Глава 17, в которой мистер Букс демонстрирует свой прибор, а наш отважный дуэт занимается настоящим подслушиванием на благо королевы и родины

Вкус к опере воспитывается с годами, и не бывает двух одина­ковых постановок. Помимо главных основ искусства, опера предлагает самые разнообразные возможности как для визу­ального, так и для слухового восприятия. Опера Моцарта не может вызвать такой же эмоциональный подъем, как, на­пример, опера Пуччини; и в то время как музыка Бизе отли­чается очарованием и сочностью оттенков, очень немногие композиторы могут передать эпическую грандиозность так, как это удавалось Вагнеру. То же самое с Верди и его оперной интерпретацией истории о человеческом тщеславии, написан­ной Шекспиром. Под аккомпанемент захватывающих арий, мощных вступлений хора и исполнений в манере стаккато по­вествование о приходе Макбета к власти и его падении про­изводит еще более зловещее впечатление за счет запоминаю­щихся мелодий, сопровождающих появление ведьм, а также пророческих предсказаний призраков и злых духов.

Когда глаза Веллингтона оторвались от сцены, где Макбет и его жена разрабатывали план убийства семьи Макдаффа, и он взглянул на свою единственную компаньонку по ложе но­мер пять, на лице его расплылась широкая улыбка. Создава­лось впечатление, что агент Элиза Д. Браун уже готова бро­ситься с их эксклюзивных мест головой прямо в публику.

— А знаете, что стало бы замечательным дополнением к это­му спектаклю? — спросила она; ее раздражение и разочаро­вание буквально сочились из-под последних клочьев маски приличия. — Динамит. О-очень много динамита.

— Мисс Браун, — укоризненно ответил Веллингтон, изо всех сил пытаясь скрыть свое удивление. — Не забывайте, что мы находимся здесь ради королевы и родины. Помните о стоящей перед нами задаче. А кроме того, — добавил он, слегка откинув голову назад и отклоняясь на спинку своего кресла, — ведь это апофеоз культуры. Изысканное зрелище для изысканного вкуса.

— Это опера, приятель! — вскипела Браун. Несколько мгновений она молча смотрела на сцену, потом проворчала: — Я достаточно хорошо знаю шотландцев и прекрасно понимаю, что, если группа мужчин идет через болота, визжа, как вся эта ватага, все это кончится тем, что в Англии их расшвыряют, как деревянные чурбаки во время шотландских народных забав по метанию бревен.

Когда на сцене начал затягиваться занавес, из зала разда­лись поначалу сдержанные аплодисменты. Веллингтон присо­единился к ним, а затем взглянул на Элизу. Та внимательно рассматривала ногти на своих пальцах.

— О, сделайте над собой легкое усилие, — произнес он, перекрикивая овации.

— Я не хочу поощрять такие поступки, — ответила Элиза, вновь обратив свой незаинтересованный взгляд на сцену, где сменившиеся декорации уже изображали холмы Шотландии. Она тяжело вздохнула и прошептала: — Я по-прежнему несколько сбита с толку по поводу того, чего именно мы дожидаемся.

— Мы ждем одну из основных констант нашего мира, мисс Браун, — заверил ее Веллингтон. — В конце каждой оперы наступает грандиозный финал, где музыка постепенно пере­ходит в крешендо, развитие сюжета и темп так же постепен­но повышаются до пика драматического напряжения, и этот момент ожидания...

— Велли, вы сейчас говорите об опере или о сексе?

Следующие слова застряли у него в горле. Для женщины с изысканным вкусом и внешне утонченной Элиза могла быть поразительно грубой.

Внезапно оба они услышали какой-то скрежет, и Веллинг­тон, прищурившись, подозрительно взглянул на нее.

— Это не я! — решительно прошептала Элиза.

Звук повторился, на этот раз не так громко, но все так же скри­пуче. Веллингтон с Элизой дружно посмотрели на публику, чье внимание сейчас было приковано к началу четвертого акта. Остальные этого легкого потрескивания явно не слышали. Веллингтон взглянул на Элизу, теперь уже кивнув в сторону ло­жи, расположенной под ними; в этот момент музыка немного затихла, и снова раздалось легкое приглушенное громыхание.

В ложе Феникса кто-то храпел.

Чей-то голос снизу громко прошептал:

— О господи...

— Да, отец всегда жаловался на этот храп, — послыша­лось в ответ. — Помогите мне оттащить ее назад. Иначе она привлечет к себе внимание.

Веллингтон встал и разгладил несуществующие складки на своем фраке. Элиза внимательно следила за ним, когда он раз­вязал шнур занавесок, отчего большая часть сидений в их ложе погрузилась в тень. Он предложил ей свою руку, и она удив­ленно подняла бровь. Для супружеской пары, какую они из себя изображали, опускание занавесок в ложе во время спектакля обычно означало, что кому-то неинтересно то, что про­исходит на сцене, и этот кто-то решил развлечь себя другим — со всей осмотрительностью, разумеется.

«Я всего лишь играю свою роль для сохранения иллюзии, — с ухмылкой подумала Элиза, подавая ему свою руку в кружев­ной перчатке. — Все это ради королевы и страны». Теперь они вместе скрылись в тени своей эксклюзивной ложи.

— Вы готовы? — прошептал он, наклоняясь вниз и прота­скивая между ними свой чемодан.

— Готова? К чему, собственно говоря?

Щелкнули замки, верхняя часть чемодана отделилась и от­кинулась назад.

— К применению современной техники в оперативных целях.

Музыка снова начала набирать темп, и это послужило сиг­налом для Веллингтона. Из внутреннего кармана фрака он из­влек набор медных ключей, один из которых протянул Элизе.

— По моей команде, — сказал он, вставляя свой ключ в ближайшее отверстие. Голова его слегка дергалась в такт музыке. — Элиза, вставьте — ключ — в замочную — сква­жину — пожалуйста...

Она быстро сунула свой ключ на место и замерла. Подклю­чались все новые голоса, набирали силу скрипки. Дождавшись нужного момента в ритме музыки, Веллингтон резко кивнул Элизе. Их ключи одновременно повернулись, и тут — как и рассчитывал Веллингтон — в полную мощь грянули духо­вые инструменты, голоса людей и струнные уступили место тромбонам и трубам. Этот «призыв к оружию» от оркестра успешно заглушил шипение пара, вырвавшегося через два вы­пускных клапана. В призрачном свете, отражавшемся от двух стеклянных шаров, в которых пульсировала жизнь, Веллинг­тон четко видел любопытство в ее улыбке. Теплого янтарно­го сияния, освещавшего аппарат, было достаточно, чтобы раз­глядеть небольшую панель управления, прижатую к часовому механизму, и две длинные катушки с цилиндрами, располо­женные по разным сторонам хитроумного устройства. Одну из этих катушек Веллингтон протянул Элизе.

— Велли, ради бога, что это за штука?

— Всему свое время, — сказал он, опуская панель управ­ления и отодвигая ее в сторону от жужжащего прибора. — А сейчас нам нужно вести себя тихо. Отфильтровать оперу бу­дет достаточно трудно.

— Так этот прибор может отфильтровать оперу? — ухмыль­нулась Элиза. — Обожаю такую технику.

Веллингтон шикнул на нее и вытащил из устройства неболь­шой конус, присоединенный к катушке, провода которой уходи­ли куда-то в сердце машины. Приложив конус к уху, он показал Элизе, чтобы та приставила ту часть устройства, которая нахо­дилась у нее в руке, к полу. Он нажал какую-то кнопку на па­нели управления, и янтарный свет немного потускнел. Затем он полез вглубь чемодана и извлек оттуда систему рукояток, при­соединенных к каркасу. Шестеренки устройства слегка ускори­лись, но тиканье их по-прежнему идеально совпадало с ритмом «Макбета». Он пропустил несколько тактов, а когда раздался сигнал войскам Макдаффа в Бирнамском лесу, выставил на­стройки. И снова шипение пара было заглушено громкой му­зыкой оркестра.

— А второй микрофон, — прошептал он, располагая свой цилиндр параллельно цилиндру Элизы, — находится здесь.

Затем он повернулся к чемодану и выставил настройки вто­рого набора ручек.

— Теперь это должно... — Отсвет двух шаров приобрел на­сыщенный медовый оттенок, затмевавшийся только его ши­рокой сияющей улыбкой.

—Должно — что? — прошипела Элиза.

Веллингтон убрал приспособление от своего уха и протя­нул его девушке.

— Только послушайте.

Элиза уставилась на оказавшуюся в ее руке чашку, а когда она приставила ее к уху, свернутый спиралью провод упруго натянулся. Но она тут же убрала от себя наушник, словно тот обжег ей кожу. Затем она восстановила дыхание и ошарашен­но уставилась на Веллингтона, открыв рот.

Ауралскоп, мисс Браун, пока всего лишь прототип, — признался он, — но, учитывая интенсивность музыки здесь и то, как четко слышны голоса, я считаю, что работает он вос­хитительно.

Ответом ему послужил тихий смех. Веллингтон предпола­гал, что его изобретение будет иметь успех, по крайней мере, у Элизы. И поэтому позволил себе в этой связи небольшую похвалу в свой адрес. Ауралскоп был настоящим достижени­ем, и он знал это; но удивить Элизу, принимая во внимание, сколько ей всего пришлось уже увидеть? Ощущение было очень приятным, но он контролировал свое ликование. Навер­няка он будет знать, насколько хорошо проявило себя его изо­бретение при испытаниях в полевых условиях, только после того, как они вернутся из оперы.

Вынув из ауралскопа второй наушник, Веллингтон стал вместе с Элизой слушать то, что происходило в ложе под ними.

— Заверяю вас, — настаивал мужской голос; слышен он был через ауралскоп четко, хотя и прерывался небольшим по­трескиванием и хлопками, словно отзвуками далекого фейер­верка. — Мою дорогую матушку не смогла бы разбудить да­же канонада пушек из увертюры « 1812 год». Я вообще удивлен ее стойкостью сегодня вечером. Обычно ко второму акту она уже отключается.

Тут вступил второй голос:

— И поэтому нужно обсуждать такой вопрос в обществен­ном месте?

— В этом ваша слабость, Саймон, — презрительно хмык­нул третий мужской голос. Было похоже на то, что в персо­нальной ложе Общества Феникса появился новый гость.

Веллингтон вынул из внутреннего кармана фрака записную книжку, открыл ее и, продолжая слушать разговор, внес туда имя — Саймон.

— Вам просто не хватает смелости, — насмешливо про­должал этот голос. Не Саймон. Пока не идентифицирован. — Когда настанет наш час, люди будут смотреть на эту ложу не с любопытством, а с почтением. В настоящее время мы про­сто устраиваем маскарад. Но придет день, когда они будут об­ращаться за разрешением к тем, кто сидит на этих местах.

— Итак, мои дорогие компаньоны, — вновь вступил пер­вый голос, — принимая во внимание последние события...

— Чертовски неаккуратно сработано, если хотите услы­шать мое мнение, — перебил его мужчина, который говорил о «почтении» и «разрешении».

— Прекратите, Барти! — огрызнулся Саймон. — Я кон­тролировал ситуацию...

Голос неожиданно затих, и Веллингтон с Элизой перегля­нулись. Букс отложил карандаш в сторону и подкрутил диски, после чего последовал короткий выброс пара...

К сожалению, это произошло во время исполнения знаме­нитой арии Una Macchia Qui Tuttora леди Макбет Кристиной Нильсон, которой аккомпанировали несколько струнных ин­струментов. И ничего больше.

Оба агента замерли. Элиза показала на свой наушник, по­том медленно покачала головой. Он вообще перестал дышать. Веллингтон был убежден, как бы неправдоподобно это ни бы­ло, что люди в ложе под ними слышат, как звенят его напря­женные мышцы, как струится по спине пот, когда он медлен­но поднимает свой наушник. Он поднес его к уху, сердце в груди от недостатка воздуха отчаянно сжалось. Тишина в ло­же под ними была леденящей.

— Вы уверены, что не хотите пересмотреть этот ответ, мистер Росс? — спросил все еще не идентифицированный голос.

— Смит больше не представлял опасности, — настаивал тот. — К тому же он был одним из членов нашего ордена.

— Тогда пусть это послужит горьким уроком, мистер Росс. В нашем обществе имела место измена, и мы никогда бы не узнали, насколько в действительности лоялен этот джентль­мен. В один прекрасный день я бы все равно согласился с ва­ми, что вопрос этот нужно как-то решать. Если бы к нашему бывшему посвященному не пришел в Бедлам тот посетитель, думаю, доктор Смит сейчас наслаждался бы этим спектаклем, сидя на вашем месте.

Продолжайте же, Саймон, — попросил женский голос. Хотя звучал он робко, в тоне чувствовалась какая-то сила. — Согласитесь, что мой Бартоломью убрал за вами всю грязь. В конце концов, именно вы с Кристофером пригласили этого человека в наши ряды.

Теперь у них было одно полное имя — Саймон Росс. Оста­вался еще Барти и властный голос, принадлежавший, по-видимому, их лидеру.

— Оливия, — проворковал Бартоломью, — это очень ми­лый жест с твоей стороны, но я не нуждаюсь в твоей галант­ности для своей защиты. — Голос его упал, но в нем было столько чувства, что Элиза и Веллингтон все равно продолжа­ли слышать его. — Мое доброе фамильное имя подобно хо­рошему и преданному псу: оно молчит, не выставляя себя на­показ, и отзывается только тогда, когда к нему обращаются.

Веллингтон тут же взглянул на Элизу. Она смотрела не на него. Взгляд ее сверлил пол, а ногти вцепились в ковер теа­тральной ложи. Сделав медленный долгий выдох, Веллингтон записал имена «Бартоломью» и «Оливия», а разговор после небольшой паузы продолжился.

— Мистер Росс, я не собираюсь возлагать всю ответствен­ность за то, что произошло, на вас. Вы все находили его оча­ровательным, образованным и вполне подходящим кандида­том. Если бы я по своей данной мне Господом натуре не был так подозрителен, он очаровал бы и меня тоже.

— И мы, доктор Хавелок, очень благодарны за вашу про­ницательность в этом вопросе, — заметил Саймон.

У Веллингтона невольно вырвался тихий возглас, и Элиза бросила на него недовольный холодный взгляд. Но он тут же открыл чистую страницу своей тетради и большими буквами написал на ней имя, а затем еще подчеркнул его и поставил несколько восклицательных знаков.

ДОКТОР ДЕВЕРЕ ХАВЕЛОК!!!

Элиза посмотрела на запись, пожала плечами и вновь пе­реключила все внимание на происходивший внизу разговор. Упав духом, Веллингтон последовал ее примеру.

— Но уничтожать своего коллегу таким образом...

— Этого человека, — обрезал Хавелок, — вряд ли можно считать моим коллегой. Он был членом общества, но питал иллюзии, и иллюзии эти едва не раскрыли наши планы мер­завцу, пытавшемуся просочиться в наши ряды.

Затем послышался стук открывающихся дверей и шелест ткани.

— Ага, вот и наша новая гостья. — Затем Хавелок неожи­данно перешел на итальянский, словно язык оперы был для него вторым родным. — Виопа sera, Signora. Соте sta?[14]

Ci sentiamobene, — проворковал низкий женский го­лос сквозь потрескивание ауралскопа. — Е voi?[15]

Ah, mi va bene, ma leisa comestanno le cose[16]. — Он усмехнулся, а затем снова сменил язык. — Ну что у меня за манеры? Синьора София дель Морте, разрешите вам пред­ставить Саймона Росса, вашего спутника на сегодняшний вечер.

— Синьор Росс. — Этот голос, соблазнительный и экзоти­ческий, напомнил Веллингтону массу романтических образов, и ему вдруг страстно захотелось, чтобы этой женщине надое­ла опера и она просто бы почитала вслух какие-нибудь стихи. Лично для него. — Я должна извиниться за свое опоздание. — Пауза. — Я задержалась на своей предыдущей встрече.

— О, не беспокойтесь, все в поря... ой!

Ее сдавленное дыхание было слышно даже в ауралскоп.

Oh, mi displace terribilmente[17], простите меня. Я думаю, что фамильная драгоценность, которую я ношу, нуждается в уходе ювелира. Эта вещь принадлежит нашей семье уже много лет.

— Пустяки, — ответил Саймон. — Это всего лишь неболь­шой укол. Иногда на любимых драгоценностях, если их долго не надевают, появляются острые края.

—Да, — сказала она и мягко засмеялась, отчего в голосе ее появилась очаровательная вибрация. — Это кольцо носи­ла еще моя бабушка.

Веллингтон еще сильнее прижал к уху чашку наушника и вновь обратился к панели управления ауралскопа. Ему тре­бовался более чистый звук, особенно когда они говорили по- итальянски. Что-то в этой новой гостье вызывало в нем бес­покойство.

— Итак, — прервал их Хавелок, — я полагаю, что о наших делах вы уже позаботились.

— Осталось уладить кое-какие мелочи, но все они под мо­им контролем.

— Однако я думал, что за те деньги, которые мы вам пла­тим, вы станете ликвидировать эти мелочи, а не держать их под контролем, — проворчал Бартоломью.

Веллингтон почувствовал, что в горле пересохло еще силь­нее. Он только что закончил писать имя этой итальянской женщины и как раз пристально всматривался в него, когда ее голос снова наполнил наушник.

— Эти мелочи, синьор...

— Лорд, — выпалил тот.

— Разумеется, — ответила синьора, и в ее голосе стран­ным образом прозвучало предостережение. — Лорд Дивейн, когда вы в первый раз наняли меня, чтобы... как бы это поточ­нее выразиться... решить эти вопросы, вы забыли проин­формировать меня о джентльмене и даме, имеющих привыч­ку сломя голову бросаться в погоню.

У него неожиданно заболело плечо. Он взглянул на Элизу, которая отчаянными жестами указывала ему на тетрадь, и вне­запно его осенило: «Надо записать его фамилию!» Почему эта вновь прибывшая дама так отвлекает его?

— Крайне неудачное стечение обстоятельств, я согласен, — добавил доктор Хавелок; голос его перебивался каким-то странным стуком. — Нам удалось что-то узнать о них?

— Велли, — прошептала Элиза, нарушая тишину их соб­ственной ложи. — Что это?

— Какие-то помехи, — пробормотал он. Продолжая при­жимать наушник, Веллингтон потянулся к ряду маленьких ры­чажков внутри ауралскопа. При опускании каждого из них раздавалось мягкое шипение пара, но стучащий звук не исче­зал. — Я попробую заизолировать...

— Я считал вас гораздо более ловкой особой! — отрыви­сто бросил Бартоломью. — Сначала клиника Смита, а теперь вот это? — Он недовольно фыркнул. — Оливия, позаботь­тесь об этом.

Они услышали шорох ткани, и стук немного утих. Однако он исчез не полностью, и теперь к звукам разговора добавилось еще что-то. Появилось некое бульканье, как будто кто-то в лучших традициях театрального этикета пытался приглушить кашель.

Раздалось тихое хныканье, которое, судя по высоте тона, издала Оливия, и разговор продолжился.

— Там был еще и какой-то всадник, не так ли? — спросил Дивейн. — Который был убит на месте женщиной, правив­шей экипажем.

— Это не тот вопрос, лорд Дивейн, о котором вам следует беспокоиться, — прервала его дель Морте; в ее голосе чувство­валось раздражение. — Просто разногласие между професси­оналами, и такое больше никогда не повторится. Если же вы хотите, чтобы я позаботилась об этой авантюрной парочке, — продолжала дель Морте твердым и решительным тоном, слов­но речь шла не о жизни и смерти людей, — это должно найти свое отражение в моем вознаграждении. Меня не поставили в известность об участии в деле третьей стороны.

— Мы сами узнали о них одновременно с вами, — сказал Хавелок. — Мы можем только предполагать, что они состо­ят в той же организации, к которой относился наш кандидат.

— Но почему сейчас? — спросил Дивейн. — Ведь все это произошло почти год назад.

— Совершенно неважно, сколько прошло времени, — воз­разил Хавелок. — А важно то, что эта неизвестная пара сует свой нос в его прошлые дела, а мы в настоящий момент пре­доставили им след, по которому они могут идти.

Я бы не назвала это следом, — вмешалась дель Мор­те. — Ваши слуги позаботятся о синьоре Россе после закры­тия театра. Я уже позаботилась о том несчастном мерзавце в его убежище еще сегодня вечером. Учитывая, что посетите­лей у него не бывает месяцами, я очень сомневаюсь, что его сторонники быстро хватятся его.

Наушник Элизы со стуком упал на тонкий ковер. Веллинг­тон схватил ее за руку, но она тут же вывернулась.

— Нет, Элиза, — напряженно прошептал он.

— Эта стерва убила Гарри! — прошипела она сквозь зубы.

В голове его вдруг мелькнула мысль о том, что Элиза, даже учитывая все свои промахи, остается дисциплинированным агентом: несмотря на кипевшую в ней бурю переживаний, ей удавалось не повышать голос. Ее руки в изящных театральных перчатках сжались в кулаки, взгляд стал стеклянным, но кон­троль над собой она все равно не потеряла.

— Я знаю, Элиза, я знаю, но мы не можем сейчас просто так ворваться к ним. Если мы поступим так, здесь же все и остановится, и это будет означать, что смерть Гарри — как и его желание узнать правду — оказались совершенно бес­смысленными. — Веллингтон посмотрел ей в глаза и, вновь крепко взяв ее за руку, решительно прошептал: — Собери­тесь, агент Браун, и доведите начатое дело до конца.

Веллингтон чувствовал, что ее рука дрожит под его пальца­ми, но, когда он отпустил ее, Элиза осталась на месте. Она слегка покачнулась, в глазах ее появились слезы, что несколь­ко шокировало его. По напряженно сжатым челюстям было видно, что она с трудом подавляет нормальную в таких случа­ях женскую реакцию — рыдания или крики. В этот момент его напарница выглядела хрупкой и уязвимой: казалось, что не­осторожный жест или неуместное слово могут сломить ее. Она напряженно сглотнула, сделала глубокий долгий вдох и смах­нула с глаз слезы, так и не дав им пролиться.

Веллингтон осторожно поднес наушник к уху. Послышалось шуршание юбок и едва различимое ворчание.

— Оливия, успокойтесь, посмотрите на меня. Не позорьте мою семью более, чем вы делаете это в обычных условиях. — Кто-то насмешливо фыркнул, а затем последовало: — Ради бога, вытрите с лица эти слюни.

— Элиза, — шепнул Веллингтон, — убийца уходит.

Глаза ее были сухими и жесткими.

— А что насчет остальной компании?

— Они по-прежнему в ложе, смотрят спектакль. Непонят­но, закончили они или нет.

— Продолжайте подслушивать, Букс, — сказала Элиза, направляясь к двери. — Я подожду вас снаружи.

— Что вы собираетесь сделать, агент Браун?

Ножи в ее руках, казалось, возникли буквально из воздуха. Она удовлетворенно взглянула на блеск клинков и улыбнулась.

— Представиться, как профессионал профессионалу.

Загрузка...