Месть Ронана

Глава 3

– Знаете, кто меня больше всего раздражает? Я вам скажу. Немертвяки, вот кто. Вечно слоняются по округе, ноют и причитают. Так и хочется им сказать – да что вам, покойникам, не живется? Есть у меня друг, Билли его зовут. Так он, значит, призрак. И всю дорогу жалуется, что у него свободного времени нет, потому что детишки то и дело всякую всячину хотят, сестры без конца его вызывают, а у него ведь еще и теща на горбу… Так я ему говорю – тебе надо в призрачный профсоюз обратиться!

Тут Тарабук Дряхлый против обыкновения сделал паузу и подождал смеха, но, как он и ожидал, смеха не последовало. Никто даже не прыснул. Тогда, по-прежнему невозмутимый, он поволокся дальше.

– Есть у него братец Ральф – тоже призрак. Так однажды вечером мы с ним в таверне сидели, и какой-то дебошир Ральфу в бакенбарды вцепился. Да так, что начисто оторвал. Я у хозяина спрашиваю: «Как же их теперь обратно приделать?» А он мне: «Даже не знаю. Я бы лично не взялся. Опасное это занятие – нечистой силе баки вкручивать».

Тарабук жизнерадостно улыбнулся и с интересом оглядел просторную пещеру, где располагался гномский ночной клуб «Золотая жила», а многие ряды суровых гномских физиономий ответили ему ледяными взорами. На галерке кто-то кашлянул, и звук этот, отразившись от резных каменных стен, только подчеркнул тишину. Тарабук понял, что безнадежно проваливается. Впрочем, ничего другого он и не ожидал. В гномских клубах ему выступать уже доводилось. Из этих гномов легче было все зубы вытянуть, нежели смех, но по крайней мере они хорошо платили и отсюда можно живым выбраться.

– Похоже, у вас тут тоже с призраками проблемы. Администратор этого славного заведения мне сказал, что дух Денция, древнего короля эльфов, недавно на гигиену местных сортиров жаловался. Ничего, ребята, вы не единственные, кого эта тревожная тень Денция беспокоит.

Тарабук сделал паузу. Это был один из его лучших приколов, и тут даже от гномов он ожидал хоть какой-то реакции, однако его опять встретила стена молчания. Он нервно прищурился, стараясь приглядеться к залу в мутном свете двух факелов, что дымно оплывали в креплениях по обе стороны от небольшой каменной сцены. Странным образом у него создалось впечатление, что на сей раз он ни в чем не виноват. Не считая молодого гнома в первом ряду, который с серьезным видом на него глазел и даже делал какие-то заметки в блокноте, юмориста попросту никто не слушал. Несколько сот научных сотрудников сидели за круглыми столиками, сжимали в руках пенные кружки пива «мордой об стол» и якобы праздновали День Основания, хотя по масштабам веселья скорее можно было подумать, что это похороны. Гномы кучковались двумя группами, от души глотая эль и время от времени мрачно посматривая на членов другой группы. Насколько Тарабук понял, здесь назревали неприятности. Пожалуй, самое время было отсюда сматывать.

– Ладно, ребята, публика вы просто замечательная, но хватит вам от моего тупоумия страдать. Представление закрывается. Спасибо, что слушали. Тарабук Дряхлый вам доброй ночи желает!

Со своего почетного места среди публики Нафталин наблюдал, как пожилой юморист шаркает прочь со сцены, однако мысли его были далеко, и он не воспринял ни единого слова из всей комической репризы. Затем Нафталин рассеянно захлопал, и скучковавшаяся вокруг него группа последовала его примеру. Эти вялые и краткие аплодисменты стали, пожалуй, лучшим приемом, какого Тарабук Дряхлый когда-либо удостаивался (и были впоследствии описаны в его прискорбно неточной биографии как бурные и продолжительные, переходящие в овацию). Когда хлопки стихли, Нафталин бросил взгляд в другую половину зала на враждебную группу ученых, скучковавшихся вокруг своего лидера Аминазина, и озабоченно нахмурился.

Директор был крайне озабочен – и не без причины. После его малоприятного визита в Отдел Генетики пару недель тому назад стали ходить слухи о том, что высокое начальство в их родном городе Миртесене под Ледяными горами на дальнем севере собирается освободить его от обязанностей главы научно-исследовательского центра в Тарараме и передать их Аминазину из Генетики. Другие слухи предполагали, что у Аминазина есть претензии на лидерство и что после смещения Нафталина он рассчитывает превратить научно-исследовательский институт в независимое предприятие, фактически в собственную вотчину. Так или иначе, все обитатели Тарарама раскололись на две взаимно подозрительные и весьма неустойчивые группы поддержки, причем, насколько мог судить Нафталин, самым тревожным здесь было то, что число его сторонников за последние несколько дней заметно уменьшилось. Один за другим ученые бросали его, выстраиваясь за Аминазином. Поначалу директора поддерживало подавляющее большинство, но сегодня в «Золотой жиле» вокруг его противника уже собралось почти столько же гномов, и противник этот теперь сидел за столиком в дальнем конце зала, самодовольно потягивая эль.

Нафталин тайком начал считать. За исключением Азалептина, брата Аминазина, все научные сотрудники Тарарама собрались здесь, в «Золотой жиле», чтобы отпраздновать очередную годовщину основания их исследовательского центра Кельвином, сыном Цельсина и отцом науки преципитинфелицитологии. Теперь, когда гнусный комедиант закончил, поднялся гул разговоров, гномы толклись у длинной каменной стойки в задней части зала, заказывая выпивку, или подходили к соседним столикам, чтобы поболтать с друзьями и коллегами. Все это несколько затрудняло подсчет, и тем не менее Нафталин был совершенно уверен, что не ошибся. Результат оказался крайне прискорбным. Похоже, на данный момент у него было большинство всего в четыре голоса. Учитывая Азалептина, оставалось три. Стоит теперь всего-навсего паре его сторонников перейти в другой лагерь, у него уже не будет большинства, и если Аминазин в полном согласии с их законами бросит ему вызов, в Тарараме появится новый директор.

Сжимая пивную кружку так крепко, что любое живое существо на ее месте тут же бы задохлось, Нафталин злобно уставился на своего врага. Так, словно он это почувствовал, Аминазин тоже обратил на него глаза. Несколько секунд генетик просто смотрел, а затем на губах у него заиграла подлая улыбочка. Поднявшись, он отвесил в сторону Нафталина поклон, издевательски низкий и искренний, после чего круто развернулся и зашагал прочь из пещеры.

Гнев переполнил Нафталина, и он вскочил на ноги. Эль выплеснулся из кружки на гладкую каменную столешницу, однако, ослепленный красным туманом ярости, он этого даже не заметил. Да как Аминазин смеет так с ним обращаться? Как он вообще смеет? Нафталин все еще директор и намерен в этом качестве оставаться! Он последует за Аминазином и открыто бросит ему вызов, а не станет втихомолку вынашивать планы и плести интриги. Они сегодня же поставят вопрос на голосование! Подобной решительности будет вполне достаточно, чтобы продемонстрировать, что он может положиться на оставшихся у него сторонников, и Аминазин еще многие месяцы не осмелится снова с ним потягаться. Он ему покажет!

С грохотом опустив кружку на стол, Нафталин устремился сквозь толпу вслед за Аминазином. В высоком коридоре снаружи никаких его следов не оказалось, однако Нафталин знал, что его враг мог вернуться только в свой драгоценный Отдел Генетики, а потому, повернув налево, поспешил к лестнице, что вела вниз к лабораториям. Другие гномы, члены низших каст, занимавшиеся в жилых помещениях своими делами, низко и почтительно кланялись, когда директор мимо них проносился, но Нафталин в спешке никакого внимания на них не обращал.

Добравшись до главного коридора, он зашагал мимо гладких колонн из черного камня, что тянулись там по обе стороны аж до самого высокого потолка. В северном конце коридора широкая и обшарпанная мраморная лестница вела вниз от причудливого сводчатого прохода, устремляясь непосредственно к научно-исследовательским уровням в самом сердце горы Тор-Тарарам. Через каждые несколько метров на гладко обтесанных стенах лестницы были закреплены оплывающие факелы, и пламя их колебалось от тока воздуха. Здесь уже никто по дороге не попадался, и шаги директора зловеще отзывались позади.

У подножия лестницы он вошел в Главную Аудиторию, просторную пещеру с высоким потолком, полную стульев и скамей. По обе стороны сводчатые проходы вели в более старые отделы: Алхимию, Физику, а также Машины и Механизмы слева, Некромантию, Медикаменты и Биологию справа. Проход прямо впереди вел – в самый новейший отдел – Генетику.

Возбужденно бормоча себе под нос, директор уверенно шагал вперед, пока не добрался до крепкой железной двери, единственному входу в отдел. Отперев ее, он пошел дальше по коридору, осматривая темные и безмолвные лаборатории на предмет двух братьев, но нигде не было ни души.

Подойдя к первой же из солидных металлических дверей, которыми были снабжены клетки для экспериментальных животных, он не на шутку удивился, найдя ее настежь распахнутой. В клетке было пусто, голый каменный пол внутри на славу отдраили, и Нафталин вдруг сообразил, что на сей раз здесь не слышно привычной звериной разноголосицы. Не висела здесь и жуткая вонь экскрементов. Осталась лишь тишина, которую нарушали его собственные шаги, да слабый запах плесени, прилипший к камню как пропадающее воспоминание.

Директор направился дальше по медленно опускающемуся коридору, однако все клетки, мимо которых он проходил, были пусты, а все комнаты безлюдны. Если бы не редкие факелы, мерцающие в вырезанных прямо в скале канделябрах, создалось бы впечатление, будто сотрудники этого отдела много недель назад закрыли его и покинули.

Озадаченный Нафталин почувствовал, что его странным образом надули. Аминазин с Азалептином не стали бы так запросто сворачивать свои исследования. Но и в другое помещение они перебраться не могли – по крайней мере без его ведома. Или могли? Что же они предприняли?

Внезапно недоумение сменилось твердой уверенностью в том, что здесь творится что-то по-настоящему скверное. У последнего поворота налево Нафталин перешел на неловкий бег и резко затормозил в самом конце коридора рядом с пятнадцатисантиметровой толщины дверью по правую руку, которая вела в старую клетку с кобратами. Дверь была раскрыта, а клетка, подобно всем остальным, пуста.

Развернувшись обратно, директор сделал пару быстрых шагов по коридору к двери по другой стороне, но расположенный за ней кабинет Аминазина оказался совершенно пуст. Там не осталось не то что стола или стула, но даже клочка бумаги. Кабинет превратился просто-напросто в голую прямоугольную пещеру, и только следы на толстом ковре пыли показывали, что здесь вообще кто-то бывал.

Вконец озадаченный, Нафталин медленно покачал головой, а затем помедлил и прислушался. Он услышал далекое ритмичное гудение, низкий, почти неслышный звук, который при желании можно было даже почувствовать. Казалось, он исходит из-за стены справа, так что директор, приложив ухо к холодному камню, прислушался еще напряженней. Теперь он лучше разобрал глухую пульсацию. Подобный шум могла бы производить гигантская пчела, замурованная в глухой каменной клетке. Стоя с прижатым к камню левым ухом, Нафталин рассеянно глазел в самый конец коридора. И тут он вдруг понял, что там виднеется тонкая вертикальная линия, слишком прямая, чтобы счесть ее трещиной в скале. Заинтригованный, Нафталин выпрямился и подошел взглянуть поближе.

К своему окончательному изумлению, он понял, что глазеет на контуры двери. Эта дверь была чуточку приоткрыта, иначе она составляла бы одно целое с косяком и была бы практически неразличима. И в самом деле, в свой прошлый приход сюда он ее не заметил.

Но что она тут делала? Нафталин видел планы Отдела Генетики, когда его еще только строили, и за этой стеной никаких помещений оборудовать не предполагалось! Да, в недрах горы было немало естественных пещер, пока еще недоступных и неизученных, однако их нельзя было утилизировать без разрешения директора. Или можно?

Нафталин опасливо протянул руку – и при одном его прикосновении дверь плавно и беззвучно растворилась. Хотя и сработанная из твердого камня сантиметров тридцати в толщину, она была так славно сбалансирована и висела на таких превосходных петлях, что открывалась без малейших усилий. За ней находился прямой каменный коридор метров двадцати в длину с деревянными дверями по обеим сторонам и металлической дверью в самом конце. Здесь не было заметно никаких факелов, однако зловещий голубоватый свет, казалось, сочился из самой скалы, придавая ей металлический глянец.

Почти убежденный в том, что видит сон, Нафталин стал нервно прокрадываться по коридору. Первая дверь направо была приоткрыта, и за ней находилась еще одна пустынная лаборатория, полная, однако, сверкающего оборудования. Мраморные столешницы загромождали булькающие колбы и реторты, вокруг которых были разложены испещренные рунами бумаги и раскрытые блокноты. Раковины были завалены грязными чашками Петри и пробирками, а в воздухе висел резкий аммиачный запах, характерный для активно действующей лаборатории. Зато дверь, что располагалась по другую сторону коридора, оказалась плотно прикрыта. Нафталин ухватился за ручку и прислушался. Пульсирующее гудение здесь было еще слышнее, и даже казалось, что оно идет именно отсюда. Еще мгновение директор медлил, а затем, переведя дыхание, толчком распахнул дверь.

Расположенное за ней помещение оказалось совершенно пустым, если не считать единственной массивной машины, водруженной на каменный постамент в самом его центре. Машина громко гудела, а стальной стержень, что тянулся от нее к задней стене, поблескивал в мутном свете, крутясь так быстро, что глаз не мог за ним уследить. Два солидных медных провода в гномскую руку толщиной, прикрепленные к металлическим прутьям на верху машины, тянулись под потолком, исчезая в воздуховодах, проделанных в правой стене.

Вся эта штуковина сильно смахивала на увеличенный вариант машины, которую двумя годами раньше собрал и продемонстрировал Электрин из Отдела Физики. Всего в локоть длиной, та машина производила ощутимое количество загадочной силы, которую Электрин весьма нескромно назвал «электриком». Они провели с этой силой несколько небольших экспериментов и выяснили, что если подсоединить провода к орку и врубить машину, то волосы у орка вставали дыбом и он начинал с воплями прыгать по камере. Если же машину врубали на полные обороты, слышался громкий треск, пахло паленым, орк вопил, как будто его топором кромсали, а из ушей у него валил дым. Это уже казалось немного опасным, и Нафталин распорядился прекратить эксперименты. Теперь ему стало жутко при одной мысли об ущербе, который могла причинить эта здоровенная дура на постаменте.

Он еще немного понаблюдал за работой машины, вопреки самому себе ею очарованный. Воздух в комнате казался немного туманным и словно бы легонько покалывал кожу. Внезапно директор вздрогнул, как будто очнувшись от гипноза, после чего покрепче захлопнул дверь и встал в коридоре, охваченный гневом и дурными предчувствиями. Выходит, Аминазин с Азалептином уже многие годы втайне свою линию гнут! Без помощи и ведома остального персонала своего отдела они это расширение Генетики построить бы не смогли! Как же они смеют так его авторитет подрывать? Этому безобразию надо немедленно положить конец! Погодите, он еще до них доберется!

Ярость его уже дошла до точки кипения, и Нафталин быстро зашагал по коридору. Он злобно толкнул следующую дверь налево, но она оказалась заперта, и после нескольких раздраженных пинков директор попробовал дверь напротив. Эта легко распахнулась, и его взору открылась ярко освещенная и поразительно опрятная лаборатория. Как и первая, она была безлюдна, однако вместо верстаков, заваленных пробирками и ретортами, здесь располагались сияющие металлические столы для анатомирования, большие белокаменные раковины и ряд за рядом острых, поблескивающих под ярким светом инструментов: ножей и скальпелей, пил и пинцетов, а также других любопытной формы приспособлений, о назначении которых Нафталин мог только догадываться. В воздухе висел отчетливый запах формалина, тяжелый и удушливый, почти маскирующий другой запах, очень знакомый, который директор поначалу не распознал. Затем взгляд его задержался на инструменте, что лежал на краю раковины рядом с дверью. Это было тончайшее двухсантиметровое лезвие с изящной продолговатой ручкой в локоть длиной, которое явно предполагалось куда-то вставлять… А затем в мозгу у Нафталина что-то щелкнуло, и он распознал сладковатый запах. Пахло здесь свежепролитой кровью.

Нафталин сделал два быстрых шага назад и резко захлопнул дверь. Некоторое время он просто стоял с закрытыми глазами, держась за ручку и стараясь наладить дыхание. Что же здесь такое творилось? Наконец, помотав головой, он повернулся и решительно зашагал по коридору. Последняя пара деревянных дверей по обе стороны оказалась закрыта, зато массивная дверь из черного железа в самом конце легко распахнулась. Дальше коридор тянулся всего метра три, заканчиваясь еще одной такой же дверью, но когда Нафталин положил руку на задвижку этой последней, первая захлопнулась у него за спиной с грохотом боевого топора, разрубающего оркский шлем. Директор вздрогнул и тревожно оглянулся, после чего распахнул вторую дверь и прошел дальше. Там он замер как вкопанный и вылупил глаза, так потрясенный открывшимся ему пейзажем, что даже не заметил, как и вторая дверь наглухо за ним захлопнулась.

Нафталин стоял в огромной подземной пещере, но судя по тому, что он там видел, он вполне мог находиться на открытом воздухе. Потолок пещеры был где-то очень высоко, скрытый ярким рассеянным светом, что сиял из какого-то незримого источника, создавая впечатление облачного летнего дня. Директор стоял на мягкой, сочной траве, а метрах в пятидесяти от него от одного края пещеры до другого расстилалась роскошная зеленая роща. На ветках радостно пели птицы, в траве лениво жужжали насекомые, мимо проплывали бабочки, а перед самой стеной деревьев журчал ручеек.

Не в силах поверить своим глазам, Нафталин сделал еще пару нерешительных шагов в этот подземный парк, а потом нагнулся, выдернул травинку, потер ее между пальцев и понюхал. Это был не мираж: он ясно чуял запах, а на пальцах смятая травинка оставила пятна зеленого хлорофилла. Тут что-то ракетой вылетело из высокой травы слева и проскочило у него под ногами так стремительно, что показалось директору просто смутным пятном. Скрывшись в кустах по правую руку, оно оставило позади себя небольшое облачко пыли. От неожиданности он отскочил назад, и странный, какой-то бестелесный смех раздался у него за спиной.

Резко развернувшись, Нафталин обнаружил, что Амииазин с Азалептином наблюдают за ним из безопасного укрытия небольшой герметичной кабинки, вырубленной в скале в нескольких метрах справа от двери. От пещеры братьев отделяло окно с толстым стеклом, а смех Аминазина, что порядком сбивало директора с толку, исходил из небольшого рупора метрах в двух над окном.

– Не пугайтесь наших пауток. – Голос Аминазина загудел как пустая бочка. – От них вам вреда не будет.

– Ваших кого?

– Пауток. Боюсь, это одна из наших ранних неудач. Дикие браннанские нелетные утки плюс немного арахнид.

Нафталин отскочил в сторону, когда мимо него метнулось еще одно смутное пятно. Он успел различить какие-то перья, но затем тварь исчезла.

– А почему одна из неудач? – сам того не желая, поинтересовался директор.

– Ну, как вы знаете, дикие нелетные утки у гурманов в большом почете. Ножки в высшей степени деликатесны, а вот грудка жесткая и жилистая. Поэтому мы вывели уток с восемью лапками. Рассчитывали на них целое состояние сделать.

– И что у вас не вышло? Вкус не тот?

– Честно говоря, не знаю, – хмурясь, отозвался Аминазин. – Мы так до сих пор ни одной и не поймали.

Он погрузился в молчание, задумчиво глядя на Нафталина сквозь толстое стекло и вороша темную бороду. Директор отвернулся и постарался взять себя в руки. Он знал, что ему следует расспросить братьев по поводу всех этих тайных разработок, что он должен подтвердить свое начальственное положение и потребовать объяснений от пары гномов, которые, как ни крути, оставались его подчиненными, но он был слишком потрясен случившимся, чтобы мыслить здраво. Нафталин также чувствовал себя странным образом уязвимым. Аминазин и Азалептин с жадным интересом за ним наблюдали, словно он был каким-то подопытным существом в стеклянной банке…

Тут Нафталин вздрогнул. Аналогия показалась ему слишком точной. Вряд ли братья обустроили этот большой подземный заповедник только потому, что им не хватало чудного местечка для пикника. Вся эта затея была каким-то гигантским экспериментом, и он оказался в самой его гуще! Директор оглянулся на плотную стену деревьев. Судя по шумам, что доносились из подлеска, это место было густо заселено различными животными формами. Кто мог знать, каких жутких чудищ уже успели сотворить генетики? И что, если здесь свободно гуляет кобрат?

Внезапно Нафталин почувствовал, как паника буквально его захлестывает. Он повернулся и побежал к двери, но вдруг обнаружил, что с этой стороны на ее гладкой металлической поверхности нет никакой ручки. Дверь была заперта крепко-накрепко, и директор оказался в ловушке. Последовала слепящая вспышка прозрения, и он понял, что Аминазин заманил его сюда, оставив потайную дверь приоткрытой, так чтобы он смог ее найти. Они хотели его сюда заполучить – и вовсе не за тем, чтобы пару-другую деревьев ему продемонстрировать. Он был в страшной опасности, и ему необходимо было срочно отсюда выбираться!

Нафталин лихорадочно огляделся, выискивая какой-нибудь другой выход. Доступа в смотровую кабинку отсюда не было, второй двери тоже не наблюдалось, но теперь, присмотревшись повнимательней, справа он различил деревянный мосток через ручей и тропку, убегающую от него к деревьям. Директор решительно зашагал туда по газону, прекрасно сознавая, что две пары заинтересованных глаз наблюдают за ним сзади. Шагая, он подавлял в себе сильнейшее желание обратиться в недостойное, паническое бегство.

– Однако я совсем забыл о хороших манерах, – прогудел из рупора голос Аминазина. – Позвольте пригласить вас в Виварий, управляемую среду обитания, сконструированную Отделом Генетики, хотя, следует признаться, без вашего ведома и дозволения. Данная среда была создана с целью изучения взаимодействия выведенных нами существ как друг с другом, так и с такими автохтонными формами жизни, как вы, уважаемый директор.

Упорно его игнорируя, Нафталин добрался до мостка и остановился. Ну конечно! Ручей непременно должен был где-то из пещеры вытекать! Возможно, там даже грузный ученый сумеет протиснуться! Он уже собирался направиться вниз по течению, но тут какой-то необычайно пушистый зверек выскочил из подлеска и запрыгал в его сторону. Зверек смахивал на кролика, который очень давно не ходил к парикмахеру.

– А вот и одно из наших достижений, – загудел Аминазин. – Мы его назвали кролионом.

С трудом удержавшись от того, чтобы повернуться к кабинке и показать ее обитателям средний палец, Нафталин нагнулся и протянул руку к очаровательному существу. Деликатно раздувая ноздри, кролион обратил на ученого темные доверчивые глаза и уже потянулся было обнюхать его пальцы, когда Нафталин вдруг сообразил, что над ним нависла громадная, грозная тень. Он круто развернулся – и едва не лишился чувств при виде чудовищной рептилии, что незаметно подобралась к нему из леса.

Стоя на массивных задних лапах, она была фактически вдвое его выше. Мощные мышцы перекатывались под бесшерстой чешуйчатой кожей сероватого оттенка, а ороговевший гребень сбегал по спине твари до длинного, сужающегося к кончику хвоста, которым она медленно водила из стороны в сторону. Черные бусинки глаз блестели над широким разрезом пасти, полной частокола жутких, загнутых внутрь зубов, а пара слабых и явно рудиментарных передних конечностей с острыми коготками лапала воздух, словно ей не терпелось добраться до ученого. Чудище очень напоминало гигантскую ящерицу, которая много лет регулярно упражнялась в поднятии тяжестей.

Рот Нафталина раскрылся, но ни звука оттуда не вышло. Он хотел побежать, но в мышцах его вдруг словно бы не осталось силы, а в легких – воздуха. Ноги дрожали, угрожая окончательно подогнуться, а дыхание выходило короткими, паническими выдохами. Парализованный директор таращился на зависшие в каком-то метре от него страшные зубы и чувствовал, как в глотке у него поднимается полупереваренная кислятина.

Тварь фыркнула, обдавая Нафталина волной жаркого, смрадного воздуха, и он, беспомощно смиряясь с судьбой, закрыл глаза, ибо чудовищная пасть раскрылась еще шире. А потом он чуть не повалился навзничь, когда здоровенный липкий язык со всего маху лизнул ему лицо. Снова распахнув глаза, директор изумленно смотрел, как гигантская тварь чуть ли не с любовью на него таращится. Затем она вытянула шею и склонила голову набок, недвусмысленно намекая на то, что неплохо бы ей шейку почесать. Из далекого рупора пещеру огласил печальный вздох.

– Боюсь, еще одна наша неудача, – прогудел Аминазин. – Это – гигуана. Когда мы ее выводили, мы надеялись получить хищника еще более смертоносного, чем кобрат. К несчастью, убивать людей она не желает, зато все время стремится их ласкать. Одно разочарование.

Нафталин недоверчиво взглянул на гигуану, а затем без особой решимости протянул руку и принялся чесать сухую, грубую кожу у нее на горле. Гигантская рептилия аж зажмурилась от восторга и стала издавать басовое, но вполне узнаваемое мурлыканье.

В этот самый момент прелестный кролион у ног Нафталина вытянул шею, раскрыл свой маленький ротик и погрузил пару миниатюрных, но убийственно острых клыков в икру ученого.

– Ай! – вскричал Нафталин, ибо укус оказался болезненным. Но это было только начало. Считанные секунды спустя из зоны укуса стала распространяться мучительная боль. Ощущение было такое, будто ногу до отказа накачали расплавленным металлом, и директор отчаянно завопил.

– Вас предупреждали, что кролион – одно из наших достижений, – заметил из безопасного укрытия наблюдательной кабинки Аминазин. – Это кролик с небольшой добавкой скорпиона, чтобы сделать его смертельно ядовитым. Теперь вас ждет весьма неприятная кончина.

– Ужасная, – согласился сидящий рядом с ним Азалептин. – Просто ужасная.

Два генетика спокойно стояли и с интересом наблюдали за тем, что происходило в те несколько минут, за которые Нафталин в страшных мучениях испустил дух, а затем, когда предсмертные корчи директора наконец прекратились, а страдальческие вопли затихли, Аминазин повернулся к брату.

– Сообщи всем сотрудникам, что наш обожаемый шеф погиб в результате несчастного случая, – приказал он. – Нам срочно требуется избрать нового директора.

Он снова повернулся к окну и стал жадно наблюдать за группой генетически видоизмененных тварей, что собрались вокруг все еще чуть подергивающегося трупа директора и уже начали разрывать его на дрожащие клочки парного мяса. Азалептин ухмыльнулся:

– А когда они выберут тебя?

– Тогда мы сможем приступить к серьезной работе. Передай нашим покровителям, что мы практически готовы к осуществлению первого рейда. Настала пора выяснить, на что способны наши питомцы.

В зале заседаний совета директоров корпорации «Оркоубойные мечи», в их штаб-квартире в городе Маремане, совет собрался впервые за последние несколько недель. Фециант, председатель, сидел во главе стола и внимательно разглядывал пятерых мужчин, которых с определенной натяжкой можно было назвать его друзьями. Сорок лет назад, когда все только начиналось, они были тощими и голодными, но годы круто с ними обошлись. Сам-то Фециант держал себя в форме: они с Волкодавом регулярно посещали тренажерный зал, и его мышечный тонус был совсем не так плох. Но что сталось с остальными!

Слева от него сидели Скороед и Зарванец, темноволосые южане из Идуина. Скороед всю жизнь был упитанным, однако в последнее время Зарванец обскакал его в толщине. Волосы их, с недавних пор тронутые сединой, всегда были прямыми и сальными, а у Скороеда к тому же – длинными и неопрятными. Физиономии у обоих оставались круглыми как тарелки, но Зарванец умудрился отрастить столько двойных подбородков, что их теперь приходилось прятать под всклокоченной бородой.

Напротив них сидели братья Шекель и Шнобель. Родом они были из Галкифера, и когда Фециант только-только с ними познакомился, головы их украшали роскошные гривы светлых волос. Теперь они почти облысели, оставшись лишь с тонкой каймой грубой седины по краям черепов, и тоже заметно прибавили в весе. Откровенно говоря, Шнобель так прибавил, что ему теперь специальное кресло требовалось. Сегодня даже малейшее усилие заставляло его пыхтеть и задыхаться. Братья так и не сумели привыкнуть к жаркому южному климату, отчего их одежда вечно была смята и заляпана потом.

Напротив Фецианта за овальным столом сидел Холдей, его заместитель. У этого приземистого мужчины были свинячьи глазки и слюнявый, вечно раскрытый рот. Он тоже практически облысел, однако пытался скрывать этот факт, отращивая длинные боковые пряди и зачесывая их на розовый, шелушащийся череп. Многие годы Холдей был правой рукой Фецианта, но несколько недель тому назад резко переменился, когда колдунья Шикара прочла его похотливые мысли и в отместку устроила ему жуткую ментальную экзекуцию. С тех пор он совсем скис.

Фециант еще раз оглядел пятерых своих сподвижников. Теперь он их слишком хорошо знал. Ему известны были все их симпатии и антипатии, все страхи, тревоги и пороки. Фециант знал о тяге Шекеля и Шнобеля к редчайшим наркотикам и о необычных сексуальных аппетитах Холдея. Он знал, какую боль Скороед любит терпеть от своих молодых любовниц и какую боль Зарванец обожает причинять некоторым самым бедным и отчаянным гладиаторам Маремана. Он мог читать их мысли как свои собственные и теперь ясно видел, что на каждой туповатой физиономии написано одно и то же: «Пожалуй, мы рано запаниковали…»

– Итак, господа, – начал он, – рад, что мы снова вместе. Судя по всему, вам теперь кажется, что наше столь поспешное бегство было несколько опрометчивым. Однако должен вас заверить, что наша оценка той ситуации была абсолютно точной.

Он умолк, когда дверь зала заседаний раскрылась, и туда, бормоча и фыркая себе под нос, забрела сморщенная старая ведьма. Члены совета не обращали на нее внимания, пока она громко шаркала к булькающему на очаге котлу.

– Если бы Ронан и его подружка Тусона сразу же выступили против нас, мы оказались бы в серьезной опасности, – продолжил Фециант. – У них тогда была целая армия и поддержка нескольких могущественных волшебников. Однако наших врагов временно отвлекли радости убалтайского побережья, и их союзники рассеялись. Но их мысли снова обратятся к возмездию. А мы достаточно уязвимы…

Тут он встал и вытащил из-под стола квадратную деревянную коробку.

– В последние несколько недель, – продолжил председатель, – я даром времени не терял. Я связался с двумя разными организациями. Одна из них – Гильдия Киллеров. Другая – племя гномов, живущее далеко на севере. Уже несколько лет я проявлял интерес к их научным исследованиям. Они добились удивительных достижений в новой науке генетике и создали несколько замечательных существ. Сейчас, глазами одного из их ученых, вы кое-что увидите…

Продолжая говорить, Фециант натянул пару крепких кожаных перчаток. Затем он открыл деревянную коробку, и помещение мгновенно наполнил жуткий смрад гниющей плоти. Пятеро членов совета с трудом удержались от рвоты, когда председатель сунул руки в коробку и с омерзением на тощей физиономии достал оттуда отрубленную голову гнома. Безглазая, сплошь заляпанная кровью, она уже лишилась большей части своей плоти. Самая макушка была аккуратно отрублена, так что оттуда выпирал мозг.

Он отдал голову ведьме, которая сперва закудахтала от восторга, а затем подняла ее повыше, проверещала какие-то маловразумительные слова и швырнула ее в котел. Язык пламени мгновенно вырвался из кипящего зелья и прочертил длинную дугу по комнате, прежде чем вонзиться в белую стену. В помещении потемнело, когда стена вдруг засветилась ярко-оранжевым, после чего внезапно ожила, изображая на своей поверхности движущуюся картинку столь реалистичную, что присутствующим показалось, будто они сквозь пролом в стене наблюдают за событиями, происходящими в соседней комнате.

Там была научно-исследовательская лаборатория, оборудованная, судя по всему, в подземной пещере. Гномские научные сотрудники и тролли-лаборанты деловито ходили от одного лабораторного стола к другому. Шестеро мужчин ясно слышали, как звенят пробирки и как кто-то гудит себе под нос.

– Это последнее, что увидел Пурин, прежний хозяин головы, – сказал им Фециант. – Теперь смотрите.

В дверь лаборатории ворвался молодой гном, на лице у него застыл откровенный ужас.

– Кобраты вырвались! – завопил он. На мгновение показалось, будто ведьмина магия дала сбой и картинка застыла – так неподвижны вдруг сделались сотрудники лаборатории. Затем в дверном проходе выросла фигура – высокое, гибкое существо с темной шерстью, которое с кошачьей грацией передвигалось на задних лапах, пока его длинный хвост елозил позади. Голова твари повернулась вправо-влево, пока она изучала съежившихся от страха обитателей лаборатории, и в глазах ее вспыхнул хищный огонь. Затем страшная пасть раскрылась, и ряды бритвенно-острых зубов засверкали в убийственной ухмылке.

– Сссссс, – зашипела тварь. – Кккорм!

Несколько шагов она протопала в каком-то полуприседе, словно готовая вот-вот прыгнуть, а через дверной проход тем временем проникли еще три таких же чудища. На мгновение все четверо застыли, глаза их метались по комнате, словно бы выискивая мишень, а хвосты дергались из стороны в сторону. Наконец они буквально взорвались движением, двигаясь так стремительно, что глаз едва мог за ними уследить. Пятеро членов совета отпрянули к спинкам кресел, когда первый кобрат бросился на Пурина. Им явственно показалось, что он сейчас вырвется к ним из стены. Изображение ненадолго исчезло, когда глаза Пурина рефлекторно захлопнулись, и зал заседаний наполнился злобным рычанием вперемешку с мучительными воплями. Затем глаза гнома, должно быть, снова раскрылись, ибо всю стену внезапно заполнила ухмыляющаяся морда кобрата. Когтистая лапа потянулась запрокинуть гному голову, а кошмарные зубы скрылись из вида, метнувшись к беззащитному горлу, и вопли тут же стали вдвое громче. Рядом другого гнома прижал к полу второй кобрат, руки-ноги несчастного тщетно дергались, пока тварь нагибалась к его животу, вырывала внутренности и начинала жадно кормиться. А потом вопли умолкли и изображение пропало…

Свет в зале заседаний снова вспыхнул, и Фециант, оглядев пять бледных, потрясенных физиономий, удовлетворенно улыбнулся.

– Теперь все, Картленд, – объявил он, и ведьма, бормоча что-то невнятное, зашаркала прочь из комнаты. Пятеро мужчин уставились на своего вожака, физиономии их блестели от пота.

– Итак, господа, – обратился он к ним, – это кобраты. Безусловно, более смертоносных существ вам еще видеть не доводилось. Всего их семь штук. Рад вам сообщить, что вся эта семерка теперь принадлежит нам.

Председатель откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся себе под нос, увидев, как ужаснуло его сподвижников это заявление.

– Но ведь… они опасны! Клятски опасны! – выдохнул Холдей, и остальные хором с ним согласились.

– Да, опасны, – ответил Фециант. – Но не для нас. Они запрограммированы на повиновение тому единственному, кого они считают своим хозяином. Поскольку я, гм… разделался с их предыдущим хозяином, незначительным, бросовым гномом по имени Аденин, то теперь они считают таковым меня. – Он холодно улыбнулся и для вящей убедительности ткнул указательным палацем в столешницу. – Мы должны по-быстрому разобраться с этим благонамеренным воином и его друзьями. Они опасны и могут представлять угрозу нашей жизни, особенно при поддержке сидорской армии или таких могущественных волшебников, как Антракс. Рано или поздно они станут искать мести, а я со своей стороны желаю, чтобы моя голова крепко сидела у меня на плечах.

Уже сейчас первый кобрат должен добраться до Убалтая. Одного-единственного зверя может оказаться достаточно, чтобы расправиться с этим назойливым воином и его друзьями. Если же нет, за первым кобратом последуют остальные. А кроме того, есть еще и мой контракт с Гильдией Киллеров…

В нескольких кратких фразах Фециант обрисовал задуманный план и уже предпринятые шаги. Не успел он договорить, как пятеро его сподвижников восхищенно заулыбались. Им стало очевидно, что на сей раз ошибки быть не может. Ронан и его друзья оказались в самом сердце стремительно захлопывающейся металлической ловушки, и вскоре их жизням предстояло угаснуть с той же неизбежностью, что и свече, которую в ведро с холодной водой сунули.