Мой ректор военной академии 3

— День же все-таки, господа…

Голова кружилась, и было весело. Может быть, это от местного вина? Да нет, — вряд ли… Потом я всем пыталась объяснить, что все хорошо, потому что милорд даже платье на мне не порвал, как обычно. А что я сижу на парапете и его руки обнимают мои ноги под подолом платья — так это потому, что целоваться таким образом удобнее… И рекомендовала всем попробовать так со своими девушками.

Стражники смеялись, но нас старательно прогоняли.

— Домой, господа! Вам пора домой!

Мы и ушли. Шагнув в разноцветное марево портала прямо на глазах у изумленных стражей порядка…

И… добро пожаловать в мою группу в контакте "Выбрать свободное небо" http://vk.com/svobodnoe_nebo

Новости, цитаты из любимых книг, любимые стихи и многое-многое другое))) Если предложите новости — буду благодарна)

— Да как вы смеете! — раздался тихий, но очень выразительный возглас командующего Тигверда.

Я приоткрыла глаза и посмотрела на часы. Мда… С момента начала нашей репетиции прошло одиннадцать с половиной минут. Это если посчитать время, которое я затратила на представление Ричарда и Дениса присутствующим. Результат не вдохновлял.

Огляделась. Мама явно веселилась. Фредерику, похоже, тоже было смешно, но он сдерживался изо всех своих императорских сил. Наш бунтующий фотограф, Джулиана и привлеченные ею журналисты, которые теперь работали на меня, выглядели как-то пришибленно. Денис и Ричард гневались.

А я даже не услышала вопроса, на который последовала столь бурная реакция. Честно говоря, как только мое тело расслабилось в кресле, глаза закрылись сами собой.

Мы с Ричардом принеслись в поместье часа за полтора до начала нашего сверхважного сборища. Нетрезвые — хотя после получаса под холодным душем хмель выветрился — уставшие — а что — всю ночь не спать… С гудящими ногами. Но абсолютно счастливые.

Вместо завтрака Ричард выдал мне какую-то мензурку. На вкус — гадость редкостная, но мне полегчало.

— Будешь кофе? — он кивнул на накрытый стол.

— Лучше апельсиновый сок, если есть.

— Смеешься? Конечно, есть. Вот завтрака для меня может и не быть. Если Каталина гневается. А сок для тебя — это будет всегда!

— Ты преувеличиваешь. Но это безумно приятно.

Ричард взял мою руку, поднес к своим губам и поцеловал.

— Надо ехать, иначе… — прошептала я.

— Иначе…. — он усмехнулся и обнял меня. — В любом случае надо повторить. Мне понравилось танцевать с тобой.

— И мне, — прижалась я к нему.

В Академию, где решено было провести репетицию, мы все же попали. И даже опоздали не сильно.

Краем глаза отметила, что мама скривилась, а папа довольно потер руки.

— Только не говори, что вы опять спорили на нас, — прошептала я родительнице.

— Угадала, доченька. И я из-за вас отцу желание проспорила, — раздосадовано прошипела главный редактор «Имперской правды».

— То есть ты снова ставила на то, что мы не придем?

— Именно так.

— А что не сказала? Я бы подыграла.

— Честная я слишком! — пробурчала маменька. — Как вы?

— На свидание сходили…

— И как?

— Отлично. Только ноги сводит. И спать хочется.

Мама тихонько рассмеялась.

— Боюсь спрашивать, чем вы занимались.

— Танцевали…

Между тем командующий Тигверд продолжал свою пламенную речь. Все-таки образование в Академии Империи было блестящим. И ораторское искусство явно занимало не последнее место…

Журналистам вспомнили все: сообщение о том, что его убивала миледи Вероника, а потом и баронесса Кромер; что его невеста — любовница Императора, а брат — насильник; что его самого, бастарда Императора, уже расстреляли несколько недель назад. И так далее, и тому подобное…

Потом милорд устал гневаться, сел в кресло. И благожелательно, даже с интересом посмотрел на притихших сотрудников.

— У кого есть вопросы? — вмешался мой отец, которого непонятно каким ветром занесло на репетицию пресс-конференции.

Наши сотрудники недовольно посмотрели на Джулиану, она — на меня. Вопросов почему-то ни у кого больше не возникло.

— А что они спросили, что Ричард взвился? — тихонько спросила я у мамы.

— Ты что — спала? — решила сыронизировать маменька.

Я утвердительно кивнула. Она подняла брови. Но потом все же ответила:

— Правда ли то, что миледи Вероника является любовницей не только ненаследного принца Тигверда, но и милорда Брауна.

— Это они постеснялись. Обычно спрашивают про меня и императора, — поморщилась я. Потом решила задать свой вопрос. Но только вздохнула, как меня опередил Фредерик.

— У меня вопрос, — пророкотал он насмешливо.

— Да, ваше величество, — чуть поклонился мой папа. Быстро же он ассимилировался.

— Почему на должность начальника Уголовного розыска привлекли человека из другого мира. Что вы может дать империи?

Денис посмотрел на императора Фредерика с тем же выражением лица, каким Цезарь, наверное, одаривал сенаторов, втыкающих в него кинжалы и, конкретно, Брута.

— Ну… — начал он глубокомысленно. И затравлено перевел взгляд на меня.

— А поконкретнее, — усмехнулся Фредерик.

«Спокойно!» — одними губами сказала я ему.

— В моем мире есть такое понятие — «служивый», — заговорил вдруг Денис. И с каждым произнесенным словом у него получалось все увереннее. Это военные, сотрудники правоохранительных органов, спасатели. Я — служивый, такой же, как командующий Тигверд. Граф Крайом. Милорд Милфорд. И тысячи наших сотрудников. И знаете, что я вам скажу… В наших двух мирах, какими бы они ни были разными, в отношении нас ситуация практически одинаковая. О нас вспоминают только, когда случается какая-то грандиозная ж…

— Происшествие случается, — поспешил перебить его Ричард.

— Хорошо, пусть будет происшествие, — смог наступить на горло собственной песне бывший командир СОБРа. — Происшествие, преступление. Находится кто-то, кто посягает на покой граждан — изнутри ли, извне. Когда необходимо гражданских закрыть собой… Только тогда вспоминают о нас. И как? Мы или не успели, или ничего не делали, или все сделали не так. И если армейцы хотя бы здесь, благодаря заботе императора, пользуются хоть каким-то уважением…

На этом командующий Тигверд насмешливо хмыкнул…

— По сравнению с Уголовным розыском… — покосился на него Денис. — Пользуются. Пусть не в средствах массовой информации, но у простых граждан… То мы — те, кто обеспечивает порядок внутри страны… Мы — какие-то изгои, отбросы. Если посмотреть газеты, то получается, что в Уголовном розыске служат те, кто ничуть не лучше преступников. Но ведь многие и очень многие честно выполняют свой долг. Честно тянут свою лямку. И, кстати говоря, почему-то никто не обращает внимания на то, что уровень преступности в Империи существенно ниже, чем в соседних государствах. И в моем мире тоже, если уж на то пошло. Что я хочу дать Империи? Я хочу, чтобы служить стране было почетно. Любой стране. В любом из существующих миров.

Чтобы к нам шли лучшие. Чтобы граждане Империи были в безопасности, а те, кто совершил преступление, знали, что их и найдут и покарают.

— Это все хорошо, — продолжил император. — Но какие конкретные шаги вы предпринимаете, чтобы переломить ход ситуации с правоохранительными органами.

— Мы отдаем себе отчет, что во многом виноваты мы сами. Подтасовка в расследованиях, закон о чистосердечном признании, когда следствие велось не для того, чтобы изобличить преступника, а выбить признательные показания и скорее закрыть дело — все это было. Кроме того, не в обиду будет сказано, магия достаточно сильно избаловала всех, кто занимается расследованием преступлений.

— Как это? — удивился кто-то из журналистов.

— Дела привыкли раскрывать быстро, буквально в первые пару часов. Прибыли, пошаманили… простите… поколдовали… Вынюхали, восстановили картинку — и все готово.

— А что в этом плохого?

— То, что те, кто совершают преступления, тоже знают, как работает Уголовная полиция. Поэтому уже умеют вводить в заблуждение.

— И как этому противостоять? — снова вступил в беседу император.

— Необходимо тщательно вести расследование, не доверяя только лишь магическим средствам. Никто не отменял опросы свидетелей. Никто не отменял необходимость установления алиби. И так далее. И тому подобное. Еще такой небольшой нюанс — все бригады по расследованию преступлений базируются в столице. И прибывают на место преступления в любой уголок Империи, даже самый отдаленный. Происходит это достаточно быстро, однако мы вынуждены сталкиваться каждый раз с одним и тем же: незнакомое место, люди, о которых мы ничего не знаем и которые чаще всего настроены по отношению к сотрудникам Уголовного розыска скептически или даже недоброжелательно. Очень много времени уходит на то, чтобы наладить какой-то контакт.

— И вы предлагаете?

— Я предлагаю ввести участковую службу. Путь на местах будет сотрудник Уголовного розыска, который для местных жителей будет своим. Можно использовать для этих целей военных или сотрудников Уголовного розыска в отставке. Можно попробовать после Академии отправлять отрабатывать молодежь. Но сделать это надо.

— Тогда что происходит с расследованием преступления, которое всколыхнуло общественность?

— Мы ищем тех, кто привозил в империю наркоманов из Петербурга, — резко ответил милорд Браун.

— И именно этим обусловлено ваше сотрудничество с военными?

— Безусловно. Преступления жестокие, наглые. И женщины выбраны как раз специально, чтобы настроить жителей Империи против сил правопорядка.

— Что было предпринято, чтобы уберечь женщин в Империи, у которых цвет волос может заинтересовать убийцу?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — посмотрел в глаза императору милорд Браун. — Это тайна следствия.

— У меня вопрос к командующему Тигверду, — поднялась я, увидев, что все поостыли.

— Какой именно? — величественно склонил голову сын императора.

— Почему вы так нервно реагируете на вопросы о вашей личной жизни? В ней есть что-то постыдное?

— Ника, ты что творишь? — едва слышно прошипела мама.

— Как ни крути, а этот вопрос все равно поднимут. И если мы собираемся сотрудничать с прессой, то так бурно реагировать на бестактность, как продемонстрировал принц Тигверд — не стоит, — громко ответила я.

— Это вы меня, миледи Вероника, сейчас воспитывать пытаетесь? — поднял брови сын Императора.

— Ваше высочество — журналистов куда подальше отправлять, безусловно, не только можно, но и нужно. Простите, господа, — обернулась я к замершим сотрудникам. Как-то выглядели они не очень. Только Джулиана строчила в очередном блокнотике и выглядела всем довольной.

— Разве я только что так не сделал?

— Вы показали, что восприняли все слишком близко к сердцу. Станьте как обычно — высокомерно-насмешливым. Вам это безумно идет.

Милорд перевел на меня многообещающий взгляд уже алых глаз. Я прочитала в нем обещание скорой мести. И чуть не замурлыкала от предвкушения.

— Слушаюсь, миледи…Сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить ВАМ удовольствие…

Я огляделась — и поняла, что все присутствующие не сводят с нас удивленно-восторженных глаз.

— Вероника, — тихо сказал император Фредерик. — Может, я просто отдам приказ вам пожениться, а вы его просто выполните? У нас все-таки приличная страна. С достаточно четкими моральными требованиями.

— Ага, — резко ответила я. — Мы эти четкие моральные принципы наблюдали в приюте. Мало того, что дети пострадали, оказавшись без родителей, так их и учить не велено. Им ничего не светит, кроме как быть прислугой у таких же аристократов, что сломали жизнь им и их матерям…

— Всяческими благотворительными программами занимается первая леди Империи. У меня жены нет, Брэндон слишком молод. Остаетесь вы — и Ричард.

Сколько в голосе императора насмешки…

— Выходите замуж — и делайте с приютскими детьми, жертвами произвола и прочими страдальцами все, что вашей душе угодно. Государственную поддержку мы вам обеспечим.

— А… — только и смогла выдохнуть я…

Тут дверь в аудиторию, где мы находились, резко распахнулась. Мужчины, все, как один, в одно мгновение оказались на ногах…

— Что? — судя по всему, Денис опознал того, кто к нам ворвался.

— Убийство, милорд! Золотоволосая молодая женщина. В синем. В столице.

— Опять…

Денис и Ричард исчезли практически мгновенно, прихватив с собой сотрудника Уголовной полиции, что принес дурные вести, и моего отца.

Я поблагодарила журналистов и фотографа. Спросила, как они оценивают то, что видели.

— Думаю, что наши коллеги будут в восторге, — сморщился мужчина постарше. — А то, что им не рассказали, то, по обыкновению, додумают.

— В пятницу утром мы все напечатаем. Первыми. Джулиана, подготовьте материал про сенсационное интервью начальника Уголовного розыска для газеты «Имперская правда».

— Будет сделано, — кивнула Джулиана. И грустно добавила. — Надо опять интервью брать у родственников погибшей женщины.

Я кивнула:

— Только сами не ходите. Возьмите кого-то, чтобы вас сопровождали.

— А что у нас с новостями из других провинций? — спросила мама.

— Да ведь как-то не принято… — начал один из журналистов.

— А новости из других провинций печатают? Или только по столице?

— В регионах должно происходить что-то на редкость замысловатое, поддержала его Джулиана, — чтобы о них сообщили в столичных изданиях.

— Получается, у нас своя свадьба — у них — своя… — я задумалась. — Мне кажется, что это неправильно. Только как организовать подачу этих новостей?

— Может, посетить столицы провинций и предложить сотрудничество кому-нибудь, кто умеет писать? Всяко по оплате вы вне конкуренции… — раздался голос императора, который, оказывается, внимательно слушал.

— Наверное, — кивнула я с одобрением, обнаружив, что другие участники нашей беседы заметно напряглись. Даже Джулиана. — Можно еще устроить на последней странице колонку «Вы спрашивали — мы отвечаем». И проводить конкурс от читателей на самую интересную новость.

— Мы можем поговорить с вами? — остановила я его.

— Любая беседа с вами — праздник, — усмехнулся Фредерик. — Разве я могу отказаться от него? Прошу вас.

Мы дошли пустым, а оттого мрачным коридором до чьего-то кабинета. Меня удивило то, как легко император ориентировался в Академии.

— Прошу, — распахнул он передо мной дверь.

— Благодарю вас, — вошла я вовнутрь.

Похоже, это была преподавательская. Большой, овальный стол посредине, шкафы с документацией по стенам. Один шкаф — стеклянный — с посудой.

— О чем вы хотели поговорить со мной? — поинтересовался его величество.

— О принце Брэндоне.

— А что с моим наследником?

— Что мне писать в его официальной биографии? И как писать… о вашей супруге?

— О ней не пишите вообще ничего. Что касается наследника, то вы его биографию знаете лучше, чем я, — съязвил Фредерик. — Двадцать четыре. Скоро двадцать пять. Молод, глуп, горяч. Не может простить мне историю со своей матерью и с матерью Ричарда. Искренне считает, что я его не люблю. Сильный маг, но думает, что это не так. Любовных связей — до последнего времени не было. По крайней мере, о таких, о которых мне стоило знать… И беспокоиться.

— А о каких стоит знать отцу? — улыбнулась я.

— Это вы спрашиваете, как мать трех молодых людей уже почти пятнадцати лет? Или как ответственная по журналу сплетен? — ехидно посмотрел на меня Фредерик, и его черные глаза весело блеснули.

— Ох… — я подумала о Паше, Рэме и Феликсе.

— Хотите добрый совет?

— Конечно.

— Меньше знаете — крепче спите…

— Главное, чтобы потом не встретилась такая девочка, что обитает в приюте с ребенком. И не сказала: «Возьмите, это ваше».

— А вот что вы сделаете, если скажет?

— Урою молодого отца.

— Это, само собой. А с малышом? Хотя… Вы даже щенка выскочили из-под колес вытаскивать. И по поводу чужого ребенка переживаете.

— Это плохо? — фыркнула я.

— Главное, чтобы никто не начал вашей добротой пользоваться. Хотя… из тех, кому вы бросились помогать — нет ни одного недостойного человека. Или животного. У вас удивительная интуиция, Вероника. Это дар. Дар, столь необходимый первой даме Империи.

— А что делать с приютами?

— Не все так просто, к сожалению. Если вы возьметесь опекать детей из приютов, продавливая именно для них возможность образования и карьеры в границах Империи, то у нас будет массовый приток детей в эти самые приюты, — скептически заметил его величество. — Подумайте сами — зачем тогда небогатым семьям тянуться? Зачем матерям, у которых погибли или умерли мужья, работать на нескольких работах, чтобы дать образование детям, если есть добрая вы. А еще — щедрый я. И получается, что ребенок какой-нибудь проститутки, которого она подкинула, как котенка, будет лучше пристроен, чем, скажем, сын или дочь крестьянина.

— И что делать?

— По крайней мере, не судить о том, как мы решаем проблему с сиротами, посетив только один приют, не поговорив толком ни с детьми, ни со взрослыми, которые там по многу лет работают, — достаточно резко ответил император.

Я задумалась. В чем-то он был прав. В чем-то не замечал проблемы, потому что привык думать, что все в порядке.

— Вы обиделись? — обеспокоено спросил у меня Фредерик.

— С чего вдруг? — удивленно посмотрела я на него. — У меня просто есть мысль, и я ее думаю.

— И что надумали?

— Что я не видела полной картины. А для того, чтобы что-то предпринимать, надо понять, что происходит.

— Вот именно, — улыбнулся Фредерик.

— Только я вспомнила сейчас старый-старый фильм про учительницу. Она попала в деревенскую школу и познакомилась с мальчиком-сиротой потрясающего ума и таланта. Она возилась с ним, как с своим собственным и в один момент пыталась пристроить в хорошую школу, чтобы дать ему возможность стать кем-то.

— И что из этого вышло?

— А ничего. Никому этот ребенок оказался не нужен. Там еще один из попечителей рисовал, пока мальчик блестяще отвечал.

— И что он рисовал?

— Этого мальчика в виде пастушка, выпасающего коров.

— В смысле — знай свое место?

— Именно так.

Император рассмеялся. Весело так. Тут уж я нахмурилась — я, конечно, особа самокритичная. Наверное. Но когда над тобой потешаются — да еще так жизнерадостно и задорно… Начинаешь ощущать себя как-то странно.

— Не злитесь, — попросил его величество сквозь смех.

— Буду.

— Пожалуйста…

— Я не понимаю, чем вас так рассмешила?

— Просто я радуюсь, когда вас вижу. Вы — как глоток свежего воздуха.

— Так что писать в официальной биографии Брэндона? — про луч солнца в темном царстве, тьфу, про глоток воздуха в Империи, мне ни говорить, ни слушать как-то не хотелось.

— Завтра вам секретарь доставит необходимую информацию. И — когда сверстаете первый номер журнала — сначала мне на стол.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонилась я.

— Вероника! — поморщился Император.

— Фредерик!

— А теперь — вы позволите вас проводить обратно? Меня, к сожалению, ждут дела.

Мы в молчании дошли до аудитории, где были мои сотрудники и мама. Фредерик открыл передо мной дверь, улыбнулся — хлопок портала — и он исчез.

— Давайте продолжим, — проговорила я, стремительно врываясь в аудиторию. Дел было много — начать печатать новости из провинций, потом…

Но не успела я сделать шаг, как поняла, что меня затягивает в марево кем-то выстроенного портала. Я рванулась изо всех сил прочь, зачерпнула силы в перстне… Но не успела.

Миг — и я стою на какой-то практически ровной каменной площадке. Огляделась. Вокруг скалы, настолько высокие, что их практически задевают проплывающие мимо равнодушные пышные облака.

Поняла, что дышать тяжело и что мне дико холодно. Кто-то накинул мне на плечи тяжелый плащ с меховым подбоем и стремительно отступил назад, словно не желая дотрагиваться.

Сделала шаг вперед — и просто споткнулась об синий яростный взгляд графа Троубриджа.

— Вы? — обалдело выдохнула я. Вот уж кого-кого, а этого потомка аристократического рода я бы никогда не заподозрила в том, что он меня может похитить.

— Какого цвета глаза у ребенка? — голос аристократа был тихим, но от этого не менее яростным.

— Что? — взвилась я.

— Отвечайте на мой вопрос! — приказали мне.

— С чего вы мне задаете подобные вопросы, милорд? — о… мои злобные ноты вполне могли соперничать с его яростными. А страха… Страха как ни бывало. Вот ведь странно — марево неизвестно чьего портала меня действительно напугало. А вот вид разъяренного мужчины, который был намного сильнее меня — вызвал лишь гнев… Нет, все-таки я ненормальная…

— Миледи Вероника… Я повторяю свой вопрос — какого цвета глаза у ребенка бывшей экономки милорда Фицжеральда?

— Как вы посмели меня выкрасть?

— У меня не было выхода… — на мгновение опустил глаза граф, но потом опять посмотрел на меня. Я увидела беспощадность и отчаяние.

Мне бы замолчать или начать сотрудничать с ним, но испуг на меня всегда влияет как-то неправильно. Я, когда пугаюсь, становлюсь агрессивной и очень разговорчивой. Вот и теперь, умом понимая, что надо бы закрыть рот, я не могла этого сделать.

— Послушайте, у меня есть повод относится к вам плохо… Вы же не думаете, что я забыла, как вы попытались…

— Можно подумать, вам впервой обслуживать мужчин, — темно-синее презрение пополам с бешенством клубилось в его глазах. — Для безродной подстилки с тремя внебрачными детьми вы слишком обидчивы. Или я своими поползновениями мог вам помешать поймать крупную рыбу — сына императора, а потом и его самого?

Я вдохнула, чтобы сказать молодому уродцу что-нибудь гадкое… Или сразу — матерное. Но что-то меня остановило. И у меня вырвались совсем другие слова:

— Мне жаль вас.

Граф Троубридж уставился на меня в полнейшем изумлении.

— Что? — только и смог сказать он.

— Вы — молодой, красивый, влиятельный. У вас впереди — вся жизнь. Отчего же вы так злы на мир? Кто сделал вас таким несчастным? Почему вы отвязываетесь на меня, на женщину, которая ничего плохого вам не сделала?

— Да как вы смеете?

Тут спесь слетела с него — и он превратился в того, кем он был на самом деле — в мальчишку лет двадцати — плюс-минус. Мальчишку, которого выгрызала какая-то убивающая его мысль.

— Я не могу понять… — проговорила я, смотря ему прямо в глаза. — Вас же в Академии считают благородным человеком — в том числе и командующий Тигверд, и окружение наследника, и мои сыновья. Я даже могу представить, что вы такой и есть — приличный молодой человек из приличной семьи. Откуда тогда такое желание унизить меня? Выразить мне свое презрение?

— Вы — Вероника. И вы — тоже экономка…

— Получается, что именно у вас были отношения с девочкой, что работала в поместье у милорда Верда до меня?

— Оооо… У этой вашей девочки были отношения. Были. Но не только со мной.

— Что? — изумилась я. Вспомнила молоденькую мамочку, прижимающую к своей груди дочку. Ее чуть смущенную улыбку.

— Вижу, вы с ней знакомы. И не верите мне.

— Слушайте, а вас не могли ввести в заблуждение?

— Это не ваше дело! — снова ощетинился мальчишка. — Какого цвета глаза?! Отвечайте! Алые? Белые? Золотые? Или?

— Синие, — сказала я правду. — Точно такого же оттенка, как ваши сейчас.

Он отшатнулся от меня, но потом опять распрямился и уже без гнева, как-то равнодушно сказал:

— Вам придется побыть здесь, не пытайтесь что-то предпринимать, в этом месте действует магия только нашего рода.

— Что вы собираетесь делать?

— Все, что мне остается — это попытаться спасти свою дочь. До того, как…

— А почему вы просто не отправитесь за помощью к вашему наставнику, командующему Тигверду?

— И что я ему скажу?

— Правду? — предположила я.

— Вы забавная, — проговорил он.

И я чуть не взвилась. Одно дело, слышать это от императора Фредерика. От Ричарда, в крайнем случае. Но от детеныша, который меня почти в два раза младше и к тому же меня нагло похитил… Это слишком! Но потом я посмотрела в его глаза — они поменяли цвет и стали как будто припорошенные снегом. Такое выражение глаз я уже в своей жизни видела. Когда Ричард сидел, смотрел в пламя камина и пытался меня не убить…

— Почему вы не пойдете к своему другу? — тихо спросила я.

— И скажу я ему, что предал? — усмешка исказила черты его лица.

— Тем, что завели интрижку и соблазнили экономку?

Граф Троубридж рассмеялся. Судорожно, отчаянно. Словно пытался зарыдать, но не мог.

Я смотрела на него, пытаясь понять, что делать. К счастью, он достаточно быстро пришел в себя и наконец, проговорил:

— Та женщина, которую сегодня убили… Это была Вероника.

— Что? — ноги у меня подогнулись, и я опустилась прямо на ледяные камни. — А ребенок?

— Ребенок исчез.

— И что теперь?

— Теперь мне предложили обмен…

— Ника! — раздался вопль Ричарда.

Время, помноженное на холод и ледяной ветер, тянулось так медленно, что я уже думала, что за мной в эту глушь никто никогда не придет….

И тут же на плато, куда меня занесла судьба и граф Троубридж, стало многолюдно.

Ричард кинулся меня обнимать, следом появились император, полковник Гилмор и десяток людей в военной черной форме.

— Ты цела?

— Да, — кивнула я, лязгнув зубами.

— Кто? — тихо спросил император.

— Граф Троубридж, — не хотелось расстраивать Ричарда, но парня надо было спасать.

— Зачем? — Фредерик и Ричард задали этот вопрос практически одновременно.

— Он письмо вам оставил, — распахнула я плащ и передала конверт Ричарду. — Надо торопиться. Он там какую-то самоубийственную глупость затеял.

— Я так думаю, — проскрежетал император, — что самоубийственную глупость молодой человек уже совершил. Он похитил вас. Все остальное — на его усмотрение.

— Фредерик, — укоризненно посмотрела я на него. — Я не пострадала. А мальчишка… Он запутался. И его шантажировали. Тем не менее, он…

— Он мог прийти за помощью ко мне.

Все-таки голос Ричарда, когда он в бешенстве, удивительным образом становится похож на голос его отца-императора. Убийственные звуки — как будто по стеклу проводят чем-то металлическим — они издают совершенно одинаково.

— Он предпочел сделать все по-другому, — продолжил гневаться Ричард.

— Но он и не выдал меня тем, кто шантажировал его жизнью его дочери, — возразила я.

— Так. Все эти препирательства позже, — распорядился император. — А пока в тепло.

Короткий кивок Ричарда, знакомое уже гудение портала — и ледяное плато остается позади. Как ночной кошмар — яркий, заставляющий содрогнуться. Но совершенно не реальный…

Миг — и мы в городском доме.

Мама начала плакать, как только меня увидела. Видимо, она держалась ровно до того момента, как поняла — все обошлось. Отец тоже выглядел не лучшим образом — он был белее стены в моих покоях.

Господин Ирвин, как только появился, сразу выдал всем присутствующим по колбочке с успокоительным. Я даже позлорадствовала — в кой-то веке не мне одной страдать от невыносимо-горького вкуса. Все приняли помощь целителя безропотно, только Фредерик попробовал уклониться с помощью лениво- царственного жеста. Наверное, вспомнил, что повелитель все-таки он. На Ирвина это не произвело ровным счетом никакого впечатления, Он лишь посмотрел на императора укоризненно. Подействовало. Фредерик выпил. Потом целитель обернулся ко мне.

— Как вы? — спросил он.

Я оглушительно чихнула, словно мой организм ждал этого вопроса, чтобы показать себя во всей красе. Подумала. Чихнула еще раз и проникновенным басом высказалась:

— Хорошо.

— Вижу, — улыбнулся мне Ирвин. — Простужены, но не напуганы.

— Именно.

— Тогда вам вот такую вкусняшку, — протянул мне другую колбочку, в которой плескалась мерзкая — и это было видно с первого взгляда — жидкость.

— Вкусняшка, говорите, — с подозрением посмотрела я на Ирвина. А про себя подумала, что молодежный жаргон нашего мира получил уже в империи Тигвердов достойное распространение. Наверняка это слово — результат общения с Феликсом.

— Вероника, — распорядился его величество, морщась от того зелья, что ему выдали. — Пейте!

— Хотите, чтобы не вы один страдали? — укоризненно посмотрела я на него.

— Конечно, — довольно кивнул он мне. — Я же тиран и деспот.

Зажмурилась. Выпила. Если не смотреть на мерзкий внешний вид, то зелье на вкус оказалось не таким уж и ядом…

— Перед сном выпьете еще вот это, — Ирвин с гордостью кивнул на еще одну прозрачную колбочку еще более отвратного вида.

— Слушайте, а почему вы емкости делаете прозрачными? — спросила я. — Ведь было бы гораздо проще, если бы не видно было, что пьешь…

— Никогда об этом не задумывался, — с полнейшим равнодушием к моральным терзаниям пациентов отозвался главный придворный целитель. — Оставляю вам целый кувшинчик с успокоительным. Пейте сами и поите всех подряд.

На этом Ирвин откланялся.

— Что в письме? — тут же повернулась я к Ричарду.

— Вы же несколько часов провели на скале в обнимку с этим письмом.

— Как я буду читать? Оно же вам адресовано, — обижено посмотрела я на него.

В ответ он протянул мне лист бумаги.

— Читайте.

— А лучше вслух, — распорядился император. — Мне вот тоже интересно, за что я буду молодого человека известной фамилии на рудники отправлять.

— Если он в живых останется, — откликнулся на фразу императора его сын. В его голосе смешались и раздражение, и гнев, и жалость…

— Давайте сюда письмо, — приказал император. — Буду читать.

Я передала ему листок бумаги, Фредерик сначала пробежал его глазами, покачал головой. Потом стал читать.

«Милорд Верд!

Я виноват. Во лжи и предательстве. И тем убийственнее, что виноват я в этом по отношению к вам, к человеку, которого я безмерно уважаю.

Все началось летним днем, когда я впервые увидел вашу новую экономку. Веронику… Вы же знаете, я всегда скептически относился и к самому понятию любовь и к тому, что ради нее можно совершать какие бы то ни было безумства… Можно. Оказывается, можно.

Наши встречи. Наши чувства. Я понимал, что ничего из этого не выйдет. Девочка-сирота из непонятного какого провинциального городка и я, наследник древнего рода. Глупость же! Но никто из нас не боролся с собой. Да, наверное, это было и бессмысленно.

Правда, что открылась мне в один момент, была и вовсе ужасна. Вероника оказалась не просто девочкой, по воле случая оказавшаяся в вашем доме. Ее отправили к вам, чтобы шпионить. Кроме того, она должна была стать вашей любовницей — и в идеале понести от вас.

Откуда я это знаю?

Вот тут и начинается история моего личного предательства.

Однажды Вероника сказала мне, что ей надо уехать в столицу. Она так нервничала, так старательно рассказывала, что необходимо докупить какую-то мелочевку по лавкам…Я не мог не заподозрить ее. Правда, заподозрил я ее в том, что в столице у нее есть еще кто-то. И, терзаемый ревностью, я отправился вслед за ней.

Ее отчитывал какой-то мужчина. Судя по голосу, не первой молодости. Он был в гневе. Хлестнул ее по щеке, грозил убить, если она не выполнит того, за чем ее послали к вам в дом.

Вероника плакала и пыталась объяснить, что милорд даже не смотрит в ее сторону, а просто забраться к нему в постель она не может. «Милорд Верд в гневе страшен», — говорила она, и выражала уверенность в том, что подобный поступок вызовет его дикую ярость. В ответ она получила еще несколько пощечин и заверение в том, что она отправится рабыней в бордель. И тогда о гневе и ярости узнает все. Пока ее не заимеют до смерти, а уж об этом ее заказчики позаботятся.

Кроме того, ей сказали, что на ней заклятие и забеременеет она с первого раза.

И я понял, что помимо всего прочего, Вероника, скорее всего, уже беременна. Ведь мы уже были близки.

Что мне оставалось делать? Я проследил за мужчиной, который в ней разговаривал. И убил его. Безо всяких сожалений, как бешеную собаку. Дело не завели потому, что я обставил все, как сердечный приступ. Все, как нас учили. Потом я кинулся вслед за Вероникой. Но было уже поздно. Напуганная девочка уже оказалась в вашей постели. В ту самую ночь, когда вы вернулись пьяный, как никогда раньше.

Что я почувствовал? Ярость. Ревность. Отчаяние. Я хотел ее убить. Я хотел убить вас. Особенно за то, что вы были в бешенстве оттого, что это нежное, чистое существо отдала вам себя. Пусть не по своей воле… А вы были недовольны.

Я перехватил Веронику, когда она убегала. Я смотрел ей в глаза — и не понимал, что мне делать дальше. Я проявил малодушие. Дал денег, прикрыл магически — и отпустил. Я не смог выдать ее вам, понимаете… просто не смог.

Теперь она мертва. Я — предатель. А моя дочь у них.

Я прошу прощения за тот переполох, который поднял — мне необходимо было переговорить с миледи Вероникой, а просто так к ней было не подойти.

За предательство прощения не прошу — прекрасно понимаю, что и смерть не искупит этого. Все, что мне остается — это попытаться спасти своего ребенка.

За сим и остаюсь вашим благодарным учеником

Граф Троубридж.

Смолк голос его величества. Мы подавленно молчали.

— Идиоты, — высказался Фредерик. — Оба. Он — влюбленный дурак. А ты…

Он раздраженно посмотрел на сына:

— Ты когда-нибудь будешь видеть то, что происходит вокруг?

— Да мне и в голову не могло прийти… — растерянно проговорил Ричард. — Я вообще летом в поместье практически не жил. Сборы в Академии — мы на юге были. Потом я в Северной провинции порядок наводил. Губернатор там проворовался — и всячески следы заметал. Людей Крайома, что занимались расследованиями, — положили. Мы с военными присоединились к расследованию — пришлось вести его уже своими методами.

— Ага… В провинции порядок он навел. А в собственном доме? Ты понимаешь, что было бы…

— Понимаю.

— А я — нет, — влезла я.

— При соответствующем ритуале с помощью крови младенца рода — если он рожден от старшего сына — можно уничтожить не только отца. Но и всех членов рода.

— Необходимы лишь кровь и частицы плоти тех, кого запланировано убить.

— То есть… Если бы ребенок был от тебя, — я повернулась к Ричарду, — то можно было бы убить… вас всех?

— И меня, и отца, и Брэндона, — кивнул командующий Тигверд. — Такими свойствами обладает кровь новорожденного младенца.

— Это же кошмар…

— Именно. Поэтому те, в чьих жилах течет кровь с примесью магии, практически никогда не заводят незаконнорожденных детей. И осуществляют беспрецедентные меры защиты для своих потомков. Особенно до трех месяцев, пока кровь ребенка годится для ритуала.

— Получается, что граф помог скрыться любимой, а я — своим интересом — выдала ее местоположение… — прошептала я.

— Не бери на себя чужую вину, — обнял меня Ричард. — Мне надо было быть внимательнее… А моему ученику — довериться мне.

— А нам всем — злобно прошипел император, — лучше искать заговорщиков. Пока они нас переигрывают. И у них не все получается только лишь из-за каких-то нелепых случайностей. Вот скажи, сын, а откуда ты вообще взял такую замечательную прислугу?

— Из агентства по найму, — пожал плечами милорд. — Откуда же еще?

— Веронику ты вообще отыскал на скамейке в парке, — проворчал Император.

— И счастлив этим.

— Ну, да… Если учесть, какие профессиональные кадры тебе выдавали в агентстве… Лучше уж первых попавшихся в дом приводить. Безопаснее будет. Простите, миледи, это я не в ваш адрес, — чуть склонил голову его величество.

— Я распорядился, — спустя короткое время проговорил Ричард, — хозяйку агентства доставят на допрос.

— Хорошо. Ко мне уже вызвали графиню Троубридж — матушку нашего кадета. Со мной, я думаю, она сотрудничать будет, — император поднялся. И резко вышел, не прощаясь ни с кем.

— Обращаю ваше внимание, миледи! Я пошел работать в службу милорда Милфорда потому, что хочу служить своей Родине. Кроме того, для того, чтобы это осуществить, я пренебрег пожеланиями отца и вынужден терпеть пренебрежение своих родственников. Работа в контрразведке — не самое почетное занятие. И что получается? Я фотографирую восемнадцать одинаковых платьев?!

— Они совершенно разные, господин Хикс — сдержанно заметила Луиза.

— Но они все — желтые! — возмутился фотограф

— Господин Хикс, — прекратите истерику и давайте продолжим. С лимонным, янтарным и платьем для выхода в свет цвета салмы — мы закончили. Теперь переходим к моделям персиковых оттенков, потом завершим бальной серией — цвет шампанского и бежевый. Будьте так добры — соберитесь, у нас много работы! — ледяной голос герцогини Борнмут окатил контрразведчика, заставляя воззвать о помощи:

— Миледи Вероника!

Стоило нам войти в редакцию «Имперской правды», как мы услышали возмущенный голос взбунтовавшегося фотографа.

— Господин Хикс, — тихо сказала я. — Сегодня такой тяжелый день. Пожалуйста. Перестаньте.

Мама и Джулиана согласно кивнули, и мы прошли в большой кабинет. Мужчин-журналистов еще утром отправили собирать материал в приют. Джулиана рвалась с ними, но я ее не отпустила. Мало ли что.

— Миледи Вероника, — не сдавался фотограф. — Я могу с вами поговорить?

— Господин Хикс, — получилось устало. — Мне жаль, что вы восприняли поручение милорда Милфорда именно так, но боюсь, что пока заменить вас некем. Кроме того, вы должны понимать, что мы все работаем над журналом не потому, что нечем больше заняться.

— Да что вы! — все-таки не выдержал он.

— Есть такое понятие, как пропаганда.

— И чем же ваш журнальчик сплетен может повлиять на привлечение сторонников императорской власти?

— Кто воспитывает детей? — задала я ему встречный вопрос.

— То есть как это кто? Женщина, конечно!

— Вот именно. И эта женщина должна быть правильно политически ориентирована. Как специалист — вы со мной согласны?

— И вы считаете…

— Женщина должна быть довольна и счастлива. Тогда в семье все будет чинно и благолепно. Это — во-первых. Во-вторых — кто вам сказал, что я намерена останавливаться на одном журнале? Надо делать мужской журнал — вот вы, например, мне скажите, о чем будут с удовольствием читать мужчины?

— Не знаю…

— Вот и помогите мне — узнайте, — попыталась улыбнуться я ему. — В ближайшее время составим опросные листы — попробуем собрать информацию. Кроме того, остается самая радикальная и инициативная часть населения — молодежь. Надо понять, как в Империи справляются с подростковым бунтом. Куда его направляют. Кто у вашей молодежи лидер? Кто — кумир?

— Вроде — никто, — растеряно протянул сотрудник милорда Милфорда.

— Так не бывает.

— Мы — сильное государство. Империя, — раздраженно ответил мне господин Хикс. — И нам не годиться заигрывать со всякими там… слоями населения.

— Если вы этим не будете заниматься, то придет кто-то со стороны. И этот кто-то воспитает ваших детей — технологии не такие уж и сложные. А потом будет очень обидно и унизительно терять страну, вы не находите?

— Вы очень умная женщина…В чем-то вы, безусловно, правы. И в чем-то я даже с вами согласен. Вы единственная женщина, — уж простите меня за прямоту, — с которой можно дискутировать на подобные темы, — Хикс положил свою аппаратуру так осторожно и нежно, будто это был новорожденный младенец. Он сел в кресло, потер виски. И, казалось, сменил гнев на милость. Но это только казалось:

— Я не желаю фотографировать женские наряды! Даже во имя процветания империи. Это унизительно!

Герцогиня Борнмут покачала головой, но сдержалась и промолчала. Я поняла, что мы сработаемся. А страдальцу-фотографу сказала:

— Найдите, кто сможет фотографировать женские наряды и рукоделие без насилия над собственной личностью. Наверное, лучше женщину. И мы переведем вас на происшествия.

— Но… — попробовал возразить фотограф.

— Послушайте, — я посмотрела ему в глаза. — Сегодня, действительно, тяжелый день. Убита еще одна женщина. Если есть необходимость — давайте поругаемся завтра.

— Кто? — одними губами спросила Луиза.

— Девочка-экономка, которую звали так же, как и меня, — тихо сказала я, не в состоянии отделаться от мысли, что это моя вина.

— Какие сволочи… — всхлипнула мама. — Как же так…

— У нее же волосы были не золотистые. Не брюнетка она, конечно, но…и не золотоволосая, как миледи Вероника, — задумчиво проговорила Джулиана. — Скорее шатенка.

— Это значит, что волосы ей выкрасили. А потом убили.

Луиза подумала-подумала…И выдала замысловатую, эмоциональную и абсолютно неприличную фразу. На русском языке.

— Простите… — прошептала она и покраснела.

— За что? — первой в себя пришла мама. — Могу только поддержать. Убила бы гадов.

Присутствующие дамы синхронно кивнули. И даже герцогиня Борнмут не стала высказываться, что так говорить неприлично.

Фотограф поклонился — и удалился. В саду, примыкающем к нашей редакции, его уже ждали восемнадцать желтый платьев и несколько девушек. Моделей в империи не было — и девушки, что работали в магазинах, согласились помочь продемонстрировать фасоны для нашего журнала.

— А мы продолжим, — мамин голос утонул в каком-то неестественном звуке. Что-то шипело вокруг, пугая до истерики нас всех. Воздух вдруг стал плотным, белесым и…горячим!

— Что это!? — Джулианна, мама, Луиза и я выдали эту фразу практически одновременно.

— Не знаю, — быстро ответила герцогиня. — Но, думаю, нам лучше это не выяснять.

И мы поспешили на выход.

Не тут-то было. Дверь, в которую несколькими минутами раньше спокойно вышел фотограф, оказалась заблокирована. Мы бросились к окнам — редакция была на втором этаже. Но Ирвин, если что — вылечит. Окна тоже не открывались. Стулом их тоже выбить не удалось.

— Луиза, Джулиана, строим портал. Вместе, — быстро приказала побелевшая герцогиня. — Надо слить наши энергии.

Шипение усиливалось. У женщин ничего не получалось. Я смотрела в окно — и видела, как там, снаружи, мечутся мужчины. Мелькнул наш фотограф. Появился Ричард с кем-то, кого он положил прямо на землю. Ирвин, Швангау. Еще кто-то… Должно быть, и они к нам войти не могли.

И тут шипение сменилось гулом — и наружу вырвалось пламя… Белое, раскаленное, со странным сладковатым запахом. Женщины встали в круг, взмахнули руками и застыли. У Джулианы и Луизы на лбу выступили капельки пота. Все трое были бледны и неподвижны — видно было, что они отдают все силы, но ничего не менялось. Мы с мамой стояли в стороне, ощущая какую-то гнетущую беспомощность.

— Не получается, — крикнула Луиза со слезами в глазах.

— Пробуем еще! — хладнокровно приказала герцогиня, сохраняя спокойствие… — Жаль, что вы и Джулиана — обе воздух… Сюда бы мага воды.

— А что с вашей магией? — спросила Джулиана.

— Огонь. Слабенький совсем, — вздохнула герцогиня. — И тот мне не подчиняется — я не сильно одарена с рождения, и меня особо не учили.

Мама стояла. И молчала. Только руки сжала в кулаки. А мне стало интересно…

Я пошла знакомиться с непонятным огнем, который пытался нас уничтожить. В этом было свое очарование. Очарование безумия… Может быть, это сладкий, нежный запах пламени так подействовал на меня? Или притягивало оно само — яркое, белое, обещающее полную свободу. Вдруг нестерпимо захотелось сгореть! Пройти сквозь этот огонь, стать пеплом! Легким, невесомым белым пеплом. И пусть меня развеют в Пустоте…

— Привет, — сказала я. — Ты как тут оказался?

— Ника, — озабоченно спросила мама. — Что с тобой?

Я захихикала. Мы все сгорим, а мама переживает — что с моим душевным здоровьем… Да какая, в общем, разница?..

Пламя вдруг вспыхнуло ослепительно белым — и заставило меня отскочить. А потом с диким шипением поползло змеей, сжимая кольцо вокруг нас пятерых.

И тут мое настроение резко сменилось. У меня в голове по-прежнему не укладывалось, что это все — конец. Во мне проснулся гнев — яростный, такой же раскаленный, как белое пламя вокруг. Это что же получается? Это какая-то тварь решила, что мы умрем — и подписала нам приговор? У Луизы не будет свадьбы, герцогиня не увидит своего сына? Джулиана и Брэндон…Они любят друг друга! А я? Мальчики, Ричард, мама…

Безудержная ярость затопила каждую клеточку, она кипела в каждой капле крови, но это не помогало нам вырваться. Те, кто планировал эту ловушку, помнили о том, как я вытащила свою семью… И похоже, предприняли что-то, чтобы мне не удалось это во второй раз.

Расслабиться, позвать перстень, попросить мне помочь:

— Пожалуйста…Слышишь меня? Пожалуйста…Я не знаю кто ты такой, я не знаю, что ты такое, но здесь больше не кому мне помочь…Пожалуйста…

И вдруг все исчезло — только серый, густой туман под ногами. Кто-то взял меня за руку, но я чувствую только холод. Туман стал ярко-голубым, потом темно-синим. Красиво… Красиво и …холодно. Нестерпимо холодно. Женская фигура, замотанная в плащ — она откидывает капюшон с лица, я хочу посмотреть — кто она, но туман снова становится серым и последнее, что я помню — портрет, написанный Джулианой…

Снова белое пламя, снова тяжелый воздух, и синий луч из кольца на руке — он тяжелый, он высасывает из меня все силы, но я должна. Должна удержаться на ногах, рассечь пустоту и втащить всех нас в узкую бирюзовую щель. Что-то горячее течет из носа и, кажется, из ушей тоже…Какие-то очень гулкие барабаны стучат и стучат в висках. Тошнит…Хочется упасть и закрыть глаза. Свернуться калачиком, чтобы было не так холодно. Нельзя. Я должна. Должна! Вырваться, обнять сыновей, вдохнуть свежего воздуха, а не судорожно хватать остатки этого, ядовитого. Увидеть небо… Сейчас весной оно такой синее…

— Мама! — ко мне подбежал Феликс.

— Предупреди Ричарда — огонь…белый, — прошептала я перед тем, как потерять сознание.

Очнулась я практически сразу. Голова раскалывалась, рука горела огнем, но самое главное — я была жива. И боль воспринималась, как счастье.

— Мама? — прошептала я. — Остальные?

— Все живы, — ответил мне Феликс. — Отец спас Рэма.

— Что? — попыталась подняться я.

— Лежи спокойно! — рыкнул на меня сын. С удовольствием послушала, как в его голосе перемешались интонации Ирвина и Ричарда. Получилось…неплохо. Юный целитель подумал и добавил. — Что-то случилось в герцогстве Реймском. Отец Рэма в последний момент вытащил.

Я откинулась на спину — и уставилась в небо. А Феликс в это время отгонял от меня Ричарда и Пашку.

— Да с мамой все будет хорошо, — ворчал он. — Не мешайте только!

Через какое-то время (мне стало совсем хорошо, ничего не болело) мне удалось убедить Феликса подпустить ко мне остальных.

— Хорошо, — поднялся он. — Не на долго.

— Ника, я запру тебя во дворце у отца, — первое, что вырвалось у Ричарда, когда он меня обнял. Пашка, схвативший мою руку и прижавший ее к своей щеке, согласно кивал.

— Но газета, — попыталась возразить я.

— В бездну газету, журнал и все остальное! — взвился Ричард.

— Нет, — тихо проговорила я. — Разбирайся с заговорщиками. А мне…

— Ника, — еле слышно проговорил он — и это было страшно, потому что я ожидала взрыва… — Ты не понимаешь… Ни я, ни Брэндон, ни отец, ни Швангау… Никто не мог войти в твою проклятую редакцию. Никто не мог выстроить портал. Мы могли только смотреть. Я чувствовал, как ты сходишь с ума, потом твою боль… Ника… не надо так.

— Ричард… Я тебя люблю. Но тут уж от меня ничего не зависит. Ты говоришь, чтобы я переселилась во дворец — хорошо. Только давай мы туда же переселим и остальных. И мы будем спокойно заниматься своими платьями восемнадцати оттенков желтого. Или ты думаешь, если мы рассядемся по своим комнатам во дворце и будем смиренно ждать — кто победит — то нас не тронут?!

Ричард гневно молчал. Пашка подумал-подумал и высказался… Раздраженно-восхищенно:

— Ой, мама! Ну вот чего ты такая упрямая!

— Лучше расскажите, что с Рэмом.

— Мне удалось его вытащить, — ответил Ричард. — Я почувствовал, что он в опасности, и пренебрег политикой невмешательства в дела этого…герцогства. Мы с бойцами успели в последний момент. Рэм держал магическую защиту — нападавшие так и не смогли ее пробить. И одновременно отбивался. Шпага. Рана глубокая, но его жизни ничто не угрожает. Магическому потенциалу — тоже.

Еще вчера я бы возмутилась — как можно думать о «магическом потенциале», когда ребенок при смерти? Еще вчера я дулась и обижалась на Ричарда — как можно не хотеть ребенка только потому, что не соблюдены какие-то там формальности? Еще вчера. Но теперь я на многие вещи смотрела по-другому. Поэтому лишь понимающе кивнула и спросила:

— Я могу его видеть? — Ричард с Феликсом переглянулись.

— Ирвин и я…мы…погрузили Рема в состояние глубокого сна на несколько дней. Надо срастить сосуды, и лучше делать это в состоянии полного покоя — Феликс говорил тихо, медленно, глядя мне прямо в глаза. Видимо, он использовал гипноз, чтобы полученная информация не привела к истерике. У него получилось — я была спокойна, потому что точно знала — с Ремом все будет в порядке…

— А герцогиня? — спросила я Ричарда.

— Мы не смогли ничего поделать. Мы не знаем даже жива она или нет. К тому же я не мог позволить себе задержаться — империю могли обвинить в том, что именно мы напали на герцогство. Прости, я не могу себе этого позволить.

— Понятно…

Его слова придавили меня, оставляя тоску и горечь.

— Прости, — опустил голову Ричард. — Я не всесилен.

Нас доставили во дворец, выдали по кувшину успокоительных, расселили по покоям, оставили одних.

Я переоделась, — одежда пахла тем самым сладковатым запахом, что чуть не свел меня с ума. Легла. Закрыла глаза. В темноте вспыхнул белый огонь, бледное лицо Джулианы, испуганное — Луизы, и невозмутимое, как у каменной статуи — герцогини Борнмут. Зазвучали голоса:

— Ничего не выходит!

— Сюда бы мага воды…Жаль, что вы обе — воздух…

— А вы?

— Огонь…Слабенький совсем. И тот мне не подчиняется…

Мой собственный отчаянный шепот:

— Пожалуйста! Помоги мне, пожалуйста! Я не знаю, кто ты такой, я не знаю, что ты такое, но здесь больше некому мне помочь… Пожалуйста!

— Помогите! Пожалуйста…Помогите!

Визг тормозов, полицейская сирена, огни скорой помощи, голоса… Лицо герцогини Реймской, ее длинные, тонкие пальцы. Боль, которая отступает, Пашкин крик…

— Зачем вам такой мужчина?

Холодно…Серый туман становится голубым, затем темно-синим. Красиво. Кто-то берет меня за руку — я чувствую холод…

Пламя! Белое пламя лижет мне руку — больно…Горячо, и нестерпимо больно. Сладковатый запах. Портрет, который написала Джулианна. Смуглая кожа, темные глаза и синий камень в перстне на руке…

— Ричард! — почему-то заорала я и проснулась.

Рядом никого не было. И я поняла, что не могу. Не могу оставаться одна. Не в этот вечер.

Встретились мы все в коридоре в одно и то же время. Я и мама, Наташа и Джулиана. Луиза и герцогиня Борнмут. Посмотрели друг на друга. И пошли ко мне в гостиную.

Наташа уселась возле камина и мрачно уставилась на огонь. На коленях бесформенной желтой кучкой лежало забытое вязание. Джулиана что-то рисовала углем в блокноте, с которым не расставалась, кажется, никогда.

— Может, напьемся? — предложила мама.

— Хотя бы успокоительных, — покачала головой беременная писательница. — Мне нельзя. Но очень, очень хочется…

— Значит, и нам нельзя. Из солидарности, — покачала головой я.

— Почему нет? — удивленно посмотрела на меня Наташа. — Я бы полглотка вина сделала. Какого-нибудь хорошего, красного.

— Жаль, что я в местных винах ничего не понимаю, — вздохнула я. — Можно было бы проконсультироваться у милорда Милфорда, но беспокоить его не хочется.

— Можно спросить у меня, — робко предложила Джулиана.

— В вас масса талантов, — улыбнулась ей мама.

— Именно так, — решительно кивнула знаток местных вин.

Я вызвала господина Хормса, который изо всех сил старался общаться исключительно с герцогиней Борнмут. Видимо, счел ее достойной. Я, как обычно, не обращала внимания на его пренебрежение, скрытое неискренним почтением. Просто распорядилась принести ужин, а Джулиана вступила с ним в увлекательнейшую для них двоих дискуссию по поводу винной карты.

— Сразу видно настоящую леди из Южной провинции! — с искренним восторгом поклонился Джулиане распорядитель — и удалился.

Ну, наконец-то управителю хоть кто-то понравился!

Художница грустно улыбнулась:

— Иной раз я думаю, что излишние таланты для женщины — многие скорби. Хорошенькие дурочки живут и беззаботнее, и счастливей.

— Увы! — рассмеялась и Наташа. — Я тоже порой так думаю.

— Ой, девочки! Бросьте стенать. Молодые, красивые, — счастье вас еще найдет. Главное от него не отбиваться, — и маменька выразительно посмотрела на меня.

— Мама… — скривилась я.

Наконец нам доставили вино и закуску.

— Итак, теперь мы все будем обитать во дворце, пока его величество не посчитает, что угроза миновала, — объявила я.

— Мне надо предупредить дочь. Ей всего девять, — проговорила герцогиня как бы про себя, ни к кому особенно не обращаясь.

Я удивилась. Герцогиня всегда владела собой, демонстрировала изящность манер и осознанность действий. Видимо, случившееся выбило ее из колеи. Еще бы…

— Может, и ее перевезти в столицу? — предложила я.

— Благодарю вас, — склонила голову герцогиня, мгновенно взяв себя в руки после, казалось, минутной слабости — Я подумаю.

Первый бокал мы выпили, помянув несчастную Веронику. Я осушила бокал жадным глотком — сразу, до дна. Не чувствуя вкуса и слегка жалея о том, что это вино. А не что-нибудь покрепче.

Наташа похвалила букет и перешла на сок. А мы продолжили.

— Луиза, — спросила я. — А что ты знаешь о молодом Троубридже?

— Достаточно, чтобы можно было с уверенностью сказать — никто и предположить не мог, что он может посмотреть в сторону прислуги.

— Слишком спесив и высокомерен, — кивнула я.

— Я бы не сказала, что слишком, — как-то скептически улыбнулась Луиза.

— Если сравнивать с некоторыми… Мальчик очень мил с окружающими и прост в общении, — пропела герцогиня, изящно обводя пальчиком край бокала.

— Если сравнивать с моим покойным мужем… Да мало ли еще с кем, — подтвердила ее слова Луиза. — Троубриджи не так спесивы… Но они несут свое имя гордо. Род очень расчетлив. Особенно в вопросах потомства…

— Уверена, — проговорила герцогиня, чго мать ничего не знала о его любовной истории.

Мы повторили. Потом еще. И я вдруг поняла, что отпускает.

— Не думала, что так бывает… — прошептала Джулиана.

— Такая любовь? — спросила у нее мама.

Девушка кивнула:

— Женщин отбирают для заключения брака по показателям линии разведения. Как племенных кобыл, — голос Луизы чуть дрогнул.

— Главное, — горько продолжила художница, — получить магически одаренное потомство. Любовь — роскошь, доступная лишь безродным, лишенным магии беднякам. Так что кто богат в нашей империи — вопрос.

— Вы думаете, Троубридж и Ника… Они смогли бы быть счастливыми? — спросила я тихо.

— Нет, — хором сказали Луиза и герцогиня.

— Девочку у матери забрали бы в любом случае. Сразу, как только бы стало известно, что способности ей передались — добавила Луиза.

— Максимум — содержанка для отца ребенка. Это и не приветствуется, но и не порицается. Если мужчина женат, супруга этого не замечает, — просветила меня герцогиня.

— Не замечает? — мой голос почему-то охрип.

— Конечно. При условии, что она хорошо воспитана — уточнила Борнмут.

— Как у вас… интересно, — мы обратили внимание на Наташу. Судя по ее загоревшимся глазам, ей в голову пришла какая-то мысль, и в ближайшее время мы прочитаем ее воплощение в книжке.

И мы выпили. Кто — вина. И много. Кто — как наша беременная писательница — успокоительного. Тоже немало.

Так нас и застали его величество Фредерик с наследником — очень грустных и не очень трезвых.

— Неплохо, — пророкотал император, разглядывая наши посиделки.

— Выпьем с горя, где же кружка, — пробормотала Наталья.

— Сердцу будет веселей! — продемонстрировала и я знание русской классики.

— Выпьем, — представители августейшей семьи плотоядно поглядывали на остатки нашего ужина.

— Вы опять голодные?! — возмутилась я. — Весь штат прислуги разогнать надо. Разрешите мне распорядиться?

— Не гневайтесь, миледи — улыбнулся император. Некогда было. Допросы, — его лицо стало серьезным и усталым.

— Сейчас я распоряжусь, и вам накроют, — поднялась я. — Что из алкоголя?

— По глотку вашего вина, — распорядился император. — Не больше.

— Голова должна быть холодной, сердце горячим, а мозг — трезвым, — перефразировала я слова Дзержинского о требованиях, выдвигаемых к настоящим чекистам.

— Именно так, — серьезно кивнул Император, не оценивший моего юмора.

Брэндон сразу отправился смотреть, что рисовала Джулиана. Художница попыталась убрать блокнот, но не успела, и я тоже случайно увидела рисунок. Свет, обволакивающий нежную фигуру, тонкие черты лица. Счастливая улыбка. Ребенок на руках…

— Какая красивая девушка… — сказал наследник, кивнув на картину.

— К сожалению, мертвая, — глухо ответила ему художница и быстро убрала наброски.

— Завтра начнете рисовать нас с сыновьями, — распорядился Фредерик. — Раз уж мы во дворце, а ваши походы в приют я отменяю.

— Завтра… — невесело усмехнулся Брэндон. — Как раз день для рисования. Расследование свернем — и позировать. И Ричарда отзовем.

Император тяжело вздохнул. Но тут же решительно произнес:

— Не завтра — так в ближайшее время!

— Я готова, — поспешно сказала Джулиана. — Как только найдете время, чтобы позировать мне — я немедленно приду. Это интересная задача. Вы с вашими сыновьями… такие… похожие. Глаза, черты лица. Мощь. Властность. Какая-то странная печаль. Словно все вы что-то ищете, и никак не найдете… В то же время вы очень отличаетесь.

— И чем же? — вмешался в разговор наследник.

— Вы — как ранняя весна, ваше высочество. То яркое солнце, то веселая капель, то ледяной ветер. То голая земля, занесенная снегом…

— Это значит, что я — непостоянный?

— Не знаю, — растерянно посмотрела на него художница. — Я говорю, как вижу.

— Не смущай девушку, Брэндон, — улыбнулся Фредерик. — А как вы видите меня?

Джулиана прикусила язык. Похоже, в прямом смысле этого слова.

— Ну, же, перестаньте, — с легкой насмешкой посмотрел на нее владыка империи. — Не думаете же вы, что вас как-то накажут, если мне что-то не понравится?

— Я так не думаю.

— Зря! Шучу. Ну — смелее!

— Вы — как огонь в камине зимним вечером. Он пытается вырваться — обогреть весь мир. Растопить лед, прогнать холод — подальше от парадного крыльца. Но это… невозможно! Если он вырвется — то все уничтожит вокруг, и некому будет дарить тепло. Поэтому иногда пламя вспыхивает. От гнева и…бессилья.

— Браво, — тихо сказал Император. — Какое точное наблюдение.

— Простите, ваше величество.

— Это же правда. А за правду — не прощают.

Он поймал мой укоризненный взгляд. Понял, что сказал двусмысленность. Улыбнулся.

— В смысле — не гневаются. И перестаньте меня подозревать в том, что я намерен хоть кому-то из присутствующий причинить вред. А то я могу обидеться.

Слуги спешно накрывали на стол, а я все думала… Юный Троубридж предал своего наставника, чтобы укрыть любимую. И ему это удалось! Что меня понесло с Джулианой? Зачем я пошла? Девочка почти год укрывалась от тех, кто ее заслал к Ричарду. Но как только появилась я… Значит, за мной все-таки следят.

Я не замечала никого и ничего вокруг, погрузившись, как в болото, в свои переживания.

— Прекратите терзаться! — приказал император.

Они с наследником уже поели и теперь смотрели на меня. Наверное, слишком уж выразительные страдания демонстрировало им мое лицо.

— Жалко… — вытерла я слезы.

— Конечно, жалко, — кивнул Фредерик. — Очень. Мы могли еще летом схватить заговорщиков и не дать им развернуться с таким размахом. И все, что для этого было нужно, чтобы некий влюбленный…хоть как-то включил голову. Или — хотя бы — доверился своему наставнику. Или — как крайний вариант — вывел свою любовницу из-под удара, помог скрыться, но! Доставил ее Ричарду. Целой и невредимой. Готовой давать показания. Ну, вытребовал у него под это помилование и возможность укрыть девчонку. И все были бы в выигрыше! А что в итоге? Мы мечемся и хватаем исполнителей. Благо, Троубридж оставил следов в достаточном количестве. И сделал это нарочно. Тем не менее, девушка погибла. Наш герой, скорее всего, тоже. А кто в этом окажется виноват?

Император обвел нас всех пронзительным взглядом.

— А виноват в гибели наследника Троубриджей опять окажется Ричард, как и в случае с Вустерами.

— Так маркиза ненавидит вашего старшего сына?.. — опешила я.

— За гибель своего сына, — подтвердил император. — Они дружили с Академии, вместе отправились служить. Оба — бесшабашные храбрецы, оба — любители пощекотать себе нервы. Да и кто боится смерти в двадцать четыре года?!

Император замолчал. Теперь уж он погрузился в свои мрачные мысли.

— Ричард всего лишь выполнил приказ. Не популярный среди юных героев, в чем-то унизительный… А юный Вустер — нет. Все хотел доказать, что если он не самый сильный маг, то уж явно самый смелый…

— Приказ был отступить? — спросила я.

— Именно. Смысл операции был в том, чтобы заманить противника ложным отступлением в ловушку. Младший офицерский состав, понятное, дело, никто в детали не посвящал.

— Но Ричард не виноват, — прошептала я.

— Ровно так же, как и вы не виноваты в том, что случилось с девочкой, — поморщился Фредерик. И я поняла, что он избегает называть жертву по имени. Вероника…

— Фредерик, — тихонько спросила я. — А с сокурсниками Троубриджа кто-нибудь говорил?

— Зачем? — удивился Император.

Брэндон тем временем рассказывал нашим дамам о том, как он уже подготовился к фейерверку, но теперь, в связи с последними событиями мероприятие придется отложить на неопределенный срок.

— А если это будет не праздник, а…в память о тех, кто погиб? — тихонько предложила Джулиана.

— Хорошо. Но только тогда, когда будут схвачены все виновные, — принял решение император, и подошел к Наташе:

— Как вы? — спросил он у нее.

— До сегодняшнего дня было неплохо…

Наташа улыбнулась ему. Я понаблюдала за ее руками. Она уже пришла в себя и вязала изумительный кружевной чепчик. Я засмотрелась — красиво. Писательница поймала на себе мой восхищенный взгляд.

— Когда у меня путаются слова и я не знаю, о чем писать дальше, я беру клубок ниток и крючок. Сначала нитки связываются в узор, а потом и слова становятся по порядку.

— Очень жду продолжения! — искренне сказала я.

— Вам правда нравится сказка, которая у меня получается?

— Да.

— Странно. Никакой особой художественной ценности я в ней не вижу.

— Возможно. Но за героев переживаешь. Как за живых людей.

— А дайте и мне почитать! — вдруг попросил его величество. — Уже несколько десятков лет не читал художественной литературы. Только отчеты, доклады, донесения. Законопроекты… Жалобы. Кляузы.

— Ваше величество, — Наташа даже вязание отложила. — Книга — роман о любви. Это — сказка, и…

— И что? — поднял на нее черные глаза Император.

— Фредерик, Наташа хочет сказать, что такие книги считаются женской литературой и мужчинам их читать не рекомендуется, — пришла я на помощь писательнице.

— Почему? Я могу пострадать?

— Разве что психика, — заметила писательница.

— Ирвин меня спасет, — рассмеялся Император. — Если вам будет спокойнее, я могу написать распоряжение о том, что осознаю все риски, связанные с прочтением. Будучи в здравом уме и твердой памяти, всю вину за последствия беру на себя, и вы, как автор, нести ответственности не будете.

— Я просто боюсь, что вам не понравится, — тихо и как-то серьезно ответила писательница.

— Но если я не прочитаю, мы этого так и не узнаем. А так, возможно, у вас появится преданный поклонник! Стихии творят, что хотят! — Фредерик развел руками и улыбнулся. Видимо, последняя фраза означала у имперцев что-то вроде: «пути Господни неисповедимы».

Наташа как-то странно посмотрела на императора, но тут же уставилась в свое вязание. А через несколько минут, извинившись, ушла.

— А что я такого сказал? — шепотом спросил у меня Фредерик.

— Не знаю, — так же шепотом ответила я.

— Она беременна, — пояснила мама. — В тяжелом моральном состоянии. Без мужской поддержки. В незнакомом мире…

— Тогда ваша писательница хорошо держится, — покачал головой Фредерик. — Я не хотел ее обидеть. Мне действительно интересно прочитать ее …сказку.

Ночь никак не хотела заканчиваться. Со всех сторон окутывало, душило тягостное серое марево. Заснуть не помогли ни успокоительные, ни алкоголь. Может быть, мне стало бы легче, если бы Ричард обнял меня, прижал к себе, прошептал, что все хорошо. Я бы ему не поверила, нет… Но, может, мрак отступил бы ненадолго…

Хотелось отгородиться от мира одеялом, — и остаться в кровати на несколько дней.

Но…

Никто дела, которые были запланированы на сегодня, за меня не переделает.

А завтра должен выйти следующий номер «Имперской правды».

Но сначала — проведать Рэма. Может быть, целители уже позволили ему очнуться. С ним, правда, Феликс и Пашка. Надеюсь, они смогут его привести в чувство.

Я тяжело вздохнула. И выползла из-под одеяла.

Мда… Качает. Поприветствовала Оливию. Моя верная помощница тоже прибыла во дворец.

— Синее! — взмахнула служанка руками, как только увидела платье, которое я собралась надеть.

— Именно, — кивнула я.

— Может быть, что-нибудь светленькое? Говорят, синее носить — примета плохая.

— Русые волосы тоже?

Я вспомнила, как Денис показывал мне покойницу. Синее платье, медовые кудри, веснушки…

— Миледи, вам подать успокоительное? — тут же проговорила Оливия.

— Да, — согласилась я.

— Какой-то у вас голос…

— Просто…простыла.

— Какой ужас! А командующий Тигверд знает?

— У него и так забот сейчас достаточно, — я заставила взять себя в руки, но платье выбрала бежевое. Наверное, синий цвет в империи теперь не будут носить никогда…Жаль. Он мой любимый. Но теперь он — цвет скорби, смерти и убийства. Вдруг очень сильно захотелось найти того, кто в этом виноват…И уничтожить.

В комнате неподалеку, где разместили мальчишек, никого не было. Я подошла к гвардейцу, который стоял на страже, и спросила, где молодые люди рода Рэ.

— Направились в библиотеку, — известил меня стражник. — Специально просили вам передать, чтобы вы не беспокоились.

— Рэм! Я тебя обратно усыплю! Стихиями клянусь! — услышала я на подходе раздраженный голос Феликса. — Мало того, что тебе лежать положено, а ты смылся, так я же тебе еще в этом и помогал. Целитель Ирвин будет недоволен.

Я остановилась, чтобы послушать. Неэтично, конечно… Зато позволяет понять, что от кого ожидать. Мальчишки, в отличии от меня — маги. Интересно — почувствуют, что их подслушивают? И совесть простой, лишенной магии женщины, умолкла.

Перстень, который нас всех вчера спас, довольно мигнул синими искорками. Я так поняла, что у молодых людей шансов засечь меня нет.

— Ты хоть знаешь, кто такие дассары? — это Рэм… В тихом голосе тревога и какая-то обреченность.

— Кто? — хором спросили Пашка и Феликс.

— Ладно. Расскажу, — Рэм застонал. Я дернулась было, но решила пока себя не выдавать.

— Паш, можешь камин зажечь? — юный целитель говорил уверенно, деловито.

— Запросто! — было слышно, как огонь весело и уютно затрещал поленьями.

— Рэм, ложись… Сейчас…мне нужна минута, и будешь рассказывать о своих… Дассарах, — проворчал Феликс.

Феликс уже настоящий лекарь…А мой сын может разжечь огонь силой мысли! С ума сойти. Я покачала головой и стала подслушивать дальше.

— Дассары…Сначала нужно объяснить вам, как устроена вселенная с точки зрения магов. Есть миры — как наш и ваш. И есть междумирье — теневые земли. Переходя портал, мы идем сквозь них. Недомогание при переходе связано с тем, что между мирами нет энергии. Зато много существ, сосущих ее из всего, что туда попало. Даже на мгновение.

Рэм говорил словно ученый, выучивший материал старательно и наизусть.

— Теперь понятно, — ответил ему Феликс, — а как выживают тени, если им никто не попадается долгое время?

— Они просто исчезают. Либо их убивают. Если им и удается просочиться, например, к нам — с ними очень скоро расправится какой-нибудь маг, или целитель.

— Да. Нам об этом рассказывали. И учили. Но ведь их убить совсем не сложно! — слова Феликса заглушил тяжелый вздох Рэма. Молчание длилось долго. Очень долго. Наверное, Рэм отдыхал. Или Феликс снова его лечил? Я уже хотела войти, но герцог заговорил снова:

— Кроме теневых земель есть покинутые миры. Миры, в которых мало энергии. В одном из таких миров возникли дассары. Как они стали такими, какими мы видим их сейчас — неизвестно. Но возможно, их предки — жители теневых земель. У дассаров осталась способность становиться невидимыми. Почти. Они способны принимать вид теней. Эти твари поглощают чужую магию — высасывают ее. И их много. Очень много…

Что-то стукнуло об пол, Пашка недовольно выругался. Вот ведь…нехороший мальчишка! Надо будет поговорить с ним. Хотя…во-первых — бесполезно, а во-вторых, я ж не буду признаваться, что подслушивала…Но поговорить — надо!

— Это — дассары?! А эти саблезубые котики? Их домашние питомцы? — судя по интонациям, Пашка явно издевался.

Видимо, он нашел какую-то книгу и рассматривал картинки. Что за книга? Я тоже хочу…Черт, как же плохо, что ничего не видно!

— Это — тоже дассары.

— Круто! Они что, — оборотни?

— Кто?

— Забей. Потом. Давай дальше!

— Дасы и Сары. Дасы выглядят как обычные люди. Только очень бледные. Сары — их второе «я». Дас не принимает вид животного. Его Сар идет рядом с хозяином, либо сливается с ним. Именно Сары высасывают магию. Я отбивался кинжалом, и магия, как ни странно, оставалась при мне. И только когда я пропустил одного… Если бы не Ричард…

— Надо проверить твой кинжал. Это ведь тот, что тебе Ричард дарил? Наверняка там какая-нибудь защитная магия — задумчиво протянул Феликс.

— У меня в детстве была книжка с картинками, — голос Павла стал тише и серьезнее — Не помню, как называлась, но там были изображены саблезубые тигры. Очень похоже…

Снова наступила тишина. Видимо, мальчишки рассматривали картинки в книжке. В книжке, до которой я обязательно доберусь!

— Жуть! — проговорил спустя мгновение Феликс.

— Не то слово, — согласился с ним юный герцог. — Они идут двумя волнами: сначала быстрые, как молния, сары, потом менее расторопные дасы. Кошачьей пластики Саров у них нет, но многие из них обладают поистине нечеловеческой физической силой. Сар возвращается, и, сливаясь с хозяином, отдает ему энергию врага. И тот становится еще сильнее.

— А как удалось победить? Тогда, пятьсот лет назад? — спросил Пашка. Было слышно, как нетерпеливые руки листают страницы книги.

Паша умел читать очень быстро — я сама его на курсы водила. По новой методике.

Неожиданно я погрузилась в воспоминания. Пашка маленький. Самая большая проблема — двойка в четверти по математике и по английскому в четвертом классе. Слезы после полного провала на турнире в Москве. Ему было восемь. Он не пошел в школу на следующее утро. Не выходил из своей комнаты, не разговаривал со мной. Я звонила всем, кого знаю — искала хорошего психолога. К психологу мы так и не попали. На следующий день сын вышел, как ни в чем ни бывало — веселый и голодный. Сырников затребовал. С джемом и сметаной!

С тех пор он ни проиграл ни разу…Никому.

— Чкори нашли способ — я вздрогнула, услышав голос Рэма. Вот ведь…расчувствовалась не вовремя. Так ведь самое важное пропустить можно. И я вся обратилась в слух, стерев ладонью со щеки что-то мокрое и почти наверняка соленое…

— Твои предки? — спросил Феликс.

— Да. На битву пришли два рода — мой и Милены Ре. Тогда наши предки кочевали. После победы над дассарами им официально было предложено остаться в империи. Мой род ушел к Реймским горам, а род Ре — на север.

— И что сделали чкори? — нетерпеливо перебил Пашка.

— Щит. Они держали щит, благодаря которому воины империи были практически неуязвимы. Анук-чи магов чкори вступили в схватку с сарами дасов. Они отвлекали их, и дасы наконец стали слабеть. Только… Энергии стихий было недостаточно. И пришлось… — замолчал Рэм.

— Что? — почти беззвучно спросил его кто-то из мальчиков.

— Чтобы напитать этот щит, нужны были человеческие жертвы.

— Что за фигня?! — возмутился Пашка. — Ваши что — отлавливали сограждан, оставшихся в живых — и резали? Чем они лучше дассаров?!

— Не говори о том, чего не знаешь! — рявкнул на него юный герцог.

— Я вас обоих усыплю. И скажу, что так и было!

— Для того, чтобы щит заработал, жертва должна быть добровольной… Воинов не брали — кому-то надо было сражаться…

— И кто пошел?

— Женщины… У нас во дворце, и у Тигвердов, есть галерея с портретами и именами тех, кто принес себя в жертву во имя победы…

На этом я собралась зайти, но кто-то у меня за спиной насмешливо кашлянул.

Я взвизгнула — и отскочила от двери.

Развернулась — и увидела милорда Швангау. Он самодовольно улыбался. Синие глаза придворного мага — узкие и длинные, хитро поблескивали в полумраке коридора. Он был похож на старого мудрого лиса, которого очень насмешил маленький нашкодивший лисенок. Я почему-то сразу вспомнила сказку про Ларсонов. Ларсон! Пусть Швангау застал меня на месте преступления, зато у него появилось прозвище…

Удрученно развернулась к двери в библиотеку, ожидая, что сейчас выглянут мальчишки — и обнаружат мой позор.

Но ничего такого не происходило.

— Уж сделать так, чтобы никто ничего не слышал, — с насмешкой проговорил маг, — это я могу.

— Вы меня напугали, — сурово сказала я, помня, что лучший способ защиты — это нападение.

— Простите, не хотел, — поклонился мужчина. — Я искал вас, чтобы поговорить о вчерашнем происшествии. О той ловушке, в типографии. И о том, как вы спаслись. Ваши показания могут принести неоценимую пользу. Вы позволите?

— Конечно. Где вам будет удобно?

— Думаю, не в библиотеке. Оставим молодых людей в покое.

— Но они хотят найти…

— То, как можно противопоставить дассарам? — рассмеялся он. — В открытом доступе. Конечно!

— Тогда пойдемте, выпьем кофе — предложила я.

— Кофе я люблю, — расплылся в улыбке Швангау и пропустил меня вперед.

Библиотека, осталась позади, и я поняла, что так и не увидела мальчишек. Не обняла…

Очнулась я уже с маленькой белоснежной фарфоровой чашечкой в руках. Аромат крепкого кофе вернул к реальности. Да что ж такое-то — куда-то я исчезаю последнее время. Может, устала? Надо будет на все плюнуть и устроить себе выходной. Кофе, шоколад, бананы и Леонардо Дикаприо…

— Если отвлечься от того, что мы вас чуть не потеряли, — осторожно начал милорд Швангау, — то с магической точки зрения картина была прелюбопытнейшая.

— Вот уж не показалось, — проворчала я.

— Как вы спаслись? Я уже беседовал с дамами — они в недоумении.

Я кивнула на перстень и, смущаясь, проговорила:

— Попросила помочь.

— Перстень рода Рэ? — пробормотал маг.

— Совершенно верно. И мне иногда кажется, что он — живой.

— Чкори — удивительные создания, — кивнул он. — А Милена Рэ была одной из самых сильных магинь нашего мира. И я не удивлюсь, если окажется, что этот перстень… Не то, чтобы живой… Но что-то в этой идее есть…

— А Ричард и император смеются, когда я им это говорю.

— Они — имперцы. Несокрушимые и несгибаемые, — насмешливо проговорил придворный маг.

— А вы?

— Я? Наверное, уже нет. Жил слишком долго в разных местах. Видел слишком много всего…

— А белый, почти прозрачный огонь?

— Белый огонь? — синие глаза превратились в две узкие щелки и просканировали насквозь. Холод пробежал по позвоночнику, стало страшно…

— Простите…Но мне необходимо было увидеть картину вашими глазами. Скажите — кроме вас и ваших дам, в редакции был кто-то еще?

— Нет

— Это точно?

— Во всяком случае, больше никого не было видно. Если и был — он был невидим, и свое присутствие ничем не обнаружил. А огонь, он…

— Не утруждайте себя. Я видел этот огонь вашими глазами только что, — Швангау был взволнован и озадачен. Он что-то понял, о чем-то догадался. Узнать бы о чем.

— Скажите, а…

— Простите меня. Я вынужден удалиться, — дело срочное и отлагательств не терпит. Огромное спасибо, что уделили мне время. Обязательно выпью с вами кофе еще раз.

Швангау поклонился и исчез.

Хитрый синеглазый Ларсон именно исчез! Но…как?! Вместо него с блокнотом в руках передо мной стояла Джулианна. Я не сразу поняла, что она мне говорит, и тут вспомнила о конференции!

Допила последний глоток, кивнула Джулиане. И мы отправились…на подвиг. На людей посмотреть, себя показать. Кофе, кстати, был волшебный, и без вмешательства придворного мага тут точно не обошлось — умру, но узнаю, как он это сделал!

Огромный зал был полон. Мне показалось — или мы с Джулианной были единственными женщинами?

Мужчины посматривали на нас с интересом, но никто представляться не подходил, и я в очередной раз обрадовалась имперским правилам хорошего тона — если мужчина не представлен женщине их общими знакомыми, то заговаривать с такой женщиной права у мужчины нет.

Поэтому мы беззастенчиво пользовались этим — и прогуливались, слушая все то, о чем судачили журналисты.

— Да всем абсолютно все равно, — говорил кто-то, явно горячась. — Весна. Любовь. Что им, аристократам, какие-то убийства.

— Не скажите, коллега. Убитые похожи на любовницу императора — вы думаете, Фредерик подобное спустит? — а этот рассуждал важно, явно со знанием дела.

— Я вас умоляю… Синее платье — светлые волосы, — рассмеялся еще один. — Какое-то не конкретное послание. Вы не находите?

Хорошо хоть я сегодня надела что-то светленькое, не определенной расцветки — решила принарядиться так, как положено в этом мире. Мы с Джулианой нашли два не занятых стула, стоящих рядом. Уселись. И приготовились слушать, чем же нас порадуют сегодня.

Какая-то группка по интересам рядом с нами обсуждала другой вопрос.

Так зачем нас собрали?

— Грозиться будут, скорее всего.

— Все-таки, редакцию жечь — это произвол!

— И не говорите. Фредерик раньше очень спокойно относился ко всему, что печатали в газетах.

— Конечно, спокойно. Он же их не читает.

— А тогда кто статью о том, что поутру казнили верховного главнокомандующего, подсунул?

— Да любовница его, иномирянка.

— Кстати, а чья она любовница?

— Ты еще журналистское расследование на эту тему затей. И у тебя газеты не будет. Навестят тебя представители «возмущенной общественности» …

— Типографию жгли и редакцию громили даже не солдаты. Офицеры.

— А любовница-то что в газеты полезла? Ладно бы женский роман…

— Говорят, она коллекционирует статьи и упоминания о себе.

— Бесстыдница.

— А что за слухи о том, что император дал ей денег, чтобы она издавала какой-то журнал?

— Да глупости все это… В любом случае женщине не хватит мозгов на такое. Потратит на драгоценности, как положено. Тем более — бал скоро.

— Говорят, журналиста, который писал обо всем этом, на рудники отправили. Вместе с главным редактором.

— Разве статьи не какая-то девчонка писала?

— И снова вы, любезнейший, говорите вздор! Ну, откуда у вас подобные бредовые сведения?

Мы с Джулианой переглянулись — и я ухватила ее за руку, чтобы она не поднялась и не отправилась беседовать с коллегами.

— Заработаем неприлично много денег — и сделаем им сюрприз, — прошептала я. — Успокойтесь.

— Вас и, правда, не волнует, что о вас говорят? — она смотрела на меня, как энтомолог на уникальный вид букашки — радуясь от необычности и осторожно изучая.

Вот ведь… Журналистка!

— Джулиана… — тихонько проговорила я. — Мне как-то один очень умный человек посоветовал разделить мир на своих — и не своих. Я подумала и согласилась, что это здраво. И теперь… Меня волнует лишь то, что обо мне думают и говорят свои. Всем остальным — и всеми остальными — вполне можно пренебречь.

— И много у вас своих?

— С этой осени — когда я познакомилась с имперцами — стало больше. Намного. А до этого… только моя семья.

Джулиана вздохнула — у нее с собственной семьей отношения не сложились. Ее незаурядные таланты, помноженные на решительный характер, не смогли ужиться с теми требованиями, которые ее родные, и весь этот мир выдвигали к женщине. С покорностью, респектабельностью и благодарностью у нее было плохо…

Я хотела ее утешить, но она не позволила. Кинула на меня сумрачный взгляд и перевела тему:

— Что-то никто не идет к нам. Ничего не рассказывает.

— Действительно, уже с полчаса, как это действо должно было начаться, — кивнула я.

Журналисты тоже обратили внимание на задержку — и стали ворчать. Мы с Джулианой тоже переглянулись — и нас как током одновременно пронзил страх — вдруг что-то случилось. Раз ни Дениса, ни Ричарда нет…

Тут дверь стремительно распахнулась — и вошел мой отец.

— Господа! Мы приносим извинения за задержку. Однако арест преступников, виновных в серии убийств, вылился в целую войсковую операцию, которую сейчас проводят как военные под командованием ненаследного принца Тигверда…

Громкий вопль:

— Я всегда говорил, что его отставка — не более чем фикция!

Мой отец снисходительно посмотрел на несдержанного господина и продолжил:

— Итак, этим занимаются как военные, так и сотрудники милорда Брауна, нынешним главой Уголовного розыска.

— Так пресс-конференции не будет? — раздался голос рядом с нами. Вопрос озвучил тот самый мужчина, что называл нынешнюю любовницу Императора — бесстыдницей.

— Отчего же? — раздался от двери насмешливый рокот.

Мгновение — до журналистов доходит, кто перед ними. Все присутствующие разом оказываются на ногах, а потом и опускаются на колени. Мы с Джулианой, чтобы не выделяться из толпы, приседаем в низких реверансах.

Меня, честно говоря, удивил этот единый и — я это ощущала — абсолютно искренний порыв. Только что все эти люди сплетничали об Императоре и его близких. Кичились друг перед другом пикантными подробностями их личной жизни. Кто-то был насмешлив, кто-то скептичен, кто-то осуждал…

А теперь они стоят на коленях… И это не потому, что все они опасаются за свою жизнь. Нет…

— Встаньте, господа, — продолжил его величество. Нашел глазами нас с Джулианой, улыбнулся, и эта улыбка прозвучала даже в его голосе. — И дамы.

Народ поднялся и первым делом посмотрел на нас.

— Садитесь, — приказал Фредерик. И все послушно опустились на свои места. Император продолжил. — Я принял решение. И именно я расскажу вам, что происходит в Империи. На самом деле. С поправкой на секретность, разумеется.

Журналисты, которые стали скрипеть перышками — как только Фредерик произнес первое слово — на доли секунды замерли, словно пытаясь осознать то, что им говорит Император. Джулиана реагировала точно так же, как все. И только я одна наблюдала за присутствующими. Мне было интересно не столько то, о чем сейчас поведает его величество, сколько то, как отреагируют на его слова те, кого он собрал.

— Почему я обратился к вам — ведь общеизвестный факт заключается в том, что газет я не читаю и до недавнего времени меня мало волновали даже те новости, которые относились непосредственно ко мне и к моей семье. Но этой весной я понял, что подобной позицией и наношу вред не только своей репутации, но и безопасности Империи. Кто-то начал очень крупную игру по захвату нашей страны. Я говорю об угрозе извне.

Фредерик переждал возгласы удивление и возмущения.

— Сегодня ночью была проведена войсковая операция, в ходе которой мы столкнулись с ожесточенным сопротивлением наемников в районе Западной провинции со стороны Реймского герцогства. Враги хорошо подготовлены под боевые действия в горах, снабжены оружием. Их прикрывают маги.

— Результаты ночного боя? — выкрикнул с места кто-то нетерпеливый.

— Часть наемников уничтожена, часть попала в плен. В Западной провинции объявлено чрезвычайное положение, район оцеплен. Идет прочесывание местности.

— Общее количество вражеских сил?

— Около пяти тысяч человек. Еще около десяти тысяч находятся на территории герцогства. Мы предполагаем, что в случае прорыва нашей границы, к ним прибудет пополнение.

— Наши потери, — внезапно услышала я севший голос Джулианы.

— Убитых тридцать восемь человек. Ранено двести пятнадцать. В том числе мой сын, принц Брэндон.

Мы с Джулианой вскрикнули одновременно.

— Надеюсь, никто не думал, что мои сыновья будут отсиживаться во дворце, пока собой рискуют чьи-то дети?

— Что с наследником?

— Им занимается целитель Ирвин. Узнать о состоянии его здоровья можно в недавно созданной пресс-службе у милорда Журавлева, — кивок в сторону отца.

— А командующий Тигверд? — спросил кто-то.

— Жив. Но недоволен, — усмехнулся император. — Вся эта история отвлекает его от руководства Военной Академией, кадетов, которые в данный момент проходят учения на юге и личной жизни. Еще вопросы?

Я хотела спросить, что с герцогиней Рэймской, но почему-то молчала. Остальные тоже не говорили ни слова, переваривая сказанное императором.

Фредерик окинул журналистов пронзительным взглядом, потом проговорил:

— Напоследок, я бы хотел воссоздать для вас хронологию попытки захвата нашей страны. Тем более что имперская пресса сыграла в этом свою роль — и, сыграла, к сожалению, не в нашу пользу. Итак… В конце лета произошло первое покушение на ненаследного принца Тигверда — именно с него решили начать уничтожение правящей фамилии. Одновременно начался захват соседнего герцогства. К сожалению, у нас с этой страной не те отношения, чтобы мы могли себе позволить немедленно ввести войска и поддержать законное правительство. В развитии данной ситуации мы серьезно просчитались — лично я до конца был уверен, что герцогиня Реймская не допустит захвата своей страны.

Я напряглась, как только речь зашла о родине Рэма — боялась услышать, что император сейчас вытащит из рукава, как козырную карту тот факт, что наследник этого самого герцогства обучается в военной академии, которой руководит старший сын императора.

Фредерик, должно быть, понял ход моих мыслей, потому что послал мне укоризненный взгляд. Я попыталась всем своим видом выразить раскаяние — император покачал головой — и продолжил.

— Осенью было второе покушение на моего старшего сына. При помощи специально выращенной для этих целей кентерберрийской змейки.

Раздался гул голосов — в империи все знали, что это за тварь. Чудовище, высасывающее магическую силу и саму жизнь из мага.

— Моему сыну чудом удалось спастись. Благодаря своей невесте.

Народ синхронно вздохнул, пораженный.

— Мы и сами были удивлены. Оказывается, от кентерберрийской змейки есть спасение. Только рядом нужен человек, который не знает, что это такое и не боится, — император насмешливо посмотрел на меня, и продолжил:

— Практически одновременно с ним — покушения начались сразу на всю августейшую фамилию. И с этого самого времени в самых крупных изданиях начали активно публиковаться разнообразнейшие статьи, порочащие меня, и моих сыновей. А так же про всех, кто мне дорог и близок. После статьи о том, что по моему приказу был расстрелян командующий Тигверд, статьи, направленной на то, чтобы внести неразбериху в управление армией и подбить части на бунт, я не мог оставаться в стороне. К тому же эта статья вышла именно в тот момент, когда мой сын исчез. И как вы понимаете, все это не было совпадением. Я, честно говоря, был настроен карать журналистов. Как пособников врага. Но внезапно подумал — а откуда вам брать правдивую информацию. У меня? У командующего? У наследника?

Послышались осторожные смешки. Видимо, журналисты представили себе, как они аккуратно подходят к главнокомандующему и смело задают ему вопрос: «А что, собственно, происходит?..»

— Поэтому и была создана пресс-служба Империи, — продолжил свою речь Фредерик. — Ее руководителем назначен мой сын, Брэндон. Как только он встанет на ноги, он известит вас о том, как она будет работать. И теперь каждому из вас предстоит сделать выбор — вы на стороне Империи или на стороне врага.

Все замолчали. Надолго.

Молчал и Император. Потом он заговорил снова:

— За всеми этими событиями мы забыли о трех трагедиях, что заставили нас всех собраться в моем дворце. Гибель трех женщин — чудовищные показательные казни невинных людей.

От собравшихся послышался гул. Такой идет от волны, что идет на берег, перед тем как захлестнуть сушу.

— Вы же прекрасно понимаете, что силовые ведомства ВСЕГДА расследуют убийства. И сотрудники никогда не успокаиваются, пока преступник не схвачен. Хотя во всех газетах и была напечатана информация, где говорилось обратное… Но все понимают, что это — не правда.

И Император с отеческой насмешкой оглядел журналистов.

— Убитые женщины имели особые схожие приметы. Синее платье, золотые волосы и перстень — точная копия помолвочного кольца невесты милорда Верда. Сразу стало понятно, что это послание для моего сына. И можете себе представить, какие силы были подключены к операции поимки преступника, в то время как газеты кричали о том, что мы все только и делаем, что готовимся к балу!? Но не надо думать, что убийц простых граждан Империи никто не стал бы искать и обезвреживать. Вот скажите мне, за все это время, пока я у власти, сколько убийств осталось нераскрытыми? Правильно — ни сколько. Сколько покушений на убийство осталось не раскрытыми? Правильно — одно. На командующего Тигверда этой осенью. И не потому, что мы не стараемся. Теперь о главном — мы арестовали убийцу золотоволосых женщин. Сегодня ночью. Это наемник. Это дассар.

Снова гул голосов. Теперь разгневанный.

— Именно так, господа, — продолжил Император. — К нам пришли убийцы и наемники из того мира, который однажды уже пытался нас завоевать. И все помнят, на какие жертвы пришлось пойти нашим предкам, чтобы победить в прошлый раз.

Гнев. Скорбь. Гордость.

Сейчас настолько явно эти чувства витали в зале Императорского дворца, что стали практически осязаемыми. По крайней мере, я их чувствовала отчетливо.

Взгляд Фредерика проникал, казалось, в сердце каждого собравшегося:

— И все эти убийства преследовали две цели. Во-первых, отвлечь силовые ведомства от попытки захвата Западной провинции. Можете мне поверить, план был хорош… И почти сработал. А во-вторых… Поднять одновременно с наступлением внешнего врага волну недовольства среди населения.

Молчание было мертвым.

— Так что, господа, мне остается лишь повторить — выбирайте, на чьей вы стороне. И донесите до каждого жителя Империи, что всем предстоит сделать выбор. Аудиенция окончена, вы свободны.

И весь зал встал на колено, ожидая, пока император покинет зал.

Мы с Джулианой, не сговариваясь, молча сидели на своих местах и ждали, пока все разойдутся. Потом, когда пафосный зал Императорского дворца опустел, мы разом подскочили — и понеслись. Я в сторону рабочего кабинета Фредерика, надеясь его застать. Журналистка за мной.

Когда ворвались, запыхавшиеся, в предбанник, где должен был находиться секретарь, то столкнулись с императором, который насмешливо поглядывал на часы.

— Вот и вы! — рассмеялся он. — И девяти минут не прошло.

— Что с Ричардом? — выдохнула я.

— Что с Брэндоном? — Джулиана.

И тут мы с императором удивленно посмотрели на нее — девушка смешалась.

— Вот даже как… — протянул Фредерик.

— Ваше величество, — пролепетала девушка, вся становясь изумительного розового оттенка.

— Вы прекрасный оратор, — заметила я, стараясь сменить тему.

— Спасибо, конечно, но…

— Слушайте, а как вы смотрите на то, чтобы организовать ваше выступление для жителей Империи Тигвердов. Что-то масштабное? — продолжила отвлекать я.

— Как это? — Фредерик перевел взгляд на меня.

— У вас, к сожалению, нет телевидения, — печально сказала я. — А так было неплохо… Собрать через газеты вопросы, которые бы жители Империи хотели бы задать вам. И всем продемонстрировать, как вы заботитесь о своей стране, как вам важно услышать каждого.

— Неплохо придумано… — задумался Фредерик.

— А насколько это возможно осуществить с технической точки зрения?

— С технической — никак, — улыбнулся император, — а вот с магической. Мне нравится эта идея. Я дам распоряжение Швангау. Пусть придумает, как это сделать.

— Фредерик, — я посмотрела на Джулиану, которая теперь была бледна, но, похоже, все-таки взяла себя в руки, — а что с его высочеством?

— Ничего, кроме собственной дури, — нахмурился император и перевел взгляд на журналистку, у которой на губах ощутимо трепетали какие-то слова. — Вы что-то хотите мне сказать, госпожа Блер?

— Ни в коем случае, — вмешалась я. — Мы просто хотим испросить позволения навестить раненого.

— Испросить… — теперь в голосе императора прорезались издевательские нотки. — Вероника, беседовать с вами — просто наслаждение.

— Можно? — подняла на его величество глаза Джулиана.

Я готова была поклясться, что в них стояли слезы. Та-а-ак… И что я пропустила?

По-моему, Фредерик задумался над тем же самым вопросом. Он нахмурился, недовольно поджал губы. Действительно, романтическая история между наследником престола и не пойми кем с придуманным именем… Да еще и художницей-журналисткой…

— Пойдемте, — принял решение император. — Но визит будет возможен, если Ирвин разрешит.

— Ричард? — спросила я у императора, как только мы вышли в коридор.

— Зол, как я и говорил.

— Цел?

— Пустяки. Царапина.

— Он ранен, — похолодела я.

— Вытаскивал брата, — злобно рыкнул Фредерик. — Эти идиоты — и наследник и его боевая группа — решили показать свою смелость и не остались в резерве, как им было приказано, а ринулись помогать обороняющим высоту. Они смешали наши порядки. К тому же, у тех, кто нам противостоит, прекрасная разведка. О том, где именно находится наследник, наемники узнали чуть ли не раньше Ричарда. На той высоте еще долго ничего расти не будет. И если бы не самоотверженность охранников Брэндона… И подтянувшихся гвардейцев Крайома. Основная часть погибших — это как раз они.

— А откуда вообще взялись сведения о направлении удара? О том, что наемники пойдут на прорыв сегодня ночью.

— От Троубриджа, — нехотя сказал Фредерик. — Он так выстроил порталы, что за ним остался след. Причем, настроенный на Ричарда. Отследили. Стали наблюдать. Выяснили за это время, кто с кем контактирует. Отметили пристальное внимание к Западной провинции. Тщательно делая вид, что мечемся по столице и расследуем последнее убийство.

Тем временем мы подошли к дверям в другом крыле дворца. За ними мы обнаружили Ирвина, руководящего, по всей вероятности, подчиненными ему целителями и примкнувшего к ним…Феликса.

— Привет, мам! — радостно поприветствовал он меня. Я его таким счастливым видела только один раз — когда ему разрешили подняться с инвалидного кресла, и сыну удалось сделать несколько первых шагов.

Поэтому я и не стала его отчитывать на предмет того, что подобные труды и дни надо согласовывать со мной. С другой стороны — я занята. Человек тоже нашел, чем ему развлечься. И чего я буду всем настроение портить?

Ирвин осторожно посмотрел на меня — что-то сообразил. Но, увидев, что я не гневаюсь, расслабился.

— Практика по целительству? — хотела подойти, погладить его по голове. Но вдруг поняла, что он окружен коллегами. Наверное, не надо давать повода для разговора, что он маменькин сынок. Подростки вообще плохо реагируют на ласку — как я помню по Паше. Поэтому я и остановилась.

— Именно так, — необычайно гордо сказал Феликс.

«Они уже не мальчики, они взрослые мужчины», — вспомнились мне слова Ричарда, и я впервые осознала, что он прав.

Я стояла, улыбалась. На душе было удивительно светло. И спокойно.

— Вероника, — поняла, что меня окликает Фредерик, который уже находился в другой комнате.

— Нам разрешили проведать его высочество, — пояснила я свое появление сыну.

— Это хорошо, — улыбнулся и он мне.

— Феликс хорош, когда надо дозваться до человека, который уже практически за гранью, — тихо сказал мне главный целитель. — Уникальный дар.

— Это ему ничем не грозит? — обеспокоилась я.

— Коллеги его страховали.

— А он был в безопасности?

— Конечно, — обиделся Ирвин. — Мы же не потащим в бой ребенка.

Феликс тут же надулся.

— Простите, — извинилась перед целителем и поспешила в покои Брэндона.

— Чем обязан? — поприветствовал нас с Джулианой наследный принц. Фредерик уже удалился, сославшись на дела.

Джулиана растерянно посмотрела на меня, а я… Вздохнула и вежливо ответила:

— Мы хотели удостовериться, что с вами все в порядке, ваше высочество.

Но Брэндон — то ли от боли, то ли от слабости, то ли от унижения — уже включил вельможность и надменность. И сходить с намеченного пути никак не желал.

— Я весьма признателен вам за заботу…

А тон-то какой! Ядовито-издевательски-высокомерно-ледяной…

Принц продолжил:

— Однако мне бы хотелось заметить, что в нашей империи достаточно настоящих героев, про которых вы и должны слагать свои патетические опусы. Что касается меня… То будьте добры оставить меня в покое. И впредь удовлетворять свое журналистское любопытство за счет кого-нибудь другого.

Во как! Высказался — так высказался… Я вдохнула воздуха, чтобы ответить этому наследному болвану что-нибудь такое же патетическое… Но тут Джулиана всхлипнула и сорвалась с места.

У-у-у… Как все запущено.

Я с насмешкой посмотрела на бледного и растерянного принца, как-то разом превратившегося в человека. И протянула издевательски:

— Брэндон, вы — болван!

Он даже спорить не стал.

— Принять искреннее беспокойство за… Просто — болван.

На этом я и удалилась.

Остановилась, чтобы попросить у Ирвина какой-нибудь вкусный и полезный спазмалитик. Поотбивалась, потому что он немедленно решил, что моей жизни угрожает опасность. Тихо проворчала причину, по которой обратилась. С удовольствием понаблюдала на алые уши целителя — а я-то думала, что у них на смущение иммунитет.

Рассмеялась — и отправилась в тот зал, что нам выделили для работы.

Джулина не плакала, хотя глаза у нее были красные. Она сосредоточенно перебирала фотографии. Мама посматривала на нее с интересом, но вопросы не задавала.

— Наташа у себя, — сообщила мне мама. — Сказала, что ее ни для кого нет — у нее текст пошел.

— Вот и славно, — кивнула я. — Наши мужчины в разгоне?

— Да. Они собирают материал для внеочередного выпуска газеты. Решили снова выпустить его во вторник.

— А новости провинций? — поинтересовалась я.

— Обещали, что-нибудь придумать.

— Мам, займись новостями, которые должен Брэндон должен сообщить журналистам. Нам надо показать, что пресс-служба работает. И работает титанически. Кстати, надо штат набрать. Он ему полагается. Следовательно, пускай кого-то в помощь нам откомандировывают. А то у нас и своих дел — невпроворот!

— Хорошо, — кивнула мама. — Только к мужчинам пока лучше не лезть…

— Вот-вот, — перебила ее мрачная и расстроенная Джулиана. Но сразу опомнилась и быстро сказала. — Простите.

— Нам его высочество нахамил, — пояснила я. — Он ранен, мы отправились его проведать. Он и вызверился.

— Девочки, какие же вы глупые, — покачала головой мама. — Мужчины любят, когда они — герои. Самые сильные, самые самные… А бедный принц сейчас. И ранен — следовательно слаб. И от Ричарда с отцом отполучал за свои подвиги. И жизнью других за его жизнь заплачено. А тут вы… и он — бледный и немощный.

— Все равно — это не повод хамить, — не согласилась я.

— Не повод, — не стала спорить мама.

На Джулиану этот разговор подействовал благотворно. Она хотя бы перестала вздыхать, как обиженный еж. И стала рассматривать фотографии без четко выраженного в глазах желания их спалить.

Мы с мамой переглянулись — и присоединились к ней.

Что и говорить — Брэндон хорош! Настоящий принц. Особенно, если сравнивать его с родственниками — подавляющим своей мощью отцом и мрачным, как смерть, Ричардом.

Вот он по-мальчишески задорно улыбается — у меня сложилось ощущение, что именно в этот момент он смотрел на Джулиану, задававшую ему какой-то вопрос.

Вот принц делает выпад шпагой — и на снимке видно, что он и силен, и изящен.

Вот он в группе своих сотоварищей проходит полосу препятствий. Все замызганные, вымотанные, но веселые.

Вот он танцует, читает, спорит. О чем-то задумался, что-то рассказывает, набивая чем-то картонный тубус. Наверное, готовится к запускам фейерверков, до которых сейчас, увы, никому нет дела.

— Он просто злится, считая, что он слабее и отца, и старшего брата, — тихо сказала мама. — Не сердись на него, девочка. Хотя… если у вас отношения…

И мама печально покачала головой.

Джулиана покраснела.

— Я глупа и смешна, — тихо проговорила она.

— Нет, — отрицательно покачала головой мама. — Ты не глупа и не смешна. И принц вполне мог увлечься тобой. Вопрос в том, будешь ли ты счастлива с ним. Позволят ли вам быть счастливыми…

— А давайте-ка отправимся обедать, — предложила я. И разговоров я подобных не люблю — все равно каждый решает все для себя сам. И место для таких бесед было выбрано неудачно. Ну, действительно, где еще беседовать о чувствах к наследному принцу, как не в Императорском дворце. Особенно после того, как Фредерик так внимательно рассматривал не к месту разволновавшуюся Джулиану.

Я распорядилась на счет обеда. Напомнила, что его величество тоже нуждается в пище — и не всегда только в духовной. Велела, если он во дворце, обязательно его покормить. Если его нет — узнать у секретаря, покормят ли мужчин вовремя.

Затем мы отправились втроем к Наташе, решив проконтролировать и процесс питания.

Преодолев сопротивление писательницы, которая капризничала и требовала, чтобы ее оставили наедине с ее вдохновением, мы вытащили ее на обед. Чтобы не заставлять женщину наряжаться и дать ей возможность остаться в уютной пижаме, я распорядилась, чтобы обед подали в ее комнаты.

— А после обеда все идут гулять во дворцовый парк, — велела я.

— Но ответил людоед: «Нет!» — решительно отвечала Наташа. — Сегодня меня никто из удобной формы одежды не вытряхнет. А если попытается, то много-много интересного текста не получит!

Поскольку мне было исключительно любопытно, что наша талантливейшая напридумывала еще, и появился ли в тексте кто-нибудь похожий на императора Фредерика, то я малодушно сказала:

— Ладно.

И добавила решительно:

— Но завтра обязательно. И ужинаешь ты с нами!

Разошлись мы уже около полуночи — если так пойдет дальше, то у нас все будет написано вперед на несколько месяцев. Постановили, что журнал будет выходить по вторникам, а газета «Имперская правда» — по пятницам. А еще срочные номера… Тоже получается по вторникам?

Додумались до слогана для газеты. «Правда — и ничего, кроме правды» — звучало замечательно.

Все. В состоянии зомбика я потащилась в свои покои, радуясь бесконечно тому, что у меня есть Оливия, которая не только помогла мне с утра собраться и одеться, но и озаботилась, чтобы мы пообедали и поужинали. Она же помогла мне раздеться. Потом душ — и я рухнула.

В скором времени я поняла, что плохо устала. Заснуть я не могла. К этому примешивалось мерзкое самочувствие и ледяные конечности, которые, как я ни крутилась под одеялом, согреть не получалось.

И шерстяные носки вместе с волшебным саквояжем, в котором могло появиться все, что ты представишь, остались в нашем с Ричардом городском доме.

Я всхлипнула от острой жалости к себе. И тут раздался родной голос Ричарда. Ворчливый.

— И вот что тебе не спиться?

— Ты пришел, — прошептала я.

— Часа на три-четыре, — теперь в голосе появилась насмешка. — Дай полотенце, я в душ.

Поднялась, дала ему все, что требовалось.

— Я сейчас, — сказал Ричард.

От него веяло усталостью. Каким-то остервенением. Мне показалось даже, что от его одежды пахло кровью.

Вернулся он быстро, расчесывая по пути волосы, чтобы высохли.

— Я очень хотел забросить вчера все дела. Я чувствовал, как ты ворочаешься, думаешь — и не можешь заснуть. По большому счету, — Ричард нежно меня поцеловал, — тебя сейчас не стоило оставлять одну. Но…

— Ничего, — я прижалась к нему.

— Ты дрожишь? Заболела?

— Нет. Никак не могу согреться. И заснуть.

— Иди ко мне, я тебя согрею.

И через мгновение, прижав мои ледяные руки и ноги к себе, добавил:

— Ледышка. Жуткая ледышка.

— Зато ты — горячий, — глаза стали закрываться у меня сами собой.

Я чувствовала, как он улыбается. Потом его руки стали меня поглаживать.

— Только никаких поползновений, — честно предупредила я.

Он тихонько рассмеялся, уткнувшись носом в мою макушку.

— А целоваться можно?

— Спать. Просто спать, — широко зевнула я.

— Слушаюсь, — вроде бы согласился он, но заворочался и спросил. — Ника, мне доложили, что ты просила обезболивающие у Ирвина. Что-то серьезное — и ты решила скрыть это от меня?

— Нет.

— Тогда — что?

Я скривилась:

— У меня женские недомогания, мне больно, я ненавижу весь мир. Не могу согреться. Достаточно?

— Меня ты тоже ненавидишь?

— Тебя в первую очередь, — согласно кивнула я.

— А меня-то за что?

— Поясняю. У меня женские недомогания, — повторила я.

Через какое-то время я поняла, что ничего не происходит. Я по-прежнему лежала спиной к Ричарду, а он… Почему-то только сопел. Обиженно. Таких звуков в исполнении командующего Тигверда мне еще слышать не приходилось, поэтому стало дико интересно — а что, собственно, происходит?

Я развернулась к нему. И вопросительно посмотрела. А потом еще и спросила:

— И что?

— Я был уверен…Я был просто уверен. Раз я пошел на поводу у твоих желаний. И… Почему?

И он требовательно уставился мне в глаза.

Я погладила его по щеке.

— Колючий, — улыбнулась я. — И пыхтишь, как еж.

— Кто? — как-то не оценил перевода темы Ричард.

— Могучий, боевой и очень непонятный. Еж.

Ричард закрыл глаза. Обнял меня, прижал к себе, словно боялся, что я убегу и забаррикадируюсь. Прижался щекой к моему виску и тихо проговорил:

— Я был уверен, что не сегодня — так завтра, ты сообщишь мне, что ждешь ребенка.

— Даже так?..

— Ты злишься?

— Значит, пошел на поводу у моих желаний… — протянула я.

— И у своих тоже, — по-прежнему тихо проговорил он. И я вдруг поняла, как он вымотан. Насколько он устал. И император говорил о том, что Ричарда ранили.

— Спасибо за то, что перевел мальчишек во дворец, — погладила я его по щеке.

— Швангау сказал, что они хотят победить дассаров, — улыбнулся Ричард.

— И за кинжал, который ты дал Рэму, спасибо.

— Догадались… Это один из нескольких артефактов рода Рэ. На самом деле символизируют то, что мужчина принят в род. И позволяют противостоять самой страшной угрозе этого мира. Не дают дассарам забрать твою магию и обратить ее против тебя.

Я поцеловала его. И вдруг, смутившись, спросила:

— Тебя хоть кормили сегодня?

— Шутишь? Во-первых, у военных обед по расписанию. И Джон в боевых условиях… Он организует все четче и быстрее, чем в поместье. Не пирожки и блинчики, конечно…

Я усмехнулась, вспомнив его личного слугу. Да уж, если господин Адерли присматривает за милордом, то беспокоиться действительно не о чем. Я потерлась щекой о его щеку. И спросила:

— А во-вторых?

— Твое обращение с требованием найти всех нас и накормить. Отец смеялся — «распоряжения миледи Вероники исполняются быстрее и четче, чем мои собственные». Ты не представляешь, какой был переполох.

— Так ты не голодный?

Ричард ничего не ответил, только улыбался.

— Джоконд, — проворчала я.

— Кто это?

— Символ загадочной улыбки.

— И почему мне кажется, что мне только что сказали какую-то гадость?

— Даже не знаю, с чего ты так решил.

Спустя еще мгновение я поняла, что он дремлет. У меня к нему была масса вопросов. Но будить его было жалко. Поэтому я легонько погладила его по щеке — он потянулся к моей руке и уткнулся в нее губами — и легла, подбираясь к его большому и теплому телу поближе.

— А почему ты какие-нибудь теплые носки не наденешь, раз мерзнешь? — Ричард подтянул меня поближе.

— У меня их во дворце нет, а купить… Меня же никуда не выпускают.

— Что-нибудь придумаем, — ответил он — и в ту же секунду уже спал. А может, и не просыпался во время всего нашего разговора — кто знает.

Я улыбнулась — и угнездилась рядом. Прижала ледяные ноги и руки к нему, как к печке. И сладко заснула.

Когда я проснулась, Ричард нежно касался губами моей щеки. Он был одет и явно собирался уходить. Я покосилась на окна — едва-едва начинало светать.

— Прости, не удержался, — тихонько рассмеялся он.

— Сколько времени?

— Очень рано.

— Тебе пора?

— Да, любимая.

— Ты с этими нервотрепками и не поспал совсем.