Младший научный сотрудник-6

Глава 6

Продолжение неприятностей

Что я мог сказать в ответ на это пожелание… ничего, кроме того, что всех комаров вместе с носами постараюсь извести в кратчайшие сроки. Фумигатором.

Ну а теперь у меня в программе строго Семен Наумыч Гинденбург и его таинственный протеже из Западной Европы. Времени до встречи оставалось предостаточно, поэтому я решил прогуляться пешком по осенней столице. Путь мой лежал… нет, не во мраке, а совсем наоборот — по Бульварному кольцу, повторяющему в общих чертах изгибы Садового кольца. Тверской бульвар был весь желто-красным от пламенеющих листьев лип и кленов… о, а это МХАТ имени Горького… то есть он будет когда-то таковым после разделов и расплевываний эпохи перестройки. Ефремов останется в старом здании возле Большого театра, а Доронина уведет за собой недовольную часть труппы сюда, на Тверской. А с другой стороны у нас рядом целых два музея-квартиры, Алексея Толстого и Максима Горького… меня когда-то в бытность школьником водили и туда, и сюда. Ну что могу сказать и про Алексея, и про Максима — неплохо жили писатели в Советской России, очень и очень небедно. У Горького личный особняк был в распоряжении, бывший купцов Рябушинских, Толстой, правда, можно сказать, ютился всего лишь во флигеле этого же особняка в последние годы жизни.

Задумался от нечего делать про Алексея Толстого — написал ведь человек такие необъятные тома, как Хождение по мукам и Петр 1, а запомнился в основном как автор Буратино… и еще некоторые назовут Аэлиту с Гиперболоидом. Как говорится, судьба играет с человеком, а человек играет… в бильярд и в преферанс. Еще помню в этом толстовском музее Буратино в натуральную величину, который сидел на антикварном диване… А у Горького естественно в первую очередь бросается в глаза сложно-оформленный вестибюль, весь изогнутый и вычурный… в морском стиле, как написано в путеводителе. Морского я там ничего не заметил, но то, что сделано в духе товарища Гауди, заметно… ну или наоборот — Гауди что-то взял у Шехтеля, который эти интерьеры все же немного раньше сформировал.

Тверской бульвар незаметно перетек в Никитский и я мимо театра Маяковского и Музея освобожденных народов Востока уперся в улицу Новый Арбат… ой, проспект имени товарища Калинина, конечно, всероссийского старосты с бородкой клинышком и круглых очках без оправы. Один из немногих долгожителей советского ареопага — начал ведь свою деятельность он раньше Ильича, в 1898 году был одним из участников первого съезда РСДРП, а Ильич не был. Сумел уцелеть в волнах большого террора и исключительно вовремя помер, в 46 году. Поэтому наряду со Свердловым остался и в народной памяти, и в названиях населенных пунктов, улиц и площадей. Город Калинин, допустим, в дальнейшем вернул себе историческое название Тверь, но Калининград до сих пор носит имя всесоюзного старосты. По подсчетам специалистов в 21 веке в России имя Калинина носили около 3,5 тысяч площадей, проспектов, улиц и переулков — это я понимаю, память…

Но хватит про всесоюзного дедушку, пора и делами заняться — вот ресторан «Прага», на часах без пяти три, можно заходить и приступать к знакомству с фирмачами. Швейцар оглядел меня с головы до ног, как грязную птичку, и буркнул сакраментальное «мест нет», на что я ответил — мол на меня столик заказали, вчера еще, посмотрите в расписании, там Балашов должен значиться. Швейцар скорчил утомленную рожу, но гроссбух таки открыл… поводил толстым пальцем по строчкам, нашел, видимо, нужную и ткнул пальцем в сторону зала — проходи, мол, столик номер 23 на втором этаже.

Не стал я выяснять отношения с этим хамом, нервы крепче будут, а просто поднялся по лесенке на второй этаж — столик номер 23 был практически там же, где мы в прошлый раз сидели с Намычем, чуть левее. И за ним, за 23 номером, уже нарисовались они оба — Наумыч и стильно одетый гражданин в дымчатых очках и с шикарной булавкой на галстуке, сразу видно иностранца.

— Добрый день, — сказал я плюхнувшись на свободный стул, — как дела, как здоровье?

— Это Петр Балашов, — не стал отвечать мои вопросы Наумыч, — а это Гюнтер Шульце, будьте знакомы.

— Очень приятно, — пожал я ему руку, а Наумыч оперативно разлил содержимое бутылки по трем рюмкам (я присмотрелся — это даже и не коньяк был, а совсем даже кальвадос, с ума сойти).

— За успех нашего предприятия, — сказал дежурный тост Наумыч, и мы дружно опрокинули рюмки. — А теперь давайте подробнее.

Он пододвинул мне какой-то предварительно заказанный салатик, я зацепил вилкой листик чего-то овощного и ответил:

— Давайте, я не против… вы из какой страны приехали, если не секрет? — задал я прямой вопрос этому Гюнтеру.

— А что, есть какие-то сомнения? — ответил вопросом на вопрос Наумыч, — где еще бывают Гюнтеры, кроме Германии?

— Вы будете смеяться, — смело ответил я, — но как минимум в 4–5 странах, перечислить? — и я, не дожидаясь знаков согласия, продолжил, — загибайте пальцы — половина Бельгии, французские Эльзас с Лотарингией, две трети Швейцарии и Австрия целиком… ну еще по мелочи в Польше, Чехословакии и Венгрии.

— А вы начитанный молодой человек, — перехватил у Наумыча нить беседы фирмач, — действительно во всех этих странах живет много немцев и говорят там преимущественно на немецком.

Говорил он на очень приличном русском с едва уловимым акцентом — ну ясно, в 42-м или 43-м, наверно, у нас его выучил под Смоленском или Ростовом. Но вслух я этого, естественно, не произнес, а только кивнул, поэтому Гюнтер продолжил.

— Я работаю в компании Сименс, — сказал он, крутя в руках бокал с кальвадосом, — а если точно то в Сименс-Акциенгезальтшафт, город Мюнхен, Бавария.

Акционерное общество, всплыл у меня в голове перевод, а что, совсем неплохой вариант — ай да Наумыч, ай да сукин сын, какую рыбину сумел выловить.

— Компания большая и уважаемая, — ответил я, — пробу некуда ставить.

Гюнтер немного напрягся при слове «проба», видимо знание русских идиом у него было не самым лучшим, но быстро собрался и продолжил.

— У нашей компании есть к вам, уважаемый Петр, одно деловое предложение.

— Внимательнейшим образом слушаю, герр Щульце, — ответил я, основательно приложившись ко второму бокалу кальвадоса… а внизу тем временем началась музыкальная программа, да, это был все тот же Александр Серов.

— Вы передаете нам… компании Сименс то есть… права на выпуск электронной игры с названием… как уж его? — спросил он у Наумыча, тот подсказал, — с названием Тетрис, а также два готовых образца изделия, принципиальную схему и программное обеспечение к ним…

— И что я получу взамен, герр Шульце? — спросил я с самым невинным видом (а сам между делом вдруг вспомнил, что шульце на белорусском означает дурак… но на немецком наверно все же что-то другое).

— Сто тысяч немецких марок единовременно и два процента с прибыли от продаж данного устройства в течение десяти ближайших лет.

— Неплохо-неплохо, — пробормотал я, — а как я, например, смогу проконтролировать размеры этой самой прибыли? Согласитесь, что вам абсолютно ничего не помешает сказать, что вместо прибыли получился сплошной убыток и никаких процентов мне не полагается.

Немец прищурился, потом усмехнулся и довольно толково ответил:

— Нашей компании, герр Балашов, более 130 лет, среднегодовой оборот сейчас составляет около 50 миллиардов марок, чистая прибыль 5,5 миллиардов. Наша продукция продается в 89 странах мира… сами посудите, зачем нам такие репутационные риски, тем более по такому незначительному поводу, как ваша игра…

— Но-но, — не смог удержать себя я, — если я что-либо понимаю в рынке электронных игр, годовой оборот которого составляет сейчас примерно 10–12 миллиардов долларов, моя незначительная игрушка сможет отвоевать не меньше 5–6% этого рынка. А это, как легко подсчитать, где-то в районе полмиллиарда баксов — поменьше, конечно, чем у Сименса, но в целом сравнимо.

Шульце с Наумычем переглянулись, и немец сформулировал свой ответ:

— У вас чрезмерно оптимистичная оценка своих перспектив, господин Балашов.

— Хорошо, урежем ее на порядок, — не стал спорить я, — но и пятьдесят миллионов долларов, что составляет сто миллионов марок в принципе тоже неплохие деньги.

— Ладно, — поморщился немец, — давайте оставим этот бессмысленный спор о… как это у вас в России говорят… о шкуре неубитого медведя. И давайте сосредоточимся на более просчитываемых вещах.

Ого, подумал я, кажется, я ошибался насчет знаний Гюнтера в области русских идиом.

— Давайте сосредоточимся, — вслух сказал я, — сто тысяч — это слишком скромная сумма, душа такую не принимает…

— Хорошо, — ответил немец, — назовите цифры, которые ваша душа примет.

— Миллион, — быстро вылетело из меня, — и не два процента, а четыре.

Торговались мы недолго, но яростно… в итоге лям марок сократился до семисот тысяч, а четыре процента до двух с половиной.

— Согласие, — подытожил я результаты нашего торжища, — есть продукт при полном непротивлении сторон. По рукам?

Александр Серов затянул внизу свое неизбывное «Йа льублю тьебя до сльоз», а Гюнтер протянул мне свою мозолистую руку.

— Документы будут готовы завтра, — сказал он, — вам только останется вписать туда название банка, куда мы будем перечислять гонорары. А с вашей стороны должны быть обеспечены два работоспособных образца и все документы к ним.

— Стоп, — потер я рукой лоб, — чтобы обеспечить все это, мне нужно съездить в свой родной город, а это займет минимум двое суток… так что перенесем, пожалуй, встречу на 19 октября… можно прямо здесь же.

— Нет, здесь будет не совсем удобно, — улыбнулся обаятельнейшей улыбкой Гюнтер, — о месте встрече я сообщу дополнительно, ваш телефон у меня есть.

Кальвадос мы допили до донышка, не пропадать же добру, после чего я распрощался с ними обоими и двинул к гостинице Украина, благо это совсем рядом, мост только через Москву-реку одолеть. Переходя через Калининский мост, будущий Новоарбатский, невольно припомнил, как с него будут палить танки в 93-м… капитальная заварушка тогда случилась, все же на волоске висело, либо налево к Ельцину, либо направо к Руцкому все могло съехать… больше повезло Ельцину, а жаль.