На белом камне

VI

Когда Ипполит Дюфрен кончил читать, его друзья выразили ему соответственное одобрение.

Николь Ланжелье сказал, применяя к нему слова Крита я Триефону.

— Ты спал, как будто на белом камне, среди призрачного народа, потому что такой длинный сон приснился тебе в точение одной короткой ночи.

— Мало вероятия, — сказал Жозефин Леклерк, — что будущее таково, каким его видели вы. Я не желаю наступления социализма, но и не боюсь его. Коллективизм, находясь у власти, будет совсем иным, чем мы его воображаем. Кто это сказал, мысленно возвращаясь к временам Константина и первых побед церкви: «Христианство торжествует. Но торжествует оно на условиях, которые жизнь ставит всем политическим и религиозным партиям. Все они, какими бы они ни были, испытывают такие коренные изменения в процессе борьбы, что после победы от них уже не остается ничего, кроме имени и нескольких символов их утраченной мысли».

— Значит, надо отказаться от познавания будущего? — спросил Губэн.

Джиакомо Бони, который, прокопав несколько футов земли, спустился от современной эпохи в каменный век, сказал:

— В общем человечество мало изменяется. Будет то, что было.

— Конечно, — сказал Жан Буайи, — человек, или то, что мы называем человеком, изменяется мало. Мы принадлежим к определенному виду. Эволюция вида неизбежно включена в самое определение вида. Она не содержит бесконечных превращений. Мы не можем представить себе человечество после его превращения. Вид превращенный — вид уже исчезнувший. Но на каком основании мы так убеждены, что человек является завершением жизненной эволюции на земле? Почему предполагать, что его рождение исчерпало все творческие силы природы, и что всеобщая мать флор и фаун, сотворив его, навеки пребудет бесплодной? Философ-натуралист, который не боится собственной мысли, Уэльс, сказал: «Человек еще не конец». Нет, человек не является ни основой, ни целью земной жизни. До него на земном шаре живые существа размножились на дне морей, в иле отмелей, в лесах, в озерах, на лугах и на мохнатых горах, новые существа будут еще развиваться и после него. Грядущая раса, может быть, произойдет ют нашей, а может быть, не будучи даже и связана с нами в своем происхождении, станет преемницей нашего господства над планетой. Эти новые гении земли или не будут и знать о нас, или станут презирать нас. Памятники наших искусств, открой они даже их обломки, будут для них лишены всякого смысла.

Это будут такие повелители будущего, разумность которых мы способны предвидеть не больше, чем палеопитек Сивальских гор мог предчувствовать мысль Аристотеля, Ньютона и Пуанкаре.