От прежнего «Голиафа» почти ничего не осталось. Одна сторона была целиком скрыта под топливными баками и двигательными модулями «Атланта» компактной массой труб длиной метров двести. Почти вся остальная часть корабля также спряталась под его собственными дополнительными резервуарами.
«Обзор будет плохой, пока не сбросим первые пустые баки. Да и ускорения не наберем со всей этой дополнительной массой, невзирая на обновленный двигатель», — мысленно отметил Сингх.
Трудно было поверить, что будущее человечества может зависеть от этого неуклюжего нагромождения железа. Вся конструкция была спроектирована и собрана с одной-единственной целью — как можно быстрее установить на Кали мощный ускоритель масс. «Голиаф» служил всего лишь фургоном для доставки, межпланетным космическим грузовиком. Грузом первостепенной важности, который должен быть доставлен до пункта назначения вовремя и в хорошем состоянии, являлся «Атлант».
Для достижения этой цели требовалось поступиться очень и очень многим. Хотя крайне важно было добраться до Кали с минимальной задержкой, в скорости можно было выиграть только за счет сокращения полезного груза. Если «Голиаф» сожжет слишком много топливной смеси на пути до Кали, то ее может не хватить для того, чтобы отклонить астероид с угрожающей траектории. Все усилия окажутся потрачены впустую.
Чтобы сократить время выполнения задачи, не расходуя топливо, капитан задумывался о классическом способе гравитационного ускорения, который использовался первыми космическими кораблями при исследовании внешних пределов Солнечной системы. «Голиаф» мог резко спикировать к Юпитеру и, проносясь мимо, позаимствовать часть его момента силы. Однако план пришлось с сожалением отвергнуть по причине его рискованности. Вокруг Юпитера вращалось слишком много мусора. Разреженные кольца всякой дряни уходили до самых границ атмосферы, а легкие водородные цистерны мог пробить даже мельчайший осколок. Будет весьма забавно, если операцию сорвет крошечный спутник Юпитера.
В отличие от старта с поверхности планеты, при начале смены орбиты ничего специфического не происходит. Никакого, естественно, звука, даже видимого указания на то, столь грандиозны задействованные силы. Плазменный реактивный двигатель, приводивший в движение «Голиаф», был слишком горячим, чтобы испускать слабое излучение, различимое для человеческого глаза. Он писал свой автограф по звездному небу лучами дальней области ультрафиолетового спектра. Для зрителей, наблюдавших за ними со спутникового комплекса Европы, единственным свидетельством того, что «Голиаф» начал движение, было небольшое облачко грязи, оставленное им после себя. Тут были куски термозащиты, использованного упаковочного материала, обрывки веревки и изоленты — весь тот сор, что оставляют на крупной строительной площадке даже самые аккуратные рабочие. Не самое зрелищное начало для столь благородного предприятия, но «Голиаф» и его груз, «Атлант», отправились в путь и несли с собой надежды и страхи всего человечества.
Днем позже, набрав ускорение в одну десятую «Голиаф» с трудом миновал второй по величине спутник, Каллисто, изрытую кратерами. Но только через неделю он вырвался наконец из территориального пространства Юпитера и пересек весьма причудливые орбиты самых дальних крошечных близнецов Пасифе и Синопе. К тому времени он двигался так быстро, что даже Солнце не смогло бы вернуть его. Если бы корабль оказался не в состоянии сдержать скорость, то окончательно покинул бы Солнечную систему и начал бесконечное путешествие среди звезд.
Но ни один командир космического корабля не мог бы пожелать более безмятежного рейса. «Голиаф» с «Атлантом» совершили рандеву с Кали на двенадцать секунд раньше графика.
— Я побывал на десятках астероидов, — сказал сэр Колин Дрейкер своей невидимой аудитории, находящейся на расстоянии полмиллиарда километров в сторону Солнца. — Но даже сейчас не в состоянии судить об их величине на глаз. Я точно знаю, каковы размеры Кали, но мог бы с легкостью убедить себя в том, что ее можно держать на вытянутых руках. Дело в том, что здесь нет абсолютно никакого ощущения масштаба, не на что опереться глазу. Как вы сами убедитесь, насколько хватает глаз, астероид покрыт мелкими метеоритными кратерами. Вон тот, крупный, слева в центре, в действительности около пятидесяти метров в ширину, но выглядит в точности так же, как и более мелкие вокруг него. Самые маленькие из видимых — шириной несколько сантиметров.
Давид, будь любезен, увеличь, пожалуйста. Спасибо. Теперь мы приближаемся, но никакой существенной разницы в изображении не наблюдается. Мини-кратеры, которые мы сейчас видим, в точности похожи на своих более крупных собратьев. Давид, останови увеличение. Даже если бы мы взяли лупу, то картина осталась бы практически прежней — мелкие кратеры всевозможных размеров, вплоть до тех, что были оставлены частичками пыли.
Теперь снова общий план, чтобы можно было рассмотреть Кали целиком. Спасибо. Вы видите, что цвета практически нет, по крайней мере для человеческого глаза. Она почти черная. Вы можете предположить, что это кусок угля, и окажетесь не слишком далеко от истины. Внешние слои на девяносто процентов состоят из углерода.
Зато внутри все по-другому. Там железо, никель, силикаты, различные льды — вода, метан, углекислота. Очевидно, что история у астероида была очень богатая. Я даже практически уверен в том, что это два сросшихся тела довольно разного состава, которые относительно мягко столкнулись и остались сцепленными.
Возможно, вы заметили, что, пока я говорил, в поле зрения появились новые кратеры. День Кали достаточно короток — три часа двадцать пять минут. Тот факт, что она вращается, делает нашу задачу еще более хитроумной.
Можно нам посмотреть обратную сторону, Давид? Выведи в центр квадрат К5. Да, вот так…
Обратите внимание на изменение ландшафта, если можно его так назвать. Появление вот этих рытвин, должно быть, было вызвано еще одним столкновением, на сей раз довольно мощным. Кали, по всей вероятности, очутилась в весьма оживленной части Солнечной системы, и было это десять миллиардов лет назад. Взгляните на впадину справа вверху. Мы дали ей название Большой каньон. Она почти десяти метров глубиной, но если не знать масштаб, то легко можно представить себе, что вы в Колорадо.
Итак, у нас небольшое небесное тело с изрытой поверхностью, напоминающее по форме гантель или арахисовый орех, массой два миллиарда тонн. К несчастью, оно движется по ретроградной орбите, то есть в противоположном направлении по отношению ко всем планетам. Ничего необычного в этом нет — точно также вращается и комета Галлея, — но это означает, что Кали столкнется с Землей на встречных курсах. Это, конечно же, худший из возможных случаев. Поэтому мы просто обязаны отклонить ее с орбиты. Если этого не сделать, то не только наша цивилизация, но и даже биологический вид может быть стерт с лица планеты.
В настоящий момент ускоритель масс «Атлант» уже отделен от «Голиафа». Давид, переведи, пожалуйста, камеру на него. Сейчас мы заняты тонкой работой. Надо установить его на Кали. К счастью, гравитация астероида весьма слаба. Она составляет около одной десятитысячной от земной, поэтому «Атлант» весит здесь всего несколько тонн. Но пусть это не вводит вас в заблуждение. Он по-прежнему обладает всей своей массой и инерцией. Поэтому перемещать его нужно очень-очень медленно и аккуратно. Хотите верьте, хотите нет, в качестве основных инструментов для этой задачи используются, как в старые времена, домкраты и подъемные блоки, закрепленные на Кали.
Через несколько часов «Атлант» будет готов к работе. Разумеется, это воздействие на Кали окажется настолько малым, что его почти невозможно будет измерить. Оно составит меньше миллионной доли g. Кажется, кто-то из журналистов сказал, что это похоже на мышь, толкающую слона. Совершенно верно. Но «Атлант» может работать на протяжении многих дней. Здесь, за Юпитером, нам необходимо сдвинуть Кали всего на несколько сантиметров, и тогда мимо Земли она пролетит на расстоянии тысяч километров.
Даже сотня уже ничуть не хуже, чем световой год.
«Лысый сикх! Что бы сказали насчет такого вероотступничества мои длинноволосые предки из Индии? Если бы они знали, что я сделал на голове перманентную эпиляцию, то мне просто повезло бы, уйди я живым»[23].
Эта мысль постоянно проносилась в мозгу у Роберта Сингха, когда он надевал плотно прилегающий шлем, подтягивал фиксирующие ремни и поправлял наглазники, чтобы они полностью закрывали свет. Потом капитан уселся в темноте и тишине и стал ждать, пока программа возьмет управление на себя.
Сперва возник едва различимый звук, столь низкий, что почти слышны были отдельные вибрации. Оставаясь на грани различимости, он взбирался выше октава за октавой, пока не исчез за порогом слышимости и даже дальше. Сингх никогда не давал себе труда проверить это, но он был уверен в том, что ухо не реагирует на частоты, которые сейчас вливались непосредственно в мозг.
Вернулась тишина. Теперь должна была начаться более сложная настройка визуального ряда.
Сначала был чистый цвет. Сингх словно парил в центре идеально гладкой сферы. Ее внутренняя поверхность была окрашена в густо-красный цвет. Не было ни тени рисунка или структуры. От попыток зацепиться хоть за что-то начинали болеть глаза. Нет, не совсем так. Глаза здесь вообще не участвовали.
Красный, оранжевый, желтый, зеленый — знакомые цвета радуги, но пронзительной чистоты, характерной для лучей лазера. По-прежнему никаких образов — лишь непрерывное хроматическое поле.
Наконец образы начали появляться. Сначала пустая решетка, которая быстро заполнялась ячейками, становившимися все мельче и мельче, пока они не переставали быть различимы. Их сменяла последовательность геометрических форм, вращающихся, расширяющихся, сжимающихся, преобразующихся друг в друга. Ричард полностью потерял ощущение времени, но вся программа настройки выполнялась менее минуты. Когда лишенная звуков белизна охватила его, словно антарктическая метель, он понял, что процесс сканирования завершен, система контроля Мозгоблока удовлетворена, его нервные цепи должным образом подключены и готовы воспринимать подаваемую на них информацию.
Иногда, хотя и крайне редко, по сознанию человека проносилось сообщение об ошибке. Всю последовательность действий приходилось повторять. Это обычно снимало проблему. Если же нет, то Сингху хватало ума не пробовать заново. Однажды, когда ему надо было срочно овладеть какими-то навыками, он перешел на ручное управление в попытке обойти электронную помеху. В награду он получил кошмарную вереницу образов, которые в последнее мгновение ускользали от восприятия, как световые круги, появляющиеся от надавливания на глазные яблоки, но намного ярче. К тому времени, когда Роберт сорвал выключатель, он заполучил мучительную головную боль, а могло быть гораздо хуже. Необратимая «зомбификация» под действием испорченного Мозгоблока уже не была так широко распространена, как в первые дни существования устройства, но еще случалась.
На этот раз не высветилось ни сообщения об ошибке, ни какого-то другого предупреждающего сигнала. Все каналы свободны. Сингх был готов к приему.
Каким-то дальним уголком сознания капитан понимал, что на самом деле находится на борту «Голиафа», но ему вовсе не представлялось нелепым, что он смотрит вниз, на свой корабль, который дрейфует бок о бок с Кали. Роберту казалось вполне разумным и то, что «Атлант» уже установлен на астероиде, хотя это была причудливая логика сновидения. Сингх знал, что на самом деле ускоритель еще состыкован с «Голиафом».
Подробности симуляции были столь точны, что он видел на Кали участки голого камня в тех местах, где двигатели космических саней сдули вековую пыль. Все было вполне настоящим, но изображение «Атланта» с батареей топливных баков еще принадлежало будущему. Капитану хотелось надеяться, что до этого оставалось лишь несколько дней. При поддержке Давида все технические проблемы установки и крепления ускорителя массы были решены, не имелось причин предполагать, что возникнут какие-либо трудности с превращением теории в реальность.
— Готов к запуску программы, — сказал Давид. — Какой ракурс вы выбираете?
— Северный полюс эклиптики. Расстояние десять астрономических единиц. Покажи все орбиты.
— Все? В этом секторе обзора находится пятьдесят четыре тысячи триста семьдесят два тела.
Пауза, которая возникла, пока Давид проверял каталог, была едва заметной.
— Извини, я имел в виду все главные планеты и тела, которые проходят в пределах тысячи километров от Кали. Поправка. Пусть будет в ста километрах.
Кали с «Атлантом» исчезли. Сингх смотрел сверху вниз на Солнечную систему с орбитами Сатурна, Юпитера, Марса, Земли, Венеры и Меркурия, изображавшимися в виде тонких светящихся линий. Положения самих планет указывались крошечными, но узнаваемыми картинками. Сатурн — с кольцами, Юпитер — с поясами, Марс — с крохотной шапкой полярных льдов, Земля — один сплошной океан, Венера — в виде блеклого белого полумесяца, Меркурий — диск, испещренный отметинами.
А знаком Кали стал череп. Это была идея самого Давида, никто ее с ним не обсуждал. Не исключено, что он посмотрел статью в энциклопедии и увидел какую-нибудь статую индуистской богини разрушения с ее зловещим ожерельем.
— Фокус на ось Кали — Земля. Увеличь. Стоп!
Теперь сознание Сингха было заполнено тем самым злосчастным коническим сечением, роковым эллипсом, который соединял нынешние положения Кали и Земли.
— Сжатие времени?
— Десять в пятой степени.
При такой величине сжатия одна секунда соответствовала одному дню. Кали достигала Земли за минуты, а не за месяцы.
— Запускаю программу.
Планеты задвигались. По внутренней дорожке заспешил Меркурий, и даже неповоротливый Сатурн пополз как улитка по дальней орбите.
Кали начала свое падение к Солнцу, пока еще двигаясь лишь под действием гравитации. Но где-то в глубине сознания Сингха мелькали цифры, причем так быстро, что сливались в сплошную массу.
Вдруг они остановились на нуле, и в то же мгновение Давид сказал:
— Зажигание!
«Странно, — мимоходом подумал Сингх. — Как некоторые слова остаются в употреблении спустя долгое время после того, как потеряли первоначальный контекст».
Слою «зажигание» уходило к временам столетней давности, к эпохе химических ракет. В двигателе, которым приводился в движение «Атлант» или любой другой корабль глубокого космоса, никоим образом ничего не могло гореть. Там был чистый водород; даже если бы присутствовал и кислород, то было бы слишком жарко для такого низкотемпературного явления, как простое возгорание. Молекулы воды оказались бы мгновенно разорваны на составляющие их атомы.
Появились новые цифры, некоторые — постоянные, другие — очень медленно меняющиеся. Особенно отчетливо высвечивалось ускорение, придаваемое Кали в этом иллюзорном мире двигателем «Атланта». Оно составляло какие-то миллионные доли g в приложении к той массе, какой обладала Кали. Тут же бежали спасительные показатели изменений, почти незаметные сдвиги, которым подвергались скорость и положение астероида.
Мелькали дни, цифры неуклонно нарастали. Меркурий прошел полпути вокруг Солнца, но Кали по-прежнему не подавала никаких видимых признаков отклонения от своей естественной орбиты. Лишь увеличивающиеся приращения подтверждали, что она вяло смещается с прежнего пути.
— Пятикратное увеличение, — скомандовал Сингх, когда Кали проходила мимо Марса.
С расширением масштаба внешние планеты исчезли, но эффект многодневных непрерывных толчков «Атланта» по-прежнему был неразличим.
— Выгорание топлива, — внезапно произнес Давид.
Еще одно слово из времен младенчества астронавтики! Цифры, выписывавшие силу толчка и ускорение, мгновенно упали до нуля. Кали снова несло вокруг Солнца за счет одной только силы притяжения.
— Десятикратное увеличение. Сократить сжатие времени до одной к десяти тысячам.
Теперь в поле сознания Сингха находились только Земля, Луна и Кали. В этом увеличенном масштабе астероид, казалось, двигался не по эллипсу, а почти по прямой, которая не вела к Земле.
Сингх прекрасно понимал, что строить на этом какие-то надежды нельзя. Кали еще предстояло миновать Луну. Та, как вероломный друг, предающий старого товарища, должна была придать орбите астероида последний смертоносный изгиб.
Сейчас, в финальной части встречи, каждая секунда обозначала три минуты реального времени. Путь Кали видимо искривлялся в гравитационном поле Луны, причем в сторону Земли. Но и результат усилий «Атланта», хотя они и прекратились несколько условных недель назад, тоже был очевиден. Симуляция показывала две орбиты, первоначальную и ту, что образовалась благодаря вмешательству человека.
— Десятикратное увеличение. Сжатие времени — один к ста.
Теперь одна секунда равнялась почти двум минутам, и сознание Сингха заполнила Земля. Но крохотное изображение черепа осталось того же размера. При этом масштабе Кали все еще была слишком мала, чтобы обрести видимость диска.
Виртуальная Земля выглядела невероятно реальной и мучительно красивой. Невозможно было поверить в то, что это всего лишь искусная модель, построенная из упорядоченных мегабайтов. Внизу — пусть даже это было только в машинной памяти Давида! — сверкала белая шапка Антарктиды, Австралия, острова Новой Зеландии, побережье Китая. Но господствовала над всем синева Тихого океана. Всего двадцать поколений назад она так же бросала вызов человечеству, как сейчас — глубины космоса.
— Десятикратное увеличение. Продолжай отслеживать Кали.
Синий изгиб горизонта был подернут атмосферной дымкой и незаметно сливался с бесконечной чернотой. Кали падала и падала к нему. Ее тянуло вниз и подгоняло гравитационным полем Земли, словно планета сама подталкивала себя к самоубийству.
— Через минуту — максимальное приближение.
Сингх сосредоточил внимание на цифрах, продолжавших мелькать на краю поля зрения. Информация, которую они доносили, была куда более четкой, хотя и не такой эффектной, как изображаемая симулятором. Самые главные цифры — расстояние от Кали до поверхности Земли — все еще продолжали уменьшаться.
Но скорость их уменьшения тоже начинала падать. Кали требовалось все больше и больше времени, чтобы одолеть каждый новый километр пути к Земле.
А потом цифры стабилизировались. Пятьсот двадцать три… пятьсот двадцать три… двадцать два… двадцать два… двадцать два… двадцать три… двадцать три… двадцать четыре… двадцать четыре. Пятьсот двадцать пять!
Сингх позволил себе роскошь перевести дыхание. Кали приблизилась на минимальное расстояние и теперь уходила.
«Атлант» мог справиться с задачей. Теперь оставалось только привести реальный мир в соответствие виртуальному.
— Никогда не рассчитывал, что отпраздную свой сотый день рождения за пределами орбиты Марса, — сказал сэр Колин. — Когда я родился, примерно лишь один мужчина из десяти мог рассчитывать дожить до такого возраста. И одна женщина из пяти — что мне всегда казалось несправедливым.
Послышался гул шутливого неодобрения со стороны четырех дам, входящих в состав экипажа, вздохи мужской части.
Судовой врач Элизабет Уорден самодовольно прокомментировала:
— Природе видней.
— Но вот он я, в довольно неплохой форме. Хочу поблагодарить всех вас за добрые пожелания, в особенности сказать спасибо Сонни за это дивное вино, которое мы только что пили, шато дю чего-то-там урожая две тысячи пятого года!
— Тысяча девятьсот пятого, профессор! Да и благодарить надо кухонные программы, а не меня.
— Ну, вы же единственный человек, который знает, как они устроены. Мы умрем с голоду, если вы забудете, на какие кнопки надо нажимать.
Нельзя ожидать от столетних геологов, что они экипируются как следует, поэтому Сингх и Флетчер проверили и перепроверили скафандр Дрейкера, прежде чем выйти с ним через шлюзовую камеру. Передвижение в непосредственной близости от «Голиафа» во многом упростилось из-за хитросплетения тросов, прикрепленных к метровым стержням, которые были вогнаны в хрупкий наружный слой Кали. Сейчас корабль походил на паука, забравшегося в центр своей сети.
Три человека аккуратно и методично продвигались к небольшим космическим саням, которые казались крохотными на фоне сферических топливных баков, подготовленных для пристыковки к «Атланту».
«Словно какой-то сумасшедший выстроил на астероиде нефтеперегонный завод», — прокомментировал в свое время профессор, когда увидел, чего смогли добиться за такие удивительно короткие сроки человеческая рабочая сила вкупе с машинной.
Торин Флетчер, привыкший работать на Деймосе, был единственным человеком, который смог управлять космическими санями в условиях еще более слабой гравитации Кали.
«Будьте осторожны, — предостерегал он неопытных ездоков. — Здесь даже страдающая артритом улитка может достичь второй космической скорости. Мы не хотим терять время и реактивную массу на то, чтобы притаскивать вас обратно, если вы решите отправиться на альфу Центавра».
Выдав едва заметное облачко газа, он поднял сани с поверхности астероида и пустился в неспешный облет космического тела. Дрейкер тем временем жадно разглядывал участки Кали, которые никогда не видел невооруженным глазом. До сих пор он был вынужден полагаться на образцы, которые привозили на борт члены экипажа. Дистанционное исследование при помощи передвижных камер давало неоценимые результаты, но ничто не могло заменить непосредственного присутствия и умелых ударов молотка. Дрейкер жаловался, что ему разрешают отходить от «Голиафа» не более чем на несколько метров, потому что капитан Сингх отказывался подвергать риску жизнь самого знаменитого своего пассажира и не мог никого отрядить присматривать за ним вне пределов корабля.
«Можно подумать, за мной надо присматривать!»
Но сотый день рождения был сильнее подобных отговорок, и сейчас ученый походил на маленького мальчика, который впервые уехал из дому на каникулы.
Сани скользили над поверхностью Кали с комфортной скоростью пешехода, если считать, что человек мог идти пешком по этой микроскопической планете. Сэр Колин, как древний поисковый радиолокатор, не прекращал сканировать местность от края до края горизонта, которые иногда отстояли друг от друга на целых пятьдесят метров, время от времени что-то бормоча себе под нос. Не прошло и пяти минут, как они достигли противоположной стороны астероида.
«Голиаф» и «Атлант» скрылись за толщей Кали, и тогда Дрейкер спросил:
— Можно здесь остановиться? Я хотел бы сойти.
— Конечно. Только мы привяжем трос на тот случай, если нам придется втаскивать вас обратно.
Геолог с негодованием фыркнул, но стерпел это унижение, потом аккуратно высвободился из неподвижных саней и завис над поверхностью Кали. При такой незначительной силе тяготения трудно было понять, что он падает. Прошло почти две минуты, прежде чем ученый опустился на Кали с высоты целого метра, двигаясь со скоростью, едва различимой невооруженным глазом.
Колину Дрейкеру довелось стоять на многих астероидах. Иногда, на таких гигантах, как Церера, было нетрудно почувствовать силу тяготения, хотя и слабую. Здесь же требовалось немалое усилие воображения. При малейшем движении Кали была готова отпустить захват.
Все-таки, окончательно и бесповоротно, он стоял на самом знаменитом — хотя и печально — астероиде в истории. Даже Дрейкеру, обладавшему солидным багажом научных знаний, нелегко было принять тот факт, что этот крошечный, хаотично искореженный кусок космического мусора представляет большую угрозу человечеству, чем все боеголовки, накопленные в эпоху ядерного безумия.
Стремительное вращение Кали уносило их в ночь. По мере того как приспосабливались глаза, видно было, как вокруг проступают звезды, точно такие же, какие увидели бы наблюдатели на Земле. Отсюда было так недалеко до родной планеты, что внешняя Вселенная выглядела совершенно не изменившейся. Но низко на небе виднелся один незнакомый и удивительный объект — яркая желтая звезда, которая, в отличие от всех остальных, не выглядела точкой света, лишенной размеров.
— Смотрите, — сказал сэр Колин. — С Земли вы этого никогда не увидите, да и с Марса тоже.
— А что такого? — спросил Флетчер. — Всего лишь Сатурн.
— Конечно, это он, но смотрите внимательно. Очень внимательно.
— Я вижу кольца!
— Не совсем так. Вам только кажется. Они находятся на самом пределе видимости. Но ваш глаз отмечает нечто странное. Поскольку вы знаете, на что смотрите, ваша память достраивает детали. Теперь вам понятно, почему Сатурн доставил бедняге Галилею столько головной боли. Тогдашние слабенькие телескопы показывали, что планета выглядит как-то странно, но кто в те времена мог представить себе, что это кольца? Потом они повернулись на ребро и исчезли, так что он подумал, будто его подвели глаза. Галилей так никогда и не узнал, на что смотрел.
Некоторое время все трое стояли в молчании и созерцали восход Сатурна. Кали продолжала путь сквозь свою скоротечную ночь, а люди думали о том, насколько можно верить тому, что говорят им глаза.
Затем Флетчер тихо сказал:
— Пора обратно на борт, профессор. Дорога еще долгая. Мы только наполовину облетели вокруг света.
В следующие пять минут они проделали чуть ли не весь оставшийся путь и встретили восход маленького, но все так же слепящего Солнца. Сани скользили вверх по склону какого-то холмика, как вдруг Дрейкер заметил нечто совершенно невероятное. Всего в нескольких десятках метров — он уже неплохо научился определять расстояния — на угольно-черном ландшафте геолог увидел яркий цветовой всплеск.
— Стоп! — закричал он. — Что это?
Оба его спутника посмотрели в том направлении, куда он показывал, затем снова на него.
— Я лично ничего не вижу, — заявил капитан.
— Может быть, это остаточные зрительные ощущения, после того как вы слишком долго смотрели на Сатурн? Ваши глаза не адаптировались к дневному свету, — прибавил Флетчер.
— Вы что, ослепли?! Посмотрите!
— Давайте послушаемся этого беднягу, — сказал Флетчер. — Он может разбушеваться, а нам это ни к чему, правда же?
Он без видимых усилий развернул сани. Дрейкер продолжал сидеть в потрясенном молчании. Несколько секунд спустя изумление геолога сменилось крайним недоумением.
«Я схожу с ума», — подумал он.
В полуметре над безжизненной поверхностью Кали на изящном стебле красовался крупный золотой цветок.
Подчиняясь безумной логике, мысли Дрейкера мгновенно пронеслись в следующей последовательности:
1. «Я сплю».
2. «Как извиниться перед доктором Виджератне?»
3. «Вид у него не инопланетный».
4. «Почему я так плохо разбираюсь в ботанике?»
5. «Кто-то любезно привязал к нему идентификационную табличку».
— Подонки! На целую минуту я вам поверил! Это Рани придумала?
— Конечно, — засмеялся Сингх. — Но, как вы сами убедитесь, поздравительную открытку подписали мы все. А Сонни можете поблагодарить за такую прекрасную работу. Он сотворил его из кусочков бумаги и пластика, использовал все, что смог найти.
Они еще не отсмеялись, когда со своей необыкновенной находкой прибыли обратно на «Голиаф». Капитан Сингх отметил, что его люди были в гораздо лучшей форме, чем команда Магеллана, обошедшая вокруг своей планеты. Короткая вылазка позволила всем снять напряжение и на время забыть о своих грандиозных задачах.
Оно и к лучшему. Это была последняя возможность расслабиться, которая представилась им на Кали.
Шеф Астропола перевидал множество планет и городов, где жил человек, и считал, что удивляться уже не способен. Но сейчас, в своей роскошной женевской штаб-квартире, он смотрел на главного инспектора и не верил своим ушам.
— Вы уверены? — спросил шеф.
— Все сходится. Конечно, мы были настроены скептически. Вероотступники встречаются крайне редко, и нам показалось, что это может быть своеобразный розыгрыш. Но устройство глубокого сканирования мозга все подтвердило.
— Его нельзя обмануть? Мы имеем дело с профессионалами.
— Наши специалисты не хуже. Дополнительное расследование, проведенное на Деймосе, все доказывает. Мы знаем, кто это сделал. Разумеется, он находится под тщательным наблюдением.
— Когда предупреждение дойдет до них?
Главный инспектор взглянул на наручные часы, которые показывали время в двадцати часовых поясах трех планет.
— Оно уже получено. Но они сейчас по другую сторону от Солнца, и подтверждения от них мы дождемся только через час. Боюсь, что может оказаться уже поздно. Если все шло по расписанию, то пуск должен был произойти сорок минут назад. Мы ничего не можем сделать — только ждать.
— До сих пор не могу поверить. Для чего, ради всего святого, кому-то может понадобиться сделать такое?
— Именно так. Ради всего святого.
За тридцать минут до запуска двигателя «Голиаф» отошел от Кали, чтобы не попасть под реактивную струю «Атланта». Проверка всех систем прошла нормально. Теперь надо было подождать, пока вращение астероида повернет ускоритель масс до положения, необходимого для начала цикла толчков.
Капитан Сингх и его усталая команда не рассчитывали увидеть ничего зрелищного. Плазменная струя двигателя «Атланта» будет слишком горячей, чтобы создать хорошо видимое излучение. Только телеметрия подтвердит, что двигатель включен и что Кали больше не представляет собой безжалостную адскую машину, абсолютно неподвластную человеку.
«Интересно, многие ли из этих юнцов знают, что сама идея обратного отсчета была изобретена почти два века назад одним немецким кинорежиссером для первого космического фильма, основанного не на голой фантазии[24], — думал сэр Колин Дрейкер. — А теперь реальность копирует вымысел, и трудно представить космический полет, который начинался бы без того, чтобы человек или машина считали бы в обратном порядке».
Когда последовательность нулей на дисплее акселерометра начала меняться, раздались краткие одобрительные восклицания и приглушенный плеск аплодисментов. Главным ощущением на мостике было скорее облегчение, чем ликование. Кали подвинулась, но только чувствительные инструменты могли определить микроскопические изменения в ее скорости. Двигателю «Атланта» придется работать много дней и недель, прежде чем победа будет гарантирована. Из-за вращения Кали толчки можно было осуществлять лишь примерно десять процентов времени, а потом «Атлант» сдвинется с правильной оси. Непростая задача — управлять вращающимся летательным аппаратом, на котором закреплен двигатель.
Одна миллионная земной гравитации, две миллионных — огромная масса астероида начала хоть и лениво, но откликаться. Если бы кто-то стоял на Кали — насколько вообще можно это делать на Кали, — он, скорее всего, не заметил бы ни малейшей перемены, хотя мог почувствовать вибрацию под ногами и увидеть, что в космос улетают облачка пыли. Кали отряхивалась, как собака, только что терпеливо вынесшая мытье.
Потом, к всеобщему недоумению, цифры снова упали до нуля. Через несколько секунд раздались три одновременных сигнала тревоги.
Люди не обратили на них внимания. Поделать ничего было нельзя. Все глаза были устремлены на Кали и на двигатель «Атланта».
Огромные топливные цистерны раскрывались как цветы при замедленной съемке, выбрасывая наружу тысячи тонн реактивной массы, которые могли бы спасти Землю. Струи пара плыли над астероидом, застилая его изрытую кратерами поверхность стремительно тающей атмосферой.
После чего Кали неумолимо продолжила свой путь.
На первый взгляд это была элементарная задача по динамике. Масса Кали известна с точностью до одного процента, а скорость, которую она разовьет в момент встречи с Землей, вычислена до двенадцатого знака после запятой. Любой школьник умел рассчитать результирующую энергию и перевести ее в мегатонны взрывчатого вещества.
В результате получались недоступные воображению два миллиона миллионов тонн — цифра, которая оставалась бессмысленной, даже когда выражалась как миллиард бомб, уничтоживших Хиросиму. Главным неизвестным, от которого зависели миллионы жизней, была точка падения. Чем ближе к Земле подходила Кали, тем меньше становилась величина погрешности, но лишь за несколько дней до столкновения место катастрофы могло быть вычислено в пределах тысячи километров — оценка, по мнению многих, абсолютно бессмысленная.
Скорее всего, астероид должен был угодить в океан, поскольку три четверти поверхности Земли — это вода. Самые оптимистичные сценарии предрекали падение Кали в центре Тихого океана. В этом случае оставалось время эвакуировать население мелких островов до того, как их сметут с карты волны километровой высоты.
Конечно, если Кали попадет на сушу, то в пределах сотен километров надежды не останется ни для кого. Все живое будет мгновенно превращено в пар. Через несколько минут все здания в пределах континента будут снесены с лица земли ударной волной. Возможно, обрушатся даже подземные убежища. Разве что несколько уцелевших счастливчиков выкопаются наружу.
Но можно ли будет считать их счастливчиками? Газеты снова и снова повторяли вопрос, поднятый писателями двадцатого века по поводу термоядерной войны: «Не позавидуют ли живые мертвым?»
Вполне могло случиться и так. Отдаленные последствия столкновения окажутся губительней его непосредственного результата, поскольку небеса на месяцы, а то и годы почернеют от дыма. Почти вся растительность планеты да, наверное, и оставшийся животный мир не переживут нехватки солнечного света и дождя пополам с азотной кислотой, которая образуется, когда огненный болид сплавит в нижних слоях атмосферы мегатонны кислорода и азота.
Даже при наличии высоких технологий Земля может оказаться фактически непригодной для жилья на несколько десятилетий. Да и кому захочется жить на опустошенной планете? Единственным спасением был космос.
Но для всех, за исключением малого числа, этот путь был закрыт. Кораблей хватало лишь для перевозки не более чем малой толики человеческой расы на Луну, да и особого смысла в этом не было. Лунные поселения вряд ли могли принять больше нескольких сотен тысяч нежданных гостей.
Это уже произошло почти с четвертью триллиона человеческих существ, живших когда-либо. Теперь Земле предстояло стать не только колыбелью, но и могилой еще для очень многих.