Мы в город Изумрудный...

Поговорим о дяде

— Господин старший следователь, Руф Билан по вашей просьбе доставлен.

Старший следователь с удовольствием отложил в сторону недописанный рапорт, пригладил усы и повелительно махнул рукой:

— Давайте его сюда.

Руф Билан вошёл в комнату и остановился перед столом следователя. Руки он привычно держал за спиной, однако во взгляде его не было ни намёка на смирение или раскаяние. Упрямством сверкали глаза предателя, а значительно похудевшее лицо выражало презрение ко всем присутствующим.

— Оставьте нас одних, — распорядился следователь, отсылая конвоиров-дуболомов. Затем он указал на стоящий у стены стул:

— Присаживайтесь, Билан. Не предлагаю вам чувствовать себя как дома, но вы можете расслабиться. Никто не собирается вас здесь бить или унижать.

Билан вздохнул, помялся, затем подвинул стул поближе к столу и с облегчением сел.

— Что вам нужно от меня? Я ведь уже всё давно рассказал и вряд ли что-то могу к этому добавить.

— Кто знает, Билан, кто знает, — тонко улыбнулся следователь, поправляя большие зелёные очки, за которыми совершенно не видно было глаз. — Я бы на вашем месте не был столь уверен. Всё рассказать невозможно. Поверьте моему немалому опыту. Вы в своё время сообщили нам только то, о чём мы додумались спросить, разве нет?

— Я рассказал всё, — буркнул Билан.

— Ха-ха! — почти без выражения произнёс следователь. — Будем считать, что я вам не поверил… Скажите, Билан, чего вы добиваетесь? Чего вы хотите от жизни?

— Я хочу на свободу.

— Похвальное желание. Только, боюсь, в вашем случае трудновыполнимое. Надеюсь, вы в курсе, почему?

— В общих чертах.

— Ещё раз ха-ха! Так вот, Билан, у вас появился шанс, очень слабый, прошу заметить, но вполне реальный шанс обрести желаемую свободу чуть-чуть пораньше, чем это было предусмотрено теми, кто вас осудил. Вам такая тема интересна?

Заметно оживившийся Билан с готовностью подался вперёд:

— Что я должен для этого сделать? Неужели… Впрочем, нет, не может быть.

— Уж не подумали ли вы случайно, что к Изумрудному городу подступила очередная армия Урфина Джюса и что я предлагаю вам вновь предательским образом открыть ему ворота? — расхохотался следователь.

Побагровевшее лицо Руфа Билана явно указывало на то, что догадка следователя недалека от истины.

— Хочу вас огорчить, милейший бывший смотритель дворцовой умывальни. Урфин больше не стремится к власти и всемирному господству. И для этого, заметьте, ему не понадобилась ни усыпительная вода, ни долгий процесс перевоспитания.

Руф Билан на удивление быстро справился с замешательством. Хитро улыбнувшись, он сказал, не скрывая удовольствия:

— Не очень-то вам помогла ваша хвалёная усыпительная вода, господин следователь. Я всё помню и ничего не забыл. Я остался сам собой, и у вас никогда не получится меня перевоспитать, как вы сделали это с бедными подземными королями. Не на таковского напали! А Урфин Джюс… Мне уже нет до него никакого дела. Я в нём совершенно разочаровался ещё во время конфликта с волшебницей Арахной. Урфин сломался. Великий был человек, но весь вышел. А я… А меня… Меня вам не сломить, вот!

— Да никто вас и не собирается ломать, — отмахнулся следователь. — Не возводите на нас напраслину, милейший Билан. Ну не сработала в вашем случае усыпительная вода, совершенно непонятно почему, так вам же хуже. Вместо того чтобы вести нормальную жизнь, вам приходится отбывать наказание, переносить тяготы принудительной работы на рудниках, корчевать леса, терпеть лишения… И всё ради чего? Ради того, чтобы помнить обо всех своих подлостях и преступлениях? Сомнительное удовольствие.

Руф Билан надулся и промолчал. Он никогда не признался бы в этом, но ему и самому порой было невыносимо жаль, что он оказался невосприимчивым к усыпительной воде.

— Ладно, прекратим этот спор, — сказал следователь. — Я вызвал вас не для того, чтобы вправлять вам мозги. Недавно нам в руки попал некий документ, весьма странный, скажу вам, документ, который вызвал у нас многочисленные вопросы, а у кое-кого наверху, — следователь многозначительно ткнул пальцем в потолок, — даже и вполне понятные подозрения. Вы сейчас его прочтёте, а затем вы попробуете пролить свет на его происхождение. Согласны?

Билан пожал пухлыми плечами:

— Ничего не имею против. Что за документ?

Следователь протянул ему папку с вложенным листом бумаги:

— Вот он. Он совсем небольшой, тут всего одна страничка… Вы читайте, читайте. Надеюсь, этот навык у вас усыпительная вода тоже не отобрала.

— Не дождётесь, — позволил себе огрызнуться Билан, понявший, что ничего страшного ему, вроде бы, не грозит. — Я не только читаю, я ещё и писать умею. И когда выйду на свободу, примусь за мемуары.

— С интересом с ними ознакомлюсь, — ухмыльнулся следователь. — Ну а сейчас, будьте добры, прочтите этот документик.

Руф Билан пробежал глазами по тексту, нахмурился, пожевал губами, затем перечитал всё ещё раз, уже медленнее и намного внимательнее. Затем поднял недоумевающий взгляд на следователя:

— Что за бред? Это вообще что? Кто сочинил эту галиматью?

— Какие необычные слова вам известны! — восхитился следователь. — Какие звучные! Галиматья! Так вот, малоуважаемый Билан, это вовсе не бред! На первый взгляд — да, смысла мало. Но при ближайшем рассмотрении появляются интереснейшие предположения и догадки. Любопытнейшие, я бы сказал.

— Не вижу в этой чепухе ничего любопытного, — Билан пренебрежительно швырнул папку на стол. — Полнейшая ерунда!

— А кое-кто полагает, что вовсе не ерунда, — возразил следователь, аккуратно поднимая папку и смахивая с неё несуществующую пыль. — И на то у нас есть очень веские основания. Во-первых, сразу понятно, что у данного текста не один, а сразу несколько авторов. Во-вторых, скорее всего, это не просто текст, это тщательно и весьма умело зашифрованное послание. Тайное, я бы сказал, письмо. И в свете такого предположения возникают следующие вопросы: кто автор? кто адресат? о чём идёт речь? и чем это грозит Изумрудному городу? А?

— Понятия не имею, — совершенно искренне сказал Руф Билан. — Могу с полной уверенностью заверить вас, что это писал не я, это точно писали не мне, и я совершенно уверен, что смысла во всём этом нет совершенно. Одно слово — бред!

— Хорошо. Давайте разбираться по порядку, — кивнул следователь. — Возможно, что-нибудь да и прояснится.

— Давайте, — согласился Билан. — Только всё это зря. Пустая трата времени. Впрочем, я не против. Свободного времени у меня хватает.

Следователь ухмыльнулся:

— Если вы нам поможете, у вас появится не только свободное время, но и возможность свободного перемещения.

— Обещаете? — спросил Билан.

— Обещаю. Итак, приступим. Начало документа особого интереса не представляет. Тут я с вами полностью согласен. Очень похоже на бред. К тому же совершенно неясно, когда именно происходили описанные события, если они вообще происходили. А вот дальше уже начинаются весьма любопытные вещи. Отвечайте, Билан, вы в самом деле пытались уклониться от призыва в армию Урфина Джюса или это написано с целью ввести нас в заблуждение?

— Понятия не имею, откуда откопали эту ерунду, — признался Билан. — Ни в какую армию меня не призывали и призывать не могли. Я не дуболом, не капрал и даже не генерал. К тому же я и так был в то время полностью на стороне Урфина Джюса. Да! Я не отрицаю! Более того, я говорил об этом неоднократно и совершенно не собираюсь скрывать этот факт моей биографии.

— Хорошо, — протянул следователь. — Продолжим. Что вы можете сказать о вашем путешествующем дяде?

— О дяде я могу сказать только то, что его у меня нет, — отмахнулся Билан. — И никогда не было. Похоже, автор пытался здесь намекнуть на одноногого Чарли Блека. Однако заявляю сразу: Великан из-за гор не является моим дядей!

— А что это за костюм Адама со шляпкой из страусиных яиц… о, простите, перьев?

Билан вытер вспотевшее лицо и вяло огрызнулся:

— Вот вы у дяди об этом и спросите.

— Когда мы его найдём, мы обязательно так и сделаем, — кивнул следователь. — А пока на вопросы придётся отвечать именно вам. Скажите, Билан, а что это за странный разговор о колбасе и бутербродах? И почему вы так возмутились, когда ваш дядя вас об этом спросил?

— У меня нет никакого дяди! — взвизгнул Руф Билан. — Можете вы это понять или нет? Нет ни дяди, ни тёти. И бутерброды я не люблю! Я даже не знаю, что это такое!

— Ладно, пока поверим, — согласился следователь с таким видом, что даже самому недалёкому человеку стало бы ясно, что он не верит ни единому слову допрашиваемого. — А что вы можете сказать мне о ваших связях с генералом Баан-Ну, с этим военным преступником, с этим ужасным менвитом-пришельцем, который едва не погубил всю Волшебную страну? Здесь написано, что он вас похитил, но мы-то с вами знаем, как было на самом деле, не так ли. Он прислал за вами личный вертолёт. Зачем? С какой целью? О чём вы беседовали с генералом? Ваш дядя тоже присутствовал при разговоре? Может быть, это он его и организовал? Признавайтесь!!!

Билан задыхался от возмущения. Вытаращив глаза, он беззвучно открывал рот и пытался что-то сказать в своё оправдание. Довольно долгое время у него ничего не получалось. Следователь с интересом следил за его безуспешными попытками выдавить из себя хоть слово. Наконец Билан кое-как совладал с собой и просипел:

— Не было этого! Не было! К-клевета! Наговор! Я никогда… Никогда…

— Э-э-э, милейший, похоже, вам есть что скрывать от следствия. Эвон как вы возбудились. Да-а, вижу не зря мне посоветовали пригласить вас на приватный разговор. А вот поясните мне, что это за песенка такая непонятная? «Где же лето? Жду ответа?» От кого вы ждали ответа? Не от дяди ли своего? Или это какое-нибудь незаконное заклинание?

Вытаращив глаза на следователя, Руф Билан яростно мотал головой:

— Я не умею петь! Я не знаю никаких заклинаний! Отпустите меня! Я устал!

— Всему своё время, неуважаемый Билан. У нас осталась ещё парочка невыясненных моментов. Вот, например, куда вы дели серебряный башмачок, потерянный нашей уважаемой Феей убивающего домика и случайно — а случайно ли? — подобранный вами? Куда вы его спрятали? Не могу поверить, что вам неизвестен указ нашего повелителя Страшилы Мудрого о необходимости сдавать все найденные артефакты в государственное хранилище волшебных предметов. За утаивание ценного экспоната вам грозит немалый срок, между прочим!

— Я всё сдал… Вернее, у меня всё отобрали… — забормотал Билан. — У меня конфисковали всё моё имущество, после того, как я эмигрировал по политическим соображениям к Подземным рудокопам. Если среди моих вещей и оказались каким-то образом чужие туфельки, то я к этому не имею ни малейшего отношения!

— А ваш дядя?

— Что дядя?

— Может быть, это он присвоил себе туфельку?

Минут пять Билан напряжённо размышлял, затем неохотно пробормотал:

— За дядю я не отвечаю. Если это он взял себе туфельку, то и вся вина лежит на нём.

— Ага, значит, дядя у вас всё же есть! — обрадовался следователь.

— Нет! — отчаянно выкрикнул Билан. — Впрочем, я не знаю! Я уже ничего не знаю!

Следователь улыбнулся улыбкой саблезубого тигра:

— Что вы делали в старом доме Урфина Джюса? У нас есть подозрения, что вы именно там встречались со своим дядей.

— Я не помню, — выдавил Билан. — Вы меня запутали.

— Это не я вас запутал, это вы сами запутались в своих лживых показаниях, — следователь поднялся во весь свой невеликий рост, подтянул слегка великоватый кафтан и вопросил громовым голосом:

— Кто позволил вам устраивать в Изумрудном городе кровавую пьянку с последующим побоищем? Тоже дядя? Или, может быть, тётя?

Руф Билан рухнул со стула, заломил руки и взмолился:

— Отпустите меня! Отправьте в рудники! На лесоповал! Я буду рыть канавы, я буду работать где угодно, только не мучайте меня больше! Это дядя во всём виноват! Это всё он! Я хочу в тюрьму!

Когда рыдающего беднягу увели дуболомы, следователь отклеил накладную бороду и усы, снял мешковатый кафтан и оказался старым добрым стражем ворот Фарамантом. Тщательно заперев допросную комнату, он отправился во дворец, где встретился с Дином Гиором.

— Как всё прошло? — поинтересовался длиннобородый солдат.

— Великолепно, — засмеялся Фарамант. — В лучшем виде. С помощью этой бумажки мне удалось довести нашего невосприимчивого друга до истерики. Я уверен, что он теперь надолго успокоится. Ты не поверишь, но он со слезами на глазах умолял меня отправить его на рудники.

Дин Гиор расплылся в довольной улыбке:

— Не думаю, что на рудниках обрадуются, если он туда вернётся. Он там всех довёл до белого каления своими жалобами, нытьём и вздорным характером. Его уже не хотят видеть ни на лесоповале, ни на рытье канала, ни в драконариуме, ни на строительстве дорог.

Фарамант, который, собственно, и сообщил солдату все эти сведения, лишь согласно кивал головой. Он хорошо знал привычки своего друга и не собирался портить ему удовольствие. Дин Гиор способен был по нескольку раз в день рассказывать всем окружающим одну и ту же новость, преподнося её как нечто никем доселе не слышанное.

— Тюремщики ещё держатся, но главный охранник мне уже намекнул, что они готовы выгнать его из тюрьмы буквально пинками, — продолжал Дин Гиор. — И что нам тогда делать? Он же непременно захочет вернуться во дворец. А это, друг мой, будет катастрофа похлеще инопланетного нашествия.