Молот Господень

8 СЛУЧАЙНОСТЬ И ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ

Историю эту веками рассказывали на базарах Ирака. Она воистину грустна — посему не смейтесь.

Абдул Хасан был знаменитым ковроделом во времена правления великого халифа, который весьма восхищался его мастерством. Но однажды, когда мастер представлял свой товар при дворе, случилась страшная беда.

Абдул низко поклонился Гарун-аль-Рашиду и вдруг испортил воздух.

В ту ночь мастер закрыл свою мастерскую, нагрузил самые ценные свои ковры на верблюда и покинул Багдад. Многие годы, переменяя имена, но не ремесло, он скитался по землям Сирии, Персии и Ирака. Он преуспевал, но все время мучился тоской по дорогому его сердцу городу, в котором родился.

Он был уже стариком, когда наконец уверился, что все забыли его позор и можно без опаски вернуться домой. Уже спускалась ночь, когда его взору предстали минареты Багдада. Абдул решил отдохнуть на постоялом дворе, подвернувшемся по дороге, и утром войти в город.

Хозяин постоялого двора был разговорчив и дружелюбен, и Абдул с жадностью выпытывал у него все, что произошло за время его долгих скитаний.

Они оба смеялись над каким-то из дворцовых скандалов, когда Абдул спросил мимоходом:

— А когда это произошло?

Хозяин постоялого двора задумался и почесал в голове.

— Насчет даты неуверен — сказал он. — Но это было примерно через пять лет после того, как пукнул Абдул Хасан.

Так ковродел никогда не вернулся в Багдад.

Самые пустячные события могут в одночасье полностью изменить ход жизни человека. Иногда даже задним числом невозможно решить, была ли эта перемена к лучшему или к худшему. Кто знает, может, невольная провинность Абдула спасла ему жизнь. Останься мастер в Багдаде, он мог бы стать жертвой наемного убийцы или, что намного хуже, познал бы немилость калифа и вслед за тем — искусность его палачей.

Когда двадцатипятилетний слушатель Роберт Сингх перешел на последний семестр в Институте космической технологии имени Аристарха[6], обычно именовавшемся «Аритех», он рассмеялся бы, если бы ему сказали, что вскоре он станет участником Олимпийских игр. Как и все жители Луны, которые желали сохранить возможность возвращаться на Землю, он с религиозным рвением выполнял на аритеховской центрифуге упражнения для высокой гравитации. Хотя они были скучными, это время не вполне было потерянным, потому что значительную его часть Сингх был подключен к обучающим программам.

Но однажды его вызвал в кабинет декан инженерного факультета — достаточно необычное событие, чтобы заставить занервничать любого студента последнего курса. Но декан оказался в добром расположении духа, и Роберт расслабился.

— Мистер Сингх, ваша успеваемость удовлетворительна, хотя и не блестяща. Но говорить с вами я хочу не об этом. Возможно, вы этого не знаете, но, по медицинским данным, у вас на редкость хорошее соотношение массы тела и энергии. Поэтому мы бы хотели, чтобы вы начали подготовку к грядущим Олимпийским играм.

Сингх был поражен и не слишком рад. Его первой реакцией было спросить: «Где же я возьму время?» Но почти сразу же у него в мозгу промелькнула вторая мысль. На все огрехи в академической успеваемости декан мог преспокойно закрыть глаза, если они будут компенсированы спортивными достижениями. Такова была давняя и чтимая традиция.

— Благодарю вас, сэр. Я весьма польщен. Вероятно, мне придется переехать в Астрокупол.

Под трехкилометровой в диаметре крышей, воздвигнутой близ восточной стены кратера, названного именем Платона, помещалась крупнейшая на Луне воздушная площадка, которая стала популярным местом проведения полетов с применением физической силы человека. Несколько лет ходили разговоры о том, чтобы сделать их олимпийским видом спорта, но МОК не смог решить, крыльями или пропеллерами должны пользоваться участники. Сингха устроило бы и то и другое. Он опробовал оба метода, когда посещал комплекс Астрокупола.

Его ждал еще один сюрприз.

— Вам предстоит не летать, мистер Сингх. Вы побежите. На открытой лунной поверхности. Возможно, через Синус Иридум[7].

Фрейда Кэрролл пробыла на Луне всего несколько недель, и теперь, когда ощущение новизны поистерлось, ей хотелось обратно на Землю.

Во-первых, она не смогла привыкнуть к одной шестой земного тяготения. Некоторые приезжие так и не приспособились. Они либо прыгали как кенгуру, время от времени ударялись головой в потолок, но нисколько не продвигались вперед, либо осторожно шаркали ногами, делая паузу перед каждым следующим шагом. Неудивительно, что местные жители прозвали их земляными червями.

Как студент-геолог, Фрейда тоже была разочарована Луной. О нет, геологии — точнее, селенологии — там было предостаточно, чтобы для любого нашлось занятие на сотню жизней вперед. Но до интересных участков Луны добраться оказалось трудно. Нельзя было бродить с киркой и карманным масс-спектрометром, как на Земле. Приходилось надевать скафандры, которые Фрейда ненавидела, или сидеть в луноходе и следить за датчиками — что не лучше.

Фрейда надеялась, что бесконечные туннели и подземные сооружения Аритеха позволят увидеть срезы верхних ста метров Луны, но ей не повезло. Мощные лазеры, которыми проводилась экскавация, сплавили камень и реголит так, что образовалась безликая поверхность, гладкая как зеркало. Неудивительно, что в монотонной однообразности туннелей и коридоров легко было потеряться. Исследованиям, которыми увлекалась Фрейда на Земле, не способствовали сонмы табличек следующего содержания:

«Проход запрещен при любых ситуациях!»

«Только для роботов второго класса!»

«Закрыто для проведения ремонтных работ».

«Осторожно! Воздух непригоден для дыхания. Пользуйтесь респиратором».

В тот день она, как обычно, потерялась, толкнула дверь, за которой находился проход к главному подвальному отсеку номер три и протолкнулась в нее осторожно, но, как оказалось, недостаточно.

Почти сразу же в нее ударил крупный, стремительно движущийся объект. Она закрутилась и отлетела к стене широкого коридора, в который только что вошла. На секунду девушка полностью потеряла ориентацию, лишь через несколько секунд пришла в себя и проверила, все ли у нее цело.

Существо, которое, как могло показаться, сбежало со страниц старинного комикса, медленно приближалось к ней. Оно явно принадлежало к роду человеческому и было заключено в сверкающий серебряный костюм, облегающий тело так же плотно, как трико балетного танцовщика. Голову обладателя костюма скрывал шар, выглядевший непропорционально большим. В его зеркальной поверхности Фрейда видела лишь собственные искаженные очертания.

Она ждала объяснений или извинений, хотя, если подумать, ей и правда следовало быть поосторожнее. Фигура приблизилась к ней, умоляюще сложив руки.

Фрейда услышала приглушенный, едва различимый мужской голос:

— Я прошу прощения. Надеюсь, вы не пострадали. Я думал, сюда никто не заходит.

Фрейда попыталась что-нибудь разглядеть сквозь шлем, но он полностью скрывал лицо человека.

— По-моему, со мной все в порядке.

Голос из скафандра — а больше это ничем не могло быть, хотя Фрейда никогда не видела чего-то подобного — был не только пристыженным, но и довольно милым. Ее раздражение быстро испарилось.

— Надеюсь, что я вас не поранил и не повредил ваши инструменты.

Мистер Икс стоял теперь так близко, что его костюм почти касался ее, и Фрейда поняла, что незнакомец внимательно ее изучает. Ей казалось несправедливым, что он ее видит, а она не имеет ни малейшего представления о том, каков из себя этот человек. Она вдруг поймала себя на том, что ей очень хочется это узнать.

Через несколько часов в кафе Аритеха она не была разочарована. Боб Сингх, кажется, все еще испытывал неловкость от случившегося, хотя и не совсем по той причине, о которой можно было догадываться. Как только Фрейда уверила его в том, что она, вполне вероятно, останется в живых, он перешел к теме, которая явно была более животрепещущей.

— Мы еще работаем над костюмом, — объяснил Роберт. — Проводим испытания системы жизнеобеспечения в помещении, там безопасно! На следующей неделе, если все получится, мы опробуем его по поверхности. Но есть проблема с… гм… с информационной безопасностью. Среди участников явно будет колледж «Клавий», люди из Циолковского с обратной стороны Луны тоже подумывают. Еще Массачусетский технологический, Калифорнийский и Гагаринский, но их всерьез никто не рассматривает. У них нет ноу-хау. Да и не могут они на Земле тренироваться в нужных условиях.

Интерес Фрейды к легкой атлетике почти равнялся нулю, но ее отношение к этой теме быстро теплело. Если не к ней, то, по крайней мере, к Роберту Сингху.

— Ты боишься, что кто-то позаимствует модель твоего костюма?

— Именно. Если она получилась настолько удачной, насколько нам кажется, то это может вызвать революцию в снаряжении для работы в открытом космосе — по крайней мере, для краткосрочных выходов. Мы хотим, чтобы лавры достались Аритеху. Больше ста лет прошло, а скафандры до сих пор неуклюжие и неудобные. Знаешь, есть такая старая шутка: «Я этого даже под пистолетом не надену».

Шутка была и вправду старая, но Фрейда старательно посмеялась, затем посерьезнела, глянула своему новому другу прямо в глаза и сказала:

— Надеюсь, что тебе ничего не грозит.

Именно тогда она поняла, что влюбилась, всего лишь второй или третий раз в жизни.

Декан факультета, и так уже пребывавший в несколько упадническом настроении, поскольку его шпиона в МТИ только что торжественно сбросили в реку Чарльз, не слишком обрадовался появлению у Роберта Сингха новой соседки по комнате.

— Я позабочусь, чтобы не меньше чем за три дня до забега ее отправили в полевую экспедицию, — пригрозил он, но, по здравом размышлении, смягчился.

На выступление спортсмена психологические факторы оказывают столь же важное влияние, сколь и физиологические.

Было решено не изгонять Фрейду перед марафоном.

9 ЗАЛИВ РАДУГИ

Изящный изгиб Залива Радуги — одно из самых живописных образований лунного рельефа. Он представляет собой уцелевшую половину типичной чаши кратера диаметром в три сотни километров, вся северная стена которой три миллиарда лет назад была смыта потоком лавы, хлынувшим от Моря Дождей. Оставшийся полукруг, который лаве пробить не удалось, с западной стороны заканчивается Мысом Гераклида — группой холмов километровой высоты, которая в определенные времена создает недолговечную и прекрасную иллюзию. Когда Луне десять дней от роду и она нарастает, приближаясь к полнолунию, Мыс Гераклида приветствует восход и даже в самых мелких телескопах Земли на несколько часов предстает в виде профиля юной девушки со струящимися к западу волосами. Потом, когда Солнце поднимается выше, рисунок теней меняется, и лунная дева исчезает.

Но сейчас, когда у подножия мыса собрались участники первого лунного марафона, Солнца не было. Стояла почти полночь по местному времени. Полная Земля спустилась до середины южной части неба, все вокруг заливая голубым электрическим сиянием, в пятьдесят раз более ярким, чем отбрасывает на нее саму круглая Луна. Оно затмило даже звезды на небе. Лишь низко на западе, если хорошенько поискать, слабо виднелся Юпитер.

Роберту Сингху еще не доводилось предстать перед публикой, тем не менее осознание того, что обитатели трех планет и десятка искусственных спутников смотрят на него, не слишком-то заставляло парня нервничать. Двадцать четыре часа назад он сказал Фрейде, что полностью уверен в прекрасной работе всего своего оборудования.

— Ну, это ты только что продемонстрировал, — расслабленно промурлыкала она.

— Спасибо. Но я обещал декану, что до забега — больше ни разу.

— Да брось! Правда?

— Не то чтобы обещал. Это было, скажем так, негласное джентльменское соглашение.

Фрейда стала вдруг очень серьезна.

— Надеюсь, конечно, что ты выиграешь, но еще больше переживаю насчет какого-нибудь сбоя. У тебя не оставалось времени на то, чтобы испытать скафандр как следует.

Это была совершенная правда, но Сингх не стал волновать Фрейду, признаваясь в этом. Даже если и случится отказ систем — это всегда возможно, сколько бы предварительных испытаний ни проводилось, — то никакой реальной опасности нет. Их сопровождала небольшая армада лунных вездеходов. Это были машины наблюдения с представителями прессы, лунные джипы с группами поддержки и тренерами. Самое главное состояло в том, что бригады «скорой помощи» с рекомпрессионной камерой будут постоянно находиться на расстоянии не более нескольких сотен метров.

Пока его снаряжали в вагончике Аритеха, Сингх размышлял, кого из участников состязаний придется спасать первым. Почти все они познакомились друг с другом всего несколько часов назад и обменялись обычными неискренними пожеланиями удачи. Изначально было одиннадцать заявившихся, но четверо выбыли. Остались представители Аритеха, «Клавий индастриз», колледжей Гагарина, Циолковского, Годдарда, Калтеха и МТИ. Бегун из Массачусетского технологического, темная лошадка по имени Роберт Стил, еще не прибыл и должен был быть дисквалифицирован, если не появится в ближайшие десять минут. Это могла оказаться продуманная хитрость, чтобы внести в соревнование сумятицу или не допустить слишком тщательного осмотра космического снаряжения спортсмена, хотя на этом этапе подобные ухищрения вряд ли уже могли на что-то повлиять.

— Как дышится? — спросил Сингха тренер, когда шлем загерметизировали.

— Нормально.

— Сейчас ты не напрягаешься. Если тебе будет нужно, то регулятор может увеличить приток кислорода до десяти раз. А теперь пошли в шлюз, проверим твою подвижность…

— Только что прибыла команда из МТИ, — объявил по трансляции наблюдатель от Межпланетного олимпийского комитета. — Марафон начнется через пятнадцать минут.

— Прошу подтвердить работу всех систем, — прошуршал в ухе у Роберта Сингха голос судьи. — Номер первый?

— О'кей.

— Номер второй?

— Да.

— Номер третий?

— В порядке.

Но от номера четвертого из Калтеха ответа не последовало. Он очень неуклюже ковылял в сторону, уходя с линии старта.

«Нас остается всего шестеро», — подумал Сингх, ощутив мимолетный прилив сочувствия.

Не везет же! Прилететь с самой Земли и в самый последний момент нарваться на отказ оборудования! Но там у них проведение полноценных испытаний было невозможно, не нашлось бы ни одного симулятора необходимых размеров. Здесь же достаточно было всего лишь выйти из шлюза, и в твоем распоряжении столько вакуума, что всем хватит.

— Начинаю отсчет. Десять, девять, восемь…

Это соревнование было не из тех, что можно выиграть или проиграть на стартовой линии. Сингх чуть выждал после слова «ноль», тщательно выверил угол старта и только тогда совершил толчок.

Расчетами занимались многие математики. Почти целая миллисекунда машинного времени аритеховского компьютера была уделена этой проблеме. Вшестеро меньшая сила тяжести на Луне являлась наиболее важным, но далеко не единственным фактором. Плотность скафандра, оптимальная величина потребления кислорода, тепловые нагрузки, усталость — все это пришлось учесть. Но прежде надо было решить давний спор, уходящий к временам появления первых людей на Луне. Что лучше — подскакивать или делать длинные прыжки?

То и другое годилось вполне неплохо, но прецедента тому, что он пытался проделать сейчас, еще не бывало. До сегодняшнего дня все космические скафандры являлись громоздкими агрегатами. Они ограничивали подвижность, добавляли человеку столько массы, что требовалось приложить усилие не только для того, чтобы начать двигаться, но и при остановке, иногда не меньшее. Эта конструкция была совершенно иной.

Роберт Сингх пытался объяснить различия, не выдавая коммерческой тайны, во время одного из непременных интервью перед забегом.

— Как нам удалось сделать его таким легким? — отвечал он на первый вопрос. — Прежде всего скажу, что скафандр не приспособлен для использования в дневное время.

— Почему это так важно?

— Ему не требуется система теплоизоляции. Солнце может обрушить на вас больше киловатта. Вот почему мы бежим ночью.

— А-а. У меня возникал этот вопрос. Но вы не рискуете слишком замерзнуть? Разве лунной ночью не холодает до пары сотен градусов ниже нуля?

Сингху удалось не улыбнуться, когда он услышал этот простодушный вопрос.

— Ваше тело вырабатывает все необходимое вам тепло, даже на Луне. А если вы бежите марафон, то гораздо больше, чем вам необходимо.

— Но сможете ли вы бежать, спеленатый как мумия?

— Подождите, сами увидите!

Находясь под надежной защитой студии, он говорил довольно уверенно. Теперь же, когда он стоял на безжизненной лунной равнине, фраза «как мумия» припомнилась ему и никак не хотела уходить. Сравнение было не самое жизнеутверждающее.

Сингх утешал себя мыслью, что оно не вполне точное. Он был не запеленат в бинты, а упакован в два облегающих костюма — один активный, другой пассивный. Внутренний, сшитый из хлопка, охватывал его от шеи до лодыжек и содержал в себе компактную сеть узких пористых трубок, которые должны были отводить пот и лишнее тепло. Поверх него был надет прочный, но очень гибкий защитный внешний костюм, сделанный из эластичного материала и пристегивавшийся к шлему уплотнительным кольцом, что давало обзор в сто восемьдесят градусов. Когда Сингх спросил: «Почему не круговую видимость?», ему жестко ответили: «Когда бежишь — не оглядывайся».

Теперь настал момент истины. Он спружинил обеими ногами сразу и вытолкнул себя вверх под малым углом, намеренно стараясь тратить как можно меньше сил. Через две секунды Роберт достиг высшей точки своей траектории и двигался параллельно лунной поверхности, метрах в четырех над нею. На Земле, где прыжки в высоту на полвека застряли на отметке чуть ниже трех метров, это стало бы новым рекордом.

На мгновение время замедлилось и едва ползло. Сингх видел бескрайнюю сверкающую равнину, тянущуюся до непрерывной изогнутой линии горизонта. Земной свет, косо падавший из-за правого плеча, создавал необыкновенную иллюзию того, что Синус Иридум покрыт снегом. Все остальные бегуны шли впереди, некоторые поднимались, некоторые падали, каждый по своей пологой параболе. Было ясно, что один из них снижается вперед головой. Хорошо, сам Сингх не допустил такого досадного просчета.

Он приземлился на ноги, взметнув облачко пыли. Позволив силе инерции увлечь его вперед, Роберт дождался, пока тело восстановит прямой угол, и тогда снова взмыл вверх.

Секрет лунных забегов, как быстро обнаружил Сингх, состоял в том, чтобы не подпрыгивать чересчур высоко и не приземляться потом по слишком крутой траектории, теряя энергию при ударе о поверхность. Он поупражнялся несколько минут, нащупал нужный компромисс и вышел на равномерный ритм. При таком однообразном рельефе местности невозможно было понять, насколько быстро двигался Роберт, но он проделал уже больше половины пути до первой километровой отметки.

Что еще важнее, Сингх догнал остальных. На расстоянии ста метров за ним никого не было. Вопреки совету не оглядываться, он мог позволить себе роскошь следить за ходом состязания. Роберт обнаружил, что сейчас в забеге помимо него осталось всего три участника, и ничуть не удивился.

— Тут становится одиноко, — сказал он. — Что случилось?

Канал связи, по идее, считался конфиденциальным, но Сингх сомневался в том, что так оно и есть. Остальные команды и пресса наверняка отслеживали его.

— У Годдарда обнаружилась скрытая неполадка. А ты как?

— Состояние семь.

Любой, кто подслушивал этот разговор, мог бы легко догадаться, что это означает. Ну да ладно. Семь считалось счастливым числом, и Сингх надеялся, что сможет использовать его и дальше, вплоть до конца забега.

— Только что прошли один километр, — сказал голос у него в ухе. — Время от начала забега — четыре минуты десять секунд. Номер два — в пятидесяти метрах за тобой, держит дистанцию.

«Надо бы постараться, — подумал Сингх. — Километр за четыре минуты сделает кто угодно, даже на Земле. Но это я еще не приноровился».

На втором километре он взял ровный, удобный ритм и покрыл эту дистанцию чуть меньше чем за четыре минуты. Если он сможет продолжать в том же духе, хотя это, конечно, невероятно, то к финишной черте выйдет примерно через три часа. Никто не знал наверняка, сколько времени займет на Луне прохождение традиционных сорока двух километров марафона. Предположения варьировались от крайне оптимистичных двух часов до десяти. Сингх надеялся уложиться в пять.

Скафандр, похоже, работал так, как и было обещано. Он не слишком сковывал движения, а регулятор подачи кислорода успешно справлялся с требованиями, которые предъявляли ему легкие. Сингху начало нравиться такое занятие. Это был не просто забег, а нечто неизведанное для всего человечества, открытие совершенно новых горизонтов в спорте, возможно, много где еще.

Через пятьдесят минут, на десятикилометровой отметке, Сингх получил сообщение с поздравлениями:

— Отлично идешь. У нас выбыл еще один, из колледжа Циолковского.

— А с ним что такое?

— Неважно. Потом расскажу. Ничего страшного.

Роберт мог попробовать догадаться. Когда-то в первые дни тренировок его чуть не стошнило в скафандре. Дело было нешуточное, поскольку все могло закончиться весьма неприятной смертью. Он помнил отвратительное холодное и липкое ощущение, предшествовавшее приступу, которое он снял, увеличив приток кислорода и подкрутив термостат скафандра. Сингх так и не понял, что вызвало эти симптомы. Возможно, это были нервы, или же он что-то не то съел за обедом, безвкусным, высококалорийным, но с пониженным выделением шлаков, поскольку лишь немногие скафандры были оборудованы полным набором санитарных удобств.

Тщательно стараясь отвлечься от этого малоперспективного направления мыслей, Сингх вызвал тренера:

— Если все будет продолжаться так же, то финишировать я могу пешком. Уже трое сошли, а мы едва начали.

— Не надо излишней самонадеянности, Боб. Вспомни про черепаху и зайца[8].

— Никогда о них не слышал. Но я понял, о чем ты.

На пятнадцатикилометровой отметке он уразумел это еще отчетливее. Уже некоторое время Роберт чувствовал, что у него все сильнее и сильнее сводит левую ногу, становилось сложнее сгибать ее при приземлении, и последующий ваяет все чаще оказывался кривым. Сингх явно уставал, но этого надо было ожидать. Сам скафандр по-прежнему функционировал прекрасно, так что вряд ли произошло что-то серьезное. Может быть, стоило остановиться и немного отдохнуть. Правила этого не запрещали.

Сингх остановился и оглядел окрестности. С момента старта почти ничего не изменилось, разве что на востоке пики Гераклида казались теперь чуть ниже. Эскорт лунных джипов, машин «скорой помощи» и транспорт для зрителей по-прежнему почтительно держались на некотором отдалении позади бегунов, число которых сократилось сейчас всего до трех.

Сингх не удивился, что парень из «Клавий индастриз», еще один участник лунного марафона, пока не сошел с дистанции. Неожиданным было другое — результаты, которые демонстрировал земляной червяк из МТИ. Роберт Стил — какое странное совпадение, у них было одинаковое имя и инициалы — шел даже впереди спортсмена из «Клавия». Но ведь он не мог тренироваться в режиме реальных условий — или инженеры МТИ знали что-то такое, чего не ведали местные спецы?

— У тебя все в порядке, Боб? — тревожно спросил тренер.

— Пока все еще семерка. Просто отдыхаю. Но меня удивляет представитель МТИ. Отлично идет.

— Для землянина — да. Но помни, что я тебе говорил. Не оглядывайся! Мы за ним проследим.

Сингх был озабочен, но не испытывал никакой паники. Он наскоро проделал несколько упражнений, выполнить которые в традиционном скафандре оказалось бы абсолютно невозможным. Роберт даже лег в мягкий реголит, верхний слой лунной почвы, взрыхленный целыми эпохами метеоритной бомбардировки, и несколько минут энергично «покрутил педали», словно на велосипеде. Он надеялся, что зрители оценят этот номер, впервые исполнявшийся на Луне.

Роберт снова встал на ноги, не смог удержаться и украдкой бросил взгляд назад. Парень из «Клавий индастриз» двигался в добрых трех сотнях метров позади и шатался из стороны в сторону, что явно выдавало усталость.

«У твоего-то скафандра конструкторы похуже моих будут, — мысленно произнес Сингх. — Сдается мне, я вряд ли буду долго наслаждаться твоим обществом».

Сказать то же о мистере Роберте из МТИ было, конечно же, нельзя. Судя по всему, он приближался.

Сингх решил сменить способ передвижения, задействовать другую группу мышц и сократить риск заработать судороги. Об этой опасности тренер тоже предупреждал его. Прыжок кенгуру был эффективен и быстр, но широкий скачковый шаг — удобнее и не столь утомителен, просто потому, что более естествен.

Однако на отметке двадцать километров он снова вернулся к стилю кенгуру, чтобы все мышцы находились в равных условиях. Кроме того, ему захотелось пить, и он высосал несколько миллилитров фруктового сока из специальной трубочки, весьма предусмотрительно встроенной в шлем.

Ему оставалось пройти двадцать два километра. Сейчас забег продолжал всего один соперник. Представитель «Клавий индастриз» наконец сдался. В этом первом лунном марафоне бронзовых призеров не будет. Он стал прямым противостоянием Луны и Земли.

— Мои поздравления, Боб, — усмехнулся тренер через несколько километров. — Ты только что совершил две тысячи гигантских скачков для всего человечества[9]. Нил Армстронг гордился бы тобой.

— Не верю, что ты их считал, но все равно приятно. У меня проблемка.

— Какая?

— Смешно сказать — ноги мерзнут.

Пауза была такой долгой, что он повторил жалобу.

— Я тут уточняю, Боб. Уверен, что можно не волноваться.

— Надеюсь.

Дело и вправду казалось пустяковым, но в космосе мелочей не бывает. Последние десять-пятнадцать минут Сингх испытывал легкий дискомфорт. Ему казалось, что он идет по снегу в туфлях или ботинках, которые не защищают от холода, и становилось все хуже и хуже.

Никакого снега в Заливе Радуги, разумеется, не было, хотя земной свет часто создавал такую иллюзию. Но местными ночами реголит здесь становился намного холоднее, чем снег антарктической зимы, — градусов на сто, не меньше.

Это не должно было иметь значения. Реголит очень плохо проводит тепло, и защитного слоя на обуви должно было вполне хватать для защиты. Очевидно, материал со своей задачей не справлялся.

Внутри шлема послышалось неловкое покашливание.

— Извини, Боб. Наверное, подошвы у ботинок надо было делать потолще.

— Да уж, пожалуй. Ладно, я потерплю.

Через двадцать минут он уже не был так уверен в этом. Дискомфорт начал нарастать, превращаясь в боль, ноги стали заледеневать. Сингх никогда не жил в по-настоящему холодном климате, и это ощущение было для него внове. Он не знал, как с ним поступать и когда симптомы могут стать опасными. Кажется, полярные исследователи порой теряли большие пальцы на ногах или даже вообще целые конечности? Это повлекло бы за собой не только неприятные ощущения, но и потерю времени в палате регенерации. Чтобы отрастить ступню, требовалась целая неделя.

— Что случилось? — тревожно спросил тренер. — По-моему, у тебя какие-то затруднения.

Это были вовсе не какие-то там затруднения, а мучительная боль. Ему требовалась вся сила воли, чтобы не вскрикивать каждый раз, как он касался поверхности и вспарывал мерзкую грязь, которая высасывала из него жизнь.

— Мне нужно несколько минут отдохнуть и подумать.

Сингх осторожно опустился на мягко подавшуюся почву, опасаясь, что холод мгновенно пронзит верхнюю часть его костюма. Но стужи совсем не чувствовалось, и он расслабился. На несколько минут Роберт, скорее всего, был в безопасности, а если Луна попытается заморозить его тело, то он сто раз это почувствует.

Сингх поднял ноги и согнул пальцы. По крайней мере, он их чувствовал, командам они подчинялись.

Что же, газетчики в машине наблюдения, должно быть, подумают, будто он сошел с ума или исполняет какой-то неведомый религиозный ритуал, демонстрируя подошвы звездам. Интересно, что сейчас эти люди рассказывают своей обширной аудитории?

Ему уже стало чуть приятнее. Теперь, когда Роберт не соприкасался с поверхностью, кровообращение перекрывало потерю тепла. Но то ли это была игра воображения, то ли и впрямь он начал чувствовать легкий холодок в пояснице?

Внезапно его поразила другая тревожная мысль.

«Я грею ноги в ночном небе — в самой Вселенной. Как известно каждому школьнику, там на три градуса выше абсолютного нуля. По сравнению с этим реголит горячее кипятка. Так правильно ли я делаю? Ноги у меня явно не проигрывают в этой схватке с вселенским поглотителем тепла».

Почти распластавшись на поверхности Залива Радуги, держа ноги под нелепым углом к едва различимым звездам и сверкающей Земле, Роберт Сингх размышлял над этой задачкой по физике. Слишком много факторов было задействовано, чтобы ответ оказался простым, но этот в первом приближении сойдет…

Вопрос был в том, что сильнее: потеря тепла или его выработка. Материал этих космических ботинок первое осуществлял слишком хорошо. Если они находились в физическом контакте с лунным реголитом, то его тело теряло тепло быстрее, чем он его производил. Но когда они излучали энергию в пустое небо, ситуация была обратной. К счастью для Сингха.

— Парень из МТИ догоняет, Боб. Вставай-ка.

Сингх не мог не восхититься своим настойчивым преследователем. Тот заслуживал серебра.

«Но черта с два я позволю ему выиграть золото. Значит, встали и пошли. Всего десять километров, где-то пара тысяч прыжков».

Первые три или четыре километра были еще ничего, но потом его снова начал пробирать холод. Сингх знал, что если он еще раз остановится, то дальше идти не сможет. Ему оставалось лишь стиснуть зубы и убедить себя в том, что боль — это всего лишь иллюзия, которую можно отогнать усилием воли. Где же это он видел отличный пример? Роберт одолел еще один мучительный километр, пока нащупал в памяти эту картину.

Много лет назад он видел вековой давности видеозапись хождения по огню, исполненного во время какой-то религиозной церемонии на Земле. Вырыта была длинная яма, ее наполнили углями, раскаленными докрасна. Верующие проходили ее из конца в конец босыми ногами, настолько невозмутимо, как если бы расхаживали по песку. Пусть это и не доказывало могущества некоего божества, но являлось потрясающей демонстрацией храбрости и веры в себя. Роберт, конечно же, сможет сделать точно так же. Сейчас ему так легко было вообразить, что он идет по огню…

Хождение по углям на Луне! Не удержавшись, он рассмеялся от самой этой мысли, и на мгновение боль почти исчезла. Стало быть, идея первичности ума над материей работает — по крайней мере несколько секунд.

— Остается всего пять километров. Отлично идешь, но парень из МТИ нагоняет. Не расслабляйся.

Ничего себе! Да Сингх мечтал об этом. Гложущая боль в ногах пересиливала все остальные ощущения. Он фактически не замечал нарастающей усталости, но двигаться вперед становилось все труднее и труднее. Роберт отказался от идеи передвигаться прыжками и, в качестве промежуточного варианта, перешел на медленный, размашистый шаг, который на Земле выглядел бы достаточно внушительно, но на Луне был жалок.

За три километра он был готов все бросить и вызвать «скорую». Может быть, спасать ноги уже слишком поздно? Потом, как только Сингх почувствовал, что дошел до предела, он заметил то, что наверняка увидел бы и раньше, не будь все его мысли сосредоточены на оставшейся дистанции.

Далекий горизонт уже не представлял собой идеально прямую линию, отделяющую сверкающий пейзаж от черной ночи космоса: Сингх приближался к западным пределам Залива Радуги. Над изгибом поверхности Луны поднялись мягко скругленные вершины Мыса Лапласа. Эта картина и понимание того, что он собственными усилиями добрался до этих гор, вызвали у него последний прилив сил.

Во Вселенной уже не существовало ничего другого, кроме финишной черты. Сингх был всего в нескольких метрах от нее, когда упорный противник рванулся вперед, без видимых усилий увеличил скорость и обошел его.

Когда Роберт Сингх пришел в сознание, он лежал в машине «скорой помощи». Все тело у него ныло, но острой боли не было.

— Некоторое время много ходить тебе не придется, — услышал он голос, доносившийся словно бы с расстояния в несколько световых лет. — Самый серьезный случай обморожения, который я когда-либо видел. Но я ввел местное обезболивающее. Новый комплект ног тебе покупать не придется.

Это известие до некоторой степени утешало парня, но едва ли компенсировало горечь понимания того, что он проиграл, невзирая на все свои старания, когда победа, казалось, совсем рядом. Кто это сказал: «Победить — не самое главное, это единственное, что имеет значение»? Сингх даже не был уверен в том, что пойдет забирать свою серебряную медаль.

— Пульс у тебя снова в норме. Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно.

— Тогда это поможет тебя подбодрить. Ты готов к приятному потрясению?

— Попробуйте.

— Ты — победитель! Нет, не надо вставать!

— Что?.. Как это?!

— МОК рвет и мечет, а ребята из МТИ ржут как ненормальные. Как только забег окончился, они признались, что их Роберт — на самом деле робот, антропоморф общего назначения, класс девять. Ничего удивительного, что он… что эта штука пришла к финишу первой! Так что твое выступление становится еще более потрясающим. Поздравления текут рекой. Хочешь или нет, но ты знаменит.

Слава продлилась недолго, но эта золотая медаль до конца жизни числилась у Роберта Сингха среди самых ценных его вещей. Хотя только после Третьих Лунных Олимпийских игр, восемь лет спустя, он осознал, чему положил начало. К тому времени космические медики позаимствовали у глубоководных ныряльщиков технику жидкостного дыхания и начали заполнять легкие участников жидкостью, насыщенной кислородом.

Победитель первого лунного марафона вместе с остальными представителями рода человеческого, рассеявшимися по Вселенной, с благоговейным восторгом наблюдал, как неуязвимый для вакуума Карл Грегориос совершил свой рекордный двухминутный рывок в забеге на один километр по Заливу Радуги. Он выступал обнаженным, как его греческие предки на самых первых Олимпийских играх три тысячи лет назад.

10 МАШИНА ДЛЯ ЖИЛЬЯ

После окончания Аритеха с подозрительно высокими оценками астроспециалист Роберт Сингх без труда получил должность помощника инженера по силовым установкам на одном из регулярных шаттлов Земля — Луна. По какой-то ныне забытой причине эти корабли были прозваны молоковозами. Эта должность вполне его устраивала, поскольку, к своему удивлению, Фрейда обнаружила, что Луна — все-таки место интересное. Она решила провести там несколько лет, занимаясь лунным аналогом золотой лихорадки, которая некогда разразилась на Земле. Но то, что долго искали на Луне старатели, обладало несравненно большей ценностью, чем обыкновенный, по нынешним временам, металл.

Это была вода, если точнее — лед. Бессчетные тысячелетия метеоритной бомбардировки и вулканической деятельности, которая, временами активизируясь, вывернула наизнанку верхние слои Луны толщиной в несколько сотен метров, давно уже уничтожили все остатки воды, будь то вода жидкая, твердая или газообразная. Все же оставалась надежда на то, что глубоко под землей, около полюсов, где температура всегда намного ниже точки замерзания, могут находиться слои ископаемого льда, оставшегося с тех времен, когда Луна еще только сформировалась из первичных осколков Солнечной системы.

Почти все селенологи полагали, что это голая фантазия, но имелось предостаточно заманчивых свидетельств, чтобы поддерживать эту мечту на плаву. Фрейде посчастливилось быть одним из членов экспедиции, обнаружившей первую из ледяных шахт Южного полюса. Это открытие не только обещало коренным образом преобразить экономику Луны, но и оказало непосредственный и крайне благотворный эффект на экономику семьи Сингх-Кэрролл. Теперь им хватало общих средств, чтобы взять в аренду фуллеровский дом и жить в любом месте на Земле, где им заблагорассудится.

На Земле… Они по-прежнему рассчитывали провести немалую часть жизни где-нибудь еще, но им хотелось иметь сына. Если бы он родился на Луне, то ему не хватило бы физических сил для посещения родной планеты своих родителей. Но если бы ребенок был выношен в условиях земной силы тяготения, то это, напротив, дало бы ему свободу передвигаться по всей Солнечной системе.

Они также согласились, что первым месторасположением их дома будет Аризонская пустыня. Пусть сейчас в ней становилось довольно многолюдно, но по-прежнему оставалось множество нетронутых геологических красот, по которым могла полазать Фрейда. Еще эта пустыня очень близко походила на Марс, который оба они были намерены рано или поздно посетить, пока его не изгадили, как выражалась Фрейда, лишь наполовину иронизируя.

Куда более тяжелой задачей было решить, какую модель жилища выбрать из множества предлагающихся. Эти дома, названные в честь великого инженера-архитектора двадцатого века Бакминстера Фуллера, конструировались с использованием технологий, о которых он мечтал, но до появления их не дожил. Они могли практически автономно обеспечивать существование своих обитателей почти неограниченное время.

Энергию вырабатывал стокиловаттный герметично закрытый термоядерный реактор, который раз в несколько лет требовал заправки обогащенной водой. Такого скромного количества энергии вполне хватало практически для любого грамотно спроектированного дома, а постоянный ток напряжением в девяносто шесть вольт мог послужить причиной смерти только для очень упорного самоубийцы.

Технически мыслящим клиентам, которые спрашивали: «Почему именно девяносто шесть вольт?», сотрудники консорциума «Фуллер» терпеливо объясняли, что инженеры — рабы привычки. Всего пару столетий назад стандартными были системы, рассчитанные на двенадцать и двадцать четыре вольта. Мол, арифметика оказалась бы гораздо легче, если бы у человека было не десять пальцев, а двенадцать.

Потребовалось почти целое столетие на то, чтобы получил широкое общественное признание наиболее спорный элемент устройства такого дома — система переработки пищи. Без сомнения, в начале эры земледелия охотникам и собирателям понадобилось еще больше времени, чтобы побороть отвращение при мысли о том, что надо разбрасывать фекалии животных над своей будущей едой. В течение тысяч лет прагматичные китайцы, зашедшие еще дальше, использовали для удобрения своих рисовых полей собственные испражнения.

Среди предрассудков и табу, управляющих человеческим поведением, самыми мощными являются те, которые относятся к еде. Зачастую для их преодоления логики бывает недостаточно. Одно дело — перерабатывать экскременты на открытом воздухе, в полях, с помощью чистого солнечного света, и совсем другое — проделывать это у себя в доме при помощи таинственных электрических приспособлений. Спецы из консорциума «Фуллер» долгое время тщетно доказывали, что даже сам Господь Бог не может отличить один атом углерода от другого. Большинство простых граждан были убеждены, что они — могут.

В конце концов экономика одержала верх, как это обычно и бывает. Избавиться от необходимости думать о счетах за продукты, иметь в своем распоряжении практически неограниченный набор меню, хранящийся в памяти домашнего Кибермозга, — этому искушению не поддавались лишь немногие. Все остававшиеся сомнения разрешил изумительно простой, но эффективный метод. В качестве дополнительного элемента комплектации в поставку мог быть включен маленький садик. Хотя система переработки преспокойно работала и без него, вид прекрасных цветов, поворачивающихся к солнцу, помогал успокоить многие капризные желудки.

У фуллеровского дома, который Фрейда и Роберт лишь арендовали, потому как консорциум никогда не продавал свою продукцию, было всего два предыдущих владельца. Гарантия нормальной работы основных систем составляла пятнадцать лет. К тому времени им потребуется новая модель, достаточно просторная, чтобы вместить в себя еще и одного энергичного подростка.

Почему-то они так и не собрались запросить у Кибермозга традиционные приветствия, оставленные предыдущими обитателями. Мысли и мечты супругов были устремлены в будущее. Подобно всем молодым парам, они считали его бесконечным.

11 ПРОЩАНИЕ С ЗЕМЛЕЙ

Тоби Кэрролл Сингх родился в Аризоне, как и планировали его родители. Роберт продолжал служить на шаттле Земля — Луна, поднялся до должности старшего инженера и даже отказался от возможности поехать на Марс, потому что не хотел по нескольку месяцев быть вдалеке от своего новорожденного сына.

Фрейда оставалась на Земле и даже редко покидала Американское Содружество. Она перестала ездить в полевые экспедиции, но могла все так же активно продолжать исследования, да еще и в более комфортной обстановке, при помощи банков данных и спутниковых видеозаписей. К тому времени стало уже избитой шуткой, что геология больше не считается профессией для крепких мужиков, поскольку молоток заменили программы обработки изображений.

Тоби было три года, когда родители решили, что послушных роботов в качестве товарищей для игр ему недостаточно. Напрашивающимся решением было завести собаку, и они уже почти приобрели генетически модифицированного скотчтерьера с уровнем интеллекта в сто двадцать баллов по кинологической шкале, когда стали появляться первые детеныши мини-тигра. Это была любовь с первого взгляда.

Бенгальский тигр — самая прекрасная из всех больших кошек, возможно, и вообще из всех млекопитающих. К началу двадцать первого века из естественной среды обитания он исчез. Но несколько сотен этих великолепных животных по-прежнему вели беззаботную жизнь в зоопарках и заповедниках. Даже если бы и эти тигры вымерли до единого, их ДНК был уже, разумеется, полностью расшифрован. Создать их заново оказалось бы довольно несложной задачей.

Тигретта была одним из побочных продуктов этого проекта генной инженерии. По всем признакам, она была прекрасным представителем своего вида, но даже во взрослом возрасте должна была достигнуть веса всего в тридцать килограммов. По характеру, тоже тщательно спроектированному, животное напоминало ласковую игривую кошку.

Сингх не уставал наблюдать, как она подкрадывается к маленьким роботам-уборщикам, явно считая их животными, изучать которых надо весьма осторожно, поскольку палитру их запахов в своей наследственной памяти ей отыскать не удавалось. Роботы, со своей стороны, не знали, как к ней относиться. Временами, когда она спала, они принимали ее за коврик и пытались пропылесосить, что приводило к уморительным результатам.

Подобная возможность выпадала им нечасто, потому что мини-тигренок обычно спал в кровати у Тоби. Фрейда поначалу возражала по соображениям гигиены, пока не обратила внимания, насколько больше времени посвящает зверушка уходу за собой, чем Тоби — краткому контакту с водой и мылом. Если в дом и могла проникнуть инфекция, то ее причина заключалась бы вовсе не в том, чего так опасалась Фрейда.

Тигретта была чуть меньше взрослого домашнего кота, когда появилась в доме, но она быстро подчинила его себе. Вскоре Роберт начал полушутя жаловаться, что Тоби уже не замечает, когда папа летает в космосе.

Возможно, именно появлением Тигретты было вызвало еще одно изменение. Фрейду всегда притягивал континент ее предков, и она бережно хранила потрепанную книгу Алекса Хейли «Корни»[10], которая передавалась в ее семье из поколения в поколение.

«Кроме того, в Африке никогда не было тигров, — говорила она. — Им пора там завестись».

В общем, они были счастливы на новом месте, невзирая на напоминания о его неприглядном прошлом, возникающие время от времени. Например, однажды Тоби ковырялся на пляже в песке и откопал скелет ребенка, все еще сжимавшего в руках куклу. После этого мальчик много ночей подряд просыпался с криком, и даже присутствие Тигретты не могло его успокоить.

К десятому дню рождения Тоби, на который прибыли три настоящие тетушки и дядюшки и несколько десятков почетных гостей, как Роберт, так и Фрейда поняли, что первая фаза их отношений окончена. Их новизна, не говоря уже о страсти, давно уже увяла. Роберт и Фрейда оставались не более чем хорошими друзьями, которые принимали общество друг друга как должное. Оба обзавелись любовными связями на стороне, проявляя минимум ревности. Несколько раз они экспериментировали в тройках, а однажды — в четверке. Несмотря на самые благие намерения всех участников подобных мероприятий, результаты всегда оказывались скорее комическими, чем эротическими.

Окончательный разрыв не был связан с человеческими отношениями.

«Почему мы отдаем свои сердца друзьям, которым отмерен срок намного короче нашего?» — часто спрашивал себя Роберт Сингх.

Джунгли, должно быть, уже давно поглотили металлическую табличку с надписью:

Хотя сейчас ему казалось, что это было в другой жизни, но Роберт Сингх знал, что никогда не забудет, как закончилось детство Тоби, когда тот обеими руками обнимал Тигретту, пока медленно угасал свет в ее преданных глазах.

Пора было уезжать.

12 ПЕСКИ МАРСА

Роберт Сингх всегда был твердо намерен рано или поздно попасть на Марс, но отправился он туда довольно поздно. Ему было уже пятьдесят пять лет, когда судьба в который раз сама решила, как и что.

Туристы с Марса оказывались на Луне редко и, по причине весьма действенного карантина, установленного гравитацией, практически не встречались на планете-метрополии. Многие делали вид, что им все равно. Всем было известно, что Земля шумная, зловонная, грязная и ужасно перенаселенная. Шутка ли, почти три миллиарда человек! Да еще и опасная, со всеми этими ураганами, землетрясениями, вулканами.

Однако Шармейн Йорген, которую Роберт Сингх впервые встретил в Аритехе, глядела на Землю мечтательно. Наблюдательный зал, купол двадцатиметровой ширины, чудо инженерной мысли, был настолько прозрачен, что казалось, будто космический вакуум не сдерживает абсолютно ничего. Некоторые особо нервные посетители не могли вынести это ощущение дольше нескольких минут.

В суматошные студенческие времена Роберт здесь почти не появлялся, но сегодня он водил одного из товарищей по экипажу по своей старой альма-матер. Здесь была обязательная остановка.

Пока они проходили через три автоматические двери, Сингх рассказывал:

— Если купол лопнет, то внешние ворота закроются в одну секунду. Затем сработают третьи двери, с пятнадцатисекундной задержкой, чтобы люди, оказавшиеся внутри, успели добраться до безопасного места.

— Если их не высосет наружу. Когда последний раз все это хозяйство проходило проверку?

— Давай посмотрим. Вот акт. Судя по дате, два месяца назад.

— Я не про это. Захлопнуть двери сможет и тупая микросхема. Настоящие испытания когда-нибудь проводились?

— Например, разбить купол? Глупый вопрос. Ты знаешь, сколько все это стоит?

В этот момент незлобивое подтрунивание резко прекратилось. Оба посетителя осознали, что они здесь не одни.

Молчание длилось и длилось.

Наконец приятель Сингха сказал:

— Если ты не проглотил язык, Боб, то представил бы нас, что ли.

Он по-прежнему поддерживал прекрасные отношения с Фрейдой, но они виделись меньше и меньше. Она переехала обратно в Аризону, а Тоби выиграл стипендию Московской консерватории — к восхищенному изумлению родителей, ни один из которых никогда не проявлял ни малейшего музыкального дарования. Поэтому вполне естественно вышло, что когда Шармейн Йорген возвращалась на Марс, Роберт Сингх последовал за ней, как только это оказалось возможным устроить. С его квалификацией и до сих пор не стихшими отзвуками негромкой славы, которую он при необходимости без зазрения совести эксплуатировал, это оказалось нетрудным. Вскоре после своего пятьдесят шестого дня рождения он приземлился в Порт-Лоуэлле, стал новым марсианином и должен был остаться им навсегда, поскольку родился на другой планете.

— Я не против, пусть называют меня новым марсианином, — говорил он Шармейн. — Если при этом они будут улыбаться.

— Будут, дорогой, — отвечала она. — С мускулами землянина здесь ты сильнее, чем большинство местных уроженцев.

Это было справедливо, но Роберт не знал, надолго ли. Если он не начнет более суровые тренировки, чем рассчитывал, то скоро адаптируется к Марсу, станет таким же, как и все прочие местные жители.

Такой исход тоже имел свои преимущества. Марсиане заявляли, что именно их планета, а вовсе не Венера, должна была быть названа планетой любви. Земная сила тяжести была нелепа, а то и вообще опасна. Сломанные ребра, спазмы и нарушения кровообращения — вот лишь немногие беды, с которыми приходилось сталкиваться любовникам на Земле. Лунная одна шестая земной гравитации считалась большим шагом вперед, но эксперты полагали, что для хорошего контакта ее недостаточно.

Что же до разрекламированной нулевой гравитации космоса, то она становилась скучноватой, когда приедалась изначальная новизна. Слишком много сил приходилось уделять рандеву и стыковке.

Одна третья g Марса была примерно то что надо.

Как все недавние иммигранты, первые несколько недель Роберт Сингх потратил на большой марсианский тур — гора Олимп, долина Маринера, ледяные утесы Южного полюса, равнина Эллада. Она сейчас была в большой моде у молодых искателей приключений, которые любили хвастаться тем, сколько они могут продержаться без аппаратуры для дыхания. Атмосферное давление только-только стало достаточным для подобных подвигов, хотя содержание кислорода было все еще слишком низким для поддержания жизни. Некорректно названный рекорд пребывания на открытом воздухе сейчас держался на отметке чуть больше десяти минут.

Первое впечатление Сингха от Марса было легким разочарованием. Он проделал столько виртуальных путешествий над марсианским пейзажем, зачастую на захватывающих дух скоростях и с изображением повышенного качества, что реальность иногда вызывала разочарование. Беда знаменитейших достопримечательностей планеты заключалась в самих размерах, которые были столь велики, что их можно было оценить лишь из космоса, но никак не на месте.

Самым показательным примером была гора Олимп. Марсиане любили говорить, что она в три раза выше любого пика на Земле, но Гималаи или Скалистые горы производили гораздо большее впечатление, поскольку были куда круче. Имея основание в шестьсот километров в диаметре, Олимп скорее напоминал гигантский волдырь на лице Марса, чем гору. Девяносто процентов ее представляли собой не более чем пологую равнину.

Долина Маринера, за исключением самых узких участков, тоже не соответствовала туристической рекламе. Она была настолько широка, что при взгляде из середины обе стены оказывались ниже уровня горизонта. Если бы это не оказалось воспринято как типичная бестактность, из-за которой новые марсиане вечно попадали в неприятные ситуации, то Сингх уподобил бы долину Большому каньону, сильно уменьшенному в размерах, со сравнением не в ее пользу.

Однако через несколько недель он научился ценить красоту и неуловимое обаяние, которые объясняли страстную привязанность колонистов — вот еще одно слово, которое Сингх должен был постараться никогда не употреблять, — к своей планете. Роберт прекрасно знал, что из-за отсутствия океанов площадь суши у Марса почти та же, что у Земли, но не прекращал удивляться его масштабам. Неважно, что диаметр Марса составлял всего половину земного. Это был поистине большой мир.

Он менялся, пусть и по-прежнему очень медленно. Мутировавшие лишайники и грибы разрушали окисленные скалы и запускали в обратную сторону процесс старения, который охватил планету миллиарды лет назад. Пожалуй, самым успешным захватчиком с Земли оказалась разновидность так называемого оконного кактуса, растения с жестким наружным слоем, глядя на которое можно было подумать, будто природа задумала сконструировать космический скафандр. Попытки развести его на Луне потерпели неудачу, но на марсианских равнинах оно распространилось в изобилии.

Каждый человек на Марсе обязан был зарабатывать себе на существование. Роберт Сингх перевел сюда крупную сумму со своего солидного банковского счета на Земле, но он не являлся исключением из правил, да и не желал этого. У него впереди было еще несколько десятилетий активной жизни, и Роберт хотел использовать их в полной мере, при условии, что сможет проводить как можно больше времени со своей новой семьей.

Имелась и еще одна причина приехать на Марс. Эта планета была пока пустой, здесь ему разрешалось завести двоих детей. Первая дочь, Мирелла, родилась через год после его высадки, Мартин появился три года спустя. Еще пять лет прошло, прежде чем капитан Роберт Сингх почувствовал хоть малейшее желание подышать космосом, разумеется, глубоким. Слишком доволен он был своей семьей и работой.

Конечно, он совершал частые поездки на Фобос и Деймос, обычно связанные с его весьма ответственными и хорошо вознаграждаемыми обязанностями инспектора земного отделения компании «Ллойд». На Фобосе, внутреннем и более крупном спутнике, дел было мало, разве что проведение инспекций в школе подготовки младших специалистов космического флота, кадеты в которой смотрели на него с немалым благоговением. Ему, со своей стороны, нравилось с ними встречаться. Он чувствовал себя тогда на тридцать — хорошо, на двадцать — лет моложе, а кроме того, получал возможность следить за новейшими разработками в космической технологии.

Некогда на Фобос смотрели как на бесценный источник сырья для нужд космического строительства, но марсианские консерваторы, возможно, чувствующие свою вину за неуклонное терраформирование собственной планеты, смогли это пресечь. Крохотный угольно-черный спутник настолько терялся на фоне ночного неба, что мало кто замечал его, но лозунг «Не дадим превратить Фобос в отработанный карьер!» оказался весьма эффективным.

К счастью, меньший по размеру и более удаленный Деймос оказался во многих отношениях даже лучшей альтернативой. Его средний диаметр не превышал десятка километров, но он мог еще много веков снабжать местные судоверфи почти всеми металлами, в которых они нуждались. Никому не было бы дела, если бы крошечная луна за ближайшие несколько тысяч лет медленно исчезла. Более того, его гравитационное поле было настолько слабым, что для выведения партии товара на нужный курс требовался лишь хороший толчок.

Как и во всех оживленных гаванях с начала времен, в Порт-Деймосе царила беспорядочная сутолока. Впервые Роберт Сингх увидел «Голиаф» на верфи № 3 Деймоса, когда судно проходило осмотр и переоснащение, устраиваемые раз в пять лет. На первый взгляд в этом корабле не было ничего необыкновенного. Он был не уродливее большей части подвижного состава глубокого космоса. При порожней массе десять тысяч тонн и общей длине сто пятьдесят метров он выглядел не слишком крупным, и самая важная его особенность оставалась незаметной. Ракетные двигатели «Голиафа», обычно использовавшие в качестве рабочей жидкости водород, но при необходимости способные работать на воде, были намного мощнее, чем требовалось для судна его размеров. За исключением испытаний, длившихся всего несколько секунд, они никогда не запускались на полную мощность.

В следующий раз, когда Роберт Сингх увидел «Голиаф», корабль снова стоял на Деймосе, проведя на орбите очередные пять лет, небогатых на события.

Его капитан собирался уходить в отставку.

— Подумай, Боб, — говорил он. — Самая непыльная работенка в Солнечной системе. Ни о какой навигации думать не надо, просто сидишь и наслаждаешься видом. Одна забота — ублажать и кормить пару десятков сумасшедших ученых.

Идея была соблазнительной. За свою жизнь Роберт Сингх занимал множество ответственных постов, но кораблем никогда не командовал, и пора было бы этим заняться, пока он не ушел на пенсию. Недавно ему исполнилось всего только шестьдесят, но десятилетия сейчас проносились мимо с необыкновенной стремительностью.

— Я поговорю с семьей, — ответил он. — Если при этом получится пару раз в год кататься к себе на Марс…

Да, предложение было заманчиво. Стоило тщательно его обдумать.

Роберт Сингх лишь мельком задумывался о том, ради чего строился «Голиаф». Он, в общем-то, почти забыл, почему корабль был оснащен таким несоразмерно мощным двигателем.

Ясно было, что использовать ему придется лишь малую толику этой мощности, но иметь в своем распоряжении такой запас было приятно.

13 САРГАССЫ В КОСМОСЕ

— Встаньте на Солнце, — заявил Мендоса озадаченной студенческой группе вскоре после объявления о присуждении ему Нобелевской премии. — И смотрите прямо на Юпитер, отстоящий от вас на три четверти миллиарда километров. Затем разведите руки в стороны на шестьдесят градусов. Знаете, на что вы будете показывать?

Он не рассчитывал на ответ, поэтому не стал выжидать паузу.

— Увидеть вы там ничего не увидите, но будете указывать на два интереснейших участка Солнечной системы. В тысяча семьсот семьдесят втором году великий французский математик Лагранж открыл, что гравитационные поля Солнца и Юпитера, совмещаясь, порождают весьма интересный феномен. На орбите Юпитера — шестьдесят градусов позади, шестьдесят градусов впереди — лежат две неподвижные точки. Тело, помещенное в одну из них, будет находиться на одинаковом расстоянии от Солнца и от Юпитера, образуя совместно с ними огромный равносторонний треугольник.

При жизни Лагранжа о существовании астероидов не было известно, поэтому он, вероятно, и не догадывался, что в один прекрасный день произойдет наглядная демонстрация его теории. Прошло более сотни лет, если точно, сто тридцать четыре года, и был открыт Ахиллес, плетущийся в шестидесяти градусах позади Юпитера. Год спустя неподалеку был обнаружен Патрокл — а затем Гектор, но в точке, находящейся в шестидесяти градусах впереди по движению Юпитера. Сегодня нам известно более десяти тысяч «троянских» астероидов, названных так потому, что первые несколько десятков из них получили названия в честь героев Троянской войны.

Разумеется, от этой идеи пришлось отказаться много лет назад. Теперь им просто дают номера. Последний виденный мною каталог включал одиннадцать тысяч пятьсот объектов. Новые продолжают появляться, хотя и очень медленно. Мы полагаем, что на настоящий момент список на девяносто процентов полон. Все оставшиеся «троянцы» имеют, судя по всему, не более ста метров в поперечнике.

Теперь я должен признаться, что лгал вам. Практически ни один «троянец» не находится непосредственно в двух точках Лагранжа. Они движутся туда-сюда, вверх и вниз, градусов на тридцать и больше. Вина за это по большей части лежит на Сатурне. Его гравитационное поле портит всю четкую систему Солнце — Юпитер. Поэтому представьте себе, что «троянские» астероиды образуют два огромных облака, центры которых находятся приблизительно в шестидесяти градусах по одну и другую сторону Юпитера. По какой-то не известной до сих пор причине — кстати, никому не нужна хорошая тема для кандидатской? — впереди Юпитера в три раза больше «троянцев», чем позади.

Вы когда-нибудь слышали о Саргассовом море на старой Земле? Думаю, что вряд ли. Это область в Атлантике — есть такой океан к востоку от САШ, — в которой из-за циркулирующих течений скапливаются дрейфующие объекты, к примеру, водоросли, брошенные корабли. Точки Лагранжа порой представляются мне двойниками Саргассова моря в космосе. Это наиболее густонаселенные регионы Солнечной системы, хотя если бы вы там оказались, то не поняли бы этого. Вам, можно считать, очень повезет, если вы будете стоять на одном «троянце» и увидите второй невооруженным глазом.

Чем так важны эти объекты? Я рад, что вы меня об этом спросили.

Помимо научного интереса, который они представляют, «троянцы» являются главным оружием в арсенале Юпитера-громовержца. Довольно часто какой-то из них изымается со своего места совокупными полями Сатурна, Урана и Нептуна и кочует в направлении Солнца. Время от времени они врезаются в Марс — так образовался Бассейн Эллады, — а то и в Землю.

Подобные вещи постоянно происходили в раннюю пору существования Солнечной системы, когда вокруг еще плавали обломки, оставшиеся от строительства планет. Большинства их, к счастью для нас, уже нет, но осталось еще предостаточно, и не все из них находятся в «троянских облаках». Есть бродячие астероиды, которые летают до самого Нептуна. Любой из них может представлять потенциальную опасность.

До нынешнего века человеческая раса ничего — абсолютно ничего! — не могла поделать с этой опасностью. Даже если люди и знали о ней, то почти все относились наплевательски. Им казалось, что существуют более важные проблемы. Разумеется, они были правы.

Но мудрый человек страхуется даже от самых невероятных событий, если только страховой взнос не слишком велик. Исследование, проводимое Космическим патрулем, при очень скромном бюджете продолжалось почти полвека. Теперь мы знаем, что в ближайшую тысячу лет существует высокая вероятность по меньшей мере одного разрушительного столкновения с Землей, Луной или Марсом.

Сидеть ли нам и ждать его? Конечно же нет! Сегодня мы располагаем техникой, способной нас защитить, можем наметить планы, чтобы претворить их в жизнь, если — нет, когда! — возникнет непосредственная опасность. Если повезет, время оповещения для нас составит несколько месяцев.

Теперь у меня появились веские основания поехать на Землю. Это решение до сих пор держалось под большим секретом. Хочу всех их как следует удивить! Я изложу долгосрочный план решения проблемы. Для начала предложу придать Космическому патрулю оперативные функции, чтобы он начал соответствовать своему наименованию. Я хочу, чтобы пара быстрых и мощных судов осуществляла постоянное патрулирование. Разместить их лучше всего будет в «троянских» точках. Во время пребывания в них экипажи будут проводить ценные исследования. По первому приказанию корабли смогут отправиться в любое место Солнечной системы.

Вот какую историю я собираюсь рассказать всем земляным червям, с которыми буду встречаться. Пожелайте мне удачи.

14 ЛЮБИТЕЛЬ

К концу двадцать первого века оставалось крайне мало наук, в которых любитель мог рассчитывать совершить важные открытия, но астрономия, как всегда, оказалась одной из них.

Разумеется, ни один любитель, сколь бы состоятелен он ни был, даже не надеялся сравняться по уровню используемого им оборудования с крупными обсерваториями на Земле, Луне и на орбите. Но профессионалы специализировались в узких областях знания, а Вселенная была столь огромна, что они могли взглянуть лишь на крошечную ее часть. Энергичным и подкованным энтузиастам оставалась масса возможностей для исследования. Не нужно иметь очень крупный телескоп, чтобы обнаружить нечто такое, чего еще никто никогда не видел, если только знать, как подступиться.

Обязанности доктора Ангуса Миллара на должности ординатора медицинского центра Порт-Лоуэлла были не слишком обременительны. В отличие от земных колонистов, поселенцы на Марсе были избавлены от необходимости бороться с незнакомыми и экзотическими заболеваниями. По большей части работа доктора была связана с нечастными случаями. Правда, во втором и третьем поколениях проявились некие своеобразные дефекты костей, несомненно, по причине низкой гравитации, но медицинское сообщество было уверено в том, что сможет разобраться с ними прежде, чем они станут опасны.

Благодаря обилию свободного времени доктор Миллар стал одним из немногих на Марсе астрономов-любителей. За несколько лет он построил серию отражателей, шлифовал, полировал и покрывал серебром зеркала, используя приемы, которые веками оттачивали тысячи увлеченных мастеров, изготовителей телескопов.

Поначалу энтузиаст много времени тратил на наблюдения за планетой Земля, невзирая на ироничные комментарии друзей.

«Зачем тебе это? — спрашивали они. — Она довольно неплохо изучена. Есть даже предположения, что на ней существуют разумные формы жизни».

Но друзья замолчали, когда Миллар продемонстрировал им прекрасный голубой полумесяц, висящий в космосе, и Луну, парящую рядом с ним, меньшую по размеру, но находящуюся в той же фазе. Вся история, за исключением нескольких последних мгновений, лежала перед ними в поле зрения телескопа. Как бы далеко ни углублялся во Вселенную род человеческий, он не мог до конца разорвать связь с родной планетой.

Но отчасти критики были правы. Земля представляла собой не слишком увлекательный предмет для наблюдений. Значительная ее часть обычно была закрыта облаками, а в момент наибольшего приближения лишь ночная сторона обращена к Марсу, так что все природные объекты оставались невидны. Веком раньше «темная сторона» Земли была какой угодно, но только не темной. В те времена в небо бесцельно выбрасывались мегаватты электричества. Общество, сознательнее относящееся к потреблению энергии, положило конец самым нерациональным растратам, но большинство городов от мала до велика все еще легко обнаруживались как сияющие островки света.

Доктор Миллар жалел, что десятого ноября две тысячи восемьдесят четвертого года по земному календарю не смог наблюдать редкое и красивейшее явление — проход Земли по поверхности Солнца. Она походила на маленькое, идеально круглое пятно, медленно двигающееся через солнечный диск, но ровно на половине этого прохода в ее центре зажглась ослепительная звезда. Батареи лазеров на темной стороне Земли приветствовали с полночного неба Красную планету, которая стала теперь вторым домом человечества. За этим событием следил весь Марс. Колонисты до сих пор вспоминали о нем с трепетом и восхищением.

Существовала и еще одна дата в прошлом, к которой доктор Миллар чувствовал своеобразную привязанность благодаря совершенно пустому совпадению, не представлявшему интереса ни для кого, кроме него самого. Один из крупнейших кратеров Марса был назван по имени другого астронома-любителя, которому довелось родиться в один день с Милларом, но на два века раньше.

Как только с первых космических зондов начали прибывать приличные фотографии Марса, находить имена для всех этих тысяч новых объектов стало большой проблемой. Иногда выбор был очевиден — знаменитые астрономы, ученые и исследователи, такие как Коперник, Кеплер, Колумб, Ньютон, Дарвин, Эйнштейн. Дальше шли писатели, имена которых ассоциировались с планетой, — Уэллс, Берроуз, Вейнбаум[11], Хайнлайн, Брэдбери. Затем — разношерстный список малоизвестных земных мест и личностей, часть из которых имела к Марсу самое маловразумительное отношение.

Новые жители планеты не всегда были довольны достающимися им названиями, которыми потом приходилось пользоваться в повседневной жизни. Одному богу — видимо, богу Марсу? — ведомо, кто или что такое были Данк, Закау, Эйл, Гагра, Кагул, Сурт, Тиви, Васпам, Йат…

Ревизионисты постоянно агитировали за более адекватные и благозвучные названия. Большинство жителей соглашались с ними. Поэтому был учрежден постоянно действующий комитет, призванный решать эту проблему, пусть она и не являлась самой насущной для выживания человека на Марсе. Поскольку всем было известно, что у доктора Миллара масса свободного времени и что он интересуется астрономией, его не могли не ввести в состав этого комитета.

«С какой стати один из крупнейших кратеров на Марсе надо называть Моулворт?[12] — однажды спросили его. — Он же имеет сто семьдесят пять километров в диаметре! Да кто вообще такой был этот Моулворт?»

Проведя некоторые исследования и направив на землю несколько недешевых космофаксов, Миллар смог ответить на этот вопрос. Перси Б. Моулворт был английским железнодорожным инженером и астрономом-любителем, который в начале двадцатого века создал и опубликовал множество рисунков Марса. Почти все его наблюдения были сделаны с экваториального острова Цейлон, где он безвременно скончался в тысяча девятьсот восьмом году в возрасте сорока одного года.

Эта история произвела на доктора Миллара большое впечатление. Моулворт, должно быть, любил Марс и заслужил свой кратер. То, что по земному календарю у них был один и тот же день рождения, вызывало у Миллара логически не объяснимое чувство родства. Направляя к Земле телескоп, он порой искал остров, где Моулворт провел большую часть своей короткой жизни. Поскольку над Индийским океаном, как правило, висели облака, он нашел это место всего один раз, но впечатление оказалось незабываемым. Что подумал бы молодой англичанин, если бы узнал, что в один прекрасный день человеческие глаза будут смотреть на его дом с Марса?

Доктор выиграл битву и отстоял Моулворта. Впрочем, когда он изложил свои доводы, особого сопротивления не последовало, но в результате изменилось его собственное отношение к тому, что раньше было всего лишь страстным увлечением. Возможно, и Миллар однажды совершит открытие, которое пронесет его имя сквозь века.

Ему было суждено преуспеть на этом поприще намного больше, чем он осмеливался мечтать.

Хотя в две тысячи шестьдесят первом году доктор Миллар был еще мальчишкой, он не забыл эффектного возвращения кометы Галлея. Оно, конечно же, повлияло на его следующий шаг. Многие кометы, включая некоторые из самых знаменитых, были открыты любителями, которые тем самым обеспечили собственное бессмертие, записали свое имя на небе. На Земле несколько веков назад рецепт успеха был прост. Хороший, но не слишком крупный телескоп, безоблачная погода, доскональное знание картины ночного неба, терпение — и немалая доля удачи.

В начале пути у доктора Миллара имелось несколько крупных преимуществ перед своими земными предшественниками. Погода у него была безоблачной всегда. Невзирая на самые упорные усилия терраформистов, такой она и должна была остаться на протяжении нескольких поколений. За счет большего расстояния от Солнца Марс, кроме того, представлял собой чуть более удобную наблюдательную площадку, чем Земля. Но самое важное состояло в том, что исследование могло быть в значительной степени автоматизированным. Больше не нужно было, как исследователям в прежние времена, заучивать на память карты звездных полей, чтобы немедленно опознать новый объект.

Фотография давным-давно сделала этот подход устаревшим. Теперь необходимо было всего лишь сделать два снимка с интервалом в несколько часов, а затем сравнить их и поискать, не сдвинулось ли что-нибудь. Проделывать это можно было на досуге, удобно устроившись в помещении, а не дрожать холодными ночами, но процесс по-прежнему оставался крайне утомительным. В далеких тридцатых годах двадцатого столетия молодой Клайд Томбо перебрал чуть ли не миллионы изображений звездного неба, прежде чем обнаружил Плутон.

Фотографический метод просуществовал более века, на смену ему пришел электронный. Чувствительная телекамера сканировала небо, записывала изображение звезд, через некоторое время возвращалась и снова наблюдала. За несколько секунд компьютерная программа могла проделать то, что у Клайда Томбо отняло месяцы, игнорируя все стационарные объекты, «отметить галочкой» лишь то, что сдвинулось с места.

Все это было отнюдь не так просто. Наивная программа задним числом открывала сотни уже известных астероидов и спутников, не говоря о тысячах фрагментов космического мусора искусственного происхождения. Все это приходилось перепроверять по каталогам, но и такую работу можно было делать автоматически. То, что уцелело, пройдя через такую фильтрацию, могло оказаться… кое-чем интересным.

Оборудование для автоматического поиска и его программное обеспечение стоили не слишком дорого, но, подобно многим другим высокотехнологичным товарам, не являющимся жизненно необходимыми, на Марсе они были недоступны. Поэтому доктору Миллару пришлось ждать несколько месяцев, прежде чем одна земная компания, занимавшаяся поставками научного оборудования, смогла их привезти. Потом, как это нередко случалось, он обнаружил, что один из основных компонентов — бракованный. После обмена нелицеприятными космофаксами проблема была разрешена. К счастью, ждать следующего почтового корабля доктору не пришлось. Когда поставщик с неохотой заменил детали, местные умельцы запустили систему.

Все работало прекрасно. На следующую же ночь доктор Миллар с восторгом открыл Деймос, пятнадцать спутников «Комсат», два транзитных парома и рейсовый корабль, прибывающий с Луны. Правда, он исследовал только лишь небольшой участок неба. Даже вокруг Марса начинало становиться многолюдно. Неудивительно, что Миллару продали оборудование за довольно приемлемую цену. Под теми тучами космического мусора, что вращались сейчас вокруг Земли, пользоваться им было фактически бесполезно.

В течение следующего года доктор обнаружил два новых астероида, оба менее сотни метров в диаметре, и попытался назвать их Миранда и Лорна в честь своей жены и дочери. Межпланетный астрономический союз принял второе название, но указал, что Миранда — известный спутник Урана. Разумеется, доктор Миллар знал это не хуже МАС, но решил все равно попробовать, исходя из интересов семейной гармонии. Наконец сошлись на имени Мира. Вряд ли кто перепутает стометровый астероид с гигантской красной звездой[13].

Несмотря на несколько ложных сигналов тревоги, еще год он не находил ничего нового и был уже готов сдаться, когда компьютер сообщил об аномалии. Программа зарегистрировала объект, который, возможно, двигался, но настолько медленно, что она не могла утверждать это с уверенностью в пределах допустимой погрешности. Чтобы решить этот вопрос, нужно было через некоторое время провести еще одно наблюдение.

Доктор Миллар смотрел на крошечное пятнышко света. Оно могло быть слабой звездой, но каталоги в этом участке неба не показывали ничего. К его разочарованию, не было никаких признаков «волосатой» короны, характерной для кометы.

«Не иначе, очередной чертов астероид, — подумал он. — Не стоит и сил тратить».

Но Миранда вскоре должна была подарить ему новую дочку. Будет мило припасти для нее подарок на день рождения.

Это действительно был астероид, он находился непосредственно за орбитой Юпитера. Доктор Миллар заставил компьютер рассчитать его примерную орбиту и был удивлен, обнаружив, что Мирна — как он решил назвать ее — проходит совсем близко к Земле. Дело принимало чуть более интересный оборот.

Он не успел добиться принятия названия. Прежде чем МАС смог одобрить его, дополнительные наблюдения дали гораздо более точную орбиту.

После этого стало уместным лишь одно имя. Кали, богиня разрушения.

Когда доктор Миллар открыл Кали, она уже с беспрецедентной скоростью неслась в направлении Солнца — и Земли. Теперь уже этот вопрос имел разве что теоретическое значение, все хотели знать, почему Космический патруль со всеми его ресурсами обставил наблюдатель-непрофессионал с Марса, пользовавшийся, по сути дела, самодельным оборудованием.

Причиной, как это обычно бывает в подобных случаях, послужило сочетание невезения и общеизвестной капризности неодушевленных предметов.

Кали, которая для своих размеров была довольно тусклой, оказалась одним из самых темных небесных тел среди всех обнаруженных. Очевидно, что она принадлежала к классу углеродных астероидов. Ее поверхность была покрыта нагаром. Последние несколько лет звездный фон, по которому она двигалась, был одним из самых переполненных участков Млечного Пути. Как явствовало из наблюдений Космического патруля, Кали затерялась в сиянии звезд.

Доктору Миллару, находившемуся в своем наблюдательном пункте на Марсе, повезло. Он умышленно направил телескоп на один из не так плотно заполненных участков неба — и Кали случайно оказалась именно там. Несколько недель раньше или позже, и он упустил бы ее.

Излишне говорить, что в ходе дальнейшего расследования Космический патруль перепроверил терабайты наблюдений. Когда знаешь, что есть чего искать, то найти гораздо легче.

Кали оказалась зафиксирована три раза, но сигнал был едва заметным и поэтому не вызвал срабатывания ни одной автоматической поисковой программы.

Многие люди были благодарны за эту оплошность. Им казалось, что если бы Кали обнаружили раньше, то это просто продлило бы агонию.