…Параллельный мир. В Парижском доме некроманта Мореля…
Последние дни мысли Йорика занимала одна тема — предстоящая свадьба любимого господина. Но вот она прошла, мессир Лоран с молодой супругой отбыл в недружественные земли эльфов. На скелетона вновь легли рутинные заботы по дому.
Кроме семейства датского принца в парижском особняке временно обосновался мессир Ришар. Если бы не он, то скелетону впору было сойти с ума, настолько непоследовательны и глупы оказывались желания королевы Гертруды, её разупокоенных мужей и придворных дам.
Во всей этой компании симпатию у Йорика вызывала лишь Офелия. Скелетон сочувствовал дочери Полония — существу безответному и всеми помыкаемому. Когда у королевы Гертруды созрел план устроить еще одну свадьбу и соединить брачными узами принца Гамлета и Офелию — девушка и слова не сказала против. А Йорик вдруг стал задумчив и мрачен. И предметом его дум являлся он сам! Недопустимо, но факт!
А еще Йорик все чаще впадал в меланхолию. Впрочем, на его внешнем виде это никак не сказывалось, тут на руку скелетону играла маска смерти: пустые глазницы, зубастая улыбка, отполированный шар черепа — никто даже и не догадывался, что бессмертная душа, заключенная в гротескную оболочку, рыдает. Йорик всегда улыбался и дружелюбно буравил собеседника круглыми провалами глаз. Это не пугало, а скорее веселило окружающих.
И при жизни, и в нынешнем разупокоенном состоянии, Йорик обычно был деятелен, исполнен радости и оптимизма. Его искрометные шутки могли бы развеять печаль самой Нении*. Но что таилось внутри, за костями ребер и ключиц? То есть в груди скелетона… Разве что мессир Ришар мог бы считать настроение Йорика по тому невидимому полю тонкой материи, которое окружало его тело, лишенное плоти… Но старший брат Лорана был всерьез озабочен тем, что творилось в его собственной семье. Он был категорически против путешествия брата и его молодой жены в Королевство Лесных Холмов. Сопровождать их Ришар не мог — Лесная Ведьма воспротивилась. «Если одного из Морелей королева Линора стерпит в границах своих владений — это уже будет чудо! — заявила она. — Но если пред очи Её эльфийского Величества объявится еще и Ришар, скандала нам не миновать! Кроме того, нельзя оставлять гостей из Эльсинора без присмотра. Они в любой момент могут переродиться».
Все это гораздо больше занимало Ришара, чем безмолвные страдания верного слуги. Возрастало и раздражение Мореля-старшего на королеву Гертруду.
«Кто она такая, чтобы проявлять высокомерие по отношении ко мне — консорту самой Белой Госпожи?» — негодовал Ришар. — «Как только Лоран закончит свои дела с семейством датского принца, надеюсь их прах будет развеян и беспокойные сущности перестанут отравлять мне кровь. Но Йорика надо оставить», — эти умозаключения также мешали проявлять внимание к странным переменам в поведении Йорика. А стоило бы!
Йорик стал менее деятелен, не писал вопросов в блокнот и, рискуя уронить и разбить банку с мозгами, постоянно доставал ее из шкафа и носился со своим сокровищем, как курица с яйцом.
Так вот, если бы Ришар обратил внимание на содержимое банки, то отметил бы много необычного. Во-первых, мозги скелетона теперь шевелились в банке не хаотично, а складывались в узоры и могли бы послужить прекрасным приспособлением для медитации. Во-вторых, начали являть образы — вероятно это были мечтания Йорика. Выглядело это как голограммы, которые зависали над банкой. В довершение всего — сами мозги начали светиться. Воистину, подобное явление можно было бы назвать просветлением мозгов! И оно, конечно, заинтересовало бы главу дома Морелей. Но увы, Ришар ничего об этом не знал.
После появления в доме семейства Датского принца, кабинет Лорана стал, пожалуй, единственным спокойным местом, где можно было посидеть в тишине.
Итак, Йорик принес свои просветленные мозги в кабинет, поставил их на хозяйский стол, уселся в хозяйское кресло, подпер впалый висок костлявой рукой и задумался. Мозги явили чудесную картину — внутри банки заклубилось голубоватое сияние, в котором замелькали существа, похожие на дельфинов. Йорик смотрел на собственные мозги и все больше впадал в транс.
Он вспоминал берег сурового Северного моря, темный Эльсинорский замок, где под сводами таились тени забытых времен. Вспоминал он и милых детей — Гамлета и Офелию. Мальчик и девочка росли вместе, и Йорик любил их! Как часто дети забирались к шуту на колени, теребили его яркую одежду, дергали красный шаперон, украшенный колокольчиками, веселились серебристому звону. По вечерам просили Йорика петь и рассказывать сказки. Он охотно делал это. На пирах, на охоте — Йорик старался не терять Гамлета и Офелию из вида. Они наполняли его душу радостью, и Йорик оберегал их, словно живые цветы, что пробились сквозь мрачные камни Эльсинора. Те времена прошли быстро. За детством последовало отрочество, потом юность и полные жизни Гамлет и Офелия исчезли, превратились в заложников придворного этикета, бесконечных правил и регламента. Даже то чувство, которое возникло между ними, оказалось больным. Стены Эльсинорского замка погубили его.
Погубили они и Йорика — земная жизнь королевского шута оказалась недолгой.
Офелия всегда казалась Йорику недостижимо прекрасной, и он часто думал, что лучше бы ей было родиться не в семье Полония, а у простых людей. Росла бы на приволье, гуляла по весенним лугам, пела песни. И ничего не знала о принце Гамлете. Но все произошло, как произошло.
И вот судьба снова свела их всех в каком-то другом измерении. И к ужасу своему Йорик понял, что иначе смотрит на дочь Полония.
«Смотрит…» если бы можно было так сказать! Нет у него взгляда, чтобы послать ей! Смотреть-то нечем! Скелетон раздраженно поскреб череп костяшками пальцев и вновь задумался.
Еще тогда, в Эльсинорском замке, он ощущал странную близость, духовное сродство с Офелией. Когда она подросла, то часто приходила к нему. С ней Йорик не шутил. Они говорили о разных вещах. Офелия задавала простые вопросы. Она была наивна, близка к природе, любила птиц и цветы, хорошо пела. Стоило ей взять в руки роту, и Йорик забывал о мрачности Эльсинора. Даже темными, зимними вечерами, когда в пиршественном зале особенно сильно чадили факелы, голос Офелии словно наполнял пространство особым сиянием.
Когда она погибла, все видели, как страдал Гамлет, страдал ее брат Лаэрт. Но никто не знал, как рыдал над ее могилой Йорик. Душа его стенала незримо, ведь он ушел из жизни раньше.
Безжалостное время разделило их. Да, он помнил милое дитя, эту девочку, но дни его жизни завершились раньше, чем она превратилась в девушку. И Йорик наблюдал за ней из невидимого пространства, в котором пребывают бессмертные души. Он не нашел в себе сил покинуть это место. Незримым защитником оставался он рядом с Офелией.
Йорик привык к сырому, мрачному склепу. Офелия приходила туда, украшала могилу Йорика цветами. Разговаривала с ним, почему-то именно с ним. Взрослела. Ее детские обиды, детские жалобы и детские радости менялись, взрослели вместе с ней. Любовь к Гамлету… Йорик знал об этом все! Ни королеве Гертруде, ни своим придворным дамам, ни отцу, ни даже брату не открывала Офелия того, о чем знал Йорик. Избрав его своим сердечным другом, она доверила ему свои тайны.
А Йорик не смог защитить! Ни от несчастной любви к Гамлету, ни от помутнения рассудка, ни от холодных вод реки, что утянула девушку на дно! Все это прошло. И оставалось только в памяти Йорика.
И что же теперь? Снова Гамлет? Ни до чего хорошего он Офелию не доведет!
Йорик вскочил и принялся мерять шагами хозяйский кабинет. Ну точь-в-точь, как мессир Лоран, когда разупокоил датчан.
В этом мире, в другом измерении, они оказались вместе. Силой заклинаний некроманта возвращены к жизни, но мог ли Йорик надеяться, что им сохранили также и чувства? А даже если да, то лично ему на что рассчитывать? Влюблена ли Офелия, в Гамлета. Хочет ли за него замуж? Или вновь ведет себя как послушная дочь, повинуясь воле Полония и своей королевы?
Когда ее не стало, когда ее тело нашло свой приют в том же склепе, что и тело королевского шута, а душа вознеслась, Йорик и Офелия расстались. И лишь Лоран Морель соединил их снова, забрав из безвременья. Это было странно, но вместе с тем давало надежду. Теперь Йорик не бесплотный дух. Пусть у него нет тела, но кости-то вот они! Вполне материальны. А мозги в банке шевелятся не хуже, чем когда были в голове.
И все же… «Кто я теперь? — снова и снова вопрошал Йорик. — Неудачный эксперимент мессира Лорана. Что такое кости без образа? Они обезличены. Возраст определить может только патологоанатом». С Офелией дела обстояли гораздо лучше. Морель смог вернуть ее к жизни такой, какой она была, какой она ушла. «Прекрасной, светлой и безумной» — мысленно повторил Йорик слова Лаэрта, произнесенные над бездыханным телом сестры.
«Безумной…» Впрочем не это удручало скелетона. Они с Офелией смогли бы понять друг друга, если бы девушка умела читать! Но увы… грамоте её не обучили. А Йорик не мог говорить. Ни голосом, ни взглядом, ни улыбкой!
Так он и метался между надеждой и сомнением и даже отчаянием.
Услышит ли его душа Офелии, как его собственная слышала её в Эльсинорском склепе?
А что если… Йорик взялся за перо… И вот на листе бумаги появились морская гладь, скалистый берег, узнаваемый абрис стен и башен Эльсинора. А над банкой тут же зависла трехмерная живая голограмма. Море волновалось, ветер гнал по небу тучи. А на стене можно было заметить юношу и девушку. В бумажной версии их не было — только пейзаж.
Скелетон так увлекся рисованием, что не заметил, как в кабинет вошел мессир Ришар.
— А, милейший Йорик, — заглянул ему через плечевую кость Ришар, — поверить не могу, романтические картинки! Вот уж не подумал бы, что шут Датского короля способен на подобные чувства.
Йорик не успел вовремя прикрыть банку с мозгами и Ришар смог во всех подробностях рассмотреть дивную картину морского берега и влюбленной парочки.
— А неплохо было бы утереть нос этому меланхоличному Гамлету, — задумчиво произнес Ришар. — Если ты в деле, то мы можем попробовать.
Он взглянул на Йорика. Вот тут скелетон бы покраснел, как рак! Если бы мог. Но его череп остался все таким же белым, а улыбка однообразной.
Однако, Ришар прекрасно проникал в мысли Йорика. Он приложил ладони к банке, некоторое время словно прислушивался, а потом рассмеялся.
— И это все, что тебя тревожит, друг мой? Мне казалось, ты всегда отличался особой изобретательностью. А сейчас ведешь себя как глупый влюбленный.
Йорик энергично затряс головой.
— Постой, постой, не забывай, что череп твой не закреплен, — предупредил Ришар. — Вот что, пока Лоран путешествует в Королевство Лесных Холмов, мы можем провести время с пользой. Не хочешь ли попробовать сблизиться с Офелией? Ведь она тебе нравится.
Йорик опустил голову и потупил взгляд своих пустых глазниц в пол хозяйского кабинета.
— Ну полно, — Ришар все не убирал руки с банки, — что ты смущаешься? В конце концов вы с Офелией так давно знакомы. Предоставь мне заняться твоей судьбой.
Быстрые жесты скелетона свидетельствовали о его крайнем душевном волнении. Ришар «выслушал» и ответил:
— Чем свадьба может помешать?
Йорик безнадежно покрутил черепом.
— Отчего же? — Не обратил никакого внимания на упадническое настроений Йорика Ришар. — Я не нахожу никаких препятствий для того, чтобы вам с Офелией подружиться. Ведь речь не идет о романтических чувствах? Во всяком случае не сразу. Такие вещи делаются постепенно. Я понимаю, у тебя нет опыта. За свою жизнь ты занимался чем угодно, кроме любви. Это большое упущение. Что ж, если ты не против… ты ведь не против? — Ришар убрал руки от банки и в упор посмотрел на Йорика. Тот медленно утвердительно наклонил череп, придерживая его во избежание падения. — Ну вот и славно! Значит, я начну сегодня же, — усмехнулся Ришар. — Это будет весело! Для начала повременим со свадьбой! Клянусь мертвыми розами моей госпожи — это разозлит Гертруду!
* Нения — богиня-плакальщица у греков и римлян. И также называлась погребальная песнь
Королева Гертруда и придворные дамы развлекали себя вышиванием все того же алтарного покрова и сплетнями. Гамлет и Горацио сидели за шахматным столом. Два венценосных мужа Гертруды и Призрак в доспехах следили за игрой. Лаэрт с Полонием смотрели в окно. Разупокоенные датчане уже забыли, сколь неприятно были ограничены пространством саркофагов в склепе Эльсинорского замка. Никудышные коммунальные условия, что и говорить. Но королева Гертруда, а за ней и остальные, все чаще высказывали недовольство по поводу тесноты помещений, отведенных для них в парижской квартире Лорана Мореля.
— Это неслыханно и недопустимо!
Красивые губы королевы Гертруды сложились в узкую ниточку. Придворные дамы хорошо знали — это признак приближающейся немилости, и предпочли промолчать. В такие моменты королеве Гертруде не стоило не только возражать, но даже высказывать согласие с ее словами. В любом случае, нарушителю молчания грозил монарший гнев.
Подняв взгляд и пройдясь им по склоненным к полотну подыстлевшим эскофьонам* придворных дам, Гертруда нахмурилась. Прицепиться ей было не к чему — все молчали. Королеву в парижском доме Лорана Мореля раздражало решительно все. Во-первых, недостаточное количество слуг. В конце концов, придворные дамы не должны исполнять ту работу, которую раньше делали простолюдинки. В Эльсинорском замке слуг было много, он буквально кишел ими. А здесь? За слугу мог бы сойти Йорик. Он хоть и королевский шут, но неблагородного происхождения. Ему не зазорно и ночную вазу вынести. Впрочем, здесь в этом не было необходимости. В плане удобства жилище Лорана намного превосходило резиденцию датских королей. Но это не причина, чтобы шуту бездельничать и отлучаться из покоев, отведенных гостям! Раз уж всем приходится сидеть тут…
Однако, Йорик все время где-то пропадал! И Гертруда ничего не могла с этим поделать, потому что шут каким-то необыкновенным способом сумел втереться в доверие к хозяину дома и теперь занимал при Лоране место секретаря.
Королева снова осмотрела дам и заметила пустое место между леди Бодсворт и леди Стенберг.
— А… где Офелия? — спросила Гертруда.
Дамы начали переглядываться, одна быстро что-то зашептала другой на ухо. Остальные пытались разобрать её невнятную речь.
— Что вы там шепчетесь? — повысила голос королева. — Я спрашиваю, где Офелия?
— Она решила немного прогуляться, Ваше Величество, — наконец пискнула одна из самых младших придворных дам.
— Прогуляться? Без моего позволения?
Гертруда встала так резко, что отъехавший назад стул едва не упал.
— Она вечно где-то бродит, моя милая Офелия, — меланхолично протянул Гамлет, переставляя фигуры на доске. — Тебе шах, Горацио!
Короли и Призрак одобрительно закивали.
— О нет, мой принц, Вы ошиблись с этим ходом, — возразил сердечный друг Гамлета — Горацио. Он смотрел на принца влюбленным взглядом. Гамлет только чуть улыбнулся в ответ, смешал фигуры на доске и поднялся из-за шахматного стола.
— Игра мне наскучила. А что у вас интересного? — Он подошел к Полонию и Лаэрту. — На что вы смотрите?
Отец и сын почтительно разошлись в стороны, дали принцу место и Гамлет, положив руку на эфес шпаги, застыл, скептически обозревая улицу.
С высоты третьего этажа хорошо были видны окна дома напротив, немного проезжая часть и тротуар, отделенный от неё газоном. Прошла минута, вторая, пятая, все ждали, что скажет принц.
— В этом мире ничего не происходит, — изрек принц. — Я вижу улицу… — Гамлет говорил то ли для себя, то ли для матушки. — По ней идут люди. Без всякой цели. Они не несут никакого груза. В странное место мы с вами попали, не находите, Полоний?
— Как вам будет угодно, мой принц.
Умудренный годами службы при дворе старик Полоний поклонился.
— Однако, это лучшее место, чем то, в котором мы пребывали в последнее время, — осмелился возразить Горацио.
— Что значит «лучше», друг мой Горацио?
Принц встал в театральную позу, поднял глаза к карнизу с ламбрекеном и приготовился произнести монолог.
— Ах нет, Гамлет, пожалуйста, только не это! — попыталась остановить его королева Гертруда, но было уже поздно.
Что в этом мире нас встревожить может?
Он сер и не похож на тот, другой,
Который мы оставили когда-то.
Красивым голосом начал декламировать Гамлет. Придворные дамы все как одна оставили шитье и подняли взоры на принца. Гертруда страдальчески нахмурилась и принялась тереть виски.
Воодушевленный вниманием дам Гамлет продолжал:
На замковые стены поднимаясь,
Я мог окрест все обозреть до моря
И в гавани увидеть корабли,
Представить страны дальние и замки,
Прекрасные, как облачный чертог.
А здесь дома уродливы, как тролли,
И люди бродят мимо них без цели,
Не задаваясь никогда вопросом
О бренности земного бытия.
И быть, или не быть — им все едино!
То время, как от дел мирских забывшись,
Я в мрачном склепе предавался снам —
Прошло! И все же вновь я не свободен.
В духовном склепе пребываю ныне,
Готов я в нем концы отдать от скуки.
Гамлет замолчал и, быстро крутанувшись на каблуках, встал спиной к окну. Это вышло эффектно. Дамы восторженно закатили глаза. Полоний снова поклонился, Горацио продолжал пожирать Гамлета все тем же, полным обожания, взглядом, даже осмелился приблизиться и прикоснуться к руке. Лаэрт, вздернув бровь, демонстративно отвернулся, но все заметили, его ревнивый взгляд, брошенный в сторону принца, который медлил, задерживая свою руку в руке Горацио.
— Ваше Высочество! Как это сказано! В самом деле, ничего не может быть лучше вашей декламации! — На глаза Горацио навернулись слезы.
Лаэрт с трудом сдержал саркастический смех, Полоний предупредительно покачал головой и незаметно для других погрозил сыну пальцем, прикрывая руку коротким плащом.
Королева Гертруда расцвела улыбкой.
— Возлюбленный наш сын! А почему бы и тебе не пойти прогуляться по дому, не поискать невесту?
— Увы, Ваше Величество. Нам запрещено покидать пределы этих комнат, — напомнил Гертруде Полоний.
— В самом деле? Отчего же Офелии можно выходить в другую часть дома? — возмутилась королева.
— На Офелию распространяется особое разрешение, — ответил Полоний.
— Чье же? Хозяина дома, или этого невыносимого Ришара?
Королева решительно двинулась к двери. Но открыть её не смогла.
— Осмелюсь напомнить, — подал голос Лаэрт, — в отсутствие хозяина домом управляет Йорик.
— Так пусть немедленно явится сюда! Милорд король! — При этих словах Гертруды оба венценосца и Призрак встрепенулись. — Милорды короли, — поправилась она. — Неужели вы трое не можете привести к повиновению какого-то шута? Пусть сейчас же откроет дверь! Мы здесь гости, а не пленники!
— Помните о заклинании оцепенения, Ваше Величество, — умоляюще сложил руки Полоний.
— И о сыром подвале, которым грозил нам мессир Ришар, — прогудел из лат Призрак.
— Он старший брат хозяина дома. Не стоит раздражать членов семьи Морель, — заключил действующий супруг Гертруды — Клавдий.
— Хорошо, — сбавила тон королева Гертруда. — Но Йорик должен отчитаться мне, как идут приготовления к свадьбе. И пусть найдет Офелию и вернет к нам. Ведь это он разрешил ей слоняться по дому. А если девушка выйдет на улицу?
— Офелия всегда была склонна к бродяжничеству, — развел руками Полоний.
— Вернется, — успокоил королеву Гамлет. — Реки поблизости нет.
* Эскофьон — средневековый женский головной убор