Мыши

24

В командировки Комов ездил с небольшим польским чемоданом. На службу иногда брал атташе-кейс. Пугать Смагина чемоданом он не хотел, а в кейс влезали только дежурные бумаги, книга и, при необходимости, бутылка вина. Тесновато для тапочек, полотенца, нессесера и, опять же, книги (на этот раз — "Музыкальная гамма и схема эволюции"). Не имея выбора, Комов с отвращением достал ободранную пикниковую сумку. Зато теперь было место для всего, даже для пистолета.

Откровенно говоря, особой привязанности к оружию Комов не испытывал, и даже свой "макаров" отыскал не сразу. Но, как верно говорил его дедушка, раз в сто лет каждая вещь пригождается.

— Алло! Игорь Матвеевич? Говорит Комов. Я сейчас к вам подъеду по срочному делу.

— Можете всё сказать по телефону, я прослушки не боюсь.

— Не могу, это важнее, чем просто разговор.

Смагин явно озадачился.

— Алексей Петрович, нельзя ли завтра?

— Никак нельзя.

— Да что за срочность такая? — начал раздражаться Смагин, но Комов не собирался уступать.

"Я тебе не Вовик!"

— Значит, есть причина, если я звоню.

— Вы меня поймали на пороге. Я как раз собирался отъехать. Давайте — часа через два… лучше через три!

— Нет.

— Не понимаю, что это за дурацкое срочное дело, которое не может подождать каких-нибудь три часа! — напряжение в голосе Смагина опять подскочило.

— Позвольте задать встречный аналогичный вопрос: что это у вас за такое дурацкое срочное дело, которое не может подождать три часа?

На другом конце телефонной линии возникло задумчивое молчание, потом — неожиданный смех.

— Убедили. Заезжайте.

— Ничего сейчас не говорите, — сказал Игорь Матвеевич, когда Комов вошел со своей плебейской сумкой. — Едем ко мне домой.

— Зачем?

— Затем, что я всё равно туда собирался.

— Вы же сказали, что у вас срочное дело! — уличающе сказал Комов.

— Я, конечно, понимаю, что срочное дело у такого человека, как я, может быть исключительно в банке или на корпоративном ужине в клубе, — усмехнулся Смагин.

— Вынужден признать вашу правоту. Вы могли, например, забыть выключить утюг.

— Утюг? Я? — переспросил Игорь Матвеевич и страшно развеселился. — Не обижайтесь, Алексей, все-таки у вас извращенные представления о жизни.

"О вашей зажравшейся жизни", — не без злобы подумал Комов.

— Что же, поехали, — сказал Смагин и ловко набрал номер на мобильнике, будто сыграл пассаж на фортепьяно. — Выходим! — многозначительно сообщил он в телефон.

Внизу Вовик распахнул перед ними заднюю дверь легкомысленно оранжевого "Мерседеса", который он арендовал на этот день; телохранитель сел впереди, вытеснив порядочно света и воздуха.

— Ну, не посрамим земли Русской! — сказал Вовик, вжимая в пол акселератор "Мерседеса".

Тот оранжевой птицей вылетел из тихого переулка в коварную уличную гущу.

— Что-нибудь ценное? — спросил Смагин, покосившись на странную сумку в объятиях у Комова.

— Разве не видно? — отшутился тот.

Отчего-то на протяжении всего путешествия в оранжевом "Мерседесе" Комова преследовало непонятное беспокойство.

"Архангел на нервы давит", — убеждал он себя, болезненно щурясь на широкую спину телохранителя.

Но зудящее ощущение чужого пристального внимания вцепилось и не отпускало.

"Черт возьми, неужели это и есть богатая жизнь — чувствовать себя живой мишенью?" — подумал он и вздрогнул, когда мимо окна пронеслась тень — вроде как от пролетевшей птицы.

Окружающая троица не разделяла нервное состояние следователя, и оранжевый "Мерс" летел, наполненный спокойным молчанием. Полет завершился у бело-салатового дома, новоиспеченного из бетона, но под благородную старину.

Телохранитель первым покинул авто, вошел в подъезд и через некоторое время вышел, продемонстрировав своим примером, что всё спокойно.

— Прошу! — пригласил Смагин.

Комов, прижав сумку к груди, словно ребенка, выбрался наружу.

— Это со мной, — сообщил Игорь Матвеевич мрачному консьержу; тот кивком выдал Комову пропуск и, как показалось Алексею, нажал где-то под своей стойкой невидимую кнопку.

— Круто у вас тут.

— Стараемся не доставлять вашей гильдии лишних хлопот. Всё на сигнализации, видеокамерах и спецоборудовании.

"Не поможет!" — хотел сказать Комов, но только хмыкнул — и получилось чуть ли не восторженно.

В зеркальной коробке лифта Комовская сумка смотрелась совершенно отвратительно. Да и с отражением самого себя он старался не встречаться глазами.

Когда они вошли в прихожую с аркой и фонтаном, следователь поспешил поскорее стряхнуть сумку в самый неприметный угол.

— Проходите, Алексей Петрович. В эту дверь с желтыми стеклами.

За желтыми стеклами оказалось что-то вроде кабинета. Впрочем, для чистопородного кабинета здесь было слишком много всего: пианино, какие-то надменные вазы и даже горка с хрусталем и стеклом под разное настроение и любые напитки. Комову особенно понравилась молочно-белая ваза, покоящаяся в изощренном чугунном плетении.

— Нравится? — интимно спросил Смагин у него за спиной.

— Да нет. Гляжу: не вылезет ли из-под какой-нибудь цацки тень Института генетики.

Даже кожей можно было ощутить, что Игорь Матвеевич оскорбился. Но, как галантный хозяин, заставил себя промолчать.

— Выпьете что-нибудь? Виски, коньяк… или — пивка? — добавил он с каплей яда, вспомнив о полуплебейском положении гостя.

Ах, с каким сладостным удовольствием выпил бы Комов какого-нибудь вкусного пива из запасов наглого капиталиста. Но теперь пришлось буркнуть:

— Виски.

— Поддерживаю ваш выбор. Присаживайтесь, — пригласил Смагин опуститься в кресло сдобной формы, а на широком и низком деревянном столе стали появляться современные атрибуты гостеприимства: ваза со льдом, два кряжистых стакана с изображением далекого Лондона и бутылка с шагающим человечком.

— За наших лучших пинкертонов!

Под эту то ли насмешку, то ли лесть Комов глотнул плотную жаркую жидкость, цветом издевательски похожую на желанное пиво.

— Теперь я вас слушаю, Алексей.

— Обстановка изменилась, Игорь Матвеевич.

— Улучшилась или ухудшилась?

Комов еще раз приложился к напитку.

— Помните ту штуковину, что вы нашли в машине? Это уже позавчерашний день. Прогресс у этих существ идет очень быстро. У людей между топором и паровозом прошли тысячи лет, а им потребовалась всего лишь пара недель.

— Они построили железную дорогу? — заинтересовался Смагин и тоже хлебнул из стакана.

— Хуже.

— То есть?

— Хуже — значит, хуже, — сказал Комов, раздражаясь от законного, в общем-то, Смагинского любопытства.

— Странный ответ на вполне конкретный вопрос, — сказал, тоже раздражаясь, Игорь Матвеевич.

— Если бы я знал точно, я бы вам рассказал.

— Так расскажите, что знаете.

— Это только догадки и предположения.

— Получается — вы оторвали меня от всех дел…

— Срочных, — подсказал Комов.

— Срочных. И важных, — подтвердил Смагин. — Исключительно чтобы сообщить о том, что у вас имеются некие неясные подозрения, которые вы не в состоянии открыть?

— Не совсем так. Я хочу сообщить, что должен по крайней мере несколько дней быть неотлучно с вами.

Смагин на некоторое время потерял дар речи; глаза сузились и посмотрели на Комова с насмешливой брезгливостью — как при первом знакомстве.

— Я держал вас за более серьезного человека.

— Я серьезен, — сказал Комов с драматизмом, достойным лучших театров этой страны. — Поверьте, я безумно серьезен!

— Значит, в этой вашей сумке… — начал догадываться Смагин.

— Тапочки, зубная щетка и все прочее, — подсказал Комов, умолчав, однако, о пистолете.

— Потрясающе! — воскликнул Смагин. — Какой основательный подход к делу! А нужно ли это?

— Во-первых, я отвечаю за вашу жизнь, поскольку знаю, что вы в опасности. Если вас ухлопают, буду чувствовать себя виноватым.

— И не спать ночами, — хмыкнул Игорь Матвеевич. — Я легко освобожу вас от этой заботы. У меня есть друзья в лучших охранных структурах. У меня, в конце концов, телохранитель на лестнице…

— Никакие охранные гении не имеют представления, от чего вас надо защищать. А доходчиво растолковать им я не берусь. Может — вы сами?

Смагин добросовестно подумал.

— В принципе я с вами согласен. А во-вторых?

— А во-вторых, — сказал Комов с гораздо меньшим пафосом, — я уверен, что вас… за вами… — он запнулся, но решил всё же играть в открытую, — Короче, у меня есть основания полагать, что охота за вами идет уже на другом уровне. И когда-нибудь вы с охотниками всё равно встретитесь.

— Если не уеду куда-нибудь подальше.

— Вот до тех пор я с вами и побуду. И, когда произойдет встреча, я хотел бы быть рядом.

— Значит, на живца ловите? — ожесточился Смагин.

— На мне расследование, — объяснил Комов. — А я привык каждым расследованием заниматься серьезно.

— Да уж куда серьезней! — усмехнулся Игорь Матвеевич. — Может у вас и манок какой имеется, а?

— Манка нет, — сознался следователь. — Да его и не нужно. С вами во всяком случае.

Смагин хотел еще что-то добавить, но после этих слов ограничился тем, что вылил себе в рот всё, что оставалось в стакане.

В этот момент в кармане у него заиграл Моцарт. Игорь Матвеевич выудил мобильный телефон и загробным голосом сказал:

— Слушаю.

— Да нет, все нормально, — сказал он, немного погодя (очевидно, отвечая на удивленные расспросы).-Просто удручен положением в Экваториальной Африке.

"Извините", — шепнул он Комову, давая понять, что разговор затянется.

Чтобы показать воспитанность, следователь вылез из кресла и отошел к шкафу, где за стеклом заманчиво построились корешки книг. Впрочем, Комова давно подмывало это сделать.

Ничего вопиюще интересного он, как и подозревал, не увидел. Сверкала тут золотом "Тысяча и одна ночь", Достоевский неприязненно отворачивался от Майн Рида. Всё, разумеется, стерильное, не читанное. Среди альбомов живописи в черных фраках затесалось "Пиво Российской империи" в коричневом армяке — единственная книга для души (видно было — не раз открытая).

— Все поросята пришли в стойло, кроме двух, — говорил между тем Смагин в телефон. — Не знаю. Значит, где-то заблудились. Вот и разберись с ними…

Комов вздохнул, открыл шкаф и, достав "Словарь антиквара", сделал вид, что увлекся иллюстрациями.

Он вздрогнул, когда по изображению серебряного набора для варенья и по его лицу порхнула тень. Вроде как от птицы.

"Нервы совсем что-то…"

Комов посмотрел в окно — и снова там мелькнуло что-то. Светлое и юркое.

На мгновение позже, чем хотелось бы, следователь догадался, что это могло быть. Но все же успел проорать:

— Ложись!..

Ошарашенный этим криком, Смагин подпрыгнул, словно ужаленный, за полсекунды до того, как из окна хлынул стеклянный водопад, и вторая ракета (первая высадила окно) прошла мимо и разнесла одно из желтых стекол, украшавших дверь в кабинет.

— На пол! Живо! — закричал Комов, но Игорь Матвеевич, похоже, его не слышал.

Вместе со свежим воздухом в комнату ворвался летательный аппарат, похожий на смешной детский самолетик. Оттаяв наконец, Смагин нырнул под стол, а над ним брызнула фейерверком вазочка со льдом.

Пилот не видел следователя Комова, который прилепился к шкафу сбоку от окна. Всё еще с книгой в руках, прошу заметить. Разумеется, не раздумывая, Алексей тут же метнул в налетчика "Словарь антиквара", который, распушив страницы, с шуршанием понесся в воздухе. Пилот легко ушел от столкновения, но новый заход на цель был испорчен. Вот вам польза от неуемной страсти к чтению! Не давая врагу опомниться, Комов схватил первый попавшийся под руку предмет и запустил им вслед за "Словарем". Предметом оказалась увесистая ваза. Алексей даже не успел понять, какого она была цвета: вроде желтая, а вроде синяя. Да и какая разница, если, долетев до стены, она все равно превратилась в облако осколков.

Слава богу, барахла кругом хватало. Подцепив что-то бронзовое и ветвистое, следователь метнул, надеясь на большую площадь поражения. Но оказалось, что бронза тяжеловата для прицельного зенитного огня. Не выполнив задачу, ветвистый предмет ухнул в горку с хрупким стеклом, кроша всё, что попалось, в мелкий бисер.

Эх, "макаров", тоскующий в сумке в прихожей!..

Заслышав, что стрельба вроде как прекратилась, Смагин высунулся из-под стола и тоже попытался вступить в бой, запустив мобильником в самолет, который выписывал в воздухе кренделя, злобно взревывая двигателями. Мобильник прошил воздух и отскочил от Комовской головы. Следователь пошатнулся: снаряд был пущен с изрядным чувством ненависти. Возникла пауза, во время которой пилот сделал еще один залп. Однако устрашающий обстрел бытовыми предметами сыграл свою роль: существо, сидевшее в самолете, нервничало и всадило две ракеты в неповинный торшер, который упал, словно подрубленное дерево.

В этот момент Комов, оправившийся от контузии телефоном, сделал, наконец, решающий бросок очередной вазой. Сначала показалось, что следователь снова промазал. Но самолет вдруг затрепетал в воздухе, словно оторванный бурей от ветки листок. От него отделился темный комочек и улетел куда-то в сторону, а сама крылатая машина спикировала вниз и врезалась в широкую грудь пианино.

Стон струн слился с гулом взрыва; на миг взметнулся огненный язык, напомнивший о фокусах глотателей огня — и вверх поднялось черное облако, осевшее на потолке.

Хвост аппарата, отлетев, просвистел мимо Комова и напоследок размолотил стекло книжного шкафа.

Наступила тишина, если не считать тихого похрустывания в недрах пианино, по развороченному фасаду которого гуляли язычки огня. Впрочем, Комов, сорвав куртку, быстро забил их до смерти, и огоньки превратились в струйки ядовитого дыма. М-да, не индийскими благовониями приходилось заканчивать этот день.

— Надо бы еще водой залить, вдруг внутри что-то тлеет. Где у вас тут раковина? — спросил Алексей.

Игорь Матвеевич Смагин уже был на ногах и с интересом рассматривал, во что превратилось его жилище.

— Самая главная вещь вроде цела, — сказал Комов, показывая на вазу, понравившуюся ему больше всего.

— Эта как раз самая дешевая, — поморщился Игорь Матвеевич. — Мобильник мой не видели? — спросил он, блуждая глазами, и вдруг бросился на диван с криком: — Ловите! Уйдет!

— Кто? Что? — не понял Комов.

Но хозяин дома уже схватил стакан и с размаху что-то накрыл им.

— Постойте… неужели?.. — спросил следователь, отказываясь верить.

— Точно! — подтвердил Смагин. — Вот он, сучара!

Под стеклом стакана скорчился пилот. Видно было, что чувствует он себя после катапультирования не очень хорошо.

— Вы ему хвост прищемили, — сказал Комов.

— Да? — радостно удивился Игорь Матвеевич и еще сильнее нажал на стакан. — Жалко, что на мягком попался, сволочь.

Страдания существа явно усилились.

Алексей ощутил легкий морозец, разглядев на маленькой голове настоящий летный шлем, хоть и размером с игрушечный. Маленькое тело пересекали лямки нераскрывшегося парашюта.

— Послушайте, — произнес Смагин, который тоже всё разглядел. — Это однако уже не ваша греко-микенская культура с паровозами!

— Я предупреждал вас, что процесс пошел!

— Даже можно сказать, полетел, — не очень весело пошутил Игорь Матвеевич.

Пилот между тем завалился набок, теребя лапками лямки на груди.

— Подыхает, — удовлетворенно констатировал Смагин.

— Задыхается, — сказал Комов. — Сделайте щелочку, пусть подышит.

— Еще чего! Пусть дохнет, падла.

— Этого я допустить не могу.

Смагин одарил следователя долгим понимающим взглядом.

— Добились своего, поймали рыбку на живца?

— Сначала ее… его… надо допросить, — сказал Комов, с беспокойством наблюдая, что пилот уже совсем плох. — А потом пусть его осудят и расстреляют. Согласны?

— Знаю я наш продажный суд, — пробурчал Игорь Матвеевич. — Раз я эту тварь прихлопнул, значит, ее судьба в моих руках.

— Я вам не позволю убить арестованного!

— Вы еще о моратории на вышку вспомните! Это же тварь!

— Не исключено, что эта тварь сообразительнее нас с вами.

— Ладно, — уступил Смагин. — Забирайте. Пусть она… оно… поможет вашему благородному делу. Засуньте ему паяльник в задницу.

— У нас другие методы… Пустая трехлитровая банка найдется?

— Извините, я огурцы не консервирую.

В конце концов решили посадить пойманную тварь в стеклянный кувшин.

— Посудину я вам лично верну, — пообещал Комов.

— После того, что вы накрушили, лить слезы по какому-то кувшину было бы просто смешно!

Передвинув стакан к краю дивана, они сбросили обмякшее тело пилота в подставленный кувшин. На горло кувшина надели дуршлаг и примотали его скотчем.

— Прямо Бутырка! — удовлетворенно сказал Смагин. — Чем я вас отблагодарю? (это уже Комову).

— Простите?

— Вы мне все-таки жизнь спасли… И куртку свою, вон, испачкали.

— Не волнуйтесь, обо мне позаботятся.

— Кто? Государство? Сколько вам платят, я знаю.

— То есть? — оскорбился Комов.

— Ниже пупка.

В памяти у Алексея всплыли сначала столики "Пикадилли", потом голос Марата, и пришлось сделать над собой довольно неприятное усилие, чтобы сказать:

— С моим пупком я сам разберусь.

— Что ж, спасибо за всё. А я, наверное, теперь все-таки очень скоро съеду. Отправлюсь подальше, куда эти твари не скоро доберутся. Они ведь не водоплавающие?

— Не тешьте себя надеждой.

— Отнюдь не надеждой. Просто я всегда верил в чудеса.

Комов чуть не поперхнулся.

— Вы?!

— Не волнуйтесь, я полный циник, как вы правильно обо мне думаете. То, что я сказал — это обычный прагматический расчет: когда надеяться не на что, надо надеяться на чудо… Ну, так что я могу для вас сделать?

— Не сейчас, — сказал Комов, уже не отбиваясь изо всех сил.

— Когда же?

— Потом… когда свершится чудо… или… позже, ближе к пенсии.

— Договорились. Надеюсь, что мы оба доживем до вашей пенсии.

— Если доживем до конца года.

— Фу! Почему так печально?

— Не знаю. Наверное, потому, что я не циник и, следовательно, не верю в чудеса.

Смагин засмеялся. Потом посмотрел на часы и замялся.

— Я отъеду часика на два, а?

— Куда? — остолбенел Комов.

— К… одной знакомой.

— Ладно. И я с вами.

Теперь остолбенел Игорь Матвеевич.

— Вы что — не в себе?

— Вот, значит, оно, ваше срочное дело!

— Видите ли… что тут делать? Семью-то я отослал за границу, как и обещал вам…

— Не надо меня втягивать в ваши личные проблемы! Надеюсь, вы понимаете, что без меня ваши передвижения пока исключены? А я к вашей… этой… знакомой не поеду.

— Тогда — может пригласим ее сюда?

Комов не нашел сил, чтобы возразить заискивающему коммерсанту, а Смагин догадался тут же быстро набрать номер.

— Пупс? Ты извини, я приехать не могу… Да, круто изменились обстоятельства. Дня через два я улетаю… Да, далеко… Нет, очень надеюсь, что не навсегда… Ну, не расстраивайся. Заезжай — попрощаемся… Нет, не один, с ангелом-хранителем. Ты его не знаешь. Некто вроде вновь обретенного родственника… Проведем вечерок чинно, по-семейному, чаю попьем…