Метка Жнеца

Глава 6 Два Демона Санрайз-Сити

БЕЗ ВЫЧИТКИ

Милли Шапсон. Клафилинщица со времен окончания старшей школы. Потомственная. Ее мать была такой. Но сама Милли не всегда хотела заниматься этим промыслом. Но у судьбы были свои планы на эту знойную красотку. Сейчас, шарясь по карманам очередной своей жертвы, она невольно вспоминала, с чего начинался ее путь.

Она всегда была красоткой. С самых первых дней когда человек начинает себя осознавать. Пока была маленькой, ей многое прощалось за милую улыбку, и виновато потупленные глазки. Но время шло. Она росла. Становилось более женственной. Манящей. Осознавая свою красоту. Осознавая ту силу, которой ее наградила природа, Милли не стеснялась ей пользоваться.

Домашнее задание? Эй! Ботан! Есть дело! Сделаешь, и я разрешу тебя угостить себя соком. И они бежали. Бежали высунув свои омерзительные языке на потном прыщавом лице. Они готовы были целовать ее ноги. Они готовы были целовать грязь, там где она оставляла следы на асфальте. По ней сходили с ума. Грезили. Мечтали. Задаривали подарками. Любили. Верили и надеялись, что однажды она их заметит. А она. Она просто пользовалась, и смеялась с их жалких потуг.

Милли Шапсон росла только с матерью. Своего отца она никогда не знала. И если в возрасте семи-четырнадцати лет, ей было от этого грустно, то в пятнадцать. В пятнадцать ей было уже плевать.

Мать Милли была клафелинщицей. Вот только дочка узнала об этом, когда ей стукнуло пятнадцать. Мир сделал оборот, вокруг юной Шапсон, и больно ударил о землю реальности. Она как сейчас помнит. Уверенный стук дверь. Крик: «Полиция! Открывай!». Два заплывших жиром мудака с сальными улыбками на развратных рожах.

Когда девочка открыла дверь, они буквально раздевали ее глазами и имели во все щели. Она не знала, что остановило этих ублюдков, но тогда ее не тронули. Может пожалели. Ха-ха! Пожалели? Нет! Милли не верила в это. Такого просто не могло быть под зеленоватыми парами Санрайз-Сити. Скорее всего они просто спешили. Спешили туда, где их уже дожидались кредиты.

— Милли Шапсон? Все верно? — Спросил один из копов, облизывая свои жирные губы.

— Да. — Пискляво и испуганно ответила девочка, сжимая за своей спиной кухонный нож.

Мать ей всегда говорила, что с мужчинами нужно быть осторожной. Особенно с копами. Этих остановит лишь перерезанная глотка. И Шапсон была склонна верить своей родительнице.

— Тело вашей матери Эммы Шапсон, было найдено в канаве неподалеку отеля «Приют Робсона». — Сообщил коп, после чего из некой вежливости, или еще какой-то неведомой Милли причине добавил. — Мои соболезнования. Нам уже удалось установить, что произошло. — Добавил он, занося гвоздь над крышкой гроба счастливой жизни Шапсон-младшей. — По нашим данным твоя мать, опаивала толстосумов наркотой, а потом обчищала до нитки. Радуйся, что тебе никто не хочет мстить.

Они ржали. Ржали как те свиньи, вывалившиеся в грязи и снесшие Милли в это же дерьмо, в котором крутились сами. Они окунули в это ее с головой.

А дальше началась жизнь на государственное пособие для подростков. Приют? Три раза ха! Такое дерьмо только за бабки. Но стоит ли это кредитов, еще тот вопрос. Милли позже уже узнала, что из приютов выходят либо прямиком на органы, либо в рабство. А те счастливчики, что смогли избежать этой участи, отправляются прямиком на улице. А вот там выживает тот, кто смог приспособиться. Кто научился держаться подальше от неприятностей и вовремя подставлять ближних. Другие просто дохнут в очередной подворотне. Либо от передоза, либо с пером в ребрах и перерезанной глоткой.

В школе ничего не изменилось. Там никто не знал, кем была мать Милли, а потому ухажеры и дальше облегчали существование девушки. Но уже в следующем классе появился новенький. Уверенный. Дерзкий. Смешной и веселый. Трусики Шапсон мокрели лишь при одном взгляде на него. О! А его голос? Грудной, низкий. Черт! Как она текла, сжимая бедра.

Конечно же он не мог пройти мимо такой красотки. О! Первые поцелуи. И первый раз его рука, прошлась по внутренней части ее бедра! Это было до мурашек. До сучьего скуляжа, собачьей течки. Она хотела его. Старстно хотела. Но понимала. Она ведь не была дурой. Она понимала, что сперва нужно привязать его к себе. И вот когда откладывать было уже не возможно, она и сказала.

— Все будет. На выпускном. Ты будешь моим первым. Я хочу чтобы все было красиво. Свечи. Цветы. Шелковые простыни.

И он кивнул. Кивнул, давая ей понять, что согласен. Он! Ее! Понял! Как она потом сжимала подушку у себя между ног вечером. Это был восторг. Милли казалось она встретила того самого. Одного на миллион. Того с кем сможет жить и в горе и радости. В богатстве и бедности.

За пару дней до выпускного случилось это. Один из парней в классе, которого Шапсон уже не раз отшивала, был сынком копа. И батя рассказал своему чаду, кем была мать Милли, а главное как закончила. И конечно же, видя как Милли висти на шее красавчика Фрэнка, которому пророчили роль короля школы, не выдержал. Он рассказал. Всему классу. А после класса, буквально к вечеру, уже знала вся школа.

От нее отворачивались. В нее тыкали пальцами. Все. Но не он. Не ее Фрэнк. Он… он был необыкновенным. Лучшим из всех кого она встречала до этого.

И вот пришло время выпускного. Милли одела вечернее платье, купленное со сбережений матери. Сделала прическу, а после села в лимузин. Фрэнк приехал за ней. Он был одет в шикарный смокинг. Черт! Дерьмо! Она жаждала его. Кто бы только знал, сколько силы воли ей пришлось потратить, чтобы не отдастся ему прямо в салоне лимузина. Он был хорош.

Поздравления. Речь директора. Дискотека. Алкоголь. Объятия Фрэнка. Его запах. Вкус его губ. Мир был уже как в тумане. Он отвел ее в какой-то класс, где уже горели свечи. Пахли арома-палочки. Он был нежен, нетороплив. Она чувствовала себя изысканным вином в руках искуссного дегустатора. Она была у него не первой. Но тогда, ее это мало заботило. Она наслаждалась. Наслаждалась каждым его прикосновением.

И вот. Когда все случилось, и она кончив три раза подряд, лежала звездой на смятых простынях. Мир начал рушиться. Фрэнк спокойно встал. Посмотрел на нее сверху вниз. Усмехнулся своей фирменной дерзкой улыбкой от которой Милли всегда текла как сучка.

— Заходите, парни! — Крикнул он.

Дверь открылась впуская парней всей школы. Всех кому она все эти годы отказывала. Всех кто пускал на нее слюни.

Ее насиловали. Трахали. В двоем. Троем. По очереди. Она скорее всего прямо бы там и сдохла, если бы в один момент не зашел диркетор с подпитой учителем по химии. Они хотели уединится, но наткнулись на оргию.

— П-п-помогите! — Отбившись от очередного члена во рту, прокричала Шапсон.

Ее спасли. Обессиленную, ее забрала скорая. Она потом еще несколько месяцев сидела на колесах. Ссала кровью. Но боль. Боль поселилась в ее душе уже навсегда. Словно гниль, разъедающая душу.

Она возненавидела мужчин. И эта ненависть вылилась в ее профессионализм. Уже позже, она узнала, что ее мать стала причиной смерти отца Фрэнка. Он так отомстил семейке Шапсон. Урод! Гребанный урод! Она! Она ведь его действительно любила! Она уже даже выбирала имена их детям. А он! Он!

— Ненавижу! — Сквозь зубы произнесла Милли, ударив своим изящным кулачком мертвое тело Патрика.

От удара, из рта мужчины вывалился синюшный язык. И запахло, какими-то миазмами. Словно гниль этого человека начала выходить, покидая оболочку. А может это была сама душа ублюдка.

На это Шапсон лишь скривилась от отвращения. Она ненавидела Фрэнка. Она ненавидела мужчин. И она их убивала. Маньяк в изящном красном коктейльном платье. Да. Убивала не часто, а когда не правильно рассчитывала дозу. Но когда встречался кто-то похожий на гребанного ублюдка Фрэнка, Милли больше не интересовали кредиты. Она готова была платить, чтобы трахнуть его и в момент экстаза всадить нож в горло засранца. О! Она наслаждалась! Купалась в их крови, словно кровавый демон в молоке.

Больше всего она любила их связывать. Привязывать к кровати и скакать сверху. Она кончала от контроля над этими тварями. Она текла от такого.

Но от таких как Патрик, ей хотелось блевать. Такие были просто мешками с баблом. Сдохнет? Хорошо. Нет? Ну и похер. Никчемные, серые… Фу!

— Не плохо. — Морща свой носик, пробормотала Милли, пересчитывая добытые кредиты. — Штук сто будет. А ты не так уж и плох, малыш. — Произнесла она, хватая труп за щеку и подергивая, как это обычно делают с детьми.

Да. Она кайфовала, унижая этих ничтожеств. Но самый кайф был уничтожать их. Медленно. Шаг за шагом. Играя в долгую. Таким она тоже баловалась, когда становилось скучно.

— Прощай, уродец. — Бросила она, резко разворачиваясь на каблуках, и крутя бедрами покинула этот грязный номер, а затем и отель.

Санрайз-Сити улыбался. Он внимательно следил за своим детищем. Еще одним демоном, что промышлял на его неоновых грязных улицах. Город был в восторге. Он уже знал, что будет дальше. Но Милли Шапсон не знала.

А потому, она шагала уверенной походкой, крутя своим роскошным задом, направляясь к дороге. Женщина собиралась поймать такси, и отправиться домой. Видящий это мегаполис, смеялся. Смеялся не только город. Смеялся и кто-то еще. И этого второго Милли слышала. И даже видела смутную тень, где-то на периферии своего зрения.

Милли сунула руку в сумочку, стремясь достать пачку дорогих сигарет, но наткнулась на странный предмет. Достав его, она увидела золотой кругляшок, отбрасывающий блики в свете яркого неона вывесок и мигающих фонарей. Прямо с этого кругляшка ей улыбался череп. Череп создания, которое однажды придет за каждым. Где бы, и как бы он не прятался. Перевернув монету, она увидела IX. Римские цифры, прошли волной холода по спине женщины, вызывая нервную дрожь.

Ей на секунду показалось, что она вернулась в прошлое. В тот самый момент, когда она отходя от оргазмов, лежала на смятых простынях. Тот самый момент, когда с губ Фрэда слетели роковые слова: «Парни. Заходите». Страх. Гнев. Нет. Это был пожар всепоглощающей ненависти. И потушить его можно было лишь одним способом.

Шапсон уверено выставила руку, выставив вперед свою изящную ножку, на тонкой шпильке. Ждать пришлось недолго. Визг тормозов, и дорогой автомобиль, проехавший мимо, уже сдает задним ходом. Остановившись напротив Милли, танированное стекло опустилось. А там. Там то, что ей сейчас и было нужно. Красивый. Спортивный. Утонченный. И… дерзкий.

— Добрый вечер. — Бархатным грудным голосом, поприветствовал Шапсон, незнакомец. — У леди неприятности?

О! Да! Это именно тот кто ей и был нужен. О монете она уже и забыла, даже не помня, куда та делась. Но тут вдруг вспомнила. Запустив руку в карман своей кожаной, короткой курточки, она нащупал счастливый кругляшок. Точно! Это он. Тот самый кругляшок с черепом, сделал ей такой шикарный подарок. Трусики женщины влажнели от возбуждения.

— Добрый вечер. Скорее желание испытать судьбу. — Мило улыбаясь, ответила она, кокетливо хлопнув ресничками и умело, буквально на мгновение, демонстрируя свое декольте с третьим размером.

— Ищите кавалера на прогулку, или спутника жизни? — Все так же улыбаясь, спросил водитель дорого авто. — Ох! Простите. Где мои манеры? Джастин Банкворд.

— Элизабет Стоунхайм. — Представилась Милли, выдуманным именем, которое хорошо подходило под типаж ее внешности. О! Таких у нее было много. А главное, в такие имена верили ее жертвы.

— Рад знакомству. — Блестя белизной идеально ровных зубов, произнес Джастин.

Мужчина вышел из машины, и, обойдя ее, галантно открыл пассажирскую дверь, женщине. Шапсон мило улыбнувшись, благосклонно приняла ухаживания.

Город хохотал. Хохотал и второй наблюдатель. И его смех слышался на самой грани восприятия Милли. Вот только поверх него плыл приятный баритон Банкворда.

Дверь за Шапсон захлопнулась. Так захлопывается крышка гроба, над покойником. Так захлопывается шлюз печи крематория. Так захлопывается ловушка на охотника. Но игра продолжается. Маски по-прежнему на лицах, а сулящие страсть и похоть улыбки, говорят совершенно о разных вещах, хоть и на одном языке.

Милли видела алчный, предвкушающий блеск в глазах Джастина. Она видела его. Но не понимала значения. Вернувшись обратно за руль, Банкворд, предложил.

— Может леди желает прокатиться по городу, под светом ночного неона? Вы любите музыку Элизабет? У меня есть просто потрясающая коллекция коллекционных изданий. Некоторые из них стоят по несколько сот тысяч кредитов. — Обволакивая бархотом своего голоса, мужчина уже тронул автомобиль вперед.

Шапсон откровенно плыла. Перед глазами уже мелькали кредиты. Она уже скакала на этом красивом уроде. Она уже вспарывала его шею. Она уже чувствовала сладкий вкус крови на своих губах.

Вот только она забыла, что Санрйз-Сити полон других хищников. Некоторые из них, не меньшие демоны чем она сама.

Джастин осторожно прекоснулся к ее бедру. Укол. Мимолетный. Короткий. Практически не заметный. Такой, который она и осознать не успела, ибо она была не здесь. Она уже праздновала победу, и пропустила миг своего поражения.

— С радостью послушаю. — Кокетливо ответила Милли, эротично облизывая, а после и прикусывая нижнюю губу.

Этот фокус всегда действовал безотказно. И вот сейчас… сейчас…

Сознание женщины поплыло. Тьма медленно окутывала ее сознание, затягивая в свои прочные сети. Уши наполнялись ватой, глуша все звуки. И только хохот. Зловещий хохот, эхом разносился по ее сознанию. Она не знала. Не понимала. Чей это смех. Ее? Или кто-то другой уже успел поселиться в ее больном и израненном миазмами гнили, разуме?

Джастин Банкворд? Не смешите мои яйца! Жан Клод Шале. Директор департамента кибер безопасности в мэрии Санрайз-Сити при Портовом районе города. Пять лет назад перебрался со старого материка по личному приглашению мэра. Когда-то давно его предки эмигрировали из разрываемой войной на части южной страны. Какой именно, сам Жан не знал. Да ему и не было до этого дерьма никакого дела. Какая разница, что скрывается в прошлом его семьи, если он есть здесь и сейчас?

Жан с самого детства рос тихим, закрытым мальчиком. Он прилежно учился. Интересовался техникой, играми и… конечно же крутыми тачками. А когда достиг подросткового возраста, то его стали интересовать и девочки. Вот только он сам был им не интересен.

— Задрот! — Слышал Жан за своей спиной и ловил полные презрения взгляды.

А еще была его мать. Да. Старик Фрейд был прав. Все психические отклонения личности, закладываются с самого детства. Жан не стал исключением. Софи Шале. Женщина, сошедшая воздушной походкой, прямиком с обложки журнала о высокой моде. Она умела одеваться. Она знала, что такое настоящий стиль. И умела выглядеть на миллион, имея гроши на своем счету. Этого у нее было не отнять. Жан помнил, что некоторые ее подруги сравнивали мать с легендарной Chanel. Насколько это было правдой? Жан Клоду было похер. Ведь он знал совершенно другую Софи. Не ту, которой восторгались окружающие.

Двинутая, извращенная сука. Вот какой он знал свою собственную мать. Первый раз это случилось, когда ему было двенадцать. Мелкий пацан, что только начинал изучать свою пипку. И вот когда Жан мусолил свой стручок, в комнату зашла мать.

Испуг. Странное чувство в груди мальчика. Он не знал что это. Да это уже было и не важно. Мать тогда просто смотрела. Молча смотрела, на согнувшегося пополам мальца, что прятал свой торчащий, короткий половой орган.

— Ты делаешь неправильно. — Наконец-то произнесла Софи. — Здесь лучше не руками.

И она показала ему как надо. О! Это было восхитительно для самого Жана. Вот только… это была лишь прелюдия. Хитрый план ебанутой стервы.

Она плавна вводила сына в мир интима. Сперва нежно. Потом грубо. А потом. Потом она показала свою истинную сущность. Плетки? Ха! Это для слабаков, которые не способны зайти дальше по пути боли, что граничит с оргазмом.

В школе никто не знал, что под мешковатой кофтой скрываются шрамы. Шрамы оставленные интимными играми Софи Шале. Потом. Позже. Жан Клод узнал, как на самом деле погиб его отец. Это было страшно и волнующе одновременно.

А пока, мать продолжала издеваться над сыном. Иглы под ногти? Да. Раскаленный метал на бедра во время минета? Да. Порезы острозаточенной сталью, когда она неслась верхом на мальчишке? Да.

Софи показывала сыну, что боль и наслаждение являются одним целым. И одно без другого просто не могут существовать. О! Жан очень хорошо запомнил эти уроки. А когда парню стукнуло семнадцать. В день своего выпускного из школы… он показал матери, все чему она смогла его научить. Вот только ей почему-то этот экзамен пришелся не по душе.

Жан Клод наслаждался ее криками боли. Он протыкал ее тело тонкими спицами. И он, не останавливаясь, дарил ей «наслаждение», как любила это называть Софи. Вот только женщина так и не смогла пережить сдачу экзамена от собственного сына. Ученик смог превзойти своего учителя и отомстить за покойного отца.

О! Если бы только кто-то знал, какого монстра породила Софи Шале! Он наверняка бы подарил ей девять граммов в сердце. Но никто не знал. А молодой Жан Клод Шале, был слишком умным. Умнее многих. А потому, тело Софи так и не было найдено. По официальной версии она просто уехала. Уехала, встретив свою любовь в какой-то отдаленной стране. Главное, что все в это поверили.

А потом Жан поступил в университет. В знаменитый Кембридж. Там он завел знакомства. Там оказались востребованы не его прыщавая рожа, а мозги. И вот когда увидели его талант программирования и работы с киберсетями — вот тогда пошли и деньги. Сначала заказы на помощь с домашкой. Позже помощь с проектами. А следом предлагали и участие в проектах. Таким образом, им было создано самое защищенное приложение для распространения наркоты. Деньги потекли в карман молодого человека. А вместе с деньгами, он смог избавиться и от своих внешних недостатков.

Самым сложным, оказалось, избавиться от старых шрамов. И если с телом справились, то вот с душой. С душой справиться никто так и не смог.

А Жану хотелось. Очень хотелось интимной близости. Нет, с ним конечно спали девушки. Кто-то ради дозы. Кто-то ради денег. Но это было не то. Не было того к чему он привык и от чего так сильно возбуждался. Эти пресные и безвкусные тыканья в обычные, стандартные дырки ему не приносили удовольствие. Лишь разочарование и недовольство.

И однажды он не выдержал и решился. Шале был умным парнем. Голова его действительно очень хорошо варила. И он нашел себе жертву. Красивую. Сочную. Очень похожую на его мать. Такая же прическа. Похожая фигура. Схожий типаж лица.

Он несколько месяцев следил за ней через киберсеть. Изучал ее маршруты. Ее предпочтения. Что она любит, а что нет. А потом они «случайно» столкнулись в коридоре университета. Жану не составило большого труда, очаровать юную Синди. Он точно знал, что сказать, как посмотреть, а главное как и когда улыбнуться. Она растаяла и с радостью согласилась на свидание.

А там. Там уже была совершенно другая история. Она начиналась как невинное свидание, с прогулками под луной, чтением Шекспира и Байрона на память. А закончилась в темном подвале, когда все та же луна, бросала отблески света на хирургических инструментах. Кровь разлеталась как краска, которой художник рисовал свой шедевр. Жан Клод творил. Тонкие порезы скальпелем. Вырванные ногти. И это чувство теплой хлюпкой плоти. Он мастерски резал гениталии сучки. Он терзал ее тело. Втыкал пальцы в раны. Он получал от этого сказочное наслаждение. И никто. Никто не мог сказать ему, в какого урода он превращался. Да ему и было похер на это.

Так родился долбанный демон, что позже. Спустя десятки истерзанных женских тел, перебрался в Санрайз-Сити, обогащая личный зверинец неонового города.

Сейчас, когда на пассажирском кресле мирно спала его новая жертва, он улыбался. Он знал, что это за женщина. Он охотился именно на нее. Сучка так похожая на его мать. Нет не внешне. По своей сути. Шале испытывал просто запредельное наслаждение. Это было лучше любого наркотика.

Мужчина вытянул вперед свою ухоженную руку, глядя на то как подрагивали в предвкушении его пальцы. Для этой стервы он подготовил особый ритуал. Это будет его личный шедевр. Все знания. Весь накопленный опыт он выльет на это полотно. О! Это будет великолепно. А сучка? Сучка прочувствует каждый момент, каждый миг, каждое движение скользящего по ее телу скальпеля. И да. Он будет драть ее во все дырки. Те которые есть сейчас, и те которые появятся позже.

Кровавый шедевр, рождаемый под луной. Звучит красиво. Но только не под химическими облаками Санрайз-Сити. Здесь это лишь мрак боли и отчаянья.

Для своего ритуала Жан Клод снял роскошный особняк. Спальня была уже подготовлена к кровавому пиру. Пластиковая клеёнка застилала собой все поверхности. Тело женщины, которое он закинул себе на плечо, было словно пушинка.

Подгоняемый возбуждением, он буквально взлетел по ступенькам на второй этаж. Нежно положив свою заготовку шедевра на кровать, он столь же нежно пристегнул ее наручниками. Проверив, что все надежно зафиксировано, он одел женщине классический кляп для грязных игр. О! Он особо любил крики сквозь такой кляп. Иногда он заменял кляп дилдо, чтобы жертва кричала через застрявший пластиковый член. Его это заводило. Боль. Боль была его эрогеном.

И вот, когда Милли продолжала безвольно лежать, пристегнутая к стальной кровати, Шале преступил к своему ритуалу. Он не спешил, намеренно растягивая удовольствие. Тонкие, белые, медицинские перчатки легли на руки, словно презерватив на член. Скальпель лег в руку, и извращенный художник начал творить.

Это было болезненно долго для Шапсон. Она орала. Кричала. Слезы заливали ее лицо. Точнее то что от него осталось. Этот урод втыкал в нее спицы. Истязал ее тело, так как она даже не могла себе представить.

Это была растянутая во времени смерть. Ужасная. Страшная. Такую не пожелал бы ни один здравый человек никому в этом мире. Даже злейшему врагу.

Город отвернулся. Он не мог видеть происходящего. Даже он был в ужасе от происходящего. Но у тех событий был другой свидетель. Он же смотрел пустыми глазницами на происходящее, с холодной улыбкой оставаясь в тенях царившего в спальне полумрака, разгоняемого дрожащим светом горящих свечей.

Шедевр был закончен, и маэстро, измазанный в кровь, отошел назад, чтобы полюбоваться своим творением. Своим величайшим творением. И он не ожидал, что кто-то еще оценит труд его уродливого безумия. Его прогнившей насквозь души, что сочилась миазмами тьмы.

Хлопок. Словно удар костей. Жан Клод вздрогнул всем телом. Здесь не должно было быть никого. Никого кроме него и его шедевра.

Что-то прикоснулось к карману Шале. Он это явственно почувствовал, как и тот скальпель, что продолжал сжимать в своей руке. Вымазанной в кровь рукой, он достал из кармана светлых, вымазанных алой кровью брюк, золотую монету. На него, пустыми глазницами смотрел череп. И взгляд этот был холоден, бесстрастен. Так может смотреть только смерть.

Нервно сглотнув ставшую вдруг вязкой слюну, Жан перевернул свою находку, чтобы увидеть свой порядковый номер. X.

— Десять. — Прошептали губы мужчины.

Он даже не осознавал значение этой находки. Его больше волновало, откуда взялась эта безделушка. Но от мыслей его отвлек сначала смех на самой грани его слуха, который перерос в навязчивый шепот, что сверлом ввинчивался в мозг Жана.

— Кто здесь? — Спросил он, вновь оглядываясь по сторонам, выставив перед собой скальпель, как будто тот мог его защитить, от того что явилось за ним в мир смертных.

Жан Клоду показалась, что его шедевр пошевелился. Он увидел это самым краем своего зрения, и резко повернулся к растерзанному телу Милли. Но та лежала именно так, как им и задумывалось. Не сдвинувшись и на миллиметр.

Снова шорох. Теперь за спиной. И холодное дыхание в затылок. Мороз пробежал по коже Шале, заставляя вздрогнуть, скидывая с себя это жуткое ощущение. Он обернулся, но там по-прежнему никого не было.

— Что за на хрен? — С не понимаем, прошептал маньяк, потрясая головой.

Скрипы, шуршание ткани. Звуки начали наполнять спальню, словно кто-то незримый ходил по ней, с хозяйской небрежностью осматривая. Жан замер на месте, боясь дышать. Кроме него в комнате по-прежнему никого не было. По крайней мере, он никого не видел.

— Нужно собраться. — Вслух сообщил он самому себе, чтобы разрушить почти осязаемую атмосферу животного ужаса, что уже начала точить барьеры его сознания.

Глубоко вздохнув, он направился к своей жертве. Теперь это не смотрелось для него шедевром. Все удовольствие куда-то исчезло. Ему просто хотелось поскорее свалить из этого места. Кто его знает — может шлюшка была ведьмой, и теперь ее дух хочет мести.

Конечно же, Шале не верил в подобную чушь. Нет, ну, правда! Какие духи? Какие черти, демоны? Зачем? Зачем если есть люди, что сами по себе хуже любого демона. И он, Жан, был ярким тому примером.

Вот только эти шорохи и скрипы. Нет. Они не были постоянными. Скорее неожиданными. Вот вроде бы гнетущая тишина, а потом раз — и скрипнет паркет из мореного дуба.

Клеенка скатывалась, заматывая истерзанный маньяком труп, некогда красивой женщины. Завершив процедуру предварительной уборки, Жан Клод оперся о труп, прикрыв на мгновение глаза.

— А ты вырос, мой мальчик. — Донеслось до него, словно дуновением ветерка.

Это был голос Софи. Его он сможет узнать всегда. Это точно был ее голос. Но как? Как? Если она мертва?

Шале резко открыл глаза, оглядывая пустую комнату. И тишина. Звенящая тишина. Он не понимал, что происходит. Он даже уже успел забыть о монете, которую неосознанно сунул обратно в карман.

— Нужно выспаться. Похоже это нервное. — Проговорил он, выдыхая и поднимаясь на ноги. — Просто нужно поспать. Вторые сутки на ногах.

Взвалив труп Милли, себе на плечо, он неспешно пошел обратно к своей машине. Теперь он собирался отвезти тело в загородный лесок, а там по старинке прикопать. Заодно навестит и остальных жертв своей страсти. Да. Там уже маленькое кладбище. Кладбище его произведений искусства. Да и само кладбище… если туда кто-то забредет. Ха! Он обосрется от страха!

Шале очень гордился этим. Эта гордость, заставляла его расправлять плечи и улыбаться. Это было то самое дело, в котором он лучше всех. Так он считал. В это он верил. Этим он жил.

Свалив тело в багажник, он пару секунд посмотрел на окровавленную клеенку и вынужденно недовольно скривился. Это был его хит. Лучшая работа. А удовлетворение прошло быстрее обычного. Словно и не было его никогда. Это было плохо. Значит, в ближайшее время нужно повторить. Он как волк, что нагнал свою дичь, но та оказалось не вкусной. Словно с ядом. И теперь ему нужна новая пища. Та, которая сможет насытить зверя, и позволить ему расслабленно развалиться на ласковом солнце, нежась в его лучах.

— За что? — Вырвал его из размышлений голосок первой жертвы.

Мужчина вскинул голову, но вокруг никого не было. Лишь едва слышный смех, где-то на периферии слуха, что тонул в шуме самого города, что продолжал активную жизнь, не смотря на позднее время.

Какого хера? Какого хера здесь проихсодит⁈ Жан Клод чувствовал, что начинает двигаться умом. Его посетила страшная мысль, что за ним пришло сумасшествие. Сумасшествие истинного творца.

Последняя мысль, заставила Жана расправить плечи и выставить грудь колесом. Его переполнила гордость, разбившаяся о на миг появившийся перед взглядом, силуэт Софи Шале. Это был удар под дых. Ее глаза. Горящие алчным желанием глаза, заставили маньяка на миг вернуться в свое детство. В тот самый момент, когда мать держалась губами за его член и одновременно с этим, протыкала тело рыболовными крючками.

— Ты сдохла! Сдохла. Слышишь тварь? Я лично вогнал нож в твое сердце. По самую рукоять. — Сквозь зубы прошипел Жан Клод в воздух.

Нет. Он больше не позволит. Ей больше не удастся держать власть над ним. Он альфа хищник. Не она.

Захлопнув крышку багажника, он пошел к водительской двери. Притронувшись к ней, он ожидал, что она поднимется. Разбивая надежды, в отражении появилось лицо его второй жертвы. Она бесшумно открывала свой изуродованный рот.

— Какого? — Только и успел произнести Шале, как наваждение исчезло.

Дверь плавно открылась, впуская в салон своего хозяина. Оглядевшись по сторонам, Жан, тем не менее, погрузился в салон. У него появилось острое желание, поскорее свалить подальше.

Заведя электродвигатель, он вывел свой автомобиль на дорогу и, придавив газ, погнал в сторону выезда города. Из динамиков играла классическая музыка, лаская слух сонатами Моцарта. Жан Клод раскачивал ладонью в так музыки, и вел свой автомобиль вперед.

Минут десять все было хорошо, так что Шале списал все произошедшее на перенапряжение. Видимо он слишком сильно переволновался перед сотворением этого шедевра. В следующий раз будет более спокойным. Сдержанным. Чтобы так не перегорать.

— Не спеши. Не спеши. — Вторя его мыслям раздался шепот, голосом его третьей жертвы.

Мужчина не сразу осознал, что произошло. Да и не до конца успел. Что-то полоснуло его ногу. Словно скальпель, которым он так любил рисовать на женских телах, прошелся по его голени. Схватившись за место ранения, он остановил автомобиль и посмотрел, на то что случилось с его ногой.

Но… ничего. Вот совсем ничего. Ни крови. Ни раны.

— Что за дерьмо? — Недоуменно произнес Жан, четко помнящий полученную им боль.

— Беги. Беги. Беги. — Раздалось ему со всех сторон, голосами его шедевров.

Шале посмотрел в камеру заднего вида и отшатнулся. Там… там… там стояли они. Его жертвы. Изуродованные. Истекающие кровью. Вот только стоило ему моргнуть, как те исчезли, словно их никогда и не было.

— Какого хера? — Прошептал он, чувствуя как костлявые когти страха, сжимают его сердце, заставляя то стучать быстрее и быстрее.

И вновь смех. На самой грани слышимости. Той самой грани, на которой Жан мог расслышать его, прорывающегося сквозь шум ночного города.

Он ударил по педали газа, вновь выезжая на дорогу. Его дорогой представительский электромобиль несся по освещенным неоном улицам Санрайз-Сити. Мегаполис же смотрел. Наблюдал с любопытством за тем, что происходило. Ему было интересно, чем закончится эта история демона из его зверинца.

Мимо проносились огни встречных машин, неоновые вывески баров, борделей, магазинов, клубов и офисов. Но Шале не смотрел на них. Он остервенело вдавливал педаль газа в пол, стремясь убраться как можно дальше.

«Быстрей. Быстрей. Еще быстрей» — билось в голове сходящего с ума маньяка.

— Быстрей… быстре… еще быстрей — Вторил ему шепот его жертва в голове.

Их голоса. Они бились в его черепушке, как подшипники отскакивая от стенок черепа. А перед глазами неожиданно появился обаз монеты. Она крутилась, позволяя рассмотреть себя во всех подробностях. Пустые глазницы черепа смотрели с нескрываемым превосходством и холодной усмешкой.

И вновь тот самый смех. Но он теперь был не снаружи мужчины. Нет. Он был внутри его гребанного черепа! И римская десятка. Как приговор. Как его личный порядковый номер на прямой экспресс в ад.

Боль. Резка боль. Словно кто-то полоснул его острозаточенным ножом по спине. Наискось. Через всю спину. Жан Клод взвыл от боли. Сцепив зубы, он матерился, но упорно продолжал гнать вперед.

Вот. Вот он. Долгожданный знак, светящийся светло-фиолетовым неоном. Welcome in Sunrise-City. Шале втопил педаль газа в пол. Неоновый знак приближался. И вновь были вспышки боли. Его резали живьем, позволяя прочувствовать всю ту боль, что он наносил когда-то. И он дрогнул. Он дернулся. Руль ушел вправо, бросая электромобиль в сторону обочины. Бордюр. Кувырок. Скрежет метала. И боль. БОЛЬ, Она была повсюду. Она была везде. В каждой клеточке Жана Клода.

Мужчина кричал не своим голосом, пока машина не замерла, и он не ударился головой о крышу перевернутого автомобиля. Он отключился. На сколько сложно сказать. Да он и не знал. Это все не важно. Главное, что он жив. Он очнулся.

Сквозь боль в сломанных ребрах, он вылез через разбитые окна, больно порезав живот и сами ребра. Кровь сочилась через эти раны, еще больше пачкая его светлый деловой костюм. Жан выбрался наружу. Опираясь об автомобиль, он принял вертикальное положение. Ему нужна была помощь. Ему срочно нужно было в госпиталь.

Здесь на выезде из Санрайз-Сити, да еще и в ночное время, машины были редкостью. Да и кто в здравом уме будет здесь ездить. Шале это знал, как никто другой. Ведь именно этот фактор и служил его изначальному выбору выезда из мегаполиса. Туда, где трупы никто, никогда не должен найти. Его картины. Его шедевры.

Но впереди показались фары. Кто-то ехал сюда. Это была большая удача. Знак судьбы. Возможность выжить. И Жан побежал на встречу своей судьбе. Перебарывая боль и размахивая руками. Он что-то кричал, и махал окровавленными руками над своей головой.

А в едущей на встречу Жан Клоду тачке, сидел парень лет двадцати. Спортивный. Успешный. Богатый. Сын экономического директора промышленного района корпорации Сагасаки. Он гнал свой роскошный, дорогущий автомобиль по дороге, спеша успеть как можно скорее в ночной Санрйз-Сити. На заднем сидении две снятые им телки, ласкали друг друга. Куртки и майки уже были сняты. И вот прямо сейчас, они лаская друг друга снимали лифчики, обнажая большие, упругие сиськи. Эти соски были элитными давалками. Их нельзя было снять на разовый перепихон. Только регулярные встречи — как они писали в своих анкетах на сайтах знакомств.

И молодой мажор, которого звали Камуро Нагивара, был занят тем, что следил за их ласками. А потому, чему удивляться, что он так и не заметил, размахивающего руками Шале. Электромобиль стоимостью под двести штук кредитов, сбил начальника кибербезопасности мэрии по Промышленному району.

Спорткар закрутило. Телки завизжали от испуга, вцепившись в дорогие сидения из алькантары. А сам Камуро, вцепился в руль, стремясь выровнять летящий в кювет автомобиль.

Жан Клод все еще был жив. Он лежал на спине, глядя на черное пятно неба без звезд. Кровь толчками покидала его тело, выливаясь через рот. Каждая косточка отдавала болью. А в ушах. В ушах шале стояли голоса всех его жертв. Они смеялись. Они радовались его боли. Они ею упивались, окончательно сводя маньяка с ума. А еще. Еще фантомные разрезы продолжали терзать его тело. Словно все жертвы разом, решили отомстить.

Так и умер этот демон. С ужасом вглядываясь в темноту зеленоватых туч, что всегда разделяли верхний и нижний город Санрайз-Сити. Перед самой смертью, перед глазами Жана звезды зажглись, сложившись в созвездие смерти, как он подумал. А по сути, в тот же самый череп, что был на монете.

Мегаполис был удовлетворен. Это была достойная кончина, одной из его игрушек.