Молитва по ассасину

53

После вечернего намаза

— Мне нравится это время дня. — Старейший возложил на перила сухие ладони. — Ветер стихает, и наступают редкие моменты затишья, прежде чем восходящие потоки пригонят со стороны гор холодный воздух пустыни.

С балкона пентхауса на девяностом этаже здания «Международных трастовых услуг» открывалась великолепная перспектива. Бывший фидаин оглядел раскинувшееся перед ними бескрайнее море неоновых огней. Дюжины ярких аэростатов парили на фоне гор, ловя круглыми боками последние отблески заходящего солнца. Вопреки ожиданиям Раккима, Старейший оказался отнюдь не дряхлой развалиной и выглядел немного за семьдесят. Араб с седой бородой и ястребиным носом, одетый в безукоризненный темно-синий костюм и льняную сорочку без воротника. Говорил он с едва заметным британским акцентом. Все манеры и повадки свидетельствовали о многолетней привычке к обладанию безграничной властью.

— Рад встретиться с вами в добром здравии и ясном уме. Помню, мне как-то доложили, что Рыжебородый усыновил бездомного сорванца, и меня заинтересовало, для чего ему это понадобилось. — Старейший едва заметно склонил голову в сторону Раккима. — Я быстро понял мудрость поступка Рыжебородого. Мы мало чем отличаемся друг от друга. Оба ищем союзников, вернее, орудия, способные исполнить нашу волю. Помощников, которых мы можем воспитать по собственному образцу. Но более всего нам нужны последователи, которые продолжат наши начинания. Я выбрал сыновей, которые должны были выполнить мои заветы. Рыжебородый выбрал вас.

— Надеюсь, ваши сыновья оправдали ваше доверие, в отличие от меня.

— Вы слишком скромны.

Ракким заметил изменение в голосе.

— Ваши сыновья вас разочаровали?

Старейший поправил манжеты.

— К счастью, у меня их много.

— Боюсь, вам понадобятся все до последнего.

Старик никак не отреагировал на угрозу.

— Ракким, вы верите в Создателя? Такого, который активно интересуется происходящим в мире? И щедро вознаграждает за поклонение и послушание?

— Думаю, у него хватает других забот.

— Я тоже так думал, пока был молодым. По крайней мере, надеялся на то, что у него есть дела поважнее. И что он не обратит внимания на то, чем занимаюсь я. — Старейший сложил руки на груди. — Вы не лишились веры, просто перевели ее в неправильное русло. У Всевышнего большие планы на вас. Именно поэтому вы находитесь здесь и сейчас. Именно поэтому вы не погибли от пуль полицейских. Именно поэтому я приказал Дарвину доставить вас сюда и поручил заботу о вас лучшим врачам. Мы оба — избранники Аллаха. Нам предстоит совершить великие деяния. Это благословение, но одновременно и огромное бремя. — Он внимательно посмотрел на Раккима глубоко посаженными глазами. — Некоторые считают меня порождением Иблиса, некоторые называют Махди, а я — просто мусульманин. Как и вы. Мы — братья. А братья не должны воевать друг с другом.

Ракким подошел ближе.

— Слишком поздно.

Старейший стоял у перил. Над ним лишь сияли звезды, а под ним темнела твердая бетонная мостовая.

— Да… не потребуется особых усилий, чтобы сбросить меня вниз.

— Не потребуется вообще никаких усилий. Почему вы не пригласили Дарвина разделить с нами компанию?

— Дарвин никогда не имел сюда доступа… — Поднимался ветер. Старейший развернулся спиной к перилам. — Кроме того, вы слишком умны и понимаете, что случится с Сарой, если хоть волос упадет с моей головы.

— Понимаю… тем не менее искушение велико.

Старик никак не отреагировал на его слова.

— Дарвин сказал, что вернул вам нож. Отличный клинок. Говорят, что опаснее фидаина только фидаин со своим ножом, тем не менее я всегда полагал, что вас немного переоценивают. Образ непобедимых воинов ислама был необходим раньше, однако, несмотря на обучение и генетические коктейли, вы всего лишь люди. Я, конечно, имею в виду фидаинов, входящих в состав боевых батальонов. Переворот в Гане? Массовые убийства мусульман в Рио? Русская видеосеть, перенесенная по воздуху в Квебек? Пошлите фидаинов! — Он погрозил Раккиму пальцем. — Вы, однако, лошадь другой масти. Вы и Дарвин.

— Вы не правы, сравнивая меня с ним. Думаю, вам редко доводится совершать подобные ошибки. Впрочем, обычно хватает и одной, если она серьезная. — Вертолеты, похожие на стрекоз, кружили по небу. — Бомба, не сработавшая в Китае, — серьезная ошибка. Серьезней не бывает.

Неоновые огни отражались в глазах Старейшего.

— Она находится не в Китае.

Ракким уставился на него.

Взгляд старика оставался спокойным, как утренний дым.

— Четвертая бомба была заложена в Южно-Китайском море, недалеко от побережья Хайнаня. Да-да, из-за принятого мной неверного решения. Однако вы удивлены.

— Я полагал… что вы станете все отрицать.

— Между нами не должно быть секретов. Я готов сделать первый шаг. Потому и позволил вам свободно перемещаться по городу, без ограничений или сопровождающих. Рабов у меня достаточно. Не хватает свободных.

— Да, конечно.

— Я предполагал, что у вас возникнут сомнения. Они пройдут, как пройдет все остальное. — Старейший прикрыл глаза, словно от приступа боли. — Мне следовало заложить четвертую бомбу под Ватикан, как предлагал старший сын Касим. Взрыв неминуемо настроил бы католиков против евреев… а Касим стоял бы сейчас рядом со мной вместо вас. — Он покачал головой. — Касим был старшим сыном последней жены, которую я действительно любил. Лучший из курса в Массачусетском технологическом. Гениальный мальчик, ученый и воин. Касим хотел взорвать бомбу под собором Святого Петра, но меня в то время беспокоило постоянно возрастающее экономическое могущество Китая. Я указал на Шанхай, и он повиновался. Теперь он мертв. — Свежий ветер трепал седые волосы. — Так же задувало и на море, когда перевернулась их рыбацкая лодка. Выжил только Сафар Абдулла, переправлявший стержни, а он и так уже находился при смерти. — Старик привалился к перилам. — Очевидно, Аллах решил преподать мне урок смирения.

— В тот день вы убили по крайней мере двадцать миллионов человек. Не слишком ли поздно для чертова урока смирения? — Ракким заметил, как дрогнули губы Старейшего: богохульство его явно оскорбило.

— Я сделал все, что было необходимо для защиты веры. Для распространения веры. Так сказано в Священном Коране…

— Двадцать миллионов…

— Они погибли ради восстановления Халифата, как и описано в пророчестве. Правоверные, погибшие в Мекке, уже находятся в раю. Другие… горят в аду.

Ракким заставил себя успокоиться. «С криком выигрывают бой. Войну выигрывают молча». Так учил Рыжебородый.

— Если бомба находится на дне океана, вам нечего бояться. Зачем Дарвину было убивать Мириам Уоррик? И какой смысл в смерти Фатимы, дочери Сафара Абдуллы? Чего вы опасаетесь?

— Того, что не хватит времени, — ответил Старейший. — Противостояние Рыжебородому уже стоило мне двадцати пяти лет жизни. Так много времени понадобилось мне, чтобы расставить на доске все фигуры. Аллах благоволит терпеливым, но, возможно, у меня не найдется еще четверти века.

— Если нет доказательств…

— Рыжебородому не нужны доказательства, чтобы начать войну со мной, неужели вы до сих пор этого не поняли? — Старейший всплеснул руками. Темные вены просвечивали сквозь кожу его ладоней. Ногти приобрели желтоватый оттенок. Словно у мумии. — Президент умирает. Я много работал над тем, чтобы заручится верностью его последователя. Наступили… смутные времена. Даже без всяких доказательств следствие Рыжебородого относительно взрывов распространит сомнение и смятение среди правоверных. Я не позволю, чтобы мой план постепенной замены власти оказался нарушен. — Он строго погрозил пальцем. — Что, по-вашему, сделают католики, если всплывет правда? Или умеренные? Станет ли Библейский пояс спокойно дожидаться, пока мы отделяем истину от лжи?

— А я бы с радостью расстроил ваши планы.

— Ракким, да откройте же глаза. Поймите, наконец, что я вам предлагаю. — Старик обвел руками Стрип, представлявший собой целый мир в миниатюре. Париж, Лондон, Великие пирамиды, Сахарную голову, гору Килиманджаро, Пекин, Кремль и даже Страну пиратов. — Все, что вы видите, и даже больше, может стать вашим.

Ракким верил.

Старейший схватил его за плечо, и меж ними как будто пробежал электрический разряд.

— Поднимается ветер перемен. Вы можете стать частью бури или оказаться унесенным ею. Я предлагаю вам занять место рядом со мной. Присоединяйтесь ко мне, и вам будут предоставлены безграничные возможности. Безграничные.

Ракким убрал его руку.

— Как насчет коробки «Твинки»? Говорят, они были бесподобно вкусны, и я слышал, что где-то сохранился склад, буквально набитый ими. Вы ведь сказали, что мне будут предоставлены неограниченные возможности. — У него застучали зубы. — Договорились, коробку «Твинки» и кассету с первой серией «Бэтмена» для Сары.

Старейший расхохотался.

— Уже тридцать лет не вспоминал о «Твинки». — Улыбка седобородого сделалась натянутой. — Ибрагиму, моему старшему сыну, вы не понравитесь. Он почувствует исходящую от вас угрозу и, как бы я ни разубеждал его, поймет, что я предпочитаю ваше общество. Но вы не являетесь прямым потомком Пророка, да будет благословенно его имя, поэтому никогда не сможете занять мое место. Данный факт должен бы смягчить его ревность, однако этого, к сожалению, не произойдет. Дарвина Ибрагим боится, но вас он станет презирать.

— Судя по всему, у вашего сына не все в порядке с головой. Может, передумаете насчет возрождения Халифата? Вам явно не хватает поддержки.

Старейший посмотрел на него оценивающим взглядом.

— Именно поэтому я пригласил вас. И Дарвина.

— Весьма польщен, однако если вы пытаетесь меня соблазнить, то заранее предупреждаю, я разобью ваше сердце.

— Готов рискнуть. — Старейший смотрел мимо него. — Жаль, что вы не встретились с Касимом. Вы бы ему понравились. Он никого не боялся. — У старика задрожала нижняя губа. — Такой прекрасный мальчик… нашел свою смерть на дне глубокого темного моря. Я стал ненавидеть океан. Раньше плавал каждый день, а теперь не могу смотреть на волны. Иногда мне кажется, что именно по этой причине я перебрался жить поближе к пустыне.

Ракким внимательно наблюдал за его лицом. Судя по всему, слезы были искренними.

Старейший откашлялся.

— Я долго ждал такого, как вы. И такого, как Дарвин. Много лет искал ассасина в отставке, давно вычеркнутого из списков и разорвавшего прежние связи. Использовал все имеющиеся в моем распоряжении ресурсы, но, лишь найдя Дарвина, понял, почему на поиски ушло так много времени. — Он наклонился к Раккиму. — Ассасины и воины-тени похожи друг на друга. И те и другие принадлежат к элитным подразделениям, гордятся своей независимостью. А еще и тех и других в конце концов предают собственные командиры. Вы этого не знали? Считаете себя единственным, кому повезло? Разве не замечательно, что вы оказались у меня сегодня. — Он разгладил лацканы пиджака. — Ассасины проводят в среднем до двенадцати операций, прежде чем их уничтожают. Если позволить им жить дольше, они становятся слишком опасными, слишком неуправляемыми, слишком обуреваемыми жаждой крови. Это — величайшая тайна фидаинов, известная только старшим офицерам, которых насчитывается не больше дюжины. Сами ассасины, конечно, не подозревают об этом. Верят в истории об ушедших на покой и живущих в роскоши коллегах. Это не так. Бывших ассасинов не существует. За исключением Дарвина. Он принял участие в сорока пяти операциях, прежде чем его решили ликвидировать. — Выражение лица Старейшего сделалось ледяным. — Слишком долго ждали.

— Как обычно ликвидируют ассасинов?

— Решили записать?

— Может пригодиться.

— Неудачная мысль. Командование направило на его устранение трех опытнейших бойцов. Им объявили, будто Дарвин вышел из-под контроля и стал изменником. — Неоновые огни плясали в глазах Старейшего адским пламенем. — Все трое погибли. Затем Дарвин убил генерала Чевертона — командира их подразделения. Человека, отдавшего приказ. Вы понимаете, что у вас с этим ассасином много общего?

Старик пытался произвести на него впечатление глубиной собственной осведомленности. Один из верных признаков уязвимости или самомнения. Ракким лишь не мог определить, чего именно.

— Воины-тени также обладают неизмеримой ценностью. Стратегически они полезнее ассасинов, но те и другие одинаково опасны для верховного командования. Воины-тени умеют сливаться с коренным населением. Именно поэтому их и называют тенями. Способность растворяться в окружающей среде, мимикрировать под врага… разве можно ожидать от них другого при их роде деятельности? — Старейший покачал головой. — Мне удалось разыскать много фидаинов в отставке, но ни одного ассасина. И ни одного воина-тени. Вы с Дарвином единственные в своем роде.

Над черными горами мерцали искорки звезд. Достаточно близкие, чтобы их увидеть, и в то же время непостижимо далекие, чтобы прикоснуться. Не поддающееся логике наблюдение странным образом успокаивало. Ракким представил себе Аллаха, живущего среди бесчисленных галактик. По крайней мере, сам он на месте Всевышнего предпочел бы жить именно там.

Старейший прислонился к перилам.

— Ваша последняя миссия… что конкретно произошло? Я пытался выяснить, но все отчеты оказались уничтожены. Вероятно, случилось нечто особенное. Операция длилась несколько месяцев. Значительно дольше, нежели предполагало командование. Вас сочли погибшим, но вы вернулись. Невредимый, как всегда. Если вас и допрашивали, то об этом не сохранилось никаких записей. Затем, буквально через несколько дней, вдруг исчезли два высокопоставленных офицера. Представители вашего руководства. Растаяли, словно утренний туман. Расположение трупа генерала Чевертона ясно показывало, что Дарвин недоволен его приказом, но тела этих двоих не обнаружены до сих пор. Тем не менее смысл документа понятен. Может быть, именно поэтому вам и позволили уйти в отставку? Или вмешался Рыжебородый? Он тогда обладал большей властью.

— Спасибо за крайне интересную беседу и прекрасный вид, но я немного устал. Еще не оправился от ран. Очень хочется принять теплую пенистую ванну.

— Будьте осторожны. Не засните в ванне. И обдумайте мое предложение.

— Не сомневайтесь. Обдумаю самым внимательным образом. Вы ведь выигрываете при любом раскладе. Если я соглашаюсь, вы получаете в свое распоряжение воина-тень. Если отказываюсь, Дарвин с радостью начинает охоту на меня и всех, кто представляет для вас угрозу. А если я найду доказательства, он от них избавится.

— Никаких доказательств не существует.

Ракким пожал плечами:

— Вы угробили двадцать миллионов человек… и даже не получили того, чего хотели. Прошло столько лет, а вас до сих пор страшит перспектива не добиться поставленной цели. Жалкое зрелище.

— Я уже признал свои ошибки. Недооценил жизнеспособность христианства. Слишком много времени провел в мегаполисе. Решил, что вера слаба и все от нее легко отступятся. Представить себе не мог, что после избрания Кинсли огромная масса баптистов, пятидесятников и католиков эмигрирует в Библейский пояс. Такого вполне можно было бы ждать от правоверных — разве сам Пророк, да благословенно будет имя его, не ушел из Мекки в Медину в час тяжелейших испытаний? Но христиане? Хотя и это не имело бы значения, погибни Рыжебородый вместе с братом. Мои люди в службе государственной безопасности захватили бы власть, и дни Кинсли на посту президента были бы сочтены. А после мы бы разобрались с Библейским поясом. Нация нуждалась в объединении тогда, нуждается в нем и теперь. Нет, потеря четвертой бомбы была чистой случайностью, виной всему оказались злой ветер и бурное море, но я готов взять на себя ответственность за то, что недооценил силу веры христиан.

— Весьма великодушно с вашей стороны. Тем не менее вы не можете отрицать, что это крайне серьезный просчет. Может, вы ошиблись в чем-нибудь еще?

— Полагаете, будто я должен пуститься в бега? — резко произнес Старейший и прикусил губу. — Когда Запад погряз в хищениях и лукавстве, я молился. И платил политикам. Когда Запад запретил религию, я молился. И платил бывшим дипломатам и журналистам, то есть людям, для которых все имело цену. Иногда мне казалось, что я никогда не смогу отмыться. Взрывы бомб просто свалили прогнившее дерево. Посмотрите на карту. Китай готов завоевать весь мир, но я посеял зерна сомнения в России. Как вы думаете, многие страны готовы открыть свои границы для сионистов? Нет, Россия почти созрела, как и Южная Америка. Китай до сих пор сопротивляется, но я прошу вас еще раз посмотреть на карту. Иран, Ирак, Индонезия, Пакистан, Восточная Африка, Нигерия. Словно разрозненные детали выкройки, только и ждущие появления халифа, который сошьет их воедино. Халифа, который возглавит правоверных на пути к величию. Ожидание закончилось, Ракким. Мы начнем прямо здесь.

Аплодисменты бывшего фидаина эхом разнеслись по пентхаусу.

— О, какая великолепная речь. Готов поспорить, вас редко перебивают. Вы склонны отдаваться порыву и готовы продолжать вечно. Не имеет значения, что именно вы говорите, аудитория благоговейно кивает, точно слушает самого Пророка. Перед вами обычно ползают на брюхе или вы позволяете лишь преклонять колени? Обладание такой властью весьма приятно, если все идет гладко, но у нее имеются и подводные камни. Вы к ней привыкаете, привыкаете к тому, что вам безмолвно внимают, а когда что-то происходит не так, а это случается всегда, вы теряетесь и не знаете, как поступить. Вас начинают обуревать сомнения. Нет, этого, конечно, никто не замечает, вы для этого слишком хорошо владеете собой, но ситуация начинает пугать вас. И тогда вам приходится звать на помощь кого-нибудь вроде Дарвина, но его очень сложно контролировать. Вы даже не пригласили его сюда, потому что опасаетесь, как бы он не выкинул чего-нибудь неожиданное. Также готов поспорить, вы не говорили ему того, что сказали сегодня мне. Я угадал? — Он погрозил Старейшему пальцем. — Видите? Возможно, вы совершили очередную ошибку. Опасно сообщать Дарвину о том, что вы действительно задумали, но еще опасней что-либо ему недоговаривать. Ассасины и воины-тени… мы все принимаем слишком близко к сердцу. И лично я бы на вашем месте внимательно за ним присматривал.

— Благодарю за совет. — Старейший не выразил ни гнева, ни каких-либо других чувств. По крайней мере, сейчас.

Ракким улыбнулся:

— Вид действительно прекрасный. Словно взираешь с вершины мира. Но я бы все равно предпочел скорее оказаться в ванне.