Миллиардер. Книга 2. Арктический гамбит

Глава четырнадцатая Страховка Чена

Июнь 2009 года. Соединенные Штаты Америки. Миннеаполис, штат Миннесота

Федеральные агенты Ковальски и Маккормик вышли из машины, припаркованной на углу 45-й авеню и Брунсвик-авеню ровно в шесть часов утра. Нажав на брелок сигнализации, Ковальски швырнул в урну пустой бумажный пакет из «Макдоналдса» и попал с расстояния в пять шагов.

— Ты видел, Буч? — спросил он Маккормика. Шон Маккормик, маленький быстрый шотландец, получивший свою кличку еще на первом курсе Академии ФБР в Куантико[3], удивленно поднял рыжие брови.

— Видел что?

— Мой бросок! Черт, ну почему, когда у тебя получается что-то по-настоящему выдающееся, рядом не оказывается ни одного зрителя!

— В следующий раз свистни мне, когда соберешься спеть в пятницу вечером в караоке. Если останусь жив, обязательно расскажу об этом историческом событии своим внукам.

— Иди в задницу, — разозлился Ковальски.

Они пересекли улицу и вошли в темноватый холл дома напротив. Дом был не из тех, в котором ожидаешь встретить консьержа — многоквартирная развалюха в не самом благополучном районе Миннеаполиса. В таких селятся люди, не нашедшие или потерявшие свое место в социальной структуре, а также разнообразные иммигранты со всего света. Человек, которому намеревались нанести визит Ковальски и Маккормик, относился к числу последних.

Агенты поднялись на лифте на восьмой этаж и прошли по пропахшему кошками коридору. Нужная им квартира находилась за углом. Узкий коридор не позволял развернуться, но Ковальского это не смутило. Он прислонился к стене, поднял ногу, согнул ее в колене и мощным ударом выбил дверь квартиры напротив. Маккормик немедленно нырнул в проем, держа обеими руками большой черный «Магнум».

— Лежать! — рявкнул он из глубины квартиры страшным голосом. Голос у Маккормика был громоподобный, совершенно не вязавшийся с его субтильной внешностью. — Руки за голову!

Ковальски быстро прошел в кухню, затем заглянул в ванную — нет ли в квартире посторонних. Они следили за домом восемь часов, и были уверены, что человек, которого они ищут, в квартире один, но осторожность еще никогда никому не вредила. Вернувшись в прихожую, Ковальски попытался кое-как пристроить на место дверь, и только потом отправился поглядеть на человека, которого они с Маккормиком выслеживали уже третью неделю.

Человек, известный им как Али Хавас, лежал на полу лицом на коврике для намаза. Он был одет в просторную черную рубашку и не стеснявшие движений широкие черные брюки. Маккормик, целившийся ему в голову из своего «Магнума», стоял между Али Хавасом и деревянным столиком на колесиках, служившим некогда тумбой для телевизора. Теперь столик был больше похож на прилавок оружейного магазина: на нем лежал короткий автомат странной формы (Ковальски узнал шведский «Ингрем»), два пистолета и круглая, как апельсин, граната.

Осведомитель, рассказывавший агентам о привычках Али Хаваса, особо подчеркивал, что тот никогда не расстается с оружием. Никогда — кроме тех пяти раз в сутки, когда правоверные мусульмане возносят хвалу своему Аллаху, повернувшись лицом к Мекке.

Именно поэтому Ковальски и Маккормик рассчитали время операции таким образом, чтобы оно совпало с утренней молитвой. Видимо, Аллах был рассержен за что-то на Али Хаваса, потому что не дал ему нескольких секунд, чтобы дотянуться до столика с пистолетами.

Ковальски с интересом осмотрел оружие, потом несколько раз сфотографировал столик и убрал стволы от греха подальше. Присел на корточки над Али Хавасом. Тот лежал неподвижно, в странной расслабленной позе, будто загорал на пляже в Малибу. Агенту захотелось поднять его за волосы и несколько раз ударить головой об пол, но это было невозможно — Али Хавас был лыс, как бильярдный шар. Вся растительность, отпущенная ему Аллахом, ушла в бороду.

— Мы знаем, кто ты, — сказал ему Ковальски. — Мы знаем, что ты сделал.

Человек на полу молчал. Непонятно было, слышит он обращенные к нему слова или пребывает где-то далеко, рядом с пророком Мухаммадом.

— Мы знаем, кто взорвал наших морских пехотинцев в Тикрите, — продолжал Ковальски. — За одно это тебя можно отправить в Гуантанамо, и ближайшие годы ты проведешь, учась различать своих следователей по вкусу мочи, которую тебе придется пить.

Никакой реакции.

— Возможен и другой вариант, — сказал Маккормик. — У моей сестры в Тикрите погиб парень. И она после этого начала пить и была вынуждена уйти с хорошей работы. Это сделал ты, сукин сын. И я с удовольствием продырявлю тебе за это башку. Но сначала отстрелю яйца.

Али Хавас молчал. Ковальски проследил за направлением его взгляда — там на полу валялись четки из темно-зеленого стекла.

— Мы специально не стали брать с собой группу захвата, — терпеливо объяснил он Али Хавасу. — Чтобы никому ничего не объяснять в том случае, если мы решим тебя здесь шлепнуть.

Он протянул руку и подцепил с пола четки.

— Хорошая игрушка, правда, Буч?

В черных глазах Али Хаваса мелькнул какой-то огонек — или ему только так показалось?

— Похожа на эти китайские шарики, которые продают в секс-шопах, правда? Моя бывшая подружка, Сью, от них просто тащилась. Знаешь, я, пожалуй, пошлю ей их в подарок — она-то точно найдет им лучшее применение.

Али Хавас рванулся, пытаясь выхватить у Ковальского четки, и агент с удовольствием ударил его ребром ладони по затылку. Послышался костяной звук, и на коврике для намаза начало расплываться пятно крови.

— А ты неглупый парень, Пол, — одобрительно цокнул языком Маккормик. — Эти стекляшки ему чем-то очень дороги.

— Это не стекляшки, — Ковальски кинул ему четки. — Смотри, какие тяжелые.

Маккормик покрутил четки в руках и присвистнул.

— Настоящие камушки! Похоже на изумруды. Да на них еще что-то накарябано.

На каждом изумруде (а это действительно были изумруды) была выгравирована какая-либо фраза одной из сур Корана. Всего сур в Коране сто четырнадцать, и это проходят в Академии ФБР в Куантико, но камней в четках было в два раза меньше. Впрочем, ни Маккормик, ни Ковальски не придали этому факту какого-либо значения.

— Знаешь, Пол, — проговорил Маккормик, подумав. — Если ты действительно подаришь эту штуку своей бывшей, будь готов к тому, что она к тебе вернется.

— Вы все умрете, — сказал Али Хавас. Он уже пришел в себя и снова отрешенно смотрел куда-то сквозь ботинки Маккормика. Голос его звучал ровно, словно он отвечал на вопрос «который час».

— Забавно, — заметил Ковальски. — Мой учитель биологии в колледже говорил то же самое.

— Если ты хочешь сказать нам что-то по-настоящему интересное, — добавил Буч, — то лучше ответь на вопрос «когда».

Как ни странно, Али Хавас ответил. Он прикрыл глаза и пробормотал что-то по-арабски. Ковальски изучал арабский в Куантико, но фраза прозвучала слишком тихо и неразборчиво.

— Что? — спросил он участливо, наклоняясь над террористом. — Что ты сказал, приятель?

— Скоро, — повторил Али Хавас по-английски. — Совсем скоро.

Больше они от него в тот день так ничего и не добились.

Арест Али Хаваса имел целый ряд последствий. Агентов Ковальски и Маккормика вызвали к их непосредственному начальнику и жестоко отругали за несоблюдение инструкции, предписывающей производить захват особо опасного преступника силами специальной группы, насчитывающей не менее восьми человек. Вслед за тем, начальник сменил гнев на милость и вынес агентам благодарность — лично от себя, а также от имени Директора. Али Хавас действительно был крупной шишкой в мире террористического подполья, и на его совести было не менее тридцати жизней американских граждан (а скорее всего, гораздо больше). Вот только действовать он привык в основном на Ближнем Востоке и в Афганистане, а в Штатах вплоть до нынешнего лета не появлялся. То, что он все-таки рискнул прилететь в США, было плохим знаком. Где-то на территории страны готовился крупный теракт, и Али Хавас должен был или осуществить его, или помочь в его подготовке. Скорее второе — кем-кем, а смертником Али Хавас не был.

— Мы его расколем, — пообещал агентам начальник Миннеаполисского отделения ФБР. — Сперва попробуем простые методы, а если они не помогут, перейдем к высоким технологиям. А пока наши мозгоправы будут копаться у него в черепушке, пройдитесь по его возможным контактам здесь, в Миннеаполисе.

— Если я правильно понимаю, — вежливо сказал Маккормик, — он пока что не заговорил?

— Совершенно верно, агент, — ответил начальник. — Поэтому никаких имен у нас нет. Надо, как обычно, найти черную кошку в темной комнате. Причем, вполне возможно, что кошка оттуда уже улизнула.

Пока Ковальски и Маккормик искали в мусульманских общинах Миннеаполиса тех, кто мог контактировать с Али Хавасом, или, по крайней мере, слышал что-то о человеке с изумрудными четками, молодой китаец, остановившийся в отеле «Ритц» в Нью-Йорке под именем Джорджа Фо, встретился за ланчем с популярным журналистом Марио Росетти, заведующим отделом расследований в «The New York Times».

— Федералы на днях взяли какого-то египетского террориста в Миннесоте, — сказал Росетти китайцу. — Но все дело жутко засекречено, они там из кожи вон лезут, чтобы информация не просочилась в центральную прессу.

— Это плохо, — покачал головой Джордж Фо. — Нарушение Конституции, верно?

— Вам неинтересно? — прищурился Росетти. — Но мои друзья просили сообщать вам именно о таких случаях…

Он чувствовал себя героем голливудского триллера. Встреча на террасе дорогого ресторана (платил, разумеется, Фо) с таинственным китайцем. Двусмысленные разговоры о терроризме. Ощущение причастности к какой-то большой и темной тайне — все это заводило Росетти куда больше, чем деньги.

Год назад на одном из приемов к нему подошел модный адвокат из Вашингтона и, произнеся пару дежурных комплиментов по поводу статей Марио, увлек его на балкон, где их разговор могли услышать разве что каменные горгульи (плохая, хотя и недешевая, стилизация под Нотр-Дам).

На балконе Росетти получил заманчивое предложение — вступить в тайный клуб тех, кто поставил своей целью разобраться в истинных причинах современного мирового терроризма. «Клуб 11 сентября», — улыбнулся адвокат, и Марио не понял, шутит он или говорит серьезно.

— Вы же прекрасно понимаете, что нам скармливают тонны лжи, — сказал Росетти адвокат. — Наверняка в вашей практике бывали случаи, когда ваше расследование натыкалось на что-то действительно серьезное… но начальство приказывало вам дать задний ход.

— Что поделать, — пожал плечами Марио. — Времена Бернстайна и Вудворда[4] прошли безвозвратно.

— А вот и нет, — адвокат доверительно понизил голос. — Вы удивитесь, Марио, если узнаете, до каких тайн могут докопаться могущественные люди со связями… если они готовы объединиться ради поисков истины. Одним словом, мы предлагаем вам вступить в клуб.

Марио, разумеется, согласился, и не разу потом не пожалел о сделанном выборе.

Члены клуба собирались раз в месяц в викторианском особняке с видом на Гудзон. Юристы, банкиры, журналисты (Марио с удивлением встретил в клубе коллег из других изданий, которых никогда не смог бы заподозрить в причастности к тайным обществам), политики, даже один член Верховного Суда. Все это были люди довольно известные, обеспеченные, с высоким социальным статусом. Используя возможности своих членов, Клуб проводил частные расследования, по итогам которых порой делались захватывающие сообщения (на Марио особенно произвел впечатление доклад, сделанный отставным сотрудником ЦРУ на тему «Где на самом деле сейчас скрывается Бен Ладен»).

Тайна, окутывавшая клуб, о нем запрещалось рассказывать даже близким родственникам, делала невозможным обнародование наиболее поразительных сенсаций, но кое-что все-таки удавалось использовать. Во всяком случае, несколько раз, когда Марио натыкался на казавшееся непреодолимым препятствие на пути очередного журналистского расследования, информация, полученная по каналам клуба, здорово ему помогала. Быть членом «Клуба 11 сентября» оказалось не только интересно, но и выгодно.

Конечно, порой его просили об ответных услугах, и он с удовольствием их оказывал. Вот и на этот раз — тот самый адвокат, который когда-то пригласил Росетти вступить в клуб, попросил его встретиться с представителем некоего шанхайского концерна, который почему-то очень интересовался проблемой арабского терроризма в Соединенных Штатах и методикой борьбы с ним.

— Нет, что вы, — с улыбкой покачал головой Джордж Фо. И имя, и паспорт у него были фальшивые, но Росетти об этом знать было необязательно. — Меня это, напротив, чрезвычайно интересует. Не кажется ли вам, что американское общество несколько помешано на своем благополучии? Почему ФБР так заинтересовано в том, чтобы сохранить в тайне факт поимки важного террориста? Не потому ли, что истеблишмент не хочет лишний раз тревожить публику?

— Возможно, — Росетти с удовольствием покатал на языке глоток коллекционного «Шато Латур». — После черного сентября наше общество слишком болезненно реагирует на истории о мусульманских террористах, разгуливающих по Нью-Йорку или Лос-Анжелесу как по своему родному Багдаду.

— Хорошо ли это? — озабоченно спросил Фо. — Забота о душевном покое домохозяек — дело, безусловно, благое, но стоит ли держать из-за этого в неведении всю нацию?

Он перегнулся через столик и, доверительно понизив голос, проговорил:

— Существует заслуживающая доверия информация, что этим летом некая организация готовит серию крупных терактов в США, Европе и России. Возможно, террорист, арестованный в Миннеаполисе, как-то связан с этой организацией.

Несмотря на весь свой романтизм, Росетти был стреляным воробьем. Он усмехнулся и еще раз отхлебнул из бокала.

— Дорогой мистер Фо, письма с подобными предупреждениями приходят к нам в редакцию сотнями. А если считать те, что приходят по электронной почте — то и тысячами. Людям постоянно кажется, что некие тайные силы плетут против них свои злобные козни. Этот феномен называется «теория заговора». Парень, которого взяли в Миннесоте, может быть связан с «Аль-Каидой», с «Бригадами мучеников Аль-Аксы» и даже с «Армией независимости Техаса». Но с тем же самым успехом он может быть фанатиком-одиночкой, решившим отомстить миру за то, что его выгнали с работы в закусочной «Бургер Кинг».

— Вы, безусловно, правы, — мягко сказал Фо. — Но я бы настоятельно советовал вам обратить особое внимание на этот случай. Возможно, вам имело бы смысл самому слетать в Миннеаполис. Вы человек с именем, и перед вами распахнутся многие двери. Поверьте моей интуиции — случай в Миннесоте может стать вашим личным Уотергейтом.

Вернувшись в редакцию, Марио долго раздумывал, пытаясь понять, что показалось ему неправильным в разговоре с Джорджем Фо. Наконец, понял — он пришел на встречу, собираясь рассказать китайцу об аресте террориста в Миннеаполисе, а получилось так, что Фо уговорил его вплотную заняться этим делом. Словно бы и сам прекрасно знал, что произошло несколько дней назад в Миннесоте.

Это навело Росетти на определенные размышления, которыми он с удовольствием поделился со своими друзьями по «Клубу 11 сентября». Но следующее заседание клуба должно было состояться только через три недели, и Марио остался со своими мыслями один на один. К вечеру он решил, что в словах Фо может быть хотя бы зерно истины, и велел своей секретарше заказать авиабилет до Миннеаполиса.

Пока Росетти дремал в кресле «Боинга», летящего из Нью-Йорка в Миннеаполис, человек, известный ему под именем Джордж Фо, встретился в одном из баров Олбани с двумя мужчинами, похожими на менеджеров по продаже дорогих машин.

Мужчины, которых звали Тед и Чак, никогда не продавали автомобили. Оба они были в прошлом офицерами ЦРУ; обоих уволили из этой организации в конце 90-х годов, когда в моду вошли проверки сотрудников на детекторе лжи. И Тед, и Чак были патриотами Америки, но ненавидели правительство, которое, по их мнению, уже давно работало исключительно в интересах негров и латиноамериканцев. К азиатам Тед и Чак тоже относились без особого восторга, но китаец по имени Фо говорил правильные вещи. И платил хорошие деньги.

— Операция прикрытия проведена успешно, — сказал им Фо. — Завтра или послезавтра федералы вытрясут из Али Хаваса информацию о «Детях Аллаха» и теракте, который они готовят в Миннеаполисе. А наши друзья-журналисты постараются растрезвонить об этом на всю страну.

— И министерство безопасности поднимет уровень тревоги до оранжевого, — хмуро сказал Тед. — А это значит, что ни в одном сортире нельзя будет бросить окурок мимо унитаза без того, чтобы это не зафиксировали камеры слежения.

— Именно поэтому все должно быть сделано раньше. У вас есть два дня, пока о террористах не заговорят на каждом углу. Но согласитесь, что объекты, которые вам предстоит подготовить, не относятся к категории стратегически важных.

— Все равно, — упрямо сказал Тед. — Работать придется в очень сложных условиях. Сумму вознаграждения придется пересмотреть.

Китаец поднял брови.

— Мне казалось, мы договорились.

Чак улыбнулся. Если бы он действительно был менеджером по продаже автомобилей, то с такой улыбкой ему вряд ли удалось продать даже велосипед.

— Тогда мы ничего не знали про арабов в Миннесоте, приятель.

— Сколько вы хотите? — спросил Фо.

— Плюс пятьдесят каждому. Наличными, разумеется.

Китаец подумал, глядя на собеседников ничего не выражающим взглядом.

— Хорошо, — сказал он, наконец. — Но это последняя сумма. Больше торговаться мы не будем.

— В таком случае, — усмехнулся Тед, — считайте, что мы готовы начинать. Вы приготовили оборудование?

Фо кивнул.

— Вы найдете его в трейлере с номерами 565 на стоянке мотеля «Кантри Майл» в десяти милях к западу отсюда. Вот ключи.

Ключи он положил на липкую от пролитого пива поверхность стола. Тед взял их и спрятал во внутренний карман пиджака.

— Объекты должны быть готовы самое позднее к утру понедельника. В понедельник, возможно, начнется шумиха в прессе.

— Значит, мы должны заминировать Линкольн-центр и Музей Метрополитен, — проговорил Чак. — С Линкольн-центром все понятно, там собирается самая богатая публика. А на хрена кому-то сдался музей?

Китаец, которого на самом деле звали Чен, пожал плечами.

— Вам это действительно важно знать, мистер Чак?

На самом деле музей Метрополитен появился в плане по настоянию Лотара Эйзентрегера — штурмбаннфюрера Эйзентрегера, как он не уставал подчеркивать. «Это будет наша месть за Дрезден, — сказал он, топорща жесткие седые усы. — Англосаксы сожгли Дрезден дотла, со всеми сокровищами мировой культуры, которые там хранились. Мы взорвем музей Метрополитен. Пусть знают, что пришло время платить по счетам».

Подумав, Чен согласился с ним. Чем больше объектов попадет под удар, тем лучше. Когда фальшивые «Дети Аллаха» ворвутся в сверкающий бриллиантами зал Линкольн-центра, им потребуются веские аргументы, чтобы убедить власти, что зал действительно заминирован. И взрыв музея Метрополитен вполне может стать таким аргументом.

План, разработанный Братством Небесного Огня по заказу Мао и Эйзентрегера, был почти безупречен. Почти — потому что совершенно безупречных планов не бывает. Но он был так близок к идеалу, как это только возможно.

На первом этапе предполагалось создание мифа о действующей на территории США могущественной мусульманской террористической организации «Дети Аллаха». С этой целью в Штаты привезли Али Хаваса, которого полгода тренировали в учебных лагерях «Детей» в Ливане. «Дети» были совершенно реальной организацией, вот только в Штатах у них интересов не было. Однако лидеры «Детей», получив несколько кораблей с северокорейским оружием, согласились поддержать иллюзию подготовки грандиозного теракта в одном из больших городов США. Единственным человеком, кто твердо верил в реальность этого теракта, был сам Али Хавас.

Али Хавасу дали возможность наладить контакты среди мусульман Миннеаполиса (отработкой этих контактов занимались сейчас федеральные агенты Ковальски и Маккормик), а затем сдали ФБР. Сдали с единственной целью — он должен был рассказать следователям все, что знал о «Детях Аллаха» и готовящейся ими акции. Предположительно, это должен был быть взрыв на одной из крупных атомных электростанций страны.

Чен исходил из того, что федералы использовали во время допросов такие методы воздействия, которые полностью исключали возможность лжи. Сыворотка правды уже ушла в прошлое — теперь спецслужбы применяли какие-то хитрые методики прямого воздействия на мозг. Сказать следователям неправду в такой ситуации не смог бы даже скандинавский бог обмана Локи.

Пока ФБР стояло бы на ушах, разыскивая «Детей Аллаха» там, где их отродясь не бывало, специалисты-взрывотехники Тед и Чак спокойно производили минирование двух культурных центров в Нью-Йорке. Их прикрытием была фирма по установке систем безопасности, получившая вполне легальный подряд на проведение работ в музее Метрополитен и Линкольн-центре. После того, как все заряды оказались бы на своих местах, Тед и Чак уходили в тень. Больше их появления на сцене не требовалось. Чен предпочел бы устроить им автокатастрофу, но руководитель американского филиала Братства неожиданно заартачился. Им, видите ли, еще могут понадобиться в будущем люди вроде Теда и Чака, а таких специалистов найти непросто. Ладно, в конце концов, к этому моменту Чен в любом случае будет уже далеко.

Между тем, шумиха в прессе, поднятая Росетти и его коллегами (направляемыми с помощью «ручных» организаций, таких, как «Клуб 11 сентября»), довела бы общественное мнение Америки до точки кипения. ФБР безуспешно продолжало бы ловить «Детей Аллаха», по всей стране арестовывали бы ни в чем неповинных мусульман, а тень страшного теракта продолжала бы висеть над простыми американцами подобно дамоклову мечу.

Возможно, на этом бы все и закончилось. Чен не был особенно кровожадным, в ряды Братства Небесного Огня его привело, скорее, любопытство. Но если там, в арктических льдах, что-то пойдет не так…

Тогда разработанный и подготовленный им план станет страховкой для него самого и друзей штурмбаннфюрера Эйзентрегера.

В 1958 году американская авиация провела сверхсекретную операцию по уничтожению подледной базы нацистов в Антарктиде. Колония, известная, как Новая Швабия, была уничтожена тремя небольшими ядерными бомбами. Официально взрывы были произведены в целях изучения воздействия атомной энергии на вечные льды Антарктиды в рамках международного геофизического года. Правду знали лишь единицы — в правительстве и высших военных кругах США и Советского Союза.

Новая Швабия была выжжена дотла. Ее не спасло ни высокоточное оружие, разработанное учеными Третьего рейха после отступления на ледяной континент, ни «лучи смерти», ни рельсовые пушки, стрелявшие металлической взвесью. Все эти смертоносные игрушки были выведены из строя первым же ядерным взрывом, сопровождавшимся сильнейшим электромагнитным импульсом.

После гибели Новой Швабии друзьям Лотара Эйзентрегера стало ясно, что если они хотят сберечь последнюю колонию Рейха в Арктике, им следует держать в рукаве козырного туза. Поэтому они и обратились к Братству Небесного Огня.

Если русская терраформирующая станция успеет подать сигнал бедствия, если секрет подледной нацистской базы будет раскрыт, то от налета стратегических бомбардировщиков ВВС США или России колонию Туле спасет только одно.

Заложники.

Концерты в двенадцати залах Линкольн-центра идут практически ежедневно. Достаточно сделать так, чтобы встреча русской экспедиции и обитателей Туле произошла ближе к вечеру по времени Нью-Йорка.

Если что-то пойдет не так, тридцать отобранных лично Ченом боевиков — не арабы, конечно же, только белые, в крайнем случае, латиноамериканцы — войдут в Линкольн-центр и возьмут в заложники всех, кто находится в зале. Сливки общества, бомонд, кинозвезды, бизнесмены, университетские профессора. Конечно, полиция попытается вмешаться, но ведь здание будет заминировано.

И в это же время в Москве чеченские террористы захватят Большой театр.

Подготовкой московской операции руководил куратор восточноевропейского филиала Братства Збигнев. Чен не был высокого мнения о его организаторских талантах, но условия работы в России были гораздо проще. К тому же недостатка в средствах Збигнев не испытывал — финансировать операцию согласился Михаил Беленин.

Две крупнейшие ядерные державы окажутся парализованными. Да, паралич этот довольно быстро пройдет, но время будет выиграно.

Время, достаточное, чтобы, воспользовавшись предметами, найденными на русской станции, войти внутрь Черной Башни.

Чен сомневался, действительно ли Башня является таким универсальным пультом управления планетой, какой описывали ее Мао и Эйзентрегер. Но даже если это и не так, умный человек найдет способ эффективно воспользоваться хранящимися там технологиями.

Чен считал себя очень умным человеком. Он ни на мгновение не сомневался, что в результате реализации всего этого сложного, многоуровневого плана, в Черной Башне должен оказаться именно он.

Уж он-то сумеет разобраться, что к чему.

— Вам это действительно важно знать, мистер Чак?

Чак снова улыбнулся своей жутковатой улыбкой.

— На самом деле нет. Все, что меня сейчас интересует — это как мы с Тедом получим наши сверхурочные.

Чен вздохнул. В его планы не входило еще раз встречаться с этой парочкой — не то, чтобы они ему не нравились, но и ФБР недооценивать не стоило.

— Одному из вас придется поехать со мной. Объедем с десяток банкоматов.

— А почему бы не поехать всем вместе? — подозрительно спросил Тед.

— Потому что кому-то надо забрать трейлер со стоянки. Итак, кто со мной?

— Я поеду, — сказал Чак. — А ты, Тедди, позаботься о нашей новой машинке.

Когда Чен и Чак стояли у третьего по счету банкомата, снимая с кредитки Джорджа Фо средства, проходившие в бухгалтерии Братства по графе «Представительские расходы», Чак вдруг смешно надул щеки и произнес фразу на чистом кантонском наречии. В переводе на английский фраза звучала так: «Эй, ты, узкоглазое чмо, бросай на землю свой автомат, а то я отстрелю тебе твою никчемную башку».

Чен очень удивился. Чак не походил на человека, в совершенстве владеющего китайским.

— Это меня отец научил, — сказал Чак. — Он воевал во Вьетнаме и попал к вашим в плен. Два года в лагере отсидел. Умер в прошлом году.

— Сожалею, — сухо отозвался Чен.

— Странно получается, — проговорил Чак. — Отец у меня воевал с краснопузыми китайцами, а теперь китайцы платят мне деньги, чтобы я взорвал два культурных, мать их, символа Америки. Ты что-нибудь понимаешь в этой жизни, мистер Фо?

— Кое-что понимаю, — ответил Чен. — В этой жизни каждый получает то, чего он достоин. Это единственный закон жизни, который работает.

На следующее утро он сжег в камине документы на имя Джорджа Фо, а пепел аккуратно собрал и спустил в унитаз. Вызвал по телефону такси и поехал в аэропорт Ла Гуардия, где у него был уже заказан билет до Парижа на имя Ши Шиацу, бизнесмена из Шанхая. Спустя еще два дня молодой китайский ученый по имени Чен вышел из самолета в московском аэропорту «Домодедово». До старта арктической экспедиции оставалась всего неделя.