Метаморфозы: тень

Пленных Рорка положили по левую руку девы битвы: десяток раненых воинов из мало кому известных кочевых племен да пару совсем уж сопливых подростков. Живые еще тела, избавленные от остатков ненужной им теперь одежды, бросили прямо на мерзлую землю — вряд ли кто-то придет высказывать претензии по обращению с пленными. Да и сами пленники, накачанные снотворным, не выказывали неудовольствия. Тихие звуки вдохов и выдохов — вот и все, что доносились слева. Рорка пригодятся, сил у единственного Мастера для проведения ритуала призыва слишком мало. Теплые, еще живые тела врагов — отличный источник силы.

Справа — люди. Пара десятков мужчин и женщин, детей Итлана приказала исключить — Алифи не изверги. Спящие ничуть не менее спокойным сном, нежели Рорка, слуги также готовились умирать во славу своих кумиров. Этих никто не связывал и не срывал с них одежду, они сами пришли и выпили снотворное по приказу. Никто из них не готовился к смерти, да это и не важно. Люди пригодятся в случае, если не хватит энергии в телах Рорка. В конце концов, не Высшим же идти на смерть ради великих целей?

Впереди на импровизированном помосте — носилках, поставленных на большой плоский камень, — тело Энгелара. Отец еще дышал, впрочем, дышать и жить не одно и то же, с некоторых пор Итлана понимала это лучше прочих. И без того поблекшая с возрастом кожа старика за последние месяцы окончательно выцвела, став больше похожей на серый саван. Веки Владыки чуть подрагивали, заставляя сомневаться в принятых решениях, а вдруг он возьмет и откроет глаза, устремив свой пристальный, такой привычной взор на единственную дочь. А потом спросит: «Что грустишь, надежда наша? Заждалась?» И почему-то казалось, что голос у него тогда будет тихий и непривычно мягкий.

Итлана мотнула головой, ловя на себе удивленные взгляды окружающих. Нет, не откроет отец глаз и ничего больше не спросит. Никогда больше. Тело Владыки еще жило, а дух собирался уходить за край. Ещё чуть-чуть и будет совсем поздно.

Она приблизилась к отцу, положила ладонь на его холодный лоб, постояла несколько мгновений и, прошептав прощальные слова, отошла подальше, дав возможность Бравину начать ритуал.

Всё было обсуждено, согласованы детали, заклинатель уже начал движение вокруг помоста, и только после этого автор идеи, предложивший нелепый, немыслимый вариант, тихо подошел и опустился на колени рядом с ней. Горбатый и уродливый пришелец из других миров. Только его извращенный ум мог додуматься до такого… В любое другое время она бы отвергла подобное предложение, отправив незадачливого фантазера кормить ворон, раскачиваясь с петлей на шее. Вот только когда нет шансов, то и это — шанс. Хрустальный Родник, конечно, не простил бы, но кто теперь его спрашивает? И кому он в состоянии ответить? А потом пусть возмущается, если захочет… Если будет кому возмущаться.

Итлана снова скосила взгляд на склонившего голову и опустившего плечи человека.

— Ты знаешь, что с тобой будет, если ничего не получится? — она задала вопрос резко, и неприкрытая угроза пробилась сквозь простые слова.

Тот не стал отвечать, только молча развел руками да ещё ниже склонил голову.

Скоро полночь, пора безумия. Нет времени на поиск лучших вариантов. Нет времени на раздумья. Нет времени, а значит Энгелару предстоит последний в его жизни эксперимент. И как бы не сложился его итог, завтра тело отца, овеянного славой и почестями, ляжет на костер, чтобы языки огня согрели его в пути к вечности…

Вы когда-нибудь видели, как прекрасное полотно, расцвеченное яркими красками, огнями и переливами, по мановению руки превращается в серую, пыльную, безразмерную тряпку? Так Бравин стягивал энергию вокруг себя, превращая полыхающие костры в угли, а после — в пепелища. Сначала Рорка, потом траву, деревья, кусты, даже камни. Нужно отдать должное заклинателю, людей он оставил на случай, если остальных ресурсов не хватит. Не хватило… Люди стали умирать также безмолвно, как несколькими мгновениями раньше умерли Рорка, отдавая Высшему последнее свое богатство — жизненную силу.

Бравин стягивал энергию одной рукой, закручивая ее в жгут. Прошло всего немного времени, а небольшая площадка на малоприметном холме возле берега Аюр превратилась в пустыню, лишь полыхал огненный шар вокруг заклинателя, из которого тонкой указкой тянулись энергетические нити к двум телам: Энгелара и избранного, того, кто сможет принять непосильную ношу — дух Владыки Алифи.

Кто сказал, что Алифи отличаются от людей? Отличаются, и что? Почему то, что получилось с безвестным человеком, призраком, тенью иного мира, захваченным и притороченным к местному телу, не может получиться с пусть Высшим, но все же здешним от рождения? Если вышло один раз, то почему не выйдет в следующий? А то, что условия иные, так всегда надо двигаться дальше. Вот и двинулись. Человек, вбирающий душу Владыки, нелепо дергался, прикованный к камню у подножия тела Энгелара…

Любая душа обнажается и становится песней смерти, нужно только не упустить момент. В случае, когда на кону слишком многое, нельзя рисковать, а потому никто и не стал ждать, пока умирающий Хрустальный Родник расстанется с жизнью — один тонкий луч энергии и жизнь сама побежала из ставшего вдруг слишком тесным тела. Убийство? Спасение?

Собранной Бравином Тахо хватило бы на превращение в воспоминания приличного отряда врагов голов так на полсотни, но этого едва хватило на то, чтобы создать кокон вокруг рвущейся за горизонт души Энгелара, привязать его к подготовленному телу и не дать уйти, раствориться, исчезнуть в небытие. Бравин шатался, оскалившись и хрипя с натуги, но держал сложную энергетическую конструкцию над телом выбранного человека…

Что, не принято помещать души Алифи в тела людей? Некомильфо так? Не по феншую? Чушь. Нужно только тело получше, понадежнее. Сильное. Крепкое. Способное удержать дух Владыки. Тем более, что и сила духа Энгелара сейчас не в пример слабее, подточенная обстоятельствами и лишениями.

Где найти такого человека? Если бы выбор стоял за мной, то подошел бы любой пропойца и лоботряс из тех, кому не жалко. Но не мне предстояло выбирать, я и так взял на себя слишком многое. Итлана и Бравин потратили день на поиски наилучшей кандидатуры, щупая мышцы, заглядывая в глаза, разговаривая и прислушиваясь к интуиции. Каждый самостоятельно, для того, чтобы потом предложить наилучшую кандидатуру и сравнить… Нечего было сравнивать. Один и тот же человек был выбран обоими и вот теперь, лишенный прошлого и настоящего эрзац тела впитывал будущее.

Прости, Глыба. Кем бы ты ни стал, прежним ты уже не будешь. Того офицера, что тащил меня наверх на поле боя под переправами Аюр, больше нет и не будет. И того, что привел меня раненого к лекарю, заставив остальных подвинуться, — тоже. И того, кто вместе со мной держал Валенхарр, своей доблестью и выдержкой доказывая, что люди — не мусор. И того…

Я не знал. Я не хотел. Предложив идею, я не заметил, что не могу управлять ее воплощением. Теперь другие управляют, другие решают и выбирают. Тебя выбрали, радуйся, командир. Ты, наконец-то, в Свете. Теперь уж точно. Вот только не расстраивайся, капитан, я скоро, я почти за тобой. Не такой уж я глупец, чтобы не понимать, что такие эксперименты не любят свидетелей. Карающие, разошедшиеся по округе, — разве ж это свидетели? Или Бравин? Или Итлана, наследница трона? Остаюсь только я. Так что, скоро… Там, в Свете и увидимся, Глыба…

Я заставил себя не отворачиваться.

— До встречи, капитан.

Я произнес эти слова громко, вызвав раздражение стоявшей рядом девы битвы. Пусть. Сегодня в моем шкафу на одного призрака стало больше. И в отличие от остальных, мне нечего сказать в свое оправдание.

Мы с Малым маялись от безделья, ждали новостей, но так и не решились отойти от шатра. Впрочем, я-то точно не решился — нафиг мне надо неприятностей на мою и так здорово побитую голову, а вот насчет Карающего могли быть некоторые сомнения. Что бывает на уме этого здоровяка- никто точно знает.

— Так что там вчера, говоришь, произошло?

Этот вопрос он адресовал мне уже не в первый, и даже не во второй раз. Малому, проведшему вчерашний вечер в оцеплении, искренне хотелось узнать, что ж там такого его товарищ и друг Бравин намутил-то, что после всего серая пылища вокруг да трупы пачками? То, что Владыку придется хоронить, остальных Карающих предупредили еще до церемонии, впрочем, не посвятив в излишние детали. Малый знал больше, но ему и этого казалось мало.

— Да ничего, Высший. Проспал я всё, вот хочешь — верь, хочешь — нет.

— А ты еще подумай, повспоминай, — начал тянуть жилы Высший. — Никого ж нет рядом, а что это означает?

Я пожал плечами:

— И что?

— Означает только то, что никто, вот абсолютно никто твоих воспоминаний не услышит. Кроме меня, конечно. А я — могила. Так что ты вспоминай, вспоминай. Тем более, что мы с тобой заговорщики известные…

Что это было? Может, Карающий решил себя таким образом занять и тратил с таким скрипом ползущее время на мои нервы? Может, испытывал, старался понять, насколько умею зубы держать за зубами? А может, ему было просто интересно? Кто знает?

— Хорошо, Высший, повспоминаю, только бесполезно всё — закрыл я глаза со страху. Вот всё и пропустил…

Бравин подошел со спины и хмыкнул при моих последних словах. Может, конечно, Малый и не видел заклинателя, но в это слабо верилось. Так что будем считать, что первую проверку я прошел на ура. Бравин заговорил, не дав додумать.

— Всё, пошутили и хватит, я принес вам новости, — он обращался обезличенно, но практика показала, что сейчас мы с Малым и есть его команда.

— Может, я здесь пока постою? Присмотрю? — Карающий не горел особым желанием стоять на стороже, пока история складывается без него, но предложить был обязан.

— Не надо, Малый. Или ты думаешь, что к заклинателю кто-то тайком подойти сможет? Пойдем, поговорить надо.

Уже внутри шатра, устало откинувшись на походный матрац и приказав нам сделать то же самое, Мастер заклинаний продолжил:

— Ну что, теперь у нас с вами новый Владыка. В перспективе, конечно, но всё же. Ритуал провели, венец вручили, на голову одели, в реке искупали. Всё, как в правилах описано. И труп Владыки не помешал.

— Что Геррик?

— А что Геррик? Радуется. И боится.

— Есть с чего?

— Статус у него сейчас — не позавидуешь. Полужених, но пока без прав. Понимаешь, теперь, если что случится с Итланой, он всё равно никто, у последнего нищеброда прав на престол столько же. Так что он будет молиться за её здоровье. А вот если что с ним, то три года траура, сожаления над могилой и всё, закончится эпоха Геррика в истории Куарана. Вот он и боится, болезный. Думаю, сейчас его охрана комаров бьет еще на подлёте, и мы, а особенно Карающие, у них на особом контроле. Так-то.

Алифи разговаривали между собой, я только приютился в уголочке, но даже это было больше, чем кто-либо из людей мог рассчитывать.

— А мы что? — Малый задал риторический вопрос.

— Ждём. У нас есть, чем его удивить, но пока слишком рано. Карающие утверждают, что Мер То с союзниками ушел дальше на запад, но Клан Теней пока под стенами Куарана, а значит, мы будем тихими и покладистыми. Шелковыми.

Малый жестом прервал заклинателя.

— Подожди, я так помню, Геррик же теперь в постель к Итлане полезет? Типа супружеские права?

Бравин усмехнулся:

— Он благополучно предпочел не форсировать события.

— Боится достоинство потерять?

— Скорее, потом не вылечить. Нет, он понимает, что нельзя перегибать палку, тем более она в трауре. Пепел отца даёт ему хороший повод уклониться от опасного испытания, — он вновь ухмыльнулся.

— Что с Энгеларом?

Высшие переговаривались так, будто не судьбы мира сейчас на кону. Будто не вчера собственноручно убили своего Владыку с неясными результатами, поскольку никто не мог бы сказать — получилось или нет. Будто не только что на трон поставил ногу чужак и негодяй. Да, поставить ногу не то же самое, что сесть на него, но ведь говорят, что лиха беда начало. Или у них по-другому говорят?

В любом случае, решения приняты, поступки совершены, осталось ждать. И я прикрыл глаза, стараясь, чтобы многодневная усталость отпустила пожеванное тело. Сколько остаётся дней до новых неприятностей? Или часов?

Гонец, войдя в шатер Вождя, сразу опустился на колено и склонил голову. Идущий за Кланом, что с него возьмёшь. Ничего, пусть учится. Мер То жестом остановил нахмурившегося Инаро Туна.

— Говори.

Гонец кивнул и наконец-то поднял голову. Обветренное, посеченное временем лицо, растерянный взгляд. Вождь не любил видеть у своих Рорка таких взглядов, словно его обладатель не видит цели.

— Вождь, Гхоро разбиты. Северяне заманили их в ловушку и порубили. Много убитых.

Тишина накрыла шатер, никто не посмел спрашивать раньше Вождя, а Мер То не спешил задавать вопрос. Гонец вновь склонил голову, опасаясь встретить испытывающий взгляд Вождя.

— Много, это сколько? — Мер То наконец-то нарушил затянувшуюся паузу.

— Две тысячи. Раненых больше, потеряны обозы, погиб шаман племени. И…, — Идущий за Кланом запнулся.

— И что? Что с Таширо?

Вождь Гхоро, раздосадованный на судьбу, мечтал вернуть славу племени не меньше, чем набрать трофеев, потому и гнал отряды, не дожидаясь основных сил Рорка. Что ж, сам гнал, сам и загнал.

— Не знаю. Воины племени рассеяны, его сын, Мушита пытается собрать в кулак разрозненные остатки, но отца с ним нет.

— Послали же демоны союзников, — презрительно бросил Инаро Тун за правым плечом Вождя.

— Таширо заплатил за свои жадность и глупость — пусть остальным будет наука. У тебя всё?

Гонец молча кивнул.

— Выйди вон, — и, дождавшись, пока Идущий за Кланом покинет шатер, продолжил. — Собери тысячников. И союзников пригласи. Наши силы чересчур растянуты, это становится опасным. Алифи разобьют племена поодиночке, и мы останемся одни. Так что заканчивай там самодеятельность. В авангарде пойдут Обреченные на забвение и остатки Гхоро — Мушита захочет отомстить, так что дай ему эту возможность. Хува пусть, как всегда, собирают ничтожных, передай Табархану — чем больше, тем лучше. Пусть ведет всех, от младенцев до стариков. Кхуту пока береги, эти дуболомы мне понадобятся.

Инаро Тун кивнул:

— Выполню, Вождь. Я бы ещё послал вперед своих шаргов, так надежнее.

— Надежнее — не значит лучше. Шарги мне нужны, чтобы брать стены и рубить противников, а моих воинов не становится больше. Или тебе прислали подмогу? Нет? Тогда придержи своих Рорка, они еще повоюют, не беспокойся.

Тысячник покачал головой, но настаивать не стал. Знал, что если Вождь решил, бесполезно спорить. Не с Мер То. Не в походе.

— Вождь, у нас есть ещё одна проблема. Дороги на Запад идут в предгорьях. Там узкие тропы, много укрытий и пещер. Северяне атакуют и скрываются в отнорках. Большие группы Рорка пропускают, а малые вырезают подчистую. Нападают на стоянки, кусают и исчезают, словно призраки.

Мер То медленно поднялся на ноги.

— А ты думал, что? Они тебя цветами будут встречать? Баб тебе своих приведут и попользоваться предложат? Что ты хотел? Мы сюда не данью их пришли обложить, а убивать. Убивать! Они отвечают тем же — убивают. Это война, Инаро, — голос Вождя перешел в рык. — У этой земли сейчас один хозяин: демон Ту. Не они, не мы — только он. Хочешь сохранить войска? Отдай приказ, вперед двигаться большими группами — не меньше сотни воинов. Пусть ставят дозоры, рассылают разведчиков, мне тебя надо учить? Запомни, здесь везде война. Это Север, Инаро. Земля смерти.

Покрасневший тысячник медленно попятился из шатра.

— Я все понял, Вождь. Прости.

Мер То медленно проводил взглядом вышедшего помощника. Мысленно перебрал всех, кто был на этом месте до него — Тун Хара, сына, Шео Ма. Когда уйдет к демону Ту сам Инари Тун, кто следующим встанет за правым плечом Вождя? Мало осталось подходящих. Сильных — много. Смелых много. Даже верных и преданных — много. Достойных — нет…

Я шел по ночному лагерю, обходил чужие костры и палатки, стараясь не обращать внимания на редкие комментарии в свой адрес. Боятся, вот и злобствуют. Хотя и неприятно. Я поневоле стал забирать в сторону от небольших пятен света, вокруг которых собирались те, кто по каким-то причинам ещё не укладывался спать. Здесь было темно. И спокойно. Оставалось совсем немного до нашей с Высшими стоянки, когда мне преградил путь Алифи.

— Кто тут шляется? А? — он наконец-то увидел, кого встретил. — Прорицатель? Следишь?

Мне почему-то не понравился его голос. Смутно знакомый и очень опасный.

— Никак нет, Высший. Я к своим иду, случайно здесь… — я попятился.

— Боишься? Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это тихо. И давно, — он сделал паузу, словно что-то обдумывая. — Раз ты здесь, отвечай. Знаешь, что это за кинжал? Ты видел его раньше?

Он снял с пояса короткий клинок с витой рукоятью и протянул его мне — спокойно, аккуратно, с легкой улыбкой на хищном лице. И что оставалось делать? Причём тут был его кинжал, я не понял, как и то, зачем он мне его вручил, но пожал плечами и взял клинок в руку.

Удар в грудь был чудовищным, он бросил меня на мерзлую землю и заставил прокатиться по ней несколько шагов. Так и не успев восстановить дыхание, я судорожно стал бороться за жизнь. Левая рука тщетно пыталась удержать правый кулак Алифи, а правая, всё ещё сжимавшая кинжал, пыталась дотянуться до тела врага. Чтобы нанести удар, чтобы закончить бой. Картинка в глазах плыла, мешая сосредоточиться. Я не пытался понять, за что. Какая разница? Имели значение только блеск в глазах нападавшего, широкая ухмылка, предвкушавшая победу, и острое лезвие, которое я был не в состоянии протолкнуть вперёд.

Он навалился на меня всем телом, сковывая движения, подавляя волю. Глядя прямо в глаза и неумолимо приближая руку к моей шее. С каждым мигом, с каждым толчком крови в набухших от напряжения венах, он становился ближе к моей смерти.

Захотелось сбежать — вырваться, выкрутиться хоть как-нибудь и просто сбежать. Захотелось жить, но силы слабели, бесполезный уже кинжал выпал из правой ладони и осталось только одно — дождаться развязки. Она уже была понятна ему. И мне. Я ничего не мог сделать и остервенело боролся только из упрямства. А ещё из страха.

Пот градом струился по лбу, заливая глаза и мешая видеть торжествующее лицо рыцаря. Его ухмылку. Его вертикальные кошачьи зрачки. Пряди его почти белых волос, упавших на мое лицо и забивавшихся в ноздри. Странное, нелепое, дикое ощущение — боль, страх, чувство подступающей смерти в антураже щекотки и желания чихнуть.

Все закончилось как-то чересчур буднично и быстро. Воин-Алифи, только что добравшийся до моей шеи, вместо того, чтобы радостно свернуть ее к чертям, вдруг отнюдь не торжественно хрюкнул, дернулся и обмяк. Потом кто-то скатил уже неподвижное тело на землю и помог мне подняться. Это было не так просто — меня колотило и я не мог устоять на ногах.

— Нормально, Заморыш. Хорошо боролся, — Малый тряхнул меня за отвороты куртки. — Гляди, может, и сам бы справился?

Он хохотнул, и продолжил.

— Ты тут посиди немного, а мне прибраться надо.

Он перехватил тяжелое тело убитого Алифи и исчез с ним в темноте. А я остался сидеть, глядя на собственные дрожащие руки и думая об одном. Не о том, кто этот лаорец и почему он захотел моей смерти. И не о том, почему он протянул мне тот клинок, а я согласился взять его в руки. И даже не о причинах, помешавших мне воспользоваться своими какими-никакими талантами. Нет. Я думал о том, как получилось, что я сдался так просто? Малый мог шутить сколько угодно, но я знал, что сегодня смерть постучалась в мои двери и готова была зайти внутрь, чтобы забрать душу. Я сам открыл ей ворота. И дело не в силе врага, дело в панике, затуманившей разум.