Искать людей нелегко – особенно, когда они не хотят, чтобы их нашли. Говоря точнее, согласно самым приблизительным расчетам, количество людей, ежегодно пропадающих без следа в Соединенных Штатах, измеряется едва ли не семизначной цифрой. Большинство их так и не находят.
Я не хотел, чтобы Лидия пополнила собой эту статистику. Либо она была с плохими парнями и разыграла меня как молокососа, либо она – жертва, нуждавшаяся в моей помощи. В первом случае я искал стычки с ней – есть у меня в характере такое свойство по отношению к тем, кто мне лжет, пытаясь вовлечь в неприятности. Но во втором – во всем Чикаго я единственный мог помочь ей. Она могла быть одержима каким-нибудь здоровенным и очень вредным духом, который прямо-таки напрашивался на изгнание.
От отца Фортхилла Лидия уходила пешком, и я сомневался, чтобы у нее оставалось достаточно денег наличными. Исходя из этого, она, скорее всего, все еще находилась в районе Бактауна или Уиккер-парка, поэтому я направил «Голубого Жучка» в ту сторону. Вообще-то, строго говоря, мой «Жучок» давно уже не голубой. Обе двери пришлось заменить после того, как их в клочья изорвали когтями; то же самое относится и к крышке багажника, в которой прожгло здоровенную дырку. Майк, который по большей части ухитряется поддерживать «Жучка» на ходу, не задавал мне никаких вопросов. Он просто заменил поврежденные части деталями других «Фольксвагенов», поэтому на деле мой «Голубой Жучок» красно-бело-зелено-голубой. Но кличка прилипла.
Всю дорогу я как мог старался сохранять спокойствие. Сопутствующая моему ремеслу способность выводить из строя любую более-менее сложную технику, похоже, усиливается, когда я расстроен, зол или напуган. Только не спрашивайте, почему. В общем, я сдерживался изо всех сил, пока не прибыл к месту моего назначения – полосе автостоянки у Уиккер-парка.
Легкий ветер захлопал полами моей куртки, стоило мне выйти из машины. По одну сторону улицы полыхали отраженным в окнах закатом высокие общественные здания и пара жилых домов. Тени от деревьев Уиккер-парка напоминали длинные черные пальцы, тянущиеся к моему горлу. Слава Богу, мое подсознание мало восприимчиво ко всякой подобной символике. В парке гуляла публика: молодежь, матери с детьми. На улицах начали появляться бизнесмены в строгих деловых костюмах, спешивших по окончании рабочего дня в недорогие ресторанчики, кафе и кабаки, которыми изобиловал этот район.
Я достал из сумки огрызок мела и камертон, оглянулся, наклонился и очертил вокруг себя круг, усилием воли замкнув его, как только концы меловой черты сомкнулись, заключив в себя сгусток местной магической энергии.
По большей части магия – процесс не быстрый, но и не грязный. Штуки, которыми ты пользуешься, когда какая-нибудь вредная тварь вот-вот прыгнет тебе в лицо, называются заклятиями. Возможности их довольно ограничены, да и этого добиться не так-то просто. Я более-менее освоил всего пару таких, и как правило при этом мне требуется помощь искусственных усилителей энергии вроде магического жезла, чтобы не утратить контроль над заклятьем и не взорвать вместе со злобным монстром и себя самого.
По большей части магия – это концентрация и уйма тяжелого труда. Вот где я и впрямь могу отличиться – так это в томатургии. Томатургия – традиционная отрасль магии и заключается в установлении каналов магической связи между людьми или предметами, с помощью которых ты можешь, прикладывая энергию так или этак, получить желаемый эффект. С помощью томатургии можно добиться очень многого – при условии, конечно, что у тебя в достатке времени для точного расчета и еще больше времени на сам ритуал, не говоря уже о необходимых символических предметах и наличии магического круга.
В общем, если злобный монстр будет достаточно вежлив, он может и подождать, пока я подготовлюсь.
Я снял с запястья свой браслет-оберег и пожил его в центр круга – он должен был служить моим магическим каналом. Талисман, который я отдал Лидии, имел весьма схожее устройство, так что два этих браслета должны были резонировать друг с другом. Я взял камертон и положил его рядом с браслетом так, чтобы два расстегнутых конца последнего его касались концов раздвоенного стержня.
Потом я зажмурился и постарался полностью раскрыться заключенной в круг энергии. Я впитал ее, слился с ней, слепил из нее мысленно подобие талисмана, который я отдал Лидии. Энергия сплеталась в тугой клубок, отдаваясь жужжанием в ушах, покалыванием загривка. Подготовившись как следует, я протянул руки к лежавшим в круге предметам, открыл глаза и повелительно произнес: «Duo et unum!». С этими словами энергия разом устремилась из меня в круг, оставив на пару секунд ощущение пустоты и легкости в голове. Впрочем, это не сопровождалось ни фейерверком искр, ни каким-то особым свечением, ни любыми прочими спецэффектами – только ощущением завершенности, да еще тихим, едва слышным гудением.
Я забрал браслет из круга и надел его на руку, потом взял камертон и затер круг ногой, нарушив его. Я ощутил негромкий хлопок освобожденной энергии, распрямился и забрал из «Жучка» причиндалы для экзорцизма. Держа камертон перед собой, я сделал несколько шагов по тротуару прочь от машины. Потом остановился и медленно повернулся вокруг оси.
Камертон молчал до тех пор, пока я почти не завершил полный оборот – только тогда он вдруг завибрировал в моих руках, испуская негромкий, кристально-чистый звук. Я стоял лицом к северо-западу. Я прицелился вдоль зубьев камертона, прошел еще с дюжину шагов и повторил процедуру. Направление почти не изменилось. Даже не обладая более точными инструментами, можно было с уверенностью утверждать, что Лидия находится где-то близко.
– Ага, – вслух произнес я и двинулся дальше, поводя камертоном из стороны в сторону, и каждый раз направляя свои стопы в ту сторону, где звук резонанса становился громче. Таким образом я добрался до дальнего конца парка, и там камертон показал прямехонько на здание – прежде в нем, похоже, размещалось какое-то производство, но теперь оно стояло заброшенным.
На первом этаже выделялись двое гаражных ворот и заколоченная входная дверь. Большая часть окон этого и второго этажей также была заколочена. Окна третьего этажа побили камнями – то ли в отместку кому-нибудь, то ли просто со скуки – и острые осколки стекла грязными сосульками торчали из рам.
Я сделал еще два контрольных замера, отойдя футов на пятьдесят налево, потом направо. Оба раза камертон показал точно на здание. Оно безмолвно, угрожающе смотрело на меня зияющими глазницами окон.
Я поежился.
Самым умным с моей стороны было бы позвать Майкла. Возможно, даже Мёрфи. Никто не мешал мне вернуться к телефону и позвонить обоим. Дорога заняла бы у них совсем немного времени.
Но, конечно, солнце к тому моменту уже село бы. Кошмар, если он сидел в Лидии, был бы волен вырваться на волю и дебоширить в свое удовольствие. Если бы я нашел ее прямо сейчас и изгнал из нее эту тварь, я положил бы конец всей этой череде разрушений.
Если бы, если бы, если бы... Слишком много «если». Зато времени у меня оставалось в обрез. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Я полез в карман ветровки и достал жезл, переложив портмоне для экзорцизма в одну руку с камертоном. А потом пересек улицу и подошел к воротам гаража. Я попробовал открыть их, и, к моему удивлению, секция подалась и пошла вверх. Я оглянулся направо, налево, поднырнул под нее и шагнул в темноту, опустив ее за собой.
Некоторое время глаза мои привыкали к темноте. Помещение освещалось редкими лучами, пробивавшимися в щели заколоченных окон. Насколько я понял, я находился на загрузочной площадке, занимавшей весь первый этаж. Где-то в стороне капала из прохудившейся трубы вода, и на полу между бетонных колонн там и здесь темнели лужи.
В дальнем конце зала стоял у дебаркадера совсем еще новенький микроавтобус; судя по негромким звукам из-под капота, мотор его выключили буквально только что, и он остывал. Над бетонным дебаркадером, где разгружались и загружались раньше грузовики, висела покосившаяся вывеска: «ТЕКСТИЛЬНОЕ ПРОИЗВОДСТВО САМНЕРЗ».
Медленно, опустив жезл, приблизился я к фургону. Каждые несколько шагов я останавливался и поводил взглядом и камертоном из стороны в сторону. Тот гудел каждый раз, когда я направлял его на автобус.
Белая машина только что не сияла в полумраке. Окна салона были затонированы, так что заглянуть внутрь я не мог, даже подойдя к ней футов на десять.
Что-то, то ли звук, то ли еще неизвестно что, почти неуловимое физическими чувствами, заставило меня напрячься. Вскинув жезл, я резко повернулся лицом к темноте, наваливавшейся на меня из-за спины, и напряг все свои чувства, пытаясь определить источник угрозы.
Темнота.
Капающая вода.
Поскрипывание старого дома над головой.
Ничего.
Я убрал камертон в карман и снова повернулся к автобусу. Еще несколько шагов – и я подошел к нему вплотную, отодвинул сдвижную боковую дверь и выставил жезл в проем.
На полу салона, завернутый в одеяло, лежал комок – предположительно, Лидия. Из-под одеяла высовывалась безжизненная белая рука, на запястье которой темнел почерневший словно от огня, в запекшейся крови мой браслет.
Во рту у меня пересохло.
– Лидия? – окликнул я, вытянул руку и ощупал ее запястье. Пульс прощупывался – вялый, замедленный, но ровный. Я облегченно вздохнул и осторожно приподнял край одеяла, открывая ее лицо. Она лежала с открытыми глазами, глядя в потолок. Я помахал рукой у нее перед глазами и снова окликнул по имени. Никакой реакции. Накачали наркотиками, подумал я.
Какого черта она здесь делает? Лежит, завернутая как рождественский подарок, в одеяло, обдолбанная... Во всем этом нет никакой логики, если только...
Если только она не наживка.
Я распрямился, но не успел сделать и пол-оборота к двери, как ледяная энергия – та самая, которую ощущал я прошлой ночью – ринулась мне в лицо, схватила за горло. Что-то белокурое и неописуемо стремительное ударило в меня с силой разъяренного быка, сшибло с ног и отшвырнуло вглубь салона. Я приподнялся на локтях и увидел приближающегося ко мне Кайли Гэмилтона. Черные глаза вампира были пусты, лицо искажено гримасой голода. Одет он был все в тот же теннисный костюм. Я лягнул его обеими ногами в грудь, и при всей его сверхчеловеческой силе это на секунду оторвало его от земли, дав мне спасительную передышку. Я поднял правую руку, кольцо на которой засияло ослепительно-ярким светом, и выкрикнул: «Assantius!»
Заключенная в кольце энергия, весь ее запас, что накапливался по крохе с каждым движением моей руки, разом высвободилась, ударив вампиру в лицо. Невидимый поток разорвал ему губы – однако из раны не пролилось ни капли крови. Треснув, разошлась кожа в уголках глаз, но кровь не показалась и там. Из-под нежно-розовой англо-саксонской кожи показались матово-черные скулы, и плоть его полосами завернулась от лица назад, хлопая как флаги на ветру.
Тело вампира отлетело от меня назад и вверх. Кайли с силой ударился о потолок и рухнул на бетонный пол. Я выскочил из автобуса; грудь свело тупой болью. На ощупь нашел я в портмоне свой браслет-оберег и выбросил руку вперед.
Кайли пошевелился и встал на четвереньки. Тело его странным образом исказилось: плечи задрались неестественно высоко, спина сгорбилась. С лица так и свисали лохмотья кожи, из-под которых виднелась его настоящая, напоминающая черную резину кожа. Глаза его, лишившись обычной маски, оказались огромными, выпуклыми, нечеловеческими. Он раздвинул челюсти, блеснув влажными клыками. Слюна капала с них на влажный пол.
– Ты? – прошипел вампир; голос его звучал, впрочем, достаточно спокойно, что пугало еще больше.
– Ба, и как ты только догадался? – буркнул я, используя передышку, чтобы собраться с силами. – Ну, я. Какого черта ты здесь делаешь? И чего надеешься добиться с Лидией?
На нечеловеческом лице мелькнуло подобие удивления.
– С кем?
Боль в груди из тупой сделалась острой, горячей, словно я что-то там сломал. И паршиво сломал. Впрочем, я не шелохнулся – не хотелось, чтобы он увидел мою слабость.
– С Лидией. Крашеные волосы, запавшие глаза, и на руке – мой талисман.
Он злобно рассмеялся.
– Значит, она так тебе назвалась? Тебя провели, Дрезден.
По спине моей снова пробежал холод, и я прищурился. Ничего, только мой инстинкт заставил меня вдруг отскочить в сторону.
Вампир-сестра, Келли, такая же белокурая и хорошенькая, как в нашу первую встречу, приземлилась на месте, где я только что стоял. Она тоже припала на четвереньки и зашипела, обнажив клыки и выкатив глаза. На ней был плотно облегающий маскарадный костюм – женщина-кошка, только белая. Белые же сапожки и перчатки, белая кепочка с длинным козырьком. Впрочем, все это белое великолепие измялось и забрызгалось кровью, да и волосы растрепались. Рот был перепачкан кровью словно у ребенка, слишком жадно пившего томатный сок. Кровавые усы. Блин-тарарам.
Выставив перед собой левую руку с браслетом, я навел жезл на Келли.
– Значит, вы вдвоем решили подкрепиться Лидией, так? Зачем?
– Дай я убью его, – простонала самка, блеснув пустыми, голодными черными глазами. – Ну, Кайли! Я голодна.
Что ж, я отреагировал так, как веду себя всегда, когда речь заходит о том, чтобы съесть меня. Я уставил жезл в лицо Келли и послал в него всю свою энергию так, что кончик его угрожающе засветился.
– Валяй, Кайли, – сказал я. – Пусть попробует.
Кайли поерзал – всем телом под кожей, и этого хватило, чтобы желудок мой неприятно сжался. Такие штуки всегда выглядят неестественно, даже когда знаешь, что там, под этой кожей.
– Не лезь в это дело, чародей. Оно тебя не касается.
– Девушка находится под моей защитой, – возразил я. – А ну убирайтесь отсюда, вы, оба, пока с вами не обошлись грубо.
– Не выйдет, – убийственно спокойным голосом произнес Кайли.
– Кайли! – снова простонала самка. Из уголка ее рта сбежала на пол струйка слюны. Ее затрясло, словно она готова была вот-вот разорваться на части. Или броситься на меня. Во рту у меня пересохло, и я приготовился испепелить ее.
Краем глаза я уловил движение Кайли. Я вытянул в его сторону руку с браслетом и устремил в него свою волю, но только чуть ослабил им удар – тот швырнул мне в голову обломком цемента. Обломок ударил меня в висок, и я потерял равновесие. Я успел увидеть, как Келли бросилась ко мне, вскинул жезл и выкликнул: «Fuego!»
Огонь, сорвавшийся с конца моего жезла, промахнулся как минимум на фут, но и так жара его хватило, чтобы поджечь болтавшийся капюшон ее куртки. По мере того, как я опрокидывался на спину, огонь описал по стене и потолку большую, неровную дугу, прорезавшую дерево и кирпич с эффективностью газовой горелки.
Келли навалилась на меня сверху и оседлала, стиснув бедрами, с возбужденным стоном. Я снова поднял было жезл, но она без труда отвела мою руку в сторону. С диким, истеричным смехом она другой рукой сорвала с себя и отшвырнула в сторону свою дымящуюся куртку. Она потянулась зубами к моему горлу, но я успел схватиться обеими руками за ее волосы. Я понимал, что это пустая трата сил – черт, она была слишком сильна для меня. Мне все равно не удалось бы сдерживать ее долго – несколько секунд, не больше. Сердце гулко колотилось в моей горящей груди, и я отчаянно бился, пытаясь глотнуть воздуха.
А потом капли ее слюны попали мне на горло, на щеку, на губы. И все это разом сделалось мне безразлично.
Восхитительное ощущение разлилось по всему моему телу: тепло, блаженство, покой. Начавшись на коже, оно перекинулось глубже, сняв с мышц чудовищное напряжение. Пальцы мои сами собой отпустили волосы Келли, и она с урчанием прижалась ко мне бедрами. Она придвинула свой рот вплотную к моему, и я ощущал на коже ее горячее дыхание, ощущал ее тугую грудь сквозь тонкую ткань ее костюма...
Что-то, какая-то досадная мысль тревожила меня еще мгновение. Возможно, это имело отношение к идеальной, бездонной черноте ее глаз, или к тому, как терлись ее клыки о мое горло – каким бы приятным ни было это ощущение. Но потом я ощутил ее губы на моей коже, ощутил, как затаила она дыхание в предвкушении... и эта мысль тоже отлетела куда-то. Я просто хотел еще.
А потом послышался грохот, и я сквозь застилавшую глаза дымку увидел, как рушится вся западная стена здания. Огненный луч, которым я не попал в Келли, пронзил потолок, стену, балки покрытия. Должно быть, это ослабило несущий остов здания.
Опаньки!
Сквозь осыпающиеся кирпичи и клубы пыли, в помещение хлынул солнечный свет – последние предзакатные лучи, скользнувшие по моему лицу теплым золотом, показавшиеся глазам до боли яркими.
Келли взвизгнула, и тело ее в местах, не прикрытых одеждой – а таких набралось довольно много – вспыхнуло ярким огнем. Свет ударил в нее с силой стального тарана, отшвырнув от меня. Только тут я ощутил тупую боль, неприятное жжение на щеках, в горле – в местах, куда попала ее слюна.
Несколько секунд я не ощущал ничего кроме света, жара и боли. Кто-то визжал. Потом я очнулся, привстал и огляделся по сторонам. Огонь разбегался по зданию, и сквозь огромный пролом в стене я услышал далекий вой пожарных сирен. На бетонном полу виднелись какие-то черные, жирные потеки, ведущие от меня к белому микроавтобусу. Солнце едва касалось заднего стекла машины. Боковая дверь была до отказа сдвинута назад, и Кайли, лицо которого так и свисало рваными лохмотьями, заталкивал в салон что-то причудливое – свою сестру. Девица-вампир тоненько подвывала от боли. Он сунул ее в заднюю часть салона, захлопнул дверь, и изуродованные губы его скривились в злобной ухмылке.
Он шагнул ко мне, но тут же в досаде стиснул зубы, остановившись на самой границе солнечного пятна.
– Чародей... – злобно прошипел он. – Ты еще заплатишь. Я заставлю тебя поплатиться, – он повернулся к двери с тонированным стеклом и прыгнул на водительское место. Взревел мотор, машина рванула с места к закрытым воротам и ударила в них тупым носом. Расшвыряв щепки, вырвалась она на улицу и скрылась из вида.
Некоторое время я оглушенно сидел на полу. Потом с трудом поднялся на ноги, шатаясь, добрел до пролома в стене и выглянул наружу. Сирены приближались.
– Черт, – пробормотал я, оглянувшись на бушевавший уже вовсю огонь. – Что-то неаккуратно получается у меня с домами...
Я тряхнул головой, стараясь хоть немного прояснить мозги. Темнота... На улице темнело. Мне нужно домой. Вампиры охотятся в темноте. Домой, подумал я. Домой...
Я медленно побрел к своему «Жучку».
За моей спиной скрылось за горизонтом солнце – высвободив всех тех тварей, что выходят резвиться с наступлением ночи.