе!

Какая все-таки разумная животина! Подошел, убрали щит, и отправился неспешно в навесу. Мы с дедом собирались идти к гопникам. Картина, развернувшаяся через несколько секунд была забавная.

Сначала наши баба сложили арбалеты, раскрутили копья, убрали щиты за спину, вызвав удивленный возглас со стороны вояк. Особенно, когда шлемы поснимали, да косы расправили. Потом Обеслав начал отрабатывать трактором назад. Тут вообще шок напал на мужиков. Они так и сидели, с открытыми ртами. Мы только пожали плечами, и двинулись к ним.

— Хорошо, что биться не стали, — почесал щеку Славик, еще один чесоточный, — от баб помрешь, в Валгаллу не пустят. Мы-то думали, тут мужики собрались, воины. А тут лось, да бабы. Причем лось обвешаный…

— Так вы из-за этого биться не стали? — спросил я.

— Ну… — протянул Славик, — лось ваш грозен сильно. А с ним не бой получится, а охота. А значит пировать у Одина не получиться, уйдешь в Хельхейм.

— Хм, гримасы спорта, — только и смог выдавить я. Еще бы, сами не зная того, воспользовались слабостью и религиозным мракобесием суровых вояк.

— Ладно, Ярослав, объясни своим, что раненые пусть к дому подходят, во-о-о-н туда, там их перевяжут да покормят. Оружие пока тут, под охраной оставьте, нечего в дом с ним идти, — Славик кивнул, — сам ты как? Сильно порезали? Нет? А Торир? Тоже только зацепило? Это хорошо. Что с теми что на лодке?

Их как раз снимали с бортиков. Там были самые увечные, у одного вон даже руки не было, по запястье. А у второго, которого на руках переносили, вместо ноги какая-то непонятная культя.

— Неси этих первыми, Буревой, распорядись, чтобы им водки выдали. Кто оружие охраняет? — Славик ткнул в одного вояку, молодой еще белобрысый пацан, — пусть орет, если первый данов увидит. Торир!

Седой повернулся ко мне. Я тут его людьми, а он ни ухом ни рылом. Видать, тоже вымотался.

— Торир, за мной пошли, перевяжут тебя. Да битву будущую обсудим.

К домам потянулся ручеек увеченных вояк. Там уже моя ненаглядная выносила еду, разливала по нашим мискам вчерашний суп из кролика. Те жадно пили его, отвергая предложенные ложки. Расположились прямо на земле, Олесь с Новожеей таскали им воду ведрами, ее пили не хуже супа. Из погреба потек ручеек морковки, засоленной рыбы, гусиного мяса, потом выглянула голова Добруша. Выскочили Агна и Леда, с охапками бинтов и банками со спиртом. Начали жестами показывать, чего хотят. Вояки со стонами разоблачались. Стакан настойки, протереть рану спиртом, сверху бинт, вываренный в ромашке. Начался медицинский конвейер.

Я переживал, что сил нам на битву может не хватить, но мужиков надо поднять в строй. Сами мы не выдюжим. Те сначала отбрыкивались от баб, потом дело пошло веселее, как настойку распробовали. Даже парочка самых целых кинулась помогать. Нормально, дело пошло. Мы тем временем дошли до дома, я провел всех в актовый зал. Там была Смеяна, палкой толкала бинты в чугунке, да кидала сушенную траву.

— Ой! А я его знаю! — девочка сжалась испугано.

— Не переживай, они не тронут.

Седой, как ни странно, тоже ее вроде как узнал. И Славик, они что-то сказали друг другу, даже слегка посмеялись. Я вопросительно уставился на переводчика.

— В прошлый раз вопила, аж уши закладывало, да покусала меня. Валькирия. Мелкая, как пчела была, а сейчас вымахала, — Славик добродушно объяснил причину смеха.

— Я уже взрослая девушка! — Смеяна гордо задрала нос, чем вызвала уже всеобщий приступ смеха. Нас отпускало нервное напряжение.

— Раз взрослая, иди вон Торира, этот вот этот седой дядька, перевяжи., - сказал я, улыбаясь.

— Ой! Он ранетый весь! — девочка кинулась к чугунку, достала бинты, начала просушивать их утюгом. На все это с толикой смущения и удивления смотрели наши варвары. Ну или гости. Или союзники, как получится. Утюг чугунный, печка странная, стекло (!) в окнах, стены под полированными панелями, мебель непривычная для них. Они бегали глазами по сторонам, пытаясь понять, как деревня с одними бабами и дедом превратилась в такое. Ну ладно, если споемся — потом расскажу.

— Тебя не было в прошлый раз, — перевел Торира Славик, — недавно пришел?

— Ага, как раз при вашем появлении, из леса наблюдал, — я с укоризной посмотрел на них.

О, мужики кажется засмущались, даже Торир. Он сидел на стуле, Смеяна перевязывала ему плечо, протирала спиртом рану.

— Ну, мы… это, тогда… вообще, за водой шли, да лес нужен был, лодку подправить… вроде как и не хотели, — замямлил Славик.

— Да ты успокойся, Славик, то дела давние. Вы тогда спокойно себя вели, я видел, да понапрасну народ не мучили. Иначе мы бы с вами теперь не разговаривали.

Славик перевел, повисла неловкая пауза. Торир что-то сказал, переводчик кивнул.

— Мы в тот раз с торговли шли. Даны нас прижали на озере, мы вырвались без потерь в людях, да лодку повредили, и заплутали. Потому за водой плыли, и лес нужен был. Торир воин знатный, его боятся, но даны постоянно атакуют, он главу рода их сильного убил. Давно дело было, но кровная месть не остывает.

— Ладно, разобрались. Из твоей речи для нас полезное сейчас то, что они точно не отстанут, искать вас будут. А вы маскировку, ну, деревья те на входе в заводь порушили, небось торчит теперь лодка ваша наружу. Точно к нам сунутся.

— Не отстанут — это точно. Мы вчера брата у их вождя убили. Рольф, берсерк наш, на их лодки его зарубил, но и сам полег. Славная была битва! — Славик, показалось, даже мечтательно прикрыл глаза.

— А много народу потеряли? — осторожно поинтересовался я.

— Да почитай руку, и еще один. Они отход прикрывали, пока мы на весла садились.

Я про себя присвистнул. Ничего себе! Удивило не количество, а сам факт того, что бросили народ на прикрытие основной части экипажа. И те пошли! Значит, или авторитет у Торира такой, что одного его слова достаточно, или они все тут такие, отчаянные да благородные. Между тем Ярослав продолжал:

— Торир в бою только прокричать успел, что надо уходить, как Рольф с воинами на их лодку перескочили, мостки из весел сбросили, и да и кинулись в сражение. С Одином теперь пируют, славно бились.

Так, значит все-таки сами. Проявили инициативу, дали остальным уйти, да себя не уберегли. Но герои, ни дать ни взять, герои. Ладно, нам самим к битве готовиться надо. Как раз вон Кукша нарисовался.

— Я пацанов чуть дальше на юг отправил, ближе к лесоповалу. Если заметят данов — дадут знать. Обеслав на наблюдательном пункте, Веселина на чердаке, вдруг они с севера зайдут, даст нам время. Что теперь делать будем?

Я пригласил всех жестом к столу, Смеяна уже перевязала Торира. Моя супруга носилась с чугунками да горшками между кухней и улицей. Я поднял руку, мол дайте слово. Начал речь, Славик переводил:

— Сейчас мои люди твоих накормят да перевяжут, надо нам битву спланировать. Сколько данов было? Сколько осталось? Будет ли к ним подкрепление? Как вооружены? Сколько у нас людей в строй встать могут? Чего им из оружия может не хватает? Как вообще Торир себе видит сражение?

Между нашими гостями закипела беседа. Ровным тоном, деловито, они переговаривались, между собой минут десять, потом Славик начал речь:

— У нас одиннадцать полноценных воинов, остальные ранены, строй не выдержат, — я выгнул вопросительно бровь, — мы вас на испуг брали, вот всех в строй и поставили. По оружию — нормально, с щитами только проблема, разбили много, не у каждого есть. Бой Торир предлагает в строю принять, — потом Славик сделал небольшую паузу, — данов было две лодки по три девять минус один каждая, мы половину в одной побили, значит…

В отличии от языков, счет был явно не его конек, вон, даже Кукша быстрее сообразил:

— Значит, сорок два человека всего. Как вооружены? — деловито поинтересовался пацан.

Торир и Славик недовольно посмотрели на него. Мол, начальство разговаривает, а тут этот щегол лезет. Кукша посмотрел на них с вызовом. Я руку положил ему на плечо, сказал в полголоса:

— Ты в следующий раз мне это говори, а не всем. Информация, сам понимаешь…

Кукша одобрительно закивал. Концепцию знаний, превращаемых путем построения из них системы, в информацию полезную, он усвоил четко. Как и вопросы разведки и контрразведки, непрерывно связанные с этой самой информацией.

— Вооружены как обычно, копья, мечи, щиты, топоры. Лучников у них трое было, да самострельщика два. Остальные в строю бьются, да на корабле.

— Значит, если мы строй поставим, они против него встанут, и начнут нас для начала стрелами осыпать, потом щитами сойдемся, а там как фишка ляжет? — я вспоминал сцены из кинематографа.

— Ну да, так и будет, — подтвердил Славик, про фишку он не понял, но суть верно уловил, — только строй их будет длиннее нашего, и прочнее, народу больше.

Торир что-то сказал, Славик перевел:

— Надо бы как-то уменьшить их, проредить. Твои самострельщики хорошо стреляют?

— Идея правильная, — сказал я, надо только нам тут между собой посовещаться. Скрывать нам нечего, можете слушать.

Я повернулся к Буревою и Кукше, и быстро заговорил. Славик, правда, успевал переводить, талант.

— Там, мужики, расклад вы слышали, что делать будем? Задачи две, уменьшить их количество, чтобы их строй покороче был, да потом строй этот разбить.

— Если увидят, что нас мало, могут сразу, с лодки в битву пойти — подал голос Славик.

— Вон, этот тоже подтверждает. Проредить их надо, пока они с лодки сходят. Особенно стреляющих, они для нас самые опасные.

— Надо в лесу, на восьмой позиции Веселину поставить, она их сбоку побьет, — предложил Кукша.

— Пусть так, а потом кругом через вторую и шестую уходит, — позиции мы давно расписали по номерам, они были вокруг деревни, так было легче тренироваться, — будет возможность, пусть нам поможет. Пять-семь данов успокоим, легче будет. Теперь по строю. Как мы там в играх наших его ломали?

— Конница с тыла, стрелки с боку, метательные машины, строй на строй, и атака с фланга, — Кукша начал перечислять те способы, которыми мы пользовались в наших настольных играх, — конницы нет, для обхода людей мало, метательных машин тоже нет…

— Есть трактор, — Буревой подал голос.

— Это тот зверь железный, что ревел страшно? — опять вмешался Славик.

— Да он самый, — я ответил союзнику, и опять повернулся к своим, — трактором мы только его нарушим, но они и пропустить его могут через себя, отойдут просто.

— А мы их в замешательстве еще ополовиним, — Кукша предложил идею.

— Ну да, если получится, а вдруг они организованно отойдут?

Дед почесал бороду, и сказал только одно слово:

— Котел…

Кукша просветлел в лице, я так вообще возликовал! Надо рвануть у них перед строем котел! Пустить трактор, довести его до них, и рвануть.

— Как котел рванем? — разговор перешел в стадию обсуждения деталей.

— Клапан заклинить, в топку — скипидара, сцепление — заклинить. Веревку к крюку, чтобы не уехал далеко, — дед рубленными фразами решил все вопросы.

— Ты сможешь так настроить его, чтобы точно рванул? — я продумывал возможные трудности.

— Не знаю, мы на это не готовили, наоборот, крепче делали, — дед тоже сомневался.

— Ярослав, если на вас тот зверь железный пойдет, вы что делать будете? — я повернулся к союзникам.

— Ну… копьем его, или топором, если копьем не убьем — Славик совещался с Ториром, и передавал нам, — топором надежней, даже щиты разбивает.

Я кровожадно оскалился, остальные тоже натянули на лицо зверские улыбки.

— Кукша, тащи макет деревни от Веселины, да фигурки для игры, сейчас нашим союзникам план озвучим.

Пацан скрылся в комнатах, мы повернулись к гостям незваным:

— Сейчас Кукша принес… кое-что, там покажу, как отбиваться будем, — пацан вернулся с корытом, в котором Веселина вечерами делала нашу деревню, медитировала она так, по ходу.

— Вот заводь, во дома, вот лодка ваша, — я в лужицу, изображающую заводь, запустил фигурку ладьи, — если они с озера пойдут, то сюда по любому встанут, лодка ваша мешает к берегу подойти. В других местах не высадишься. Они по лесу обойти смогут?

— Торир говорит, что смогут, но не станут, Их больше, да и в битве прямой быстрее в чертоги Одина попадешь, если что, — Славик переводил своего командира.

— Тогда смотрите сюда, — я начал расставлять фигурки из игры, копейщики, самострельщики, встали по своим местам, добавил палками бревен с фланга, там где лось был и мы уже набросали, — если они в заводь зайдут, полезут через вашу лодку, потом вот тут строиться начнут, так?

Все кивнули.

— Мы вот тут встанем, самострельщики по краям, твои, Торир, в центре, а посередине — трактор, — я поставил фигурку из макета в центр строя, — это когда они уже слезут. Перед этим, наш снайпер их стрелков проредит, вот отсюда. Снайпер наш — самый меткий стрелок, вы его еще не видели. Это он тебе, Ярослав, копье сбил.

Торир и Ярослав покивали головой, с уважением на лице. Сильно их Веселина впечатлила.

— А потом мы заведем трактор, и…

Попытка рассказать о нашей задумке длилась долго, и была безуспешной. Торир и Славик ничего не поняли. Пришлось уговаривать их поверить на слово. Как ездит трактор они видели, но сопоставить взрыв и перемещение не могли, для них это было незнакомо и непривычно. Причем даже само понятие взрыва, тут гранатами не кидаются в бою, и снаряды на голову не падают.

Диспозицию в итоге согласовали. Торир не возражал, людей мало, половина раненые, он просто собирался отдать свою жизнь подороже, и уйти в чертоги Одина. Бухать там да девок портить. Уйти туда только в битве славной можно, только лучшие бойцы, как те, что прикрыли их отход. Наша идея предполагала остаться в живых всем. Раненых определили в дом, дома приготовили к осаде: закрыли ставни, принесли стрел на чердак и в комнаты. Если мы там на поле поляжем, дети и раненые будут держать битву в строениях, тут число бойцов роли не играет. Отдельно договорились, что если таки все погибнем, а раненые воины Торира и дети в домах отобьются, о мелких они позаботятся. Для этого с улицы позвали седого дядьку, у него была сломана левая рука, топором махать может, а со щитов в строю стоять нет. Ему объяснили ситуацию, тот загрустил. Тоже хоте в последней битве поучаствовать, да к Одину на вечеринку. Торир своим авторитетом продавил наше общее решение.

После определения плана битвы все засуетились. Дед пошел доделывать трактор для взрыва котла, обвешивать его гвоздями да металлическими предметами. Кукша двинулся готовить наши запасы щитов и арбалетов. Их делали по два на человека, на случай поломки, вот и образовался запас. Нашу тактику вояки не знали, мы хотели просто дать им по разу выстрелить, может, хоть ранят кого. Сигналов от дозорных пока не поступало.

Даны пришли в три часа дня, дав нам фору в пять часов. За это время раненых оттащили в лазарет, который сделали из детской комнаты Власа и Смеяны, последняя руководила взрослыми мужиками, куда кого класть, да что нести из кладовки. Те подчинялись, вид командующей девочки приводил в замешательство, непонятно это было. А непонятное пугает, даже убеленных сединами вояк. Вот и таскали ткань, дрова, кипятили воду, переносили раненых, стаскивали матрацы из других комнат. Апофеозом было мытье полов с отваром ромашки, два здоровых бугая драили швабрами деревянный пол, и не роптали. Смеяна только пальцем тыкала, где еще не помыли.

Хватило времени и дать выпустить по стреле из арбалета. Ну, в нужно направлении они летели, а на большее мы и не рассчитывали. Со щитами было сложнее, концепция их объединения в один срой с торчащими копьями была странной для вояк, привыкших оперировать ими в бою. Поэтому к нашим запасным щитам, тем кому не хватало защитного вооружения, выдали еще и детские. Они меньше, но такие же крепкие, да еще и железной полосой по краю отделаны. Модернизация такая была проведена довольно давно, как железо плавить начали. Мужикам детские понравились, более привычны, хоть и прямоугольные, и без умбона.

Так что, когда послышался голос Добруша из леса, со стороны поля, и Обеслав, сидящий на наблюдательном пункте, продублировал «Идут!!!», мы вроде успели подготовиться.

— Время, Обеслав! — спросил я мальца, когда тот спустился с дерева.

— Час, не больше, сторожко идут, берег осматривают, — ответил он, и побежал облачаться в доспехи, лезть на чердак.

Забегали теперь уже все. Дети в дом, да пооткрывали люки на чердаке, мимо пронеслась Веселина и Влас, на определенную им позицию, дед выгонял трактор. Смеяна пошла уводить лося в лес, подальше, за поле. Ваське после первой, так и не случившейся, битвы успокоился, и пасся в лесу с семьей, изредка подозрительно поглядывая на незнакомых людей. Торир и Славик, кстати, хотели его включить в битву, но я объяснил им, что лось может их испугаться, да нас потопчет. И он нам, как член семьи, да и жена его только родила недавно. Этот восприняли хоть и с некоторым удивлением, но нормально. Может, у них дома тоже коровы — члены семьи.

Приготовились быстро, выстроили линию из щитов, заняли позиции за ними. По флангам накидали бревен и веток заранее. Мы со Славиком и Ториром наблюдали за эволюциями двух лодок на озере. Даны выстроились уступом, один на корпус дальше другого, и двинулись в сторону заводи, из которой виднелась корма лодки Торира. Когда до их появления оставалось минут десять, мы занали позиции в строю.

Первая лодка данов, убрав весла правого борта, влетела в заводь, впритирку к стоящей там лодке мурманов. На нее посыпались мужики в боевом облачении. Внешне они мало отличались от стоящих в нашем строю гопников, разве что их было больше. В лодке Торира раздалась ругань, Кукша с мужиками там навертел веревок, чтобы задержать данов. Подошла вторая лодка, впритык с первой, даны с нее тоже ломанулись через стоящие плавсредства в нашу сторону. Мы пока выжидали. Веселина тоже, она вступала в бой по моей команде. Но вот даны разобрались с веревками, увидели нас, начали спускаться в воду и на сходни, по которым мы с плота закатывали бревна. Я помахал копьем с привязанной тряпкой. Прозвучал первый выстрел, дан со сходен упал. По ним неудобно было ходить, бревна-то круглые, вот и бежали они, балансируя руками, и не могли прикрыться. После того, как второй дан упал в воду, попытки пройти по сходням прекратились, враги пошли по пояс в воде к берегу, прикрываясь щитами. Веселина прекратила огонь. Ее, кстати, не заметили, в криках и плеске воды звук прилетевшего арбалетного болта был неслышен.

Даны начали выходить на берег, выстраиваться в линию. Их было много, но мы только крепче сжимали арбалеты. Нервы, расшатанные первой встречей с гопниками, уже успокоились, все вели себя собрано, не шутили и не переговаривались. Линия данов росла, появился мужик с луком, он высоко нес его над головой. За ним второй, потом появился самострельщик. Веселина включилась в работу. Стрелки падали, строй сменил направление, стал так, чтобы прикрыть выходящих из воды воинов. И открыл нам фланг.

— По тем, что слева! Двойками! Огонь!

По команде наши начали стрелять в ту часть строя, которая была повернута к нам полубоком. Стреляли по двое, один по цели, второй на добивание, если нужно. Успокоили еще троих, стрельбы с нашей стороны даны не ждали. Их строй сделал пару шагов назад, после крика из толпы, наверно, командир. Теперь они стояли почти в воде, но скрыли от нас незащищенные бока. На Торировой лодке быстро встал лучник, натянул лук, и упал, дернув головой. Веселина устроила за стрелками настоящую охоту. Из строя, по команде выскочили трое, и побежали в сторону позиции Веселины, на это мы не рассчитывали. Я испугался за девочку.

Но дети не подвели, один упал от хлесткого выстрела Веселины, второй — от более глухого выстрела Власа. Третий прикрылся щитом, и уже почти начал ломиться в заросли, но тут в нашем строю тренькнуло, Леда пустила свою стрелу, и начал лихорадочно перезаряжаться. Воин получил стрелу навесом, выше поясницы, и упал, воя и катаясь по земле, пытался вытащить стрелу. Хлесткий звук снайпера успокоил его. В голову.

Строй данов видя такое, еще больше сплотился, почти в полукруг, и попыток двигаться в сторону снайпера больше не предпринимал. Веселина тоже прекратила огонь. Раздался крик их командира, строй слитно, слаженными движениями, не давая нам даже щелочку для стрел, сделал небольшой шаг, и ударил оружием по щитам. Потом еще, и еще. Красиво они накатывались, опытные враги. Я подал команду:

— Прицельными — огонь! Славик, давай!

Славик продублировал команду для наших союзников, те начал пускать болты, и отбрасывать арбалеты. Болты впивались в щиты, некоторые из них поворачивались, и в открывшееся пространство полетели стрелы уже моих стрелков. Строй данов замер, восстанавливая бреши. Минут три щита, посчитал я, правда, теперь арбалетов у моих гопников нет, только у деревенских. Мы, местные, стояли по флангам, дружественные варвары по центру, вокруг трактора.

Из-за потерь в строю данов, тем, чтобы не сокращать длину, пришлось встать реже, открылись ноги, чуть-чуть. Опять команда:

— По ногам!

Еще четверо завыли и начали кататься по земле, их добили выстрелами. Строй восстановил плотность, но сократил линию. С фланга ударила Веселина. Еще минус один. Даны сгрудились в полукруг. Тепреь мы не могли их достать стрелами, а они двинуться с места. Патовая ситуация. Вдруг из порядка данов раздался выстрел арбалета. Черт! Не всех стрелков убрали! Стрела воткнулась в наши щиты, и застряла там. Повезло. Но надо что-то делать.

— По верхним щитам, парами, первые номера в край, вторые — на поражение, огонь!

Надеюсь, деревенские поймут зачем. Не подвели. На данов начали сыпаться стрелы. Первая била щит, подворачивала его, вторая — пыталась добраться до человеческой плоти. Правда, получалось не очень — только одним выстрелом попали внутрь, дед засадил. Вой из кучки данов, покрытой щитами. В нас опять прилетела стрела, но теперь уже менее прицельно. В колыхающемся строю сложно прицелиться. Выстрел нашего снайпера теперь раздался со спины атакующих, почти от воды. Крик, ругательства, и больше стрел в нас не летело. А даны сжались еще плотнее. Кусты у самого берега чуть шевельнулись, Веселина сменила позицию. Молодец.

Мы стояли уже минут пятнадцать. Даны пытались двигаться, но мы их отгоняли к заводи стрелами, снайпером, и даже гудком трактора! Обеслав такое сделал, когда мы, не рассчитав выстрелы, начали все перезаряжать арбалеты, а строй врагов быстро двинулся на нас. Гудок внес замешательство, как и тугая струя пара, ударившая в небо. В замешательстве даны потеряли еще одного вояку. Пора вводить в действие наш трактор.

— Буревой, у тебя все готово? Обеслав справится? — я шепнул деду, тот стоял рядом со мной, на одном фланге, как и моя жена.

— Не переживай, справится, Веревка вон до того колышка рассчитана — дед глазами показал на вбитый в землю белеющий кусок свежеструганного дерева.

— Давай тогда начнем, — шепнул я, — ткни Ярослава, пусть своим передаст.

Ярослав тихо передал мои слова, строй союзников слегка зашевелился, и дал место трактору. Даны тоже зашевелились, раздался громкий голос из центра их построения.

— Ярослав, чего он там орет?

— Представляется, на бой вызывает, — произнес черноволосый.

— О! Это дело, сейчас ему будет бой. Обеслав! Сейчас! — последние слова я выкрикнул со всей мочи, чтобы все услышали, и смогли приготовиться. Ярослав и Торир начали что-то говорить своим. В кустах зашевелилась Веселина, вжималась в землю за холмиком. Со стороны трактора послышалось шипение, потом гул, опять гудок, и машина поехала на врагов. Сзади послышался шум убегающего Обеслава. Ну, теперь посмотрим, удастся ли нам задуманное, или так до ночи простоим.

Голос командира данов прервался удивленный криком. Потом он опять заорал.

— Трусом назвал, — перевел Ярослав, — да сыном собаки. Ругается, нечестно, говорит.

— Зато живые — резонно заметил дед.

Трактор меж тем уже почти достиг строя данов, но тут веревка, которая была привязана к нему, дернулась, вылетели какие-то клинья, и машина встала, как вкопанная, начала гудеть. В нее полетело копье, ткнулось в колесо. Трактор не отвечал. Он у нас меланхоличный такой, тихий и спокойный. Потом еще копье, из строя выскочил мужик, рубанул мечом по трубкам, что были сверху, со звоном меч отскочил. Еще копье, и, наконец, появился тот герой, который привел наш меланхоличный трактор в ярость. Древние говорили, в тихом омуте черти водятся, вот и нечего было задирать тихую, работящую железяку!

Герой с силой бросил копье в железную машину, отбросил щит, взял большой топор-клевец, и острым концом ударил в самый котел. Звук работы трактора изменился, наши союзники горестно вздохнули, даны радостно заорали, и тут раздался…

Ну, даже не взрыв. Скрежет, вынимающий душу, грандиозный хлопок, пенопласт по тарелке, и вой — вот если это соединить, то услышите нечто похожее. Ба-бах! Строй данов окутался паром, взрывной волной качнуло лодку Торира, трактор отскочил на метр назад и задрал задний крюк в небо. Как потом выяснилось, сам двигатель сыграл роль экрана, и вся энергия и осколки от взрыва котла ушли в сторону данов.

У нас заложило уши. В рядах наших союзников послышались крики про Одина, они стали потрясать оружием. Пар рассеивался. На месте, где еще недавно стоял слитный строй данов, устояли четверо, остальных раскидало. Четверо оглушенных, а нет, трое, ближний к нам сполз на землю, потерянных людей. Они, правда, тоже заорали, особенно рыжий, здоровый дядька.

— Вот эта с. ка которая папку убила! — Кукша заорал так, что даже мне слышно было, — я тя на куски порву!

Пацан рвался из строя, Агна с Ледой его удерживали. Рыжий орал.

— Чего он теперь орет?

— Да опять на бой вызывает, мол, в честном бою с вашим главным биться буду, кто победит, тот уйдет, со своими людьми, а другой — к Одину, — Славик перевел мне речь варвара.

— Блин, и делать-то теперь чего? — я глянул на Торира.

Тот затараторил, переводчик выдал:

— Торир пойти может, если ты или твои не согласятся. Тут бесчестья нет, они и так наши давние кровники. Да тут любой биться пойдет с ним!..

Мы не успели обсудить проблемы дуэлей в этом веке. Кусты зашевелились, оттуда появилась Веселина и Влас. Девочка сняла бандану, рыжий изумленно уставился на нее. Потом поднял меч, заорал, и спустился на землю. Из головы торчал болт. Влас всадил свой в ничего не понимающих данов, оставшихся стоять после взрыва. В голову одному из них. Снайперский выстрел добил попытавшегося убежать последнего врага.

Веселина подошла к телу предводителя, перевернула его ногой, медленно, уверенно взвела свой арбалет, и всадила в лицо трупу еще одну стрелу.

— Это вам за отца. И за дядьев… — раздался в наступившей тишине ее голос.

Мы стояли, замерев. Даже союзники малость охренели от такого поворота событий. По полю ходил Влас, девятилетний пацан своим копьем проводил контроль, вспарывал шеи еще шевелящимся данам. Веселина стояла посреди поля боя, толстая коса лежала на плече, в руках был металлический, черный, вороненый арбалет. Ремни охватывали тело, приталенный камуфляж подчеркивал фигурку будущей грозы мужиков.

— Нда, не получилось поединка, как там по вашим обычаям, не сильно это страшно, — я переживал, что такая расправа после вызова на поединок, может уронить наш авторитет в глазах союзников, — а, Ярослав? Яросла-ав! Ярик, тудыть твою в качель!

Я выглянул из строя. Наш переводчик был недееспособен. Он стоял, уронив челюсть, и смотрел на Веселину. Странно так смотрел, с обожание, страхом, удивлением, и… любовью в глазах. Я почесал голову, ну да, они-то девченку еще не видели, на позицию она лесом пробиралась, пока ждали данов — на чердаке была, в бою, а вернее стоянии напротив Торира, тоже. Я-то воспринимал ее как дочку, но ей уже двенадцать, а дети тут растут быстро. Да и не выглядит она на свой возраст, старше кажется.

— Когда обычно тут у вам замуж выходят, — я шепотом поинтересовался у Зоряны.

— Лет в пятнадцать уже можно, — также шепотом ответила она, — а что?

Я ткнул в переводчика, жена выглянула, заохала, вернулась в строй.

— Жених выискался, тока что слюна не капает, — супруга быстро просекла ситуацию, — тока рано еще ей, ой как рано. Да и люб ли он ей?

Переводчик между тем так в себя и не пришел. Пока его Торир не пнул, под всеобщий ржач. Тот подпрыгнул, ее величество Веселина таки соизволила посмотреть на нас, опять покраснела, и шмыгнула в кусты.

— Валькирия! — прошептал Славик, — как есть Валькирия!

— Так, это потом, — дед толкнул его в плечо, тот вернулся в наш мир, — ты давай думай, что дальше делать будем?

К нам подошел Влас.

— Я этим контроль провел, — он ткнул копьем в разбросанные тела, начал оттирать пучком травы копье от крови, — надо еще тех, кто на лодке проверить, да в воде.

— Контроль? — я удивился.

— Ну да, как волкам зимой, — точно, я когда их добивали так это назвал, — и за папку отмстил. Узнали мы эти…

Пацан не смог найти нужное слово.

— А вы чего стоите? — Влас посмотрел на нас, в глазах у парня была сталь.

— А правда, чего мы стоим-то? — я осмотрел наш строй.

Все так и стояли со щитами, мы, союзники, все были ошеломлены быстрой и бескровной, с нашей стороны, расправой. Только герой-любовник наш, Ярослав, мотал головой в поисках Веселины.

— Ярослав! Скажи своим, чтобы проверили, есть кто живой или нет. Живых — добить, мертвых… Не знаю, что вы там с мертвыми врагами делаете?

Народ зашевелился, Торир отдал приказы, цепь его людей выдвинулась осторожно к полю боя. Они копьем били тех, кто по их мнению мог представлять опасность, забрались на лодку. Там один короткий всхлип, и мужики замахали копьями. Раздался дружный вопль. Мы победили.

— А мертвых мы сжигаем, — Ярослав плюнул в сторону поля битвы, — только эти не достойны такого. Числом взять нас хотели. Не честно это.

— Ну, за то и поплатились, — резюмировал я, — а сжечь все равно надо, нечего тут их оставлять.

Засуетились уже все. Мои подошли ко мне, я раздал приказания и выдвинулся к лодкам. Последний был слегка обижен, не дали ему отмстить. Ну ладно, потом разъясню политику партии. Люди Торира под его руководством потрошили лодки данов, и их трупы. Складывали оружие и одежду в разные кучи, доставали какие-то бочки, тюки.

— Как добычу делить будем? — ко мне подошел Ярослав, — Торир говорит, надо честно разделить, чтобы клятву повода нарушать не было.

Переводчик выжидательно уставился на меня. А я не знал как тут добычу делят! Да и в мое время не знал, там добычи не было!

— Давай так, сейчас сложите все, дозорных выставьте, может, они не одни пришли, — Славик спохватился, и посмотрел на озеро, — вот-вот. Тела сложите в лодку, ту что похуже, сожжем потом. А потом поедим, ну, пир устроим, и там все и обсудим.

Славик перевел все Ториру, тот поймал вояку, молодой, только усы пробиваться начали, и отправил на холм, наблюдать. Я свистнул Олеся, дети слезли с чердака после победы, и крутились рядом, отправил его к дозорному союзников. Так правильнее будет. Пацан вздохнул, но пошел. После сегодняшнего, бесконечно длинного дня, важность дозора понимали все. Я, правда, обещал, что его сменю через час. Пусть отдохнет.

Между тем, люди Торира, мурманы, как я выяснил у Славика, уже закончили потрошить добычу, обсуждали бой. Из избы вышел раненый, тот, что без руки, и отправился осматривать лодки. Торир подошел ко мне с переводчиком:

— Славная битва была, много врагов побили. Только им к Одину путь закрыт, не в прямом бою погибли, а от хитрости вашей, — начал переводить слова командира Славик, — теперь надо думать, что делать дальше.

Мне этот мужик нравился все больше и больше. Надо же, думать! Не махать дрыном, а подумать захотел. Здравое стремление надо поддержать, я махнул рукой, повел всех опять в актовый зал.

Там состоялось новое совещание, более спокойное. Бабы с детьми собирали на стол, длинный стол на всех делали из досок под руководством деда. Смеяна ткнула в окровавленную повязку Торира, главный мурман дал ей руку на перевязку. Я начал речь:

— Угрозу со стороны данов мы вместе, — я выделил это слово голосом, — устранили. Теперь вы в безопасности. И мы тоже. Не только ваши это враги кровные, как оказалось, но и наши. Они мужиков тут года четыре назад перебили. Поэтому дети так и вели себя, за отцов мстили.

— Теперь понятно. Мы подумали, тоже берсерки, — переводил Славик, — а те люди страшные, даже когда за тебя бьются. Теперь нам обратно надо идти, домой можем не успеть до зимы.

— А как вы пойдете? На своей лодке?

— Кнут сказал, что мачту надо чинить, он корабел наш. Руки у него нет, правда, но мачту временную сделать мы и сами сможем. Вот только если ветра не будет, на веслах не дойдем, мало нас.

— Вы раненых тоже заберете?

Торир кивнул.

— Хм, тогда точно не дойдете. Им бы подлечиться, да вам все равно вам людей не хватит. У вас на веслах человек сорок, ну восемь рук, сидеть должно, а вас двадцать если наберется, четыре руки, и то хлеб. Поэтому есть предложение. Возьмите лодку данов, она меньше, вторую мы с их телами выведем на озеро и сожжем. Раненых, те, которые вам в походе обузой будут, нам оставьте, а как придете в другой раз — заберете, мы их подлечим пока. Остальных тоже отдых нужен, дней семь проведите тут, да и отправляйтесь.

Торир с Ярославом начали совещаться. Наконец, приняли какое-то решение.

— Надо с людьми поговорить, Торир говорит, троих бы оставил, Кнута, Ивара, ему ногу сильно повредили, да Гуннара. Тому спину разрезали. На весла их не посадишь, это правда. Но и без корабела туго. Остальные за семь дней оклемаются. Только вот как с добычей быть? Лодки две, и нас двое, каждому по лодке. Одну сожжем, вторую заберем — что тебе достанется? Остальное как делить будем?

Вопрос конечно интересный. Чего мне вообще надо? И чего они предложить могут? Железо? Соль? Кожу? Ткань? Да у меня есть все и так. Оружие? Их я пользоваться не умею, мне арбалета да копья хватает. Я прокрутил в голове, что бы мне пригодилось. Я бы от пулемета не отказался, с бесконечными патронами. Или от пары тонн алюминия. А лучше — учебников по химии, физике, металлургии и прочему. И что-то мне подсказывает, что даны с собой на битву это не прихватили. Разве что меди бы, в слитках, да свинца. Да всего понемногу, для опытов. Остальное все у меня есть, или сами сделаем. После таких мыслей я даже плечи расправил, вон мы какие крутые, ничего нам не надо.

— Давайте так. Лодки — поровну, в моей сожжем данов, — немая сцена, — остальную добычу оценим, посмотрим. Оружие, железо, одежда, меха мне не надо. Мне лучше разного, да понемногу. Ну там, медь, если будет, свинца чуть, других металлов, серебра, но тоже не много, золото есть? Нет? Вот и славно. А что там еще?

— Ткани есть, вино, украшения, янтарь, пряности. Смолу да воск на Ладоге взяли.

— Ну вот вина можно, украшения — только посмотреть, мне они без надобности. Янтарь, пару кусков, пряности — если не жалко, нам и травок хватает. Смолы мы вам сами дадим, сколько возьмете, при желании. Воска — можно, у нас с ним не очень.

Народ смотрел недоверчиво, тут наверно так не принято добычей раскидываться. Двое мурманов начали совещаться. Долго совещались, потом Торир уставился на меня и что-то сказал. Славик перевел:

— Чего от добычи отказываешься? Неужто так прямо и не надо ничего?

— Надо. Овец бы я взял, корову. Семян на посадку, олова, свинца. Марганец, аммиак, кислоты, щелочи, книги, минералы. Бумаги бы взял, хотя нет, ее бы не брал. Сам сделаю. Хром, ванадий, никель, — я вспоминал присадки, которые использовались для железа, — вольфрам.

На последнем слове народ возбудился. Выяснили, что вольфрам, волчью пену, они знали, только она портила плавку, плавку олова. Хм, я не знал, ну да ладно. Дальнейшие выяснения привели к пониманию, что вольфрам тут, это скорее процесс, а не металл. При появлении этой самой вольчьей пены снижался при плавке выход олова из руды. Отложили это на потом.

Потом нас позвали за стол. Накрыли в сушилке для леса. Заложили отверстия полешками, поставили столы, накрыли из наших припасов. Да мужики еще из своих добавили. Стали пировать, при свете светильников. Тускло было, видно плохо. Но и гости наши, и мы, устали так, что пир превратился в ужин с последующим отходом ко сну. Правда, поесть даже раненые пришли. Я толкнул тост, за дружбу народов, Торир толкнул в ответ, вроде как за гостеприимство. Пили брагу дедову, да вино привозное. Его пополам поделили, я нашу доля сразу на стол выставил. Ну, не всю, кувшин один литров на пять-семь спрятал.

Мужики вырубались прямо за столом. Разговоры не шли. Мы их языка не понимали, они вторые сутки на ногах, ни спросить, ни рассказать. Ярослав еще пытался что-то там переводить, да сам вырубился. Он все Веселину ждал, но она стеснялась такого количества незнакомых людей, и не пришла. Ромео наш грустил, и, как и бывает в таких случаях, наклюкался и вырубился. Торир его будить не стал. Они с дедом переговаривались. На смеси слов из обоих языков, да жестами. Выяснили, что у них есть общие знакомые. Вроде как дед знал того парня, который видел дядьку племянника жены внучатой свекрови соседа Торира. Я как-то так это понял. Потом оказалось, что один раз по молодости они в одном походе участвовали, в разных дружинах.

Мужиков засыпающих оставили спать прямо в сушилке. Стол подняли на попа, им места хватило. Чуть протопили, чтобы гости не замерзли, да и сами отправились почевать. День был тяжелый и длинный. Очень длинный.

Следующие две недели прошла в заботах и делах. Свои мы забросили, помогали новоявленным союзникам собраться в дорогу. Остающиеся раненые были огорчены своей долей, хотели домой. Но сами понимали свое положение. Как сказал Ярослав, изначально они собирались отбивать первый натиск данов на корабле, чтобы погибнуть в бою, и отправиться к Одину, и не быть обузой остальным. А тут вон как повернулось. Торир же как-то проболтался, что тоже попытался бы оставить кого-нибудь из нас в такой ситуации у себя, как заложников. Тоже верно, слегка пообижавшись подумал я, для закрепления союза мысль дельная. А тут еще и возникла проблема с трофеями.

По утру мы сожгли лодку с данами, вывели ее подальше, облили скипидаром и дегтем, да и подожгли. Вернувшись, начали разбираться с добычей. Я выбрал себе по паре кусков серебра, янтаря, воска, обсудили с нашими форму украшений и рисунки на них, да и объявил, что свое мы забрали. Деревенские меня поддержали, в нашей жизни нам такая добыча не нужна. Вот корова там, или коза — это дело. А побрякушек да шмоток мы себе сами сделаем.

Народ от такого креатива охренел. Даже делегация пришла к Ториру, мол сражались вместе, а он, гад такой, у союзников добычу забрал! Мол, не принесет это удачи, да и обидеть тех, с кем плечом к плечу сражались не по-людски. Позвали меня, я им все объяснил. Охренели еще больше. Как так, ничего не надо!?

А потом у приезжих начался культурный шок. Шок был, переходящий в легкую панику, с примесью религиозного фанатизма. Началось все со Смеяны, которая привела лосей в сарай, кормить. Васька хоть и пугался новых людей, но виду не подал, гордо и независимо вел свое семейство к дому. Машка жалась к нему, Ванька к мамке, но любопытно озирался вокруг. Дети, они даже у зверей дети. Картину наблюдало много народу, мелкая вела лосей через всю деревню. Те спокойно слушались ее, хотя та не доходила им и до морды. Мужики смотрели с удивлением.

Потом проблема сортира. За день эти товарищи загадили полдеревни, да обмочили все углы. Я Торира призвал к порядку, мол негоже гадить, там где живешь. Тот резонно спросил, где тогда гадить? Мы почесали репу, взяли досок, да и построили в лесу, поверх выгребной ямы сортир на пять посадочных мест. К холодам они уедут, отапливать его не надо. Вернулись, привели всех, через переводчика объяснили что тут, и зачем. Но нас, по ходу, не услышали. Народ смотрел на обрезные доски, ценность не малую, которую пустили на сортир! А когда Буревой сообщил, что мол не бойтесь, это временно, мы потом их на дрова пустим, после вашего уезда, мужики стали подозревать, что дело пахнет колдунством. Иначе откуда мы это все берем, да так лихо распоряжаемся? Это мне тоже Ярослав рассказал. Зато гадить стали только в яму, чтобы мы значит колдунство против них не повернули.

Досками особенно интересовался Кнут. Хотел их на ремонт корабля пустить. Мы показали ему залежи досок на складе, он жестами показал, что такие только на сортир. Пиленые доски влагу сильно берут. Тогда мы показали ему лесопилку, плотницкую мастерскую, с паровым приводом. Тот проникся, особенно когда мы пропитку показали для досок, чтобы те не гнили в воде. Такую и мурманы использовали, но наша была чище. Пришлось показать ему запасы дегтя, смолы, спирта. Кнут впал в экстаз, особенно от смолы. Чистая, как тот янтарь, она лежала штабелями, как отходы производства. Корабел даже пошел капать на мозги Ториру, мол надо у нас смолу взять, а с Ладоги взятую оставить. Пока торговые переговоры оставили на потом.

Мурманы готовили лодку данов в поход, хотели ее по быстрому вытащить, просмолить. Их лодку, на которой они сюда приплыли, тоже надо вынуть из воды на зиму. А народу-то нет! Раненые еще в силу не вошли, вот считай вместе с нами шестнадцать взрослых. Вытащить лодку такими силами нельзя. Они так думали. Мы с Буревоем подошли как раз тогда, когда они спорили у заводи об этом. Торир слушал, иногда тоже держал речь, обсуждение вспыхивало с новой силой.

— Ярослав, что тут у вас за митинг? — переводчик уже привык от меня новые словечки слышать, не удивлялся.

— Да думаем, как лодку к походу готовить. Она-то чужая, надо достать, да проверить, дойдет ли? Да и нашу тоже на берег надо, а как достать? Народу мало. Бросать не хочется, не переживет зиму наша-то красавица, — переводчик был расстроен.

— Ну дык трактором ее и вытянуть, чего тут думать! — дед влез в наш диалог.

— А потянет? — с сомнением возразил я.

— Блоки надо, веревку подлиннее, да ворот для нее. Да и сами поможем.

— Трактор железный как? — дед собрал остатки нашего убийственного орудия с поля боя, — Восстановить сможем?

— Не, — с досадой мазнул рукой дед, — его в переплавку. Там погнуло все, да так, что молот топить замаешься. Цилиндры — всмятку, поршень один вообще не нашел, колеса можно еще задние использовать, а передние — в хлам.

К нашему диалогу прислушивались и Торир, и Ярослав. Вождь мурманов вопросительно посмотрел на переводчика, тот только беспомощно развел руками. Непонятно ему было в нашей речи решительно все.

— Ярослав, переведи. Мы сейчас трактор пригоним, да ворот возьмем, с блоками. Надо место на берегу подготовить, куда лодки вынимать.

Торир сомнением посмотрел, но распорядился. Дед повел мужиков за бревнами, а я пошел к трактору. Наш модернизированный первенец выдавал на крюке две-три лошади, авось хватит. Пока я приводил трактор в рабочее состояние, мурманы под руководством деда подготовили место для лодок. Подсоединили блоки, на низкой передаче начал потихоньку тянуть. Вроде пошло. Понял по возбужденным крикам со спины. Через минут двадцать дед прокричал мне, что хватит, я оставил трактор, пошел посмотреть на результат.

Мурманы бились в экстазе, близкому к религиозному. Даже Торир что-то там на груди у себя мял, оберег наверно. Дед с деловым видом подставлял слеги к бортам, да прибивал их железными самодельными гвоздями. Взял мешок с ними, и ходил стучал, вызывая все большее исступление у гостей.

— Чего орут? Вроде все нормально…

— Да как тут не орать! — переводчик тоже паниковал, — лодка считай сама залезла, да еще Буревой с мешком гвоздей! Это ж сколько кузнецов надо!

Выяснили, гвозди тут ковали. Мы-то машинку приспособили. Тянешь проволоку из мягкого железа, потом ее в машинку, паровик через шестеренки выбивает острие, потом шлепает сверху — шляпка готова. Вот и наделали мешок, про запас. Я повел мужиков к складу, выдал им паклю, смолу, деготь, вдруг понадобится? Те на склад, как на пещеру Алладина смотрели, выгнал их с материалами, от греха подальше.

Но самый большой шок они испытали, когда мы решили рыбы наловить. Наши запасы стремительно таяли под натиском голодных мурманских глоток. Подсмолили баркас, спустили его на воду, набрали дров, растопили паровик, и вышли задним ходом на озеро. Под очумевшие взгляды присутствующих. Далеко не ходили, нас толпа здоровая, отобьемся. Нашли косяк рыбы, да и привезли полтонны за раз. Осенняя рыба большая, жирная, вкусная. Мы себе заготовили, да и мужиков покормили. Вернулись, затянули трактором опять баркас на свое место.

После этого к нам как к господам важным мурманы стали относиться, со всем потением. Бабы королевами по деревне ходят, викинги только что шапки не снимают, да поклоны не бьют. Пытал Ярослава, отчего так. Тот сослался на религию. Мол, видели мы богатых всяких в походах, с золота-серебра те ели, да мехами укрывались. Да только все у них одинаково. Так же руками все делают, также по морю ходят, как и мурманы, веслами машут, да парус натягивают. Море же для викинга — на уровне божества. А так, чтобы вдвоем и столько рыбы, да на таком большом корабле, да который сам ходит! Тут без помощи богов не обошлось, а значит почтительней надо быть. Иначе в чертоги не пустят к Одину, за неуважение. Опять они все на тот свет готовятся! Вот странные люди. Но информацию на ус намотал. Подговорил ночью деда, решили поддержать реноме избранников богов.

Метнулись на Рудное болото, залили плиту каменную, обожгли ее, и трактором ее перевезли на Перуново поле. Потом взяли Веселину, заперлись у деда в комнате, набрали материала, и начали ваять.

На следующий день подослали Смеяну пройтись по воякам, спросить и записать имена, да перемерять им запястья, на правой руке. Смеяна уже писала достаточно бойко, и главное — не боялась страшных дядек. Деловая мелкая пошла, разве что не приказным тоном заставила всех представиться, записала на фанеру, измерила ниткой длину окружности запястья. Вояки опять впали в ступор. Мелюзга ходит, пишет страшное что-то, и не понятное. Опять делегация к Ториру, он ко мне. Успокоил, сказал, что это просто письмо такое, имена их хотим для памяти потомков сохранить. На слове «письмо» возбудился Ярослав, отправил его учить Азбуку, к Веселине. Та убежала, перепоручив это Кукше. От фанерной азбуки Ярослав тоже прозрел, листал со всей осторожностью, осваивал.

Торир хлопцев своих успокоил, те стали еще более почтительные. Даже добавки не просили при приеме пищи, боялись странных и непонятных людей. Приходилось прикармливать насильно, особенно раненых. Те шли на поправку, кроме Ивара, и Гуннара. У Ивара нога опухла, цвет мерзкий приобрела. Да еще и жар начался. Торир пришел ко мне, сказал, что надо резать, через переводчика. Резать он собирался сам, только просил через меня помощи у богов! Ну ты посмотри, прям волхва из меня сделали. Я-то попрошу, конечно, у бога Антибиотика и Жаропонижающего. Пришлось раскрывать свою аптечку из будущего. Накормили Гуннара таблетками, у того тоже заражение началось, но он, гад, молчал, чтобы нас не беспокоить. Присыпали толченными антибиотиками рану. Тот после лекарств уснул, а мы пошли на место операции. Захватили с собой спирта пищевого покрепче, носилки, да бинтов побольше.

Операцию проводили далеко в лесу, чтобы детей не пугать, да мужикам боевой дух не портить. Четверо держали бедного дядьку, кормили его какими-то сушенными грибами. Тот впал в прострацию. Наркотики, по ходу. Дали ему прикусить палку, Торир наточил посильнее меч, я его протер спиртом. Рубанул быстро и резко. У меня бы так точно не получилось. Да и вообще — я блевал за деревом, после того, как увидел мерзкую гнойную жидкость, вышедшую из раны. Отошел малость после глотка спирта, пошли с дедом перебинтовывать страдальца. Мужики держали дядьку, Торир его успокаивал. Тот в наркотической пелене мало что понимал, но хоть не рыпался. Выдавили с дедом гной, кровь плохую, я опять проблевался. Потом присыпали все густо антибиотиком, замотали покрепче, даже подобие жгута наложили чуть выше, чтобы крови много не потерял. Дали лекарства внутрь, перенесли на носилках Ивара в лазарет. Медицина — это не мое, я четко это для себя уяснил.

На утро очнулись оба пациента. Но пришел новый, у Кнута жар и рука загноилась. Весь запас моих лекарств из будущего ушел на эту троицу. Но я не жалел. Все равно скоро срок подходил их использования, хранились они непойми как, а просроченные пить — можно и отравиться. Главное, мужики себя лучше почувствовали. Нам с ними еще зимовать.

Под это дело попросил помочь Торира построить дома. Запас бревен был, мы готовили их по осени. Процесс был отлажен, проект был готов. Мы продолжали линию домов вдоль вала, отделявшего нас от озера. Достраивали еще три типовых дома, пришлось переселить лосей и разломать старую кузницу. Толпой, да еще и с трактором работа спорилась. Тем более, что пришедший в себя Кнут сказал, что лодку надо еще просмолить, а это еще дней пять-семь потратить. Вместо планировавшейся недели мурманам пришлось гостить две. Но зато новую баню сделали, дома поставили, да раненые в себя пришли. Гуннар вообще собирался до дому плыть, но неудачно нагнулся, и рана на спине разошлась. Пришлось еще и иголку делать, да кроличьи кишки дезинфицировать, резаь на нитки, и зашивать. Зашивали мурманы сами, был у них кто-то вроде санинструктора, Давен звали. У него как раз тот запас грибов хранился, да травок разных. Умелый дядька, мы даже жестами пообщались с ним, на момент передачи опыта. Он отсыпал нам грибов да травок, мы его пустили в лекарственную кладовую, что была у Буревоя в доме, тот пополнил запасы. Нормальный мужик, лет сорок ему на вид.

У Торира опять была проблема с добычей. Вся не помещалась в лодке данов. Надо что-то выкидывать. Я широким жестом предложил оставить у нас, потом заберут. Был не понят. Предложили поменяться, на что-нибудь более компактное. Стали торговаться, особенно дед. Они вообще переводчиком не пользовались, кричали друг на друга, шапки кидали, да обереги обнажали. Глупый торг, чего мы им можем предложить, а они нам? Шмотья да оружие от данов? Меха? Оказалось, можем. Сталь. Полосками. Меха и вино предлагали менять на сталь. Ее надо плавить, а у нас еще на непрерывную работу сырья нет. Отмел предложение, как непродуктивное. В итоге меняли вино на спирт, меньший объем получался. Железо, которое оружие данов, меняли на стеклянную посуду. В эту посуду переливали спирт, вино, кувшины у нас остались, да все оружие пошло в металлолом нам. Вроде все довольны, я бы и так им спирта дал, для дезинфекции, но тут вроде и помог, и ответственность на себя за хранение не взял. Еще хотели оставить часть добычи, долю раненых, но те сказали отвезти в семьи. Так и сделали. Лодку облегчили, настала пора прощаться.

Прощание выпало на воскресенье. В субботу вечером все собрались за столом. Набились тесно, дети, раненые. Но никто в обиде не был. Я опять произнес тост, за дружбу, и поблагодарил за помощь. Объявил о торжественной церемонии завтра, на Перуновом поле. Торир благодарил за прием, вспоминал нашу славную победу над данами, и поклялся вернуться весной, за своими людьми. Сидели долго, часть народу разошлась по домам, мы им постели в новых постройках сделали. Там, правда, печек нет, и окон, но гости вроде стойкие к морозу попались. Тем более что за окном было не сильно холодно. Нас осталось за столом человек пятнадцать, самых стойких. Я, Торир, Ярослав, дед, Кукша, сидели переговаривались в одном конце стола, за другим концом сидели остающиеся раненые с друзьями. Тоже говорили.

Завели разговор за жизнь. Куда он плавают, как торгуют, с моей подачи свернули на историю, как дошли они до жизни такой, викингской. Торир затянул на своем, баллада не баллада, что-то вроде песни. Я не удивился, местные на распев запоминали лучше. И поведал нам Торир о викингах. С переводом Ярослава получалось вот что.

С давних пор, когда деды дедов тех дедов, которые сегодняшним дедам деды, жили на севере люди. Люди те были стойкие, сильные, жили в окружении холода, суровой природы, полярной ночи и мороза. Их так и считали — отморозками. Суровая природа воспитала суровый нрав. Они растили зерно и овощи, пасли скот, ловили рыбу. Рыбы было много, земля родила хорошо, скот был тучный. И стало тех отморозков много, богато жили. А потом стало не хватать им всем еды, скот похудел, рыбы стало меньше, земля родила хуже. Народ все прибавлялся и прибавлялся. И решили они пойти на торг. Как водится, собрали товар, железо там, рыбу, мех. Для маркетинговых исследований и проведения рекламных компаний по сложившимся традициям международной торговли взяли на торг с собой всякие специальные средства. Ну там, мечи, копья, щиты, другое железо заточенное. И отправились на юг. Торговля сразу не задалась. Как тут торговать, если «уважаемому партнеру» проще дать в репу, и так все забрать? Никакого смысла тогда свое менять на чужое нет, да и если сделаешь так — свои засмеют. Ну там назовут земляным червем, бабы пальцем тыкать будут, дети грязью кидать. Поэтом у вернулись с первого «торга», собрали толпу побольше, да и пошли дальше заниматься «коммерцией». Своих товаров брать не стали, а нагрузили побольше людей да железа заточенного. И пошли они на запад, и там «торговля» удалась, много добычи привезли. И пошли они на юг, и там тоже «коммерция» принесла свои плоды. И пошли они на восток, и наторговали себе «люлей», да столько — что еле привезли их домой. На востоке оказались не менее суровые и отмороженные личности, которые принципов мировой торговли не знали, и просто навешали по первое число пришедшим «коммерсантам». Получилось, что северные отморозки встретили с восточными, и никто не ушел обиженным. Обрадовались тогда северные отморозки, нашили они наконец-то себе достойных «партнеров по бизнесу». Но еще пару раз ездили — проверяли объем рынка. Рынок был большой — «люлей» хватало всем и с лихвой, и северным, и восточным отморозкам. В этот момент и появилась идея провести «слияние и поглощение», образовать так сказать Концерн Отморозков. И начали отморозки северные и восточные дружить домами. Ну там детей женить, открытки на Первое Мая присылать, с Днем Рождения тещи поздравлять друг дружку, вести совместную торговлю и коммерцию. Ну, в том плане, что собирались теперь уже вместе северные и восточные, да и несли разумное, доброе вечное во все стороны света…

А дальше он пропел то, от чего я навострил уши. Часть северных отморозков решила перебраться на восток, так сказать поближе к «рынку сбыта». А что? Места тут не менее суровые, только урожай больше. Соседи привычные — тоже отморозки, только чуть другие, лесные. Правила похожи, природа похожа, климат мягче. Стали образовываться совместные поселения. Поселения называли те гардами, городками. Потому что имея большой опыт в «торговле», местные и пришлые отморозки пришли к выводу, что и к ним может прийти «коммерсант» залетный, и надо защищать свой поселок. Поэтому посели укрепляли стенами, а защита — и есть гарда, но на северном языке. А страну ту назвали Гардарикой, ну вроде как скопище этих защищенных городков. Но когда отморозков стало много, часть из них стала на земле твердо сидеть — готовили оружие, лодки, доспехи, растили еду. Часть — в походы ходили. Тех, кто на земле сидел, назвали русью, как гребцов на лодках. И те и те сидят вроде как, да дело полезное делают. А тех кто в позоды ходил — стали звать рюриками, или рериками. Ибо они как соколы быстро и стремительно нападали на города и поселки соседей ближних и дальних. При этом на осады особо не отвлекаются, пришли, ударили, награбили, ушли. А сокол на языке северян — рерик.

И тактика «ударил-убежал» — называется рериковой, или «соколинным ударом». Переход из одного статуса в другой прост, как палка. Чуть не половина тех пахарей-руси периодически одевалась в железо, и шла «торговать» по городам и весям соседей. На данный момент северные отморозки в основном развивали западное «коммерческое» направление, а осевшие на востоке — южное. Между собой они активно торговали, причем без кавычек. Ибо все отмороженные на всю голову поняли, что лучше торговать, чем биться, а то можно взаимно аннигилироваться. Да еще и боги у них практически совпадают, конфликта интересов нет.

Торир и относился к то категории, которая занималась в основном торговлей между рериками-русью и северными отморозками. Тех, кто расселился по берегу Балтийкого моря, Варяжкого на местном наречии, называли варягами, и добавляли уточняющее слово. Если племя было понятное, то называли варяги-даны, или там варяги-мурманы. Тех, что вперемешку жил, называли варягами-рюриками. Торир жил на другом берегу, не Варяжском. Поэтому он был чистый мурман, не варяг.

Мы долго еще сидели, рассказывали о себе, в основном дед и Торир. Мурман через Славика рассказывал про сввои походы, да жизнь дома. Далеко за полночь засиделись.

Пошли потом проводили Торира до дома, проветриться хотелось. Остались стоять на пороге дома я, дед, да Славик. Мы с дедом негромко обсуждали услышанное:

— Нда, вот так вот. А у нас спорили, откуда названия страны нашей, да кто такой Рюрик. А вот оказалось, что это не фамилия, а вид занятия!

— Ну не скажи, — парировал дед, — и имя есть такое.

— Гы-гы, Рюрик на должности Рюрика по специальности Рюрик. Забавно.

— Ну да, — Буревой тоже улыбнулся.

— А ты же мне говорил что русь только с варягами живет? — припомнил я наш разговор после моего сюда попадания, — а полчается, еще и рюрики какие-то есть? И сними русь тоже живет?

— В наших краях с русью только варяги жили, — пожал дед плечами, — как других звали — не знаю. Видать, рерики эти в других местах жили, потому и слышал что о них, а точно сказать не мог.

— Ну да, тоже верно, Интернет-то нет еще, — задумался я.

— Чего нет? — дед вопросительно взглянул на меня.

— Да так, была одна штука у нас, потом расскажу… Ярослав! А ты вообще как среди них, — я ткнул в дома, в которых храпели вояки, — оказался? Ты вроде не блондин ни разу, да и имя у тебя не мурманское?

— А я раб, — грустно ответил Славик, он вообще понурый ходил чуть не все время, — меня на меч взяли, на юге. Мы под хазарами жили, отец у меня хазарин, иудей. Те черноволосые все…

— Чего????!!! — я чуть не присел от удивления, — так ты тоже иудей? Вы что, в Палестине что-ли жили?. Ну, в Израиле?

— Не, на Днепре. Мать полянка, а отец хазарин, Рубен. Ее в жены взял, вот и получился я черноволосый, — Славик провел по волосам, — а потом Торир с дружиной на меч поселок взяли, я маленький тогда был. Они всех побили, да меня в рабство взяли. Я у них язык быстро выучил, Торир заметил, к себе приблизил. Так вот и хожу с ними, в бой, да говорить с людьми разными помогаю. Ромеями там, хазарами теми же, персами, другими… А так я пока раб, да во власти Торира…

Допытывали Славика по поводу его рабского статуса. Оказалось, все не так страшно. Рабы там условные, в основном, вливаются в общество, как члены семьи. Но права голоса в походе, да при советах не имеют. Занимаются хозяйством, смотрят за скотиной, если есть сила да ловкость — их могут в дружину взять. Там после походов да при проявлении личной доблести можно и полноценным отморозком стать, то есть викингом. Кандалов не носят, надсмоторщиков у них нет, захочешь сбежать — беги, мороз да леса со зверьем быстро дело свое сделают, если случайные отморозки одинокого путника не подрежут.

— Ты еще себе свободу не заработал?

— Да мы в основном торговлей сейчас занимаемся, тут доблесть не проявишь, — Ярослав горестно вздохнул, — Торир обещал через пару-тройку лет свободу дать, в дружине долю полную, еще вроде как молодым считают.

— А лет тебе сколько?

— Три девять да без двух, — после долгого напряжения выдал Ярослав.

— Двадцать пять, значит, — перевел я в привычый мне счет, — вроде мужик уже здоровый по местным меркам…

— Ну да, другие в это время уже семью имеют, — Ярослав окончательно загрустил, прямо уменьшился в размерах.

— Ну и тебя освободят, невесту себе найдешь, семью заведешь. Чего грустить-то?

— Веселина, — только и смог протянуть Славик.

Пытали теперь уже его с пристрастием. На пацана смотреть жалко, ходит понурый. Все из-за нашей снайперши. Его она поразила еще на поле боя, причем в самое сердце. Он хотел подкатить, но никак не мог собраться с духом. А потом посмотрел на деревню нашу, разговоры послушал, в которых мурманы окрестили нас волхвами знатными, да друидами мощными, и стало парню совсем грустно. Она — воин, волхва, род ее крут немеряно по местным меркам, а он кто? Раб, что живет волей Торира. Шансы свои он оценил как нулевые. Вот и ходил, страдал. Еще и Веселина, с врожденной скромностью, на глаза новым людям старается не появляться, и значит Славик ее не видит. И как любой влюбенный воспринимает это на свой счет. Мол, обходит девушка конкретно его десятой дорогой. Пришлось нам с дедом репу чечать, от таких новостей. Вроде и жалко пацана, но девченка-то мелкая еще! Ей двенадцать лет!

— Тринадцать скоро будет, по зиме, — сказал дед, — но рано все равно. Года через три-четыре еще куда ни шло. Да и то, если этот чернобровый ей понравится, неволить-то мы не будем.

Ярослав окончательно сник, услышав деда.

— Ты это, не переживай сильно. Сходишь домой, чувства свои проверишь. По весне вернетесь, может и не так щемить сердце будет, — мне ситуация была знакома, кто ж не страдал от любви неразделенной, — а там будет видно. Если сохранишь чувства, да подождешь года три-четеры, глядишь, и свободу обретешь, и Веселина подрастет. Вот тогда мы за тебя слово и замолвим. Если дружбу между нами мы сохраним все это время…

Я выразительно посмотрел на переводчика. Получилось, что я его вербую. И пусть, не хотелось бы с нашими новыми союзниками друг дружку резать. А этот чернобровый Ярослав Рубенович пусть в уши Ториру льет, что дружить с нами лучше и выгоднее, чем нападать. Слова его вес не имеют, но с Ториром он общается много и часто. Там словечко, тут фразочка, может и более расположен к нам Торир станет. Вода камень точет. Мы же со своей стороны вроде как и не пообещали ему ничего. А значит, стараться ему придется, чтобы в наших глазах выглядеть потенциальным женихом. Вот пусть и пострарается.

Ярослав просветлел, начла бить себя пяткой в грудь, мол, оправдаю, отслужу, отстрадаю, отсижу. Мы переглянулись с дедом, тот мою идею по ходу понял, кивнул незаметно. Стали теперь Ярослава успокаивать, а то этот агент влияния доморощенный нам всю малину обгадит, своим энтузиазмом. Что мол, мы-то клятву держим, нам ссориться резону совсем нет. А вот если кто-то против нас настраивать Торира будет, да тот вестись на это будет, хотелось бы узнать заранее. До того, как наши союзнички нам меч по самые гланды засунут. Поэтому пошли на склад, да выдали Ярославу кусок ткани. Красный, из опытов по окраске ткани. И попросили чтобы он, если возможность будет, в момент возвращения весной тряпку эту нам продемонстрировал с корабля. Это если корабль тот с благими намерениями идти будет. Потом стращали карами, которые к нему Торир применит, если о договоренности нашей узнает. Тот посерьезнел, и поклялся, что сделает все осторожно, и никто не узнает. Тряпкой подпоясался, даже нарядно получилось. Собирались уже идти спать, но у меня еще один вопрос оставался:

— Скажи, ты с ромеями общался, какой год у них сейчас? Как они его называют? От Рождества Христова?

Ярослав был удивлен. Предполагать, что мы в курсе таких тонкостей в жизни ромеев, он не мог. Но после долгих раздумий, плохо с арифметикой у него, год выдал.

По его словам, я ошибся на четыре года. Сейчас шел 858 год, а не 862, как думал я. Мы с дедом переглянулись.

— Блин, надо переделать! — сказал дед, и рванул к мастерской.

Я попрощался со Славиком, и рванул за ним. Переводчик остался стоять в недоумении. Поспать в ту ночь нам почти не удалось.

С рассветом стали будить союзников. Те быстро встали, собрали небогатые пожитки, да и вышли в центр деревни, к флагштоку. На нем колыхалось красное полотнище с серпом и молотом. По причине торжественной церемонии наши дозорные уже подняли флаг. Мы через Славика сказали всем двигаться за нами. Наши дети и девушки, Кукша, оделись в пардную форму, взяли копию нашего знамени на древке, и тоже последовали за нами. Мы вышли к Перуновому полю.

Там построли всех в две шеренги. Мужики не сильно понимали, что происходит, но не роптали. Дубовый идол Перуна, Одина по их вере, внушал уважение, да и добавил нам авторитета. Все слушались, даже Торир не сильно протестовал, хотя и пробурчал что-то про потерю времени.

Шеренги стояли лицом к идолу, я и Ярослав стояли перед ними. Дед стоял возле стола, который мы принесли заранее, и держал знамя. Стол был накрыт материей. Я начал речь, Славик переводил:

— Товарищи! Две недели назад вы прибыли сюда, как враги! Но Торир, сыну Олафа Мудрого, определил, кто нам с вами настоящий враг, а кто может стать добрым другом и боевым товарищем! Знатную победу мы одержали над данами! Победу, котоую будут помнить в веках!

Мои закричали «Ура», мурманы сначала не поняли, потом включились тоже. Били мечами и топорами по обновленным щщитам, потрясали копьями, орали радостно. Я сделал паузу, пока все успокоились, и продолжил уже в тишине:

— Потомки наши запомнят тот день, когда разгромили мы наголову врагов кровных наших, и ваших! Запомнят потомки, как плечом к плечу в бою сражались мурманы Торира и Игнатьевы, и связали себя узами! Узами прочными, боевыми и товарищескими!

Опять взрыв эмоций, но покороче чем в первый раз. Я начал жестикулировать:

— Вот на этом месте род Игнатьевых приручил силу Перунову, — я показал на идола, и достал амулет из стекла, что получилось от молнии — Один по-вашему. И взял род наш силу…

В строю союзнико началось шевеление, мурманы уставились на Торира. Нарушив нашу церемонию, тот вышел и встал со мной рядом. Я продолжил, пребывая в недоумении:

— Сила та помогла данов победить, да показала нам кто союзники наши, а кто враги…

Торир дослушал фразу, и тоже начал пафосно вещать. Ярослав переводил:

— Шли мы с дружиной с торговли, товар взяли. Да напали даны подло на нас. В битве с ними много воинов славных ушли в чертоги Одина. И увидел Торир, что не равны силы, и ушла дружина искать место для битвы искать, чтобы тоже в бою славном погибнуть, да в чертоги Одина уйти. Шли на веслах, всю ночь. И совсем уже из сил выбились, но Один дал нам знак! Ударом молнии своей показал нам место для битвы славной. И пришли мы к тому месту, и увидели воинов славных, числом малым, но смелых и решительных. И понял Торир, что не только место для битвы им Один указал, но и тех, кто поможет в битве с данами дружине его. И заключили они Союз, на времена вечные, и поклялись друг другу в верности. И пришли даны, и разбиты были, страшной и бесславной смертью погибли за подлость свою. А Союз новый кровью в бою скрепил данные клятвы!

У меня от этой речи в душе была настоящая истерика. Это получается, если бы мы от безделья своего не стали змея пускать, то эти товарищи бы мимо проплыли, и даны — тоже! Все — от лени! И хоть и непонятно, к чему теперь приведет наш неравноценный союз, но движение уже пошло. Наше местоположение вскрыто, теперь Торир и дружина его знает о нашем селе. Правда, вроде мужики адекватные, но это пока. А там перезимуют, прикинут, да и выставят деревеньку нашу. А что? Нас мало, полезностей всяких у нас много, почему нет? А клятва — сегодня дал, завтра взял. Остается только уповать на религию, уж очень мы для них непонятные и странные. А странное опасно. И скорее всего без воли богов такое не обошлось. Значит, пока нас прикрывает только авторитет Перуна, ну или Одина. Все это пронеслось за пару мгновений в голове, мурманы радостно орали после речи командира, наши стояли в вытянутыми мордами. Видать, тоже поняли, как мы привлекли к себе гоповарваров. Хотя, общие радостные крики поддерживали, чтобы не терять свое реноме. Я продолжил церемонию:

— Узнав кто враги наши, как и говорил Торир, заключили мы Союз, и одержали победу славную. И в память об этом, указал Перун-Один нам в веках слово о победе той пронести.

После этих слов дед снял материю со стола. На нем лежали большая, метр на метр, металлическая табличка, полированная пескоструйкой, и залитая стеклом. Она была разделена на несколько частей растительным узором. Сверху красовалась надпись: «Год 858 от Рождества Христова». Ниже опять растительный узор, и блок текста с рисунком. На рисунке были вытравлены кислотой три лодки, в одной из которой угадывалась лодка Торира. Ее окружали две лодки данов. Текст гласил:

Далее следующий блок, на этот раз рисунок изображал два строя, наш и мурманский. В нашем был лось и трактор. Посредине были изображены мы с Ториром, подимающие руки. Надпись гласила:

Рисунок по этому поводу был дополнен небом, на котором изображен Перун-Один, с вороном и волком, а также ряды воинов, вдаль уходящие. Ну вроде как предки наши общие. Справа — Игнатьевых, слева — мурманов. По характерным деталям одежды их можно было различить.

Третий блок описывал битву с данами. Уже слитный строй, выезжающий трактор, и взрыв. Текст гласил:

Последний блок представлял собой список. Список участников, Игнатьевых и мурманов, и список погибших викингов. Имена их тоже Смеяна вызнала. Ну и последним шел текст к потомкам:

Я зачитал текст, вместе с именами. Ответом было торжественное, гробовое молчание. Торир, кажется, даже прослезился. Да и остальные мурманы кривили морды, комок к горлу не подпускали. Сильно пробрало из такое отношение к воинам своим погибшим, да и к ним.

Мы с дедом взяли со стола восемь больших болтов и гаев, вопросительно посмотрели на Торира и Ярослава. Те бросились помогать. Вместе прикрутили железную набпись на подготовленную литую глинянную плиту. Все происходило в полном молчании, только флаг, воткнутый дедом в землю, трепыхался на холодном ветру.

Теперь у идола в подножие появилась еще одна, наклоненная плита с памяткой, помимо могильного надгробия Первуши с братьями. Мы опять встали возле стола, Торир пришел в себя, стоял слегка мрачный и грустный. Я продолжил:

— В честь победы славной, здесь, у места силы Перуна-Одина, решили мы дать каждому частичку силы той.

Дед взя фанерку, и начал читать:

— Торир, сын Олафа.

Главный мурман встрепенулся, в легком недоумении подошел к деду. Тот достал металлический полированный браслет. На нем была надпись, и символ войск связи, только из в центре этого символа красовалась отполированное стекло, полученное от молнии на этом самом месте. Надпись гласила: «Славному воину, Ториру, сыну Олафа, вождю мурманскому, в честь победы над данами у деревни рода Игнатьевых. Год 858 от Рождества Христова, 23 Октября.»

Мы закрепили браслет на руке у Торира. Тот с религиозным трепетом рассматривал рисунок, надпись, полированную черную бусинку стекла. Мы продолжили:

— Ярослав, сын Рубена.

Процесс повторился, только надпись была не вождю, а воину и переводчику. Пошел конвейер награждений. Осталось девять браслетов. Три для раненых, которые у нас оставались, мы их сюда не взяли, чтобы раны не теребить. А шесть были в специсполнении. У них к черному кусочку стекла добавилаяь красная же стеклянная окантовка, и надпиь была немного другая. Она гласила примерно следующее: «Потомкам славного воина мурманского, на вечную память о славной битве с данами. Будьте достойны своих предков!». Понятно, что все они тоже были именные. Их мы торжественно передали Ториру, объяснили, что это для сыновей, отцов, братьев и дядьев тех, кто не дожил до победы. Суровый воин Торир бережно, как младенца, взял специальную коробку с браслетами, поклонился неглубоко нам с дедом (!), и поклялся передать родичам погибших. И еще раз поклялся в вечной дружбе.

Нашим жителям, Игнатьевым, мы выдали браслеты с аналогичной набписью. Для всех, кроме меня и деда это был сюрприз. Теперь все прониклись торжественностью момента, и ожидали конца церемонии.

— На этом прощаемся с союзниками нашими, и желаем им доброго пути! Добраться до дому, не пасть под ударами врагов, а если и пасть, то смертью славной! Да прибудет с вами Перунова Сила! И весной ждем в гости.

Народ еще раз прокричал радостно, и строй распался. Мужики собрались в кучку, стали обсуждать новые цацки. Длилось это не долго, Торир быстро прекратил обсуждения, и повел народ в деревню. Мы разве что напрягли их стол помочь перенести. По дороге в деревню дед сказал:

— Надо и сыновьям моим такую табличку сделать.

— Ага, правильно это будет. Пусть все в веках знают, — и стал продумывать, что изобразить на ней.

В лазарете, где лежали трое раненых, Кнут, Инвар и Гуннар, торжественная церемония повторилась. Раненые чуть просветлели, до этого лежали мрачные. Не очень они хотели оставаться с нами. Но выбора не было, Торир приказал, да и сами они понимали, что в походе и бою раненые только обуза.

У лодки в заводи начали мы прощаться. Мы опять торжесвенно, устроили им салют из огненных стрел. Тут даже детские арбалеты пригодились, красиво получилось. Опасно для глаз, все же стрела обмотанная тканью, пропитанной скипидаром и смолой, ни разу не сигнальная ракета, но красиво.

Мужики еще раз получили культурный шок, и стали прощаться с нами. Мужиков, меня, Буревоя, и Кукшу, они обнимали, девушкам нашим кланялись (!) чуть не в ноги. Мелких трепали по голове. Ярослав, правда, отличился. Приперся с букетом листьев красивых из леса, и сунул, покраснев, его Веселине. Та покраснела не меньше его, но букет взяла. Тот радостный рванул на лодку.

Торир подошел ко мне, еще раз, уже без переводчика попрощался и подтвердил клятву. Я хоть и понял мало, но жестами да интонацией он все сумел передать. Я тоже подтвердил наши договоренности, и пожелел доброй дороги. Надеюсь, к весне мурманы не забудут о своих обещаниях.

Через два часа судно мурманов скрылось за горизонтом. Мы стояли на берегу и переговаривались:

— Эх-х-х, даже скучно как-то стало… Торир меня мечом обещал научить сражаться, — произнес Кукша, всматриваясь в водную гладь.

— Ничего, вон, у нас три вояки остались, с ними потренируешься, как выздоровят.

— Сергей! Кукша! Буревой! Давайте в дом, холодно уже, — послышался голос моей супруги.

— И впрямь похолодало, — произнес дед, — пойдемте. А то понедельник, работать надо.

— Не, не понедельник, четверг, — сказал я, — мы же год поменяли, я пересчитал дни недели, получается сегодня четверг. Четверг, седьмое ноября, восемьсот пятьдесят восьмого года.

По дороге к дому объяснял им, как отсчитывал от известного мне времени дни недели. Народ от масштабов проникся, но не сильно. Тут у нас уже все привыкли к разного рода чудесам, не то что мурманы.

Остаток времени до зимы готовили деревню и хозяйство к морозам. Трактором пока старым обходились, носили руду, убирали деревню, даже один раз еще за рыбой сплавали, пока лед не встал. Корка-то у берега уже появилась, но сейнер наш паровой прошел.

Я же прикидывал последствия появления тут мурманов. Все они делились на внутренние, внешние, вероятные и достоверно известные.

К внутренним последствиям я отнес психологические изменения в коллективе. Люди стали гордые, и бесстрашные. Хорошо, что не чванливые, но носы позадирали. Наша деревня по сравнению с приехавшими вояками была оазисом в пустыне. Одежка справная, оружие, дома, производство, да и запасы. Есть чем гордиться. Тем более, когда здоровые мужики вооруженные ходят по селу чуть не на цыпочках, в рот заглядывают, да по команде строем ходят. Бесстрашие появилось после победы над данами. На свою голову научил их считать, так они прикинули, что одиннадцать мурманов и семеро наших, включая Веселину, перебили чуть не в три раза больше народу, и решили, что теперь им море по колено. Надо по зиме остудить горячие головы своих родичей. Потому что достоверно известно, что переоценка собственных сил ни к чему хорошему не приведет. А вероятно — так и вообще погубит наше село.

К внешним последствиям я отнес открытие нашего местоположения и богатства сторонними людьми, да еще и без нашего ведома. Мы с Ториром договорились, что он в тайне сохранит место наше, и воякам своим накажет также. Но люди болтливы, а после увиденного тут не многие смогут удержать язык за зубами. Так что можно ожидать гостей, на этот раз настроенных менее мирно. А значит — стоит заняться обороной. К достоверно известным последсвиям я отнес появление Торира по весне, а к возможным — появление его или другой банды с дурными намерениями. А значит, к весне надо стать сильнее. Так, чтобы банду таких как даны, мы бы могли отбить самостоятельно, и не взрывая трактор и не привлекая мурманов. А то на них тракторов не напасешься. А на мурманов — жратвы.

Опять надо садиться и думать, варианты прикидывать. А уже первое декабря…