На дальнем кордоне

24. Деревня на Ладожском озере. Расчетный время — весна-лето 862 года

Весна пришла поздно, и была холодная. Снег стоял до конца апреля, сугробы в лесу держались до середины мая. Природа реагировала соответствующе. Было мало зелени, почек, птиц. Единственным плюсом в этой ситуации было то, что гусиная охота в поредевших зарослях удалась на славу.

Гусей набили столько, что все бочки забили засоленным на зиму мясом. Кладки яиц, разоренные нами, дали кучу яичного порошка. Ну или какого-то похожего на него продукта. Делали в сушилке, на противне. Противень был уже чугунный.

Мои эксперименты с выплавкой железа стали приносить плоды. Сначала микроскопической домной лил просто в землю всякую мелочь, по типу кружочков, палочек, полосок. Старался добиться ровного литья, без пузырей. Проверял внутренние полости старым Архимедовым способом — клал в воду и смотрел на сколько она поднимется В качестве образца использовал глиняные заготовки с такими же размерами. Потом взвешивал, пытался понять, насколько средняя плотность отличается. Ломал чугун, искал каверны, определял опытным путем состав песка, земли, глины для форм, пропорции закладок руды и угля, температуру воздуха для продувки, отрабатывал конструкцию домны. Добился необходимого результата, чугун лился ровно, был без каверн, полостей и пузырей.

Перешли на сооружение более большой домны. Саму конструкцию делали из обычного кирпича, много его нанесли за зиму. Внутренности обкладывали огнеупорным. Организовали загрузку сырья, выгрузку шлака, литье полезного продукта. Тракторный привод работал на воздушный насос.

Домна большего размера дала возможность лить изделия массой до десяти килограмм. Дальше пошли опять опыты, на них делал посуду всякую. В ней изъяны не так важны, но все польза для населения.

Мне помогали Кукша и дед, мелких пока сюда не пускали, опасно это все-таки. Зато теперь в нашем расписании у них появилось время самостоятельной подготовки. На ней они мастерили запчасти, обслуживали станки и трактор, осваивали рабочие специальности, так сказать. К концу весны нам даже не приходилось проверять результат работ, ребята все делали по размерам.

Помогло в этом усвоение ими цифр и простейшего счета, сложения и вычитания. Наделали линеек одинаковых, даже транспортиры соорудили, правда не на все триста шестьдесят градусов, а с разлиновкой по десятку.

Девушки подправляли ремонт в домах, тот что могли без нашей помощи, да добывали соль. Ее много ушло на мясо, пришлось восстанавливать запас. Это при том, что рассол, оставшийся от зимней засолки, мы тоже выпарили, нечего добру пропадать.

Литье, как я и предполагал, и на что рассчитывал, дало возможность заняться совершенствованием паровиков. Первым заменили коробку передач, потом пошли менять шестеренки, на самом тракторе и навесном оборудовании. Самым нашим большим прорывом была цепь. Обычная велосипедная цепь.

Она получалась толще привычной, для создания прутков приходилось чугунные заготовки сильно раскалять на горне, и делать шляпку. Но цепи дали второе дыхание трактору, агрегатам в промзоне, и, наконец, устранило наш кожаный кризис. Теперь Машка с Васькой смотрели на нас, не опасаясь быть пущенными на ремни. Правда, им было не до того. Машка сильно округлилась, вот-вот должна была родить. Мелкие таскали ей свежую траву и молодые побеги. Васька трогательно вылизывал, и всячески ухаживал, по-своему, по-лосинному.

А еще цепь заменила пилы, мы сделали аналог бензопилы. Теперь на лесопилке были не деревянные громоздкие рамы и передающие валы, а набор цепей на едином валу. Ну как едином, скрученном из кучки разных отрезков болтами. Замена стала муторнее, регулировка размеров досок — тоже, но процесс проходил более быстро. Стало больше опилок, они шли на выварку спирта.

Для лесоповала к трактору переделали оснастку, она стала тоже цепной. И более эффективной. Мы деревянного в тракторе оставили только раму, рессоры, колеса. Также без изменений перешли трубки, котел, клапана и прочее. Если честно, то просто не успели их до посевной заменить.

Посевная началась в первый день лета, и вместо лягушек в этот раз ночью кричала Машка. Мы испугались, побежали проверять. Васька в сарай нас не пустил, пугал нас своими рогами, и вообще вел себя крайне агрессивно. К утру, когда все уже успокоились, и стали просто ждать, запели и лягушки, а над нашей деревней разнесся тонкий писк нового жителя. Машка родила желтенького, забавного лосенка. Это был мальчик, его окрестили Ванькой. Или официально — Иван Васильевич. Машка его вылизывала, мы кормили и гладили ее, малыша и счастливого отца семейства. Все так увлеклись процессом, что дед чуть не забыл пойти на поле, да нашаманить нам большой урожай. Вот так и отмирают традиции.

Первое июня я во всеуслышание объявил Днем Защиты Детей, в честь маленького лося. Все были рады, лосенок был забавный и хорошенький. Смеяна особенно радовалась удачным родам своей крестницы. Оказалось, что тактика «больше кормить и чаще доить» приносит свои плоды. Молока у Машки было много, а дойка утренняя и вечерняя, в сочетании с отменной кормежкой давала его столько, что хватило и Ваньке, и нам. И продержалось то молоко очень долго у нее, даже после перевода Ваньки на другой корм. Так мы обзавелись еще и сыром, сметаной, творогом. Молоко было очень жирное, для питья приходилось его разбавлять водой, раз в пять. Правда, и выход молока больше двух литров за день был событием, обычно было меньше.

Доила лосиху Смеяна, перед дойкой она долго играла с Ванькой, иначе Машка не подпускала. Доили в итоге лосиху вдвоем — Ванька с одной стороны, Смеяна — с другой. Рацион стал у нас разнообразнее и вкуснее. Сыр делали потверже, чтобы на зиму оставить. А чтобы улучшить выход молока и его вкус, разнообразили рацион молодой мамаше. Добавили в него зерна, оторвали с боем у Буревоя, воду подсаливали, овощей подкидывали. Особенно морковка ее радовала, как и Ваську. А ее была тьма с прошлого года — семян куст давал много, а морковка из будущего была больше местной.

Посевная прошла на ура на обновленном тракторе, он давал большую мощность на крюке, за счет облегчения конструкции и улучшения качества передачи крутящего момента. Второй трактор при этом остался стоять под навесом. Да, мы его сделали, но в нем было слишком много новинок, поэтому назначив его экспериментальной машиной, решили доводить решения в части перевода на металл тяговой техники на нем. Вот и навешивали на новый трактор датчик давления из трубчатой пружины (обычная медная трубка, согнутая спиралью), чугунные спицы на колеса, каркас из швеллера, сборной, на болтах. Для котла только нам надо было больше металла, причем за одну выплавку. Трубки я научился отливать, там сложного ничего, а сам бак для воды представлял проблему.

Литые изделия прокалывали разогретыми, под паровым молотом, с литым же ударником, добивались создания из чугуна железа и стали. И если железо получалось неплохо, даже машинку для гвоздей сделали, то сталь, крепкое и ковкое железо, у нас не выходила. Способ же, применяемый для создания инструментов для работы с железом, не позволял добиться нужных объемов и организовать процесс литья.

Для создания твердой кромки режущего инструмента для плашек, резчиков, метчиков, сверел мы устроили первый в этом мире «мозговой штурм». Собрались все, кто хоть раз был в кузнице у Первуши. Вспоминали, что где стоит, «прокачивали на косвенных», вспомнили про истонченный в пыль уголь, в который он засовывал сильно разогретые заготовки, да масло, кв которое он окунал раскаленное железо. Закалка и науглероживание, именно так я назвал процессы, которые вспоминали всем селом. Но стали надо было много, а таким макаром мы могли получить считанные килограммы.

Пришлось поднимать старые записи, в моем блокноте я делал пометки на этот счет, давно, пока он не закончился. Там было обведено слово «Конвертер», и нарисована кривая схема. Эксперимент показал, что продувка чугуна воздухом дает чистое железо, ковкое и мягкое, но стали не получалось. Продолжил эксперименты, пробовал присадки в виде руды, глины, песка, даже поташа. Добился результата, правда, при низких объемах конечного продукта.

Для железа сделали еще одну печку, передвижную. Сделали из чугуна и кирпича, к ней рельсы, чугунные же. Выливали по десять килограмм жидкого чугуна, продували воздухом. Чуть не отравились все, хорошо что в повязках мокрых были. Из печки при продувке выходил ядовитый дым. Пришлось менять процесс, делать трубу от передвижной печки в специальную бочку. Получилось, но пришлось переделывать насос. Вода булькала, железо варилось. Его переливали в ванночку из кирпича, еще одна печка, и добавляли пережженную руду. Там долго варили, и получали сталь. Половину по массе чугуна. Пришлось делать еще одну домну — близнеца первой, увеличивать перевозную печку для железа. Стало десять килограмм прочной стали на двадцать чугуна с одной плавки.

Первый стальной котел сделали маленьким, на пробу. Запомнили все размеры, технологии, отнесли его подальше в лес, на поляну, собрали печь, закрыли все отверстия винтовыми заглушками, разожгли большой костер в печи, отбежали и начали наблюдать в фотоаппарат за большой стрелкой манометра, его тоже делали из трубчатой пружины. Через полчаса котел разорвало на куски. Хорошо, что мы были за холмиком, а то бы и нас задело. Это дало нам понимание пределов давления внутри котла. Хорошо, что у манометра была толстенная стенка пружины, а то бы его тоже разорвало. А так он улетел метров на пятьдесят в лес, еле нашли. Разорванный котел добавили в сталь при плавке — она стала еще крепче.

На таком котле собрали маленький паровик, на две лошадиные силы. Его установили на сделанную дедом и Кукшей лодку. Винт гнули из меди, вал был чугунный, сальники периодически пропускали воду. Но лодка пошла так, что не знали как остановиться. Хорошо, что опыт проводили поздно вечером, никто не увидел.

А увидеть могли. Весной по озеру пошел нескончаемый поток лодок. Шли корелы на Ладогу, и обратно. Дед объяснил это плохим урожаем в прошлом году, и не лучшими перспективами на этот год. Вот и шли северные жители менять мех, добытый зимой, на продовольствие. Наша безопасность опять была под угрозой.

После нападения волков мы сделали новую наблюдательную площадку для пацанов, в кроне высокого дерева. Спрятали ее под аналогом маскировочной сетки, теперь мы видели гораздо дальше. Лес же вокруг деревни дед нещадно вырубал. Мы хотели сделать открытое пространство, метров на пятьдесят-сто вокруг деревни. А в конце по осени поставить некий забор для защиты от диких зверей. Споры стояли только над конкретной реализацией забора. Я предлагал стену, вроде крепостной, дед настаивал на дреколье, воткнутом в землю. Я его понимал. Трудозатраты на крепостную стену будут огромные. И еще, саженцы деда прижились зимой плохо. А значит, надо сажать еще, да погодить с вырубкой леса. Очень Буревой переживал за природу. Остановились на дедовом плане, лишь бы волки не перепрыгнули. Да введем систему активной безопасности, зимой за озером следить толку нет, пусть пацаны за лесом следят.

Вообще, нападение принесло свои плоды. Никто не халявил на занятиях по военной подготовке, а то начала наблюдаться такая тенденция. Мол, врагов нет, чего кипятиться? Когда же враг в виде оголодавшей стаи пришел под окна, важностью проблем безопасности прониклись все. Как и лекарствами — бабы целыми днями собирали лекарственные травы, до которых могли дотянуться, делали бинты, стерилизовали их и укладывали в фанерные тубусы. Мы даже сделали набор из трав да спирта для использования в лесу, при выходах.

Кстати, о спирте и самогонном аппарате. Бочка для приема ядовитой воды в литейном цехе у нас развалилась, остатки ее были обуглены. Хорошо, что пол был каменный. Потому что в процессе исследований остатков раствора пришло понимание, что это кислота. Какая — не знаю, дед назвал купоросным маслом. Покумекали вдвоем, купоросное масло делали из желтого камня. Желтое — значит сера, решил я, и волевым решением назвал кислоту серной. И эта кислота двинула очень многое в нашем селе.

Для ее хранения пришлось делать стеклянную посуду. Много стеклянной посуды, много поташа, много сена, пожалуйте бриться. В смысле, делать насадку для трактора для сена. Решив вопрос с посудой, отбили атаку барышень, им тоже наделали стеклянных банок. Дули раскаленный воздух в расплавленное, чуть остывшее стекло, в чугунной разборной форме в виде банки с широким горлом. Крышки лили тоже стеклянные, в другую разборную форму. Их насажывали на банки, и герметизировали смолой. И так делали, пока не кончился поташ. Стеклотары у нас теперь было много.

После «стеклянного бума» пошел бум химический. Дед начал совать в банку с кислотой все, что попадалось под руку. Коллекцию камней мою ополовинил. Камни собирали второй год, отмечая на нашей карте места их сбора. Думал, вдруг чего полезное найду. Буревой в самодельном противогазе из пропитанной смолой ткани с приделанным фильтром из толченного угля часами растворял, грел, испарял. И это я ему еще не напомнил свои рассказы про щелочи, газы, катализаторы и прочее. Сюрприз будет. А вот до давления дед сам додумался, пришел ко мне с нижайшей просьбой сделать ему закручивающийся чугунный цилиндр с толстыми стенками. Мне не сложно, я делал. Через неделю дед принес мне ложку странного сахара и кусочек серого картона. Я неприлично возбудился. Да что там говорить — я скакал, как козел на поляне! Мы теперь могли избавиться от вываривания древесного спирта и делать бумагу! Ура! Теперь надо только придумать промышленный процесс, но не беда, справимся.

Побочным результатом стало увлечение деда химией. Вид того, как в маслянистой жидкости, которая представляла собой концентрированную, выпаренную серную кислоту, растворяется листочек окончательно захватил сознание моего названного брата. А когда растворился еще и какой-то камень, он окончательно впал в «химический кураж». Если раньше только я напрягал деревню собирать камни, теперь дед каждое утро сам каждому жителю капал на мозги на момент добычи для него новых игрушек. Народ посмеивался, но волю старшего родича выполнял. А когда дед подарил всем по листочку бумаги, маленькому, серому, пять на пять сантиметров, народ проникся его делами тоже. Писать на занятиях на фанерках достало всех.

Лодку мы переделали, сделали ее большой, метров семь длиной да еще два шириной. Корму сделали открытой, на нее установили рыболовный трал, как я его помнил из картинок в будущем. Трал приводился в движение валом отбора мощности от паровика, барабан его вращался, и вытягивал сеть. Сеть с веревками выглядела как парашют, хотели найти косяк рыбы, встать против его движения, да и выловить, что получится. Из-за возросшей массы лодка стала менее резвая, неповоротливая, руль пришлось сделать побольше, для маневренности. Два дня ходили с Кукшей вечерами и ранним утром, пытались найти рыбу, да так, чтобы нас не заметили. Чуть увидев на горизонте лодку, сворачивали в заводь, где Обеслав и Добруш с Олесем прикрывали нас специальными ветками. Надо было бы выйти на более глубокое место, там лодки не плавали, за горизонт. Но нужны были ориентиры.

Пришлось мне сидеть и натирать мелкие чугунные иголки друг о друга в попытках их намагнитить. Эхх-х-х-х, было бы у меня электричество! Сделал бы электромагнит. Физику-то процесса я помню, надо попробовать в электромагнитную катушку поместить чашку с расплавленным железом. По идее, при застывании расплав начнет становиться мелкими кристалликами железа в одну сторону, что даст мне постоянный магнит. А вот с источником тока — тут проблема. Нужно для начал химический создать, потом сделать генератор на нем, потом — больший магнит и больший генератор, потом еще. Хранить в принципе можно в свинцовом аккумуляторе, рассуждал я, натирая иголки, да и для выработки тока использовать ветряк какой, чтобы аккумулятор заряжал. А будет много тока — можно и юольшую силу дать на катушку, а значит и большую магнитную индукцию. А еще больше тока — можно будет и руду отделать получше, магнитом ее доставать из глины! Да и электродвигатели сделать на станках! В трактор датчики подключить!

Я еще долго планировал «электрификацию всей страны», пока меня не нашел дед. Тот послушал-послушал, да и сказал мне не маяться хренью, а пойти взять камень из коллекции. Там был один небольшой, с острыми краями, Кукша нашел. К нему железо липло сильно. Откололи длинный кусочек — получили стрелку.

Компас сделали в масле, стрелка на малюсеньком наконечнике из меди плавала в закрытой стеклянной банке, через зеленоватое стекло было неплохо видно, на солнце разобрать было можно. И тут Буревой подоспел на помощь! Принес мне фосфор!

— Это что? И откуда? — подозрительно поинтересовался я.

— Да кислоту эту твою выпаривал, смотрел что с испарениями будет. Ну и оставил все, бабы отвлекли. Вернулся уже затемно, вошел в лабораторию, — это специальный сарай с вытяжкой, мы с запасом промзону построили, последнее помещение из семи дед под химлабораторию забрал, — да и чуть штаны не перепачкал! Посуда, в которой выпаривал, светится вся! Думал, колдовство. Потом еще раз выпаривал, в темноте смотрел, а там на стенках вот такое.

Дед показал мне на баночку с мелкими светящимися кристалликами.

— Фосфор это, вещество такое. Ты хоть в противогазе был? А то потравишься, он вредный…

— Да я его там и не снимаю теперь, — дед скривился, наверно, личный опыт заставил его использовать средства защиты.

— Это хорошо, давай на стрелку клеить вещество твое…

Наклеили, залезли в подвал, стрелка светилась! Докрасили направления на юг и север, сделали поворотный круг. Ну, теперь мы готовы к выходу в открытое море. Точнее, озеро. Но вот с расстояниями была беда. Собрали страшненькую машину из кучи шестеренок, с маленьким погружным винтом, встроенным со стороны носа. По идее, он должен крутиться, и стрелкой отмерять расстояние пройденное по воде. Испытания показали погрешность, процентов тридцать-пятьдесят. Мы перемещались по озеру вечером, а народ замерял углы. Потом я рассчитывал пройденные расстояния, и сравнивал с показаниями машинки. Попробуем, в крайнем случае, вернемся вдоль берега. Мимо него точно не промахнемся, с компасом-то. Весел наделали еще, только вот на них скорость падала так, что километр расстояния мы бы наверно неделю шли. Поэтому взяли на борт маленькую лодочку, на двоих, для эвакуации.

Утром мы вышли на озеро. Я, как заправский капитан, стоял за штурвалом, рулил судном. Кукша помогал мне, дед остался на берегу. Потом Кукша меня сменил, ибо я нашел занятие поинтереснее. Я свесил свое зеленое лицо за борт, и отдавал озеру в жертву полупереваренный завтрак. Так я и провел весь путь, пока мы не скрылись за горизонтом. Стало чуть-чуть лучше, я переживал, как там Кукша отмечает расстояние, поэтому вернулся в деревянную кабину капитана. Ничего, нормально, шестнадцатилетний капитан бойко отмечал пройденный путь и направление на большой фанерке. Я пошел разглядывать озеро в поисках рыбы. Кукша водил лодку по длинному зигзагу.

Почти на удачу закинули сеть, пошли малым ходом, коробка передач тут тоже была. А потом лодка встала. Кукша выжимал по максимуму, но та не двигалась с места. И даже пошла в противоположном направлении! Значит, не мель. Переключили двигатель на вал отбора мощности, начали вытягивать сетку. Как всегда, подвела жадность. Сетка была огромная для нашего судна, а косяк рыбы, попавшей в нее — еще больше. Нас тянула рыба! Еле вытянули сетку до кормы, еле втащили часть ее на корабль. Разрезали, выпустили половину рыбы. Оставшаяся половина чуть не потопила наше судно. А ведь только обед, обратно нам возвращаться нельзя, могут заметить. Мы заглушили машину. Оставалось только ждать.

Ждали до сумерек. Рыба наконец-то заснула, и перестала прыгать. Ей было завалено все свободное место. Мы с Кукшей развлекались, поджаривая ее в топке паровой машины. Обожрались, как незнаю кто. На самом малом ходу, опасно раскачиваясь мы попытались двинуться обратной дорогой. Лодка кренилась в разные стороны, мы шли еле-еле, да еще и дорогу считай потеряли. Нас, наверно, носило по озеру, пока мы стояли. Якоря-то нет!

К полуночи поняли, что действительно заблудились. Шли вдоль берега, а точнее плелись, на север. Пока не увидели мигающий огонек. Он то возникал, то пропадал в ночи. Пошли на него. Дошли далеко за полночь. Дед, махающий факелом на берегу, уже выбился из сил. Про факел мы договорились заранее, на такой вот случай.

— Приплыли! Ну наконец-то, — дед обнимал нас поочереди, когда мы зашли в заводь, и выбрались с лодки.

— Сережа! Я испугалась, — это моя благоверная, тоже ждала на берегу, — сынок, ну что же вы так долго.

Зоряна, с размазанными по щекам слезами тоже бросилась нас обнимать. Успокоили общественность, в потьмах разгружаться не стали. Оставили на утро. Авось, не испортится, а испортится — так будем много клея.

— Вы поменьше взять не могли? Тут все Хозяева с окрестностей сбегутся, — на второй день непрерывной переработки привезенной рыбы возмущалась даже спокойная Леда, медведя по имени они по прежнему не называли, — волков нам мало было, эти точно погубят.

В голосе же ее все равно чувствовалась радость. Еще бы, за один присест мы приперли, по самым скромным подсчетам почти тонну рыбы! Понятно, что часть испортилась, что внутренности и головы пойдут на клей, но такого количества тут еще никто и никогда не видел.

— Зато у нас рыбы получается на всю зиму, и за один день. С вершами не надо суетиться, да клея куча будет. Только вот сохранить ее надо…

Рыбу решили солить, вялить, сушить. Все, что угодно, только не потерять ценный продукт. Мы даже лосей им подкармливать пытались, они, правда, не ели.

— В рыбе фосфора много, — сказал я, — а он для мозга полезен, думать помогает. Да и на поля можно ее высыпать, урожай больше будет.

Все уставились на меня.

— Рыбу? На поля? Ладно навоз — но рыбу-то зачем? — дед протестовал против такого расходования ресурсов.

— Да нам-то не надо. Зато на островах, сильно на востоке, — с компасом я заставил всех выучить новые наименование частей света, надоели эти «восходы-закаты», — там они ее ловят, да так прям на поле и сыплют. У них тогда рис лучше растет. Они его в воде выращивают, белые такой…

— Зерно сарацинское? Мы такое ели один раз, непривычное оно, — дед вставил свое слово.

— Ну, может и сарацинское, я не знаю. Плов из него делают, да суши всякие, с ролами. Это кушанье такое у восточных жителей. И у южных.

— Н-да, сколько всего на свете непонятного, — произнес Кукша, надевая на палочку самую мелкую рыбу, коптить ее будем, — тут еще и шпроты твои эти, будь они не ладны.

— Да ладно, ты просто не пробовал. В масле, копченная рыбка, да на хлебушек… Пальчики оближешь!

— Большая копченная тоже вкусная, — начал спорить дед.

— Ну то большая…

Так за гастрономическими рассуждениями и разделывали рыбу. У нас кончился клеевой кризис. Да и запасы рыбы позволяли с оптимизмом смотреть в будущее, в части пропитания.

А вот урожай в этом году подвел. Сеяли ржи почти в два раза больше, чем в прошлом, а собрали всегов полтора раза больше урожая. Овощи тоже не порадовали, даже с учетом расширения поля на бывший лесоповал, урожай был меньше. Особенно помидоров, им наверно тепла не хватило. Картошка разве что уродилась, да крапива. Той вообще все ни по чем, растет сорняк полезный, из любого положения. Меня тут накормили как-то супом из нее, очень даже ничего, кстати.

Урожай собрали поздно, причем в два захода. Первый раз прошлись модернизированной оснасткой для заготовки сена. Ее дооснастили барабаном, для прижимания колосьев, молотилками небольшими, по обеим сторонам, они разрубали колосья, да ленточным мини-конвеером для подачи получившейся массы в продувалку, типа вентилятора. Зерно срезалось ножами, похожими на машинки для стрижки в мое время. Крутящийся барабан наклонял колосья, нож их подрезал, барабан ротягивал срезанные колосья в молотилки, те били из них зерно и измельчали солому. Молотилки были из цепей сделаны. По фанерным коробам тканевой ленточный подъемник, с нашитыми гребенками, передавал полученную массу за водителя, там она падала по коробу, в который был встроен вентилятор, он выдувал остатки соломы и стебля. Полуочищеное зерно собирали в мешки, и волокли на дальнейшую продувку.

Второй заход, на нем настоял дед, был с фанерным пылесосом. Да-да, с пылесосом. На трактор навесили фанерную трубку с кучей фанерных же лопастей на едином валу, да прицепили мешок. Для симметрии, таких устройства было два, по обеим сторонам трактора. На выходе пылесоса повесили тоже мешки для сбора. Впереди стоящий раструб засасывал в них комья земли, солому, и главное, ради чего это затевалось. Зерно. Очистка этих мешков была сложнее, зерна тут было меньше трети. Но дед упорно стоял на своем, надо собрать все. Я не противился, сам понимал, что урожай ни к черту. Трактор-трудяга работал без продыху три недели, если считать еще и раскопку картошки.

Сам трактор был хорош. Тот самый, новый, железный. Мы таки доделали все новшества, испытали отдельно их на паровиках для лодки, для лесопилки, и собрали все в кучу. Когда мы, по привычной методике взорвали котел, нас даже взрывной волной задело. Ошметки его потом еще два дня собирали. Крышка вообще улетела так, что найти не смогли, а датчик давления пришел в полную негодность. Но машина получилась компактная, красивая. Силы крюк его выдавал столько, что мы порвали веревку резким толчком, а на второй раз — и толстую ветку, на которой поднимали груз. По расчетам, полученным после того, как мы, наконец, смогли поднять груз, трактор выдавал пять-семь лошадиных сил! При полуторакратном выигрыше в массе и габаритах относительно первого! Мы даже хотели ее на гусеницы поставить, охренев от такой силищи, но посчитали их массу, и отказались. Зато колеса теперь собирали из фигурных чугунных пластинок, на болтах. Нам даже пришлось сделать новую коробку передач, на три скорости в каждом направлении, благо я уже к этому моменту освоил чугунные шестеренки. Да еще и отбор мощности тоже регулировался, как по направлению, так и по скорости, правда, в две ступени.

Литье дало цилиндры, токарный станок позволил сделать их гладкими, все это вместе позволило модернизировать тректор, сделть его более крепким. На обсуживание теперь уходило куда меньше времени. Оставались только пружины. Нужной для них стали я так и не получил за весну и лето.

День Знаний застал нас в поле — мы убирали остатки овощей. Там еще много осталось, поэтому праздник был сокращенный. Торжественное поднятие флага, построение, речь моя небольшая, и опять в поле.

Наступила новая осень.