Мятеж четырех

Глава шестая РИНГА, третий рассказ

Пограничное королевство, поселения Лерзак и Брийт.

17–21 дни третьей осенней луны.

«…То были странные времена. Времена непрочного мира и нерушимых клятв, убийств из-за угла и единения между враждующими, вызванного одной общей опасностью. Страны Заката с тревогой прислушивались к противоречивым слухам, долетавшим с полуночи, короли покидали свои троны, а обыватели – города, и никто не мог с уверенностью предсказать, запылает ли завтра новый рассвет.

То были жестокие и темные времена. И все же – обычные. Люди рождались, жили и умирали, и, не замечаемые ими, лазутчики враждующих стран, скрываясь под чужими именами, по-прежнему пытались тайком выведать, каковы дела у соседей. Кто-то из этих людей служил за золото, кто-то – по велению долга, а некоторые были рождены со стремлением непременно разузнать все скрытое.

То были зловещие времена. И все же, оглядываясь назад, многие без колебаний называли их лучшими в своей жизни.»

Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства

Пограничье встретило меня именно тем, что я больше всего ненавижу – затяжным дождем вперемешку с мокрым снегом и пронизывающим холодным ветром.

Уже почти десять дней я мчалась вслед за королевским отрядом, немного опережавшим меня. Я почти настигла их возле перевала в Немедийских горах, но внезапно выяснилось, что им боги почему-то покровительствуют, а мне – не слишком. Проще говоря, я застряла на порубежной заставе в горах. Нет, дело было не в моей подорожной и не в связке выправленных на мое имя документов – фальшивых и почти настоящих. Можно обвести вокруг пальца пограничную стражу, но ничего нельзя поделать против наступающей с полуночи зимы. Она налетела, завьюжила, засыпала перевал и вьющуюся за ним дорогу… Мне оставалось только скрежетать зубами да бессильно смотреть в затянутое низкими серыми тучами небо. А потом идти в поскрипывающую на ветру хлипкую казарму, дремать вполглаза на чьем-нибудь продавленном тюфяке, играть со стражниками в кости и ждать – когда природа сменит гнев на милость.

Так я просидела три дня. Счастье, что у меня нет привычки грызть ногти – а то бы я наверняка лишилась парочки-другой пальцев.

Я пересекла Немедийские горы там, где сходятся границы трех государств – Аквилонии, Немедии и Пограничья. Однако в силу традиций и неведомо когда и кем подписанных соглашений застава принадлежала немедийцам. Впрочем, это место не являлось особо посещаемым торговцами и простыми путешественниками, и солдаты маялись от безделья. Мое вынужденное ожидание послужило им неплохим поводом поболтать, пересказать мне все последние сплетни и предупредить, что в голове у меня мозгов совершенно нет, потому что какой же нормальный человек по доброй воле потащится в убогое Пограничье?

В чем-то я была склонна с ними согласиться, но свалила причину своей поездки на злобного хозяина, настоятельную необходимость и кучу данных когда-то клятвенных обещаний. Мне поверили или сделали вид, что поверили.

Невысокие Немедийские горы, изъеденные ветрами, дождями и медленно текущими мимо временем, скоро перешли в холмистые предгорья. Затем начались леса – сначала чахлые лиственные с мрачно торчащими во все стороны ветвями, на которых не осталось ни единого листочка. Их сменили сосновые и еловые, с каждой лигой становившиеся все гуще. Дорог здесь было на удивление мало, деревни встречались редко – через каждые десять-двенадцать лиг – и больше напоминали укрепленные поселки-форты на полуночи Немедии. Однажды я проехала мимо горделиво возвышавшегося на холме каменного замка. Снег блестел на остроконечных крышах и зубцах внушительных стен, однако, приглядевшись, я заметила, что стены давно обветшали и не чинились, крыши прохудились, и даже толстенные цепи на подвесном мосте заржавели…

Чем дальше я забиралась на полуденный восход, тем труднее было бороться с неизвестно откуда взявшимся ощущением – мне здесь нравилось. Это мне-то, родившейся в стране, где не бывает зимы, и всегда предпочитавшей края, где солнечных дней больше, нежели дождливых! И все же Пограничью нельзя было отказать в своеобразном очаровании. Эти узкие дороги, вырубленные в темно-красных скальных отрогах, хмурые сосновые леса в снежном уборе, вросшие в землю деревни, где, кажется, у домов есть корни… Бездонное ночное небо, прозрачно-холодные дни, искрящийся и хрустящий под копытами лошадей снег… Постоялые дворы, сложенные из бревен, которые мне при всем старании не обхватить, пропахшие дымом, подгорелым мясом и запахом местного пива… Далекий волчий вой по ночам и треск веток, гнущихся под тяжестью снега… Я начинала подпадать под суровое обаяние этой полуночной страны, которую и королевством-то можно было назвать с большой натяжкой!

И у меня был еще один повод для радости. На каждом встреченном постоялом дворе, в каждой деревне я повторяла одно и то же: «Не проезжал ли здесь дня три или четыре назад отряд? Полтора десятка человек верхами, смахивают на наемников в поисках заработка или свободную дружину. Скорее всего, их возглавляет высокий черноволосый мужчина лет сорока. Направляются на полуночный восход или в столицу.»

Судя по получаемым ответам, я не так уж и сильно отставала. Но самое главное – они проезжали здесь, они все были живы, и мне со смешками передавали сплетни о том, как набезобразничали проезжие на том или ином хуторе. Я благодарила, расплачивалась с хозяевами, забиралась в седло и гнала своих верных коньков дальше.

Мои гнедые из аквилонских конюшен стоически терпели необходимость почти целый день тащиться по снежной целине, довольствовались покупаемым в деревнях жестковатым овсом и довольно резвой рысью везли меня через Пограничье. Того, что был потемнее, звали Броуги, жеребца посветлее и помоложе я окрестила Обормотом. При рождении его несколько обделили соображением и вечно с ним что-то случалось – то провалится в ручей, то зацепится гружеными на него мешками о низко нависшие ветки, то просто без причины начнет шарахаться из стороны в сторону. Одно слово – Обормот.

В целом же ехала я без особых трудностей – только холодно очень было – и все чаще задумывалась, с чего это Пограничье повсюду расписывают как варварскую и жуткую страну? К своему немалому удивлению, в одной из деревень я даже отыскала королевскую почтовую станцию и во исполнение обещания послала весточку в Тарантию. Сообщать, правда, пока было особо нечего – доехала благополучно, иду по следу, у известной особы и ее сопровождающих, по слухам, все в порядке. Интересно, дойдет мое письмо или нет? А если дойдет, то когда? Может, я уже и вернуться успею?

Конечно, Пограничье всегда было глухой окраиной мира. Ни одно из государств Заката не стремилось подчинить здешние края по причине их удаленности и заброшенности. Лет шестьсот-пятьсот назад им, наконец, придумали употребление – попытались сделать из Пограничья место ссылки.

Вышло все как обычно, то есть наоборот. Согнанные в основном из Немедии заключенные подняли бунт, захватили несколько фортов, перебили охрану и стали жить сами по себе. При этом стоит забывать, что здешние земли издавна принадлежали переселившимся с полуночи нордхеймцам, бритунийцам и оборотням (но о них речь лучше вести отдельно). В общем, нетрудно представить, какой народ в итоге заселил Пограничное королевство. Здесь оказались уроженцы почти всех стран Запада и Восхода, к коим добавьте еще толику полуночных варваров и посмотрите, что выйдет…

И не забудем про оборотней. По слухам, этого загадочного народа не так много, зато они твердо считают Пограничье своим и только своим владением, что время от времени доказывают на деле. Сама я в жизни ни одного оборотня пока не встречала. Если выражаться точнее, я не видела превращения человека в зверя, а потому не особенно верю ползавшим в Бельверусе слухам, что такой-то или такая-то – оборотни. Мне всегда вспоминается живший около полусотни лет назад в городке Сайриме монах из одного из храмов Митры, именем Атарий, сошедший с ума и убедивший почти всех жителей городка разыскивать ведьм. Причем ведьмами он считал всех женщин старше четырнадцати и младше восьмидесяти лет. Мы не успели вовремя вмешаться, монаха прикончил не то муж, не то приятель одной из погибших женщин. С тех времен я и не верю, когда про кого-то говорят, что он колдун, оборотень или еще кто. Вот когда сама увижу и проверю, тогда и поговорим.

Лет четыреста назад кто-то из сосланных и осевших здесь дворян попытался объединить разрозненные поселения Пограничья под рукой одного правителя. Попытка удалась наполовину – в восходной части страны действительно возникла и укрепилась королевская власть. Закатная стала владением Вольных Кланов – россыпью мелких баронств, постоянно враждующих друг с другом и с набранным с миру по нитке королевским войском. Династии в Пограничье не образовалось – королей частенько свергали раньше, чем они успевали обзавестись потомками.

Неплохие шансы усидеть на шатком троне были у Сигисмундса, правившего около сотни лет назад. Он пробыл королем Пограничья почти десять лет и даже сумел вырастить наследника. Да только в один прекрасный день королевская семья вкупе с обитателями коронного замка перемерла от болотной лихорадки, корона досталась дальним родственникам, не сумевшим ее удержать… И вся круговерть началась сначала.

Сейчас в Пограничье королем некий Эрхард, сын Этельвульфа – здесь на варварский манер принято прибавлять к своему имени имя отца или матери (интересно, как бы звучало мое собственное имя на местный лад? Ринга, дочь Драго?). Этот человек ранее служил в королевской гвардии, принимал участие в охоте на Бешеного Вожака и – как утверждали наши редкие осведомители в Пограничье – добрался до вершин власти с помощью некоего варвара из Киммерии по имени Конан. Когда я об этом услышала, даже не удивилась. Меня поразило другое – почему Конан не забрал дармовую корону себе? Побрезговал, наверное, маленьким и на редкость неустроенным королевством где-то на окраине материка, решил добиваться большего. А теперь помчался сломя голову на помощь старому приятелю…

Эрхард, по нашим расчетам, имеет неплохие шансы на длительное и относительно благополучное правление. У него есть взрослый племянник (так что найдется кому передать власть), его признают и дворянство, и кметы, и Вольные Кланы, и, как ни странно, оборотни. Если бы не нынешние потрясения, править бы Эрхарду долго и счастливо, создавая из Пограничья страну, достойную по праву называться королевством. А чем обернется его правление сейчас – трудно сказать.

…Большая, хорошо укрепленная деревня, в которой я переночевала, называлась Кайга. По-здешнему – «бург Кайга». Словоохотливый трактирщик растолковал, что до Вольфгарда еще пять дней конного пути, а ежели повезет, то к ночи можно добраться до крохотного выселка в пять или шесть домов, стоящего возле самой дороги. Путь к столице поведет сначала через молодой лес, потом через холмы, а потом начнется обычная чаща и вот на ее опушке-то и стоит выселок. Вечером его будет издалека заметно – там специально возле тракта фонари вывешивают, чтобы путники останавливались, потому как в одиночку через лес ехать – зря рисковать. А зачем рисковать, коли голова человеку дана всего одна и вторую не приставляют?

Я согласилась, что рисковать и в самом деле глупо, узнала, что интересующие меня люди проезжали через Кайгу четыре дня назад и сейчас, скорее всего, добрались до бурга Брийт, что в дневном переходе от Вольфгарда. Я мысленно позавидовала Мораддину и компании, неуклонно приближавшимся к цели своего путешествия, посочувствовала себе и отправилась дальше.

День выдался замечательный. Позванивали на ветру смерзшиеся еловые лапы, у меня над головой плыло высокое, чисто-голубое небо, мерно топали по свежевыпавшему снегу лошади, поднимая облачка искристой пыли. Мне стало беспричинно весело, и я во всеуслышание заголосила неведомо где подслушанное:

Лошади недоуменно задергали ушами, Обормот сделал вялую попытку встать на дыбы, но понял, что на его спине лежит слишком много груза для подобных безобразий.

– Все в порядке, – заверила я встревожившихся коньков. – А ежели такая песня вам не нравится, могу исполнить что-нибудь другое.

И наиболее доступным мне жалостливым голоском пропищала:

На сию душещипательную балладу кони согласились, так что мне пришлось петь до конца. С последней строфой мы перевалили через невысокий холм… и тут я захлопнула рот и рывком натянула поводья. Внизу лежала небольшая еловая рощица, присыпанная, как и все в этих краях, хрустящим белым снежком. За рощицей я разглядела довольно большое открытое пространство – то ли пустошь, то ли замерзшее озеро, а за ним – темную зубчатую полосу леса. Вроде ничего, внушающего подозрение. И все же мне не хотелось спускаться туда. Что у меня есть для защиты своей драгоценной шкуры? Мой невеликий Дар – раз. Хороший, хотя и старый меч кхитайской работы (подарок одного из давних друзей) вкупе с длинным кинжалом – два. И прихваченный еще из Ианты арбалет с полусотней стрел к нему – три. Немного.

Я дотянулась до висящего возле луки седла арбалета, вытащила мешочек с болтами и, с усилием провернув ворот, вложила тяжелую стрелу в желоб. Перевесила меч за спину – так гораздо удобнее вытаскивать его из ножен и на замах уходит меньше времени. Привстала на стременах и встряхнулась – вроде ничего не болтается, все застегнуто и завязано. Может, я испугалась тени, но, как говаривали на моей далекой родине, то бишь в Зингаре: «Лучше перебдеть, чем недобдеть».

Кони, почуяв мое настроение, подобрались и насторожились. Я шлепнула Броуги поводьями по шее и он медленно пошел вниз. Привязанный на длинную уздечку Обормот топал позади. Я положила заряженный арбалет на луку седла, и то и дело подозрительно косилась по сторонам, готовясь выстрелить в любого нападающего.

Таким порядком мы достигли середины склона и тогда я заметила среди разлапистых ветвей какое-то движение.

В ельнике кто-то прятался, в этом я больше не сомневалась. Три или четыре человека. Теперь надо было срочно решать, как быть. Может, они вовсе не меня подкарауливают, а заняты какими-то своими делами? Если же это и в самом деле засада, то не пугнуть ли мне их? Да, но ехать потом с нещадно трещащей головой?.. И подействует ли на неизвестных мой Дар? Местные жители – народ простой и немудрящий, насылаемый мной мысленный испуг запросто может скользнуть по их туповатому сознанию и ничего там не расшевелить…

Неужели придется драться? Вот чего не хочется, того не хочется. Я ведь всего лишь хрупкая женщина… весьма преклонных лет, кстати сказать. И не горю желанием корчить из себя бесстрашную героиню и размахивать мечом направо и налево.

Опушка рощи приближалась. Интересно, догадались ли прячущиеся за деревьями, что я их уже заметила? И есть ли у них луки или самострелы? Если да, то мне придется тяжко. Вернее, не столько мне, сколько моим лошадям.

На всякий случай я незаметно вытащила кинжал и подрезала ремень, тянувшийся от уздечки Обормота к моему седлу. Если придется резко срываться с места, заводная лошадь только помешает. В конце концов, я могу пожертвовать Обормотом и его поклажей. А если его не поймают, я сама потом его отыщу. Наверняка далеко не убежит.

Мне оставалось проехать еще два десятка шагов до того места, где дорога ныряла в лес, когда у одного из скрывавшихся за деревьями лопнуло терпение. Наверное, он счел меня легкой добычей, и, с треском вывалившись из зарослей, бросился к взвившемуся на дыбы Броуги. Ремень немедленно треснул и почуявший свободу Обормот как-то боком, точно краб, поскакал обратно, вверх по склону.

Мне было не до него. Я выстрелила, и, разумеется, промазала. Отшвырнула бесполезный арбалет, едва успев выхватить свой клинок и отвести удар топорика на длинном древке. Железо с отвратительным визгом проехалось по железу, и мы закружились по рыхлому снегу, пытаясь удачным выпадом достать друг друга.

Сверху я видела только макушку своего противника, накрытую старым и слегка помятым шлемом. Когда-то шлем украшала пара медных витых рожек, но теперь остался только один рог, вызывающе торчавший вперед. Еще я успела заметить, что неизвестный человек довольно высок, что он непредусмотрительно накинул на себя изрядно потрепанную медвежью шкуру, сковывающую движения, и что своим оружием он владеет не так уж и плохо. Правда, за мной пока имелось преимущество – я соображала и действовала быстрее него, и у меня был конь. Пускай напуганный и мечущийся, но все же порой мне удавалось направить Броуги на противника и вынудить того отступить на пару шагов. Кому охота быть затоптанным лошадью?

Этот поединок не мог продолжаться долго. Неизвестный был намного сильнее меня, от его ударов у меня уже начинала ныть и дрожать рука. А если он догадается рубануть по ногам Броуги…

Мимолетно я удивилась, что все происходит почти в полной тишине. Только хрустел снег, фыркал и храпел конь, да иногда слышалось яростное пыхтение моего врага. Что-то там поделывают его дружки, засевшие в роще? Или они предоставили ему право единолично разобраться со мной?

Нет, они тоже решили присоединиться к общему веселью и заходили сзади, намереваясь взять меня в кольцо. Мне показалось, что это самые обычные грабители с большой – или малой, если придерживаться истины – дороги, и я мысленно посмеялась над собой. Это ж надо – суметь столько раз выбираться живой из гадючьих клубков при королевских дворах и в каком-то захудалом Пограничье нарваться на разбойников!

Мой приятель с топором зарычал, явно пытаясь придать себе недостающей храбрости, и попытался схватить Броуги за узду. К моему величайшему сожалению, это ему удалось. Жеребец замотал головой, выдирая у меня из рук поводья и заплясал на месте. Под съехавшим набок шлемом мелькнула злорадная ухмылка. А еще через миг я воспользовалась тем, что нападавший остановился, поднялась на стременах и изо всех сил ударила сверху вниз, надеясь, что башка у этого типа не слишком крепкая и что старенький меч выдержит.

Раздался короткий хрустящий звук, грабитель выпустил свою секиру, качнулся, тщетно пытаясь устоять на ногах, и, сложившись пополам, завалился набок. Утверждение, что кровь на снегу кажется более яркой, чем на самом деле, оказалось верным. А крови хлынуло порядочно…

Я подобрала беспорядочно свисавшие поводья, развернула Броуги и внезапно заметила, что в моей правой руке ничего нет. Верно послуживший мне клинок уцелел, однако намертво застрял в разрубленной голове разбойника. Мда-а…

Побеждает, как известно, не сильнейший, а тот, кто нахальнее. Потому я пнула взвизгнувшего жеребца каблуками в бока, завопила как резаная и поскакала навстречу двум оставшимся грабителям. Они, не сговариваясь, рванули в разные стороны – один к лесу, другой ко мне. Что он задумал, мерзавец? Я же его сейчас с ног собью!

Не получилось. Он извернулся, проскочил мимо и попытался ударить меня коротким мечом. И задел. Кажется, не сильно, но в сапоге захлюпало что-то теплое и липкое.

Второй тем временем скрылся в лесу. До меня долетело очень знакомое поскрипывание, издаваемое натягиваемой тетивой. Невеселое положение… Если не пристрелят, то зарубят. И наоборот.

Я снова развернулась, перекинула здоровую ногу через шею коня и вцепилась в луку, с трудом удерживаясь в весьма шатком и ненадежном положении. Броуги все это жутко не нравилось, он то и дело порывался свернуть и удрать куда-нибудь подальше. Нападавший, вовремя повернувший назад, теперь оказался совсем рядом, намереваясь повторить удачный выпад. Я пронзительно взвизгнула и прыгнула с седла, сжимая в руке кинжал.

Он не ожидал подобной коварной выходки, выронил меч, упал и мы лихо покатились по снегу, взаимно стараясь задушить или еще как-то покалечить противника. В лицо мне пахнуло чем-то тошнотворно-кислым, и я едва не раскашлялась. Этот мерзавец удачно заехал мне кулаком по ребрам, так что я охнула и на миг задохнулась, и намертво придавил к земле мою правую руку с ножом. Наплевать, я и левой справлюсь.

Все, что мне требовалось – стряхнуть рукавицу и сильно согнуть пальцы. Из подушечек с готовностью выскочили пять острейших крючков светло-желтого цвета. Вот и подтверждение моему прозвищу «Бешеная кошка». У кошачьего рода, как известно, очень опасные когти, и загнанная в угол кошка дерется до последнего…

Он хрипло булькнул, задергался и остался лежать с разодранным горлом, из которого толчками хлестала яркая кровь, так и не сообразив, чем это я его ударила. А я с трудом отползла в сторону, захватила пригоршню снега и прижала ко лбу. Снег таял и тек между пальцами мелкими теплыми струйками. Раненая нога противно ныла. Где-то неподалеку прятался третий нападавший. Сейчас я смахивала на отличную мишень, но даже это обстоятельство не могло заставить меня встать. Я захватила новую пригоршню снега и, плохо соображая, что делаю, принялась лихорадочно оттирать россыпь пятен крови на светлой шерсти овчинного полушубка.

Мгновения шли, никто не стрелял. Убежавший Броуги вернулся и растерянно топтался неподалеку, Обормот сгинул неведомо куда. Затем заиндевевшие ветки елей качнулись, уронив блеснувший на заходящем солнце снег, и на опушке появилась собака. Большая, поджарая и длиннолапая собака темно-серого цвета с черной полосой вдоль хребта. Острые уши животного стояли торчком, морда медленно поворачивалась туда-сюда – зверь пристально обозревал представшее зрелище. Броуги испуганно захрипел и попятился.

Я запоздало сообразила, что это не собака. Волк. Только этого мне еще недоставало. До меча я добраться не успею, арбалет валяется неподалеку (только стрелы остались в мешке, болтающемся на седле лошади…), а кинжал против эдакой зверюги почти что бесполезен. Да и мои когти, пожалуй, тоже. С какой радости его сюда принесло, волки же днем вроде не охотятся? Или он примчался на шум?

Зверь постоял еще несколько мгновений, затем еле слышно рыкнул, повернулся и ушел. Просто ушел, точно не обнаружил ничего стоящего внимания. Я перевела дыхание, пошевелила раненой ногой и осторожно попыталась встать. Броуги заметил мое трепыхание, поколебался и подошел поближе. Ухватившись за его уздечку, я сумела подняться на ноги и выяснила, что даже могу идти, только медленно и все время припадая набок.

Я доковыляла до убитого мной грабителя и принялась ожесточенно дергать засевший в его голове клинок. После пятого или десятого рывка меч снова оказался у меня в руках. Я тщательно вытерла его о снег, убедилась, что на узком блестящем лезвии с еле заметной волнообразной чеканкой не появилось новых зазубрин и сунула в ножны. Подобрала арбалет и снова повесила на седло. Со стрельбой у меня всегда были трудности. Метать ножи – это пожалуйста, а на тщательное прицеливание из лука или арбалета у меня терпения не хватает. И вообще, надо бы поскорее отправляться в деревню, пока не начало темнеть. Но, прежде чем уехать, я должна была сделать еще одну вещь – дойти до опушки и увидеть кое-что собственными глазами.

Оно действительно оказалось там – тело третьего разбойника. С хребтом, безжалостно перекушенным чьими-то крепкими и острыми зубами. Рядом валялся длинный охотничий лук, а из снега торчали воткнутые рядком стрелы. Если бы он успел выстрелить хоть пару раз – госпожа Эрде больше никуда бы не доехала.

Я огляделась по сторонам, но волк либо убежал, либо хорошо спрятался. На всякий случай я приложила ладони ко рту и крикнула, чувствуя себя полнейшей дурочкой:

– Эй! Спасибо!

До выселков я добралась уже в сумерках. По моим подсчетам, в Бельверусе в это время как раз бы пробил девятый или десятый послеполуденный колокол. Здесь же даже время текло по-своему – медленно и неторопливо. Я ехала через застывший в молчании черно-голубоватый лес, в просветах между ветками мелькал белый серпик растущей луны. Иногда я негромко свистела, пытаясь дозваться Обормота, но напрасно. Достанется теперь гнедой конек с клеймом королевского дома Аквилонии какому-нибудь местному кмету… или волкам на ужин. Может, даже тому зверю, что загрыз разбойника. Только непонятно, чего же серый хищник удовлетворился тем, что прикончил человека и даже не сделал попытки закусить своей добычей? И почему не напал на меня?..

Соображалось плохо. Я замерзла, устала, кривилась из-за боли в раненой и наскоро перетянутой ноге и хотела только одного – поскорее оказаться в тепле.

Лес неожиданно отступил от дороги, и я заметила невдалеке яркий колеблющийся огонек. Броуги поднял голову и негромко заржал, почуяв близость жилья.

Это и были обещанные мне в Кайге выселки – пять или шесть приземистых домов, сбившихся в кучку на границе мрачноватой чащи. Возле самой дороги дымно горел в неподвижном стылом воздухе факел, повешенный в кольцо на покосившемся столбе. Пламя освещало потрескавшуюся доску, на которой я с трудом разобрала немедийскую надпись: «Лерзак». Значит, у поселка даже есть собственное название. Хорошо бы у них еще имелся постоялый двор или какая-нибудь харчевня, где можно переночевать…

Поселок был настолько тих, что казался вымершим. Впрочем, кое-где в маленьких подслеповатых окнах мерцали тусклые огоньки, доказывая присутствие обитателей. Я уже собиралась постучать в первую попавшуюся дверь, когда заметила раскачивающийся над входом в один из домов старый котелок и привязанный над ним разлохмаченный пучок травы. Трактир. Быть того не может, однако котел и колосья ржи означают только одно – таверну. А если она еще и открыта…

Я распахнула тяжелую дверь, с грохотом ввалившись с улицы прямо в жарко натопленный и пустующий обеденный зал. Мое появление разбудило дремавшего за стойкой трактирщика и спугнуло лежавшую на столе кошку. Полосатый зверек с мяуканьем скрылся под скамьями, а я доковыляла до стойки и с надеждой спросила:

– Чего-нибудь горячего подашь?..

Трактирщик, к счастью, попался нелюбопытный и не слишком болтливый, так что вскоре я получила все, чего хотела – не слишком изысканный, зато обильный ужин, большую кружку подогретого вина и разрешение за два серебряных талера переночевать на одной из лавок – имевшиеся при трактире комнаты для проезжающих оказались заняты. Трактирщик снова задремал, а я набросилась на еду, не замечая ничего вокруг. Я даже пропустила мимо ушей стук закрываемой двери, решив, что явился еще один поздний гость вроде меня или местный завсегдатай.

И тут меня хлопнули по плечу. Настолько неожиданно, что я подпрыгнула на скамье, выдернула из ножен кинжал и, резко повернувшись, едва не полоснула неизвестного наглеца по животу. Он успел вовремя отскочить и обидчиво поинтересовался:

– Эй, у тебя с головой не все ладно? Чего с ножом бросаешься?

– Драться валите на улицу, – не открывая глаз, пробурчал трактирщик. – А то весь пол перемажете и наверняка разобьете что-нибудь…

– Да не будем мы драться, – отмахнулся гость. – Я тут знакомого встретил, а он, мерзавец, меня узнавать не хочет!

Я слегка озадаченно уставилась на человека, самоуверенного объявившего меня своей знакомой. Вернее, «знакомым» – я уже упоминала, что очень похожа на мальчишку-подростка. Женщина, путешествующая в одиночку по такому захолустью, как Пограничье, обречена выслушивать кучу дурацких вопросов и рискует влипнуть в довольно опасные переделки. Лучше уж казаться не тем, что ты есть. Безопаснее. Хотя какая тут, к демонам, безопасность… По дороге нельзя проехать, чтобы на тебя не напали.

– Что-то я не припомню, чтобы нас знакомили, – осторожно сказала я. Мой неожиданный «приятель» ухмыльнулся в ответ, плюхнулся за стол напротив меня и бесцеремонно стянул с моей тарелки еще нетронутый кусок ветчины.

На вид этому самоуверенному нахалу было лет семнадцать или восемнадцать. Долговязый, весь какой-то нескладный, близко посаженные ехидные глаза темно-серого цвета, светлые, неровно подстриженные волосы, разделенные посередине темной прядью. Одет, как и большинство здешнего народа, в домотканое тряпье, украшенное аляповатой, на мой взгляд, вышивкой. Правда, болтающийся на поясе кинжал – хорошей работы. И еще медная пряжка на плече с тремя листьями какого-то дерева – герб? Но чей? Вряд ли его собственный… Значит, владельца. Хотя мальчишка не похож на забитого кмета…

Среди моих близких и дальних знакомых юнец точно не числился, а потому, когда он расправился с ветчиной и потянулся к моей кружке, я решительно потребовала:

– Немедля объяснись или сгинь!

– Не, ты чего? – возмутился парень. – Я, можно сказать, своей шкурой рискую, спасаю его, а что в награду? Сначала едва не зарезал, теперь вина жалеет! Кстати, твоя вторая лошадь убежала в Кайгу.

– А? – глупо переспросила я. – Какая лошадь?

– Гнедая со светлыми подпалинами, – мальчишка все-таки завладел моей кружкой. – Да ты что, совсем бестолковый?

Видимо, уничтоженные еда и вино сделали свое дело – я стала соображать медленнее, чем обычно. Кто еще был на месте моей схватки с грабителями и мог все видеть? Ответ напрашивался сам собой.

– Оборотень… – с трудом выговорила я. Развеселившийся юнец кивнул и дружелюбно посоветовал:

– Рот закрой, а то ворона залетит и гнездо совьет.

Я захлопнула челюсти с такой силой, что лязгнули зубы. Та-ак. Сколько раз слышала: Пограничье – земля оборотней? Вот тебе и представитель сего народа. Живьем, так сказать. Сидит, ухмыляется до ушей и уничтожает мое вино, за которое, между прочим, деньги плачены! А я-то, бедная, голову ломаю – почему во всех поселениях, которые я миновала, меня частенько преследовало странное ощущение – будто рядом находится притаившееся дикое животное. И запах – как от скошенной пару дней назад и слегка подвявшей на жарком солнце травы. Значит, это знак присутствия оборотня. Куда я только попала… Сидела бы себе в Ианте и горя не знала… Теперь представляю, как чувствуют себя люди, узнающие, что я – не совсем человек. Выражение «обухом по голове», оказывается, очень верно передает подобное состояние…

Мальчишка протянул руку и осторожно потряс меня за плечо:

– Эй, парень, спишь на ходу?

– Нет, – вздохнула я, решив смириться с тем, что высокоученые философы в Бельверусе именуют «реальностью, данной нам в жизненных ощущениях». Проще говоря, принимай вещи такими, какие они есть. Раз твой знакомый оказался оборотнем, то ничего с этим не поделаешь. – Хозяин!

– Чего? – донесся от стойки недовольный голос.

– Два пива, – мрачно потребовала я. Не люблю я этого мутного пойла, но здесь его, как я успела понять, хлещут при каждом удобном и неудобном случае. Радостно оживившийся мальчишка не составлял исключения. Может, и в самом деле после такой мерзости, как здешнее пиво, в голове прояснится?

Когда на нашем столе появились две увесистые глиняные кружки с шапками грязновато-белой пены, я с трудом приподняла свою:

– За знакомство, что ли?

– Давай, – согласился юнец. Кружки с глуховатым цоканьем сдвинулись.

– Кстати, я – Винар, – представилась я. Именно это имя было записано в одной из моих подорожных и, если кто заинтересуется, он без труда убедится, что человек с таким именем – мелкопоместный зингарский барон – действительно существует и в данное время выполняет различные мелкие поручения для короны Аквилонии. В основном доставляет послания из Тарантии в Кордову и обратно. – Я из Зингары, знаешь, где это?

– На полудне, у океана, – не задумываясь, ответствовал мальчишка. Понятно, в здешнем захолустье не совсем сосновые пеньки живут. – Меня называют Темвиком, сыном Магнуса. Я здешний, из Лерзака… Слушай, а чего тебя из Зингары сюда занесло, ежели не секрет? Выгнали, что ли? Или бежишь от кого?

Я помотала головой:

– Служба. Я гонец. Приказано отвезти письмо в Вольфгард – вот и скачу.

– Гонец? – Темвик, явно не поверив, смерил меня взглядом и точно прикинул, много ли во мне веса. Поколебался и брякнул: – Ты извини, но ты ж как есть задохлик! Нет, дерешься ты здорово, я видел, но…

– Сила – это еще не главное, – с достоинством возразила я. – А если не веришь – пошли во двор. Спорим, я тебя по стенке размажу и даже без особого труда?

– Не буду я с тобой спорить, – отмахнулся полуволк. – Давай лучше еще выпьем.

– А давай! – неожиданно согласилась я. Было как-то очень необычно сидеть в захолустном трактире где-то на краю земли и пить горьковатый эль с оборотнем. Я бы даже сказала – с весьма разговорчивым оборотнем. От меня требовалось иногда задавать обманчиво невинные вопросы и поддакивать в нужных местах. Впрочем, я даже не слишком притворялась – мне действительно была интересна легкомысленная и жизнерадостная болтовня мальчишки.

Так я узнала, что Темвик – вовсе не околачивающийся по трактирам праздный бездельник, а вольнонаемный следопыт стражи Пограничья, отвечающей за безопасность дорог. Что живет он по большей части в Вольфгарде, но сейчас его отпустили на несколько дней домой, проведать семью, которую он называл «Стаей». Я решила, что это вполне правильное название: у людей сородичи объединены в семьи, у волков – в стаи. Темвик ходил в бург Кайгу, навестить друзей, а возвращаясь, заметил скачущую по дороге лошадь, за которой волочились обрывки поводьев, и догадался, что поблизости кто-то попал в беду. На мое счастье, он успел вовремя, обошел место моей схватки с грабителями и напал на лучника, уже готовящегося выстрелить. Потом убедился, что я в состоянии передвигаться и побежал в Лерзак, здраво рассудив, что я доберусь до выселка и наверняка остановлюсь в трактире.

– Что ж вы за охрана дорог, коли мирному путешественнику проехать нельзя? – искренне возмутилась я. – И что это были за мерзавцы, которые на меня напали?

Мне доходчиво растолковали, что стражники, ведающие охраной дорог, не могут быть в сотне мест одновременно. А также поведали захватывающую историю, как в конце лета выследили и разгромили шайку Кривого Джефы, грабившего караваны на Немедийском тракте, но, как выяснилось, не всю. Кое-кто из разбойников успел сбежать и теперь время от времени нападал на одиноких путников навроде меня.

– Ты в Кайге останавливался? На постоялом дворе платил? – в ответ на все вопросы Темвика я согласно кивала. – Наверное, кто-то из них подсмотрел, что у тебя деньги водятся и шепнул дружкам. Вот они тебя и поджидали.

Короче, сама виновата. Нечего звенеть кошелем, полным серебра, на глазах у честных грабителей и тем самым вводить их во искушение. Скажи спасибо, что легко отделалась. Всего лишь рассталась с лошадью, груженой припасами, и заполучила дырку в новеньком сапоге. Так что не выпить ли нам еще – за мое благополучное спасение?

После третьей кружки я поняла, что на сегодня с меня хватит. Мне завтра еще ехать и ехать. Сколько там осталось до Вольфгарда – пять дневных переходов, шесть?

Темвик увлеченно излагал какую-то запутанную повесть, но на середине вдруг сбился, икнул, захихикал и спросил, не хочу ли я прогуляться на улицу. Я хотела – там наверняка не так жарко. И что-то творилось с моими глазами – перед ними все плыло то влево, то вправо. Может, на холодке пройдет?

Наша первая попытка встать бездарно провалилась. Мы тщетно поломали головы над вопросом – это пол качается или с нашими ногами что-то не в порядке? Вторая вышла более успешной и мы с оборотнем вывалились наружу, застряв в дверях и случайно перевернув какую-то бочку.

На единственной улице Лерзака было на удивление светло и холодно. С чистого неба сыпались редкие снежинки. Мы немного попинали пустую бочку, хихикая над тем, как она скачет на ухабах, потом Темвик запутался в своих не в меру длинных ногах и упал в сугроб. Я самоуверенно попыталась его вытащить, но вместо этого шлепнулась сама. Откуда-то явилась тощая шавка с облезлой шерстью и принялась уныло гавкать. Оборотень в ответ зарычал, собачонка зашлась в визгливом лае, а меня разобрало беспричинное неуемное веселье.

Наконец, я поднялась на ноги и протянула руку все еще сидевшему в сугробе Темвику. Он ухватился за меня, пытаясь встать… и вдруг замер, уставившись слегка расширившимися глазами через мое плечо.

Однажды я пережила землетрясение, навсегда запомнив это противное ощущение содрогающейся под ногами земли и полнейшей беззащитности. Перед гневом природы равны все – и короли, и герои, и последние кметы.

Почва под нами мелко тряслась. Высокие, в рост человека, сугробы по краям улицы начали рассыпаться, а с крыши трактира с легким шорохом посыпался снег.

– Ч-что это? – с трудом выговорила я. Кружившийся в моей голове радостный хмель мгновенно куда-то сгинул. Похоже, с Темвиком случилось то же самое. Он вскочил, по-прежнему не отрывая взгляда от чего-то за моей спиной.

Я редко пугаюсь, ибо повидала за свою жизнь довольно много жутковатых событий, вещей и людей, но сейчас мне стало страшно. И все же я нашла в себе силы оглянуться. Оглянулась и осталась стоять с приоткрытым ртом, намертво вцепившись в рукав не менее перепуганного мальчишки-оборотня.

Далеко-далеко, наверное, не меньше, чем в полусотне лиг от нас, разливалось оранжево-красное дрожащее зарево. На его фоне отчетливо выделялась причудливая темная линия гор, словно нарочно для такого случая выведенная рукой искусного рисовальщика. Лохматые языки яростного огня беззвучно плыли вверх, к чистому ночному небу, скручиваясь в кипящий багровый шар пламени, пронизываемый светло-фиолетовыми молниями. Огонь поднимался все выше и выше, соединяясь с землей лишь тончайшей ножкой пепельно-серого вихря, мотающегося туда-сюда…

Я покосилась на Темвика – парень стоял, выкатив глаза и что-то лихорадочно бормоча про себя. Наверное, у меня видок был не лучше.

Потом до нас долетел гулкий, величественный раскат, от которого я на несколько тягуче-долгих мгновений полностью оглохла.

«Это молнии богов, а за ними ударяет гром, – подумала какая-то часть меня, с потрясающим спокойствием созерцавшая жуткие клокочущие тучи, в которых противоестественно перемешались мрак и огонь. – Богам надоели смертные, они решили очистить землю и все начать сначала…»

Бешено вращавшийся смерч вдруг порвался пополам. Нижняя воронка, словно потеряв силы, нырнула вниз, верхняя поплыла к разбухающему на глазах шару огня. Теперь я затруднилась бы определить его цвет – алое, лиловое, непроглядно-черное, снежно-белое и пурпурное смешались в дикий хаос, для описания которого люди пока не придумали слов. На него можно было только смотреть, но даже зрение отказывалось принимать увиденное. Долетел еще один раскат грома, но я его не услышала, а, скорее, почувствовала – так ударило по уже оглохшим ушам. Земля дрожала, готовясь расколоться и стряхнуть топчущихся по ее поверхности букашек, а я смотрела на медленно плывущий ввысь сгусток пламени и думала, что совершенная красота и подлинный ужас частенько неотличимы друг от друга. И сейчас мы все, наверное, погибнем, и это будет ужасно нелепо и невовремя, потому что я так хочу жить!..

Я хотела зажмуриться, чтобы не видеть, как всепожирающее пламя ринется вниз и неудержимой волной покатится на полдень, через цветущие, полные жизни страны и города, оставляя за собой черный невесомый пепел, но не смогла. Если уж мне суждено умереть, то я умру с открытыми глазами.

Косматое облако плыло на невообразимой высоте, затмевая яркие зимние звезды. Оно поднималось все выше, мерцая всеми цветами безумной радуги… и таяло. Становилось прозрачнее, все больше походя на рваную тучу, затянувшую половину неба. Потом налетел ветер, растрепавший зловещую черную тучу на клочкастые обрывки тумана. И стало очень тихо.

Спустя некоторое время до меня дошло, что на самом деле я просто ничего не слышу. Мимо нас несколько раз пробегали перепуганные люди и, судя по их открывавшимся ртам, что-то кричали, но мои уши словно были плотно заткнуты мягкой ветошью. Наконец, сквозь нее пробился ликующий крик Темвика:

– Оно улетело, улетело! Слышишь, оно улетело! Ну кивни хотя бы, если слышишь!

– Слышу, – с трудом выговорила я. За голосом Темвика в мою голову неудержимой лавиной ворвались другие звуки – чей-то надрывный плач, шорох медленно осыпающегося снега, приглушенный топот ног бегущих людей, истерическое вскрикивание и пронзительный собачий вой. А может, волчий – кто их разберет.

Я огляделась. Вроде ничего из построек не пострадало. Наверное, нас спасло то, что мы находились довольно далеко от гор и от… Великие боги нашей бедной земли, что же сейчас произошло? Может, так и выглядит недоброй памяти зеленый огонь? Хотя нет, сказано же – «зеленый»… Увиденное мною и Темвиком больше смахивало на чудовищную, небывалой силы грозу. Может, свирепые и жестокие боги полуночи и в самом деле за что-то разгневались на смертных?

– Винар, очнись, – обеспокоенный Темвик слегка потряс меня за плечи. Рвавшийся в уши собачий вой стих, истошных криков тоже больше не было слышно. Люди собирались кучками посреди улицы, с опаской поглядывали на небо и переговаривались, но первая волна паники уже схлынула. Крепкий народец в Пограничье. В любом городе Немедии или Аквилонии уже начался бы всеобщий исход, в котором кого-нибудь обязательно затоптали, а немедленно объявившийся самозваный пророк голосил бы о наступающем конце света и призывал всех покаяться… – Эй, Винар!

Поняв, что ответа от меня не дождаться, оборотень просто-напросто потащил меня за собой. Направлялся он прямым ходом туда, откуда мы недавно выбежали, то есть в трактир. Входя, я с опаской посмотрела вверх, но толстые закопченные балки выглядели вполне надежно и обрушиваться нам на голову в ближайшее время не собирались. Трактирщик, к моему величайшему изумлению, крепко спал.

Я плюхнулась на скамью и обхватила голову руками. Темвик ушел и скоре вернулся с двумя вместительными кружками, наполненными… ну конечно же, пивом!

Надвигающаяся необходимость снова употреблять эту мерзость заставила меня придти в себя. Я решительно отпихнула предложенную кружку, встала и отправилась искать чего-нибудь получше. За стойкой обнаружилась почти полная бутыль дешевого пуантенского вина, которую я без малейших угрызений совести позаимствовала.

– Как думаешь, что это было? – спросил оборотень, выхлебав почти полную кружку.

– Не знаю, – вяло отозвалась я. – И не уверен, что хочу знать.

– Я решил – помрем сейчас все, – признался Темвик и вдруг просветлел: – Слу-ушай! Это же возле Граскааля творилось, ну, возле гор Граскааль! Вдруг той штуке, что гномы там выкопали, конец пришел? Вдруг это она так издыхала?

Я понятия не имела, о какой «штуке», откопанной гномами, толкует мой приятель-полуволк, но в моей голове неожиданно выстроились звенья очень прочно откованной мысленной цепочки, на одном конце которой была зловеще притихшая Тарантия, а на другом возникли пылающие огнем слова: «Надо как можно скорее добраться до Вольфгарда.»

– Мне нужно в Вольфгард, – сказала я, перебив разглагольствования Темвика. Он осекся, внимательно посмотрел на меня и прямо спросил:

– А чего сейчас-то вдруг занадобилось? От нас до столицы полных пять дней пути, а то и шесть…

– Я должен быть там, – упрямо повторила я. Чем бы ни оказалась только что сотрясшая небо и землю чудовищная гроза, я была уверена, что она имела прямое отношение к тем людям, за которыми я гналась. Я безнадежно опаздывала, а теперь просто не представляла, как мне быть. Плевать на заговорщиков, с такими крушениями миров никакие заговорщики не понадобятся! Чует мое сердце, что без моих друзей-приятелей и благоверного супруга никак не обошлось…

– Должен, значит, – задумчиво повторил Темвик и поскреб свои давно нечесаные лохмы со странной черной прядью. Я усердно закивала. – Вот что. Никуда ты сейчас не поедешь, потому что запросто с седла свалишься. Это раз. Неизвестно, что там на дорогах делается и ночью по ним скакать – только головой зря рисковать. Это два. Поэтому ложись спать, а завтра рано утром я тебя проведу по короткой дороге через леса до Брийта. В Брийте будем через пару дней, а от него до Вольфгарда – дневной переход. Согласен?

Я на мгновение задумалась. Землетрясение наверняка вызвало не одну лавину и засыпало и без того малопроходимые дороги Пограничья. Я, конечно, хорошо вижу ночью, но здешние места почти не знаю. Меня обещают провести кратким путем. Три дня пути – это не пять и тем более не шесть. Конечно, и за три дня может случиться что угодно, но, кажется, самое страшное уже произошло. Если все погибли – дай Митра, чтобы это было не так! – то я все равно ничего не смогу исправить, а если кто-то жив – у меня появляется возможность перехватить этого человека или людей в Вольфгарде…

– Идет, – сказала я. – Встречаемся завтра утром. Слушай, а ты уверен, что не собирался побыть дома еще пару деньков? Если так, то ты не обязан тащиться со мной. Нарисуй мне план или объясни, по какой дороге ехать и где сворачивать…

– Мне тоже надо возвращаться в Вольфгард, – отмахнулся оборотень. – Меня отпускали всего на седмицу, а она уже кончается. И в столице наверняка отыщется умная голова, которая доподлинно знает, что такое стряслось в Граскаале. Так я зайду за тобой завтра? То есть уже сегодня? Не проснешься – уеду один.

– Проснусь, – пообещала я. Собственно, я даже не была уверена, удастся ли мне сегодня заснуть. А если таковое чудо произойдет, мне наверняка приснится жуткий разбухший комок багрового огня, уплывающий в безмятежное ночное небо.

Темвик допил свое пиво и ушел домой, а я, повздыхав, начала устраиваться на ночлег – подбросила в еле горевший очаг дров, расстелила на лавке изрядно потрепанный полушубок, завернулась в него… и спустя миг вскочила, когда мне гаркнули в ухо:

– Вставай!

Оборотень не шутил – за узкими оконцами, затянутыми мутной слюдой, и в самом деле теплился серенький зимний рассвет.

За свою довольно бурную жизнь я привыкла к путешествиям. Однако доныне все мои странствия проходили в теплых странах, где достаточно вечером развести костер и можно не беспокоиться, что замерзнешь ночью. В Пограничье же каждое разбитие лагеря сопровождалось долгим вытаптыванием снега, пока не получалась небольшая полянка, лазаньем по глубоким сугробам за дровами и натягиванием толстого войлочного полога, отбрасывающего тепло костра к земле. Кроме того, спать приходилось вполглаза, чтобы время от времени вставать и подвигать тлеющее в костре длинное бревно. Необходимость заботиться о лошадях я в этот список не включаю – и так понятно, что наше передвижение напрямую зависело от хорошего состояния наших скакунов.

На ночевке я воочию убедилась, что Темвик не разыгрывает меня, прикидываясь оборотнем. Мысль о существовании человеко-волков упрямо не желала укладываться в моей голове и я предположила, что Темвик просто подсмотрел за происходившей возле Лерзака схваткой, а после решил поморочить мне голову. Однако на вторую ночь я проснулась посреди ночи и обнаружила, что спавший напротив меня Темвик исчез. Все его вещи были на месте, а вот самого болтливого следопыта не обнаружилось.

Сначала я собиралась заорать, потом подумала, сходила за арбалетом, зарядила его и уселась ждать. Где-то через половину колокола до меня долетело чуть слышное поскрипывание снега под приближающимися шагами, и в тусклый круг света вошел уже знакомый мне длинноногий молодой волк в пушистой темно-серой шубе с черной полосой вдоль хребта. От него слегка пахло свежей кровью, и я сообразила, что мой проводник отдавал дань своей звериной половине – ходил охотиться. Увидев, что я не сплю, он беззлобно оскалился, помахал мне хвостом и забрался на свое место.

Я была уверена, что сейчас он начнет превращаться в человека и на всякий случай отвернулась – вдруг оборотни не любят, когда на них глазеют во время смены облика? Спустя примерно двадцать ударов сердца до меня долетел сдавленный стон и неуверенно выговоренное:

– Эй, я уже все…

Действительно, все. Зверь пропал, вместо него лежал завернувшийся в меховой плед Темвик.

– Я думал, ты спишь, – слегка дрожащим голосом сказал он. – Вот и ушел.

– Да ладно, – сказала я. – Мало ли у кого какие привычки. А кому сегодня не повезло?

– Зайцу, – хмыкнул оборотень, опустил голову и, по-моему, тут же заснул. Я еще полежала, глядя на перебегающее между угольков пламя. Что ж, с одной загадкой Пограничья я разобралась. Полулюди-полуволки действительно существуют и ничем не отличаются от обыкновенных людей. Теперь бы еще узнать, что же такое мы видели два дня назад… Собственно, всю дорогу мы только об этом и говорили, придя к трем решениям – либо пробудился сильнейший вулкан, либо в лежащей за горами Гиперборее кто-то баловался особо могущественным волшебством, либо таинственное «зеленое пламя» придумало новую гадость для рода смертных.

Я также наконец услышала историю, предшествовавшую появлению зеленого пламени в землях Заката, о загадочной вещи, выкопанной гномами и о появившейся недавно туманной стене, надежно укрывшей от любопытных взглядов часть Граскаальских гор. После этого рассказа мне захотелось послать коня галопом, чтобы поскорее оказаться в Вольфгарде, но из-за глубоких сугробов это оказалось невозможно. Меня изводили дурные предчувствия и страх. Не за себя, но за находившегося где-то неподалеку короля Аквилонии и его спутников.

…Покинув встревоженную ночным происшествием деревеньку Лерзак, мы около полулиги ехали по широкому тракту, ведущему через лес, а затем Темвик решительно свернул в чащу, показавшуюся мне совершенно непролазной. Вскоре обнаружилось, что по лесу разбегается множество еле заметных узеньких тропок – шириной как раз, чтобы пройти лошади. Я не стала спрашивать, кто их проложил.

Темвик уверенно вел меня через дремлющие зимние леса куда-то на восход. Потом мы начали заметно уклоняться к полуночи, переночевали в заметенном снегом овраге – тут я раз и навсегда удостоверилась в реальности оборотней – а наутро продолжили путь. Привал мы устраивали всего один раз, в середине дня, и Темвик заявил, что до Брийта осталось всего ничего. Моя попытка выяснить, сколько лиг составляют это «всего ничего» успеха не принесла.

День клонился к вечеру, когда мы неожиданно выбрались из кажущегося бесконечным леса на широкую просеку и Темвик провозгласил:

– Брийт! Приехали!

Я посмотрела вперед, вдоль просеки, не обнаружила никаких признаков человеческого жилья, и возмутилась наглым обманом наивного гостя страны. Оборотень захихикал, ткнул рукой куда-то влево и пояснил, что ограда Брийта будет видна, как только мы минуем вырубку.

Так и получилось. С опушки леса я увидела несколько невысоких холмов, плавно переходящих друг в друга, а на вершине одного из них – внушительную деревянную городьбу и спрятавшееся за ней поселение, довольно обширное для здешних мест. Похоже, здесь обитало не меньше тысячи человек.

У ворот Брийта неразговорчивый и хмурый стражник тщательно проверил мою подорожную. Я незаметно принюхалась – от стражника шел еле уловимый аромат летней чащи и притаившегося зверя. Значит, оборотень. А с виду вроде человек как человек…

Кроме мрачного оборотня, бывшего старшим караула, въезд в поселение охраняли несколько обычных людей и обвешанные железом гномы. Это меня не удивило – я уже слышала рассказы о бедствии, постигшем подгорный народ, и о том, что теперь карлики вынуждены жить на поверхности. Особой радости по этому поводу никто не испытывал – ни люди, ни сами гномы, привыкшие обитать под землей. Потрясенные гибелью привычного им уклада жизни, гномы стали не в меру раздражительны, частенько ввязывались в ссоры с людьми и вообще вели себя как нахальные гости, чрезмерно засидевшиеся за столом.

Темвика пропустили без всяких расспросов – похоже, его здесь хорошо знали. С меня же, несмотря на записанную в подорожной должность гонца, содрали половину серебряного талера. Так что я ехала по улице и громко возмущалась, пока Темвик не пообещал угостить меня хорошим обедом на эти самые полталера, лишь бы я только заткнулась.

Брийт действительно заслуживал наименования «городка». Даже в быстро наступающих сумерках можно было разглядеть, что на бедность здесь никто особо не жалуется, что дома по сторонам главной улицы строены, что называется, «на века», и даже обычно не в меру буйных гномов здесь как-то сумели призвать к порядку.

Широкая заснеженная улица, по которой мы не спеша ехали, заканчивалась площадью с двумя наиболее заметными зданиями в поселке – облупившимся от времени и плохой погоды храмом Митры и расположенным напротив него двухэтажным добротным домом. Вход в дом украшала кричаще-яркая вывеска – на зеленом фоне стояла на задних ногах белая упитанная лошаденка. Над крыльцом в три ступеньки призывно горели забранные в медную решетку масляные фонари.

Мы как раз проезжали мимо полуоткрытых дверей храма, когда из-за угла здания стремительным шагом вышел человек, скользнул по нам равнодушно-скучающим взглядом, счел, что мы не представляем ни опасности, не интереса, и направился к теплым огонькам над дверью трактира. В сизоватых сумерках я разглядела только высокую, хорошо сложенную фигуру – как у большинства здешних уроженцев.

Человек поднялся на крыльцо, но почему-то не торопился входить и присоединяться к царящему в таверне веселью – я даже отсюда слышала громкие голоса и смех. Незнакомец стоял и смотрел, как мы постепенно приближаемся, как фыркают наши усталые лошади, выпуская облачка теплого пара, и, наконец, как мы останавливаемся возле трактирной конюшни. Легкие сухие снежинки, кружившиеся в воздухе, оседали на непокрытой голове неизвестного, поблескивая в черных волосах.

«Я не стану его окликать, – упрямо повторяла я, с ужасом обнаружив, что все когда-то приготовленные слова стремительно улетучились. – Не буду окликать… Прошло без малого полтора десятилетия, конечно, он меня забыл. Ведь я – всего лишь одна из многих мимолетных подружек. Я не пойду в трактир. Попрошу Темвика, пусть заглянет и разыщет невысокого типа средних лет. Наверняка он там. Значит, все в порядке, они возвращаются домой и ничего не случилось… Может, и мне домой поехать?.. Я не захнычу, как глупая девчонка. Я не заплачу…»

– Ты чего пялишься? – оказывается, Темвик уже спрыгнул с коня и стучал в запертые ворота конюшни. – Слезай, приехали!

– Это и есть ваша «Прыгающая кляча»? – с удивлением услышала я свой собственный голос. Благодарение богам и особенно Иштар, он не дрожал.

Человек на крыльце медленно, точно сомневаясь, спустился по ступенькам и направился к нам. Темвик стоял к нему спиной, вдобавок, он был до глубины души возмущен моей переделкой названия знаменитого на все Пограничье трактира и не слышал поскрипывания снега под подступающими шагами.

– Не «Прыгающая кляча», а «Танцующая лошадь»! – оборотень еще раз сердито ударил кулаком по доскам жалобно скрипнувшей двери. – Да что они там, перемерли?

Я ерзала на спине недоумевающего Броуги, теребила поводья и ругала себя последними словами. Да что же это со мной творится? Почему я не в состоянии справиться с воспоминаниями пятнадцатилетней давности?

Незнакомец, мягко ступая, подошел к нам и положил руку на холку моего коня. Темвик оглянулся и открыл было рот, чтобы начать возмущаться, но человек уверенно проговорил:

– Кажется, я тебя знаю.

Я отрицательно помотала головой. Капюшон плаща надвинут достаточно глубоко, он не разглядит моего лица. Если Темвик поднимет крик – он наверняка не захочет связываться с мальчишкой и решит, что ошибся. Он не мог меня узнать. Не мог. Не мог и все! Он давно и прочно меня забыл!..

– Ну-ка посмотри на меня, – спокойно потребовал незнакомец. Оборотень растерянно переводил взгляд с меня на моего собеседника, удерживавшего на месте мою лошадь, и явно не мог решить, как поступить. Дракой вроде не пахло, хотя и встречей давних друзей тоже. А в возможном поединке Темвик здраво расценивал свои шансы на победу как ничтожные.

– Посмотри на меня, – повторил неизвестный. Мои руки сами собой поднялись и отбросили капюшон на спину.

Несколько долгих, тягучих мгновений мы смотрели друг на друга, узнавая сквозь пелену прошедших лет тех давно ушедших людей, которыми мы были. А потом он неуверенно спросил:

– Ринга?.. Это в самом деле ты?..

– Здравствуй, Конан, – с усилием выговорила я. – Знаешь, а ты не изменился… Совсем… А я вот… Такая…

– Если ты сейчас заревешь – я поверю, что мир сошел с ума, – слегка дрогнувшим голосом проговорил Конан.

– Не дождешься, – я все-таки предательски хлюпнула носом и попыталась вытащить ноги из стремян. В следующий миг меня без всякого усилия выдернули из седла, поставили на землю и обняли с такой силой, что я задохнулась. Самое смешное, что я ничего не имела против…

Неизвестно, сколько бы мы так простояли под медленно падающим снегом, но все нарушил растерянный голос Темвика:

– Погоди, погоди, ты что… девчонка?

Я слегка высвободилась и уже почти спокойным голосом ответила:

– Знаешь, это отнюдь не единственный мой недостаток среди множества других.

Конан хмыкнул и добродушно посоветовал оторопевшему оборотню:

– Эй, парень, остынь. У этой девицы любимейшее занятие – морочить головы честным людям.

– Я понял, – зло бросил Темвик, схватил под уздцы своего возмущенно заржавшего коня и резко потянул за собой, прочь от трактира.

– Ты куда? – запоздало крикнула я ему вслед. – Темвик, ты чего? Что случилось?

– Ничего! – долетело до нас из снежных сумерек. – Счастливо оставаться!

– По-моему, он обиделся, – философски заключил Конан, по-прежнему не отпуская меня. – Ты оказалась женщиной, а он умудрился этого не заметить… Где ты его отыскала? И кто он вообще такой?

– Он… – начала я, но меня тут же перебили:

– Слушай, а откуда ты-то сама взялась? Нет, пока помолчи. Пошли, посидим, и ты мне все подробненько расскажешь. Только не вздумай опять врать через слово, ладно?

Я кивнула, оглянулась через плечо – дверь конюшни все-таки открылась и моего Броуги как раз заводили туда – и пошла рядом с Конаном к дверям таверны, стараясь подладиться под его шаг. Мне почему-то было слегка грустно и весело одновременно. Интересно, какое выражение появится на физиономии Мораддина, когда он узреет меня? Зря, конечно, я задела болезненное самолюбие мальчишки-оборотня, но ему от этого особого вреда не будет. Просто небольшой урок на будущее.

Мы поднялись по скрипнувшим ступенькам и вошли в «Танцующую лошадь». Странно, сейчас это название уже не казалось мне глупым и провинциальным. Вполне подходящее наименование для трактира.

Конану было глубоко наплевать на удивленные взгляды, сопровождавшие наше продвижение через общую залу «Танцующей лошади». Он целеустремленно тащил меня за собой к лучшему месту в таверне – к столу возле самого очага. Здешний огромный очаг, обложенный закопченными валунами, больше напоминал жерло раскаленного вулкана, но я уже успела настолько промерзнуть, что согласилась бы даже на предложение посидеть возле лавового потока.

По пути я успела быстро оглядеться. Трактир в основном заполонили гномы, оттеснив в углы немногочисленных людей и, возможно, присутствовавших среди них оборотней. Подгорные карлики пребывали в приятном состоянии опьянения, вовсю горланили и веселились. Люди косились на них с плохо скрываемой неприязнью.

За столом, занимаемым спутниками Конана, сидели три человека. Все – военные, это бросалось в глаза за лигу. Мораддина среди них не было, что заставило меня слегка насторожиться.

Старший из незнакомцев, мрачноватый вояка лет тридцати, изумленно воззрился на меня. Я его вполне понимала. Куда это годится – человек ненадолго выходит подышать свежим воздухом, а возвращается в обнимку с подозрительно выглядящей особой, которая вдобавок еще и хромает?

– Знакомьтесь, – Конан слегка подтолкнул меня к столу. – Паллантид, это Ринга…

– Во-первых, госпожа Ринга, – я, не долго думая, бесцеремонно плюхнулась на скамью. – Во-вторых, не просто Ринга, а графиня Эрде. Добрый вечер, месьоры. Прошу прощения за столь внезапное вторжение. И еще раз извиняюсь – мне настоятельно необходимо переговорить с… с Его величеством наедине, – я попыталась улыбнуться, но улыбка получилась кривоватая и откровенно вымученная. Аквилонцы покосились на Конана, получили в ответ подтверждающий кивок, выбрались из-за стола и подсели к компании гномов. Киммериец устроился напротив меня и ехидно поинтересовался:

– Это с какой стати ты присвоила себе имя Мораддина? Или титул графов Эрде в вашей Немедии носит каждый второй?

– А что, он тебе не похвастался? – удивилась я. Мораддин, конечно, настоящий кладезь тайн, которые никогда не выйдут на свет, но я полагала, что он наверняка поведает старому приятелю о моей судьбе. – Мы поженились. Сразу после твоего отъезда из Бельверуса. И, если придерживаться уложения о титулонаследии, Эрде – мое имя, а не его…

Конан преувеличенно трагическим жестом схватился за голову:

– Я так и знал, что этим закончится! Признайся, ты ему плеснула в вино какой-нибудь отравы? Или он так расплатился за должность в вашем Вертрауэне?

– Между прочим, – голосом на редкость сварливой старухи произнесла я, – если бы ты хоть иногда прислушивался к тому, что я говорю, оказался бы на его месте!

– Премного благодарен, – хмыкнул киммериец и откровенно признался: – Я бы придушил тебя на второй же день. Или сбежал куда подальше. Не обижайся, но характер у тебя – врагу не пожелаешь. Как Мораддин только тебя терпит?

– Ты невозможен, – вздохнула я. Вот тебе и пятнадцать лет разлуки. Только встретились, а уже успели обменяться колкостями. И кажется мне, что пролетело не полтора десятка быстрых годов, а всего пяток. Да, мы немного постарели, поднабрались опыта, но в душе остались теми же… – Кстати, куда ты дел Мораддина? И всю остальную компанию? Учти, Твое величество, я мчусь за вами от самой Тарантии и намерена получить внятные ответы на оч-чень интересующие меня вопросы…

– Почему ты такая любопытная? – осведомился Конан. – И с какой стати тебе вдруг понадобилось догонять нас? Что, в Немедии дел мало?

– Потому что кое-кто из твоих же подданных решил на тебя поохотиться, – отрезала я. – Так где изволит шляться граф Эрде?

– В Граскаале, – пожал плечами Конан. Я вздрогнула, оглянулась – все вокруг были заняты своими разговорами – и быстрым шепотом проговорила:

– Значит… Значит, гроза два дня назад… Это была не настоящая гроза? Вы отыскали это чудовище?

Конан внимательно и долго смотрел на меня, точно что-то решая про себя, а затем медленно кивнул. Я тихо взвизгнула и ударила кулаком по столу:

– Я увидела это… явление и сразу подумала, что без вас там не обошлось! Но как?! Каким образом вы это сделали? И… Остальные погибли? Да? Ну не молчи же, говори! Конан, пожалуйста, очень тебя прошу – что с Мораддином?

Кажется, я едва не сорвалась на крик, потому что на нас стали подозрительно оглядываться, а аквилонские гвардейцы явно прикидывали, не стоит ли для поддержания порядка в трактире выкинуть меня на улицу.

– Успокойся, – мягко сказал Конан. – С Мораддином все в порядке. Там… Там, в Граскаале, мы наткнулись на нечто такое, чего я и объяснить толком не могу – было это живое создание или порождение кромешного мира…. Но понятное оно нам или нет – его больше не существует. Скоро об этом станет известно по всем странам… А Мораддин разыскал в подземельях нечто, чего еще никто на земле не видел. Какую-то древнюю вещь, которая неизвестно кем и зачем сделана. Он уверен, что сможет разобраться, для чего она предназначена и не нужно ли ее на всякий случай сломать. С ним остался его сородич, они рассчитывали пробыть в пещерах еще дня два-три… Потом Мораддин вернется – либо через Тарантию, либо сразу поедет в Бельверус. Вообще-то я хотел остаться с ним, но он твердил, что я больше нужен в собственной столице. Так занудил, что я поневоле согласился. Веллан и Тотлант в Вольфгарде – чего ради им тащиться вслед за мной до границы? У них и здесь дел по горло…

– Это кто такие? – я с облегчением вздохнула. Вполне в дотошном характере моего супруга – полезть осматривать какую-нибудь загадочную штуковину и докапываться до того, как она устроена. Любопытство раньше людей на свет родилось. И уж конечно, намного раньше гномов.

– Велл – капитан здешней гвардии и правая рука короля Эрхарда, Тотлант – придворный колдун, – пояснил Конан. – Я с ними познакомился, когда околачивался здесь года три-четыре назад. Отличные ребята… Ну так что ты здесь делаешь, скажешь наконец?

– Подожди, – я вспомнила, что Эви перечислила мне всех, кто отправился вместе с королем Аквилонии на полночь. Конан почему-то не упомянул еще одного человека… – А что стало с… Как его…

– Хальком? – киммериец нахмурился, потянулся к полупустой кружке с пивом, но пить не стал. Просто взял кружку и принялся гонять содержимое по стенкам. Затем резким движением выплеснул пиво в затрещавший огонь и сухо проговорил: – Хальк умер.

– Я… Я сожалею… – неловко пробормотала я. Можно было и самой догадаться… Эви говорила, этот молодой человек был другом Конана. А киммериец редко упоминал о своих погибших друзьях, особенно о тех, за смерть которых он не мог отомстить. – Я действительно сожалею…

– Да ладно, – глухо проговорил Конан, глядя куда-то в ревущее пламя очага. – Так уж случилось…

Мне хотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, но, как назло, в голову не приходило ничего подходящего. Мы помолчали, а потом я осторожно окликнула:

– Конан?

– Да? – неохотно отозвался он.

– Мы можем поговорить или ты не хочешь? Просто у меня есть несколько новостей, и я полагаю, что ты должен бы их знать…

– Новости плохие или хорошие? – киммериец оторвался от созерцания огня и исподлобья посмотрел на меня.

– По большей части плохие, – честно призналась я.

– Тогда говори, – слегка рассеянный взгляд Конана мгновенно стал таким же, как и всегда – цепким и внимательным. – Ты из-за этого бросилась нас догонять?

– Да, – кивнула я. – В твоей столице заговор. И знаешь, кто за ним стоит? Спорим, никогда не догадаешься!

– А на что будем спорить? – уточнил практичный киммериец. – На золото? И какая же сволочь желает получить мою голову?

– Страбонус, – ласково сказала я. – Здорово, правда?

Честно говоря, я ожидала, что сейчас раздастся жуткий вопль, от которого содрогнется трактир и замигают полузатухшие свечи, а затем посыплются разнообразные проклятия по адресу хитроумного короля Кофа. Но Конан вместо этого недоверчиво присвистнул и поинтересовался:

– Слушай, а ты уверена, что я сподобился эдакой чести? Я ж вроде ему ничего плохого не делал! Разве что давно…

– Уверена, – твердо сказала я. – Правда, пока у меня на руках нет достоверных доказательств, но…

– Ты куда сейчас собираешься? – неожиданно перебил мои рассуждения Конан. – Домой, в Немедию?

– Еще не решила, – призналась я. – Вообще-то я хотела дождаться Мораддина…

– А со мной не хочешь поехать? – без всякого хождения вокруг да около осведомился Конан. – Если, как ты утверждаешь, в Тарантии заговор, то мне пригодится во дворце человек, хорошо разбирающийся в этих вещах.

– Это что, долгожданное признание моих скромных талантов? – слегка ошарашенно спросила я. Признаться, такого я вовсе не ожидала. Да, Конан нехотя соглашался, что я несколько умнее прочих женщин, но чтобы так?.. Неужели варвар действительно поумнел?

– Я всегда говорил, что второй такой хитрюги, как ты, на свете не найдется, – невозмутимо продолжил Конан. – Так поедешь?

Я в задумчивости выбила ногтями дробь по залитой вином столешнице. Собственно, я же этого и хотела – доподлинно разобраться в том, что происходит в Аквилонии. Мне предоставляется замечательная возможность работать без досадных помех и покровительство короля. Возможно, Мораддин вскоре тоже объявится в Тарантии…

– Да, – решительно кивнула я. – Согласна. Умеешь же ты добиваться своего… Ваше величество.

Конан согласно хмыкнул и, повернувшись, окликнул своих гвардейцев, чтобы присоединялись к нам. Я поймала за рукав пробегавшую мимо служанку и попросила немедленно принести мне чего-нибудь поесть и желательно побольше.

А потом мы пили за победу и за благополучное возвращение, и за нашу неожиданную встречу, и за процветание Аквилонии, и еще за что-то… Всего не помню. Мы смеялись, болтали, вспоминали прошлое, говорили о том, где побывали и что пережили… а ночь казалась бесконечной и толстые свечи на нашем столе медленно таяли, расплываясь в лужицы беловатого воска.

К летописи прилагается подлинник письма, отправленного из Пограничного королевства и адресованного лично наместнику Аквилонии, герцогу Просперо.

«Аквилония, Тарантия, королевская резиденция.

Его Светлости герцогу Пуантена и регенту Аквилонии Просперо, в собственные руки.

Мое почтение, дражайший герцог!

В связи с попавшейся мне на глаза почтовой станцией и во исполнение данного некогда обещания сообщаю о достигнутых успехах. Впрочем, пока таковых не слишком много.

Пограничье в точности соответствует расхожему мнению о нем – слишком холодно, слишком много снега, слишком мало цивилизованных людей и слишком много гномов. Конечно, я допускаю совершенно невероятную и противоестественную в основе своей мысль, что кому-то здешние края приходятся по душе, но я к числу таковых представителей рода человеческого явно не отношусь. Вдобавок, мне пришлось три дня проторчать на границе, не имея возможности продолжить путь и терпеливо ожидая, пока закончится буран. У них, понимаете ли, началась зима! А здешняя зима – это нечто особенное… Как можно выжить человеку при таких условиях – не представляю! Впрочем, некоторые утверждают, что в полуночных областях дела обстоят еще хуже. Надеюсь, мне никогда не представится случая проверить сие обстоятельство на собственной драгоценной шкуре.

Ладно, все это – плод моих досужих размышлений и к интересующему нас предмету не относится.

Сей предмет же, насколько мне удалось выяснить, пребывает в добром здравии и продолжает двигаться в избранном им направлении. По сведениям, полученным от местных жителей, интересующую нас особу по-прежнему сопровождает около десятка гвардейцев и три доверенных лица. Между мной и преследуемым мною отрядом в данный миг пролегает два дня конного пути, между отрядом и столицей здешнего захолустья – городом Вольфгардом – около десяти дней. Так что ситуация еще вполне может измениться – как в худшую, так и в лучшую сторону. Хотелось бы верить в последнее, но в нашем на редкость неблагоустроенном мире чаще случается первое.

Мои предположения о возможной встрече с недоброжелателями пока не получили подтверждения. Что уже радует и согревает мою замерзшую в здешних непролазных снегах душу. Признаюсь честно: единственная моя мечта – поскорее вернуться в теплые края. Все остальные грезы, к сожалению, замерзли и приказали долго жить.

Ну вот, мне пора отправляться дальше. Хотелось бы верить, что в Тарантии все благополучно, и что сие послание рано или поздно дойдет до места назначения. Что-то я не слишком доверяю здешней почте, несмотря на гордую приставку «королевская» в ее названии. Однако мне клятвенно обещали, что письмо в ближайшее время будет передано гонцу для доставки к границам Аквилонии. Сие обещание мне пришлось подкрепить изрядным количеством красивых таких желтых кругляшков. Может, хоть от них будет какая-то польза. Золото вообще способно творить настоящие чудеса, в отличие от встречавшихся мне многочисленных магов и святых.

Итак, мой дальнейший путь лежит на полуденный восход, в сторону крупных поселений (по-здешнему – «бургов») под названиями Кайга и Брийт. Ни на одной из имеющихся у меня карт таковых обнаружить не удалось; впрочем, в мире пока не существует ни одной более-менее достоверной карты Пограничья. Думаю, что в Вольфгарде мне удастся нагнать известную нам особу и оказаться неподалеку от нее. Если же отряд покинет Вольфгард, я постараюсь незаметно последовать за ними. Что-то мне все это начинает все меньше и меньше нравиться, хотя я и не замечаю никаких тревожных признаков.

Кстати, еще один повод для размышления: тут все только и говорят, что о странном древнем предмете, выкопанном гномами под горами с жутким названием «Граскааль». Сей предмет якобы и является виновником недавних бедствий в Немедии и Аквилонии. Хотелось бы мне знать, что на самом деле скрывается за этими россказнями… Ведь, как известно, никогда нее бывает дыма без огня. Правда, порой случается, что источниками дыма становятся совершенно неожиданные вещи. Может, в Гиперборее кто-то перемудрил с магией? Добраться бы мне до этого шутника и поболтать душевно… О жизни, о колдовстве и многих других животрепещущих вопросах. Интересная бы вышла беседа. Поучительная.

Впрочем, доберемся до Вольфгарда – посмотрим, что здесь к чему привешено…

Засим остаюсь, с наилучшими пожеланиями -

Росита из Мессантии, Аргос.

Писано в 5 день второй осенней луны, 1288 год.

Почтовая станция в бурге Ильгорт, Пограничное королевство.

Приписка: герцог, как насчет сувенира из варварского Пограничья? У них тут почти в каждой деревне продают замечательные медвежьи шкуры. И весьма дешево, что меня поражает! Будет возможность – обязательно куплю для тебя!»