Метаморфозы: тень

Он пришел к воротам города ближе к полудню. Хромой, избитый человек в грязных лохмотьях. Еще кровивший обрубок языка не давал возможности рассказать больше, чем было записано в коротком письме, привязанном к его шее. Страха в глазах бедняги было больше, чем ненависти.

«Этот — подарок. Если хочешь получить остальных в лучшем виде, выходи за северные ворота». Нехитрый текст, изобилующий ошибками не был подписан, но его авторство не вызывало сомнений — Рорка.

Что ж, северные ворота так северные ворота, благо в Толакан не пригласили. Мы вышли за городские стены небольшим отрядом: я, Мышок, Меченый и несколько его людей. С пустыми руками и неясными планами. Бравин и Малый еще засветло ушли за пределы Валенхарра, оставив обмен на мои пожеванные плечи.

Группа Рорка стояла не очень далеко от города: тысячу шагов, может полторы, вряд ли больше, — достаточно для того, чтобы успеть вскочить на лошадей и скрыться, если что-то пойдет не так. Чуть поодаль сидело несколько десятков пленников, приготовленных для обмена.

— Чем ты собрался платить, обезьяна? — Работорговец сидел на невысоком вороном с длинной, иссиня-черной гривой. Красивая лошадь и безобразный всадник. Хам к тому же.

— За что платить, уважаемый? За те ходячие трупы, что ты приволок? Я же просил тебя сильных мужчин, а не умирающее отребье.

Меченый со своими людьми не стали подходить близко, остановившись за сотню шагов, а мне пришлось идти вперед. Хриплый шепот Мышка за плечом — то ли запоздалое предостережение, то ли молитва. Заунывный, неподходящий к моменту ветер, поземкой поднимающий тонкий слой недавно выпавшего снега. И пронизывающие, презрительно-насмешливые взгляды Тхонга, гарцующих на степных лошадях.

— Что ты понимаешь в сильных мужчинах, обезьяна? Любой из тех, кого я привел сейчас, завяжет тебя узлом и выжмет сок из твоего тщедушного тела. А те, кого я приведу после, сделают это еще в два раза быстрее.

Я проигнорировал ничем не прикрытое оскорбление, в конце концов, магов не по тщедушности тел меряют, да и ухмыляющийся Таррен-Па тоже не Геракл какой-нибудь.

— Сколько здесь человек, и сколько ты за них просишь, уважаемый? — Меня не учили обращаться к торговцам Рорка, так что пришлось подбирать эпитеты из своего уходящего в туман забвения прошлого.

— Прошу? Сумасшедшая мартышка, Тхонга не умеют просить. Здесь сорок пять отличных рабов, за которых тебе придется отдать сорок пять скакунов, иначе лошадей я заберу бесплатно вместе с твоей жизнью.

Сегодня Таррен был в ударе, разбрасывая угрозы и насмешки, словно семена на грядку. Говорят, если посеешь ветер, пожнешь бурю. Что он хотел собрать, посеяв такую гремучую смесь из глупых оскорблений и пустых угроз? Мне не было страшно, где-то здесь Бравин, а с ним Карающий, они прикроют мне спину. И не только спину, если понадобится. В конце концов, не для того тащил сюда рабов торговец, чтобы с головой бросаться в авантюры.

— С каких пор доходяги стали зваться отличными рабами, Таррен? Сорок пять скакунов стоят дороже всего твоего каравана с тобой в придачу. Так что я дам тебе пять отличных коней за всех и добавлю пару полных доспехов воинов клана Заката. А хочешь, приложу к ним и кости бывших владельцев — бесплатно.

Тхонга засмеялся:

— Зачем мне кости мертвецов, глупец? Если так, то я лучше возьму твои кости, причем ты будешь их преподносить мне сам, по одной. Сорок лошадей — моя последняя цена, а ржавое железо и рваные куртки оставь себе.

Шел торг, обычный торг, скрашенный воинственной риторикой и не лучшим чувством юмора. Я не специалист в этом непростом, но интересном деле, но и выполнить эту работу за меня некому. Не стал бы Рорка говорить с незнакомцами, а даже если б и стал, то где их найти, желающих постоять со мной рядом и поторговаться с рабовладельцем?

— Уважаемый, у тебя сегодня отличные шутки. Я доплачу тебе за них и дам семь лошадей за твоих рабов, больше не смогу, даже если ты станцуешь мне на горячих углях. Я бы, конечно, мог бы добавить доспехами или украшениями, но раз ты не хочешь…

— Какой идиот учил тебя торговаться, мартышка? Семь кляч за сорок пять великолепных рабов, причем бывших воинов? Они умеют работать, а если понадобится, то им можно дать в руки меч, и они смогут защитить тебя от врагов. Поэтому, сколько ты там назвал? Семнадцать? Добавь еще столько же и забирай, только не забудь сказать мне спасибо за невиданную щедрость. Кстати, украшения можешь мне показать, я выберу себе подарок на память. В качестве платы за мое терпение.

— Я сказал семь, Таррен. Семь. Но если ты хочешь, отдам их вместе с упряжью. И добавлю семь отличных рыцарских клинков Алифи. Я лично снимал их с трупов рыцарей Света.

— Ты врешь, ни одна обезьяна не поднимает руку на своих хозяев.

— Хочешь узнать подробности, Таррен? Я расскажу тебе детали дешево, почти даром. Пять рабов за рассказ, это выгодная сделка.

День предстоял долгий, особенно если учесть, что это только первая партия рабов из многих, причем, очевидно, не лучшая. За следующих он будет торговаться еще жестче, выбирая из наших и без того не столь многочисленных запасов все — лошадей, украшения беглых Алифи и мертвых шаргов, утварь из вскрытых поместий, вина из опустошенных погребов. Потом пойдут и ржавые доспехи, и рваные куртки, все — до дна. Добавить к этому время на то, чтобы привозить плату и уводить спасенных людей, доставлять на место торга новую партию и снова торговаться, торговаться, торговаться. Главное, чтобы умудренный годами Рорка не понял, что это — последние сделки в его жизни. Благо, не мне решать, когда место для торга превратится в поле боя…

Небо уже затянули сумерки, след луны появился за левым плечом, а мы с Тарреном все меняли людей на вещи. Товар на товар. Надежду на надежду. Хриплыми, стертыми до дыр от холода и дикой усталости голосами.

Силы заканчивались, ноги подкашивались и два перерыва на отдых остались в памяти одним смазанным пятном. Скоро конец. Почти восемь сотен рабов, мужчин и женщин, к этому времени уже отправились под защиту полуразрушенных городских стен Валенхарра. Еще три десятка сидели неподалеку и тряслись от холода — к вечеру здорово похолодало. Ничего, скоро все должно было закончиться.

— Послушай, мартышка, оставь себе эти драные портки, тряпье моих рабов стоит больше. Если нечего больше предложить, то остальных я уведу обратно с собой.

Наши запасы изрядно истощились, однако несколько интересных вещиц я приберег напоследок, вот только зачем торопиться? В конце концов, одной хорошей вещи найти применение проще, чем вороху плохих.

Было похоже, что Таррен тоже здорово вымотался и искал повод закончить торг. Ничего, мы упрямые, а расходиться нам было еще рано. Или поздно… Шум за спиной заставил поеживающегося под порывами холодного ветра Тхонга прервать разговор. Еще через мгновение я услышал предупреждающий выкрик невысокого Рорка в разноцветном халате, что занял место рядом с работорговцем еще три сотни рабов назад. Будь проклят мир, в котором время приходится считать вот так: не в часах, не в минутах, даже не в биениях сердца — в рабах, что перешли из одних рук в другие.

Удар шамана не стал для меня неожиданностью, я ждал его с самого первого взгляда на знакомого Рорка с мутным пятном вместо огненного клубка в груди. Свернутый в тугой жгут поток энергии я не успел остановить, а, возможно, и не смог бы — не с моими знаниями и способностями. Я сделал то, чему учил меня Мастер заклинаний, сбросил его по касательной влево и ушел перекатом в противоположную сторону. А потом, не тратя времени на попытку подняться, безуспешно попробовал ударить сам и вновь ушел в перекат. Мысли исчезли, идеи пропали, не успевая даже оформиться, размываясь волнами паники. И только слова Бравина стучали в мозгу набатом: «Главное — чувствовать границу и не попадать в его паутину, паук опасен только в пределах зоны, в которой он хорошо чувствует силу».

Где эта граница? Где?

Еще один удар шамана и вновь в последний момент успеваю уклониться, встречным потоком силы отбрасывая луч Тахо в сторону. И трудно зацепиться. Пусто вокруг. Синие ленты упрямо не желающей идти в руки силы и огненные точки бьющихся в страхе сердец. Глаза успевают заметить черные сполохи выпущенных стрел. Кто стрелял? В кого? С каким результатом? Вопросы, которые сейчас не имели значения — мутное пятно в груди эмпата наполнялось энергией, разгоралось, превращаясь в бушующее пламя. Бравин не рассказывал мне о таком. Что положено в таком случае делать? Бежать? Так поздно уже бежать.

Оранжевый, теряющий хлопья света шар я не смог заблокировать на расстоянии, пришлось броситься под него прямо на снег, чувствуя, как вскипает дикой болью и покрывается волдырями спина, походя задетая ударом шамана, как снег подо мной в считанные мгновения превращается в воду.

Я снова попытался собрать всю доступную энергию вокруг себя: каплю из холодного снега, две — из талой воды, больше — из огненных точек человеческих жизней, все остальное — из собственного тела. Всё в общий котел, в неясное, не до конца сформированное творение, брошенное навстречу Рорка. Что это было? Шар, словно побывавший под прессом и превратившийся в большую полусферу? Стена, встретившая препятствие и выгнувшаяся по краям? Продукт отчаяния, неопытности и судорожной попытки сделать хоть что-нибудь.

Тхонга в халате рассек мое творение лучом Тахо, отбросив обрывки заклинания в сторону деревьев. Пошатнувшись от напряжения. Зарычав. Захрипев. Но оставшись стоять на ногах.

Я увидел это вскользь, вновь бросившись на землю в попытке еще больше разорвать дистанцию. Плечом в неглубокий снег, приземлившись на разбитые о ледяную корку руки. Я был готов ударить снова, я чувствовал в себе силы, но внезапно мне перестало хватать воздуха. Я открывал рот, судорожно пытаясь вдохнуть хоть немного, — тщетно. Плыло в ушах, кровь набатом стучала в висках, а мир наливался чернотой. Смерть начала точить свою длинную косу, примериваясь для последнего удара.

Я не понимал, что происходит. Казалось, только что я атаковал сам, пусть и не с самым лучшим результатом, и вот уже падаю в снег, пытаясь хотя бы там найти глоток кислорода. Наплевав на логику и смутное понимание того, что причина моих страданий стоит неподалеку, кутается в свой разноцветный халат и наблюдает.

Бешенство. Черная волна, смывающая флер цивилизованности, вскипающая на рифах страха. Приходящая и рушащая планы, растворяющая веру, последнюю мою спутницу из знаменитой троицы. Бешенство бросает тело вперед, хотя горящие легкие и остатки рассудка вопят о том, что спасение там, за спиной. Вперед. Лицом к лицу. Глаза в глаза.

Ослепительно белый вихрь снес шамана Рорка с небольшого пригорка, на котором он занял позицию, вместе с верхушкой самого пригорка. Напрочь. Вернув мне воздух и способность думать.

Бравин спокойно поднялся на развороченный участок земли, ногой подцепил руку Тхонга в обугленных обрывках халата. И засмеялся.

— Это ты хорошо придумал: переть на эмпата, размахивая руками. Обнять его хотел, что ли?

Он повернулся ко мне и продолжил.

— Может, я зря вмешался, и он сам умер бы от удивления? Как думаешь?

Я ладонью растирал до сих пор сведенное судорогой горло и мрачно слушал, как издевается Алифи,

— Остальные? — я не узнал свой голос, превратившийся в скрип ржавых дверных петель.

— Какие остальные? Рорка? Кто сбежал, кто со своими демонами поздоровался. Все, нет здесь больше Рорка, Мор.

— Так быстро?

— Почему быстро? Наоборот, твой хромой знакомый решил подстраховаться и разбил лагерь подальше, так что все заняло много времени. Как только охранники повели к тебе предпоследнюю группу, мы начали действовать. Часовых Малый снял, основную группу в лагере я положил лунной сетью.

Я непонимающе смотрел на Бравина.

— Не обращай внимания, это удар такой. От которого надо бежать, — он вновь засмеялся. — Если, конечно, успеешь.

— Кто-нибудь успел?

— Кто-то успел, — не стал спорить Бравин. — Я не всесилен, их командир скрылся и с ним несколько охранников. Ушлыми оказались.

— Еще торговец ушел, Высший, — Меченый подошел сзади. — Как только Мор с шаманом сцепился, хромой засранец развернул лошадь и усвистал на юг. Если бы лук не подвел, — он показал порванную тетиву. — Я бы его достал, а так — извините.

Бравин внимательно присмотрелся к капитану, а потом неожиданно серьезно ответил:

— Верю, лучник. Только это не важно, будущее решается не на юге, куда умчался ваш торговец, а на западе, куда уйдем мы. Пусть бежит, глядя, как земля под копытами его лошади превращается в пепел… А ты, — он вновь повернулся ко мне. — Идешь со мной.

Он поднялся на место, где еще недавно сидели рабы, сжавшись от страха и ежась от холода.

— Смотри, Мор, и запоминай.

Я подошел и посмотрел вниз, под ноги. На скошенный, будто развороченный снарядом, пригорок. На клочья тел, на кровавый снег.

— Знаешь, чья работа?

— Чья? — переспросил я.

Алифи пристально посмотрел мне в глаза, а потом ответил просто:

— А ты послушай песню смерти… Герой.

Освобожденных расставили в длинный ряд, он изгибался змеей и уходил за развалины ближайших домов. Почему Тон Фог, затеявший это представление, разместил спасенных именно таким образом и зачем ему это понадобилось, я не знал, а спрашивать не стал. Надо и надо, пройти рядом мне нетрудно. Бравин шел впереди, буднично кивал на слова благодарности и откровенно скучал. Я, по большому счету, — тоже. Люди хватались за мои руки, то и дело падали на колени, причитали, смеялись, плакали. Люди впервые за долгое время дышали воздухом свободы, который пьянил и заставлял светиться их серые, грязные лица. В основном, мужчин, изредка — женщин. Я шел мимо, кутаясь в покрывало излучаемой ими радости и почему-то не чувствовал удовлетворения. Только скуку.

— Спасибо, господин, мы теперь все — твои должники, — хрипящий голос высокого худого мужика, с красным, заросшим многодневной щетиной лицом.

— Только скажи, ты только скажи… — что я должен был сказать невысокому плечистому крепышу, я не расслышал, но все равно шагнул дальше.

— Я умею сражаться, дайте мне меч, — молодой, припадающий на правую ногу парень вцепился в рукав моей куртки. — Слышите? Дайте мне меч, я смогу…

Что именно он собирался смочь, я уже не расслышал, потому что стряхнул руку и сделал следующий шаг. Скука начала смешиваться с раздражением и злостью на капитана, устроившего это шоу.

— Господин…

Тихий, низкий женский голос заставил поднять глаза. Молодая женщина, смуглая, с черными, зачесанными назад волосами, была беременна. Она рукой придерживала уже заметно раздувшийся живот.

— Твоя дорога — длинна, твоя судьба — тяжела, я вижу. Ночь — позади тебя, тьма — вокруг тебя, но свет — есть. Ты найдешь к нему дорогу. Ты — найдешь, я — покажу.

Я остановился, удивленно рассматривая неожиданную прорицательницу. Бравин оторвался на несколько шагов вперед, Меченый подошел со спины, но не стал поторапливать, остановился рядом.

— Ты увидишь луч и пойдешь за ним. Это трудно, но ты — сможешь. Я помогу.

Спокойный взгляд небольших карих глаз. Полные, чуть изогнутые губы. Усталость, наложившая отпечаток на довольно симпатичное лицо. Она не обращала внимания ни на лучника, ни на мастера Алифи, заметившего нашу остановку. Она смотрела прямо мне в глаза и продолжала говорить.

— Удача — рядом, просто протяни руку, я — помогу.

Грудной голос завораживал, но надо было идти дальше. Мало ли вокруг сумасшедших людей? Вот только как ее, беременную, Таррен решил сюда привести? Не думал же он, что много заплатят, в конце концов. Или просто мужиков не хватало? Я отвернулся и сделал шаг.

— Протяни руку, — голос стал сильнее и настойчивее. Холодные женские пальцы легли на мою ладонь.

Я опешил.

— Не понял?

— Дай мне руку, господин…

Меченый что-то шепнул за спиной. Но я не разобрал деталей и открыл правую ладонь девушке. Сумасшедшей? Она не стала изучать мои линии судьбы, попросту плюнула мне в ладонь и сжала мою руку в кулак.

— Дуй!

Я обалдело смотрел на звезду пленительного счастья, только что смачно наплевавшую в руку человека, который ее, красавицу-ворожею, спас из Роркского плена. Нифига себе благодарность.

— Дуй!!

Брови новоявленной Ванги сошлись к переносице, она требовательно показала мне на мой оплеванный кулак.

— С ума сошла? — на большее у меня не хватило слов.

— Не смейся, господин. Нельзя смеяться — удачи не будет.

— Не связывайся, — предостерегающе зашипел Меченый и подтолкнул меня.

— Подожди, — я развернулся к женщине, сжимавшей мою руку. — Больше тебе ничего не надо? Дунуть и все?

Мне стало действительно смешно.

— Дуй, — требовательно сказала она.

Если весь мир сошел с ума, то почему бы и мне не сделать глупость? Я дунул.

— Все? Могу идти?

— Рядом с тобой мало света. Золото отталкивает свет, господин. Я — помогу. Отдай мне золото, я верну тебе свет. Даром верну. В благодарность за спасение.

— Угу, даром. За золото, — поправил я беременную.

— Золото — Тьма, — презрительно возразила она. — Золото — зло. Не жалей. Удача стоит больше золота. Свет стоит больше удачи.

— Давай, я лучше еще раз дуну, — я засмеялся. — Только не плюйся больше.

Я попытался высвободить руку из крепкого хвата женских пальцев — не тут-то было.

— Не смейся!! Нельзя смеяться!

— Иначе что? — я все-таки умудрился стряхнуть руку. Ну что ж, не прошло и полгода.

Лицо женщины застыло, веки поднялись, полностью обнажив коричневую радужку глаз, губы искривились презрительной улыбкой.

— Глупец. Судьба тебя била — но вела к Свету. Дорога была трудна, но я пыталась помочь. Теперь — поздно. Запомни! Судьба тебя будет беречь, но уведет во Тьму. Только во Тьму.

Она внезапно потеряла ко мне интерес и развернулась спиной.

Я, ничего не понимая, покачал головой и пошагал дальше, вытерев оплеванный кулак о штаны. И только в самом конце ряда спасенных нами людей меня догнал встревоженный Меченый и тихо, так чтобы никто не услышал, сказал:

— Зря ты ее разозлил. Дал бы денег, не было с собой — у меня бы попросил. Это же кранчи, прорицательница. Теперь точно удачи не будет.

Он был откровенно расстроен, я — разозлен, а наши судьбы сидели где-то в высших эмпиреях и озадаченно чесали затылки. Что теперь делать, они, похоже, не знали.

Мы устроились перед горящим в старом очаге пламенем и стали обсуждать детали произошедшего. Я и Бравин. Высший и ничтожный. Мастер заклинаний и никому не понятный урод…

— Ты осознаешь, что хороший заклинатель значит в битве больше сильного отряда? Пока у армии есть заклинатели, еще не все пропало. Если заклинатели погибли, а у врага — нет, то сражение обречено на поражение. Заклинатель — острое лезвие клинка, вот только у врага тоже есть клинки. Если война, впрочем, как и временный мир — качели, а точнее весы, где на одной чаше Алифи, а на второй — Рорка, то заклинатели — это очень тяжелый камень на чьей-то чаше.

— Или — или?

— Конечно, — Бравин развел руки. — Или мы, или они, других вариантов нет.

— Есть, Высший, ты просто слеп и не видишь. Ваш мир — мир бесконечной крови, где каждый шаг за счет твоего врага. Игра с нулевой суммой. Тупик.

Он остановился и положил руку мне на плечо, заставив развернуться.

— Я перестал тебя понимать, Мор.

Он не обвинял, не подначивал, он просто констатировал факт. Невиданный и нелепый в этом мире. Алифи перестал понимать то, что говорит человек. Высший, не понимающий ничтожного. Бред.

— Смотри, Бравин. У тебя есть яблоко. У меня — нет, и взять неоткуда. Если я хочу яблоко, мне придется кусать твое. Но чем больше я откушу, тем меньше останется тебе — вот это и есть игра с нулевой суммой. Твое больше — это мое меньше, или наоборот. Выигрывает только один или не выигрывает никто.

— Конечно, поэтому выиграю я, — Бравин внимательно смотрел на мою реакцию.

— Правильно, выиграешь ты. Вот только игра с нулевой суммой — видимость. Несуществующая и невозможная, потому что не учитывает затраты. Ты победишь меня и оставишь свое яблоко себе, но сил у тебя останется намного меньше. Ты уже потерял.

— Ну, во-первых, сил останется ненамного меньше, — скептически оценил мои способности заклинатель. — А во-вторых, ты все равно потеряешь больше — жизнь.

— Конечно, Высший, но речь-то не обо мне. Просто мы оба потеряем. Такая победа — видимость, за нее приходится платить высокую цену и теряют все. В играх с нулевой суммой, в большинстве случаев, сумма результатов отрицательна. Вот такой парадокс.

Бравин смотрел на меня и насмешливо покачивал головой.

— Это ты так ничего не помнишь из своего прошлого, Мор? Или ты хочешь сказать, что только что сам придумал?

— Не все. Но только что. И сам. Правда, есть третий вариант, Высший. Когда не вы. И не они.

— И кто тогда? Вы? Люди?

— В принципе, правильный ответ, но не правильный вопрос. Мы… Люди. Промежуточное звено. Третья сила, которая сейчас совсем не сила. Выход из тупика, билет в игру с ненулевой суммой.

Меня уже давно начало заносить, я забыл, в каком мире я нахожусь, с кем разговариваю и как нелепо выгляжу.

— У тебя есть яблоко. У Рорка есть кривой меч, которым он захочет вспороть тебе живот, чтобы забрать это яблоко себе. У тебя есть Тахо, которым ты засунешь его меч в его же глотку, чтобы потом, обессиленному, смотреть на свое яблоко, безнадежно измазанное кровью врага. Ни ты, ни он не готовы к компромиссу, каждый из вас ненавидит настолько, что не видит иных путей.

— Ты хочешь сказать, что вы, люди, видите иные пути? Ни Свет, ни Тьму? Что твоя торговля с хромым Тхонга — не военная хитрость, а допустимая сделка? — мне не понравились его взгляд и его кривая улыбка. Нет, конечно, все Алифи далеко не красавцы, их улыбками у нас бы трейлеры к фильмам ужасов украшали, но даже с учетом этого — нет, мне категорически не понравилась его улыбка.

— Это была военная хитрость, Высший. Хитрость. Но ты не дослушал. Я возьму твое яблоко, чтобы отдать тебе мякоть, но забрать не нужные тебе семена. Взамен пообещаю позже отдать тебе еще одно. Возьму у Рорка кривой меч, чтобы вырыть яму и посадить эти семена, пообещав за это отдать ему такое же яблоко. Нет, не сейчас, даже не через год, но отдать.

— Кому оно будет нужно через год?

— Тогда я пообещаю ему ведро яблок, дело же не в этом. Дело в принципе. Я выращу дерево, с которого соберу много яблок. И даже если отдам одно ведро тебе, а другое — твоему врагу, мне останется еще немало. Ненулевая сумма. Понимаешь? Другой принцип. Другая жизнь.

Насмешка все еще гуляла на губах Алифи, но взгляд стал задумчивым, устремленном только в ему одну понятную точку.

— Плохой пример, Мор.

— Возможно, — я не стал отрицать очевидного. Конечно, плохой, даже если бы был хорошим.

— Плохой пример и опасные мысли, — продолжил Бравин. — Но смысл я понял. Энгелар мечтал о людях как о буфере. Ты идешь еще дальше. Люди как посредник? Какой может быть посредник между Светом и Тьмой, Мор?

— Какой? Желательно сытый. И толстый, — я обреченно махнул рукой.

И это Бравин — лучший из тех Алифи, что я видел. Умный. Терпимый. В Свете…