Мир оранжевой акварелью

Глава 20

— Ну, так, вообще тогда помолчи.

— Да, с чего, вдруг?

— С того, что говорить вот с такими совсем не умеешь. Одичала за дедовым частоколом: «Бэ-мэ», как Салоха. А тут надо…

— Ах, так?! — и перешла с шепота на полноценное громкое шипение. — Да я сразу же ему и сказала: «Спасибо за все и…»

— И-и?

— А потом лекарь этот вошел, — и в память о таком «событии» вновь залилась краской. Марит тоже… передернулась. Конечно, ее бы «профессионально послеродово осмотреть». — И всё… Я ему обязательно скажу, когда мне сэр Клементе вставать разрешит. Марит, правда. А ты поезжай.

— Куда? — протянула та. — А вас здесь одних оставить? Да я и сама… честно сказать, вылазить отсюда пока остерегаюсь.

— Угу, а меня, значит, вместе со Спо и Дахи, можно? — вот где она, женская логика? И обе: одна, лежа под простыней, другая — на самом кроватном краешке, громко вздохнули.

— Ты так и будешь теперь малыша звать? Спо? Это имя, что ли, такое?

— Нет, — улыбнувшись, потерла я нос (заодно и проверила — нормальный!). — Мне просто нравится, — и с чувством протянула. — Пя-тнышко… У них, в роду Форче, все мужчины такими же отмечены, на левых ключицах. Только, у Виторио оно уже бледное, а тут…

— Ой, ну надо же, расцвела, — хмыкнула, глядя на меня, Марит. — Отец установлен, поздравляю. Так что с сыновним то именем? Под каким крестить собираешься?

— А если Ремо или Теодоро? — и снова «пробно» протянула. — Те-ео. Как тебе?

— Уж лучше, чем Спо-о.

— Я в тебя сейчас подушкой брошу.

— И Спо-о разбудишь.

— Неа, он крепко спит. И Люса мне еще говорила: детки сначала вообще ничего не слышат и почти не видят, а собственную мать узнают по биению сердца. Представляешь?

— Представляю, — скосилась на другую половину широкой кровати Марит.

Туда, где, завернутый в белоснежные покрывала, сопел сейчас мой маленький родной малыш. С ёжиком темных волос и огромными голубыми глазами. Хотя, по словам того же «авторитета» (Люсы), все младенцы голубоглазыми рождаются. Ну и что? Пусть и глаза тоже будут отцовскими. Карими, как недоспелая ягода смородницы и…

— Марит, а что с Малаем то теперь делать?

— С Малаем? — развернулась подружка в сторону распахнутой двери на балкон. — А что с ним делать?.. Я думаю, он бы без разрешения деда за нами, за тобой, вдогонку не подорвался. И теперь Малай — твой. Так что…

— А-а, — глянула я туда же, но, кроме торчащего у балконных перил Дахи и собачьего хвоста, распластанного на плитках у входа, ничего не увидела. — А как же он в Диганте то будет жить? Ему ведь просторы нужны?

— А волкодавы к любым «просторам» привычны, — беспечно скривилась Марит. — Ему главное, чтобы было кого охранять. Ну и, кого гонять.

— По улицам?

— В основном, по заборам.

— Или деревьям, — вспомнила я появление Дахи у Козьей заводи. А потом и другое вспомнила. — Марит, как думаешь: мы здесь надежно укрыты?

— Думаю, да, — с уверенностью кивнула та и поправила свою кудрявую копну на затылке.

Да я и сама, также, честно сказать, думала. Еще со вчерашнего дня, впервые оказавшись в этом большом, продуваемом теплым предгорным ветром и цветочными ароматами, доме. Усадьба «Ящерка», которую я когда-то, провожая Марит в Диганте, разглядела справа от перевала. Со спускающимися вниз зелеными ступенчатыми террасами и дорожками садов. Спрятанная среди дубов и, поросших мхом скал. Древних, как сама эта земля. И хоть, внешний ее облик вспоминался с трудом (пока вчера на носилках тащили, я и глаза то в кучу не собрала), внутреннее убранство дома внушало покой и уверенность… А может, все дело в земле? Или в самом хозяине Ящерки?..

— Монна Зоя, девушки, ребенок еще спит?.. Ну да я всего лишь на пару слов, — после тихого стука, возвратился в нашу комнату тот самый «хозяин».

Дон Нолдо[32]. Высокий мужчина с совершенно седыми усами, короткой бородкой и «каймой» на голове, обрамляющей сзади и по бокам высокую блестящую лысину. И в этой благородной «оправе», как говорил мой учитель, «эллинский породистый нос». Кончик его, правда, подкачал, чисто по-чидалийски хищно изогнувшись к губам. Да еще, пожалуй, глаза немного навыкат. А так… В общем, мы с Марит сделали заранее благоговейные лица. Дон Нолдо тоже замер, в аккурат напротив них (лиц) и оперся на свою высокую резную трость.

— А-а-а…

— Вы позволите, я сяду? На стул?

— Конечно, — кивнула я. Марит захлопнула рот. Тоже мне, «красноречивая». А меня еще учит.

— Что сказал многомудрый сэр Клементе?

— У меня — все хорошо. Малыш тоже в порядке. И… спасибо вам за…

— Так уж и «хорошо», монна Зоя?

— Ну, скоро будет. Очень… скоро.

— Вот это — другой разговор. И знаете, что я хочу вам всем сказать? — скосился он в сторону балконной двери. — Ребенок, родившийся на моей земле, так же, как и его мать, ее сопровождающие и… животные, по закону должны здесь на какое-то время остаться.

— По какому закону? — настороженно уточнила я.

Дон Нолдо придал лицу благородную суровость:

— По самому древнему. Закону гостеприимства.

— А-а, — интересно, в лексиконе моей подруги какие-нибудь слова сохранились?

— Мы сильно боимся им злоупотребить.

— Так не бойтесь. И, если вам будет удобнее, считайте данный факт услугой мне лично. Кстати, можете написать письма своим родным и сообщить местонахождение. Мой человек их доставит. Вам есть, кому написать?

— Нет! — а вот теперь мы с Марит выдали очень дружно. Мужчина же удивленно приподнял брови:

— Как скажете… Монна Марит, я вас с юношей приглашаю разделить со мною завтрак. А монна Зоя, думаю, сегодня ограничится пространством постели. Я прав?

— Да, вы правы.

— Ой, спасибо, дон Нолдо. А можно, и мы с ней? Ну, заодно поухаживаем, если что? — вдруг ложку мимо рта понесу?

Дон Нолдо, уже поднимаясь, одарил нас еще одним пристальным взглядом:

— Конечно. А собаку вашу замечательную можете выгулять на лужайке за домом. Рядом, на кухне ее и накормят. Или она тоже в ухаживании участвует?.. Ладно, отдыхайте… Монна Зоя, я к вам попозже зайду, — и, так же тихо, как и вошел, удалился. Только тростью своей нечаянно дверь задел…

— Нет, ну это надо же? — облегченно выдохнула, наконец, Марит. — Я вся, прямо… онемела от его взгляда.

— Я заметила. И с чего бы? Ты ведь у нас — девушка городская? Там-то таких «донов» — по улицам дюжинами гуляют.

— Ага. Там-то, да. Но, вот этот, — и состроила многозначительную гримасу. — Я кое-что о нем слышала. Еще когда в Розе Бэй служила.

— Ну и? — даже приподнялась я с подушек.

— Ну и… странный он. Раньше, по молодости был, ух какой многодельный. И даже в Парламенте нашем сидел. Или в Королевском суде?.. Не помню. А потом, вдруг, резко от всего отстранился: купил эту землю и построил на ней Ящерку. Ему и деревня рядом принадлежит и лес и…

— Прямо с людьми?

— Не-ет. Ты чего? В Чидалии рабство…

— И это ты мне сейчас говоришь? После Розе Бэй? — уточнила я.

— Ой, Зоя, — отмахнулась подружка. — Эта деревня, тоже, кстати, «Ящеркой» называется. И там лишь земля — его, дона Нолдо. А селяне — его арендаторы. Пчел разводят и виноград. Да много еще чего.

— И в чем же тут «странность»?

— Да не знаю. Просто странный и все.

— А про семью его ты не слышала?

— Про семью?.. Нет. Вроде, есть кто-то: толи сын, толи дочь.

— Ну да. Здесь вариантов немного… Ой, Спо, кажется, проснулся.

— Так я Симону сейчас позову, — шустро подорвалась Марит. — А что?.. Или сама в этот раз управишься?

— Я… попробую. Мать я или кто?

— Ага. Только с руками не под младенцев заточенными.

— Марит?

— Зоя… Я сама его пока боюсь. Он такой маленький. Вдруг, пережму ему ручку или ножку?

— Ладно, зови, — и вот какая я после этого «мать»?..

А вот у большеглазой и не по годам серьезной Симоны руки были видно, совсем без костей. Или, с очень мелкими и от этого гибкими. Потому что со Спо она управилась, как булочник с тестом. И мой мальчик даже сообразить не успел, как уткнулся губами в гостеприимную материнскую грудь.

— Как у вас с молоком?

— Угу. Хорошо, — скосилась я на собственные внушительные «бидоны».

— Отлично. Если что, я вам орехов со сладкими сливками принесу… Через полчаса загляну, — и, подхватив мокрые покрывала, унеслась за высокую дверь.

— К вам теперь можно? — две физиономии: собачья и мальчишеская, на одной высоте высунулись из противоположной балконной.

— Мо-жно, — с замиранием, выдохнула я в их сторону. Нет, это просто чудо какое-то. После таких мучений и девяти месяцев ожидания вот так «раздвоиться». — Мой Спо… Мой малыш. И какой же ты… славный.

— Ага, — вытянула к нам шейку Марит. — Но, какой же ты ма-ленький.

— Так попробуй-ка, большого роди? — видно и Дахи тоже вчера впечатлился.

И один лишь Малай молча и очень пристально следил за нами, сидя сбоку у кроватного изголовья.

— А я, знаете, о чем сейчас подумала?.. Я раньше считала себя сиротой. А теперь просто права на это не имею.

— И кто у тебя его отобрал?

— Да никто. Я сама. Ну, какая я сирота? А вы? А мессир Беппе и монна Розет? А мой брат и Люса? Просто, семьи у всех разные. У меня — вот такая семья.

— Монна Зоя, а как же наш капитан? Он вам теперь кто?

— Он?.. Любимый мужчина и… отец моего ребенка, — и в какую бы даль не закинула меня моя шальная судьба, этого факта теперь ничто не изменит…

Вечер, тихий, безветренный, целиком заполнил собою комнату и раскрасил горы густыми прощальными полосами: махрово зеленой, сиреневой, фиолетовой. Само же небо сейчас сияло над неровными пологими кручами ярко-оранжевым апельсином уже невидимого уходящего солнца. Это, если смотреть с балкона налево. А если опустить глаза вниз… Сплошной туманный океан, накрывший, уже отходящее ко сну, огромное пространство предгорья. И где там теперь белые дома деревень, поля и широкая прямая дорога, ведущая на север в Диганте, к торжественно-постному Виладжо и дальше, дальше, до лазурного Моря радуг? Где оно всё?

— Прямо, как «чистый холст». Даже, без подмалевка. Что хочешь, то и рисуй.

— Монна Зоя, вы зачем поднялись с постели?

— А? — и я даже не удивилась. Дон Нолдо, стукнув пару раз по балконным шершавым плиткам тростью, встал рядом. У перил. — Обычная здесь панорама… Так, почему игнорируете советы моего многомудрого лекаря? Он, вы знаете, очень обидчив.

— А я — плохая пациентка, дон Нолдо. Да мне и намного легче уже.

— Неужели?.. А где ваша верная свита?

А где моя «верная свита»? Разбрелась по здешним просторам. Дахи с Малаем валяются на библиотечном ковре среди книг (с картинками). Это мне Марит донесла. Сама же направилась в джингарскую баню с бассейном («Если я ЭТО в своей жизни пропущу, то, прокляну себя самопроклятьем»).

— Заняты важными делами, но, как соберутся, обязательно к нам с сыном зайдут.

— Да-а. Занятная она у вас.

— Кто?

— Ваша свита… — задумчиво протянул мужчина. — А ваш маленький сын…

— Спо? — скосилась я на мужской орлиный профиль.

— Да, Спо. Откуда такое прозвище?

— Из сказки.

— Из сказки? — с улыбкой уточнил дон Нолдо. — Все сказки, монна Зоя, когда-то сочиняли люди а, в связи со скудной фантазией последних, сюжеты брались исключительно из реальности.

— И что?

— «Спо» — прозвище кланового рода Форче. Вот так то.

— Мама моя.

— Это от него вы так стремительно бежали? — вот это «вопрос»!

— Нет. То есть, да… То есть… Уф-ф… — вконец растерялась я. — Дон Нолдо, ваш закон гостеприимства подразумевает откровенность гостей?

— Только в том случае, монна Зоя, если им требуется моя помощь или защита… Вам они требуются? — и прямо посмотрел на меня своими глазами навыкат.

— Да. Причем, всем. Кроме Малая.

— Неужели?.. — прищурился мужчина. — Давайте с вами так договоримся: я утаю от сэра Клементе ваше нарушение режима, если вы немедленно вернетесь в постель. Что же до остального, то, расскажете мне, когда сочтете нужным.

— Я сейчас, — и сглотнула слюну.

— Что именно?

— И вернусь и… все расскажу.

И на этот раз обошлось без «животного магнетизма». Просто, честной платой откровенностью за добро. Потому что бегать устала. Да и «свита» моя, с каждым новым забегом разрастающаяся пополненьем… Я же и за них теперь отвечаю… Вот, что за жизнь?..

— … И с тех пор клановая жизнь, как спавшая со страны опухоль, сосредоточилась в одном только месте — западнее этого перевала, — опершись руками на трость, переставил ноги дон Нолдо и вновь откинулся на спинку стула. — Ну, а что касается ваших опасений…

— Да? — даже голос у меня перехватило.

— Видите ли, монна Зоя, юридически они такое право имеют. Это — еще остаточный рефлекс нашего правосудия на былую власть бенанданти. Но, пока отец ребенка жив и находится в полном здравии, лишь он властен принимать такое решение.

— Тащить его за собой в закрытые клановые земли?

— Ну да. Повторяю, пока он жив и здоров. Однако у этого человека в клане остались ближайшие родственники: дядя, насколько я помню, и его сыновья.

— Да какое они имеют отношение к моему сыну? — дернулась я на своем краю кровати. — Они ему — никто.

— Тем не менее, — с нажимом произнес мужчина. — Реальная опасность существует… Теперь, что касается «гостеприимной цитадели радости», Розе Бэй… Вы им нужны, как средство манипуляции и не больше. Только лишь вы. Ну, а монну Марит они просто проучат.

— Это, в каком смысле?

— Возможно, в летальном, — хладнокровно скривился дон Нолдо. — Однако у меня с Фелисой старые счеты и здесь я смогу вам помочь: обеспечить ей большие судебные хлопоты на ближайшие, как минимум, полгода. Давно повод искал, да просто тратить свое драгоценное время на такую…

— Я портовым матом ругаюсь.

— Буду на будущее знать… Мерзкую даму совсем не хотелось, — все же благородно закончил аристократ. — Она нос свой хорошо держит по ветру и сразу поймет, откуда его принесло. А если еще намекнуть, по какой причине именно… Но, это уже — не ваши заботы. И… компаньонка, монна Сусанна…

— Иззи.

— Иззи… А вот тут мальчик прав: Фелиса не могла искать именно его. Значит, ее кто-то навел и конкретно на исчезновение Дахи из дома мессира Виторио. Но, здесь стоит подождать и, если я в своих умозаключениях прав, то очень скоро мы это узнаем… Монна Зоя, попросите вашу подругу черкнуть своему деду записку. Это все, что от вас обеих требуется.

— А текст?

— Самый простой. Ведь вы же хотите, чтобы они с монной…

— Розет.

— … не волновались?

— Это, конечно, дон Нолдо. Я ее попрошу.

— И последнее, монна Зоя, — глянул он на меня и вновь качнулся вперед. — Совсем недавно вы упомянули одну, очень старую сказку. А я цинично заметил о ее, вполне реально существующем прототипе. Так вот, рад вам сообщить, что и вы сами, и ваш сын, и его отец тоже теперь — часть новой легенды. Ну, или, сказки.

— Это… как?

— Это одновременно просто и теоретически невозможно. Дело в том, что… — вдруг, хмыкнул он. — вы, как баголи, и мессир Виторио, как бенанданти по крови, никогда бы, подчеркиваю, теоретически, никогда бы не смогли сотворить то, что появилось на свет вчера.

— Я вот сейчас не совсем… — потерла я, уже саднящий от такого обращения нос.

— Ваш общий ребенок. Ведь жрицы дома Вананды должны были априори сохранять свою девственность. Это — во-первых. Во-вторых, отдаться врагу, бенанданти, могли лишь против собственной воли. И, если такое во время войны случалось, то они, как правило, помолясь, гордо кончали жизнь самоубийством. Ну, или старанием самой Вананды, ребенок появлялся на свет уже мертвым. И, в третьих — ваш Спо, монна Зоя, рожден от любви. А уж такое и вовсе… Вот я и говорю: с точки зрения простых людей, данный факт — обычное дело. А с другой стороны — полная историческая и религиозная невозможность. Причем, поощренная, что двуликой Ванандой, что нашим Единородным. И вы даже представить себе не можете, до какой степени, поощренная.

— Да мне и этого уже, — глубоко выдохнула я. — хватило.

— Монна Зоя…

— Подружка, ну ты… даешь, — в дверях с раскрытыми настежь ртами стояли Дахи, с книжкой наперевес и, румяная после бани, Марит. — Ой, Малай, уже входим… Это ничего, что мы…

— Ни-чего… Дон Нолдо?

— Да, монна Зоя?

— А как мне жить после этого?

— Нормально. Как и жилось раньше. Впрочем, «нормальной» вашу жизнь назвать вряд ли можно, — и медленно встал со стула. — Спокойной ночи и… я зашлю к вам слугу за запиской.

— Угу, — проводила я его взглядом до двери. — Ну что, продолжаем жить дальше?.. Ой, нет. Мне сначала вам многое нужно рассказать…

К вечеру дня следующего я уже вполне владела искусством младенческого пеленания, упражняясь на пузатой глиняной вазе с камина. И даже один раз, закусив губу, проделала тоже самое со Спо. Симона одобрительно хмыкнула. Марит разлепила зажмуренные глаза. Дахи… А Дахи весь день пробегал с Малаем по садам и лужайкам… Два бдительных охранника. Поэтому появление долго отсутствующего в нашем периметре дона Нолдо они пропустили. Зато мы с Марит, сложив на коленях ручки, приготовились все так же благоговейно внимать.

— Вы себя уже хорошо чувствуете?

— Спасибо. Угу.

— Ну да. Сэр Клементе тоже вами и ребенком доволен… Так вот, девушки. Что касается нашего дела, — и, скосившись на спящего Спо, кашлянул в кулак. — Все, как я и предполагал.

— А как? — отозвались мы с края кровати.

— Определенно связь существует. Сегодня утром мой человек с запиской посетил деда монны Марит. Тот, кстати, очень сильно обрадовался, так как сам уже собирался выдвигаться в сторону Диганте. А еще мой человек задал ему пару вопросов… о посетителях, ставших причиной вашего срочного отъезда.

— И что мой дед ему рассказал? — вытянула шейку Марит.

— То, что ему несказанно повезло, и гостей из залива он так и не дождался.

— А-а…

— А мессир Виторио, в отличие от них его навестил. Правда, после посещения монны…

— Розет… Мама моя. Я представляю.

— А я, честно сказать, с трудом, — усмехнулся дон Нолдо. — Ну, да, не в этом дело. А, понимаете, в чем?.. Все произошло по угаданной схеме: информацию о вашем, монна Зоя, и Дахи местонахождении, и мессир Виторио, и в Розе Бэй, получили почти одновременно. И, встреться они там…

— Полетели б клочья по углам.

— Не исключено, монна Марит. А еще у мессира Виторио могли бы возникнуть вопросы к противоположной стороне, и он бы их обязательно с пристрастием задал… Ход моих мыслей понятен?

— Дон Нолдо, — потерла я свой страдальческий нос. — Вы хотите сказать, что во избежание этой встречи люди из Розе Бэй так к Козьей заводи и не явились?.. А это значит, что… были кем-то предупреждены?

— Вы — умница, монна Зоя, — довольно оскалился аристократ. — Осталось лишь вычислить: кто знал о том, что мессир Виторио едет туда и когда.

— Сусанна… Больше некому, — покачав головой, выдохнула я. — Она у него безвылазно в доме живет.

— И что же получается: она монну Фелису и предупредила? — сошла на сдавленный писк подружка.

— Угу. Ведь, наверняка давно догадалась, в чьем кармашке лежит ее пропавший из шкафа платок… Дон Нолдо, и что теперь?

— А теперь, монна Зоя, — глянул он на меня чрезвычайно серьезно. — у меня к вам будет очень ответственный разговор… Монна Марит, вам Спо доверяют?

— Ну, да, — выдала та от неожиданности.

— Вот и отлично. Тогда, с вашего позволенья, я приглашу монну Зою на небольшую прогулку. Ведь она, кроме этих беленых стен ничего еще толком не видела?

— Ой, да, конечно… — развернувшись, состроила мне подружка рожицу. — идите.

— Марит, если что… ну, Симону.

— Вот еще.

— Марит?

— Ой, да иди уже. Гуляй.

И я пошла «погулять». Но, по сторонам старалась воспитанно не пялиться, хотя откровенно было на что. Ведь весь этот большой двухэтажный дом, выложенный из грубого серого камня, был ажурно облеплен балконами, террасами и тенистыми переходами в которых стояли в вазонах, горшках и просто вились по стенам цветы. Всюду были лужайки с ответвляющимися к ним дорожками и в радужных брызгах фонтаны. Мы же, пройдя по узкой аллее, вошли в шумящий под ветром парк. И только теперь дон Нолдо решил открыть рот. Нет, сначала он со вздохом сел на резную скамью:

— Присаживайтесь, монна Зоя. И скажите мне: вам здесь нравится?

— Да. Мне здесь нравится. Здесь только детского смеха не хватает. У вас внуки есть?

— Внуки? — удивленно повторил мужчина. — Нет. Моя единственная дочь, Орлет, с детьми не торопится. Она и замуж-то вышла недавно. И теперь «блистает». Это она так говорит, — и с явным удовольствием процитировал: «Папа, блеск интеллекта прекрасно заменяется блеском платья и драгоценных камней». Хотя, и с первым у нее проблем нет. Это я не хвалюсь. Она — не в меня, в покойную мать… А детям здесь, действительно, было бы хорошо. Я ведь землю эту купил только из-за того, что она особая. Вы ведь это заметили?

— Да. Мне и в долине, и у мессира Беппе было спокойно, но, здесь… — и, подбирая слова, огляделась по сторонам. — У меня все время такое ощущение, будто мне мама волосы мягко-мягко расчесывает. Ведет широкими зубьями по голове, по спине. И от этого хочется вдохнуть… и не дышать. Это глупо?

— Нет, — однако, оскалился он. — Это совсем не глупо. Ощущение материнской защиты. Эта земля, монна Зоя, она когда-то принадлежала накейо.

— А-а. Я так и думала.

— Благотворная энергетическая зона. О ней мало кто знает. Накейо — народ полузабытый. Бенанданти постарались. А я здесь питаю силы… — и теперь сам замолчал. — Я ведь очень болен, монна Зоя.

— Больны?

— И очень давно. Сначала пытался бороться. Долго, но, лишь злобу на бессилие магов и лекарей копил, а потом понял — всему есть своя цена. Значит, это — моя. За прежнюю жизнь. И тогда построил здесь дом. И прожил в нем уже пятнадцать, сверх трех отведенных мне светилами лет. Это — очень много.

— Дон Нолдо, чем вы больны?

— Я не заразен, монна Зоя, — улыбнулся он мне. — Просто сердце мое износилось и лихорадит весь организм. Ну, да, сейчас — не об этом. Это — лишь повод.

— Повод к чему? — прищурила я на солнце глаза.

— Я хочу предложить вам сделку. На первый взгляд она может показаться аморально шокирующей, но, пожалуйста, подумайте хорошо.

— Это… о чем?

— О том, чтобы выйти за меня замуж, а, максимум, через пару месяцев, стать вдовой с титулом и здешними землями.

— Дон Нол…

— Монна Зоя, сначала выслушайте меня.

— Хо-рошо, — набрала я в грудь воздуха.

— У меня и кроме Ящерки есть другие угодья, в верховьях Трессы. Но, за неимением сыновей, они, после моей смерти отойдут к двум племянникам. Дочь свою я тоже не обделил. У нее в приданном — особняк в столице и земли недалеко отсюда. Что же касается этого места… Думаю, племянникам моим и Катии хватит. Орлет оно по закону не отойдет. Вам — тоже, если б я задумал вас удочерить. А вот, как вдове, благодаря последней поправке к Королевскому наследственному Кодексу, такое вполне реально. Если вы сомневаетесь в сроке моей кончины, то…

— Дон Нолдо! — едва не взмолилась я.

— Монна Зоя, пока помолчите… Так вот, мой многомудрый лекарь Клементе его вам обязательно подтвердит. А остальное, то тут… жизнь ваша личная никоим образом не изменится и я на нее посягать не стану. Вы мне и так, как дочь. Но, зато, став моею супругой, вы приобретете защиту и от бенанданти и от монны Фелисы. Да и сопернице вашей так легче будет воздать — со средствами и толковыми сыскарями. Один мой адвокат, сэр Корнеил, стоит половины Королевского суда. Уж я вам точно, монна Зоя, говорю. Но, даже не это — главное.

— А что? — по мне, так уж…

— Я хочу, чтобы вы кое-что в этом парке увидели, — поднялся он, опершись на трость, со скамьи. — Пойдемте, — и первым пошел по аллее. — В своем рассказе о посещении нашего именитого магистра, вы упоминали главный материковый храм Вананды. Помните?

— Да, — нагнала я его через пару шагов. — Так, а он…

— Именно, досточтимая монна. Именно здесь он когда-то и был. Но, к сожаленью, бенанданти от него камня на камне не оставили. И я бы его восстановил, как одну из стел, вы ее еще сможете посмотреть, но… Мне, монна Зоя было очень жаль ради этого избавляться от… Вы его… видите?

— Я его… вижу…

Мало того, я его… узнаю. Мое, трижды являющееся в видениях дерево. Стоящее в центре выкошенной поляны в стороне от уважительно расступившихся дубов. И это была яблоня. Старая, с серым корявым стволом и когтями сухих торчащих ветвей. Хотя, на некоторых из них еще зеленела жизнь и даже… Нет, я не ошиблась… Это дерево уже отцветало. И ветер гонял по траве мелкие пожелтевшие лепестки… Мама моя.

— Ей лет триста, не меньше, — задрав кверху голову, огласился дон Нолдо. А в этом году она, вдруг, решила неожиданно зацвести… Как вы думаете, монна Зоя, почему?.. А теперь скажите мне: разве это не справедливо, вернуть эту священную землю ее законному обладателю? По мне, так выше справедливости нет. И, если вы согласитесь, на что я искренне уповаю, непременным условием моим станет передача права собственности на нее вашему и мессира Виторио сыну. Естественно, когда он станет большим… Монна Зоя, вы меня слышите?..

А я все стояла и молча смотрела на играющую солнечным светом листву. Я его слышала…