Глава 23

Петя снова нахмурилась:

— Что вы имеете в виду, Виктор?

Все, больше никаких дружеских обращений на «ты» и «Витя». Я ведь студент, и при мне нужно поддерживать хоть видимость субординации.

— Не забивай мысли, — махнул рукой Виктор.

— Виктор! — с угрозой повторила женщина.

— Да просто этот молодой человек — второй за все время существования «Болтона Бейтса», кто выбрал самую дальнюю каюту вместо того, что щемиться в средние. И сделал он это потому что понял, что они больше, чем «статусные». Стрельцов, кажется… Верно?

— Оникс, — автоматически поправил я.

— Вот как, — женщина покачала головой и хмыкнула. — Оникс, значит? Интересно, не подскажете, из какого вы рода? Я знаю два рода Стрельцовых, но у них, кажется, нет сыновей вашего возраста…

— Петуния, оставьте разговоры! — Виктор вмешался. — У него же рука сломана! Да и Стас нуждается в помощи! Все разговоры потом! А сейчас помогите мне отнести Стаса на жилой этаж!

Вдвоем они смогли спустить Стаса по лестнице, а я последовал за ними. Виктор отнес техника в рубку управления, а Петуния, забежав туда на секунду, повела меня обратно в мою каюту.

— К сожалению, у нас на борту нет врачей, — сказала она. — Никто не предполагал, что возможны такие серьезные травмы. Поэтому пока просто наложим шину, а когда приедем в университет, наш доктор все сделает. К завтрашней церемонии распределения будете как новенький.

— Церемония распределения? — я заинтересовался. — Что это такое?

— Вы не знаете? — удивилась Петуния. — Церемония распределения — это ритуал, который покажет, к какому виду магии вы склонны. И заодно сообщит уровень вашего магического потенциала.

— А какие виды магии бывают?

— Структурная, стихийная, биомагия, магия разума и техномагия, — перечислила Петуния. — Но давайте не углубляться сейчас в термины, вам все расскажут на занятиях. А мы уже пришли.

Мы действительно пришли — передо мной была дверь моей каюты. Я приложил к ней палец (хорошо, что сломал не ту руку, на которую запрограммировал замок), и мы вошли внутрь. Внутри все было так же, как когда я уходил, только лампы снова светили в полную силу. Ада и Дима сидели на полу, укутавшись в одеяла, на лбу Димы уже не блестела испарина — кажется, ему стало получше. Ада гладила его по здоровой руке и что-то тихо говорила.

— Оникс! — увидев меня, она вскочила так резко, что Дима дернулся и зашипел от боли. — Ой, прости!

Она снова бросилась к Диме, а тот открыл мутные глаза и посмотрел на меня.

— Как сам? — хмыкнул я, указывая глазами на свою сломанную руку. — Мы с тобой теперь как два брата-акробата.

— В задницу такую акробатику, — прошептал Дима, переводя взгляд на женщину с аптечкой. Его взгляд просветлел — он явно ее узнал. Он попытался встать, но Петуния остановила его:

— Сидите! Я знаю, вы ранены. Сейчас мы наложим временную шину, а в университете вам быстро все залечат.

— Я в порядке… — проскрипел Дима, пытаясь подняться на ноги. — Тэсса Литова, там много других пострадавших.

— О, вы меня знаете? — удивилась Петуния. — И другим поможем, не переживайте. У меня на всех хватит. Но начнем с вас, ведь ваша каюта — первая на моем пути. Так что…

Она открыла аптечный чемоданчик и достала пару шин. Она накладывала их умело, но долго. Чувствовалось, что когда-то ее этому учили, и она не потеряла навык, но отсутствие практики сказалось. Наконец наши руки были надежно примотаны бинтами к телу, и Петуния велела нам лечь, чтобы хотя бы попробовать поспать. До прибытия в Урмадан оставалось всего несколько часов.

— Кстати, — обернулась она, будто что-то вспомнила. — Тэр Оникс, скажите, откуда у вас этот замечательный инструмент?

И она указала на ледоруб, который я, конечно же, забрал с собой в каюту.

— Из магазина, конечно, — улыбнулся я. — Не сам же я его сделал.

— Но зачем он вам?

— Увлекаюсь скалолазанием, в том числе и ледовым, — серьезно ответил я.

Петуния покачала головой, показывая, что не верит мне, и вышла за дверь.

— Что было?! Что с тобой случилось?! — начал расспрашивать Дима, которому явно полегчало после укола обезболивающего. — Где ты был?! Что делал?!

— Даже если я расскажу, ты все равно мне не поверишь, — вздохнул я. — Если коротко, я помогал экипажу выбраться из грозы, которая накрыла дирижабль.

— Это невозможно! — заявила Ада. — На «би-би» стоит самая современная метеостанция! Она использует лучшие датчики и артефакты! Она не могла не предсказать грозу!

— Вот и экипаж так же сказал, — кивнул я. — Поэтому для них было полной неожиданностью, что гроза все же началась.

— И что ты сделал? — продолжал настаивать Дима.

— Да ничего особенного, — я непринужденно махнул рукой. — Просто вышел на обшивку, добрался до самого верха и открыл клапан сброса газа из баллона.

Я не хотел рассказывать всю правду, но, похоже, это был единственный способ, чтобы Дима наконец отстал от меня и дал отдохнуть. В тепле каюты я вдруг почувствовал, как устал и замерз.

Но Дима не успокаивался. Он надул губы и посмотрел на меня исподлобья:

— И совсем не смешно. Мне действительно интересно, что произошло, а ты…

Я пожал плечами — мне было все равно, поверит он мне или нет. Я хотел просто снять одежду и забраться под одеяло, чтобы согреться и, возможно, подремать хотя бы пару часов.

— Он не обманывает тебя, — вдруг вмешалась Ада. — Посмотри, у него нет одного ледоруба, а выходил он с двумя. Он хромает на одну ногу, но следов травмы нет — значит, след недавней судороги. У него сломана рука. Он весь мокрый, а кожа на запястьях содрана от ремешков, наверняка от ледорубов. А когда тэсса Литова снимала с него футболку, я заметила похожие следы и на плечах, только шире. Это от альпинистской обвязки после сильного рывка. Он действительно был на обшивке «би-би».

Ничего себе, Шерлок в юбке! Если бы у меня работали обе руки, я бы восхитился ее дедукцией и поаплодировал стоя! Но обе руки у меня не работали, поэтому я только покачал головой.

Взгляд Димы из недоверчивого стал виноватым:

— Блин. А она права, чтоб меня… Я даже не обратил внимания на все эти вещи. Слишком уж невероятно все это звучало. Прости меня, что наехал. Я был не прав.

— Чтобы признать свою неправоту, нужно иметь силу, — кивнул я. — Все нормально, я не в обиде. Тебя можно понять — это действительно звучит невероятно.

Наш разговор прервала трель звонка. Я удивленно посмотрел на дверь — мы вроде никого не ждали. Ада, как самая здоровая из нас, подошла к двери и открыла ее, впуская внутрь знакомую тележку. На ней стояло три больших керамических чашки с горячим чаем, и больше ничего.

Я взял одну и аккуратно отпил. Сразу почувствовал небольшую долю алкоголя в напитке и улыбнулся про себя — видимо, экипаж решил убить сразу двух зайцев: отблагодарить меня за помощь и помочь нам уснуть.

Ни Ада, ни Дима не заметили алкоголя или просто не сказали об этом. Пока мы пили чай, я рассказывал о своем «подвиге», как его назвал Дима, отвечая на новые вопросы.

— Да хватит уже! — воскликнул я, когда кружки опустели. — Ты что, набит вопросами?!

— Извини, — смутился Дима. — По-моему, мне, кроме обезболивающего, еще что-то вкололи. Столько энергии…

— Это ненадолго, — улыбнулась Ада, собирая у нас кружки. — Как только ляжешь на кровать, тебя вырубит моментально.

— Откуда ты знаешь? — с подозрением посмотрел на нее Дима.

— Да уж знаю, — загадочно ответила Ада, блестя глазами.

Она оказалась права. Как только Дима улегся на кровать Ады (они поменялись местами, ведь ему не было удобно лезть на верхнюю полку), он моментально захрапел — казалось, даже глаза не успел закрыть. Я тоже был близок к этому, поэтому повернулся на здоровый бок и накрылся одеялом.

Но тут сверху раздался шепот Ады:

— Оникс… Не спишь?

— Что такое? — спросил я.

— Хотела спросить… А зачем ты все это делал? Ты же мог не выжить.

Она не стала договаривать, но было понятно, что ее это интересует.

— Потому что иначе не выжил бы никто, — честно ответил я. — Только и всего. Давай спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отозвалась Ада. — Надеюсь, что спокойной…

Мы снова проснулись от звуков, но на этот раз более привычных — от мелодичного перезвона в динамиках дирижабля. После такого приятного будильника раздался голос капитана:

— Доброе утро, уважаемые пассажиры. Говорит капитан воздушного судна «Болтон Бейтс». Через пятнадцать минут мы осуществим стыковку с главной башней университета магии. Сейчас вам будет подан завтрак, после которого мы настоятельно просим вас начать сборы и быть готовыми покинуть воздушное судно. Приятного вам времяпровождения.

И все. Ни слова о ночном происшествии, будто его и не было. Хотя, наверняка, Литова, когда обходила каюты, выясняла, не нужна ли кому-то помощь, успела ответить на множество вопросов от напуганных студентов. Так что поднимать эту тему, пожалуй, действительно не стоило.

Приехала тележка, привезла завтрак — вареные яйца в мешочке, горячие сэндвичи с ветчиной, салатом и целой тонной сыра, который вытекал на тарелки, и, конечно же, кофе. В дополнение к кофе шли небольшой молочник, сливочник и горка сахара. Я проигнорировал все это, Ада капнула себе молока, а Дима щедро налил и того, и другого, еще и сахаром сверху посыпал.

Позавтракав, мы собрали вещи (вот когда я порадовался, что у меня их почти нет — со сломанной рукой было бы сложно управляться с пятью чемоданами) и ровно через тридцать минут после речи капитана уже стояли в коридоре, в небольшой очереди на выход.

Очередь выглядела колоритно. И холеные аристократы, одетые с иголочки, и простолюдины с затравленными взглядами сейчас выглядели одинаково. Все невыспавшиеся, все уставшие, и главное — все с травмами. Буквально не было ни одного человека без синяка, а уж пластырей и бинтов было не счесть. В основном, травмы были минимальные, но был и парень со сломанной ногой, и рыжая девушка с рукой, подвязанной к телу так же, как у меня и у Димы. Та самая, с которой мы успели перекинуться парой слов ночью.

Я даже заметил в очереди старых знакомых — Ватрушкина, Укропова, Хромова и даже Ольгу Белову, которая, конечно, тоже прошла экзамен. Она просто не могла его не пройти. Возможно, где-то дальше в очереди были еще несколько моих бывших одноклассников, но я их не разглядел.

Из рубки вышел Виктор, посмотрел на очередь и сказал:

— Доброе утро, студенты!

— Да какое же оно доброе! — вдруг раздался голос из очереди. Это был Хромов. — Вы называете это «добрым»? Что тут творилось ночью?! Как вы смеете так со мной обращаться?! Вы знаете, кто мой отец?! Он всех разнесет, когда узнает!

— Эй, — тихо позвал я, когда Хромов на мгновение замолчал. — Хренов.

— Что ты сказал?! — он обернулся, но, увидев меня, немного успокоился.

— Заткнись, пожалуйста, — вежливо попросил я. — Я плохо спал этой ночью, и у меня болит голова. А от твоих криков она начинает болеть еще больше.

Хромов сощурился, внимательно посмотрел на мою забинтованную руку и, похоже, решил, что в таком состоянии я ему не соперник. Он не спешил занимать свое место в очереди.

Я вздохнул и обратился к Диме, который стоял рядом:

— Дружище, у тебя нет монетки? Желательно побольше, чтобы потяжелее была.

Когда я снова посмотрел на Хромова, он уже стоял в очереди и молчал, уткнув взгляд в пол. А Виктор, наблюдая за всем этим, загадочно улыбался. Я был уверен, что он мог бы решить эту ситуацию и сам, но это заняло бы больше времени, потому что ему пришлось бы делать это вежливо. Он все-таки преподаватель, ему положено.

Я посмотрел в панорамное окно, надеясь увидеть Урмадан сверху, но мои надежды разбились о реальность — весь вид закрывала огромная круглая башня, к которой причалил дирижабль. Она была сделана из серого камня, местами поросшего зеленым мхом, что говорило о том, что ей очень много лет. Цемент уже успел высохнуть и высыпаться из щелей, а ветер занес в них грунт, в котором и поселился мох.

Следуя за остальными, мы вышли из дирижабля по стеклянно-стальному переходу, который контрастировал с каменной башней, и оказались в Урмадане.

Университет встретил нас небольшим круглым помещением, совершенно пустым, если не считать широкой винтовой лестницы, уходящей вниз. Виктор, возглавивший колонну первокурсников, пересчитал всех и убедился, что никто не остался в дирижабле, после чего велел всем идти за ним и ступил на лестницу.

Лестница была освещена лампами с живым огнем, и это выглядело очень красиво. Ступени были идеальной высоты, и даже несмотря на их изношенные края и отсутствие перил, упасть было сложно. Каждые два витка лестницы мимо проходили резные деревянные двери, все были закрыты, кроме одной — пятой по счету.

Возле нее Виктор остановился и обратился к студентам:

— Все, кому нужна медицинская помощь, идите с Тэссой Литовой. Остальные — за мной.

Я и Дима вышли из очереди, ведь нам сказали, что по прибытии мы отправимся в лазарет. Ада с сомнением посмотрела на нас, но я успокаивающе ей улыбнулся:

— Иди. Все будет хорошо.

В лазарет отправились семеро, остальные отделались синяками и ссадинами, которые сами пройдут. Петуния повела нас по коридорам, потолки которых поддерживали резные колонны, а пол был из кусочков мозаики. Она была слишком большой, чтобы понять, что на ней изображено, но, судя по количеству цветов, это была целая картина.

Наконец, Литова остановилась у двери с большим красным крестом на белом фоне.

— По одному, — велела она, коротко постучав в дверь.

— Дамы вперед, — галантно поклонился я, глядя на единственную девушку в нашем строю, огненно-рыжую и слегка кудрявую.

Она слегка покраснела, по-доброму рассмеялась, и на ее щеках появились веснушки. Держась за сломанную руку, она зашла внутрь.

Остальные расселись на удобные стулья вдоль стен, которые я почему-то не заметил, когда мы сюда подходили. В комнате повисло молчание — все разглядывали интерьер Урмадана, особенно обращая внимание на огромное окно с витражом в верхней части.

Не успели мы заскучать, как из лазарета выбежала девочка, сияющая и довольная.

— Э… — протянул Дима, подаваясь вперед. — Что случилось? Почему так быстро?

— А всё! — радостно произнесла рыжая, вытянув вперед сломанную руку и сжимая-разжимая пальцы. — Еще денек поболит, и будет как новенькая!

— Но прошло же всего пять минут! — не унимался Дима.

— Я знаю! Она просто чудо! Кстати, велела позвать следующего!

— За пять минут? — недоумевал Дима, когда в кабинет вошел следующий. — Чтоб меня… Что там за чудотворец такой сидит? Чудотвор… Ка?

— Чудотворесса. — подсказал я и улыбнулся.

— Чудотвориня… — пробормотал Дима. — Нет, это уже больше на оскорбление похоже.

Через пять минут из лазарета вышел и второй раненый. Вернее, уже здоровый, но с таким выражением на лице, словно его впервые привели в стриптиз-клуб.

— Ух… — выдохнул он. — Хороша суч…

— Так! — прикрикнула на него Литова. — Не выражаться!

Парень поспешно закрыл рот обеими руками, включая недавно сломанную, и отошел в сторону.

Дима продолжал ничего не понимать. Один за другим в лазарете побывали все, кроме меня и Димы. Они проводили там не больше семи минут, и когда выходили, у всех было одно и то же выражение лица. Словно они получили от друга эротический журнал, который теперь лежит под матрасом, ожидая вечера.

— Ну, я пошел, — вздохнул Дима. — Посмотрю, что там за диво дивное.

Он вышел через пять минут, уже без шины, и с такими глазами, что я всерьез испугался, что они сейчас выпадут. Рот его был приоткрыт, и разве что слюна не капала на пол, как у голодного пса.

— Ты в порядке? — спросил я, но вместо ответа получил только невнятное мычание.

Я вздохнул, усадил его на стул и пошел в лазарет сам. Самым последним.

Закрыв за собой дверь, я прошел мимо ширмы, отделяющей основное пространство кабинета, и наконец увидел, кто же ведет прием.

— Так-так-так… — раздался довольный голос от окна. — Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал. Рада вас снова видеть, пациент Стрельцов… Простите, Оникс! А я смотрю, вы не врали, когда говорили про неспокойный образ жизни!

Загрузка...