— Так значит ты не знаешь, почему он натравил на тебя киллера? — Спросил Максим Аравич Мкртичан — Старший следователь по особо важным делам, а по совместительству майор юстиции.
Мкртичан был худощавым мужчиной со смуглой кожей, короткими черными волосами и слегка впалыми щеками. Острые черты его немного вытянутого лица выглядели несколько болезненными. Его неновая, все еще советская форма, смотрела на меня золотыми гербами СССР с красных петлиц на лацканах.
Оторвав взгляд от них, я встретился с другим взглядом. Взглядом самого Максима Аравича.
— Нет, не знаю, — пожал я плечами, оберегая повязку на раненой руке. — Я работаю охранником в нескольких заведениях Армавира. А Сизов — парень молодой. Может, я когда-нибудь вывел его пьяного из клуба, и он обиделся.
Следователь засопел и тронул острый подбородок тонким пальцем.
— Ты правда считаешь, что я в это поверю, Летов? Из-за такой херни киллеров не нанимают. Что между вами случилось? Лучше дай показания сразу, прежде чем я сам все распутаю.
Ситуация была интереснейшая. Когда к нам ворвались ребята из ОМОНА, я встретил их с поднятыми руками, и, в общем-то, дал себя задержать. Все же, по факту я не сделал ничего, за что мог бы понести ответственность перед законом. Только защищался. Тем не менее пришлось посидеть задержанным в отделении. К счастью, недолго.
А вот Гоше повезло меньше. Его увезли в больницу и, насколько я знал, после этого парня ждали нары в ближайшем отделении милиции. До выяснения, так сказать.
Тем не менее Мкртичан так и сверлил меня взглядом. Явно не доверял. Ну, в общем-то, оно и понятно. Наверное, я тоже не поверил бы себе, если бы рассказал подобную же историю. Проблема в том, что я бы не поверил себе и в том случае, если бы рассказал правду про Марину и то, что Гоша затеял все именно из-за нее. Из-за девушки, по сути. Не из мести, не из-за денег, а от ревности.
Так мы с майором и сидели в небольшом кабинете следователя по особо важным делам: я рассказывал, а он не доверял.
— Ну, — я пожал плечами, — у Сизова со мной был еще один конфликт.
— Так-так, — напрягся Мкртичан.
— Он считал, что я увожу у него «невесту», которая, по факту, даже не была его невестой.
Следователь одарил меня невероятно холодным и совершенно недоверчивым взглядом. Понятно было, что он не верит ни единому моему слову.
— Вот значит как? И по этой причине он нанял против тебя этого странного киллера-клофелинщика, а потом еще и заявился с обрезом к тебе домой?
— Да.
— Ну ладно, Летов. Просто подпишись под своими показаниями, — наконец пробурчал он недовольно.
Я принял из рук следователя тетрадный лист в клеточку, вчитался в плохо разборчивый, размашистый почерк Мкртичана.
— Тут написано, я избил Сизова.
— Ну. А ты разве не избил? — Хмыкнул следак.
— Пришлось. Но прежде он нанял киллера, чтобы убить меня, а потом хотел пристрелить из обреза. Побои Сизов получил в ходе борьбы. Вернее, самообороны.
— Про киллера там написано, — заметил Мкртичан.
— А про обрез нет, — возразил я. — Перепишите, пожалуйста.
Мкртичан вздохнул, принял и порвал лист.
— Тогда давай заново.
— Давайте.
После, он принялся с обреченным видом записывать мои показания по новой.
— Может, давайте я? Я быстрее, — предложил я.
Армянин снова холодно посмотрел на меня.
— Ну, давай. Подписаться только не забудь. И число поставить. А потом свободен. Вызовем тебя, если понадобишься.
Пожав плечами, я взялся за ручку и принялся писать.
— Ну че? Где твои телочки? — Спросил Комар у заглянувшего в предбанник лысого мужичка — управляющего этим заведением.
— Будут, Максим Сергеевич. Сейчас, уже на подходе.
— Шустрей никак? — Вклинился Слива, утирая губы от пенного.
— Щас, секундочку, — засуетился лысый и исчез в дверях.
Седой развалился на удобном деревянном кресле, за круглым столом. Взял с блюда и отправил в рот кусочек копченой колбасы.
— Хорошо сидим, — расплылся он в улыбке.
— Так а че с Кулымом делать? — Спросил Слива, выбирая шампур с наиболее жирными кусками шашлыка. — Дело с афганкой он рубит на корню. Ты ж, Седой, с ним так и не договорился?
— Не договорился, — вздохнул Седой. — Нас тогда суки Михалыча стрелять приехали. Но там и без базара все ясно. Кулым уперся рогом и не отступит. Он против любой наркоты.
— Ну ты ж сам понимаешь, Седой, какое бабло мимо нас проплывает, — Комар отпил пиво из большого стакана. — Тут руку протяни да хватай. А из-за деда все идет по одному месту.
— Не уговоришь ты его, — сказал Слива.
— М-да. Не уговорю.
Седой задумался. Всмотрелся в деревянную облицовку над головой. Всюду на стенах, почти у самого потолка предбанника, висели украшением кленовые веники. Приятно пахло хорошо просушенным кленом.
— Если крестник Кулымов оказался мразью и стукачом, может, и сам Кулым уже все, ссучился? — Спросил Слива.
Комар закивал.
— Когда он в последний раз с нами бухал? — Комар наградил остальных авторитетов вопросительным взглядом. — Вроде дружили раньше, как нормальные люди. На охоту вместе, в баньку вместе. А щас он откололся. Сам что-то мутит-крутит.
— А крестника надо бы убрать. Он херни наворотил, — добавил Слива. — Щас в больнице, а как оклемается, его сразу на нары, и крутить будут как надо. И тут самое херовое, что он стукачом оказался. Ты ж его спалил, а? Седой?
— Спалил, — уклончиво ответил Иван Павлович. — Косой его видал вместе с людьми Михалыча.
Конечно, Седой лгал. Но всем, по сути, было по барабану, правда, это или же брехня. Зато, это был повод предъявить Кулыму и продавить организацию наркотрафика.
— Ну вот, — Комар кивнул. — Раз настучал Михалычу за вас, так и мусорам настучит. А мальчишка о наших делах знает немало. Знает где общак. Знает, что ты, Слива, того адвокатика прикопал в посадке, под Успенкой. Он же вместе с тобой туда ездил, не? Че будет, когда крестничек колоться начнет?
Слива задумался.
— Завалить его? — Спросил он неуверенно.
— Ну а че нам остается? Малой попалился со всех сторон. Ладно б он сукой не оказался, отсидел бы себе положенное, мы б и слова не сказали. Но раз стукач…
— Кулым, правда, разозлится, станет на нас орать, но я думаю, хер он решится выйти против троих разом. Более того, на него Михалыч наседает, — проговорил Слива. — Может, через Михалыча и продавим Кулыму афганку?
— На кой черт нам нужен Кулым? — Сказал вдруг Седой. — Старик уже все. Сдавать начинает. За собственным родственником не может уследить, что мы дерьмо за ним должны убирать теперь. Короче, мы сами, без него с наркотой дело запустим. И пусть только вякнет. А крестника его замочим на всякий пожарный, чтобы рот не разевал.
Аккурат, когда Седой закончил, дверь в парную отворилась, и внутрь с визгом забежали несколько молоденьких и полностью обнаженных валютных проституток. Авторитеты, с рыком и смехом принялись ловить девушек, сажать себе на колени, лапать. Предбанник заполнился веселым гоготом мужиков и звонким женским ржанием.
В полдень следующего дня меня ждали в больнице, на перевязке. Гоша не слабо распорол мне руку и перед задержанием, в больнице пришлось наложить четыре шва и повязку.
В тот раз, как только врач закончил, за меня взялась вредная медсестра, которой постоянно было что-то не так: то сижу я неправильно, то руку держу низко, то ворочаюсь на стуле, не даю ей наложить повязку как надо.
Я успешно терпел эту женщину, пока она окончательно не стала наглеть:
— Сколько можно крутиться? — Злобно сказала немолодая уже медсестра, лениво работая рубками. — У вас повязка сползает!
— Она сползает, потому что вы ее слабо накладываете, — заметил я.
— Да что вы?! Мож сами тогда? А я тут так, в сторонке постою?
Я обдал ее ледяным взглядом, и женщина даже замерла. В тускловатых ее глазах блеснул страх.
Вырвав бинт из ее полных пальцев, я рукой и зубами с хрустом разорвал конец его на две ленты, с трудом перетянул предплечье и завязал. Затянул, держа конец бинта в зубах.
Женщина смотрела на меня удивленно и даже как-то возмущенно. Я глянул на нее исподлобья и вышел.
Сегодня, когда я возвращался в больницу, на новую перевязку, одна только мысль об этой медсестре делала мерзкое настроение еще хуже.
Гоша и так внес в мои платы серьезные коррективы и доставил лишних проблем, а тут еще и медсестра выделывается.
Тем не менее, делать было нечего. Порез все еще иногда сочился сукровицей, и к обеду сквозь повязку проступило красное пятно. Потому я хотел просто как можно скорее расправится с этим делом и приступить к следующему: пойти к Шнепперсону. Вечером же меня ждала ночная смена.
В больнице я порывался пойти на третий этаж к хирургу, но женщина из регистратуры отправила меня в процедурную на первом.
— Здравствуйте? — Заглянул я в процедурную — небольшое помещение, вымощенное плиткой неприятного сине-зелено-бледного цвета. — Есть кто?
Когда я без стеснения вошел, в нос почти сразу ударил едкий запах спирта, хлорки и еще чего-то лекарственно-мерзкого.
— Да-да? — Прозвучал приятный женский голос.
Процедурная делилась на две комнаты, и из дальней показалась молодая медсестричка. Невысокая, но фигуристая и стройная, она была одета в белый халатик, едва открывающий красивые коленки. Аккуратно уложенные светлые волосы девушка спрятала под шапочку.
На необычайно светлом, почти бледном лице медсестры заиграла и тут же исчезла кокетливая улыбка. Медсестричка была красивой: тонкие черты лица, примой небольшой носик, пухленькие, но бледноватые губки и забавная родинка-пятнышко над верхней губой.
— Мне на перевязку, — улыбнулся я девушке.
— Ну… проходите. Раздевайтесь. — Она тут же замялась от собственных слов. — Я хотела сказать, снимайте верхнюю одежду и…
— Не беспокойтесь, — я снова улыбнулся, сбрасывая куртку с плеч, — я понял.
Девушка зарделась. На ее белокожем лице румянец заиграл особенно сильно.
— Сядьте, пожалуйста, здесь. Я, пока все подготовлю.
Послушавшись, я занял место у белого шкафчика, рядом с тумбой. Девушка же быстро-быстро собирала что-то в дальнем комоде. При этом она нагнулась, показав мне прелести этого мира.
— Как вас зовут? — Без затей спросил я.
— Что? — Девушка обернулась, не расслышав вопрос. Ну или сделала вид, что не расслышала.
— Как ваше имя?
— А что такое? — Медсестричка кокетливо улыбнулась, пряча от меня взгляд голубых глаз.
— Интересно.
— Какой любопытный попался мне сегодня пациент, отвернулась она, готовая новые бинты.
— Конечно. Ты мне понравилась, вот и интересно.
Она снова обернулась, и на треугольном ее лицо опять промелькнула улыбка.
— Антисептика у нас нету, вы взяли свой? — Деловито спросила она.
— А куда ж делся весь ваш спирт?
— Завхоз продает налево, — буднично пожала она плечами. — Только поймать его никак не могут.
Я хмыкнул.
— У меня с собой есть. Предупреждали, что может закончиться.
— Очень хорошо.
Медсестричка пошла ко мне, вооружившись ножницами и свежим бинтом. Разложила все это рядышком, на тумбе, стала осматривать старую повязку, ища, где удобней будет срезать.
— Так как ваше имя? — Снова спросил я.
— На… — Начала она говорить, но не закончила.
В следующее мгновение где-то рядом бабахнуло так, что штукатурка посыпалась с потолка, а все окна разом выбило. Осколки полетели в разные стороны, зазвенели по стенам и полу.
Совершенно на автомате я бросился на девушку, накрыл ее своим телом.