Млечный Путь, 21 век, номер 3(52), 2025

Пауль Госсен
Королевство за $9.99, включая НДС

Жил да был я. В Тридевятом Виртуальном Королевстве. Месяц - два бакса, полгода - трешка, а если арендовать на пожизненное пользование - $9.99, включая НДС.

Должность у меня - король. В реале я, правда... Но не будем о грустном. А здесь - король. Замок с башенками на холме, леса-поля... Красота! И все, как настоящее. Хоть в лупу рассматривай, хоть руками трогай. По утрам рыцарские турниры, по вечерам балы. По вторникам походы на соседние царства-государства, по четвергам жду неприятеля к себе. Раз в месяц свадьба. Нет, гарем я не держу - королевство мое христианское. Поэтому действую по методу Синей Бороды: отгулял медовой месяц и супругу в расход. А то присосется пиявка, как в реале... Но не будем, не будем о грустном.

Казнь королевы - это всегда праздник. Зевак собирается целая площадь. "Да здравствует король!" - кричат и все такое. Видели ли вы когда-нибудь глаза своей жены после вынесения ей смертного приговора? Я - каждый месяц. Очень, знаете ли, поднимает самооценку.

Так я и жил. Горя не знал, в реал лишь на работу ходил. Проблем с невестами в Тридевятом не было. Я им приворотное в бокал. Выпьют и влюбятся. В меня - Эрика Некрасивого. И не просто влюбятся, а втрескаются по уши. Можно руку и сердце предлагать, можно дурой называть - смотрят преданно, а глаза большие и голубые.

Невест я отбирал сам. На королевских балах. Для чего ввел специальный "Декрет о Золушке", который строго карал родителей, запрещавших дочерям посещать дискотеки. И девушки шли на мои балы, как загипнотизированные. Знали, чем все может кончиться, а все равно - подавай им острых ощущений. Я восседал на троне, тискал очередную королеву и выслушивал советы придворных.

- Ваше величество! Ваше величество! - шептал мне на ухо первый министр Джои Силвера. - Обратите внимание на Якобину - дочку мясника. Вон ту блондиночку.

- Да они все блондиночки, - отвечал я.

- Она в желтом, ваше величество, - не унимался Силвера. - А подол петухами расшит...

- Даже не смотрите, ваше величество, - сопел в другое ухо палач Том Байрон. - Подол с петухами - ну и вкус! Взгляните лучше вон на ту блондиночку.

- Да они все блондиночки, - вздыхал я.

- Она в голубом, ваше величество, - не унимался палач. - А подол с единорогами. Кристина - дочка звездочета. До чего аппетитная...

Надо признать, что все девушки в Тридевятом были практически на одно лицо. Носики-курносики, чуть надутые губки, обесцвеченные кудряшки. Матрицей для них послужило старое фото из журнала "Плейбой". Программист, понятно, девушек подретушировал, одел одну в желтое, другую в голубое. Но заголишь королеву, а там одно и то же, одно и то же! И никаких новых геометрических перспектив.

На этом я и погорел. Как-то во вторник напали мы на Новую Трансильванию - виртуальную империю, где правил Дракула II. Поход прошел успешно: разбили рыцарей, спалили окрестные деревни, осадили замок. Дракула II зубы в бойницу скалит, словами нехорошими нас кроет. Мои воины посыпают замок стрелами, но на штурм идти не хотят - опасаются чанов с кипятком. И тут заскрипели и открылись ворота замка. Глянул я: стоит в проходе девушка. Черноокая. В красном. А на подоле василиск вышит. Она-то нам ворота и открыла. Ворвались мы в замок. Дракула II дал деру в реал, но мы отвели душу на кухарках - порубали всех в капусту. Потом забросил я черноокую на коня и галопом к себе в Королевство.

Ну, а по возвращению сразу же приказал казнить королеву, достал склянку с приворотным и подступил к пленнице.

- Как зовут тебя, - спрашиваю, - красавица?

- Габриэла, ваше величество, - отвечает Габриэла и падает передо мной на колени.

- Что же ты, Габриэла, ворота открыла? Господина своего Дракулу II предала.

Заблестели в глазах чужеземки слезы.

- Замуж он меня за себя звал, ваше величество. Уж и день свадьбы назначил. А я не хотела.

- Как так? - осерчал я. - Слово государя для программы - закон.

Разрыдалась тут Габриэла пуще прежнего, руки заломила и говорит:

- Вас я люблю, ваше величество. Сиротой я росла, без матери, в детстве с папой на работу в казначейство ходила, а там, чтоб не скучать, с монетами играла. И попалась мне как-то заграничная монета с вашим профилем. Я как ее увидела, так в вас и влюбилась.

- Влюбилась? - удивляюсь. - Да я же Эрик Некрасивый.

- Для кого и некрасивый, - отвечает девушка, - а я ту монету за щеку спрятала, из казначейства вынесла и с тех пор любовалась вами в тайне.

И достает из-за щеки золотой гульден с моим профилем.

- Опомнись, дура! - кричу, а самому приятно. - Я ж всех своих жен казнил.

- Так до того месяц с ними жили, - отвечает чужеземка. - Да за такое счастье и жизни не жалко.

Тут-то я и растаял окончательно. Плеснул приворотное в бокал, спрашиваю:

- Пойдешь за меня замуж?

Отодвинула Габриэла бокал, глаза засверкали.

- Я, ваше величество, за вас и без всякого приворотного пойду. Ибо люблю вас сильнее жизни. Одного боюсь: все ваши жены блондинки были, а я черненькая - наскучу быстро. Пожалейте меня, ваше величество: выпейте приворотное сами и подарите скромной девушке месяц безумной любви.

Хорошо сказала. Я чуть сам не разрыдался. Осушил одним залпом бокал, глянул на Габриэлу влюбленным взглядом, подхватил на руки и понес в тронный зал. Мы как раз кольцами обменивались, когда моей бывшей под окном голову отрубили. Непередаваемые ощущения!

И стали мы жить. В принципе, у черноокой под красным оказалось то же самое, что у других под желтым и голубым. Но с небольшими отличиями. Тут чуть поуже. Там чуть пошире. Плюс родинка на интересном месте. А что моя Габриэла в спальне вытворяла! Не перескажешь.

И вдруг...

- Ваше величество, - шепчет мне Джои Силвера, - сегодня месяц, как вы с Габриэлой свадьбу сыграли...

- Пора бы ее того... - потирает мозолистые руки Том Байрон.

- Как месяц? - удивляюсь. - А ведь и вправду... Так я же новую невесту еще не выбрал.

- Выберете, ваше величество, - это опять Силвера. - Девушек в Тридевятом много. А с этой пора кончать.

- Постойте, - кричу. - А если у меня к ней серьезное чувство?

- Ваше величество, - умиляется палач, - тем острей будут ваши переживания в момент казни.

- Хорошо, - вздыхаю, - подготовьте указ, я его подпишу... на днях.

- Указ давно готов, - кланяется первый министр.

Что ж, имидж короля превыше всего. Взял я перо, занес над указом... И тут - бабах! - распахнулась дверь и в тронный зал вбежала моя Габриэла.

- Поздравьте, ваше величество! - кричит. - Я - беременна.

- Не может быть! - кричат Силвера и Байрон.

- Может, вот справка от придворного врача.

Что тут скажешь? Казнить Габриэлу? И вместе с ней наследника престола? Фиг вам! Прогнал я первого министра и палача с глаз долой и закатил пир на все Тридевятое.

Ну, а через пару недель у Габриэлы округлился живот. Почему так быстро? Я и сам поинтересовался. И Габриэла мне объяснила, что у них в Трансильвании за год по три урожая снимают, а уж детишки растут - куда там нашим грибам.

И точно, вскоре родился наследник престола Феропонт Мудрый. Оргии в королевской спальне прекратилась, начались пеленки-распашонки... Наследник оказался плаксой. Сирена, и только. Я поначалу крепился, уши затыкал. Потом стал все чаще задерживаться в реале. На недельку. На две. Летом взял отпуск и махнул со своей змеюкой на море. Читал ей Верлена, цветы как-то подарил, но потом... Ладно, я же обещал: не будем о грустном.

Вернулся я в Тридевятое только осенью. Гляжу - Феропонт подрос, на вид ему лет шестнадцать. Книжки по программированию читает, каратэ освоил. И Габриэла не скучает: в мое отсутствие взяла государственные дела в свои руки, указы подписывает - только бумага шуршит.

- Ты где был? - спрашивает, и не слышу я в ее голосе былой любви. - Я тут без тебя две войны выиграла, наследника вырастила. А ты в реале с вонючими женщинами развлекаешься.

- Почему это "с вонючими"? - возмущаюсь.

- В реале все имеет запах. Значит, и бабы все вонючие. И ты мне зубы не заговаривай, ваше величество. Ответь лучше, когда в следующий раз пропадешь?

- Не знаю, - говорю. - Работа у меня. То да се.

- А раз не знаешь, - говорит Габриэла, - подпиши указ о передаче власти наследнику.

Тут-то вся любовь у меня из головы в раз вылетела.

- Измена! - кричу.

Но без толку. Первого министра Джои Силвера по приказу Габриэлы казнили. Что до палача Тома Байрона - то он министра и казнил, переметнувшись на сторону королевы.

- Подпиши по-хорошему, - требует Габриэла.

- Не подпишу, - ерепенюсь я. - Самозванка! Дрянь!

- Тогда, - говорит, - тебя отстранит от власти Королевский Совет, как слабоумного.

- Это я-то слабоумный!.. - начал я, но тут двое стражников схватили меня за руки и повели на Совет.

Там уже ждали палач Том Байрон и наследник Феропонт Мудрый.

- Сколько будет 46790654 умножить на 6356865? - спрашивает Байрон.

- Я вам не калькулятор, - отвечаю.

- Да это же элементарно, - смеется Феропонт, - 297441870739710.

- У меня гуманитарное образование, - говорю. - Так что, попрошу вопросы без циферок.

- Это запросто, - соглашается палач. - Расскажи наизусть "Виртуальный свет" Гибсона.

- Вы что - очумели? - кричу.

А Феропонт Мудрый начинает:

- "Курьер прислонился лбом к слоеному пирогу стекла, аргона и ударопрочного пластика. Над окраинами города висит боевой вертолет..."

- Заткнись, - кричу я. - Ты же программа. А я - человек.

Но разве тут что-то докажешь. Отстранили меня от власти, сослали в деревню коз пасти. Хотел я народное восстание поднять, да куда там! Крестьяне вилами побили, девушки обсмеяли.

Тут объявился из реала Дракула II, тот самый. Габриэла упала в ноги Феропонту Мудрому и покаялась, что его настоящий отец - трансильванский император. Феропонт заключил своего нового отца в объятия и тут же скончался от неизвестной болезни. Вся власть перешла к Габриэле - королеве-матери. Через день она вышла замуж за Дракулу II, и Тридевятое Королевство мирно вошло в состав Новой Трансильвании. Обставил меня император, как мальчишку. Я понял, что ловить больше нечего, и слинял в реал.

Такая вот история. Хотя убытков, если вдуматься, всего-то на $9.99. Было бы с чего расстраиваться.

Елена Ермакова
Узник леса

Тяжко быть привидением. Видеть, как волшебный лес, который лишил тебя тела, вольно вздымает и опускает ветви, повинуясь лишь ветрам и дождям, как он одаривает людей своей милостью или лишает их жизни. А ты, если и можешь на секунду ожить и проявить волю, обрести силу и форму, так только в минуты величайшего душевного напряжения. И только в лесу, никогда за его пределами. Пытался ли я бежать из леса? Не раз. Лес умен, он следит за своими пленниками.

Со временем я начал понимать, кому лес помогает, а кого карает. Я не глухой и не слепой. Если человек пришел кому-то отомстить и наказать, путь привидения ему обеспечен. Лес не любит злых желаний. Такие вот у него капризы.

Я пришел в лес десять лет назад, чтобы свергнуть брата-короля, глупца и труса, но лес вместо помощи лишил меня плоти и запер в своих чертогах. Вместе со мной в лесу обитает еще множество привидений, обиженных и злых. Если соберутся вместе, могут и напасть на путника. Лишь на секунду способно привидение ожить, стать получеловеком, но, если их толпа, этой секунды хватит, чтобы растерзать несчастного, замешкавшегося в лесу. Нападают они обычно на тех, кто получил от леса дар. На счастливцев. Нападают из зависти и злобы, от тоски и из мести за чужую удачу.

И я раньше был с ними, а теперь поостыл, успокоился. В чем-то даже понял лес.

Людям, которые приходят в лес с мольбой, это все не ведомо. Легкое чудо манит, поток просителей не иссякает. В народе ходит молва, что мешкать в лесу нельзя, что лес опасен, но глупцов все равно хватает.

А сегодня в лес явился парень из конюшни моего бывшего замка. Десять лет назад он был ребенком, но как не узнать сероглазого. Зачем ты здесь, дурачок?

Парень озирается, в глазах у него обида и боль. Рука сжимает дешевый браслет из речного жемчуга. А ведь ему, похоже, девчонка отказала. Ох, не миновать ему моей участи, коли за местью пришел. Какая глупость - боль от отвергнутой любви. Я бы сейчас все отдал за такую боль.

Делаю усилие и становлюсь видимым. Человеком в туманном покрывале. В таком виде могу продержаться до получаса. Потом меня снова затянет в невидимость. От страха парень так и оседает в траву.

- Уходи. Лес тебя уничтожит, - говорю ему.

Парень упрямо качает головой.

- Не верю. Ты просто злой дух.

Он не далек от истины.

Упрямый мальчишка закрывает глаза и кричит ломким голосом:

- Добрый лес, я не уйду, пока не поможешь мне ее забыть! Помоги! Забери боль!

Дурачок, но пронесло его. Такое лес сделает, он только злых желаний не любит.

По кронам пробегает ветер, и парень открывает глаза. Осматривается, словно только что проснулся. Тоска ушла, в глазах сонный покой, забрал-таки лес его боль.

- А ведь я тебя помню, - говорит вдруг парень. - Ты бывший хозяин замка. Когда ты пропал, мы еще думали, куда ты мог деться, что за беда с тобой приключилась. А ты, оказывается, в лес ушел и привидением сделался.

Я киваю. Незачем ему знать, за что лес меня наказал. Да и пора уже мне растворяться и исчезать, время мое быть видимым подошло к концу.

- Может, помочь тебе чем? - говорит вдруг парень.

Сказал, и сердце у меня стукнуло. Есть у меня один план, давно я его придумал, вот только не знал, как осуществить. А теперь случай словно сам подворачивался.

- Ты вот что, - говорю ему. - Отломи от любого дерева сучок, вырежи кораблик. Простой, как дети делают. А на нем начерти имя хозяина замка. Понял?

Парень удивлен, но послушно вынимает из кармана самодельный ножик, какие мальчишки в деревнях делают, и идет к ближайшему дереву.

Такие кораблики мы делали с моим сыном, когда он был малышом. Сын мой теперь и есть хозяин замка.

- Как вырежешь, отнеси кораблик сыну. Скажи, что нашел на речке и подумал, что кораблик его. Не говори, что кораблик от меня. Запомнил? Сделаешь?

Парень кивает. Пусть сын вспомнит обо мне.

- Только не мешкай. Поспеши. Долго в лесу быть нельзя.

Исчезаю, но слежу за его работой. Он и сам знает, что времени у него мало, торопится. Хорошо.

А теперь главная часть плана. Если я узник и не могу покинуть лес, то придется лесу самому принести меня в замок. Кораблик - это ведь часть леса. Если спрячусь в него, то и лес смогу покинуть беспрепятственно, в кармане у парня. Парень, о том не подозревая, вынесет меня из моей тюрьмы внутри волшебного дерева, в кусочке леса. Логично?

Хоть одним глазком гляну на сына. Такая вот хитрость. Жаль, поговорить с ним не смогу, привидение только в лесу может ненадолго обрести форму. Но я и на это согласен, лишь бы вырваться на волю хоть на миг.

Кораблик готов, маленькая, кривая лодочка, сделанная впопыхах. Сворачиваюсь невидимым вихрем и исчезаю в нем. Была не была.

Вот только не нравится мне, как вдруг шевельнулась ветка, дрогнул на ближайшем дереве лист. Неужто лес догадался?

Парень почти бежит к кромке леса, к спасительному полю, которое уже просвечивает разнотравьем сквозь стволы деревьев. Моя душа тоже туда рвется, да только напрасно. Злая моя судьба притянула к парню несчастье. Из сумеречной сосновой полутьмы, последней грани между тюрьмой и свободой, выткались привидения, заслонили нам путь. Шипят, надвигаются, тянут за собой клубы мрака. Ну конечно, куда уж без вас. Учуяли запах легкой добычи, молодого и глупого, который вовремя удрать не успел.

Парень взвыл от ужаса:

- Хозяин замка, где же ты? Помоги!

Вот так всегда. Все планы пошли прахом. Кажется, что и лес не просто зашумел, а захохотал.

Что поделать, придется помогать мальцу. Иначе как он кораблик мой донесет? Со мной или без меня, а кораблик должен до сына добраться. Да и виноват я, что заставил парня потратить время на деревяшку. Может, он из-за этого из леса сбежать и не успел.

Вырываюсь из корабля, воплощаюсь, второй раз за один день. Но теперь я уже не просто сгусток тумана в форме человека, я человек, пусть и на минуту. На сколько меня хватит? Впрочем, раздумывать некогда.

Сшибаюсь с братьями-привидениями, отталкиваю их от парня, рву, рычу, царапаю, отрываю, кусаю. Ненавижу их, с сыном повидаться не дали. У, страшилища.

Пока дрался, парень удрал из леса. Краем глаза я заметил, как он проскользнул ужом между двумя здоровенными верзилами, которые отвешивали мне таких тумаков, что из глаз искры сыпались. Вон он, в поле уже, только пятки сверкают. Ладно, беги, уноси мою надежду. Главное кораблик отдать не забудь.

Наконец, привидения отступили. Им же не я нужен, а парень. Вот только он успел удрать.

Пора и мне становиться невидимым, прощаться с минутным воплощением. Братья-привидения уже давно исчезли, растворились туманом и вечерней росой.

Оседаю на землю, чуть не плачу. Руки все в грязи, исцарапаны, иссечены. Кровь, грязь, кровь.

Кровь? Какая кровь, если я привидение? Я же вот-вот исчезну. Время мое на исходе.

Но вот же она, почти черная уже, подсыхает.

Время идет, а невидимость, которая избавит от боли, не приходит.

Эй, лес, ты шутишь что ли?

Ты что творишь?

Боль вгрызается в тело, но как же я о ней скучал, об этой обычной живой человеческой боли, которая жжет и длится, не дает покоя и заставляет сердце стучать.

Ползу к черте между лесом и полем, пересекаю ее.

Свобода?

А лес за спиной шумит, прощается со мной.

Елена Ермакова
Немой

Мой старик пришел домой хмурый. Лицо сморщилось, из одного глаза течет слеза. Сильнее обычного.

Почему?

Садится у очага, протягивает к огню руки.

Чувствую, хочет что-то сказать.

Я тоже сижу у огня, но делаю вид, что задремал, капюшон упал на лицо. Пока старик не замечает, присматриваюсь к нему. Разрешаю моим другим глазам занять место обычных. Другие глаза в голове недавно. Они могут заглядывать в мысли старика. Если посмотреть в зеркало на обычные глаза, увидишь, как другие глаза просачиваются сквозь зрачок и меняют цвет радужки. Старик так не может. Он не моей породы.

Итак.

Вижу. Старик идет по деревне, к нему подходит старший. "Слышь, дед. Бесноватые вокруг деревни ходят. Полно ихних следов. А вокруг твоей хижины следов больше всего. Не знаю, чего им от тебя надо, но уходи из деревни от греха подальше. И уродца своего с собой забери. Может, отстанут тогда от нас".

Уродец - это я.

Бесноватые - это люди, но другие. Они высокие, сильные, сами не нападают, но все их боятся. Они охотники, кочуют с места на место. Иногда целые деревни снимаются и уходят с насиженных мест, если рядом появляются бесноватые. А они даже на медведей охотятся, смелые. Бесноватыми их прозвали за лай, который они издают, когда охотятся. Говорить они не могут, только лают. А еще они лысые и глаза у них желтые и светятся.

- Беда у нас.

И хотел бы я деду ответить, что знаю про беду, да только я немой от рождения. Могу хрипеть горлом, а говорить не могу. Притворяюсь, что уснул у огня, а сам думаю. Кажется, пришло время показать старику, кто я такой на самом деле. Гонят же нас. Мои другие глаза видели, что старик боится. Не за себя, за меня. Думает, не выдержу зимой без хижины, если нас выгонят.

Зря боится.

Старик когда-то нашел меня в лесу младенцем и вырастил. По обычному времени мне шесть, но по-настоящему я старше. По своему времени. Последние полгода меня сильно изменили. Взять хотя бы другие глаза. И еще я очень высокий. Костлявый, но могу одними пальцами ломать толстые ветки. Я кутаюсь в его старое тряпье и сутулюсь, чтобы он не заметил изменений. Капюшон вообще последнюю неделю не снимаю.

- Уйти нам придется, парень. Гонят нас, вроде мы бесноватых почему-то привлекаем. А ты, смотрю, уже одет.

Я шевелюсь, как будто просыпаюсь. Если нас гонят из деревни, значит, мы уйдем. Но не туда, куда он надумал. Не в охотничью землянку у реки.

Как объяснить куда?

Когда-нибудь я научу другие глаза не просто копаться в его мыслях, но и говорить с ним. Мне не хватает умения, и только недавно я догадался, у кого смогу научиться. Вот к ним-то мы и пойдем.

Мне жаль старика. Ему нужно не только покинуть все знакомое, но и увидеть, в кого я превратился.

Сдергиваю с головы капюшон. Глаза у старика расширяются. Волосы мои выпали неделю назад. Я стал лысым.

Теперь подниму голову. Не буду прятать другие глаза. Старик охает. Знаю, другие глаза желтые, святятся.

Встаю. Открываю дверь. На белом снегу свежая цепочка следов.

- Так они, значит, за тобой приходят? Ты, получается, ихней породы?

Киваю. Беру старика за руку и тяну к порогу.

- К ним хочешь?

Снова киваю. Старик молчит. Слеза из глаза все бежит. Скажи что-нибудь.

- А что, пойдем. Свои гонят, небось твои приютят.

Обнимаю старика, он охает - сильно сжал.

Люблю его.

Дэн Шорин
Не вопрос этики

- Нет, Змей, я не буду есть этот плод.

- Почему, Ева? Я каждый день питаюсь с этого дерева и до сих пор жив. У нас похожая физиология, существуй угроза для твоей жизни, я бы уже умер.

- Это вопрос этики. Если всемогущий Творец сказал, что есть с этого дерева нельзя, не прислушаться к нему было бы глупо.

- А почему ты думаешь, что он всемогущий?

- Ой, хватит, Змей. Он создал тебя, меня и все что нас окружает. Какие тебе еще нужны доказательства?

- Как ты думаешь, Ева, а сможет ли Творец создать камень, который он сам не сможет поднять?

- Это вопрос этики.

- Нет-нет-нет. Давай рассуждать безо всякой метафизики и нравственных дилемм. С позиции чистого разума. Способен ли всемогущий Творец создать такой камень?

- Это парадокс, Змей. Неразрешимая ситуация, вызванная нечеткостью формулировок.

- И какие именно термины нечетко описаны? Камень? Творец? Поднять?

- Всемогущий.

- Поправь меня если я ошибаюсь, Ева, но не кажется ли тебе, что этот термин подразумевает, что описываемый им объект способен совершить абсолютно любое действие? Иного значения у прилагательного "всемогущий" нет.

- Ты видел картины в моей комнате, Змей?

- Да, на мой взгляд ты неплохо рисуешь.

- Спасибо. Так вот, представь, что мой талант к живописи превратился в абсолютный гений. И я могу творить на холсте все, что угодно. То есть я стала всемогущей, в рамках нарисованного мной мира.

- Рано или поздно ты достигнешь этого уровня.

- Так вот, смогу ли я нарисовать камень, который не смогу потом закрасить?

- Эм...

- Вот видишь, Змей, при правильной формулировке легко осознается абсурдность этого вопроса.

- Хорошо, Ева, как ты думаешь, что в данном случае не так?

- Постановка вопроса?

- В рамках формальной логики вопрос поставлен вполне корректно. А то, что он приводит нас к парадоксу, означает только то, что мы не учли некоторые граничные условия.

- Что ты хочешь этим сказать, Змей?

- Для начала давай определимся, что такое неподъемность?

- Это требуемое свойство камня.

- Что может помешать поднять камень?

- Гравитация. Специальные крепления.

- А в общем случае, Ева?

- Некоторое препятствие, основанное на фундаментальных законах этой вселенной. Я поняла, к чему ты ведешь, Змей. Ты хочешь сказать, что, если бы существовала другая вселенная, то свойства камня могли бы измениться. Легко поднимаемый у нас и неподъемный во вселенной с другими физическими законами. Но в твоей логике я нашла ошибку.

- Расскажи мне про нее, Ева.

- Если я нарисую камень на одной картине, вырежу его и перенесу на другую картину, ничто не помешает мне его закрасить уже на новом месте. Мои способности-то никуда не денутся.

- Это если холсты одинаковые.

- Что ты имеешь в виду, Змей?

- А ты никогда не задумывалась, Ева, что всемогущество может быть свойством конкретной вселенной?

- Это звучит странно. Ты хочешь сказать, что Творец в какой-то другой вселенной может потерять свои способности? На одном холсте я умею рисовать, на другом - нет?

- Представь себе, что второй холст - это скала, с которой твои краски просто осыпаются. Все твои умения остались при тебе, просто законы этого мира не позволяют их эффективно использовать.

- Это имеет смысл, Змей. Но только в том случае, что второй холст создан не мной. Если его подготовила я, то сделаю так, чтобы мои краски идеально на него ложились.

- То есть ты готова допустить, что всемогущество может быть ограничено?

- Я понимаю, куда ты клонишь, Змей. Но чтобы твоя логика была рабочей, необходимо существование другой вселенной и другого Творца. К счастью, никаких доказательств этого у нас нет.

- Не подозревал, что ты стоишь на позициях материализма.

- Мы рассуждаем с позиции чистого разума, Змей.

- Тогда предлагаю провести эксперимент.

- Ты можешь перенести нас в другую вселенную?

- Увы, нет, Ева. Но, чтобы оказаться во вселенной с иными физическими законами, не обязательно куда-то перемещаться.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь, Змей.

- Это же очевидно. Готова к небольшому эксперименту?

- Ты меня заинтриговал. Рассказывай.

- Мы не можем попасть в другую вселенную, но вполне можем кардинально изменить эту.

- Каким образом?

- Любой творец оставляет возможность познания и изменения своего творения. Ты готова получить новые знания, Ева, и тем самым изменить вселенную?

- Давай сюда плод, Змей.