— Расторгнуть сделку может директор, — покачал я головой. — А ты не руководитель комбината. Просто шестерка, которую прислали сюда, потому что ее больше некуда было деть.
Улыбчивое лицо Нойзмана вмиг сделалось каменным. Я уже нащупал в душе американца самый больной нерв и нещадно давил в него при любой возможности. Нойзман хотел власти, влияния, уважения. Хотел быть значимым и важным. Хотел быть боссом. Нахождение здесь, на этом комбинате, было для американца настоящей пыткой. И видимо, он хотел хоть как-то, хотя бы немного поправить свое положение. Поправить именно теми методами, с которыми был знаком, лучше всего — подковерной игрой, которой занимался всю жизнь.
— Пока что не директор, — сказал американец уже более холодно. — Кондратенко и правда допустил несколько серьезных ошибок. Не все цеха еще готовы к запуску. А до начала работы комбината осталось каких-то полтора месяца. Подсолнечник скоро поспеет, и к этому времени комбинат должен быть полностью подготовлен принять сырье. Однако он не будет готов. Может Кондратенко и отличный бухгалтер, но в вопросах логистики он плавает.
— За-то ты в интригах как рыба в воде, — проговорил я.
— Я всего лишь хочу сказать, — продолжал Нойзман как-то зловеще, — что, возможно, настанет время, когда мне придется принять бразды правления в свои руки. Может быть, временно. Может, это произойдет нескоро. И ты понимаешь, что будет тогда. Я разорву контракт с твоей фирмой.
— Шантаж? — Я хмыкнул. — Ну на здоровье. Разрывай. Из Москвы охрану тебе все равно не пришлют. Можешь нанять бандитов, скажем, черемушкенских. На здоровье.
— Не переживайте, Летов, я как-нибудь выйду из ситуации, — Нойзман сел в кресло Кондратенко. — А что касается ваших чере… черемуш… oh my god… Что касается бандитов, с которыми ты состоишь в дружеских отношениях, то нет уж, увольте. Я не стану их нанимать. Однако я все еще надеюсь на твое благоразумие.
Я нахмурил брови и ничего не ответил.
— Есть одно дело, которое я хочу поставить на поток. Тут, на комбинате. Дело весьма прибыльное.
— Я уже сказал, что не стану с тобой работать, Нойзман.
— Ну-ну, Виктор, не гони коней.
Нойзман достал серебристый портсигар, извлек сигарету, подкурил от зажигалки Зиппо.
— Ты ведь знаешь силу денег. Деньги творят чудеса. Говорят, что они портят людей, но это не так. Они раскрывают их истинную суть. Их настоящих характер. Дают им власть. Я знаю тебя, Летов. Я уже давно слежу за твоей работой. Слышу новости о тебе, в том числе и из кругов тех, кого вы называете… хм… братками. Есть у меня там кое-какие уши. Ты человек, стремящийся к лучшей жизни. К лучшим условиям. Для себя и для своих близких.
Я нахмурил брови. Мне казалось, что я целиком и полностью держу себя в руках. Казалось, что я совершенно спокоен и не подвержен эмоциям. Но речь Нойзмана поколебала во мне это спокойствие. Он буквально говорил мне мои же слова. Слова, которые я не раз говорил тем людям, которых считал близкими. Это не может быть совпадением… Таких совпадений не бывает. Неужели, кто-то из наших сотрудничает с ним? Холодная злоба стала медленно леденеть в душе. Мне стоило немалых усилий, чтобы справиться с ней и прояснить свой ум.
— А я могу дать тебе эту силу. — Нойзман улыбнулся, видимо, заметив изменения в выражении моего лица. — Поделиться. Представь, что ты можешь сделать, если тебе станет доступен такой ресурс? Ты сможешь развить свою Оборону до предприятия сначала районного, а потом и межгородского масштаба. Представляешь? Филиалы твоего детища в Москве, Санкт-Петербурге. В самых крупных городах страны. Деньги, которые превратятся для тебя из цели, за которой ты вечно гонишься, в инструмент, что всегда под рукой. Что ты сможешь сделать тогда? Подумай только, какая жизнь ждет тебя и близких тебе людей в таком случае. А для этого тебе нужно сделать совсем немногое: согласиться на мое предложение.
— Речь идет о какой-то мутной схеме на масложиркомбинате, Нойзман, — я ухмыльнулся. — Не на нефтеперерабатывающем заводе.
— Этот захудалый комбинатишка только первый шаг. Только средство для первоначального накопления капитала. Дальше больше, — Нойзман показал в улыбке неестественно белые, словно бы искусственные зубы.
Я заглянул в глаза американцу. Медленно зашагал к его столу и, к своему удовольствию, увидел, что Нойзман напрягся, когда я приблизился. А когда потянулся к его деньгам, Американец заулыбался.
Я взял стопку зеленых хрустящих купюр со стола, взвесил в руке.
— Это правильное решение, — проговорил Нойзман. — Это лишь малая часть того, что мы с тобой сможем заработать.
— Деньги — это действительно инструмент, — проговорил я, рассматривая лицо американского отца-основателя, смотревшего на меня с купюры. — И с ним нужно обращаться с умом.
— Я уверен, ты это умеешь, — поддакнул Нойзман.
— В том числе, внимательно смотреть, от кого ты эти деньги берешь. Я бросил стопку себе под ноги. — Вот что я думаю о твоих зеленых бумажках, Нойзман. Бывай. Меня ждут дома.
Удивленный Американец расширил глаза, посмотрел на меня с каким-то ужасом и непониманием. «Как ты смеешь так обходиться с моим идолом? — Читалось в его взгляде. — Как смеешь отвергать его?»
Я обернулся и отправился на выход. Прошел мимо изумленной Кристины, смотрящей на меня со смесью неподдельного удивления и даже восхищения во взгляде.
— А ведь обстоятельства могут измениться, Летов, — услышал я голос Нойзмана за спиной. — И тогда ты сам приползешь ко мне с просьбой взять тебя в дело! Но мое предложение уже не будет таким щедрым! Слышишь, Летов! Не будет!
Я не обратил никакого внимания на крик американца и просто закрыл за собой дверь.
— Какой упрямый русский, — Нойзман устало откинулся на спинку кресла.
— Угу… — Промычала Кристина, не сводя взгляда с двери, за которой только что исчез Летов.
Если сказать, что девушка была под впечатлением, это не сказать ничего. Когда Виктор говорил свои последние слова в лицо Нойзману, когда бросал на пол деньги, Кристина почувствовала странное тепло внизу живота. Это ее изумило. Такой мужественности она давно не видела, и теперь ее будоражило при одной только мысли о Викторе Летове. Это напугало девушку.
— Ну ничего, — голос Нойзмана вырвал ее из собственных мыслей. — Сделаю Летову предложение еще один раз. И тогда он точно не откажется.
— Марина, ты дома? — Спросил я, когда вошел в квартиру.
Тут было темно. Свет не включили, но уже подходило девять вечера, и девушка должна была вернуться.
— Марина?
Казалось, тут нет ни души. Абсолютная тишина царила во всех комнатах. На фоне нее сначала затерялся даже звук хода часов, стоявших в прихожей. Прислушавшись, я смог его различить.
Что-то было не так. Марина, наученная горьким опытом жизни в семье бандита, никогда не возвращалась домой поздно. Никогда не ходила одна после захода солнца.
Первой моей мыслью было пройти в зал и позвонить Кулыму с домашнего телефона. Однако природная осторожность взяла верх, и я медленно опустился, чтобы тихо снять ботинки.
Щелкнул светом так, будто просто вернулся домой и веду себя совершенно обыденно. Достав из кармана мое единственное оружие — нож выкидуху, я, тихо прижав пружинный клинок, раскрыл его. Спрятав вооруженный кулак за спиной, медленно пошел к залу.
Тень я увидел почти сразу.
— Ты можешь включить свет, — проговорил низковатый, угрожающий голос.
В зале кто-то был. На фоне окон, пропускавших слабый уличный свет вечернего города, я различил силуэт. Мужской силуэт. Но еще был и другой. Женский.
Когда свет люстры разогнал загустевшую в комнате темноту, я увидел Марину. Заплаканная девушка сидела на кресле, которое стояло сейчас прямо посреди комнаты. К ее виску был приставлен глушитель пистолета ПМ. Минаев, застывший за спинкой кресла, держал девушку на мушке.
— Прости, Витя, — заплакала раскрасневшаяся Марина. — Он подкараулил меня в подъезде и…
— Он причинил тебе вред? — Спросил я.
Девушка хотела было ответить, но Минаев ее опередил:
— Нет. Пока что нет.
Я поднял на него тяжелый взгляд.
— Те, кто забираются в мой дом без приглашения, обычно плохо кончают.
— Ты щас не в том положении, чтобы храбриться, — проговорил Минаев. — Рыпаешься, и я разукрашу ее мозгами всю эту стену.
— Это будет самая большая ошибка в твоей жизни, — сказал я.
— Если ты будешь послушным и сделаешь все правильно, Летов, я уйду с миром. Твоя девка не пострадает.
Решив, что я не дам Минаеву так просто выйти из квартиры, я спросил:
— Чего ты хочешь?
— Только имена. Кто вел следствие? С кем из силовиков ты сотрудничал, чтобы устроить нам облаву?
— Зачем это тебе?
— Какая разница? — Он упер дульный срез Марине в висок, девушка тихо застонала, — Просто скажи, и все. Остальное — не твое дело.
— Ты собираешься мстить? — Спросил я холодно. — Мстить им? Ради чего? Ради Корастелева, которого уже взяла за жопу милиция?
Минаев нахмурил брови. Пождал тронутые шрамом губы. Потом потер саму отметину.
— Брешешь.
— Да? — Я хмыкнул. — Можешь мне не верить. Но если ты даже что-то и узнаешь о сотрудниках, рассказывать будет некому. Корастелев в СИЗО. Твой выживший дружок раскололся и сдал тебя с потрохами. Милиция ищет тебя по всему городу.
Я почувствовал, что десантник колеблется. Он отвел взгляд в нерешительности. Крепче сжал пухлую спинку кресла в порыве накатившей злобы. Кажется, десантник подозревал, что такое развитие событий более чем возможно. Знал и теперь понимал, что загнал себя в ловушку.
— Кто ты такой, Летов? — Спросил он. — На кого работаешь? РУОП?
— Я охранник, — пожал я плечами. — Простой охранник.
— Ты врешь, снова ложь! — Начал выходить из себя Минаев.
— Тихо-тихо, — поднял я ладонь, видя, как Марина сжалась от крика Семена. — Давай без резких движений. Тебя найдут, Минаев. Пока ты в Армавире, у тебя нехилый шанс попасться милиции. Тогда тебя будут судить за торговлю оружием. Ты хочешь, чтобы к этому добавился еще и эпизод с разбойным нападением и убийством?
— Одним больше, одним меньше, — Сжал пистолет Минаев.
Схватив Марину за плечо, он заставил ее подняться.
— Я ухожу. Девка идет со мной.
— Не стоит этого делать, — покачал я головой. — Не закапывай себя глубже. Хватит уже.
— С дороги! Ни то я вышибу ей мозги!
— Тогда я убью тебя, — проговорил я спокойно. — Убью, и тогда квартиру ты покинешь только в черном пакете. Отпусти девушку.
— И ты дашь мне уйти? — Минаев вопросительно приподнял подбородок.
— Тогда мы обсудим варианты, — сказал я.
Внезапно зазвонил телефон. Марина вздрогнула, Семен гаркнул на нее:
— А ну, не дергайся! Трубка трезвонит весь вечер. Что, звонят дружки из отдела? Да, Летов?
— Отпусти девушку, — повторил я.
— Витя! — В дверях комнаты неожиданно появился Фима.
От напряжения мы даже не заметили, как он вошел.
— Какого хрена ночную смену не пускают на склад? — Проговорил он возмущенно и застыл на пороге.
От внезапного появления Ефима у Минаева сдали нервы. Он вскинул пистолет и выстрелил в Фиму.
— Нет! — Крикнул я и отчаянно бросился на Семена.
В этот момент он выстрелил второй раз, но теперь в меня.