Хизер Линн Уэстфилд была на седьмом тебе от счастья. Кто мог поверить, что знаменитый парижский кутюрье откроет бутик в техасской глуши? Очевидно, перед тем как принять такое решение, Жан-Люк Эшарп выпил что-то достаточно крепкое, чтобы крышу снесло.
Хизер хотела купить что-нибудь на память о грандиозном открытии магазина «Шик». Ее взгляд замер на двухсотдолларовых шелковых носках. Ничего дешевле она не нашла. Хм, возник вопрос: купить ли пару ненужных носков или сделать очередной ежемесячный взнос за ее полноприводной «шевроле»? Фыркнув, Хизер положила носки на стеклянную полку.
Тут ей в голову пришла гениальная идея. Она возьмет со стола что-нибудь из бесплатных закусок, сунет в пластиковый пакетик, приклеит ярлык «Открытие магазина Эшарпа» и на веки вечные поместит в морозилку.
— Хизер, ты что, изучаешь мужские носки? — Саша лукаво улыбнулась. — О, знаю, покупаешь подарок новому любовнику.
— Если бы.
Хизер рассмеялась и схватила с подноса проходившего мимо официанта крабовую тарталетку. У нее никогда не было любовника. Даже бывший муж до этого не дотягивал. Завернув тарталетку в бумажную салфетку, она спрятала ее в свою маленькую черную сумочку.
Вокруг с важным видом прохаживались посетительницы. На деньги, потраченные на их дорогие наряды, можно было бы заново отстроить Новый Орлеан. Хизер надеялась, что никто из них не догадывался, что ее черное парадное платье хэнд-мэйд.
На стеклянных витринах красовались сумочки и шарфы, созданные Эшарпом. На второй этаж вела элегантная винтовая лестница. Часть второго этажа закрывало зеркальное стекло. Учитывая стоимость товара, наверху, вероятно, размещалась целая армия охранников, которые как ястребы неотрывно наблюдали за посетителями.
Светло-серые стены первого этажа украшали черно-белые фотографии. Она подошла поближе посмотреть. Вот это да! Принцесса Ди — в платье от Эшарпа. Мэрилин Монро — в наряде от маэстро. Гэри Грант — в смокинге от Эшарпа. Этот парень знал всех.
— Сколько Эшарпу лет? — спросила Хизер Сашу. — За семьдесят?
— Не знаю. Я никогда его не видела.
— Ты никогда его не видела? Но ведь всего пару недель назад ты участвовала в его показе в Париже.
Хизер и ее подруга Саша мечтали о восхитительной карьере в мире высокой моды с того самого момента, как заметили, что наряды их кукол Барби куда круче, чем одежда жителей маленького техасского городка Шнитцельберг. Хизер работала теперь школьной учительницей, Саша стала успешной манекенщицей. И Хизер парила где-то между невероятной гордостью за подругу и невольной завистью.
Укороченный пластическим хирургом носик Саши надменно фыркнул.
— Эшарпа никто не видит. Он как будто испарился с планеты. Ходят слухи, что он пал жертвой собственной гениальности и сошел с ума.
Хизер нахмурилась:
— Как печально.
— Если он перестал координировать свои шоу, то его вряд ли стали бы беспокоить из-за магазинчика в Тмутаракани. Для этого у него есть помощники. — Саша указала на худощавого мужчину в другом конце зала и прошептала: — Это Альберто Альбергини, личный помощник Эшарпа, хотя не могу не задаться вопросом: до какой степени личный?
Хизер бросила взгляд на его сиреневую рубашку с рюшами и лацканы черного смокинга, расшитые сиреневым бисером и блестками.
— Я понимаю, о чем ты.
Саша нагнулась к ней ближе.
— Видишь тех двух дам рядом с пожилым мужчиной с тростью?
— Да.
Хизер внимательно оглядела двух тощих женщин с безупречной бледной кожей и длинными волосами.
— Это Симона и Инга, известные модели из Парижа. Поговаривают, что у Эшарпа связь с ними. С обеими.
— Понятно.
Хизер с интересом разглядывала манекенщиц. Они обе, вероятно, весили меньше, чем она одна. Ерунда. Двенадцатый размер, по ее мнению, не выходил за пределы нормы. Она повернулась, чтобы полюбоваться красным платьем на белом манекене.
— Средства массовой информации никак не решат: Эшарп — гей или бисексуал, имеющий несколько партнеров, — прошептала Саша.
Платье было не более второго размера.
— Мне бы это не подошло.
— Втроем? Меня это тоже не особенно привлекало.
— Прошу прощения? — Хизер захлопала ресницами.
— Хотя, наверное, больше понравилось бы: двое парней и я. Лучше находиться в центре внимания, как ты считаешь?
— Прошу прощения?
— Но с моим-то везением парни скорее сосредоточат внимание друг на друге. — Саша подняла руку и уставилась на нее критическим взглядом. — Думаю, не добавить ли моей кисти немного коллагена. Слишком она костлявая.
Хизер не сразу сообразила, о чем речь.
— Может, вместо пластической хирургии ты решишься на что-нибудь более радикальное? Например, больше есть.
Саша залилась смехом. Мужчины в зале обернулись на нее, и она наградила их — перекинув свои длинные светлые волосы через плечо.
— Ты такая зануда, Хизер, но я ем. Клянусь, я не слежу за весом, Сегодня, например, съела два грибочка.
— Выпороть бы тебя.
— Знаю. Дай покажу тебе платье, которое буду демонстрировать.
Саша подвела ее к серому манекену на блестящем черном кубе. На нем было потрясающее белое платье без спины, с вырезом впереди до пупка.
Хизер вытаращила глаза. Она бы ни за что в жизни не отважилась надеть такое. Да и никто в жизни не захотел бы увидеть ее в таком.
— Обалдеть!
— Эта ткань плотно обтягивает тело, — продолжала Саша, — так что ничего нельзя надеть под низ. Я буду невероятно сексуальна.
— В самом деле.
— Может, я надену его на благотворительный показ через две недели.
— Я слышала об этом. — Вырученные средства пойдут в фонд местной школы, где работала Хизер. — Со стороны Эшарпа это очень любезно.
— О, он не имеет к этому никакого отношения, — взмахнула Саша костлявой рукой. — Показ проводит Альберто. Я безумно рада принимать в нем участие.
— Поздравляю. Надеюсь, что приду посмотреть.
— Я выхожу на подиум всего раз. — Саша выпятила вперед надутую коллагеном нижнюю губу. — Как это несправедливо. В то время как Симона и Инга — по два раза.
— О, мне жаль.
— Но я стараюсь не переживать по этому поводу, потому что от переживаний появляются морщинки. С кем, спрашивается, нужно переспать, чтобы заслужить хоть каплю уважения?
Хизер поморщилась.
— Почему бы тебе не поговорить с Альберто?
— О, хорошая идея.
Она помахала рукой молодому человеку.
— Саша, дорогая, ты выглядишь шикарно, — подскочил к ней Альберто и поцеловал в обе щеки.
— Это моя любимая школьная подруга, Хизер Линн Уэстфилд, — представила ее Саша.
— Здравствуйте! — Хизер улыбнулась и протянула руку.
Альберто склонился над рукой для поцелуя.
— Очарован.
При виде ее платья его глаза расширились.
Черт, она почувствовала себя деревенщиной. Но едва открыла рот, чтобы заговорить, как Саша опередила ее.
— Альберто, милый, мы не могли бы с тобой где-нибудь уединиться? — Обхватив его за локоть двумя руками, Саша послала ему томный взгляд из-под накладных ресниц. — Я бы хотела… поговорить.
Альберто пожирал глазами низкую линию ее выреза.
— У меня здесь рядом кабинет. Мы могли бы… поговорить там.
— Это было бы чудесно. — Саша еще теснее прижалась грудью к его руке. — Меня так и распирает от желания… поговорить.
Хизер наблюдала за ними как зачарованная. На ее глазах разворачивалась сцена из мыльной оперы. Не задевало ли Сашу, что Альберто общался с ее грудью? Да и настоящая ли была у нее грудь? Договорится ли она с ним на следующую неделю или пойдет к нему в кабинет? А Альберто? Он голубой или бисексуал? И на самом ли деле собирались они разговаривать?
Альберто повел Сашу в другой конец зала. Хизер вздохнула. Шоу закончилось. Ей всегда доставалась роль наблюдателя, а не участника.
Саша обернулась и одними губами произнесла: «Бинго».
Хизер кивнула и вдруг испытала ощущение дежа-вю. Совсем как в школьные времена. Сексапильная Саша обделывала в классе свои дела, а верная помощница Хизер караулила у вешалки. Неужели так всегда и будет? Почему бы ей хотя бы раз не рискнуть самой? Почему бы не нарядиться в одно из этих сексуальных, откровенных платьев?
Ну, во-первых, потому что она не могла себе их позволить. Да и веса в ней было куда больше. Хизер обошла вокруг платья, на которое указала Саша. Ну и что с того, что она не может его надеть или купить? Она могла бы сшить себе что-нибудь в таком же духе. И обошлось бы ей это не дороже пятидесяти баксов.
Белый цвет ей никогда не шел — слишком светлой и веснушчатой была у нее кожа. Нет, она сошьет его из темно-синей ткани. А вырез до пупка поднимет до верхней границы груди. И сделает спину. И рукава. Идеи приходили в голову быстрее, чем она успевала их обдумать. Хизер открыла сумочку и вынула карандаш и блокнот; который вручили ей в лавке скобяных товаров Шнитцельберга на последней садовой распродаже.
А Жан-Люк Эшарп пусть возьмет свои ярлыки со многими нулями и сбросит с Эйфелевой башни. Может, она и одна из «Отверженных», но это не значит, что и выглядеть должна так же.
— За Жан-Люка и открытие его пятого магазина в Америке. — Роман Драганешти поднял бокал с «Баббли-Блад»[1].
— За Жан-Люка, — провозгласили остальные и сдвинули бокалы.
Жан-Люк сделал глоток и отставил стакан в сторону. Смесь синтетической крови с шампанским не помогла поднять настроение.
— Спасибо, что пришли, mes amis. Это позволит мне легче перенести ссылку.
— Не думай об этом в столь мрачном свете, братец, — похлопал его по спине Грегори. — Это прекрасная возможность для бизнеса.
Жан-Люк взглянул на вице-президента по маркетингу с досадой.
— Это ссылка.
— Нет-нет. Это называется «расширение рынка». В Техасе полно народу, и мы можем с уверенностью заявить, что все они носят одежду. Большинство, во всяком случае. Я слышал об этом озере близ Остина, где…
— Почему Техас? — перебил его Роман. — Мы с Шанной надеялись, что ты остановишься в Нью-Йорке, рядом с нами.
Жан-Люк вздохнул. Для него Париж был центром мироздания, и все остальное по сравнению с ним представлялось дырой. Но, имея выбор, он бы остановился на Нью-Йорке.
— Мне бы тоже этого хотелось, но журналисты Нью-Йорка слишком хорошо меня знают. Как и Лос-Анджелеса.
— Да, — согласился Ангус Маккей. — Ни один из этих городов не годится. Жан-Люк должен…
— Клянусь, Ангус, — перебил его Жан-Люк. — Если скажешь, что говорил мне это, я всажу тебе в глотку рапиру.
Ангус лишь изогнул бровь.
— Я просил тебя уехать десять лет назад. Потом еще раз пять лет спустя.
— Я строил свой бизнес, — возразил Жан-Люк.
Он начал его в 1922 году, создавая вечерние наряды для вампиров, а в 1933-м расширил, включив голливудскую элиту. Осознав, что смертные без ума от его стиля, он сделал грандиозный шаг в 1975-м, когда разнообразил коллекцию, приступив к созданию одежды для широкой публики. Скоро он стал знаменитостью в мире смертных. Последние тридцать лет промчались в вихре успеха. Если ты вампир и тебе пять сотен лет, то годы пролетают как один миг.
Ангус Маккей предупреждал его. Ангус основал свое «Бюро безопасности и расследований» в 1927 году и выдавал теперь себя за внука основателя.
Жан-Люк взял со стола последний выпуск «Монд».
— Ты читал новости?
— Дай взглянуть.
Робби Маккей схватил парижскую газету и пробежал глазами статью. Потомок Ангуса Робби работал в охранном предприятии Ангуса и последние десять лет отвечал за безопасность Жан-Люка.
— О чем там пишут? — Грегори заглянул Робби через плечо.
Нахмурившись, тот перевел:
— В Париже все недоумевают, почему Жан-Люк ничуть не состарился за последние тридцать лет. Некоторые говорят, что он сделал с полдюжины пластических операций. Другие утверждают, что нашел источник молодости. Он сбежал, но никто не знает куда. Некоторые полагают, что укрылся в психиатрической лечебнице, где поправляет здоровье после нервного срыва. Другие считают, что в очередной раз подтягивает лицо.
Жан-Люк со стоном рухнул в кресло за своим рабочим столом.
— Я предупреждал тебя, что это непременно случится, — подал голос Ангус и увернулся от запущенной в него Жан-Люком линейки.
Роман усмехнулся.
— Не стоит волноваться, Жан-Люк. У смертных очень короткий период наблюдения. Если какое-то время посидишь в укрытии, они забудут о тебе.
— Как и о моем товаре, — проворчал Жан-Люк. — Я разорюсь.
— Не разоришься, — возразил Ангус. — У тебя в Америке пять магазинов.
— Магазины, торгующие одеждой исчезнувшего дизайнера, — пробурчал Жан-Люк. — Тебе проще, Ангус. Твоя компания не на виду. Но если исчезну я, то вместе со мной может исчезнуть и интерес к моему стилю одежды.
— Мы можем сделать заявление в прессе, что ты перенес косметическую операцию, — предложил Робби. — Возможно, это положит конец досужим вымыслам.
— Non. — Жан-Люк бросил на него сердитый взгляд.
— Или, — расплылся в широкой улыбке Грегори, — можем сказать, что тебя держат в палате для умалишенных как окончательно сбрендившего. Никто даже не усомнится.
— Или, — Жан-Люк изогнул бровь, — я могу сказать им, что сижу в тюрьме за убийство наглого вице-президента по маркетингу.
— Голосую за последнее предложение, — сказал Ангус.
— Эй. — Грегори поправил галстук. — Я только пошутил.
— А я — нет, — уточнил Жан-Люк.
Ангус рассмеялся:
— Что бы ты ни делал, Жан-Люк, не допускай только, чтобы тебя фотографировали. Нужно, чтобы лет двадцать пять ты сидел тихо и не высовывался. Потом вернешься в Париж под видом собственного сына.
Жан-Люк откинулся на спинку кресла и со скорбным видом уставился в потолок.
— Сослан в страну варваров на четверть века. Лучше убейте меня прямо сейчас.
— Техас не страна варваров, — усмехнулся Роман.
Жан-Люк покачал головой.
— Я видел фильмы. Перестрелки, индейцы, где-то они еще продолжают драться, кажется, в Аламо.
— Пижон, ты отстал от времени, — фыркнул Грегори.
— Думаешь? А ты видел местное население? — Жан-Люк встал и подошел к офисному окну, откуда открывался видна магазин на первом этаже. — Мужчины носят на шеях шнурки.
— Это галстуки. — Грегори выглянул в одностороннее окно. — Тьфу. Ты определенно в Техасе. Вижу парня в пиджаке от смокинга, джинсах и сапогах.
— Они точно варвары, потому что ходят в шляпах в помещении. — Жан-Люк нахмурился. — Шляпы похожи на головной убор Наполеона, только надевают их здесь на голову иначе — боком, а не прямо.
— Это ковбойские шляпы, братец. Но что тебе за дело? Посмотри, они тратят деньги. Много денег.
Жан-Люк прильнул лбом к холодному стеклу. После благотворительного шоу, которое должно было состояться через две недели, Симона, Инга и Альберто вернутся в Париж. Тогда Жан-Люк закроет магазин под предлогом убыточности. Другие его магазины «Шик» в Париже, Нью-Йорке, Саут-Бич, Чикаго и Голливуде будут продолжать приносить прибыль, но это здание в Техасе останется стоять пустынным и заброшенным. Здесь он будет продолжать создавать одежду и отсюда будет управлять бизнесом. Но двадцать пять лет ему нельзя будет появляться на публике.
— Лучше убейте меня прямо сейчас.
— Нет, — сказал Ангус. — Ты наш лучший фехтовальщик, а Казимир все еще скрывается, хотя и собирает свою огромную армию.
— Правильно. — Жан-Люк скосил на старого друга глаза. — Что толку умирать мне здесь бессмысленной смертью, когда могу геройски погибнуть в бою.
Уголки рта Ангуса дрогнули.
— Справедливо.
В дверь офиса позвонили.
— Это твоя жена, Ангус, — объявил Робби, открыв дверь.
Ангус повернулся к жене с улыбкой.
Черт. Жан-Люк отвернулся. Сначала Роман, а теперь Ангус. Оба женились и были по уши влюблены. Жан-Люк хотел бы им сочувствовать, но печальная правда состояла в том, что он им завидовал. Чертовски завидовал. Такого счастья ему самому никогда не видать.
— Привет, парни! — Эмма Маккей вошла в комнату и шагнула прямо мужу в объятия. — Угадайте, что произошло? Я купила себе обалденную сумочку. Альберто упаковывает ее для меня.
— Еще одна сумка? — спросил Ангус. — У тебя разве нет уже целой дюжины?
Жан-Люк выглянул в окно, чтобы определить, какую сумку упаковывает Альберто.
— Хорошие новости, Ангус. Это одна из дешевых сумочек.
— Вот и славно.
Ангус обнял жену.
Жан-Люк улыбнулся.
— Всего восемь сотен долларов.
Ангус, расширив глаза, попятился.
— Забудь о чертовой армии. Я проткну тебя прямо сейчас.
Роман рассмеялся.
— Ты можешь себе это позволить, Ангус.
— Как и ты. — Жан-Люк перевел лукавый взгляд на своего старого друга. — Ты видел, что покупает твоя жена?
Роман заспешил к окну и поискал глазами жену в магазине внизу.
— Боже милостивый, — прошептал он.
Неся своего полуторагодовалого малыша на бедре, Шанна Драганешти наполняла тележку на колесиках одеждой, обувью, сумками.
— У нее отменный вкус, — заметил Жан-Люк. — Можешь ею гордиться.
— Она разорит меня.
Роман потерянно наблюдал, как растет гора в тележке.
Жан-Люк окинул взглядом демонстрационный зал. Как бы он ни сетовал на свою вынужденную ссылку, ему нравилась тюрьма, которую сам для себя спроектировал. Здание стояло среди холмов центрального Техаса. Ближайшим городом был Шнитцельберг, основанный немецкими иммигрантами сто пятьдесят лет назад. Это был сонный, забытый Богом уголок.
Все его магазины в Америке, построенные по одному проекту, выглядели одинаково, Но этот в Техасе отличался, поскольку имел подземелье, где Жан-Люк собирался отсидеться в течение всей ссылки. Было важно сохранить логово в секрете, о чем договорился с застройщиком смертный помощник Жан-Люка Альберто. Подрядчик входил в совет местной школы, так что Жан-Люк согласился пожертвовать школьному району щедрую сумму денег от предстоящего благотворительного показа моды. Пока Жан-Люк будет осыпать щедростью город Шнитцельберг, они не будут распространяться насчет обанкротившегося магазина, построенного иностранцем на окраине города.
Но Робби на всякий случай телепортировал в офис подрядчика и выкрал всю проектную документацию, связанную со стройкой. После благотворительного показа Робби и Жан-Люк сотру! память у ряда смертных, так что никто не вспомнит, что под заброшенным магазином есть огромный подвал. Днем, пока Жан-Люк будет пребывать в смертном сне, охранять здание будет Пьер, смертный сотрудник «Бюро безопасности и расследований Маккея».
Жан-Люк наблюдал за происходившим внизу. Симона и Инга флиртовали с седовласым пожилым мужчиной, тяжело опиравшимся на трость. Вероятно, он был богат, иначе они не стали бы тратить понапрасну время.
Взгляд Жан-Люка продолжал скользить по магазину. Ему всегда нравилось наблюдать за людьми. Мысль, что это здание простоит двадцать пять лет без использования, действовала угнетающе. Хотя к одиночеству он привык.
В толпе он заметил новую модель, нанятую Альберто для его последнего шоу в Париже. Саша Саладин. Она разговаривала с кем-то стоявшим за манекеном. К ней подошел Альберто, и Саша представила своего собеседника. Альберто взял грациозно протянутую руку и поцеловал. Значит, это женщина. И рука у нее не такая тонкая, как карандаш. Следовательно, она не манекенщица. Значит, покупательница. И скорее всего смертная.
Альберто и Саша вместе отошли, покинув демонстрационный зал. Что бы это значило? Но Жан-Люк вмиг забыл об этом, едва его взгляд вернулся к оставленной Сашиной спутнице, и замер. Она вышла из-за манекена, став доступной его взгляду. И что за зрелище ему открылось. Она обладала формами. И грудью. И попкой, за которую можно было взяться. И была у нее копна рыжевато-каштановых волос, рассыпавшихся по плечам. Она напоминала ему сластолюбивых девиц из таверн Средневековья, которые умел и хохотать от души и самозабвенно заниматься любовью. Mon Dieu[2], как же он обожал этих женщин.
Она была похожа на кинозвезд прошлого, для которых он так любил создавать наряды. Мэрилин Монро. Эва Гарднер. Чувственные женщины с пышными формами. Его мозг, возможно, и конструировал одежду для нулевого размера, но все остальные части его тела истосковались по сладострастным, пышнотелым женщинам. И вот такая красавица стояла прямо перед ним. Черное платье плотно обтягивало ее фигуру, напоминавшую песочные часы. И все же самая важная ее достопримечательность оставалась вне поля зрения. Жан-Люк переместился влево и снова прильнул к окну.
Его взгляду открылся дерзкий носик со слегка вздернутым кончиком, а не классический, как у моделей. Но ему он понравился. Вполне натуральный и… миленький. Миленький? Для его моделей это слово явно не подходило. Они все стремились к совершенству, пусть даже с помощью искусственных средств. В результате все выглядели на одно лицо. В своей борьбе за совершенство они неизменно что-то теряли. Теряли собственную индивидуальность, изюминку.
Женщина, за которой он наблюдал, убрала густые вьющиеся волосы за ухо. У нее были высокие широкие скулы и нежная линия подбородка. Ее широко раскрытые глаза внимательно изучали белое платье. Интересно, какого они цвета, подумал он. Губы у нее были пухлые, но красиво очерченные. Без коллагена. Натуральная красавица. Ангел.
Женщина достала из сумочки какие-то принадлежности — блокнотик и ручку. Нет, карандаш. И принялась что-то записывать. Нет, рисовать. Он невольно разинул рот. Она зарисовывала его новое платье. Воровала его фасон.
Он прищурился. Что за наглость срисовывать его фасон прямо на глазах у всех. Кто, черт побери, она такая? Приехала из Нью-Йорка с Сашей Саладин? Наверное, она работала на один из крупных домов моды его конкурентов. Они были бы рады заполучить рисунки его последних моделей.
— Merde![3]
Жан-Люк сорвал со спинки кресла свой смокинговый пиджак.
— Ты куда? — спросил Робби, никогда не терявший бдительности.
— Вниз.
Жан-Люк надел пиджак.
— В демонстрационный зал? — нахмурился Ангус. — Нет. Тебя могут узнать. Нельзя рисковать.
— Там только местные жители, — возразил Жан-Люк. — Откуда им знать, кто я такой.
— В этом нельзя быть уверенным. — Робби направился к двери, — Если тебе нужно что-то из магазина, я принесу.
— Это не вещь. Это человек. — Жан-Люк указал на окно. — Там внизу шпион. Зарисовывает мои наряды.
— Шутишь. — Эмма бросилась к окну посмотреть. — Где он?
— Она. — Жан-Люк перенес взгляд в окно. — Возле белого… нет. Она перешла к красному платью.
— Позволь нам с ней разобраться. — Ангус присоединился к Робби у двери.
— Нет. — Жан-Люк подошел к выходу и остановился перед шотландцами, вставшими на его пути. — Отойдите. Мне нужно выяснить, кто нанял ее, чтобы шпионить за мной.
Упрямо вскинув подбородок, Ангус сложил на груди руки и не сдвинулся с места.
Жан-Люк сердито вскинул брови.
— Твоя компания работает на меня, Ангус.
— Да, нам платят за то, чтобы охраняли тебя, но мы не можем исполнять свои обязанности, если ты глупо себя ведешь.
— А я говорю, что эти местные жители не знают меня. Моим посредником всегда выступал Альберто. Пропустите меня, пока шпионка не сбежала с моими моделями.
Ангус вздохнул.
— Очень хор-рошо, но Робби пойдет с тобой. — Он шепотом отдал необходимые распоряжения своему праправнуку. — Смотри, чтобы никто его не сфотографировал. И прикрой его с тыла. У него есть враги.
Недовольно бурча, Жан-Люк покинул свой офис. В несколько шагов он достиг черной лестницы. Неужели Ангус считал его слабаком? Он мог и сам за себя постоять. Несомненно, он, как и все они, значился в списке Казимира на ликвидацию. Да и другие враги у него тоже имелись. Человек не может прожить пять сотен лет, не разозлив парочку-другую вампиров.
Спустившись по ступенькам, Жан-Люк направился в торговый зал.
Отлично. Никто его не узнал. Его обдало запахом разнообразных групп крови. Аппетитный аромат! Общение со смертными представляло проблему для его выдержки, пока в 1987 году Роман не изобрел искусственною кровь. Теперь Жан-Люк и его друзья вампиры, прежде чем появиться среди смертных, заблаговременно гасили свою жажду.
Краем глаза он заметил, что Робби двинулся по периметру комнаты, высматривая фотографов. Или наемных убийц. Обогнув пожилого джентльмена с тростью, Жан-Люк направился к воровке. В нескольких дюймах от нее он остановился. Она оказалась высокой. Ее голова достигала уровня его подбородка. Ее кровь имела сладкий, свежий запах. Она была смертной.
— Прошу прощения, мадемуазель.
Она повернулась к нему. Ее глаза оказались зеленого цвета.
Нет зрелища печальнее, чем падший ангел.
Жан-Люк нахмурился.
— Дайте мне хотя бы одно веское оправдание, чтобы я вас не арестовал.