Мертвец Его Величества Том 3

Глава 14

На столе подрагивал светильник. Хорошо так подрагивал, заставляя за собой следить, чтобы не упал и не устроил нам в палатке пожар.

Палатка — потому что находились мы на испытательном полигоне, а отдельный испытательный полигон потребовался, потому что стрельба из пушек двадцать четыре на семь создаёт много шума. Наделали пушек. Много пушек. И ещё больше пушек.

Потребовалась всего-то неделя, чтобы пушки почти перестали взрываться. Как только сообразили, какая именно нужна для этого дела бронза, так и взрывы сократились. Но, к сожалению, даже самого сырого, простого, пусть даже дульнозарядного прототипа пушки у меня всё ещё не было. Да, из того, что мы уже имели, можно было изготовить пушку. В теории. Она даже успеет совершить несколько выстрелов до перегрева.

Не в первый раз уже в своей нежизни сталкиваюсь с тем, кто простое на первый взгляд устройство при попытке его изготовить вываливает на меня вагон и тележку мелких технических проблем, не решив которых ничего изготовить не получится. Вот и пушки чем дальше, тем больше насмехались над моими знаниями и уверенностью в себе. Ладно сплав подобрать, саму форму тоже не так-то просто определить. Некоторые моменты и вовсе вводят в ступор. Например, в своих опытах мы подобрали такой метод полировки внутренней части ствола, что добились многократного увеличения нарастания нагара. Как это работает с точки зрения физики, химии и вообще науки — не знаю. Просто приняли как данность, таким способом полировать ствол нельзя.

С другой стороны, разнообразие опытов позволяло быстро собирать данные для анализа, так что за прошедшие полторы недели мы продвинулись весьма далеко. Вот и сейчас на столе лежало три основных модели, несколько различающихся между собой, но выдающих примерно равные результаты. И надо решить, выбирать какой-то один вариант и работать с ним, или же продолжать исследовать все три. Задачка, мой опыт здесь пасовал, для меня все три пушки были примерно одинаковы.

— Да чего морочиться, непонятно ещё ничего, — отмахнулся наш спонтанно образовавшийся главный артиллерист Джозеф. — Надо дальше глядеть.

Был он мастером, работавшим ещё над укреплениями Предельного и позже над баллистами. Очень мужику нравились большие стреляющие игрушки, и пушками он прямо заболел. Заболел настолько, что всю свою жизнь посвятил исключительно служению богине войны, артиллерии. Правда, Джозеф не имел нормального образования, так что всё учил заново, а в почти сорокалетнем возрасте освоение сразу и химии, и металлургии, и физики, и инженерного дела, и баллистики давалось нелегко. Пара бывших детей-дикарей, недоучившихся со всеми, но проявивших желание заниматься пушками, его со временем обставят, просто ввиду куда более обширной фундаментальной базы и благодаря живому молодому уму, но пока Джозеф был авторитетом.

— Да, на текущем этапе стоит задействовать все три вариации. Проводя опыты на всех образцах, мы соберём дифференцированные эмпирические данные, — поддакнул наставнику один из сорванцов.

Причём для местных, а теперь и для меня, было заметно, насколько различается их речь. Всё равно что слесарь, через слово заменяющий термины переиначенными матами, оперируя исключительно херовинами и фигулинами, и молодой инженер, у которого разговорной речи, наоборот, было на целое предложение одно слово, и то — предлог. Отличная команда, работают душа в душу.

— Я бы согласился, но вы мне так и не объяснили, чем этот вариант, — ткнул пальцем в одну схему, — отличается от этого, — ткнул в другую.

Мне хором начали объяснять, чем эти два варианта друг от друга отличаются. И, по словам инженеров, выходило, что это прямо небо и земля. Я же их выслушивал, а потом тыкал носом очевидный со стороны факт — они одного и того же свойства добиваются двумя разными путями. Нет, дураками ребята не были, просто заработались. И да, я понимаю, что одинаковый на первый взгляд результат при разных технических процессах может оказаться на поверку не таким уж и одинаковым. Мы сами это не один раз на собственном опыте установили. Но здесь-то мы воспроизводим опыт за опытом, а результат как был один, так и остаётся.

— Так что, мужики, подбрасывайте монетку, выбирайте один и дальше работайте с ним. А если дальше выскочит проблема, попробуйте вернуть старый процесс и сравнить результаты. Пока же надо сократить объём литья, и так едва успеваем стволы производить к новым стрельбам.

Далеко не Соломоново решение, конечно, но сил у нас действительно не так много, надо умерить пыл.

Я, всё же, выставил определённые требования к пушке, простая бабаха меня никак не устраивала. Я требовал заряжать с казны, выдавать определённую минимальную скорострельность без перегрева и появления дефектов, опять же требования к массе тоже предъявлял. Потому и продолжали инженеры в два десятка голов изобретать для меня основной ствол новой армии.

Несмотря на эти сложности, настроение у меня было близко к великолепному. Всё потому, что одному из литейщиков пришло в голову вместо олова попробовать сплав меди со свинцом. Не с первого раза, но у кузнецов получился интересный сплав. Не самый прочный и твёрдый, но устойчивый к трению. Случайно поняли. Я сначала и значения этому не придал, устойчив и устойчив. Взял кусок, потёр об железную поверхность. И вместо трения получилось скорее скольжение. После полировки сплав получался гладким и не стирался при трении, точнее, стирался очень медленно.

А у меня весьма паршивого качества подшипники. Как бы есть, благо, здесь я строение знаю куда лучше, чем у пушек, но материал не подходящий, и потому они сыплются, имея ограниченный ресурс. Сначала мы попробовали сделать из свинцового сплава шарики для подшипников. Получилась лажа, хотя всё равно лучше, чем при использовании нашей стали. А потом мы (не буду говорить, сколько потребовалось времени для шлифовки напильником) собрали подшипник скольжения. И оно поехало!

Нет, большие нагрузки сплав не держал, для вала на станке подшипник пришлось делать большим, всего-то в два раза меньше массы самого вала. Но он поехал! Всё ещё не идеально, но это маленький шажок вперёд. Уже не нужно заменять каждую ночь ВСЕ подшипники в конструкции, а значит, и не нужно эти самые подшипники в таком количестве производить. Потому и настроение у меня было приподнятым! Правда, больше пока никуда новый сплав не шёл, но и на этом спасибо.

А ещё своим молчанием радовала Ада. Сидела, засунув язык в одно место, и молчала у себя там в особняке. Управляла городом и не брыкалась. И прочие дворяне мой жест оценили. И твёрдость намерений продемонстрировал наглядно, и заинтересованные лица не пострадали, ага, и овцы, и волки. Ничего, я всю эту братию изведу со временем, надо только не торопиться и людей вдумчиво воспитывать. Для начала хотя бы обучить до приемлемого уровня, а затем расширять ответственность. Оно же как, дураку что не дай, всё равно сломает или потеряет. Дурак, он ответственным может быть только в редких индивидуальных случаях. Дурак не в смысле клинический, а в смысле образованности, а значит, и кругозора. Об ответственности нужно говорить с человеком, который это слово понять может. И понять, зачем ответственность вообще нужна, и почему от конкретно его работы зависит чьё-то здоровье и жизнь.

Пока же я наслаждался временным позитивным импульсом, вызванным замаячившей впереди новой войной. Что-то как-то не нравились моим дворянам соседи. Я даже не знаю почему. Не оттого ли, что при мне мои дворяне были приближёнными к правителю нового, активно развивающегося, государства. А при забугорных, иногда в прямом смысле, правителях, даже если подмазаться, будут дворянами в полнейшем захолустье. У дворян-то старое правило про «подальше от начальства, поближе к кухне» не работает совсем. Наоборот, надо быть как можно ближе к столице и иметь возможность протолкнуть своих отпрысков на тёплые места всяческих министров и прочих бюрократов и чиновников. В захолустье какой чиновник? Коровьи хвосты считать?

Когда я покидал полигон, там снова началась канонада выстрелов.

Я, признаться, рассчитывал, что столичный кузнец сможет продвинуть нашу науку. Пришлось немного закатать губу. Неумехой парень не был, наоборот, включился в работу, стараясь на совесть. Но был нюанс — парень работал с золотом, серебром и какими-то местными металлами, дорогими и редкими. С банальным железом по минимуму. В каком-то смысле он был ювелиром, а не сталеваром. Но в первый раз увидев, как у нас варят сталь, загорелся и взялся вспомнить всё, что он знал о процессе. И сейчас старался повторить рецептуру некой голубой стали, самой ценной из «неблагородных» металлов, подходящих для изготовления доспехов.

Ещё парень рассказал о мифриле, метеоритной руде, адамантине и орихалке. Мифрил — прочный, при этом лёгкий. Адамантин — прочный и тяжёлый. Оба металла залегают безумно глубоко и потому занимаются ими только подземники. Оба металла называют венами земли, и некоторые народы считают их добычу святотатством. Мне уже интересно с ними поработать, буду думать на тему сверхглубоких шахт. Метеоритная руда ещё носит названия: «небесная сталь» и «звёздное железо», и да, падает с неба. Орихалк — просто редок. Все четыре материала превосходят сталь, но никаких «особенных» свойств не имеют. Для местных это ценные, редкие и безумно дорогие металлы. Если не считать отдельных отбитых фанатиков, никого священного трепета работа с этими материалами ни у кого не вызывает. Ну, может быть, чисто профессиональный интерес у кузнецов, запороть изделие из адамантина — это эпический косяк. Жаль, Хаарт не добавил в свои подарки хотя бы по слитку каждого образца. Не знаю, что бы я с ними стал делать, но что-нибудь точно попробовал бы.

Крепость встретила меня бегущим алхимиком. Мой немёртвый подчинённый редко пребывал в таком возбуждении, а пребывая в нём никогда не покидал лаборатории. Либо случилось что-то очень, очень-очень плохое, например: взорвалась лаборатория. Опять. Либо что-то очень, очень-очень хорошее.

— У нас получилось, господин! Получилось! — закричал Алхимик, посчитав, что подбежал для этого достаточно близко.

И вот по обтянутому кожей лицу вижу, что он искренне разочарован, чего это я не начинаю вместе с ним бегать как полоумный.

— Что получилось-то?

Вопрос нетривиальный, алхимик над чем только не работал.

— Философский камень! — заявил счастливый средневековый учёный.