Глава 7

— Пол, — я не могу говорить. На мгновение я едва могу дышать. Его взгляд обжигает меня холодным блеском льда, и он подходит ближе, словно готовясь сделать самое худшее.

Я помню, как лейтенант Марков застрелил предателя-гвардейца, который хотел убить Великую Княжну, и, из другого мира, сына лорда русской мафии, который хладнокровно разнёс колени Тео. Потенциал насилия, будь то во имя добра или зла, заложен в каждом человеке, включая того, кого я люблю.

Мой собственный Пол преодолел это задолго до того, как его расщепили. Ещё до того, как я с ним познакомилась. Он боролся с тьмой в своём прошлом, чтобы стать хорошим и сильным человеком. Но трещины в его душе остаются, и в любой момент добрый человек, которого я люблю, может развалиться на части. Стать кем-то другим, кем-то опасным.

Так что мне лучше защищаться.

— Хорошо, — начинаю я дрожащим голосом. — Меня только что в первый раз заперли в собственном теле, потому что Ведьма…

— Ведьма? — Пол прищурился, словно оценивая подозрительную незнакомку.

— Ах, точно! Именно так я и называю её, ту, что из Главного офиса, потому что… ну, это проще, во-первых, и я даже не думаю, что она заслуживает того, чтобы её называли Маргарет. Но она знает о Ночном воре, не так ли? Тогда…Тогда я уверена, что она не знает о тех ужасных весенних каникулах, которые вы с Тео провели в Вегасе…

— Остановись, — Пол делает глубокий вдох, а потом снова становится самим собой. Мой тошнотворный страх исчезает. Конечно, мне не нужно было бояться Пола. Расщепленный или нет, он всё равно остаётся самим собой. Он должен быть таким. — Я понял, что это ты, как только ты сказала мне, что назвала другую Ведьмой.

Я не хочу спрашивать об этом дальше, но я должна.


— Что случилось в Лондонской вселенной?

— Как ты думаешь, что случилось? Тебе нужно, чтобы я сказал это вслух?

Я киваю, как лицемерка, требуя, чтобы Пол заговорил, когда мне не хватает смелости даже задать вопрос.

— Она мертва, — тяжело произносит Пол. — Я видел, как она умерла.

Знание ошеломляет меня, почти так же сильно и холодно, как вода Темзы, должно быть, оглушила её. Я бы многое отдала, чтобы задержаться на одну секунду дольше, чтобы избавить её от осознания своего падения до самого последнего мгновения, когда она, возможно, даже не успела бы понять, что происходит.

«Нельзя так близко подходить к грани,» — напоминаю я себе. " Это не спасёт её, а только подвергнет опасности тебя. Правда. Мне от этого не легче.»

Мы с Полом несколько мгновений молчим. Древние боги, окружающие нас, смотрят на нас своими одинаковыми, изогнутыми глазами, и теперь этот проход похож на гробницу, которой он и был. " Ты думала, что смерть — это игра, которую можно обмануть? Нарисованные фигуры как будто говорят это. Люди, похороненные здесь, тоже так думали. А теперь ты выкапываешь их кости.»

— Я ждал, пока найдут тело, — Пол смотрит на стену позади меня, глядя мимо моего лица, как будто я просто ещё один иероглиф. Дело не в этом. Он видит мёртвую Маргарет в своей памяти яснее, чем меня настоящую, здесь и сейчас. — Я понял, что встреча с ней ничего мне не скажет, даже если бы это была ты, и Жар-птица была у тебя на шее, когда ты ударилась о воду, конечно, удар сломал бы её. Или течение могло её утащить. Но я всё ещё думал, что мне нужно увидеть её своими глазами, — он закрывает глаза. — Лучше бы я этого не делал.

Говорят, что удар по воде с такой высоты — это всё равно что удар о бетонную стену. Моё Лондонское я могло разлететься на куски. Меня охватывает тошнота, и я с трудом сглатываю.


— А тётя Сюзанна должна была…

— Я опознал тело за неё.

— Спасибо тебе, — не думаю, что тётя Сюзанна смогла бы это вынести. Тогда я понимаю весь смысл того, что только что сказал мне Пол. — Подожди. Тётя Сюзанна знала тебя? Достаточно хорошо, чтобы ты… ну, чтобы ты сделал это?

Пол кивает.


— После того, как ты в первый раз покинула Лондон, твоё второе «я» вспомнило, кто ты такая. Всё, что она сделала. Так что, очевидно, она искала Пола Маркова в Кембридже, надеясь, что у него есть какое-то объяснение. А потом они начали… проводить время вместе.

Это снова разбивает мне сердце. Другой мир, где мы с Полом могли бы быть вместе, может быть, навсегда, и где Лондонская Маргарет имела шанс на счастье, закончился одним роковым прыжком.

— Тётя Сюзанна кое-что мне объяснила, пока мы ждали… пока мы ждали, — продолжает Пол. — Остальное я собрал воедино сам.

— Видишь? Это действительно и есть судьба. Потому что, если и есть мир, где ты думаешь, что у нас нет ни единого шанса, то это именно тот мир, — я чувствую себя пустышкой, говоря о своей личной жизни в такое время. Но я делаю это не для себя, я делаю это для Пола. Ему нужно за что-то держаться. В противном случае горе и чувство вины, которые он испытывает из всех этих вселенных, будут продолжать тянуть его вниз. Трещины, оставшиеся в нём после того, как его душа была расколота, могли углубиться, пока он действительно не развалится.

Моё отвлечение работает, по крайней мере немного. Пол делает ещё один глубокий вдох и выпрямляется.


— Ты сказала Египет?

Я протягиваю руки, указывая на иероглифы.


— Нет, вообще-то, это Висконсин.

Он почти улыбается.


— Египет. Здесь мой акцент сильнее…

— Ты же собственный египтолог царя, работаешь с мамой и папой в экспедиции. У нас здесь эти огромные палатки, и этот сумасшедший крепкий кофе, и настоящие живые верблюды. Мама даже надела тюрбан.

Смятение Пола приближает меня к смеху, как никогда за долгое время.


— Нам обязательно ездить на верблюдах?

— Я не знаю. Эта тема пока не поднималась.

— Надеюсь, что нет, — как раз в тот момент, когда я чувствую, что самое худшее уже позади, он снова напрягается. — Подожди. Другая… Ведьма…она пришла сюда, чтобы убить тебя? Как и последнюю Маргарет?

— Она хлопает дверьми, отгораживая меня от всех новых вселенных, — извращённый план стал мне яснее после ночи размышлений. — Триада пытается сделать так, чтобы я не смогла спасти интересующие их вселенные. Я не могу спасти вселенную, до которой не могу дотянуться. Я не могу достичь вселенной, где я уже мертва. Так что они убьют всех этих Маргарет, одну за другой, если я не последую за Ведьмой и не наведу порядок. Я должна следить за ней, Пол. Я должна спасти других Маргарет. Не только потому, что это позволяет мне достичь этих измерений и защитить их, но и потому… Я не могу просто позволить, чтобы другие версии меня были убиты. Нет, если у меня есть возможность остановить это.

Пол хочет возразить, я вижу. Без сомнения, он считает мой план спасения других Маргарет слишком опасным. Честно говоря, я согласна. Это слишком опасно. Но это то, что я должна сделать. Может быть, он чувствует мою решимость, потому что вместо того, чтобы спорить, он просто спрашивает:


— Что произошло в этом измерении? Как она пыталась убить тебя?

— Она пыталась засыпать меня песком в пещере. Один из проходов был неустойчивым. Я прекрасно справилась с этим, за исключением той части, где на меня упала настоящая древняя мумия. Гораздо менее весело, чем это выглядит у Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега.

Пол хмурится.


— Кажется, выжить можно. Очевидно. Но…

Я быстро объясняю, почему методы Ведьмы в будущем будут менее опасными, и поначалу Пол кивает, соглашаясь со мной. Но его взгляд постепенно становится всё более отстранённым, даже растерянным. Затем он поглаживает свою короткую бородку, жест, который кажется знакомым, даже изученным, и говорит, своим согласным, густым и размытым русским акцентом:


— Подождите. Напомните мне. Кто такая Ведьма, мисс Кейн?

Дерьмо. Пол этого мира снова вернулся. Я подхожу ближе, что зажигает надежду в его глазах до того момента, как я дотягиваюсь до его рубашки, беру его Жар-птицу и устанавливаю напоминание.

Пол отшатывается, ругаясь себе под нос по-русски, хотя он снова мой Пол.


— Надо мне настроить её для более частых напоминаний.

— Ты мог бы сделать немного Ночного Вора, — едва я произнесла эти слова, как поняла, насколько это маловероятно. — Здесь, в пустыне, у нас, наверное, нет ингредиентов.

— Скорее всего, нет. Я посмотрю позже. Сейчас установим напоминания на всякий случай.

Он начинает манипулировать кнопками, его большие руки удивительно ловко управляются с крошечными механизмами. Вместо того чтобы отступить, я остаюсь рядом, пытаясь сохранить хрупкую связь, восстановленную, между нами.

Именно тогда я слышу, как Тео кричит:


— Эй, там!

— Привет, Тео, — отвечаю я. Пол делает шаг назад и роняет свою Жар-птицу обратно под рубашку как раз вовремя, чтобы Тео её не заметил.

Почему-то ухмылка Тео выглядит ещё более дьявольской с этими усами. Он мог бы сойти за повесу из какого-нибудь старого немого фильма.


— Как продвигается рисование, Маргарет?

— Ах, это…. — Отлично, я хочу сказать, но блокнот закрыт, а Тео не дурак. — Всё ещё собираюсь. Я немного нервничаю в этих коридорах после того, что случилось прошлой ночью.

— Кто может винить тебя? — Тео подходит ближе и кладёт руку мне на плечо, жест кокетства, ошибки быть не может. — В следующий раз, когда мы будем в Каире, я поклянусь отвлечь тебя от твоих проблем. А как насчёт поездки в кино?

Боже мой, здесь даже есть фильмы. Это было бы забавно, если бы не взгляд Пола, направленный на нас, тяжёлый и неодобрительный. Я делаю шаг в сторону от Тео, прижимая блокнот к груди.


— Рисование — единственное развлечение, которое мне обычно нужно. Вот почему я должна начать.

Отпор не влияет на него. Он просто пожимает плечами.


— Дай мне знать, что ты думаешь, когда мы в следующий раз будем в Каире.

— Конечно. Определённо, — я пытаюсь отмахнуться, но Тео снова усмехается.

Как только он уходит, Пол говорит:


— Ты с ним здесь.

— Нет, это не так! — я бы уловила какой-нибудь признак этого вчера вечером или сегодня утром. — Он просто флиртует, или, может быть, просто Тео.

— Может быть, у тебя всё-таки есть судьба, — Пол отворачивается, чтобы последовать за Тео. — Просто не со мной.

— Почему ты так себя ведёшь? — я могла бы встряхнуть его. — Почему ты так… так ревнуешь, так злишься, когда знаешь, что я…

Пол резко оборачивается. Гнев вернулся, но он был поглощён горем, которое было ещё страшнее видеть.


— Я не сержусь. Я не ревную. Я чувствую облегчение. Ты больше не должна быть привязана ко мне, Маргарет. Тео был бы лучше для тебя.

— Извини, но ты не можешь мне сказать кого любить, это не то, что ты можешь прописать мне, как врач таблетки.

— Неужели ты не понимаешь? — его голос поднимается почти до крика, эхом отражаясь от каменных стен. — Я вижу Тео рядом с тобой и помню, как стрелял в него. Я вижу тебя рядом с ним и хочу трясти тебя, пока ты не упадёшь. Это жестоко… то, во что мой отец пытался меня превратить… я думал, что похоронил это. Может, и похоронил. Но расщепление пробудило это. Я больше не достоин тебя, Маргарет. И это никогда не изменится.

— Прошло всего несколько дней. Как ты можешь знать? — я сочувствую тому, что переживает Пол, но это пораженческое отношение должно прекратиться. — Пол, ты не сделал мне больно. Ты никогда не причинишь мне боль.

— Ты этого не знаешь, — когда я начинаю протестовать, Пол поднимает руку. Ветер треплет воротник его белой льняной рубашки, ерошит рыжеватые волосы. — Ты не представляешь, каково это — быть расщепленным. Ты не знаешь, каково это — знать это… что тебя украли у самого себя.

Это застаёт меня врасплох. Раньше я об этом не думала. Глубина нарушения, интимность и жестокость этого, заставляет меня содрогнуться.


— Теперь ты — снова ты. Я знаю, это было ужасно, но тебе станет лучше.

— Это не такой порез, который можно залатать пластырем. Он глубже, — явно цепляясь за правильные слова, Пол молчит в течение нескольких долгих секунд, прежде чем заговорить снова. — Мои мысли разворачиваются не так, как следовало бы. Мои чувства слишком сильно контролируют меня. С тех пор, как я себя помню, я боролся за то, чтобы быть другим человеком, не таким, как мой отец. Но иногда я ловлю себя на том, что хочу реагировать так же, как он. В других случаях гнев или печаль, кажется, приходят из ниоткуда; они не имеют ничего общего со мной, но они захватывают меня.

— Ты не превратишься в своего отца, — в это я верю абсолютно.

— Может, и нет. Но я понятия не имею, во что превращусь. Только одно можно сказать наверняка. Я уже не тот человек, в которого ты влюбилась. Я изменился больше, чем ты можешь себе представить. И я уже никогда не буду прежним, — его серые глаза наконец встретились с моими. — Ты должна уйти, пока можешь.

Он уходит, и теперь мы оба в отчаянии, оба одиноки.

Через мгновение я решаю остаться в гробнице.

Я не лгала, когда говорила Тео, что моя работа — идеальное развлечение. В этот день я часами стою в коридоре, делая наброски так изящно и точно, как только могу. Красота картин на стенах трогает меня даже сквозь мои страдания, и я представляю себе своего двойника, без сомнения, одетого в тонкую белую хлопчатобумажную тогу и сложный бисерный воротник, которые всегда показывают в фильмах о Древнем Египте. Копирование работы этого человека с каждой деталью, каждой изюминкой, это самая высокая дань, которую я могу отдать оригинальному художнику. И получение этого права позволяет мне чувствовать, что я преуспела в чём-то среди всех этих неудач. Мне нужно это чувство больше, чем следовало бы.

Моя работа становится трудной только тогда, когда слёзы затуманивают глаза. Но я смахиваю их и продолжаю работать.

Хотя я и хочу пойти за Полом, я не делаю этого. Может быть ему нужна сейчас боль. Когда мы испытываем боль, люди обычно говорят: «преодолей это, двигайся дальше, это не так уж плохо». Но мы не можем преодолеть горе, отрицая его. Мы должны это почувствовать. Мы должны отдать ему должное. Иногда это означает делать прямо противоположное «двигаться дальше».» Мы должны погрузиться в самую глубину нашего горя, пережить каждый ужасный момент и вынести пытку, спрашивая, что могло бы быть и что теперь будет. Мы должны истечь кровью, прежде чем наши сердца снова начнут биться.

Вот что сейчас делает Пол. Истекает кровью.

Через несколько часов я наконец слышу шаги в каменном проходе. Надежда отрывает меня от работы, и я смотрю в ту сторону, страстно желая увидеть его. Вместо этого входит Тео. Мне требуется всё самообладание, чтобы не показать разочарования.

— Как продвигается работа? — Тео подходит ближе, заложив руки за спину. — Наш русский друг, кажется, в ужасном настроении. С тех пор, как он тебя покинул.

— Я ничего об этом не знаю, — он, вероятно, считает, что Пол и я поссорились, и это его большая возможность. У меня ровно ноль терпения, чтобы справиться с этим.

Он вытирает лоб, на котором блестят капельки пота.


— Единственное спасение от проклятой жары — в домах мёртвых. Странно, не правда ли?

— Никогда не думала об этом в таком ключе, — воздух здесь прохладный и затхлый, что не казалось бы таким сладким облегчением, если бы альтернативой было что-нибудь, кроме палящего солнца пустыни. — Наверное, мне лучше вернуться в лагерь, а?

— Не торопись. Не торопись, Мэг.

Мэг.

Неудивительно, что он звучал так знакомо. Тео из вселенной Триады последовал за мной.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на этого Тео, того, кто похитил моего отца, подставил Пола за убийство и помог ему похитить моё тело. Он вздыхает, понимая, что я узнала его.


— Я так и знал. Неужели я действительно единственный во всей мультивселенной, кто прозвал тебя Мэг?

— Да. Ты здесь, чтобы снова вколоть мне Ночной Вор? — требую ответа я.

— Нет, — говорит Тео, подходя ближе. Теперь я вижу, что он бледен, и его движения стали медленными, неохотными. Что бы он здесь ни делал, это плохо.

Моё единственное потенциальное оружие — коробка цветных карандашей и блокнот для рисования. Но держу пари, что удар карандашом в глаз остановит почти любого.

— Послушай меня, — он поднимает руки, и я замираю, не зная, что он собирается делать дальше. — Я знаю, что ты злишься на Конли и Триаду, и я не виню тебя. Но не позволяй своему темпераменту ослепить тебя и понять, что происходит на самом деле. Ты можешь изменить всё это за секунду, просто согласившись сотрудничать.

— Прекрати пытаться вести со мной переговоры! — я отступаю от него, хотя это только ведёт меня дальше в гробницу, подальше от выхода. — Когда вы, ребята из Триады, поймёте, что я никогда на вас не буду работать? Как ты не понимаешь, что это безумие?

— На самом деле, да, я вижу это, — говорит Тео, и это может быть первый раз, когда он сказал мне всю правду. — Если бы я с самого начала знал, во что ввязываюсь, то ни за что на свете не стал бы подписываться. Но теперь я здесь. Теперь я знаю. И если какие-то вселенные будут уничтожены, я намерен оказаться в одной из оставшихся.

Я не могу спорить с его целями, но у меня большие проблемы с его методами.


— Речь идёт не только о спасении твоей шкуры. Речь идёт о спасении триллионов жизней. В буквальном смысле! Как ты можешь не бороться с этим всем?

— Потому что всего, что у меня есть, недостаточно, чтобы остановить их! Мэг, ты можешь успокоиться и подумать? Уже слишком поздно. Триада далеко впереди. Ты хочешь начать гонку с ними, когда они находятся примерно в дюйме от финиша. Насколько это бессмысленно? Конли и Триада всё ещё хотят, чтобы ты была на их стороне, несмотря ни на что…

Звук, который я издаю, можно назвать только фырканьем.


— О да, им так много нужно мне простить.

Тео раздражённо морщится.


— Чёрт возьми, зачем ты это делаешь с собой? У тебя ещё есть время, чтобы спасти своё измерение! Миллиарды людей там, каждое животное, каждое растение, а ты рискуешь всем в этой погоне. Разве ты не обязана им в первую очередь своей преданностью?

Я никогда не думала об этом с точки зрения лояльности. Если бы я могла защитить только одно измерение, разве оно не было бы тем, которое я называю домом?

Но я отказываюсь позволить этому обернуться против меня.


— Не я подвергаю свою вселенную опасности. Это ответственность Триады.

— Я только хочу сказать, что твои действия имеют последствия, — лицо Тео сильно затенено в полумраке коридора. Он ещё не взял в руки тяжёлый фонарик, свисающий с пояса. — Эти другие вселенные могут быть не более чем… выбором, который никто никогда не делал.

На протяжении одного вдоха я больше не в Египте. Вместо этого я лежу под тёплыми мехами на даче в России, а снаружи бушует метель, и Пол прижимает меня к себе. В то же время я сижу в роскошном Парижском гостиничном номере, положив руку на живот, и у меня кружится голова от осознания того, что в этом измерении я ношу ребёнка Пола.

С тех пор я жалею, что сделала этот выбор в пользу Великой Княжны и всё же было бы бесконечно хуже навсегда стереть этот выбор, все эти жизни, это измерение навсегда.

— Эти люди заслуживают шанса выжить, — говорю я Тео. — Они имеют право сами творить свою судьбу.

— Ты ведь не всегда так внимательно относилась к выбору других своих «я», правда? — даже в темноте я вижу искру гнева в глазах Тео.

— Я всё испортила, — признаюсь я. — Не раз. Но то, о чём ты говоришь, совсем другое.

Тео отвечает:

— Так, где же ты проводишь черту, Мэг? Где угодно, лишь бы я был не на той стороне?

Я могла бы закричать.


— Прекрати эти дурацкие словесные игры! Я совершила ошибку, но вы сознательно совершаете геноцид! Это намного, намного превышает всё, что я когда-либо делала. И знаешь, что ещё? Мой Тео тоже никогда бы так не поступил. Так как же ты так облажался?

Он бросается ко мне. Его снаряжение попадает мне под рёбра, выбивая из меня дыхание и посылая мои карандаши в полёт. Я царапаю его лицо ногтями, когда Тео хватает мой кружевной шарф, который свободно свисает с моей шляпы. Его колено давит на мою левую руку, когда он садится на меня верхом и шарит вокруг моего горла.

Жар-Птица! Он собирается украсть Жар-птицу! Я изо всех сил пытаюсь стащить его с себя, но не могу, даже когда понимаю, что ему вовсе не нужна Жар-Птица. Даже когда кружевной шарф затягивается вокруг моего горла.

Я не могу дышать.

Тео душит меня.

Мне кажется, что горло раздавили. Мой пульс быстрый и жёсткий и с каждым ударом шарф, кажется, врезается в кожу.

— Прыгай, — говорит Тео. Он плачет; слёзы текут по щеке, он отвернулся от меня, чтобы не видеть моего лица, пока он это делает. — Я оставил тебе одну руку свободной. Хватай Жар-птицу и прыгай.

Я могла бы это сделать, но тогда эта Маргарет и, возможно, всё это измерение умрёт.

Я отчаянно бьюсь под ним, или пытаюсь биться. Я слабо хватаю его напряжённые руки. Это бесполезно. Тео придавил меня всем своим весом и силой, и я не могу дышать. Меня захлестывает головокружение. Мой язык кажется слишком толстым для моего рта. Я почти ничего не слышу из-за рёва собственной крови в ушах.

— Мэг, пожалуйста! — Тео всхлипывает один раз. — Пожалуйста, не заставляй меня убивать вас обеих.

Я сейчас отключусь. Из последних сил, когда Тео начинает расплываться и темнеть у меня над глазами, я нажимаю на кнопки управления Жар-птицей и…

Меня окружает пустота.

Полная темнота. Полная тишина. У меня нет ни веса, ни тела.

Боже.

Я мертва.


Загрузка...