Монолит

Пролог

Вокруг была только темнота, не было звуков, чувств, направления. Лишь иногда издалека доносились невнятные голоса… «Осторожнее перекладывай его на носилки… прижми рану вот тут…» Но голоса звучали всё тише и тише. Я всегда верил, что после смерти нет ничего, но сейчас чётко осознавал себя. Неожиданно стали возвращаться необычно яркие воспоминания. Наверное, выражение «жизнь промелькнула перед глазами» как раз об этом. Я вспомнил, как после убийства милиционеров на меня объявили настоящую охоту. Отец Кости объявил за мою голову награду настолько большую, что я нигде не мог найти себе приюта. Моё обезображенное лицо смотрело на меня с каждого телеэкрана, с каждой газетной полосы. С тех пор я убивал ещё трижды. Два раза — мужчин в перестрелке. На самом деле мне хотелось верить, что их раны были не смертельны. Но вот Веронику Вязникову, свою бывшую однокурсницу, я выбросил в окно с 12-го этажа. У неё я надеялся найти приют уже после того, как нелегально пересёк границу с Украиной и в товарном вагоне добрался до Киева. Мне просто не куда было идти, а её адрес я нашёл в телефонном справочнике. Вероника открыла дверь, выслушала мою историю, дала новую одежду. Её муж был в командировке. Я смог поесть, вымыться и на какой-то миг мне показалось, что все наши ссоры в университете и прошлые обиды ничего не значат. Но потом ощутил, что у чая странный привкус, а в руках у Вероники заметил колотушку для отбивки мяса с удобной пластмассовой рукояткой и топориком на обратной стороне. Я успел закрыться рукой и отделался всего лишь сломанным носом. Вероника занесла колотушку для следующего удара, но я перехватил её руку и швырнул лёгкое тело в сторону панорамного окна с приятным видом на Андреевскую церковь. Стеклопакет не выдержал — и девушка полетела вниз в облаке стеклянного крошева, комедийно размахивая бесполезным молотком-топориком, который она так и не выпустила из рук. Иногда деньги делают из людей чудовищ пострашнее кровососов…

Из темноты проступили очертания: лес, колючая проволока, покосившаяся оранжевая вывеска со странноватой на русский слух надписью «Небезпека радiаци». Между ветками я вдруг увидел оборванного человека в грязной рваной куртке и джинсах с автоматом в руках, лицо мужчины было замотано бинтами, и только глаза горели лихорадочным безумным огнём. Вглядевшись, я с некоторым удивлением узнал в бегущем себя. В этом мире собственных воспоминаний мне приходилось быть бесплотным призраком. Я хотел посмотреть на свои руки, но не увидел ничего. Тот Кирилл из прошлого отчаянно бежал, отпихивая сосновые ветки. Вслед ему летели пули и проклятья.

— Обходи эту шолупонь! — прокричал хриплый голос из-за кустов.

Всё повторяется, в прошлом, в настоящем. Бесконечный бег от монстров, от людей, от самого себя, спотыкаясь, отстреливаясь на ходу. Наверное, это чем-то похоже на жизнь, тот же бег к неизменному финишу. На миг тот Кирилл из прошлого обернулся и полоснул длинной очередью по кустам — раздались крики. За мной гналась охрана периметра, когда я, смертельно уставший от бесконечного преследования, отправился в единственное место, где надеялся найти приют — в «Чернобыльскую Зону», место, где не задают вопросов. На самом деле, мне было известно, чем завершится эта история. Я попадал в ситуацию, которая называется «загнан в угол», из которой меня суждено было спасти Семёну. Он, в отличие от всего мира, не читал газет и не смотрел телевизор. Да и спас Семён меня только потому, что я убил нескольких охранников. Тогда он понял, что я не засланный шпион. Семён научил меня тому, что я знаю о Зоне. Мелькнула запоздалая обида, значит, он всё это время обманывал. Семён говорил, что нашёл меня без памяти в центре Припяти. Он всё знал. Знал и не говорил… Воспоминания набирали ускорение. Теперь они походили на просмотр старого фильма на видеокассете в момент перемотки. Семён научил меня азам выживания. Тогда ещё не было Cвободного, а разрозненные группы сталкеров постоянно боролись за власть, за доступ к самым богатым районам Зоны. Нас было четверо: я, Семён и ещё двое, чьи имена и лица никак не мог вспомнить. И мы сражались с сошедшим с ума миром вокруг нас. Монстры… военные… скупщики хабара… выбросы… Сама природа вещей вокруг искажалась. Я потерял счёт людям, которых убил. Никто ведь не помнит, сколько раз он вымыл руки или готовил себе завтрак. Смерть стала моей жизнью. И всё-таки где-то глубоко внутри я всё ещё оставался прежним, ведь меня учили лечить людей, а не убивать их. Я вспомнил, как грозил кулаком равнодушному небу и кричал проклятья. Помню холод ствола у своего виска, когда решил покончить со всем этим балаганом единственным оставшимся мне способом, но была осечка.

— А хочешь всё исправить? — прошептал голос над самым ухом.

Что-то было очень важное в этой фразе, а главное в человеке, что её сказал. Я должен был обернуться и посмотреть ему в лицо. И даже успел краем глаза увидеть очертания военной формы, но в этот момент меня словно что-то ударило в грудь. Окружающий мир, такой реальный, раскололся, словно елочная игрушка. Я взмыл к такой далёкой поверхности, к свету. Далёкие голоса на краткий миг стали ближе — и я различил голос Григория, врача в Свободном.

— Ровная линия! Дефибриллятор! Заряжай на двести!

Значит, меня всё ещё пытаются спасти. Тщетные усилия… После автоматной очереди в грудь обратно не возвращаются. Темнота удовлетворённо кивнула, и я снова ушёл в глубину.

В этот раз из тьмы проступили очертания четвёртого энергоблока. Когда-то огромный бетонный саркофаг накрывал взорванный при аварии реактор. Но это было давно. Теперь в саркофаге зияла огромная дыра метров двадцать в диаметре. Под ногами хрустело крошево из щебня и осколков стекла. Металлические прутья торчали из обломков бетона словно переломанные пальцы. Ржавая металлическая крыша скрипела на ветру, угрожая рухнуть, став саркофагом и для нашей группы.

Я шел первым, проверяя дорогу гайками. За спиной шел Семён со счётчиком Гейгера. Мы ожидали высокий уровень радиации, но счётчик молчал. Те двое… Я должен был обернуться и увидеть их лица. Особенно того, кто спрашивал «хочу ли я всё исправить», но моё тело меня не слушалось. И я был всего лишь наблюдателем. Мои руки швыряли гайки, но дорога была чиста. Аномалий не было. Ловушки отсутствовали. Монстры исчезли. Все это осталось на подступах к Припяти и в самом городе. Позади осталась лодка, на которой мы пересекли пруд-охладитель, давно заросший водорослями, где водились гигантские пиявки и рыбы с тупыми мордами и длинными зубами. Всё было спокойно. Но почему у меня такое острое чувство опасности? Я кричал самому себе из прошлого: «Назад, немедленно назад!» И на какой-то краткий миг мне показалось, что тот Кирилл услышал. Он замедлил шаги и поднял правую руку — условный знак остановки — и группа замерла. Я видел впереди огромную ртутную каплю — метров десять в диаметре зеркальный шар. В его идеальных боках отражалось хмурое свинцовое небо, развалины саркофага и наши лица. Мы подошли ближе — и я услышал, как Семён шептал самому себе: «Дошли, наконец, вот уж не верил». Гладкий бок Монолита был всего в нескольких шагах. Мы топтались, не решаясь сделать то, зачем проделали это огромный, страшный и такой длинный путь. Десять человек вышли неделю назад из посёлка на кордоне, а теперь нас было только четверо.

Кирилл из прошлого снял перчатку и потянулся обожженной, изуродованной ладонью к холодному зеркальному боку — его искажённое отражение протянуло руку навстречу. Я знал, что этого нельзя делать, но пальцы коснулись холодной поверхности. Мир вспыхнул и развалился — и из бесконечной дали донесся едва различимый голос:

— Разряд на четыреста, пульса нет… — говорил Григорий.

— Он нужен мне! Он нужен мне живым!

Кажется, это говорил Михаил… Михаил Семницкий… Мне хотелось виновато развести руками, мол, прости, задание полетело ко всем чертям. Да… Просто выдался неудачный день, целая жизнь неудач с того самого бензовоза и мокрой дороги.

— Что я могу сделать? — оправдывался Григорий.

В голосе доктора слышалась досада. Я знал, что такое терять пациента, и мне было жаль Григория.

— Время смерти…

Голоса стихли. Значит, моё истерзанное тело всё-таки оставили в покое. Тем лучше. В темноте я различил прочную железную дверь с видеоглазком, которая выкрашена светло-синей краской, с царапинами и крошечными пузырьками. Мне удалось достать из кармана ключ. Я даже не успел удивиться, откуда он взялся. В мире собственной памяти возможно всё. Я зашел в прихожую. Это была моя квартира в Москве, на Каширском шоссе, расположенная далековато от центра, где я моя клиника, даже с учётом нового кольца автострады и новой «Тайоты», что я купил в кредит, — всё равно далеко. Из кухни донеслись аппетитные запахи. Криста приготовила ужин. Она выбежала в прихожую в шортах и футболке. Я обнял её. Мне было так спокойно и тепло.

— Прости меня, Криста.

Она отстранилась.

— За что?

Я покачал головой:

— Не важно. Не помню. Просто прости.

— О чём ты, дурачок?! Идём ужинать.

Картошка с курицей… Что может быть вкуснее? Глядя в голубые бездонные глаза Кристы, я понимал, что могу здесь остаться — и будет только эта тихая московская квартира, любимый человек и этот день, замкнувшийся в кольцо, как в том старом фильме. Я встал на колени, обнял Кристу и закрыл глаза. Хотелось спать. Только в голове у меня стала наливаться жаром огненная точка. Я посмотрел в окно и увидел бок бензовоза, стремительно летящий в окно. Стены смялись. В комнату хлынуло топливо. Квартира вспыхнула. Загорелись стены, мебель. Я повернулся к Кристе, но вместо моей жены передо мной стоял обугленный скелет, который тянул ко мне костлявые пальцы рук, а пламя жадно лизало его рёбра. Безгубый рот шевелился, и я слышал низкий утробный голос, как на плёнке, которая крутится в несколько раз медленнее, чем нужно.

— Ты оставил меня!

Жар голове разлился по всему телу. Оцепенение пропало. Я выдернул руку из костлявых пальцев.

— Не оставляй меня, — гудел вслед пришелец ночных кошмаров, в которого превратилась моя жена.

Я бежал через прихожую к выходу, а пламя лизало мои ноги. Стены воображаемого мирка разрушились. Мне очень нужно было успеть добежать до двери, прежде чем потолок обвалился бы и похоронил меня здесь. Скелет полз следом и что-то жалобно скрипел, но я не слушал, а распахнул створку двери — и всё заполнилось водой, в которой тут же погасло пламя, темной, как чернила, и холодной, как лёд. Но всё-таки где-то далеко-далеко наверху слабо пробивался свет. Я плыл к этому свету, но слишком глубоко — мне просто не хватило бы воздуха. И, когда я уже готов был отчаяться и вдохнуть холодную темноту, вдруг нежная тёплая ладошка Инги схватила меня за руку, а неодолимая сила стремительно подняла меня наверх. Темнота сменилась светом. Он наполнил меня — и я снова чувствовал своё тело, хотя ещё слабо, всего лишь как покалывание, словно очень сильно отлежал руку во сне. Я открыл глаза — и свет исчез. Вместо него опять была темнота, но это «другая» темнота: просто отсутствие света. Я попытался вдохнуть, но что-то прилипло к лицу, какой-то полиэтиленовый мешок. Задыхаясь, я до последнего бился за жизнь — и пальцы нащупали шов. Вдох… Я вдохнул воздух полной грудью — и тут же зашёлся в мучительном кашле.

Глава 1. Тяжёлое пробуждение

Я скатился с холодного стола и выбрался из чёрного душного пакета. Закашлялся, сплюнул кровь на грязный кафельный пол. Что-то звякнуло о плитку. Я нагнулся и с удивлением поднял к свету смятую автоматную пулю. В комнате на соседнем столе лежал ещё один человек. Так же, как и я, он был полностью обнажён, но, в отличие от меня, мужчина был мёртв. Глядя на его бледное лицо с заострившимся носом, длинным проходящим через окровавленную пустую глазницу порезом и шею, вывернутую под неестественным углом, я узнал в мертвеце «школьного учителя».

Это был морг в больнице Свободного. Маленький подвал с двумя столами для вскрытия, неработающим холодильником, где кулями лежали мешки с телами. Запах здесь был тоже подобающий. Я осмотрелся. Крошечное зарешеченное окошко, на подоконнике стояла пепельница с ещё дымившимся окурком. Рядом на тарелке лежал заплесневелый бутерброд. Света из окна и тусклых выгоревших люминесцентных ламп едва хватало, чтобы разогнать темноту.

Я посмотрел на себя: всю грудь и живот покрывали круглые площадки розовой молодой кожи, а шрамы на руках, насколько заметил, тоже изрядно разгладились. «Вскрытие показало, что больной спал…» — сказал я пустой комнате и рассмеялся. Очень хотелось пить. Я поднял с пола шланг, прикрученный к умывальнику (кажется, из него обмывали трупы), и несколько минут просто пил ледяную, до ломоты в зубах, воду, а потом, ёжась от холода, стёр пятна засохшей крови и сукровицы с тела. Также меня смущали ощущения во рту, что-то было не так. Вскоре я понял, что на месте выбитых зубов у меня появились… новые. Может, я вампир? На умывальнике было маленькое зеркало, старое в ржавых пятнах, где я увидел свое отражение. Шрамы на лице стали значительно меньше. Мелкие исчезли совсем. Оставались только старые застарелые следы ожогов, но и они потускнели, разглаживаясь и уступая место новой здоровой коже.

Резкий тонкий визг отразился от кафельных стен. Я вздрогнул — и зеркало упало, разлетевшись о кафельный пол. Пальцы искали на бедре кобуру, но это сложно сделать, особенно, когда ты… голый. У входа в морг стояла медсестра и картинным жестом показывала на меня. Лицо её пошло красными пятнами, рот свернулся в трагическое «О». Девушка пыталась сказать что-то осмысленное, но, кроме протяжных «О» и «А», у неё ничего не выходило.

Я прикрыл руками то, что пониже пояса, и нелепо пробормотал:

— Извините, я сейчас оденусь.

Куча белья, очевидно снятая с покойников, лежала в левом углу, как раз возле двери. Я разглядел свой помятый бронежилет и камуфляж и двинулся, чтобы забрать одежду, но медсестру, явно, смущала не моя нагота. Девушка решила, что я иду к ней.

Никогда не думал, что фраза «стать белым, как мел» имеет такое буквальное проявление. Девушка побелела и сползла по стене на пол. Я похлопал медсестру по щеке и невольно залюбовался. На бейджике значилось «Дарья Иванова». Далеко не каждый назвал бы Дашу, девушку с короткими мелированными волосами, красивой: слишком мускулистая была у неё фигура, но в Зоне мало женщин. Я потрепал девушку по щеке, задрал веко — глубокий обморок. Надо было привести медсестру в чувство, но сначала я торопливо натянул на себя мокрую куртку. Смятый и измочаленный пулями бронежилет на просвет изрядно напоминал дуршлаг. Я без сожаления выкинул такую «защиту от пуль» обратно и подумал: «Ещё бы найти свою сумку… А где…» Мысль об Инге была острой и обжигающей. Я вспомнил сон, где существо из света с чертами Инги протянуло руку умирающему — и этот свет омыл, возвращая к жизни… Инга закрыла меня своим телом. Очередь Монолитовца прошила девушку насквозь, словно не встретив преграды. Может быть, та странная сила, что вернула меня к жизни, действует и на Ингу? Я метнулся в холодильник, расстёгивая пакеты. Там лежали мертвые Монолитовцы, которых я убил, несколько старых, начавших разлагаться тел. Я торопливо застегнул пакеты: запах трупов вызывал тошноту.

— Кого потерял? — окликнул меня голос со спины.

Я обернулся. Инга стояла в дверях. На ней снова был лёгкий халатик, небрежно наброшенный плечи, а на животе и груди я увидел то, что и ожидал: небольшие, размером с пятак, пятна розовой кожи. Я бросился к девушке, прижимая хрупкое тело к себе.

— Как я рад, что ты в порядке.

Слова казались нелепыми, пустыми и не передавали и толики тех эмоций, что переполняли меня.

— Ой! Холодно же!

Инга отстранилась от моей мокрой куртки. Медсестра стала приходить в себя. На лбу у неё наливалась изрядная шишка. Наверное, девушка «приложилась» о дверной косяк, когда падала. Я похлопал её по щекам. Мутный взгляд медсестры сфокусировался на мне. Зрачки расширились.

— Всё в порядке, — постарался сказать я как можно мягче. — Так уж получилось, что мы здесь очнулись и тоже не понимаем, что произошло.

— Мы, — сдавленно прошептала девушка.

— Да. Меня зовут Кирилл, а эту девушку Инга.

Медсестра перевела испуганный взгляд на Ингу, которая сосредоточенно застёгивала халат.

— Инга? — как попугай повторила медсестра.

Я что-то делал не так. Девушка снова смотрела на меня, как на сумасшедшего.

— Да, — я помог медсестре подняться, но ноги у неё явно дрожали. — Мы бы хотели поговорить с Григорием.

Девушка только кивнула, очень быстро, постоянно оглядываясь, пошла по коридору, а через метров десять сорвалась на бег.

Григорий сунул руку в карман халата, достал упаковку с таблетками, умело сковырнул колпачок, отправил пару пилюль в рот и сглотнул не запивая. Седые волосы, давно небритое лицо и неестественная худая сутулая фигура… Я невольно вспомнил, как врач попал в Свободный. Григорий — наркоман с огромным стажем. Опиаты и пациенты, пожалуй, — все, что его интересует. Но хирург Григорий хороший.

— Сколько прошло времени? По моим ощущениям, как минимум месяц.

— Чуть больше суток, — коротко ответил я.

Потом Григорий подошёл ко мне, проверил зрачки, потрогал площадки новой кожи на груди, потом решительно расстегнул молнию куртки ниже и уставился на четыре таких же пятна на животе. А я обдумывал сказанное.

— Да, я тоже не понимаю, — недовольно ответил доктор.

Он взял со столика смятую автоматную пулю, повертел в руках, бросил в ведро, а потом достал пачку сигарет и закурил. Я протянул, было, руку.

— Тебе вредно, — отрезал Григорий, с удовольствием выпуская струйку дыма к потолку.

Мне ужасно хотелось есть. Настолько, что плесневелый бутерброд на окошке в морге начал казаться деликатесом.

— Вот скажи мне, Кирилл…

«Григорий…» Имя Гоша к врачу определённо не клеилось. Он принципиально игнорировал прозвища, как-то умудряясь запоминать настоящие имена. Мне эта черта, в общем, в докторе нравилась.

— Как так получается? Тебя привезли ко мне вчера вечером, нашпигованного свинцом. Ты уже не дышал.

Я невольно провёл рукой по животу.

— Я сделал, всё что мог, — Григорий нервно затянулся, — Михаил очень хотел, чтобы ты выжил, и реанимацию не прекращали почти час…

На миг очень ярко вспомнилось то, что я видел, когда был без сознания.

— Но понимаешь, я не Господь Бог — ты умер. С такими ранами тебя никто не смог бы спасти.

Довольно странно слышать такую фразу в прошедшем времени. Я выдернул сигарету из пачки. Григорий только покачал головой.

— Может, летаргический сон или что-то вроде того? — смело предположил я.

Григорий поморщился

— Какой, к чёрту, летаргический сон?! — мужчина откупорил упаковку с таблетками, но, видимо, передумал и закрыл обратно. — Я занимаюсь медициной почти двадцать пять лет, — Григорий расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, словно она ему жала. — Ладно, допустим, восемь лет назад меня лишили лицензии, но всё равно я способен отличить мертвого человека от живого. — Как ты себя чувствуешь сейчас?

Я прислушался к себе. Тело саднило, но в целом было ничего. Даже голова не болела, только кружилась.

— Нормально. Только есть хочется.

Григорий кивнул, достал из халата ручку и сделал несколько записей в карте.

— Есть какие-нибудь идеи, почему это с тобой произошло? Может, артефакт какой-нибудь новый нашёл?

Я покачал головой:

— Ни малейших артефактов — неудачная ходка вышла. Только «лампочка» была, но её я раздавил, когда с Монолитовцами дрался, чтобы вспышку сделать.

Григорий кивнул. Он, явно, думал о чём-то своём.

— Кстати, что с Семёном и Игорем? — спросил доктор. — Их стоит ждать у меня в клинике?

Я помрачнел и ответил:

— Нет.

Помолчали. Сталкеры погибали часто, но Семён был старожилом.

— Кстати, где мои вещи? — спросил я и встал.

Ноги ещё дрожали. Я дотянуться до бутылки с минералкой, свинтил колпачок и изрядно приложился к тёплой воде. Григорий достал из ящика стола папку.

— Знаешь, что самое обидное? — спросил Григорий, заполняя какие-то бланки.

— Нет… — ответил я, но слова Григория о том, что он не хотел меня спасать, не шли из головы.

— То, что я ничего не задокументировал. Даже фотографий не сделал. Теперь, если отвезти тебя в мой бывший университет, надо мной все только посмеются. Скажут, совсем от таблеток спятил, — я вспомнил, как Инга тянула меня к свету, и развёл руками. Григорий вздохнул. — Если вспомнишь что-то, обязательно расскажи. Ведь ты медицинский феномен. Разве что с Лазарем такое случилось.

Имя показалось мне знакомым, и я уточнил:

— А Лазарь… это кто? Тоже сталкер?

Григорий только рукой махнул.

— Вот талоны в столовую. Тебя покормят, — он протянул два заполненных бланка, — ешь, пей сколько хочешь.

— Пей?

Григорий поморщился.

— Компот! Судя по всему, у тебя должен быть волчий аппетит. Не знаю, что вызвало такие регенерационные способности, но у тебя сейчас определённо дефицит белка и других питательных веществ.

Как ни странно, речь доктора я понимал прекрасно. Вспылили знания из прошлого.

— Медсестра принесёт твой рюкзак и новую одежду. К сожалению, у нас избыток невостребованных вещей. Пациенты погибают и, в отличие от тебя, к жизни не возвращаются. А в этом, — Григорий показал на мою окровавленную куртку, — ты только людей пугаешь.

Я кивнул. В мокрой куртке было холодно.

— И вот ещё что… услуга за услугу… После обеда пройдешь полное медицинское обследование. По полной программе: рентген, анализ крови и так далее, — Григорий ухмыльнулся, — за наш счёт. Может, я смогу понять, что тебя выдернуло с того света.

Глава 2. Михаил

У каждого, кто сталкивается с обилием стрессов в жизни, есть какой-то привычный способ, чтобы расслабиться. Кто-то напивается до беспамятства, кто-то готовит какие-то особенные сорта кофе, а я любил есть. Больничная столовая разнообразием блюд не отличалась, но по бесплатным талонам, полученным от Григория, я съел целых четыре комплексных обеда, где украинская кухня мирно соседствовала с русской, и выпил всем известный компот из сухофруктов. На меня поглядывали: Свободный не такой уж и большой — слухи разносятся быстро.

Инга сидела напротив. Она сменила не по размеру просторный халат на рубашку и шорты с колготками — ей очень шло. За разговором с Григорием я как-то пропустил момент, когда девушка переоделась. Инга повеселела, но к еде даже не притронулась.

— У тебя что аппетита нет?

Инга поводила ложкой в супе.

— Как-то не хочется…

— Тебе одежду медсестра дала?

Инга кивнула.

— Какая встреча! Палёный!

Рядом уселся крупный мужчина с перевязанной рукой, его звали Дикобраз из-за длинной вечно растрепанной бороды. Несмотря на прозвище, человек он был жизнерадостный и никогда не унывающий. Мы неплохо друг друга знали, но ходить вместе в Зону не доводилось. Дикобраз выхватил из моей тарелки булочку и сказал:

— Слышал… ты помер, — Дикобраз говорил с набитым ртом, — а сам думаю, не может быть, чтобы Палёный помер. Он сам как смерть.

Я не любил, когда меня называли Палёный. Обычно у каждого сталкера есть два прозвища. Первое он придумывает себе сам, обычно это что-то красивое и звучное. Второе прилипает случайно. Палёным меня называли ещё в тюрьме.

— Слухи о моей смерти были сильно преувеличены, — ответил я и вдруг почувствовал, что мой зверский аппетит исчез так же внезапно, как и появился.

Дикобраз привычным движением похлопал по карману больничной робы и, найдя пачку сигарет, скривился, показывая на стену, где висел выразительный знак «Не курить».

— Григорий откачал? Смотрю, он и лицо тебе подправил, — Дикобраз взял с моей тарелки вторую булку. — И то верно, чего людей пугать.

— Что случилось? — я указал Дикобразу на перебинтованную руку.

— Да ерунда, в «студень» влип, чуть-чуть…

Влипнуть в «студень» не было ерундой, если удавалось избежать ампутации влипшей части тела. Это было большим везением, но все-таки не зря Дикобраза считали оптимистом…

— Пальцы хоть остались? — мне было искренне жаль этого грубоватого, но в общем бесхитростного и хорошего человека.

— Парочка осталась, — и Дикобраз тут же улыбнулся, — стрелять сумею.

С год назад за бутылкой водки Дикобраз, на самом деле его звали Толик, рассказал, что в Зону он подался, чтобы заработать детям на институт. Деньги Толик «поднял» быстро, но из Зоны так и не ушёл, некуда было уходить. Жена его бросила, продала квартиру и уехала в Австралию.

— Ты… это… отпраздновать же надо, ты же, считай, второй раз родился, — Толик пытался жестикулировать загипсованной рукой, и это было немного комично. — А то сидишь тут совсем один.

— Вечером в бар загляну, если получиться, — неопределённо ответил я.

Что-то меня смутило в словах Дикобраза, что-то было в них неправильное. Но к моему столику подошёл один из врачей, протягивая телефонную трубку.

— Вас к телефону.

Трубка была японская и, как ни странно, работала, хотя обычно в Зоне сотовые не берут.

— Воскрес из мёртвых? — в голосе Михаила на том конце провода чувствовалась неподдельная радость.

— Вроде того.

Я махнул Дикобразу, мол, разговор серьёзный, потом поболтаем. Тот кивнул, забрал последнюю булку и пошёл по коридору к палатам.

— Как наше светило медицины тебя отпустит, загляни ко мне в администрацию. Пропуска никакого не нужно, охрана тебя и так пропустит. Поговорить надо.

Я кинул, словно собеседник мог меня видеть, но Михаил уже повесил трубку.

— У тебя ранения в голову были? — спросил Григорий, разглядывая ещё влажный рентгеновский снимок.

На фоне черепа ярким белым пятном выделялась клякса неправильной формы.

— Да. Я думал, только зацепило.

— Давно? — врач снова сделал какие-то пометки в блокноте.

Вспомнился взрыв на базе «Сфера», как закрывались створки дверей, как взорвался артефакт, разлетаясь сотнями полыхающих осколков и голова вспыхнула нестерпимой болью. Пальцы нащупали маленький белый шрам над правой бровью.

— Вчера…

— Вчера? — переспросил Григорий и нахмурился, — судя по шраму, не меньше года назад.

— Удалить сможешь? — я спросил и сразу понял ответ.

Григорий постучал обгрызенным ногтем по снимку и сказал:

— Нет, и никто не сможет, кусок металла очень глубоко в веществе левой лобной доли мозга. Непонятно, как ты вообще жив после такого ранения, но с тех пор, как ты воскрес из мёртвых, я уже ничему не удивляюсь. Будем надеяться, что он не радиоактивный.

Я прислушался к себе, но голова не болела, и, вообще, десяток грамм металла в голове вроде бы никак себя не проявлял. Григорий мучил меня анализами и обследованиями ещё часа три, но ничего нового не узнал. Когда я вышел из больничного корпуса, солнце уже близилось к закату. Свободный только назывался городом, на самом деле это был маленький посёлок размером с кампус университета средней руки. Лет пять назад Михаил начал строить это место, первым найдя в Зоне спокойный уголок, где не появляются аномалии и куда не доходят выбросы. Всего одна центральная улица, заканчивающаяся северными и южными воротами, да пара переулков. Здание администрации самое высокое в Свободном, старая восьмиэтажка, раньше там располагалась администрация Чернобыля.

Мы торопливо прошли полупустые ряды рынка — людей на удивление было немного. От того, что у меня не было оружия, было как-то не по себе. Конечно, в Свободном я был в относительной безопасности, но без автомата я чувствовал себя голым. И всё же мы не стали задерживаться в торговых рядах, а магазин с излишне говорящим названием «Guns and Аmmo», где торговал приветливый продавец по имени Саид, остался в стороне. Остался позади и бар «100 рентген». Я обещал Дикобразу, что загляну сюда, но это позже, много позже.

— Куда мы идём? — спросила Инга.

Она неслышно подошла со спины и взяла меня за руку (и как только она умудряется ходить так тихо).

— Домой, — я улыбнулся, было приятно чувствовать в своей руке её тёплую ладошку.

Это была обычная комната в бывшем общежитии, на окраине посёлка у самой стены защитного периметра. Однако, учитывая деньги, которые уходили на содержание жилища, я, наверное, давно смог бы купить себе приличную квартиру где-нибудь вне Зоны. Впрочем, такие мысли стали появляться у меня только последние дни, раньше я об этом просто не задумывался. Охранник долго не хотел меня узнавать, я стал совсем не похож на собственную фотографию месячной давности. Пришлось разбираться с начальником смены. В конце концов, сверили отпечатки пальцев — и недоразумение разрешилось.

— Карточку надо обновить, раз операцию на лице сделали, — укоризненно сказал охранник мне вслед.

«Где Михаил таких людей находит?! Ни разу от охраны Свободного не слышал матюгов или каких-нибудь едких шуток. И в то же время точно знаю, что этот простой парень с излишне развитыми мускулами готов жизнь отдать, защищая моё барахло. Совет, впрочем, стоящий. Карточку нужно обновить, благо, что всё это делается в той же администрации», — рассуждал я. В отличие от охранника, замок меня «признал» сразу. Мы вошли в каморку, пятнадцать квадратных метров, еле хватало места, чтобы втиснуть кровать и рабочий стол.

Я показал Инге, как пользоваться ванной, и она с радостными криками исчезла в душевой кабине. Пусть я бываю здесь от силы несколько раз в месяц, но человеку очень важно иметь место, куда вернуться.

Я наскоро переоделся: больничная одежда пахла сыростью и была немного не по размеру и я без сожаления отправил её в корзину для мусора, затем наскоро разложил свои вещи на кровати. Рюкзак изрядно посекло пулями — придётся покупать новый. В стенном шкафу лежали немного запятнанные, но ещё годные брюки и кожаная куртка. Неожиданно я понял, что куртка принадлежала Косте. Именно в этой одежде я пробрался в Зону почти шесть лет назад. Сколько раз я смотрел на эти вещи, такие непрактичные, гражданские, демаскирующие, — и они ничего не значили для меня.

Из рюкзака выпали бренные останки жёсткого диска. Я подобрал разбитую железку и с тоской уставился на два аккуратных отверстия от пуль. Надежды, что мне удастся хоть что-нибудь восстановить, было мало. Но всё-таки я сунул диск в карман — надо будет Белому Крысу показать, может выцарапает что-нибудь.

Инга всё не вылезала из душа. «Истратит весь месячный запас, но это не важно», подумал я.

Мысль о том, что Инга жива и с ней всё в порядке, заставляла меня улыбаться — чувство, которое я не испытывал уже очень давно, у меня и лицо-то не слишком приспособлено для мимики. Я помял старые шрамы. С зеркала на столике на меня смотрел совсем другой человек. Не удивительно, что Дикобраз и охранники меня признали с трудом. Шрамы были всё ещё отчётливо видны, но всё-таки это было лицо, а не перекошенная маска, которую я прятал под респиратором.

— Я схожу по делам, — сказал я Инге через закрытую дверь.

Девушка мыла голову — и матовое стекло, хоть и изрядно размывало, но всё-таки чётко обозначало фигуру Инги. Во рту пересохло.

— Никому не открывай, я принесу что-нибудь поесть.

— Хорошо! — Инга рассмеялась. — Ты не представляешь, какое это удовольствие.

Нахлынувшее желание было таким острым, что я вздрогнул.

— Воду всю не потрать, следи за счётчиком, я потом тоже помыться хочу.

В ответ Инга только пробурчала что-то невнятное.

Здание администрации гордо высилось над всем посёлком, хотя вблизи выглядело оно совсем не так внушительно. Часть нижних этажей была заброшена, окна местами выбиты, а кое-где заколочены досками. Весь первый этаж, где сейчас дежурила охрана, носил следы давнего пожара. Когда-то здесь шли ожесточённые бои между группировками, и здание несколько раз переходило из рук в руки. На крыше специально укреплённой бетонными балками крыше стоял личный вертолёт Семницкого. И я в который раз подумал, что здание администрации — это крепость: лифты несложно заблокировать, мощные бетонные стены какое-то время смогут выдерживать даже тяжёлый артобстрел.

Единственный вход охранялся блокпостом, где дежурили охранники в чёрных армейских экзоскелетах: вместо лиц зеркальные забрала шлемов, фигуры скрыты под слоями керамики и кевлара, система воздушных фильтров придавала дыханию шипящий оттенок. Я подумал: «Добавить чёрный плащ — и получиться пародия на Дарта Вейдера».

Я, хоть Михаил и сказал, что предупредит охранников, ожидал проверки документов и проблем, связанных с моей изрядно похорошевшей физиономией. Но один из охранников только качнул стволом пулемета в сторону входа. В вестибюле, где дежурили ещё шестеро охранников, я прошёл через рамку металлодетектора. Оружия у меня не было, но детектор заверещал — пришлось вытащить из кармана и сдать на хранение многострадальный жёсткий диск.

Я никогда не был на верхних этажах здания администрации: Михаил близко дружил только Семёном, а я и Меломан были для него слишком мелкой сошкой, но теперь Семёна не стало…

Когда лифт добрался до пятнадцатого этажа и двери со скрежетом раздвинулись, мне показалось, что я оказался в обычном мире, в московском офисе какой-нибудь компании средней руки: цветы в кадках, секретарша с каплей беспроводной гарнитуры в ухе, молодая, белокурая, в аккуратном деловом костюмчике, с маленьким золотым кулоном в виде сердечка. Ей не в Зоне работать, а на обложке модного журнала красоваться. Почему-то у меня не возникло сомнений насчёт её статуса. Я никогда не видел эту девушку в посёлке. «Может, она вообще всё время живёт здесь, наверху?» — подумал я.

— Подождите, Михаил Сергеевич сейчас вас примет.

Голос показался странно знакомым. Я кивнул и подошёл к окну. Прислонился лбом к холодному стеклу, толстому, слегка рассеивающему лунный свет. Все стёкла были покрыты плёнкой-артефактом, похожей на прозрачный полиэтилен, но она была намного прочнее стали.

Уже стемнело — и на расстоянии было сложно различить детали. Только где-то на горизонте вздымались башни периметра. Огромная бетонная стена, сделавшая честь великой китайской, отгородила причудливый мир Зоны от обычной реальности. Где-то внизу, на границе, тяжёлым басом зарокотал пулемет, ему вторили хлопки СВД откуда-то сверху, видимо, на крыше тоже были расположены огневые точки.

Зашипели осветительные ракеты, подсвечивая пространство перед башней. Раздались нечеловеческие крики и уханье.

— Не обращайте внимания, это химеры лезут после выброса, — сказала секретарша из-за стойки — и я узнал голос.

— Альфа-14?

Она удивлённо вскинула брови.

— Да?

— Мы говорили раньше, у меня позывной был Танго-2.

Девушка одарила меня дежурной улыбкой, в меру располагающей, но безвкусной, как поролон. Плевать она хотела на всяких сталкеров. С её-то внешностью. Поди, каждый второй посетитель заигрывает.

Приём посетителей у эксцентричного миллиардера совмещался с застольем. Стол ломился от салатов. Там же стояли дымящая картошка с грибами, жареное мясо, политое ярко красным ароматным соусом. Венчало этот гастрономический беспредел огромное блюдо с морепродуктами: свежие креветки и гребешки — в Зоне, по понятным причинам, редкость.

За столом сидели два бизнесмена в строгих деловых костюмах. Пожилой украинский политик в круглых очках на неприятном, словно изъеденном червями лице, посмотрел на меня с неприязнью. Чуть поодаль за отдельным столиком сидели двое сталкеров из старожилов — они мне только кивнули. У входа возле дверей по стойке смирно вытянулись две молодые девушки лет двадцати в одинаковой военной униформе. Они были словно близнецы, но, кажется, все же просто сёстры, старшая и младшая. Негласный правитель Зоны уплетал суси и одновременно говорил по телефону на незнакомом языке:

— …дзенбу кеикаку дори сусудэ имасу…

Ловко орудуя палочками, Семницкий отправил в рот очередной комочек риса с сырой рыбой. А я вспомнил, что, по слухам, до того, как глава администрации построил Свободный и сказочно разбогател на торговле артефактами, он много лет жил в стране восходящего солнца.

— И часто такие приёмы? — шёпотом осведомился я у неподвижно замерших девушек.

Старшая меня напрочь проигнорировала. А младшая, не меняя позы, тихо ответила:

— Нет, раза три в неделю.

Если это у Михаила обычное дело, то основательно выступающий живот — это ещё большая удача.

— Ум, со, со, со, — продолжил Михаил, словно нахваливая японское блюдо, — коре кара мо ёросику.

Наконец, он закончил разговор и обратил внимание на меня:

— Привет, Тень, — я машинально пожал протянутую руку, — с нашей последней встречи ты явно похорошел.

— А когда мы последний раз виделись?

Михаил усмехнулся, подхватил из ведёрка со льдом пару бутылок Оболони.

— Вчера, когда патрульная группа принесла мне твой труп.

Я покосился на пиво, мне всегда казалось, что он предпочитает что-то более изысканное.

— Господа, — Михаил обратился к собравшимся, — хочу вас обрадовать, что запуск шести спутников связи компании Софтбанк с космодрома Байконур произошёл точно по расписанию. Спутники закончили разгон и выйдут на расчетные орбиты в течение суток.

Я ничего не понял, а бизнесмены встретили сообщение сдержанными аплодисментами. Политик поднялся, утирая платком пот со лба, и ещё раз посмотрел на меня, поглядывая на Зону в окне. Мужчине здесь было явно неуютно. Он спросил:

— Что же касается… нашей проблемы?

Михаил приложился к бутылке дешёвого пива и располагающе улыбнулся:

— Если у меня появится какая-либо информация, я немедленно вас извещу.

Политик, не прощаясь, направился к выходу.

— Помните, всё в строжайшей тайне. Это в ваших же интересах, — сказал мужчина.

Михаил в ответ улыбнулся и сказал:

— Конечно, мне тоже не нужны лишние взрывы на подконтрольной мне территории… А теперь извините, господа, мне нужно поговорить с моим агентом.

Бизнесмены закивали, раскланялись и потянулись к выходу. Только один из сталкеров, Колян по кличке Болт, подошёл к Михаилу. И протянул пачку распечаток.

— Это правда? — резко спросил он.

Михаил лениво пролистал распечатку, я заметил, что это спутниковые снимки высокого разрешения, но они промелькнули слишком быстро, чтобы различить детали.

Михаил пожал плечами и бросил распечатку на пол.

— Ну, даже если и так? Что?

Лицо у Коляна стало красным, и он вдруг резко выхватил из кармана маленький пистолет странной округлой формы.

— Тогда сдохни!

Я ждал, что время замедлится как тогда, в бою с Монолитовцами, но ничего не произошло. Девушки у входа вскинули автоматы, но Коляна закрывали бизнесмены, замершие на пол-пути к выходу, они изумлённо таращились на происходившее. Впрочем, у Михаила оказалась прекрасная реакция, раскрытой и как-то странно вывернутой ладонью левой руки он отбил наставленный на него пистолет. Глухо хлопнул глушитель, но пуля ушла куда-то вверх. Колян изумлённо вытаращился на сломанную в запястье руку, он только разевал рот, словно рыбина, выброшенная на берег.

— Не дорос ты ещё Семницкого убивать, — задумчиво проговорил Михаил почему-то обращаясь к себе в третьем лице. Он поднял руку сложив пальцы изящным жестом, и тут же из рукава в ладонь ему скользнул маленький блестящий пистолет.

— Вы не понимаете, — истошно заорал Колян — На самом деле, Михаил…

«Хлоп» и голос Болта оборвался, когда пуля вошла ему в рот. Стакер глухо замычал, пуля раздробила ему нижнюю челюсть, кости разошлись, предавая мужчине странное сходство с кровососом. Он катался по полу и всё ещё силился что-то сказать, но Михаил высадил в упор оставшиеся в обойме патроны.

— Куда вы только, мать вашу, смотрите! — гаркнул он на охранниц. — Приберите тут! — он пнул ещё дергающиеся в конвульсиях останки. — Обыщите тело! И отправьте кого-нибудь к нему на квартиру. Наверняка очередной агент Монолитовцев! Карманный компьютер, документы — всё ко мне на стол, через час! Живо!

Девушки молча повернулись и вышли за дверь, волоча за ноги тело Коляна. На ковровом покрытии за ним тянулась ярко красная полоса.

Михаил наклонился и подобрал распечатки, мне стало любопытно, что в них, неужели из-за этих фотографий Колян, всегда отличавшийся хладнокровием, пошёл на столь самоубийственный поступок. Но Михаил без лишних слов сунул листки в довольно заурчавший шредер в углу.

— Пойдем, — сказал Михаил, помахивая ещё дымящими оружием. — Поговорим.

Кабинет был в соседней комнате. Семницкий грузно плюхнулся в кресло, которое стояло за полированным столом, заваленным всяким хламом: распечатками, компакт-дисками, кофейными чашками. Из всего этого выделялся очень чистый и явно дорогой ноутбук с объёмным экраном.

Я сел на диван. На стенах висели фотографии в рамках, не Зоны, просто яркие пейзажи, смеющееся лица.

— Я когда-то фотографией увлекался, — Михаил проследил мой взгляд. — Сейчас, конечно, не до того… Как этот придурок пистолет пронёс? — Семницкий присмотрелся к маркировке, — ага — керамический!

— А чего это он тебя убить решил? — осторожно поинтересовался я.

— Монолитовцы или кто-то из спецслужб, — он небрежно бросил оружие на стол. — Ладно, поговорим о наших с тобой делах, у меня для тебя три новости: две хорошие и одна плохая.

Я пожал плечами и сказал:

— Начни с хороших.

Михаил расхохотался, достал из бара бутылку и плеснул себе коньяку в пузатый стакан.

— Первая хорошая новость то, что ты жив. Так что предлагаю за это выпить. Мне Григорий рассказал, — Михаил заговорщицки подмигнул, — что ты в морге очухался. Этот случай точно байкой станет, — Михаил опять рассмеялся. — Этот наркоман сказал, что ты умер. Попугал медсестёр, а? — глава администрации пихнул меня локтем в бок. — Зомби! — и Михаил поднял пузатый бокал, посмотрел через него на свет.

— Будем живы, — мы чокнулись и выпили. Михаил залпом прикончил свою порцию и сразу налил ещё. Руки у него заметно дрожали, как бы он не храбрился, а когда тебя вот так пытаются убить — это всегда страшно.

— Спасибо. — неуверенно ответил я и тоже отхлебнул. На мой вкус коньяк был хороший. Вот только после пива он в рот мне не лез. — А какая плохая?

Михаил на миг отвлекся, посмотрел на компьютер.

— Плохая новость, Кирилл, то, что ты провалил очень важную для меня операцию.

Михаил развел руками:

— Я понимаю, вы старались, Меломан и Семён погибли, так что теперь ты работаешь только на меня.

Мне оставалось только ещё раз пожать плечами.

— Я и так работаю только на тебя.

— Нет, нет, нет! — он картинно погрозил мне пальцем. — Раньше я предлагал тебе, ну, чаще Семёну, конечно, но иногда и тебе, кое-какие дела, ты соглашался или нет, — Михаил опять ухмыльнулся. — Обычно ты отказывался, а теперь ты будешь делать не то, что тебе хочется, а то, что я тебе буду говорить… — он вздохнул. — Всё же было спланировано. Андрей знал эту чертову базу как свои пять пальцев. И вдруг…

«Бум» — бокал с остатками выпивки разлетелся о панорамное стекло.

Дверь с грохотом распахнулась — и на пороге появились девушки-телохранительницы с автоматами наголо — лазерные прицелы «гадюк» слепили глаза.

— Пошли вон! — рявкнул Михаил, — я просто разбил стакан.

Девушки исчезли чуть ли не поспешней, чем появились, а я только сейчас понял, что напускная расхлябанность и показушная веселость Михаила — не более чем маска.

— Вся Зона стояла на ушах. Ко мне этот член из украинской хунты прилетел, рожа страшней, чем у тебя.

Услышь я такое от обычного сталкера, пришлось бы лезть в драку. И, кажется, Михаил это почувствовал:

— Ладно, про лицо это я так… Извини. В общем, рассказывай по порядку, что там случилось.

— На базе? — зачем-то уточнил я.

— Нет, на детском утреннике! Конечно, на базе!

Рассказ длился довольно долго, Михаил часто перебивал, комментировал, отпускал шуточки.

— Вот если бы ты раздобыл осколок, был бы другой разговор.

Я вспомнил про свой рентгеновский снимок, но рассказывать ничего не стал, вдруг Михаилу придет в голову устроить мне трепанацию черепа. С него станется.

— Что всё-таки за «осколок»? — уточнил я.

Глаза у Михаила были цепкие, изучающие.

— А это не твоего ума дело. Вам что было велено сделать? Взять этого придурка Андрея, отвести на базу, забрать осколок, — Михаил взмахнул руками и налил себе ещё.

И тут я взорвался:

— Ты тут коньячок попиваешь, а от Семёна и Меломана даже пепла не осталось, похоронить нечего. А все потому, что ты темнил и изворачивался. Надо было рассказать, что нас на базе может ждать, что Андрей чёртов ненормальный.

— Ладно, ладно, — Михаил примиряющее поднял руки, — я знал, что Андрей — псих, но даже подумать не мог, что он настолько псих. Рассказывай дальше.

За окном было темно. Ночь выдалась безлунная — только дождь барабанил по стеклу.

— Да нечего рассказывать. Остальное ты знаешь. Утром напала стая кровососов.

— Они же тупые, — удивился Михаил, — стаями не ходят.

— Значит, поумнели, — я показал предплечье с хоть и поджившими, но отчётливо видимыми треугольными следами от сосательных щупалец. — Потом угодил в засаду на Свалке. Не думаю, что случайность, фанатики ждали меня там неспроста, у тебя в администрации кто-то работает на Монолитовцев.

— С чего ты взял? — резко спросил Михаил.

— Монолитовцы меня ждали, и требовали отдать им «осколок».

— Я с этим разберусь, — нехорошим голосом пообещал Михаил.

Я подумал: «Очень не завидую судьбе того безумца, что рискнул вести двойную игру у Михаила за спиной…»

В кабинете висела картина: простые геометрические фигуры невзрачных бело-грязных оттенков складывались в необычайно уродливую фигуру женщины.

— Это ты рисовал? — я показал на отталкивающее полотно.

Михаил расхохотался:

— Слышала бы тебя Ирина, моя секретарша, она выбирала. Нет, это не я рисовал. Это Виллем де Кунинг.

Я пожал плечами: имя мне ничего не говорило.

— Как по мне, мазня.

— Да, мне тоже не нравится, — сквозь смех выдавил Михаил, — но иметь в кабинете картину за сто миллионов, согласись, престижно.

— Ты сказал у тебя две хороших новости?

— Да! — Михаил порылся в ящике стола и протянул мне газету: «Московские вести» значилось в заголовке.

Судя по дате, она была совсем свежая. Я подумал: «Не помню, когда я последний раз читал газету с нормальными новостями. В Зоне выходит своя, «На Кордоне», Сидорович печатает, но там всё больше про новых монстров, да аномалии. Интерес к внешнему миру в Зоне минимальный».

На второй странице газеты я увидел статью, обведённую маркером. Она гласила: «Фармацевтический магнат Александр Малинин умер в частной клинике Москвы». Чуть ниже была помещена моя фотография. Я стал читать дальше: «Наследники отзывают награду за поимку опасного маньяка-рецидивиста Орлова Кирилла Борисовича 1991 года рождения, до сих пор находящегося во всероссийском розыске, по подозрению в убийстве Константина Малинина и ряда других лиц».

— Тень, так ты, оказывается, маньяк! — Михаил одобрительно похлопал меня по плечу. — Так держать! Жалко, награду отозвали, а то сдал бы тебя тёпленьким, получил бы полкило баксов.

Я понял, что он шутит, Свободный никогда не выдавал своих жителей, но, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки…

Из моей головы не шел Костя: коротко рычащий автомат и парнишка, падающий кулём в грязь, то, как я снимаю с неподвижного тела куртку и напяливаю ее поверх тюремной робы.

Несколько раз в Зону приходили странные и неопытные новички, которых не интересовали артефакты, а интересовал сталкер Тень, живой или, что предпочтительней, мёртвый. Что ж… Хотя бы стало понятно, почему. Я пробежался глазами по статье дальше: «…после убийства конвоиров Кирилл ударился в бега и спустя месяц совершил жестокое убийство бывшей сокурсницы, Вязниковой Вероники Сергеевны. Орлов избил девушку молотком для отбивной и выбросил в окно. По словам мужа, Орлов ещё во время учёбы в университете был конфликтным и замкнутым человеком, и с Вероникой находился в натянутых отношениях. Настоящее местонахождение Орлова неизвестно, но, по слухам, Кирилл скрывается от правосудия в так называемой «Чернобыльской аномальной Зоне», где существует своё сообщество таких же отщепенцев и нелюдей, как и он, которые называют себя сталкерами. Начальник МВД Украины прокомментировал эти слухи как полнейшую чепуху. Продолжение читайте на странице четыре, где судебный психиатр Светланa Мироновa попробует составить психологический портрет Орлова и попытается понять, как врач из преуспевающей московской клиники превратился в опасное…»

Тонкая бумага захрустела под пальцами, обрывки отправились в мусорную корзину. Читать продолжение на четвертой странице не было ни малейшего желания.

— А я думал в рамку повесить, — продолжал язвить Михаил, — знаешь, Доска почёта, выдающиеся люди нашего городка. Кстати, ты что-то не выглядишь особенно удивлённым, ты же вроде ничего не помнил?

«И как Михаил умудряется запоминать столько деталей?» — подумал я, а вслух сказал:

— Да так, как на базе головой приложился, кое-что начало всплывать.

— Правда, — протянул Михаил. — И много вспомнил?

Я потёр шрам над бровью,

— Не так много, если честно…

Хотелось поскорее закончить разговор. Слишком много всего было сказано за сегодня.

— Слушай, а ты Семёна давно знал?

Михаил помолчал.

— Прилично. А почему ты спрашиваешь?

Мне не давало покоя слово «осколок», переливающийся кусок металла в установке и засвеченная тень на снимке. «Осколок глубоко проник в вещество лобной доли мозга», — так сказал Григорий.

— Семён меня обманывал, говорил, что встретил меня уже в Зоне, когда я память потерял. Не знаешь, почему он это делал?

— Не знаю, — покачал головой Михаил и достал из ящика стола сотовый телефон, плоский, чёрный и без видимых кнопок.

— Вот ещё тебе поощрительный приз. Благодаря нашим японским друзьям сотовая связь теперь работает и в Зоне.

Я коснулся большой, но удивительно легко лёгшей в руку трубки. Экран телефона ожил, высветив карту Зоны с раскиданными тут и там значками.

— Здесь и навигация, и список всех новых аномалий, вот твой номер, — Михаил написал на клочке бумаге набор цифр, почему то начинавшийся с четырёх нулей.

— Почему нули? — спросил я показывая на номер.

— Так это код города такой, — улыбнулся Семницкий, — технологии на службе человечества. Телефон не отключай и из города не уходи, будет к тебе дело.

— Какое? — я запоздало понял, что не рассказал Михаилу ничего ни об Инге, ни о жёстком диске, что вытащил из ноутбука Андрея.

— Ты ведь отведёшь меня к Монолиту? — вкрадчиво осведомился Михаил.

После этого вопроса всё прочие мысли тут же вылетели у меня из головы: весь наш разговор, распитие коньяка, газеты с новостями, ненастоящее сочувствие и ненастоящая радость были, по сути, прелюдией к этому вопросу. Я постарался, чтобы мой голос звучал небрежно:

— Почему ты думаешь, что я знаю дорогу?

На самом же деле по спине ползли ледяные капли пота. Я вспомнил, как в бетонной стене четвёртого энергоблока зияла изрядная дыра, как ладонь тянулась к зеркальной поверхности и моё отражение тянуло руку в ответ…

— Отведешь — и мы с тобой в расчёте, — Михаил словно не замечал моего вопроса. — Всё-таки я спас тебе жизнь!

Его голос стал доноситься словно издалека. Во рту появился противный металлический привкус. Голова закружилась — и я пошатнулся, пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Это была просто череда неудач, но так всегда бывает… «Когда осколок проник глубоко в мозг…» — навязчиво всплывали в памяти слова Григория.

— Ты пока отдыхай, — подбодрил меня Михаил, — даже знаешь, не буду я твои счета закрывать, считай это авансом, — Семницкий улыбнулся. — Купи себе снаряжение, новое оружие, а как готов будешь, позвони. Мой прямой номер на быстром вызове. Ну, или я тебе позвоню…

— Почему ты думаешь, что новый выбор будет удачнее? — прошептал у меня в ушах голос Инги и, кажется, я повторил эти слова вслух, потому что улыбка медленно сползла с лица Михаила.

— А, так ты вспомнил? — неожиданно резко спросил он. — Ты думаешь, я этого хотел?

Он махнул рукой в сторону панорамного окна. Я стоял и не знал, что ответить. Михаил явно говорил о чём-то таком, что я должен был знать, но я не знал или не помнил или не хотел вспоминать.

— Свободный — город в Зоне, — Михаил скривился, словно от боли, — если бы он по-настоящему был свободным. Пародия на наш мир, чуть более контрастная, гротескная. Политика, экономика, вся эта мышиная возня из-за артефактов. Знаешь, что люди часто становятся верующими в Зоне, многие даже всерьёз считают, что Зона — это проявление божественной длани, — в свинцовом небе появилась прореха — и Михаил потянулся пальцами к окну, словно хотел схватить холодные искры звёзд и сжать их в кулаке. — Как жалко, что я не верю в Бога. Это всегда проще — верить, что там за свинцовым тучами есть что-то, кроме обжигающего света. Верить, что все тяготы нашего мира — это испытание веры, за которым ждёт счастье, — он медленно разжал руку и уставился на ладонь. — Не верю в доброго Бога, создавшего наш мир, в нём слишком много зла и боли.

— Чего ты хочешь?! Это Зона! Кто сюда приходит? Отщепенцы, бандиты, маньяки!

— Да причём здесь Зона, — отмахнулся Михаил, — я говорю про весь наш мир. Вот не читаешь ты газет, — глава администрации указал на урну с обрывками «Вестника», — а зря: Америка вторглась в очередную страну на Ближнем Востоке, Украина и Россия скоро друг другу в глотку вцепятся из-за национальных споров. Террористы постоянно что-то взрывают. Кровь, смерть, ненависть — и ничего с этим не сделать.

Безумный блеск в глазах у Михаила был такой же, как у Андрея, прежде чем он полез в установку. Мне стало не по себе от этих слов.

— Но ведь людей не переделать.

— Вот! В том-то и дело, — Михаил словно дожидался этого ответа. — В прошлый раз я просил и что получил взамен? Насмешку! В этот раз я потребую! — Михаил картинно показал на меня пальцем. — И ты мне в этом поможешь. Ты только из города не уходи никуда, и задания новые не бери, тебя охрана всё равно не выпустит.

Это даже не намёк, а реальная прямая угроза, как приставленный к голове пистолет. Я молча кинул и, не прощаясь, пошёл к выходу.

Глава 3. Игры в жизнь

Паша, по кличке Белый Крыс, большую часть времени проводил в подвале при администрации Свободного, переоборудованном в мастерскую и жильё. Толстая бронированная дверь надёжно укрывала Крыса от неприятностей внешнего мира. Даже на улицах Свободного встретить его было сложно. В Зону, понятное дело, Крыс носа не совал, но, вместе с группой коллег, занимался организацией всей информационной сети посёлка. Я попинал ногой толстую железную дверь, живо напомнившую лифтовый бункер «Сферы». Надавил толстую кнопку вызова. Паша работал не по расписанию и вполне мог дрыхнуть. Наконец, после минут пяти, в динамике интеркома послышался сонный голос:

— Тень, ты что ли?

Я посмотрел в глазок видеокамеры.

— Кто же ещё?!

— Что-то непохож, — недоверчиво ответил Крыс из динамика. — Я слышал, ты умер. У нас и в новостях передали.

— Мне в последнее время часто это говорят.

— Что ты мне принёс полгода назад? — прошуршало в динамике.

Осторожный он всё-таки. Может, поэтому и жив до сих пор.

— Фотографии из Припяти я принёс. Открывай уже!

Замки, наконец, щёлкнули, и тяжёлая плита уползла в сторону.

— Ты что… пластическую операцию сделал? — спросил Крыс, разглядывая меня придирчиво.

Паша был альбиносом, за что и получил своё прозвище. Длинный нос, короткие жёсткие белые волосы, глаза вечно укрытые стёклами тёмных очков, розового оттенка кожа — его облик и впрямь оправдывал прозвище.

— Что-то вроде того, — кивнул я, пожимая протянутую руку. — У меня к тебе дело есть.

Я показал парню жёсткий диск.

Крыс отхлебнул из чашки и махнул рукой, приглашая внутрь.

— Ну проходи, раз дело.

С Крысом мы подружились года два назад. Взламывали чужие карманные компьютеры. Их нередко можно было найти в Зоне, а чаще всего просто снять с тела незадачливого сталкера. Поскольку, наряду с фотографиями, музыкой и прочей ерундой, на личном компьютере зачастую можно найти координаты нычек с хабаром, — дело представляло определённый интерес. К сожалению, карманные компьютеры у мертвецов были, как правило, вдребезги разбиты, а иногда и разгрызены. Но, даже если улыбалась удача и получалось найти рабочий экземпляр, всё равно доступ ко всем личным данным был закрыт паролем, а в новых моделях так и вовсе подвешен на отпечаток пальца. В теории, в случае гибели хозяина, это делало информацию на КПК навсегда утерянной. Но только не когда за дело брался Крыс.

Стол в подвальчике у Паши был, как всегда, завален компакт-дисками, флеш-картами, остатками засохшей еды. Мерцали восемь экранов, которые были выстроены полукругом вокруг рабочего стола. Бардак был такой, что как-то не получалось назвать его творческим беспорядком.

— Откуда данные? — полюбопытствовал Крыс, когда диск оказался в его цепких пальцах.

— Так, с одного компьютера.

— Опять тайники с хабаром? — Паша повертел диск, придирчиво разглядывая повреждения. — Ты что с ним делал?

Крыс разглядывал меня через аккуратную дырку в жёстком диске. Я вспомнил, как убегал от Монолитовцев и как пуля клюнула меня в спину. Паша, не дождавшись ответа, засунул многострадальное устройство в стерильный бокс с перчатками и стал ловко откручивать винтики. Наблюдать за Крысом было интересно, всегда увлекательно смотреть как работает профессионал своего дела. Наконец с тихим скрежетом алюминиевая крышка подалась, и на свет появился блин накопителя. Я разочарованно вздохнул.

Поверхность, когда-то идеально ровная, была покрыта вмятинами и оплыла. Так выглядит древняя виниловая пластинка, если её долго подержать на солнце. Венчала разгром дырка от пули.

— Сразу предупреждаю: восстановить много не смогу, — сказал Крыс, осторожно засовывая пластину в сканер. — Мне когда диски со Спирали принесли, они и то в лучшем состоянии были.

— Что за спираль? Новая аномалия?

Крыс только хмыкнул.

— Сам ты аномалия! — и я подумал, что доля истины в его словах, наверное, есть. — Русский космический шаттл, — продолжал Паша. — Разбился года три назад. Громкая ведь история была. Совсем вы из-за своей Зоны ничем не интересуетесь. Ошиблись при сходе с орбиты — и тю-тю! — Крыс сложил ладонь лодочкой, которая, видимо, должна была изображать злополучный шаттл. — Промазали мимо космодрома. Шаттл же не самолёт, особенно маневрировать не может. Решили его посадить на шоссе под Хабаровском.

— И что?

— Ничего, — хмуро ответил Крыс, орудуя в сканере. — Слетел шаттл в кювет да взорвался.

Обычно, наши довольно нечастые беседы так и протекали: я сидел и, в основном, молчал, а Крыс говорил без умолку.

Сканер ритмично загудел, а на одном из экранов высветилась пустая полоска.

— Всё, теперь только ждать, — произнес Паша.

Он достал из маленького холодильника, предусмотрительно поставленного рядом с креслом, пару банок «Балтики», поискал на столе чистый стакан. Не нашёл — и протянул так. Пива мне не хотелось, но я, из вежливости, отхлебнул. Всё-таки, по сравнению со вкусом «Оболони», это, наверное, прогресс. Или это во мне говорит не вовремя проснувшийся патриотизм?..

— Я ведь тебя почему про данные спросил? — начал Крыс, похрустывая чипсами. — Я сейчас пытаюсь считать информацию, точнее её остатки, напрямую.

Словно в подтверждение его слов, полоска на экране чуть сдвинулась.

— Так что, если ты текст там хочешь найти, скорее всего, ничего не выйдет. Но если видео или фотографии, тогда шансы есть. Изображение получится «шумным», но мы хотя бы что-то увидим. Есть там видео?

— Наверное, — пожал я плечами.

— Надеюсь, это не твой стратегический запас порнухи!

Крыс рассмеялся и отпил ещё. А я задумался: «Почему меня за все эти годы в Зоне почти не интересовали женщины? По местным меркам, пять лет — это практически вечность. Некоторые и нескольких дней не протягивают. А что я делал за эти годы? Бегал по Зоне и собирал артефакты…»

Неожиданно вспомнилась Инга… как она моется в душе и как её тело просвечивает сквозь матовое стекло.

— Может, мне потом зайти? — я тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли.

— Лучше подожди минут пятнадцать, пиво допей. Хотя бы скажу, стоит ли тебе на что-то рассчитывать.

— А где Саша и Феникс?

Крыс помрачнел. Мне даже показалось, он сейчас скажет, что с ребятами что-то случилось.

— Саша женился, а Феникс в Японский университет по гранту работать уехал. Теперь только удалённо работаем через Интернет. Вроде, и живы люди, и всё у них хорошо, да только вряд ли когда свидимся.

Мы выпили не чокаясь.

— Сейчас работы меньше стало, — грустно сказал Крыс. — Думал, что проект со спутниками связи к нам отойдет.

Я вспомнил, как Михаил говорил что-то про спутники связи и японских коллег.

— Помнишь, я у тебя фотографии Припяти просил? — Крыс первым нарушил затянувшееся молчание.

Как не помнить! Пришлось всё задание возиться с большой и неудобной стереокамерой, да ещё в таких местах, где совсем не до снимков. Впрочем, и заплатил Крыс щедро.

— Смотри… — сказал Паша и коснулся клавиатуры.

На столе ожил один из экранов. Там была изображена Припять, как раз те места, где я в своё время шастал с камерой. Только что-то не так было с картинкой. Человек на экране прицелился из снайперской винтовки в Снорка, и только тут до меня дошло, что на экране вовсе не видеозапись.

— Игра???

Крыс просиял.

— Да! Данные об аномалиях и сталкерах транслируются на серверы с задержкой всего в несколько дней. Это наша виртуальная Зона.

Крыс дотронулся до мышки, камера взмыла в небо и пролетела над лесом в сторону Припяти.

— И кто в это играет?

Камера показала азартную перестрелку в районе Агропрома.

— Да кто угодно, подключайся к серверу, выбирай группировку — и играй! Это наш подарок миру, «Зов Зоны» называется.

Он выдвинул один из ящиков и протянул коробку. Надпись на обложке гласила «Оживший кошмар аномальных территорий на вашем стереоэкране».

— Дарю. Ты ведь, в какой-то степени, тоже в разработке участие принимал, — улыбнулся Крыс.

Нужно иметь поистине неисчерпаемый запас цинизма, чтобы в это играть. Крысу не понять, он дальше Свободного и не видел ничего.

— Знаешь, я, наверное, воздержусь.

Не хотелось обижать Крыса отказом, но взять игру я не мог, даже для вида.

— Почему?

Судя по разочарованному лицу, Паша ждал от меня другой реакции.

А мне и самому было сложно объяснить, чем же именно меня задела мысль, что подростки во всём мире, да и не только подростки, играют в сталкеров. Собирают ненастоящие артефакты, устраивают ненастоящие войны в фантомных городах. Чем в игре обернётся пропущенный вражеский выстрел или раскрывшаяся под ногами «мясорубка»?

— Там, — я показал на экран, где, словно в подтверждение моих слов, безвестный компьютерный сталкер разлетелся кровавыми брызгами (ракетой в него попали что ли?), — смерть — это просто досадная неприятность. Нажал кнопку — и ты снова в игре…

Паша кивнул и сказал:

— Конечно, это ведь просто игра.

— Здесь…

…Окровавленные ладони Меломана с чеками гранат… Соленоиды установки разрывают тело Андрея на куски… Семён пытается стереть струйку крови из носа… Пули прошивают бесполезный бронежилет, а я всё иду… «Почему ты не умираешь?!» — кричит Монолитовец — и мои пальцы смыкаются у него на горле…

Я очень много хотел сказать про то, что такие игры романтизируют Зону, про подростков, которые, наигравшись в придуманный мир, захотят прийти сюда, чтобы, скорее всего, найти свою смерть, но не стал. Вряд ли Паша меня поймет, слишком в разных мирах мы с ним живём.

— Здесь… нельзя нажать кнопку…

Крыс не нашёлся, что ответить. Затянувшееся молчание прервал сигнал сканера.

— Кажется, кое-что нашли!

Если Крыс и расстроился из-за отсутствия у меня восторга перед его творением, то виду не подал. Со слов Паши, мне почему-то показалось, что сканирование дисков должно было занять больше времени.

— Тебе крупно повезло!

Крыс показал что-то на экране, но в мешанине цифр и графиков я ничего не понял.

— Прежде чем стать объектом абстрактного искусства, — Паша улыбнулся собственной остроте, — жёсткий диск был дефрагментирован…

Крыс замялся, видимо, не обнаружив понимания у меня на лице.

— Файлы были расположены компактно, а не разбросаны по всей поверхности. И я только что нашёл относительно целый участок. Сейчас закончу копирование. Это видеоролик. Формат старый, качество тоже не очень, с сотового телефона снимали, похоже. Сейчас покажу.

На самом деле, он возился ещё минут десять, прежде чем на экране появилось изображение.

— Извини, звука в начале не будет, дорожка повреждена…

Крыс осёкся на полуслове, потому что на экране я увидел себя. Это было словно продолжение или, скорее, начало кошмара, что я видел совсем недавно.

Здание четвёртого энергоблока. Я осторожно походил через рваную дыру в бетоне, следом шел Семён. И Михаил. Надо же, почти и не узнать! Какой он поджарый, да и седых волос меньше… Я не вижу только оператора, пытаюсь вспомнить, но не могу.

Только обрывок: молодой мужчина в военной форме.

И вкрадчивый шёпот: «Хочешь всё исправить?..»

Михаил подошел к Монолиту первым, губы мужчины шевелились, но звука не было, как предупреждал Крыс. И я вспомнил, что говорил современный глава администрации: «Я хочу другой мир, счастья для всех!»

Пять лет назад у Михаила был совсем другой голос, звонкий, мальчишеский, хотя мужчине уже тогда было под тридцать. Михаил протянул руку к зеркальной капле, изображение рассыпалось на квадраты — и картинка пропала.

Несколько секунд продолжалась тишина, а потом я и Крыс вздрогнули: из колонок раздался крик. Картинка восстановилась. Это кричал я, катаясь по земле, сжимая руками виски… Обожженные пальцы тянулись к холодному зеркальному боку, моё искажённое отражение протягивало руку навстречу, но пальцы касались холодной поверхности…

«Кирилл, что с тобой? — Семён пытался меня поднять, но я, вырвавшись, продолжал биться в конвульсиях. — Миша, помоги!»

Будущий владыка Свободного, эксцентричный миллиардер и любитель дешёвого пива, держал меня за ноги, пока моё тело дёргалось в припадке, похожем на эпилептический. «Что же я такого пожелал?..»

«Да прекрати ты снимать! Иди сюда лучше!» — сказал Семён невидимому оператору. Камера дёрнулась, и запись оборвалась.

Словно последний кусочек мозаики лёг на своё место. Город в Зоне, внезапно возникший вопреки здравому смыслу, построенный на воле и невероятной удачливости одного человека. Вот о чём говорил Михаил! Вовсе не город в Зоне ему был нужен, не деньги, не слава и даже не власть. «Счастья для всех!» Вот зачем я ему нужен — Михаил решил ещё раз попытать удачи у Монолита. «В этот раз я не буду просить, я потребую!» «Что же он задумал?..» — мелькнула мысль, а на экране кольца установки совершали вращения…

«Да, в первый раз произошла ошибка! — кричал Андрей. — Но теперь я всё исправлю!..»

— С тобой всё в порядке?

Наплывшие видения исчезли так же внезапно, как и появились. Кажется, уже несколько минут я раскачивался на стуле, схватившись за виски.

Вставать пришлось медленно, голова кружилась, и пол норовил выскользнуть из-под ног. Движением, уже ставшим привычкой, я потёр белый шрам над бровью, и стало немного легче.

— Да, Крыс, всё в порядке.

— А там… ты и Михаил… а как… — с трудом выговорил Паша.

Не было сил отвечать, да и не нужно Крысу лишних знаний.

— Сотри всё и забудь. Так для тебя лучше будет.

Паша кивнул…

Морось перешла в ливень, и улица опустела. Редкие прохожие превратились в тени, спешащие в поисках укрытия. Редко в Зоне бывают такие дожди. Сначала я тоже хотел найти укрытие, а то и вернуться в убежище Крыса. Но счётчик Гейгера на витрине одного из магазинов показывал нормальный фон, и я не стал. Куртка быстро промокла, но я шёл и не замечал холода. Не зная, что делать дальше, не понимая своих чувств. Я не выбирал направления, но когда из-за косых струй дождя проступили силуэты часовни, я не удивился.

Из-за вечного недостатка места и изрядной арендной платы представители разных конфессий делили одно здание. Странное оно было. На проходе через символическую ограду стояли синтоистские ворота, по каменной дорожке я прошёл мимо статуи Будды, возле которой остро пахло дымом ароматических палочек. Молились двое сталкеров, кажется китайцев. Я бросил пять евро монеткой в специальный ящичек, на котором на пяти языках было написано, что пожертвования идут на оплату аренды. Не знаю, верили ли Семён и Игорь в Бога, но поставить свечку за упокой — часть традиции.

Обогнув крошечный сад камней, я отправился к трехэтажной постройке, на крыше которой христианская маковка мирно соседствовала с исламским полумесяцем. Левая половина церкви была мечетью, правая костёлом. Служили здесь два священника — православный Ипполит и католик Джон. Кажется, только в Зоне все религии смогли отбросить свои разногласия и создать такой странный союз. Может, это тоже было частью желания Михаила?

К самым стенам часовни жалось кладбище — крошечные могилки, иногда кресты, иногда просто каменные столбики с именами, на некоторых крестах висели противогазы. Могил было, на удивление, мало.

Из полумрака часовни вышел отец Ипполит и пристально посмотрел на меня. Его чёрная ряса была, как всегда, тщательно отутюжена. А глаза поблёскивали из зарослей густой бороды, чуть побитой сединой.

— А, вот и заблудшая душа! Давно не видел тебя, Кирилл, этих в стенах.

— Грустное дело привело меня.

Манера Ипполита говорить оказалась заразительна.

— Заходи, коли так.

Ипполит бережно спрятал в пачку сигарету.

Внутри часовни, там, где полагается быть иконам и алтарю, висел простой деревянный крест, а вокруг стена была увешана табличками с именами и фотографиями. Кое-где вместе с табличками висели и смертники. Могил на кладбище было так мало не потому, что сталкеры редко погибают. Просто, на кладбище хоронят, только когда остаётся, что хоронить. Вот и мне оставалось лишь написать имена на трёх табличках. Слегка поколебавшись, я решил вписать и Андрея.

Ипполит смотрел, как я пишу чёрным маркером имена.

— Доигрался всё-таки Семён?

Я не ответил. Нечего было говорить, всё и так было ясно. Я зажег три свечи и поставил их у алтаря.

— Расскажи мне, как он умер? — тихо попросил Ипполит, помял в пальцах сигарету и снова засунул обратно в пачку.

Я кратко рассказал, опустив детали и избегая смотреть Ипполиту в глаза. Вместо этого, я рассматривал стену. С фотографий на меня смотрели сотни лиц, в основном молодые. В неровном свете свечей казалось, что они глядят с укоризной: «Как же так! Ты жив, а мы нет?..»

— Как всегда, геройствовал. Такой он был, верно.

Я кивнул и направился к выходу.

— Не помолишься за друзей, Кирилл?

— Простите, я не верю в Бога.

Когда разговор вступал на скользкую тему религии, мне всегда становилось очень неловко. Словно мой упрямый атеизм был чем-то постыдным. Но Ипполит не смутился.

— Это ничего, что не веришь. Доброе слово друзьям сказать на прощанье, чем не молитва? И на душе легче станет.

Он направился к маленькой лесенке, что вела на второй этаж, в комнаты.

— Пойдем, хотя бы выпьем по стопке, проводим друзей в последний путь.

Мне хотелось отказаться, но я не смог выдумать убедительную причину и последовал за священником. Сверху по лестнице спускался Джон. Одинокая лампочка едва разгоняла полумрак — я увидел глаза и улыбку, словно бы висевшую в воздухе, как у чеширского кота.

— Hello, Shadow! Is that you?

Джон — афроамериканец. Чёрная ряса и тёмная кожа сливались в полумраке лестницы, только белые зубы блестели, создавая странное впечатление улыбки висящей в воздухе.

Келья Ипполита, если её можно так назвать, была светлой и просторной. На полке с Библией соседствовали труды философов, справочники аномалий и несколько томиков дешёвой фантастики. Вместо плаката на стене висела старая карта Зоны с наколотыми на неё кнопками и помеченными безопасными маршрутами. Инородным телом казался только закрытый ноутбук на столе. Из маленького холодильника Ипполит выудил банку огурцов и бутылку водки Medoff.

Спиртного мне не хотелось, но отказываться я не стал. Мы хлопнули по стопке, водка оказалась недурной, по крайней мере, горло не драла.

— Слышал я, тебе чудо Божье явилось, — после недолгой паузы спросил Ипполит. — говорят, ты воскрес из мёртвых.

Я пожал плечами и закусил огурцом.

— Какое же это чудо?! Вкололи «Слёзы жизни» — и воскрес.

Ипполит поморщился.

— Как много сейчас молодых людей, которые оценивают чудеса Зоны только с практической стороны! Это ведь не машина, — Ипполит выразительно постучал пальцем по крышке ноутбука. — Все ужасы и чудеса Зоны — это послание Божье.

— Послание, которое может разорвать на куски?

Мне вспомнилась «мясорубка». Но Ипполит не смутился.

— На всё воля Его, не нам решать, когда Он призовёт нас к себе.

— Хорошо, а Монолит? Это тоже воля Бога?

— Конечно, — твёрдо сказал Ипполит. — Я говорил с теми, кто доходил до Монолита и чувствовал на себе его чудеса.

Перед глазами очень живо встали кадры видеозаписи, где я катался по земле, сжимая голову. Ничего себе чудеса!

— Великое испытание — коснуться Монолита, и великое счастье, что Монолит исполняет лишь заветные мечты, а не то, что на словах.

Михаил вздохнул и налил ещё по стопке.

— Власть Монолита безгранична, ибо это Его власть. Но слишком много в нас порока, чтобы быть достойными её.

Глаза Ипполита заблестели, и мне показалось, что сейчас он рассказывает мне отрывок какой-нибудь проповеди.

— Алчность, тщеславие, похоть, ненависть — вот то, что чаще всего сбывается в желаниях тех, кто идёт к Нему.

— А если человек искренне пожелает счастья всему миру? Возможно такое? Что тогда произойдет? — я старался задать этот вопрос как можно более небрежно, но голос все равно дрогнул. — Наш мир изменится? Исчезнет?

— А что такое счастье? — вопросом на вопрос ответил Ипполит. — Разве может быть одно и то же счастье для ребёнка и для старика, для врача и для преступника? Лишь Всевышнему дано познать совершенный мир. Как мы, слабые и неразумные дети Его, можем представить себе рай? Для учителя, если Он только, действительно, любит свою профессию, раем станет вечная школа, для ребёнка — мир, полный развлечений. Для педофила — влюблённые в него маленькие девочки и послабления в законах.

Ипполит хихикнул, и на миг у него на лице проступило что-то от его прошлой жизни. И я подумал, что, может быть, в грязных слухах о прошлом святого отца есть доля истины.

— Вот только не станет ли такой мир адом для остальных, для тех, кто сидит за партой, для тех, с кем играют? Даже если и впрямь найдется человек, искренне желающий всем добра, его идеальный мир будет раем только для него. Поэтому так тяжелы дары Его слабым и порочным человекам. Коснуться Монолита — это заглянуть в самого себя. Понравилось ли тебе, Кирилл, то, что ты увидел в зеркальном шаре?

Я вздрогнул.

— Откуда я это узнал?

На миг мне показалось, что сейчас Ипполит скажет, что он тот самый четвёртый, тот, чье лицо всегда оставалось лишь размытой тенью в моих снах, но услышал я другое:

— Кто же не знает о сталкере по прозвищу Тень, что дошёл до Монолита? Скажи мне, — лицо священника приблизилось, и я услышал тихий шёпот, — чего ты у него попросил?

Этот вопрос мучил меня самого с тех самых пор, как я понял, что значат мои беспокойные видения. Что я хотел попросить у зеркального шара? Всего лишь вернуть Кристу и нормальную жизнь, догадаться нетрудно. Но что я получил, этого я не понимал до сих пор.

— А что говорят слухи? — так же шёпотом отозвался я и подумал: «Почему я ничего не чувствую? Я вспомнил так много о своём прошлом, но по-прежнему внутри пусто. И нет никакой боли, когда я думаю о Кристе и об аварии. Нет тоски о прошлой жизни, давно потерянной навсегда. Просто факты, словно всё это произошло с каким-то другим человеком».

— Разное, — покачал головой Ипполит. — Говорят, Монолит забрал твою душу, а взамен дал силу и ловкость, способность чувствовать аномалии. Но я не верю этому. Ведь Ему не нужна наша душа, лишь дьявол что-то требует взамен.

«Может, это и было даром Монолита — забвение, самодостаточность, рациональное мышление. Я ведь даже никогда не пытался узнать ничего о своём прошлом. Мой маленький идеальный побег от самого себя? Неужели я мог этого захотеть? Нет ответов. Так хочется плакать, но глаза почему-то сухие», — подумал я, а вслух сказал:

— Значит, Монолит — это дьявол.

Я одним глотком допил водку, уже не чувствуя вкуса, и вышел из кельи. Священник обеспокоено посмотрел мне вслед, перебирая чётки.

Все эти разговоры да экскурсы в прошлое разбередили мне душу. По-хорошему, мне нужно было бежать из Свободного, бежать из Зоны. Пусть Михаил ищет себе другого проводника. Но уйти из Свободного в Зону всё же непросто. Михаил слов на ветер не бросал, наверняка все блокпосты уже были оповещены.

До закрытия продуктового оставалось минут двадцать, но, отстояв небольшую очередь, я купил консервов, хлеба, сока из армейских рационов и, чуть поколебавшись, бутылку вина и пару пива. Хотя я и забыл обновить карточку, проблем с охраной на входе не возникло. Дежурный только рукой махнул: проходи, мол. Когда я вернулся, Инга спала, закутавшись в одеяло и по-детски подложив ладонь под щёку. Шум открываемой двери её не разбудил. Интересно, сколько ей всё-таки лет? Пятнадцать? Шестнадцать? Вряд ли больше. Мне вдруг мучительно захотелось её поцеловать, но в последний момент я отстранился, только напугаю её. Чувствуя себя вымотанным и грязным (ещё бы, последним моим душем был шланг с ледяной водой в морге!), я отправился ванную, подспудно ожидая, что опять придётся мыться ледяной водой, ведь Инга, наверняка, истратила весь запас горячей. Я разделся, разбросав мокрую одежду по полу так, чтобы высохла к утру.

К моему удивлению, счётчик был полон, словно душем не пользовались вообще. Впрочем, чему удивляться: электроника в Зоне давала сбои постоянно.

Я мылся долго и с удовольствием, пока индикатор горячей воды не замигал красным огоньком предупреждения: лимит был почти выбран; а затем протёр ладонью запотевшее зеркало. Действительно, шрамы стали едва заметны.

Когда я вышел из ванной, Инга уже не спала. Она стояла посреди комнаты, с наброшенным на плечи одеялом, и на ней больше не было так понравившихся мне белой рубашки и шортов. На ней вообще ничего не было.

— Иди ко мне, — прошептала Инга, и одеяло упало на пол.

Не знаю, почему она решила так поступить, но у меня больше не было сил сопротивляться этим голубым глазам.

Даже с учётом моей недавно и не до конца вернувшейся памяти, мой опыт с женщинами был весьма скудным. Кроме Кристы, воспоминания о которой казались столь же далекими, как и звёзды в другой галактике, у меня было совсем немного женщин. Несколько раз я ходил в местный бордель, но это не вызывало ничего, кроме чувства отвращения, в первую очередь, к самому себе. Но с Ингой было всё совсем не так. В моих руках была маленькая, хрупкая девочка. Тепло её тела уносило дурные воспоминания. Она была беспомощной в моих руках и, в то же время, необычайно страстной, застенчивой и одновременно бесстыдной…

После четвёртого раза я просто провалился в сон — и впервые за много дней меня не мучили кошмары.

Глава 4. Побег

Меня разбудил телефонный звонок, и спросонок я не сразу понял, откуда идёт звук, но потом вспомнил про подарок Михаила. Инга спала у меня на плече. Осторожно, чтобы не разбудить девушку, я высвободил руку. Она не проснулась, только что-то пробормотала во сне.

Я потянулся, доставая из валявшейся на полу куртки телефон. Номер был незнакомый, но позвонить мне мог только один человек. Неужели Михаил решил отправиться к Монолиту прямо сейчас? С удивлением я услышал в трубке женский голос:

— Кирилл?

— Да…

— Это Ирина, мы встречались несколько часов назад.

«Секретарша Михаила», — и я вспомнил, где слышал этот голос.

— Нам нужно поговорить.

Я посмотрел на часы — 5 утра. Приказной тон звонившей начинал меня раздражать.

— Вы хотя бы представляете себе, который час?

— Михаил знает про осколок, который у тебя в голове. Встретимся через час в баре «100 рентген».

Я хотел что-то возразить, но в трубке уже раздались короткие гудки. Оставалось только скривиться, как от зубной боли. Этот звонок сулил мне крупные неопрятности. С куда большим удовольствием я бы сейчас оставался в постели рядом с моей маленькой Ингой, а вместо этого пришлось напяливать ещё сырую одежду, потому что я так и не успел купить новый комплект камуфляжа. Я хлебнул вина — бутылку мы откупорили с Ингой, когда отдыхали после третьего раза. Вино чуть выдохлось, но было всё ещё довольно вкусным.

— Ты куда? — спросила Инга, когда я уже был в дверях.

— Спи, скоро вернусь.

Она послушно кивнула и повернулась на другой бок.

Самая короткая дорога к бару «100 рентген» вела через торговую улицу, расположившуюся на месте бывших цехов. Ржавая крыша хоть и протекала, но всё-таки обеспечивала маломальскую защиту от непогоды. Торговали всем: артефактами, оружием, наркотиками, компьютерами, едой. Без интереса я прошёл мимо Корейской слободы: мутантная собака в соусе, может и популярный деликатес в Харбине, но вкус рассчитан на очень редкого любителя. Слева располагался невольничий рынок, довольно оживлённый, несмотря на утренние часы.

Люди даже в Зоне оставались людьми. Чаще всего сюда попадали сильно задолжавшие и не сумевшие расплатиться сталкеры, само рабство было довольно условным: после нескольких вылазок «раб» либо расплачивался с долгами, либо погибал. Но сегодня на деревянном помосте стояли две обнажённые девушки, по возрасту едва ли старше Инги. Девочки дрожали от холода и затравленно озирались. Я поморщился. Скорее всего, девчонок похитили из посёлков, расположенных неподалёку от периметра, накачали наркотиками и притащили в «самый свободный город на земле». Люди оставались людьми…

Я сплюнул и прошёл мимо. Увы, не мне сражаться с ветряными мельницами. Время до встречи ещё оставалось, но какое-то шестое чувство подсказывало, что медлить нельзя, и, вместо того, чтобы скоротать в баре время за рюмочкой-другой, я отправился к магазину с излишне говорящим названием «Guns and Ammo». Собственно, магазином это можно было назвать с большой натяжкой — склад с оружием, а рядом стрельбище. Именно поэтому магазины оружейников были отнесены подальше от торгового квартала.

В магазине всем заправлял смуглый мужчина по имени Саид. Родом он был то ли из Сирии, то ли Аравии. Говорят, Саид раньше служил наёмником в повстанческой армии в Ираке, а в Зону перебрался, спасаясь от американских спецслужб. Внешность его отражала перенесенные невзгоды: лицо пересекал глубокий шрам, левый глаз был стеклянный, а на руке недоставало пары пальцев.

— Зо-до-рав-су-туй, — Саид не слишком хорошо говорил по-русски, но очень старался. Впрочем, для его бизнеса знание языков не являлось главным. — Был ли Аллах добр к тебе?

Я пожал плечами, задумавшись над тем, был ли Аллах ко мне добр в последнее время.

— Не знаю, Саид, наверное.

— На всё воля Его, — глубокомысленно сказал мусульманин.

Мы обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и Саид отвёл меня на склад.

Первым делом я выбрал себе новый рюкзак, куда заботливо упаковал патроны и аптечку. На этот раз я купил самый дорогой вариант с полным комплектом перевязочного материала и малым хирургическим набором. На витрине в разделе новинок красовался скафандр максимальной защиты. Из его достоинств можно было выделить керамическую броню, герметичный шлем с системой фильтров и гопкалитовые картриджи на случай, если атмосфера станет совсем непригодной для дыхания (в Зоне встречались и такие места). Судя по всему, скафандр выкупили или выкрали у учёных. Я рассмотрел пару тщательно заваренных дырок, слишком похожих на пулевые отверстия. Вполне вероятно, что скафандр сняли с трупа несостоявшегося научного светила. В таком одеянии не то, что в Припять, в Котёл не страшно было сунуться.

Несколько секунд я раздумывал, покупать его или нет. Меня останавливала даже не заоблачная цена, а вес костюма — в таком сильно не побегаешь. Саид — в меру своих познаний русского — нахваливал костюм, тыкая в строчки рекламного проспекта, небрежно переведённого с какого-то азиатского языка. Но я вежливо отказался, мысленно рассуждая: «В конце концов, я же не собираюсь всерьёз рассматривать предложение Михаила быть проводником. Пусть его ведут другие, желающие найдутся всегда. Взять хотя бы Ярика с Борисом — вполне подходящая парочка. И как они только живы до сих пор?»

Рядом со скафандром лежал комбинезон с капюшоном, невзрачный на вид, да еще и черной демаскирующей расцветки. Куртка называлась «хамелеон», и цена ее была ещё выше, чем цена скафандра. Заметив моё недоумение, Саид коснулся датчиков, вшитых в рукав. Чёрная ткань пошла пятнами — и через секунду костюм исчез. Исчез, конечно, не совсем: расцветка комбинезона стала повторять деревянную фактуру стола. Вблизи он еще был заметен, но метров с десяти различить его было уже невозможно.

— Знал, что «хамелеон» понравится, — на удивление чисто сказал Саид, когда через несколько минут я красовался в обновке перед зеркалом.

К костюму прилагался добротный шлем с системой ночного видения и встроенным кондиционированием. Нашлось место и под zPhone, при этом коммуникатор не просто крепился к костюму, а ещё и подключался к внутренней системе через кабель. На экране шлема сразу появилась карта Зоны и еще много другой полезной и не очень информации.

Я начал понимать, почему костюм так дорого стоил.

— Добро пожаловать в защитный скафандр Марк-4, — прошептал приятный женский голос в наушниках.

Со второй попытки отыскалась и кнопочка Mute. «Не люблю слишком умную технику, — подумал я. — Такой шёпот, пусть даже очень тихий, может выдать с головой. Люди его, конечно, не услышат, а вот кровососы или химеры — вполне».

Потом пришла очередь автомата. Чуть поколебавшись, я всё-таки остановился на новой модели Калашникова с электронной оптикой и подствольным гранатомётом «Шмель», а также респираторе, счётчике Гейгера и паре ТТ с креплением на поясе.

По большому счету, мне нужно было провести здесь целый день, тщательно подбирая новый комплект снаряжения, пристреливая оружие, долго и со вкусом торгуясь. Но непонятное беспокойство, возникшее сразу после звонка Ирины, торопило меня, а я старался всегда доверять своим предчувствиям. В Зоне это доверие часто приравнивалось к выбору между жизнью и смертью.

— Ха-ро-ший, — приговаривал Саид, поглаживая казённик автомата, и советовал сходить к Коле-технику сделать пару-другую апгрейдов.

К счастью, Михаил сдержал слово, и карточка Свободного по-прежнему действовала. Я истратил почти все свои сбережения, но особо не жалел об этом. Как только бы я попытался снять наличные, Михаил заподозрил бы что-либо, а теперь все можно было списать на растраты перед нашим походом.

В моей голове уже созрел если не план, то хотя бы его набросок. Самым сложным для меня было выбраться из города. Я понимал, что за пределами периметра Свободного возможности Михаила станут более чем скромны. «Да, он, конечно, пошлёт отряд на перехват, но Зона большая, и лазеек в ней, как дырок в сырной голове. Свалку мы обойдем стороной — есть и другие дороги к кордону. А там — через подземный ход на ту сторону, к нормальной жизни, — рассуждал я. — Опять же Михаил сказал, что награду за мою голову отменили. Это облегчает ситуацию. Для Инги, кстати, тоже придётся подобрать какое-нибудь снаряжение».

Из оружия для моей таинственной спутницы я уже выбрал «гадюку» — лёгкий, скорострельный автомат. К тому же, достать для него патроны не составляло труда.

— Саид, у тебя нет ещё одного «хамелеона», только размером поменьше?

Мусульманин сокрушенно покачал головой.

— Экс-клю-зив, — вкусно, по слогам выговорил сложное слово Саид. — Толь-ко од-на… — он помялся, — …шту-ка.

Собственно, я и не надеялся. Для очистки совести ещё раз обошёл магазин и посмотрел несколько обычных комбинезонов. Все были слишком большие — сталкеры комплекции Инги в Свободном встречались относительно редко.

Когда уже собрался уходить, я заметил в одной из коробок выглядывающий рукав с характерной контрольной панелью на запястье.

— Это мусор, — соврал Саид с удивительной уверенностью в голосе.

Но я уже открыл коробку, где среди мятых бумажек лежала точная копия моего «хамелеона», но гораздо меньшего размера, как раз на Ингу.

— Саид, что же ты обманываешь, что меньше размера нет? — я достал из коробки костюм, стряхнул пыль и протянул Саиду. — Этот тоже возьму.

Денег на ещё один «хамелеон» у меня бы не хватило, но я был уверен, что смогу сторговаться: вряд ли малоразмерный комбинезон мог быть ходовым товаром.

Саид посмотрел на меня очень странно — в его взгляде я увидел одновременно страх и удивление — и замахал руками.

— Бери так, подарка фирмы.

Я хотел возразить. Но Саид постоянно повторял своё «подарка фирмы». Я согласился и сложил покупки в рюкзак и увесистую сумку.

Под пристальным взглядом охранников я вышел на улицу. «Что я сказал не так? Наверное, второй костюм был заказан для какого-нибудь низкорослого сталкера, японца, например. А я допустил бестактность, когда вынудил владельца магазина продать мне его. Но ведь не продал — отдал просто так! Какой, к чёрту, подарок фирмы? — размышлял я. — Не делают в Зоне таких подарков». Когда я отошёл от магазина на метров тридцать, Саид вышел из своего подвальчика и что-то крикнул на прощание. Может, пожелал удачи, а может, и нет, но на всякий случай я помахал ему в ответ. Кто их разберёт, этих восточных мужчин, с их запутанными правилами гостеприимства и вежливости?

Бар «100 рентген». Здесь часто собирались сталкеры отдохнуть после вылазок, поделиться новостями. Неподалёку от входа, у костра, сидела компания — новички и бывалые. Когда опытные сталкеры увидели меня, кто-то приветственно кивнул, кто-то махнул рукой. Илья по кличке Водолаз, высокий светловолосый парень в интеллигентных очках, приехавший в Зону откуда-то с Дальнего Востока, что-то бренчал на гитаре и пел чуть хриплым голосом. Слова песни показались мне знакомыми:

Когда за мной захлопнулась дверь, сталкер перестал петь.

Пожалуй, «100 рентген» — одно из самых старых заведений в Свободном. Бар существовал ещё в то время, когда это место принадлежало группировке Долг. Это было раньше, чем на месте базы вырос посёлок, а у бара появилось множество конкурентов с намного лучшей выпивкой и большим ассортиментом блюд. Но бар «100 рентген» до сих пор уверенно поддерживал репутацию самого сталкерского бара.

Здесь всегда было накурено, играла музыка, люди в камуфляже за столиками ели, пили, делились новостями, играли в карты, тихонько из-под полы приторговывали артефактами в обход официальных магазинов, не выплачивая обязательный 20-процентный налог администрации города, а, по сути, Михаилу.

Бармен по прозвищу Счастливчик наполнял бокалы. Прозвище он получил не потому, что был особенно счастливым, а потому, что был единственным, кому удалось выжить после «мясорубки».

Я кивнул бармену и заказал энергетик — не дело пить спиртное в такую рань. Карточка предупреждающе мигнула жёлтым цветом. Меньше тысячи евро. Да, изрядно меня разорила покупка снаряжения. Надежды на щедрую награду после миссии к базе «Сфера» так и остались надеждами. Впрочем, есть ли смысл жалеть? Карточка работала только в Свободном, а сюда возвращаться я не собирался.

Я поискал глазами Ирину, но её не было, только несколько сталкеров продолжали затянувшуюся до утра вечеринку. Некоторые уже спали: кто-то на продавленном диване у стены, кто-то прямо за столом. В одном из спящих я узнал Дикобраза, который уснул прямо за столом, положив голову на загипсованную руку. Это было к лучшему: будь Дикобраз ещё на ногах, пришлось бы с ним пить и, скорее всего, много. Странно, ещё две недели назад я любил такие вечеринки с пьяным трёпом и нестройными песнями под гитару. Я смотрел на этих людей, совершивших побег от самих себя, и с ужасом понимал, что совсем недавно ничем не отличался от них.

Шумная компания затихать явно не собиралась. Сталкер Илья с Дальнего Востока поднялся с рюмкой.

— Вот слушайте анекдот. Заблудился, значит, сталкер в Зоне и кричит «ау, помогите», а навстречу ему кровосос, — рассказчик оживленно жестикулировал, пытаясь изобразить шевелящиеся щупальца кровососа пятернёй, растопыренной под подбородком. — И, значит, кровосос ему и говорит: «Ты чего орёшь?», а сталкер в ответ: «Ну, думаю, может, услышит кто», а кровосос: «Ну я услышал, полегчало?»

Прозвучал взрыв веселого смеха и чей-то недовольный возглас: «Так ведь не смешно!»

Действительно, не смешно. Половину анекдотов, рассказываемых в Зоне, переделали из обычных. Фантазии не хватало, что ли? Можно было присоединиться к компании, посидеть, выпить водки, рассказать пару анекдотов, послушать новости, но я спустился в бар.

За мой столик подсел незнакомый сталкер в снайперском снаряжении. Громоздкий маскировочный костюм с пластиковыми листьями и полосками тряпок успешно скрывал фигуру. В первые секунды я не узнал Ирину и даже хотел возмутиться, дескать, столик занят, потому что она коротко постригла волосы, а респиратор скрывал лицо. Позднее я понял причину такой конспирации: девушка в «100 рентгенах», где и так тестостерон плещет через край, вызвала бы слишком пристальное внимание.

Пока я думал, как начать беседу, Ирина надвинула капюшон, пряча лицо, и придвинулась ко мне. В баре было достаточно шумно — и за соседними столиками нас уже не слышали. Я ожидал чего угодно: сообщения от Михаила, нового задания… Но слова симпатичной девушки, которая строила из себя миловидную секретаршу, превзошли мои самые смелые ожидания:

— Меня зовут Ирина Павличенко, я из УНБ Украины.

— Нормально… — только и смог выдавить я.

Где-то на краю сознания промелькнула мысль: «Зря не заказал чего-нибудь покрепче».

— Кирилл, слушай меня очень внимательно, у нас мало времени, ситуация изменилась — полчаса назад Михаил отдал приказ о твоей ликвидации.

Внутри у меня всё оборвалось. Нашу беседу вчера вечером сложно было назвать дружеской, но зачем Михаилу желать моей смерти?

— Я тебе не верю, — мне хотелось сказать это небрежно, но голос предательски дрогнул.

Ирина достала из кармана мешковатого балахона карманный компьютер и протянула мне наушник. «Всё было спланировано, — услышал я голос Михаила, — Кирилл знал эту чертову базу как свои пять пальцев…»

И тут я поверил. Поверил в то, что Михаил хочет меня убить и что Ирина — агент украинской разведки, если у нее хватило наглости наставить жучков. В который раз события развивались слишком быстро.

— Всё, что ты рассказал про базу, это правда?

Мне оставалось только кивнуть.

Ирина взяла со стола мою банку, отпила и скривилась:

— Как вы это пьёте? — потом продолжила, — мы много раз отрабатывали компьютерные модели существования Свободного, модели не сходились. С самого начала было понятно, что существование крупного поселения в Зоне противоречило здравому смыслу.

— Но причём здесь я?

— А ты до сих пор не понял? — Ирина достала уже знакомый рентгеновский снимок с моим черепом и ярким пятном осколка. — Ты что, совсем думать разучился? Ты в одиночку убил восемь человек, получил автоматную очередь в грудь, а через четыре часа воскрес. Этот осколок… Ты ничего не говорил о нём Михаилу. Откуда он?

— На базе во время взрыва зацепило, какое это имеет отношение к делу?

— О! Какие люди! — раздался пьяный голос.

Дикобраз поднялся из-за стола и, прихватив бутылку водки, нетвёрдой походкой направился к нам. Ирина натянула маску-респиратор, но, видимо, недостаточно быстро.

— Так ты с подругой? — сталкер расплылся в улыбке. — Поздравляю! За это надо выпить.

В руках Ирины появился маленький шприц, и, прежде чем я успел помешать, она вогнала иглу Дикобразу в бедро. Сталкер с удивлением посмотрел на девушку. Бутылка водки выпала из ослабевших рук — и Дикобраз неестественно медленно стал заваливаться на столик. Я подхватил сталкера и уложил на диван. На нас никто не обратил внимания. Ну перепил кто-то из посетителей, с кем не бывает?

— Ты его не убила?

Содержимое шприца подействовало настолько быстро, что у меня закрались нехорошие подозрения в том, что Ирина вколола Дикобразу яд.

Ирина пожала плечами.

— Думаю, нет. Если только сердце не слабое, он очухается часов через 20 с головной болью и провалом в памяти.

Всё было проделано настолько незаметно и легко, что у меня появилась уверенность: такой фокус ей приходится применять далеко не впервые.

— Зачем? Я бы его и так уболтал.

Ирина перешла на быстрый шепот:

— Ты понимаешь, что происходит? Понимаешь, что задумал Михаил?

— Переписать наш мир набело? — я усмехнулся. — Это невозможно, Михаил всегда был идеалистом.

— Построить в Зоне город тоже считалось невозможным, а мы сейчас в нем находимся. Даже если есть хотя бы минимальная вероятность, что у него получится, ее нельзя допустить.

— Хорошо, допустим, Михаил хочет, чтобы я отвел его к четвёртому энергоблоку, а ты хочешь его остановить. Но зачем разговаривать со мной? Почему не связаться с властями, чтобы выслали десант?

— Я уже связалась, но ты понимаешь, какая бюрократическая волокита начнется? Пока угрозу воспримут всерьёз, пройдут сутки, а может быть, больше. Я боюсь опоздать.

Мысль о том, что завтра Свободный могут наводнить натовские военные, не шла у меня из головы. Может быть, в чём-то Ирина и права, Свободный всегда казался незыблемой крепостью. Войны группировок, военные сталкеры, даже ядовитые выбросы были ему нипочем.

— Хорошо, но тогда зачем Михаилу меня устранять? Я ведь нужен ему, чтобы привести к Монолиту.

Ирина вздохнула и нервно закурила. Дешёвые крепкие сигареты как-то не вязались с образом хрупкой женщины.

— Я не знаю, — Ирина досадно поморщилась, — внеплановый сеанс связи с центром разрушил моё прикрытие. Михаил начал что-то подозревать. Да, ты прав, Михаил готовил крупную экспедицию вглубь Зоны, и ты должен был стать проводником. Но вчера вечером Григорий, врач, принёс вот эти снимки. Когда Михаил увидел твой рентгеновский снимок, то очень разволновался, до утра работал в кабинете, лёг только под утро, даже девчонок-телохранителей прогнал, — на лице Ирины мелькнула тень ревности. — Утром был ещё один сеанс связи, я не знаю, с кем, но по зашифрованному каналу, откуда-то из Зоны. После этого Михаил приказал тебя убрать.

— Что ты предлагаешь?

Теперь стало понятно, что дело моё — дрянь. Из города так просто не выбраться: посёлок маленький, толком нигде не спрячешься. Найдут и пристрелят без всяких разговоров — и ничего, что это против правил: Михаил сам эти правила устанавливает и меняет.

— Здесь поблизости находится оперативная группа полковника Виктора Громова, ты его помнишь?

Полковника я не помнил, я помнил лишь фигуру в военной форме.

— Кажется, да.

— Вы раньше работали вместе, он в прошлом тоже сталкер и отнёсся к моему сообщению серьёзно. Я сделала пропуск на твоё имя, — Ирина протянула мне пластиковую карточку. — Как только мы выберемся за пределы защитного периметра города, нас подберут машины полковника.

— Чего ты хочешь взамен?

Я знал, что такие предложения просто так, из голого альтруизма, не делаются, если только Ирина говорила мне чистую правду. Но ведь девушка тогда ужасно рисковала. С предателями Михаил не церемонился и, к вящему ужасу поборников человеческих прав, выкладывал записи казней в Интернет.

Ответ Ирины меня совсем не удивил:

— Нужно, чтобы ты отвел нашу группу к Монолиту.

— Я никого никуда не поведу, — лаконично и твердо сказал я.

Ирина, кажется, такого расклада не ожидала.

— Но почему? Ты же погибнешь! А я могу вывести тебя из города.

Я выразительно пожал плечами:

— Ты думаешь, что Михаил даст тебе целые сутки, пока подойдут войска? Да он пристрелит нас, как только поймёт, что к чему. Из города ты меня выведешь, а там наши дороги разойдутся.

Конечно, я блефовал. Была ещё Инга, которая тоже не могла оставаться в Свободном. Правда, Ирине об этом знать не стоило.

— И куда ты пойдешь? — Ирина затушила окурок.

— В обычный мир! Награду отменили.

Ирина хмыкнула и закурила новую сигарету. Она, хоть и не подавала виду, все же нервничала.

— Ты по-прежнему в федеральном розыске. Я могу предложить тебе прощение, документы на новое имя, деньги и гражданство Украины.

«Умеет Ирина всё-таки убеждать!» На какую-то секунду мне даже показалось, что я вижу всё это: квартира в спальном районе, Инга готовит мне ужин, а потом мы идем на пруды кормить уток. «Есть ли в Киеве утки? Должны быть», — с долей сожаления я оборвал поток грез.

— У тебя нет прав делать подобные предложения.

— Нет, — легко согласилась Ирина, — но полковник тебе поможет, я уверена. Вы же были друзьями.

Посвящать девушку насколько дырявая моя память я не стал.

— Хорошо, с Виктором я поговорю, а там посмотрим.

На самом деле, конечно, никаких переговоров я вести не собирался. «Из города бы живым выбраться, а там наши дороги разойдутся».

Глава 5. Полковник

Войти в Свободный намного проще, чем выйти. Город принимает всех сталкеров, соблюдающих законы. А они в Свободном просты: плати за покупки, не воруй и не начинай первым драку.

Наверное, Ирина права: без помощи Монолита Михаилу бы не удалось создать Свободный. Посёлок был как кость в горле всех остальных группировок в Зоне и, в первую очередь, Долга, на месте бывшей базы которого Михаил и построил свой свободный город, я уже не говорю о мелких торговцах, что остались не у дел. В конце концов, какому-нибудь генералу из НАТО могло не понравиться то, что безродный одиночка подмял под себя почти всю торговлю артефактами.

Покинуть город было самым сложным: на блокпосте охрана проверяла личную карточку. Моя карточка, естественно, не сработала бы, но Ирина обещала достать фальшивую и настаивала, чтобы мы выбирались из города немедленно, но я не мог бросить Ингу, да и некоторые вещи.

К счастью, сборы заняли совсем немного времени. Я ведь ещё вчера собирался уходить из Свободного, ну а имущество мое было совсем мизерным. «Хамелеон» привёл Ингу в восторг, она скинула шортики и принялась натягивать упругую, но, вместе с тем, мягкую ткань костюма, который с отключённым режимом камуфляжа немного напоминал гидрокостюм. Что-то изменилось в наших отношениях с Ингой после вчерашней ночи, по крайней мере, она перестала меня стесняться совершенно. Мы собрали сумки, и я коротко объяснил Инге, как пользоваться автоматом.

Возле бункера Крыса толпились люди. Мрачный Григорий и его ассистенты несли на носилках тело, накрытое простынёй. Нужно было спешить, но вместо этого я надвинул капюшон и включил камуфляжный режим, чтобы незаметно, вдоль стены, подобраться к столпившимся людям. Меня никто не заметил, только один из охранников несколько раз скользнул по мне недовольным взглядом.

— Время смерти установить удалось? — мужчина в элегантном, но непрактичном костюме был явно из администрации.

— Часов шесть назад, — ответил Григорий, — после вскрытия смогу сказать точнее. Ранений на теле нет, возможно, применили какой-то яд, — потом раздраженно добавил, — не понимаю, кому было нужно убивать Павлика, одного из наших лучших программистов, да ещё и в такой момент! Телефоны до сих пор не работают.

Григорий пошёл за телом в сторону клиники.

А я ведь знал, кому это было явно выгодно. Если Ирина запустила в сеть Свободного вирус, кто, как не Крыс, мог ей помешать? Открыл бы он симпатичной девушке из администрации свой бункер? Конечно, открыл бы. К тому же, мне вспомнился яд и то, как лихо Ирина орудовала шприцем. «Ничего, — думал я, — только выведи меня за пределы периметра, а там я сам тебя спрошу про смерть Крыса, да так спрошу, что отвертеться не сможешь».

Не подозревая о моих планах, Ирина ждала меня неподалёку от северного блокпоста.

Она сменила мешковатый балахон снайпера на лёгкий военный бронекостюм, какой использует охрана периметра. Я ожидал вопросов об Инге, но Ирина лишь равнодушно скользнула по девушке взглядом и промолчала. Ингу же я предупредил: если станет кто задавать вопросы, скажу, что купил её на невольничьем рынке.

Выбор между северными и южными воротами был несложным. Северные ворота за последние месяцы дважды подвергались нападению бандитов и нашествию тварей, появившихся после выброса. Ракетные установки были выведены из строя, а от всей защиты осталось только несколько крупнокалиберных пулеметов.

Собственно, мало, кто об этом догадывался, но Ирина это знала. Старшим на блокпосту был сержант Петренко. Я его немного знал по своим прошлым визитам в Свободный. Раньше он служил в охране периметра. Что-то у него не вышло со службой: то ли за неподчинение приказам, то ли ещё за что-то угодил Петренко под трибунал и сбежал из-под следствия в Зону, да так и осел тут. На вид сержанту было лет сорок: поджарое накачанное тело, а мускулы такие, что оставалось только завидовать. Лицо, грубое, словно высеченное из гранита, пересекали четыре ровных белых шрама. Он вежливо поздоровался с Ириной и уставился на меня. Потом цепким взглядом прошёлся по сумкам и снаряжению.

— Тень, тебе выход из города закрыт до особых распоряжений.

Все складывалось очень хорошо: всё-таки Ирине удалось задержать приказ о моём устранении. Значит, пока охрана считает, что меня просто нужно держать и не пущать, а не тут же стрелять на поражение.

— Вот распоряжение, Николай, — засуетилась Ирина, протягивая сержанту бумаги. — Тебя, наверное, просто не предупредили, сегодня со связью какая-то ерунда творится.

Сержант внимательно просмотрел документы.

— Не знал, что Михаил в экспедицию собирается. Пойдемте, у меня на посту проводной телефон.

— Мы очень торопимся, бумаги в порядке.

— Мне нужно проверить, — твердо сказал сержант металлическим голосом.

Пост представлял собой укрытый бетонными блоками железнодорожный контейнер, правда, немного облагороженный, с утеплением и вентиляцией. Места в нем едва хватило, чтобы уместить стол, пару стульев и холодильник. Я с тоской посмотрел на стол сержанта, где под стеклянной крышкой находился кнопочный блок управления дверьми.

— У нас очень мало времени, — попробовала снова возразить Ира, — пропустите нас!

Сержант погрозил ей пальцем, потянулся к трубке и укоризненно заметил:

— Устав надо соблюдать.

Не думаю, что он и в самом деле что-то заподозрил, просто хотел осадить Ирину. Многие сталкеры — военные не исключение — считали, что женщинам вообще не место в Зоне, за исключением борделя. Что в этот момент происходило в голове у Ирины, я не знаю, но реакция у неё была мгновенная. Ещё секунду назад сержант крутил диск старого армейского телефона, и вот он уже беспомощно дергался в кресле, невидящими глазами уставившись на электроды электрошокера у себя на груди. Теперь я окончательно поверил в то, что девушка была агентом. Не теряя ни секунды, Ирина сорвала ключ с цепочки сержанта, откинула крышку и надавила зелёную кнопку открытия дверей.

— План «А» провалился, действуем по плану «Б».

Сначала я не понял: мы ни о каких планах не говорили, но потом заметил наклейки микрофонов на её шее.

В дверном проёме появился солдат. Я уже взялся за автомат, но Ирина имела молниеносную реакцию и снова опередила меня. Девушка вскинула руку с маленьким пистолетом со сглаженными краями. Глушителя не было, но выстрел получился почти бесшумным. Какую-то долю секунды солдат пытался разглядеть дырку у себя во лбу, а потом завалился на спину.

У нас пока еще действовал фактор внезапности: блокпост никогда не штурмовали изнутри, да и мы до сих пор не числились в списке врагов. Оставались мгновения, прежде чем остальные сообразили бы, что к чему. Я пытался прикинуть, сколько на блокпосту охранников. Десять? Двадцать? Даже если тут не было тяжёлого вооружения, всё равно нам не удалось бы уйти.

Прикладом автомата я выбил зарешеченное окошко и длинной очередью срезал двоих охранников. Если шокер и спецоружие Ирины шума почти не создавали, то автоматная очередь уже не могла остаться незамеченной. В последний момент я метнулся от окна в самый дальний угол комнаты, сшибая Ингу с ног и закрываясь холодильником.

Для тяжёлого пулемёта, установленного на вышке, стенки контейнера надёжной защитой не являлись. Холодильник протяжно звякнул, остро запахло алкоголем. Длинная пулемётная очередь прошила стены и потолок контейнера. Холодильник покрылся вмятинами, но устоял. Где-то наверху грохнуло так, что заложило уши. Я осторожно высунулся из-за изувеченного холодильника. Мое лицо, как и весь контейнер, было забрызгано кровью. Сержант Петренко по-прежнему сидел в кресле, но теперь у него не было головы. Может быть, не стоило охране так сразу открывать огонь?

Пулемет больше не стрелял, грохнуло ещё несколько взрывов, раздался треск автоматов и шум двигателя. Снова заговорил пулеметный бас, но уже не по нам.

— Бегом! — рявкнула Ирина, вышибая дверь ногой. В обеих руках у неё появилось по пистолету, и только теперь я заметил неприметную кобуру на предплечье.

Инга все еще сидела в углу, съежившись от страха. Потянув ее за руку, я выбежал наружу с автоматом наперевес. Но стрелять уже не пришлось ни в кого: обе сторожевые вышки чернели грудами горящего металла и дерева. Вокруг валялись тела охранников, а в метрах пяти от нас остановилась армейский БТР сотой модели. Из люка высунулся полковник Виктор нников. азу открывать огонь. столету и теперь я заметил неприменую незамеченной. ной. енко под трибуГроГГггвакапапавввввввГромов собственной персоной. Его я узнал сразу, но почему-то подумал, что он должен был быть моложе. В руках полковник держал дымящуюся ракетную установку.

— Давайте в машину! — крикнул он и выпустил очередную ракету.

Она пронеслась прямо у нас над головой — и где-то позади ухнул взрыв. Оглядываться времени не было. Мы бежали к аппарели на задней части бронемашины и вскочили в нее в последний момент, когда по броне уже застучали свинцовые градины. Силы Свободного успели перегруппироваться.

— Уходим! — крикнул полковник водителю.

Свои шансы против всех сил города Виктор оценивал правильно. На старых армейских БТР использовались перископы, но уже в девяностой модели на смену им пришли стереоэкраны.

Створки ворот дрогнули и начали сходиться, угрожая оставить нас внутри, но водитель добавил газу и, высекая искры бронированными боками, БТР вырвался наружу.

Виктор повернулся и протянул мне руку. Чуть поколебавшись, я ответил на рукопожатие. В тесной кабине для этого даже не пришлось вставать.

— Ну, здравствуй, Кирилл. Как говорится, сколько лет, сколько зим.

Глава 6. Муки творчества

Ехать по Зоне было не просто непривычно, сказать по правде, было страшно. Обыкновение тщательно проверять дорогу впереди укоренилось во мне очень прочно, и я чувствовал почти физическую боль оттого, что мы двигались слишком быстро. На самом деле бронемашина еле ехала, продираясь сквозь обильно растущие на дороге кустарники. Стрелка спидометра едва дотягивала до отметки 25 км\ч, но для Зоны это был абсолютный рекорд. В нескольких километрах от города нас ждала ещё одна бронемашина.

На БТР по Зоне ездили только военные сталкеры и учёные чаще всего для того, чтобы вытащить своих же попавших в беду коллег. Иногда у них это получалось, но зачастую пропадала и спасательная группа. Обычным сталкерам по Зоне ездить было опасно и почти невозможно: слишком часто здесь происходили природные аномалии и менялась местность. Но даже если находились самоубийцы, готовые сеть за руль и просчитавшие относительно безопасный маршрут, возникала масса других проблем. Самая безобидная из них — провести машину через армейские кордоны. Хорошо, если при некотором везении в Зоне нашлась бы исправная техника. Но как обеспечить ее топливом и запчастями, не говоря уже о том, что такой способ передвижения привлекал совершенно излишнее внимание?

Полковнику Громову, похоже, было плевать как на армейские посты, так и на аномалии на неизведанном маршруте. На мой вопрос о том, как они собираются проверять дорогу, Виктор только хохотнул.

— Покажи Кириллу наши игрушки, — с улыбкой обратился он к водителю, большую часть лица которого скрывал виртуальный шлем.

Это был профессор Александр Солодов, пожилой совершенно лысый мужчина с желтоватой нездоровой кожей. Не отвлекаясь от вождения, учёный махнул рукой на пустующее кресло рядом с собой, где на спинке висел ещё один шлем.

— Пусть наденет. Просто посмотрит, управление всё равно заблокировано.

— Саша построил эти машины, — с уважением добавил Виктор.

В шлеме знакомая до мелочей Зона преобразилась до неузнаваемости: разноцветными пятнами разлились аномалии. Вон сиреневая «электра», ещё тусклая, незрелая, вдалеке на пригорке пульсирует алым цветом давно изученная «мясорубка». Она не сдвигалась с места уже лет пять, её даже обнесли небольшим заборчиком с выразительными ярко-красными черепами на гнилых досках. А на самом горизонте мерцал зеленым цветом «трамплин»…

Я перекатывал в руках гайки и думал о том, сколько жизней эта установка могла бы спасти, сколько денег можно было бы с ней заработать. И всё-таки мне было неспокойно. Изначально с полковником я встречаться не планировал, думал включить «хамелеон» и уйти, но не вышло. В жизни редко получается поступить так, как хочется.

— Виктор, нам надо поговорить.

Он кивнул.

— Сейчас сделаем привал.

Мы остановились в районе Затона, тихом месте, неподалёку от заброшенного порта, у рощи соснодубов. По форме эти деревья напоминали сосны, только вместо колючих иголок во все стороны топорщились дубовые листья. Я сорвал один из них, потёр пальцами восковую поверхность, и сразу по-новогоднему запахло елкой. В Зоне почти все растения отличались от тех, что росли в обычном мире. Одно время где-то здесь даже работала группа ксеноботаников, но потом она сгинула без следа.

Четвёрка военных оперативно разбила лагерь, но без палаток. Значит, мы не собирались здесь задерживаться. Двое сталкеров с автоматами наперевес зорко оглядывали окрестности. Еще двое разожгли костёр и поставили складные стулья. Виктор и Ирина отошли в сторону и о чём-то оживлённо говорили, до меня доносились только обрывки фраз. Я хотел поучаствовать в беседе, но один из военных перегородил мне путь:

— Полковник поговорит с вами позже.

Вот так мне сразу дали понять, что я нахожусь в положении, в лучшем случае, вынужденного проводника, в худшем — пленника.

Из соседнего БТР выбрались два сталкера. Их потрёпанные комбинезоны заметно выделялись на фоне других в новенькой армейской броне. Закадычные друзья Борис и Ярослав жили в Зоне больше пяти лет, что уже говорило о многом. Ярославу было лет двадцать пять. Внешность его больше подходила актёру или эстрадному певцу: симпатичное лицо, яркие голубые глаза. Его называли Красавчиком или Весельчаком. Второе прозвище он еще терпел, но на Красавчика обижался. Любая ссора с Яриком вполне могла кончиться плачевно, так как, несмотря на миловидную внешность, человеком он был вспыльчивым и нетерпеливым. Наверное, поэтому мы как-то не сдружились. Борис был напротив флегматик, вечно хмурый, с абсолютно лысой головой. Лицо его было вечно покрыто недельной щетиной. Мы сдержанно поздоровались.

— Значит, это за тобой полковник в Свободный ездил? — протянул Ярик.

Моему появлению сталкеры как-то не слишком обрадовались.

— К Монолиту поведёшь? — хрипло спросил Борис, доставая сигареты. — Гиблое дело.

Ярик взял сигарету из протянутой ему пачки, мне же Борис предложил закурить скорее из вежливости, но я все равно не стал отказываться.

— Мы доводим полковника до окраины Припяти, ты не вмешиваешься, — Ярик чиркнул спичкой, — потом получаем свои деньги и возвращаемся назад. Дальше ведёшь ты.

У Ярика был характерный московский говор: он немного тянул слова, словно ему было очень скучно что-либо мне говорить.

Я жадно затянулся. У сигареты был немного странный вкус, терпкий, но приятный, бодрящий.

— Что за табачок?

— В Зоне выращивают, — Ярик брезгливо посмотрел на мою зажигалку. — Прикуривать сигареты от бензина или газа варварство! Только спички, — сталкер потряс коробком.

Я лишь пожал плечами в ответ, мол, у каждого свои вкусы.

— Между прочим, намечается прибыльный бизнес: табак из Зоны может поспорить с самыми лучшими кубинскими сортами.

На какой-то краткий миг я представил себе Зону, засаженную табаком до самого горизонта. Интересно, удалось бы Ярику придумать пугала от кровососов? Я тряхнул головой, отгоняя нелепое видение. «И как только они с Борисом уживаются?» Болтливость и прожектёрство Ярослава начало утомлять меня уже через пару минут. Может, Борис был хорошим слушателем, а может, просто научился пропускать трёп Ярика мимо ушей.

— Кстати, зря ты с Михаилом поцапался, теперь тебе или из Зоны уходить, или лучше сразу в землю закопаться, он такого не прощает, — злорадно добавил Ярик.

Доступа в Свободный у него не было никогда.

От необходимости отвечать Ярику меня избавил телефонный звонок. Я достал из кармана сотовый, о котором уже успел начисто забыть. На экране вызова значилось «Михаил», и, пока я размышлял, отвечать или нет, со спины подошёл Виктор и выбил у меня телефон из руки прямо в разгорающийся костёр. Трель звонка обиженно взвизгнула и замолчала.

— Кирилл, ты что? Отследить же могут!

Кабина бронемашины обеспечивала должную защиту. Толстая броня поглощала звуки не хуже поролона. Пять лет назад Виктор был весёлым улыбчивым лейтенантом, ушедшим в Зону в самоволку из частей охраны периметра. С тех пор, казалось, прошло не пять лет, а двадцать. Виктор сгорбился, поседел. На изрезанном морщинами лице прежними остались только внимательные карие глаза. Из лейтенанта в полковники за пять лет… Как же ему удалось сделать такую карьеру?

— Так это было твоё желание? — прошептал я, прозревая, и не важно было, что ещё вчера даже не вспомнил бы, кто он такой.

Кусочки мозаики складывались в общую картину, которая мне всё меньше нравилась.

— О чём ты, Кирилл?

— Полковник в неполные тридцать… Ты попросил у Монолита блестящую военную карьеру?

Громов скривился, словно я сказал что-то ужасно бестактное. В последующие несколько секунд, длившиеся вечность, мне казалось, что полковник собирался меня ударить, но вдруг его лицо смягчилось:

— Значит, ты так и не вспомнил…

Не люблю, когда на меня смотрят с жалостью.

Виктор провел по лицу рукой, достал плоскую фляжку, сделал несколько глотков, потом протянул мне. Хороший коньяк. Как-то само собой вспомнилось, что Виктор очень любил «Кутузов».

— Ты, Кирилл, сейчас мне очень больно сделал, но не хочу на тебя злиться, я ведь тоже помню, чего ты хотел от Монолита и что получил. Ведь это была твоя идея отправиться в Припять. Как ты говорил? «Надо всё исправить?»

Неужели это были мои слова? Неужели это была моя идея?

— И мы пошли за тобой, ведь ты верил в то, что говорил. Верил, что можно вернуть близких, сделать так, чтобы сбылись все наши мечты, — Виктор вздохнул. — Где теперь эти мечты?

Я промолчал, глядя на огонь, но полковнику и не нужен был ответ. Он продолжил:

— Знаешь, больше всего я завидую Семёну, у него хватило ума… не касаться.

— Семён погиб два дня назад…

Виктор помрачнел. Я кратко рассказал о нашей миссии на базу «Сфера».

— Осколок, значит, тот самый, что военные вытащили со второго места падения. Ты понимаешь, что хочет сделать Михаил? — глухо спросил Громов.

— Стереть наш мир и создать новый?

Надо же, я сказал эти слова вслух, и они не показались мне безумием.

— Михаил всегда был идеалистом, и даже тогда хотел — как он сказал? — «счастья для всех»?

Что-то сдвинулось у меня в голове, может, тот самый кусок неведомого металла сдавил какой-то нерв.

Для встречи с Виктором мы приехали в один из пустых домов на кордоне. Раньше здесь был дачный посёлок, а теперь — лагерь Сидоровича. Сам хозяин, полноватый торговец, укрывался в старом бомбоубежище метрах в трёхстах от домиков. С охраной периметра мы никогда не поддерживали отношения, и было очень сложно вести бизнес, когда без предупреждения в нас начинали стрелять, причем сразу на поражение.

Больше всех возражал по природе осторожный Семён. Он был уверен, что информация, за которой мы сюда приехали, не более чем провокация. Но соблазн узнать точные координаты исполнителя желаний, легендарного Монолита, нарушающего все законы и правила, был слишком велик, в первую очередь, для меня самого — негласного лидера нашей маленькой группы. И я уговорил остальных, повторяя чужие слухи о тех, кто дошёл к Монолиту и вернулся, хотя раньше сам смеялся над ними. И остальные поверили — и вечный скептик Михаил, и осторожный Семён. Нам очень хотелось поверить. И мы все-таки встретились с лейтенантом, который носил звучное имя Виктор.

— Случайно всё вышло, я ведь немного в компьютерах разбираюсь, вот и поручили задание переставить операционку в генштабовском ноутбуке. Штатный администратор с гриппом свалился, а начальнику штаба срочно надо было работать. Я переставил системные драйверы, а потом смотрю, на диске папка лежит скрытая. Сначала подумал, порнуха. Офицерский состав — тоже ведь люди. А когда просмотрел, удивился, почему Иволгин информацию незашифрованной держит. Но вообще генерал с компьютерами не очень дружил… Вот тут отчёт разведгруппы и видеоролик, — Виктор повозился с курсором, и на экране появилась запись, нечёткая, похоже сделанная со спутника. — Тут ничего не поясняют, но всё есть в отчёте. В двадцать два часа объект появился в верхних слоях атмосферы… — Виктор говорил по памяти, по-видимому, читал этот отчёт уже сотни раз.

— Прилетел из космоса, — встрял Михаил.

— Нет, появился в атмосфере, — покачал головой лейтенант, — были запущены перехватчики.

Я увидел хищные силуэты ракет, стремительно приближающихся к круглой тени. Изображение распалось на отдельные пиксели.

— Тут около минуты помех, я перемотаю, — Виктор передвинул мышкой ползунок проигрывателя.

Тень снижалась, теперь от неё отделился видимый фрагмент.

— Один из фрагментов НЛО подобрала группа охраны кордона Чернобыльской зоны, но основная масса упала в районе четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС, объект проломил часть старого саркофага и, по всей видимости, всё ещё находится там.

— Я ему не верю! — нехорошо прищурился Михаил, не опуская автомат.

— Посмотри на даты, — я показал в угол экрана, — в этот день случился второй инцидент!

— Знаешь, Кирилл, я не слишком верю людям. Эй, Виктор! А тебе это зачем нужно? Какая тебе выгода?

Виктор замялся.

— Да не стесняйся, тут все свои! — и Михаил выразительно передёрнул затвор. — Мы не беспредельщики, убедишь нас, пойдем к Монолиту все вместе, а там… как Зона рассудит.

Виктор отложил ноутбук, достал пачку дешёвых сигарет.

— У меня дочка умирает, — мужчина вытащил из нагрудного кармана, залитое в пластик фото маленькой, очень худой девочки с пронзительными синими глазами и лысой головой. Я знал, обычно волосы выпадают уже после первых курсов химиотерапии…

— Врачи сказали, ей меньше полугода осталось… — срываясь на шёпот, быстро говорил лейтенант. — А я здесь. Марина с Лерой в Новосибирске. Если дойдем до Монолита, она ведь поправится, — голос Виктора стал умоляющим. — Одному мне не дойти…

— Кирилл, очнись! Что с тобой?!

«Почему я лежу на полу?» Кто-то отвешивал мне тяжёлые оплеухи, но чувства были все равно еще ватные, приглушённые, только кожу пощипывало. Я тяжело поднялся, голова немного кружилась, из носа текла струйка крови, я стирал её рукавом комбинезона.

Я понял, из-за чего славный полковник Громов стал сутулым, разобрался, что сожрало его изнутри. Можно было объяснить это тем, что военная служба с высокими званиями, хорошей зарплатой и привилегиями даётся тяжким трудом. Можно было объяснить это и тем, что семью он видел от силы несколько раз в год. Объяснить можно. А вот можно ли было принять то, что неведомый пришелец то ли из космоса, то ли из другого мира разложил наш разум по полочкам и увидел наши настоящие желания? И некого было винить в том, что лейтенант хотел получить полковничьи погоны больше, чем спасти собственную дочь, как и некого было винить в том, что я получил забвение… вместо жизни Кристы. В тот момент, когда моя рука тянулась к Монолиту, я представлял, что окажусь в прошлом, где нужно будет просто затормозить и свернуть на обочину. Но уже тогда я понимал, что мне невыносима сама мысль снова оказаться там. Винить некого.

— Прости, Вик, я вспомнил… Ты хотел…

— Не надо ничего говорить, — перебил меня Виктор.

Он помог мне подняться, дал фляжку с коньяком. Тыльной стороной ладони я потёр саднящую скулу. Между сиденьями находился маленький выдвижной столик. Кажется, это к нему я приложился.

— Что с тобой случилось?

Я отпил из фляжки. Хороший коньяк. Шум в голове немного поутих.

— Да так, контузия.

Похоже, Виктора мой ответ удовлетворил, либо он просто не подал виду и с нажимом продолжил:

— Михаила нужно остановить. Пусть шанс, что у него хоть что-нибудь получится, минимален, мы не можем допустить такой риск.

— Что ты собираешься делать?

Виктор не стал обдумывать ответ, видимо, у него давно был чёткий план:

— Мы заберём Монолит из развалин саркофага и переправим его в безопасное место, туда, где никто не сможет к нему прикоснуться, — на миг задумался полковник. — Есть несколько вариантов: Марианская впадина, космическое пространство.

Виктор посмотрел мне в глаза:

— Ты отведёшь меня?

Я кивнул, хотел вернуть фляжку, но Виктор отказался.

— Оставь себе.

Из неприметного чемоданчика полковник достал увесистый свёрток.

— Считай это авансом.

Я надорвал обертку и уставился на розовые купюры, потом наугад достал одну, посмотрел на просвет. Громов помассировал виски, словно его мучила головная боль.

— Да не сомневайся! Стал бы я тебя обманывать? Деньги чистые и немеченые. Знаю, что обещала тебе Ирина — гражданство, деньги. Я всё могу устроить.

Наскоро перекусив, мы поехали дальше. Профессор вёл машину, второй БТР ехал следом. Виктор курил сигареты одну за другой, внимательно вглядываясь в карту. Пальцы его левой руки время от времени барабанили по массивному армейскому кейсу с электронными замками, который лежал между кресел.

Между двумя машинами была переброшена беспроводная сеть, и автопилот на втором БТР идеально повторял все манёвры. Лишь иногда приходилось переходить на ручное управление, чтобы преодолеть особенно сложный участок, вроде небольшого болотца или поваленных бетонных блоков.

Наша колонна поравнялась со стаей слепых собак. Они громко лаяли и пытались вцепиться в шины, но скоро отстали. Изредка попадались сталкеры. Чаще всего, завидев нас, они торопились скрыться, предпочитая не рисковать. Автопушка на лафете внушала должное уважение, даже обстрелять машину никто не решился.

Как мы и условились, до Припяти проводниками работали Ярик в нашей машине и Борис — в соседней. К управлению машиной меня, понятное дело, не допустили, да и не нужно было моё участие.

На соседнем сиденье развалился полноватый мужчина, единственный из команды Виктора, с кем я ещё не познакомился. Его отличали жесткие чёрные волосы, нос картошкой и едва намечающийся двойной подбородок. Из-под бронежилета выглядывали светло-коричневые отвороты куртки. Почему-то лицо его показалось мне знакомым. Меня одолевали сомнения: «Я его видел где-то раньше? Может быть, моя дырявая, как дуршлаг, память опять готовится подкинуть очередную подсказку?» Но мужчина меня узнавать не торопился. Память тоже не торопилась с ответом. Большую часть времени мужчина молчал, но, когда впереди с оглушительным карканьем с деревьев сорвалась небольшая стая ворон, он втянул голову, словно ему вдруг стало зябко, и что-то спросил у Виктора. Из-за шума двигателя я не услышал вопроса, но услышал ответ полковника:

— Нет, в таких количествах они не опасны…

Сначала мы ехали быстро, но потом на пути возникла аномалия «котёл», по-научному «термоконцентрат» — сгусток огненной энергии на оплавленной и спёкшейся земле. Кое-где из-под земли врывались струи пламени. Объехать аномалию не получалось: слева путь перекрывал изрядный разлом в земле, справа — ровная, ничем не примечательная долина, но, на самом деле, такая же непроходимая, как и разлом. Иными словами, мы попали в «тёмную зону» — место концентрации аномалий, где даже детектор был бесполезен. Количество аномальной энергии там было слишком велико, а при осмотре такой «зоны» казалось, что вместо отдельных аномалий всё пространство просто заливает яркий свет. Пришлось Ярославу спешиться и вручную — гайками — прокладывать маршрут.

Мне оставалось сидеть на заднем сиденье и смотреть в окно, то есть быть на правах пассажира и на манер туриста пялиться на достопримечательности Зоны, время от времени попивая сок из пакета. Машины двигались медленно. Неприятным открытием для меня стало то, что меня порядком укачивает от постоянных остановок.

— А если влипнем в «котёл», машина выдержит? — крикнул снаружи Ярик.

— Машина выдержит, зато ты испаришься, — обнадёжил его профессор.

Говорил он негромко, но, по-видимому, слова дублировались по радио. Ярик стёр рукой пот со лба и продолжил бросать гайки, обозначая безопасную границу. Жара стояла изрядная. Это под броней мы могли наслаждаться прохладой кондиционированного воздуха.

На другой стороне «котла» обосновалась группа сталкеров, они поглядывали на нас, но не торопились уходить, видимо, считая «котёл» надёжной защитой.

Скорее всего, Борис их знал, потому что высунулся из второй машины, помахал рукой и сказал что-то по рации. Сталкеры успокоились, один из них в белом термозащитном костюме тоже стал прокладывать дорогу гайками, только, в отличие от нас, к центру аномалии, а не от нее. В самой середине «концентрата» был маленький пятачок безопасного места, где очень часто накапливались артефакты. Сталкерам оставалось пройти ещё около половины пути, когда на приборной панели замерцал предупреждающий сигнал.

— Аномальная активность быстро нарастает. Ярослав живо в машину! — крикнул профессор.

Просить Ярика дважды не пришлось. Уже и без всякого детектора было видно, что от «котла» лучше держаться подальше — из-под земли стали вырываться струи пламени и пара. Незнакомый сталкер заметался, попробовал вернуться назад, но пламя уже отрезало ему дорогу назад. Товарищи что-то кричали, оживлённо жестикулируя. Конечно, давать советы, когда земля горит не под твоими ногами, всегда проще. Мы преодолели последние несколько метров, и учёный дал по газам. Тяжёлая машина, взвизгнув покрышками, рванулась вперёд. Вторая идеально повторила наш манёвр. Мы едва не опоздали — машины не проехали и ста метров, как из «котла» уже вырвался поток пламени. Это были не отдельные струи, а огромный, метров в триста в диаметре, плазменный столб.

— Интересно, он успел спастись? — спросил мужчина в синей куртке, глядя на успокаивающийся огненный саван.

Я вдруг вспомнил, где уже видел эти внимательные карие глаза.

— Вряд ли, — буркнул Ярик, потирая покрасневшую щеку, и пристально посмотрел на меня. — Чёрт, больно! Где у нас аптечка с мазью от ожогов.

— А я вас знаю, — обратился я к незнакомцу, — вы ведь тот самый писатель…

Дмитрий Сергеевич Мельников был писателем из моего прошлого, где я был вполне заурядным, хоть и успешным хирургом, в меру заботливым мужем и о Зоне знал лишь из новостей.

Когда общаешься с любимым писателем, неизбежно появляется соблазн задать такие вопросы, на которые может ответить только автор: что он на самом деле подразумевал под той или иной идеей книги, кто стал прототипом героя, какие книги уже в проекте у автора. Это всегда увлекательно — прикоснуться к призрачной реальности ненаписанных книг. Вот только обрадуют ли ответы? Ведь для читателя книга — если это действительно хорошая книга — расцветает красками его собственной фантазии, а история и герои предстают по-разному для каждого. Кто-то увидит динамичный боевик с закрученным сюжетом, кто-то в той же книге найдет глубокую философскую притчу. И, наверное, правы будут оба. Вот только приятно ли будет узнать читателю, что книжка была написана на спор или просто от скуки, а любимый герой до смерти осточертел своему создателю, как, впрочем, и бесконечные вопросы о нём, и лишь круглые суммы контрактов не дают поставить в его судьбе жирную точку?

Я сидел на соседнем сиденье и пытался придумать вопрос, который не оказался бы банальным и затёртым. Молчание нарушил сам писатель.

— А что, здесь популярны мои книги? — у Мельникова оказался приятный мягкий голос.

— Нет, если честно, я их раньше читал…

Если даже его и разочаровал ответ, писатель никак не отреагировал на мои слова. Выглядел он типичным туристом, крутил головой и разглядывая проплывающий за окнами пейзаж. Посмотреть было на что: иногда на закате в этом районе Зоны можно было увидеть тропический пейзаж, совершенно несовместимый с климатом севера Украины. Странно это выглядело: кусок моря с пальмами и белым песком, отрезанный с двух сторон, как будто поверх заброшенного индустриального пейзажа наклеили яркую цветную рекламу курорта.

— Что это? — удивленно спросил Мельников, делая очередной снимок.

Когда-то я наткнулся в одном из научных журналов на описание этой аномалии, поэтому сразу вспомнил название:

— «Острова Фиджи».

Несколько секунд писатель не мог понять, разыгрываю я его или говорю серьёзно. Но потом всё же уточнил:

— Почему Фиджи?

Я усмехнулся:

— Почему бы и нет?

Мельников достал фотокамеру, у него их было две: одна — цифровая, вторая — плёночная мыльница. Весьма предусмотрительно: в Зоне с электроникой иногда случаются странные вещи. Настолько странные, что старая байка о том, что кое-где в Зоне можно вылезти в Интернет и попасть в прошлое, не кажется такой уж невероятной.

— А туда нельзя?… — неуверенно начал писатель.

Знал бы он, как хотелось мне на тропический остров, на белый песок безлюдного пляжа, подальше от всей этой грязи, монстров, но…

— Нет, это просто картинка.

И впрямь: то ли солнечные лучи сменили угол, то ли еще что-то произошло, но фантом тропического острова потускнел и через несколько секунд сменился унылым видом кирпичной стены.

Я сообразил, что хочу спросить у писателя.

— А что Вас привело сюда, в Зону?

Кажется, вопрос застал его врасплох. Он проводил взглядом заброшенные дома, где ещё несколько секунд назад красовался маленький кусочек тропического рая, и, наконец, ответил вопросом на вопрос:

— Как вы думаете, Кирилл, зачем люди пишут книги?

Ответа я не знал, но рискнул предположить:

— Не знаю, ради развлечения, ради славы, ради денег?

Писатель неожиданно согласился:

— Да, разумеется, ради этого тоже пишут. Как правило, графоманы пишут, не понимая, почему они не могут достигнуть пресловутой славы, признания, денег.

Кажется, Мельников оседлал любимого конька. Он не просто говорил, он вещал:

— Ещё сто лет назад, чтобы стать писателем, мало было одного таланта, нужно было терпение. Достоевский и Толстой писали от руки, гусиными перьями на бумаге. Любая книга была вызовом писателя всем тем, кто умел читать.

Мне совсем не к месту вспомнилось, что Толстому помогала записывать произведения жена.

— Сейчас компьютерные технологии и Интернет позволяют всякому не только написать любую глупость, но и поделиться ею со всеми. И что в результате? Творчество бездарной домохозяйки читают миллионы! Но ведь любой настоящий автор хочет написать не просто книгу, но Книгу, которая сможет что-то изменить в людях. Не просто развлечение, не заработок, а нечто большее. Вы когда-нибудь пробовали писать?

— Нет, — честно ответил я.

— Считайте, что вам повезло. Адский труд. Дело не только в том, что довольно сложно создать более или менее внятный, не слишком затасканный сюжет и красиво его описать. При определенном усердии и достаточном объеме потраченного времени это приходит. Наконец, ты закончил своё творение. Публикуешься в Интернете или несешь рукопись в издательство. При некоторой толике удачи её даже издают. А потом, хоть изредка, но любой писатель читает, что пишут про него критики или хотя бы читатели в Интернете. И вот ты узнаешь о себе много нового, например, что предыдущая книга ещё ничего, а новая книга — полная ерунда, куча штампов, минимум самостоятельности с вялыми, словно срисованными персонажами, и так каждый раз, когда выходит новый роман…

Слегка ошалев от объема информации на тему нелёгкого бытия писателя, я решил подкрепиться глотком коньяка. Спиртного во фляжке оставалось совсем чуть-чуть, на донышке — глотка на два, не больше. Я осторожно отхлебнул. Из вежливости протянул фляжку писателю, но он отказался.

— Но это еще куда ни шло! Хуже, когда за тебя принимаются узкие специалисты. Они тебе рассказывают о том, как бы они написали твою книгу, если бы умели писать. И начинается: математик укоризненно замечает, что расчёт времени выхода на орбиту описан неверно; альпинист посмеивается над тем, как герой умудрился с таким снаряжением спуститься с обрыва и не разбиться; врач авторитетно заявляет, что с такими ранами герой не мог протянуть бы и минуты, не то, что преодолеть кросс по астероиду; энергетик утверждает, что описанный в романе двигатель ни за что не заработает; физик жалуется на некорректно описанную технологию телепортации… и так далее и тому подобное. И это еще не считая представителей различных конфессий, чьи религиозные чувства ты глубоко уязвил своей книгой.

Я рассмеялся. Все эти проблемы для меня выглядели такими мелкими и незначительными. Что может быть нелепее фразы «читателям не понравилась книга»? Ведь всегда можно попробовать написать другую. Мельникову не приходилось заживо гореть, в него не стреляли из автомата в упор, и вообще с ним не происходило всё то, что он так щедро взваливал на плечи своих героев.

— Так пусть они возьмутся за ручку или клавиатуру и напишут лучше! — неожиданно для себя возмутился я.

— Безусловно! — с жаром согласился Мельников. — Но всё-таки где-то в глубине души любой автор хочет писать так, чтобы его книга нравилась всем, хоть это и невозможно. И он уже непроизвольно начинает пытаться угодить физику, энергетику, альпинисту и врачу, обкладывает себя учебниками, советуется со специалистами, тратит своё время не на характеры персонажей и сюжет, а задается вопросом, как устроено сопло плазменного двигателя, описанного в романе. В небольших объёмах это полезно и придает истории реализма, но, когда это становится самоцелью, вместо книги выходит ерунда.

Я пожал плечами и глотнул коньяку, подумав, что Мельников так и не ответил на мой вопрос.

Глава 7. Погоня

На самом деле мы очень плохо контролируем нашу жизнь. Почти все достижения нашего мира направлены именно на это — контроль. Мы просыпаемся утром и точно знаем, что в десять будем на работе, ну, или в шесть, если не повезло с работой. Подчиняя свою жизнь заданному ритму, мы всё больше и больше убеждаем себя, что все в порядке. Наш маленький мирок неуязвим. Мы строим долгосрочные планы, но Аннушка уже пролила масло, в самолёте протёк трубопровод, под ногой что-то предательски щёлкнуло, да мало ли может быть в жизни случайностей, и вот уже костлявая небрежно хлопает по плечу — собирайся, пора. Тем приятнее смотреть на героев книг и кинофильмов: такие мелочи, как их неудачи и превратности судьбы, ничуть не волнуют. Главный злодей не может просто поскользнуться на лестнице и свернуть себе шею. Он может умереть только от «самой главной пули», обычно этот сцену показывают с замедлением и с разных ракурсов. Временами вместе с главным злодеем гибнет и главный герой, концовки в духе «в конце все умерли» в последнее время входят в моду, особенно в японских фильмах.

— Радарный контакт, — мягко прошептал компьютер машины. — Объекты опознаны как оперативная группа Скат. На одном из экранов появились две яркие точки стремительно несущиеся нам наперерез. Я не сразу понял, что происходит: Скаты были патрульным вертолётным соединением охраны периметра Зоны и формально принадлежали ВВС Украины. Они не должны были нас атаковать.

А вот Виктор отреагировал мгновенно, резко вывернув руль влево, уводя машину с дороги. Следовавший за нами БТР на миг замешкался, пока бортовой компьютер отрабатывал неожиданный манёвр. Я не успел заметить ракеты, только низкий гул, а потом ведомая машина взорвалась, ударная волна гулко ткнулась в уши, дыхнуло жаром. Полетели обломки. Острый кусок металла вонзился в стекло, оно пошло трещинами, но выдержало. Не выдержали научные приборы.

— Необратимый ущерб нанесён тахионным детекторам и квантовой антенне, — с неуместной гордостью сообщил компьютер, — точность прогноза упала ниже 45 % и более не является полезным предположением.

Что-то кричал профессор, обиженно мигали аварийными огнями системы. Мы снова развернулись и в уцелевший экран я увидел вторую машину, то что от неё осталось. Всю переднюю часть капота разворотило не взирая на бронеплиты, лопасти радиатора торчали растопыренными пальцами из мешанины обломков металла и проводов. Из горящей машины выбралась окровавленная фигура Бориса и побежала в нашу сторону, профессор развернул БТР собираясь подобрать раненого.

Виктор ловко забрался в башенку турели, оттуда сразу же загрохотало вот только что может сделать 14 мм крупнокалиберный пулемет, против четырёх штурмовых вертолётов Ми-24, прозванных летающими танками, чуть устаревших но далеко не утративших своей грозной силы. Даже если полковнику необычайно повезёт и он попадёт по винтокрылой машине, пули не смогут пробить броню.

Где-то глубоко в моей голове разгорался осколок, стук сердца гулко отдавался в ушах. Вертолёты разворачивались, раненый Борис ковылял нам навстречу, подволакивая ногу. В голове, снулыми рыбинами толклись множество мыслей. Почему вертолёты нас атаковали? Что мне явно не рассказал Виктор? Как нелепо сейчас погибнуть, после всего что довелось пережить. Зря я взял Ингу с собой. Но все эти мысли были уже далёкими незначительными. Так уже было, когда я дрался с Монлитовцами.

— Я ничего не вижу! Детектор не работает! — фальцетом взвизгнул профессор нажимая тормоза, словно он стремился сделать нашу машину ещё более уязвимой. Броня словно стала прозрачной: я видел четыре вражеские машины, смертоносные, недосягаемые.

Взревели автопушки, всё так же медленно свинцовый шквал скосил человеческую фигуру и понёсся к нам, поднимая столбики грязи на мокрой земле. Последний раз взревел и захлебнулся пулемет Виктора: то ли заклинило затвор, то ли броня башни оказалась тоньше основной. В последнюю секунду я оттолкнул профессора из водительского кресла и вывернул руль, БТР вильнул в сторону, уходя из-под огня, а в следующее мгновение машина врезалась в витрину давно заброшенного магазина, разбрасывая истлевшие продукты и проржавевшие банки консервов. Кажется, в соседнем зале было что-то вроде отдела промтоваров — манекены в ветхой одежде разлетались в стороны.

Нам повезло, внутри не было аномалий, так что мы просто прошли сквозь обветшавшие стены, как таран. На миг уцелевшая фара высветила огромные удивленные глаза кровососа, прежде чем его голова разлетелась о лобовое стекло с хрустом спелой дыни, упавшей на асфальт. Последняя стенка оказалась кирпичной, передний бампер с лебёдкой смялся и отлетел, полетела кирпичная крошка и пыль. Впереди была относительно ровная дорога, остатки трассы, что шла от центра города к атомной электростанции и промышленным комплексам.

Сталкеры этой тропой не пользовались — слишком неспокойное место. Детектор аномалий не действовал, но он больше не был мне нужен, я и так видел их даже с закрытыми глазами. Спидометр высвечивал 90 километров в час. Почти предельная скорость БТР, абсолютный рекорд для Зоны, но всё равно слишком мало чтобы уйти от погони. Мельников с профессором сжались под сиденьями.

— Держитесь, — крикнул я, сворачивая к ржавому ограждению.

Раньше здесь были водоотводные каналы, они представляли собой высланные бетоном конструкции, по которым должна была отводиться горячая вода от реактора. БТР пробил ограждение, словно оно было бумажным, отправляясь в недолгий полёт с двухметровой высоты под истошный визг одного из самых успешных фантастов последних лет. От удара у меня лязгнули зубы. Лопнула одна шина, но умная машина уже подкачала камеру, видимо внутри был какой-то полимер, застывающий на воздухе. Сейчас давно заброшенная система пересохла, и БТР разбрасывал колёсами разнообразный мусор, скопившийся за годы на дне канала.

Запищал предупреждающий зуммер, индикатор ракетной атаки на обычные БТР не ставили, систему видимо сняли с истребителя.

— Поворачивай! Поворачивай! — закричал Виктор.

Я выкрутил руль, бросая машину влево, под укрытие бетонного мостика, броня чиркнула бетон высекая искры, грянул взрыв, мостик обвалился: куски бетонных плит загрохотали по броне. Мы выбрались из канала на центральную улицу. Как она называлась? Ожил пулемет. Давай, Виктор, отвлеки их хотя бы на пару секунд. Снова запищал зуммер, я резко выдавил сцепление и дёрнул ручной тормоз, БТР с визгом развернулся, оставляя на растрескавшемся асфальте дымные следы. Я вернул ручник на место и добавил газа. Весь фокус был в том, успеют ли компьютеры ракет скорректировать курс после моего краткого экскурса в экстремальное вождение… Не успели — ракеты вонзились заброшенную пятиэтажку, мощный взрыв и волна обжигающего пламени толкнули машину. Этаким дружеским напутствием: давай, не задерживайся. Бетонные плиты старого дома стали складываться, как карточный домик. Я свернул на повороте возле светофора, густо поросшего «ведьминым волосом». Светофор уже которое десятилетие показывал красный свет. Ничего, нам можно и на красный. Ракеты с тепловым наведением? — отлично, значит, будет жарко!

Это место называлась Огненная долина. Конечно, никакая это не долина, а проспект между зданием мэрии и филиалом Сбербанка. Говорят, в Сбербанке до сих пор в ячейках можно найти не только рубли советской эпохи, интересные разве что коллекционерам, но и вполне ходовое золотишко. Только никто не отваживается забираться в эти места, слишком много огненных аномалий проросли улицу, в них не было безопасного пути. Сможет ли броня выдержать огненный смерч? Как там сказал профессор? Может, но не долго? Ярослав понял куда я направляю БТР.

— Там смерть! — закричал он пытаясь вырвать руль из рук, но рывок на повороте отбросил его назад. Предупреждающе запищал зуммер, — ракетная атака. До сих пор чудом уцелевший радар успел высветить стремительно несущиеся к нам точки ракет. Сколько их было — десять? Двенадцать? Но всё это уже было не важно, потому что позади бронемашины вспыхнуло пламя, какое живёт в недрах звёзд. Нас спасала скорость, струи плазмы хлестали всё-таки немного позади машины, иначе не выдержала бы никая броня. Колёса загорелись, в салоне едко запахло горелой резиной, двигатель зашёлся в хрипе, а мы неслись, оставляя за собой огненную бурю. Ракеты, сходя с ума от разлитого вокруг тепла, выделывали в воздухе затейливые фигуры, прежде чем устремиться к своему пылающему концу.

Вертолёты стали стремительно набирать высоту, видимо даже для них было слишком жарко. Огненные аномалии я видел как узелки на огненных нитях, яркие, святящиеся, на них больно было смотреть. И я потянулся к тем, что вспыхивали позади нас. «Горите», — попросил я их и разорвал узелки. Всё исчезло в огне, стены домов позади нас потекли водопадом жидкого стекла, огромный протуберанец взмыл на сотни метров в небо, к стремительно набиравшим высоту вертолётам. Огненный язык лениво скользнул по одной из машин, и плазму засосало в воздухозаборник. Машина, которую прозвали летающим танком, разлетелась на куски: сдетонировало топливо или боезапас, или и то и другое. Только чудом уцелевший винт взмыл к остальным Скатам, как бумеранг которому не суждено вернуться. Улица кончилась, почерневшая обугленная машина вырвалась из огненной стены, если бы не керамическое покрытие, мы бы были уже мертвы. Тройка вертолетов уже обогнула струи плазмы на центральной улице. Я подспудно надеялся, что, потеряв одну из машин, Скаты вернутся на базу. Но это, кажется, только разозлило их.

Нужно было срочно покидать обречённый БТР и спускаться в канализацию. Я повернул руль, чтобы объехать очередную «комариную плешь», и понял, что руль меня не слушается. «Неисправность гидравлических систем» значилось на экране. Слишком много тепла: жидкость просто вскипела. Я надавил на тормоз, уже зная, что результат будет такой же. БТР летел прямо в «комариную плешь» — пятачок голой земли, где сила тяжести расплющит нашу машину в тонкий лист. Нестерпимо воняло гарью. Уцелевшие три вертолёта снова пристроились позади нас, уже не пищал зуммер, не работал радар, все эти системы сгорели, когда мы ехали через пламя.

И в те короткие секунды, что отделяли измятый капот от мертвой земли, я потянулся к аномалии точно так же, как минуту назад. «Комариная плешь» была похожа на снежок, я сжал его в руках, уже не обращая на боль в голове и кровь, что капала из носа и ушей. Ледяной снежок в руках, обжигающе ледяной. Нет, полностью погасить «гравиконцентрат» я не смог, но смертельные тысячи G превратились в три-четыре земных, наша изуродованная машина заскрипела, полопались горящие шины. Двигатель последний раз протяжно взвыл и наконец заглох. Тяжесть выдавливала воздух из лёгких, распластывала по сиденьям, всё это продолжалось от силы секунду, пока мы не проскочили опасный участок, а потом я разжал заиндевелые пальцы. Выпущенные нам вслед ракеты не просто провалились в «гравиконцетрат», казалось, они исчезли, а вслед за ракетами в ненасытную пасть «комариной плеши» втянуло и вертолёт. Вряд ли пилоты успели понять, что их убило.

И в тот же момент со стороны электростанции потянуло багровым маревом, земля мелко задрожала, небо стремительно темнело. Не стоит играть с чужими игрушками, когда не знаешь кто хозяин, особенно если не знаешь. Один из преследовавших нас вертолётов заложил крутой вираж и полетел в сторону кордона. Но последний не отставал. Выброс не щадит ничего в зоне, от него можно спрятаться только под землёй, то ли пилот вертолёта об этом не знал, то ли хотел поквитаться за погибших товарищей. Приборы не работали, только на лобовых экранах мерцала не слишком обнадёживающая надпись «Переключение на резервные видеокамеры», но внутренним взором я по-прежнему видел винтокрылую машину. Сейчас летающий танк летел нам прямо в лоб, хотя нас ещё закрывала изрядно потрёпанная временем и непогодой бетонная пятиэтажка, но ещё секунд пятнадцать и летающий танк появится над крышей. Я надавил кнопку открытия десантной аппарели, но моторы только тяжело взвыли: бронированная плита наглухо приварилась к корпусу.

Машина всё ещё ехала по инерции. Я крутанул ключ в замке зажигания, но услышал только тишину, попробовал ещё раз, добавив той странной силы, что жила во мне. Голова опять взорвалась болью, но было легче, куда легче, чем сжимать в ладонях ледяной шарик аномалии. И вздрогнув, как умирающий зверь, БТР завёлся. Интересно получился бы у меня этот фокус, если бы в машине двигателя не было вовсе? Что-то подсказывало что да, получился бы. Когда я надавил на газ, я подумал: зря пилот последнего Ската не последовал примеру товарища, потому что я собирался его убить. Возле древней давно заброшенной пятиэтажки зелёными искрами мерцал «трамплин». Нет для вертолётов «трамплин» не опасен, вот только не было нужды заманивать Ската в антиграв. Невзирая на протестующие крики профессора и Ирины, я в окружении зелёного сияния направил БТР в «трамплин». У двадцатитонной машины была изрядная инерция, мы плавно взмыли в небо, словно покореженная бронемашина научилась летать, прямо навстречу штурмовому вертолёту, от которого мы всё ещё были закрыты стеной. Невесомость наступила и внутри БТР. в воздух взлетели сумки и люди.

— Держитесь за что-нибудь, — только и успел крикнуть я, а потом наша бронемашина вылетела навстречу вертолёту.

Последним, что я увидел на наконец включившемся экране, были вытаращенные глаза пилота. А потом две машины столкнулись. Столкновение БТР с вертолётом — это даже почище, чем столкновение танкера с локомотивом. Мы были почти вдвое тяжелее, хоть и куда медленнее, и вертолёт разбился о невиданное препятствие, глухими хлопками сложились лопасти винта. С хрустом смялся колпак кабины, стрелок погиб мгновенно, но пилот успел катапультироваться, хорошая у него была реакция. Несколько секунд мы провисели в воздухе этаким тандемом, но потом БТР вышел из зоны трамплина и рухнул на крышу. Гнилые перекрытия не выдержали и бронемашина ушла вниз в облаке бетонной крошки, проламывая перекрытия этажей один за другим. Уже беспилотной, вертолёт на авторотации завалился на бок и тоже пошёл вниз. На насколько секунд я, кажется, отключился, а когда пришёл в себя, наша машина стояла почти вертикально, так, что десантный отсек и заклинившая навсегда аппарель стала потолком, а приборная панель — полом. Лицо было заляпано чем-то тёплым и липким, я подумал, что ранен, но, осмотревшись понял, что кровь не моя. Кусок балки пробил броню, и стальная арматура вошла Ирине куда-то в районе плеча, буквально пригвоздив девушку к креслу. Виктор, пошатываясь, вылез через открытый люк, коснулся всё ещё горячей брони и с проклятьем отдёрнул ладонь. Профессор подал ему руку и помог забраться обратно в машину. Выглядело это неуместно трогательно, — пожилой отец подаёт руку заблудшему сыну. Пасторальность картины портила струйка крови, стекавшая у Виктора по щеке.

БТР, пропахав в здании изрядную дыру, хищно торчал из угрожающе покосившейся пятиэтажки, застряв на высоте бетонного козырька у входа.