Медуза

Глава третья

– Что случилось?

– Ничего не работает.

– Что ты имеешь в виду?

– Всё.

– Выражайся яснее…

– Телевизоры, мобильные, интернет – здесь мир, кажется, провалился в ад.

– Вернусь завтра.

– Зачем? Что ты понимаешь в телевизорах, мобильных или интернете? Всё, что ты делаешь – это нажимаешь кнопки, включая их, и ругаешься на их создателей, когда что-то идёт не так.

– Это очень верно…

– Ну, наслаждайся отпуском, потому что я справлюсь с Висентой; я просто хотела предупредить тебя, чтобы ты не волновался, если я не отвечу на звонки.

– Честно говоря, я уже начинал беспокоиться.

– Нет причин для этого. Как там рыбы?

– Какие рыбы…? В этом чёртовом море уже не осталось рыбы. Как идёт перевод?

– Медленно, но верно.

– Я до сих пор не понимаю, как ты можешь разбирать этот чертов алфавит. Ладно, я отключаюсь, у меня садится батарея. Люблю тебя!

– Я тоже.

Он повесил трубку, так и не упомянув о происшествии во время шторма, потому что, в конце концов, Клаудия всё равно не разбиралась в ожогах, а он не хотел омрачать ей заслуженные дни отдыха. Она была красивой и умной женщиной, которая отказалась от мирской жизни, согласившись провести большую часть года в уединённом доме в горах, где могла разговаривать только с мужем или Висентой, так что каждый день, который она могла провести у моря, на солнце и пляжных вечеринках, был для неё заслуженной наградой.

Что касается деликатной темы возможных измен, происходящих скорее из-за расстояния, чем из истинного желания завести роман на стороне, то этот вопрос никогда не поднимался в их разговорах, даже в самых личных. Они изначально договорились, что ревность – это бесполезный и обременительный багаж, если собираешься совершить приятное путешествие длиною в одну-единственную жизнь, никогда не зная, насколько долгой или короткой она окажется.

«Один раз – не повод для беспокойства, из него даже кирпич не сделать, а чтобы построить дом, нужно много кирпичей».

Эта нахальная фраза какого-то автора, чьё имя, к сожалению, он не помнил, стала для него своего рода жизненным принципом, хотя он понимал, что иногда одна случайная интрижка могла стать динамитной шашкой, взрывающей фундамент, казавшийся незыблемым.

К счастью, принцы, которые квакают во время оргазма, встречались нечасто. Случайные любовники обычно были скорее незаметными, чем разрушительными, и всем было известно, что измены похожи на грибы – когда им захочется, они прорастают сами по себе, без чьего-либо участия.

Он спал плохо, проснулся рано, как обычно, так как любил начинать день с долгих прогулок по горам, и обнаружил, что телевизор в отеле всё ещё работал так же странно, как и накануне. Полчаса спустя он уже стоял у входа в супермаркет, как раз в момент его открытия.

Он хотел купить всё необходимое на случай, если электричество не вернётся ещё долго. Кроме того, он подозревал, что хаос, который царил вчера, вызовет волну панической скупки продуктов у тех, кто всегда ждёт загадочных космических сигналов, предвещающих апокалипсис.

Он поздравил себя с предусмотрительностью, потому что вскоре магазин заполнился народом, и сотрудники едва успевали обслуживать покупателей. Начались споры из-за сахара, масла и кофе.

Полки с DVD-дисками, на которых обычно лежали старые фильмы, никому не нужные в обычные дни, теперь почти опустели – покупатели хватали их, утверждая, что если телевизоры не показывают, то хотя бы можно будет что-то посмотреть.

Он выбрался из переполненного магазина, как будто бежал из ада, поклявшись больше туда не возвращаться, даже если умрёт с голоду. Затем ему пришлось отстоять длинную очередь за бензином, и только когда он увидел вдали высокую трубу своего дома, которую так любил топить в холодные зимние вечера, он смог вздохнуть с облегчением.

Там его ждали безрассудная королева, жабий принц и десятки тысяч героев из множества книг, которые он переводил. Некоторые из них, казалось, решили остаться с ним, ведь это было место, где они могли беспрепятственно существовать, будь то персонажи Хемингуэя или Толстого.

В момент парковки он с сожалением отметил, что Клаудия не ждала его, и был вынужден довольствоваться внушительной фигурой Викенты, которая вышла из кухни, вытирая руки, готовая разгрузить машину в одиночку, при этом комментируя:

– Моя дочь не перестает плакать, клянясь, что я испортила ей мобильный. Ну и скандал она устроила!

– Он не сломан, у всех в деревне такая же проблема. Кажется, это какая-то поломка на передатчике, который отправляет сигнал в долину.

– Ну хоть так! А то уже требовала, чтобы я купила ей новый. Вы смогли поговорить с сеньорой?

– Только по стационарному телефону в отеле.

– Уверена, что вы не рассказали ей, что вас чуть молнией не «электрошарахнуло»…

– А что бы это дало? Как вы сами сказали, я и так выгляжу как Христос после распятия, а этот проклятый бальзам хоть и помогает, но воняет дьявольски. Представьте ее лицо, если бы она узнала об этом, находясь на пляже, где разгуливают десятки мускулистых парней!

– Да с вами просто слов нет… Но мне не положено осуждать. Хотя моя мать всегда давала один совет, которому я следую неукоснительно: «Лучше убирать чужие дома и начищать член собственного мужа, чем убирать свой дом и начищать чужие члены».

– Вульгарно, но весьма выразительно.

– В нашей семье так принято. Кстати, мой двоюродный брат, который работает в электрокомпании, сказал, что без света мы проведем пару дней.

– А телефон?

– Нем как мой шурин.

– Я не знал, что у вас немой шурин.

– И нет. Он мертв. Хотя, если подумать, разница небольшая – он и при жизни только ворчал.

Он был слишком вымотан, чтобы продолжать этот бессмысленный разговор, поэтому отправился отдыхать и проспал до тех пор, пока эта неугомонная женщина не пришла сообщить, что пора ужинать.

– Что вы все еще здесь делаете?

– Я решила остаться ухаживать за вами, а заодно избежать дойки.

Это было весьма кстати, хотя ему бы не помешало побыть в одиночестве, ведь он был человеком, для которого уединение стало почти пороком.

После ужина он с удовольствием работал при свечах. В соответствии с семейной традицией переводы он делал вручную – на листах кремового цвета, крупным, четким и разреженным почерком, не записывая ни одной фразы, пока не был уверен в ее точности.

Его родители всегда сопротивлялись использованию пишущих машинок, потому что, по их мнению, клавиши провоцировали поспешность, вынуждая делать утомительные исправления. Ручной труд превращал текст в нечто почти ремесленное – именно так, как и должен выглядеть блестящий перевод. И благодаря их обеспеченности они могли позволить себе роскошь не брать в работу тексты, которые не казались им по-настоящему совершенными.

Для них перевод был не средством заработка, а удовольствием, позволяющим расширять границы знаний, поддерживать пытливый ум и тренировать память в постоянном поиске нужного слова, словно крошечной детали в гигантском пазле.

– Чтение обогащает… Хороший перевод увеличивает это богатство.

От хороших родителей – хорошие дети; от хороших учителей – хорошие ученики; от хороших родителей-учителей – хорошие дети-ученики. Но он часто сожалел о том, что ему привили такую перфекционистскую натуру, ведь это мешало ему пуститься в приключение и попытаться писать самому, позволяя воображению развернуться в полную силу.

А лучшая книга без капли фантазии – как лучшее блюдо без щепотки соли.

Ближе к полуночи комната вдруг призрачно осветилась, заставив его вздрогнуть, и вскоре раздался гром – гроза разразилась снова, без всякого предупреждения. Десятки молний без дождя прорезали небо над вершинами гор, и, хотя они били далеко, его охватила почти невыносимая тревога – казалось, что они ищут именно его.

К счастью, гроза вскоре удалилась, но руки у него продолжали дрожать так сильно, что он не мог удержать перо. Будто им овладели иррациональные предчувствия, совершенно чуждые его обычно рациональному взгляду на жизнь.

Он начал сожалеть, что не попросил Клаудию вернуться – не для ухода за ним, а потому что понял: ему нужен собеседник, которому можно доверить свои тревоги. Ведь Клаудия всегда была невероятно прагматичной, так же, как и он, далекая от нелепых эксцентричностей без рационального обоснования. Кроме того, у нее был критический ум и ясное мышление, позволяющие анализировать самые сложные темы без излишних эмоций.

Они познакомились на Франкфуртской книжной ярмарке, во время цикла лекций о жизни и творчестве Альберто Моравиа – писателя, к которому оба испытывали особое восхищение. Уже через несколько часов после знакомства они ужинали вместе и спорили, что лучше – Чочара или Равнодушные.

Клаудия обожала, как Моравиа без прикрас показывал пороки и добродетели своих соотечественников, тогда как его привлекала сложная простота, с которой он развивал свои острые темы.

– Он как спокойная река, извивающаяся среди песчаных дюн, но внезапно обрушивающаяся с яростью, чтобы затем снова задремать в следующем абзаце. Однажды я напишу так же, как он.

Но этот день так и не наступил, и, похоже, никогда не наступит, потому что пытаться писать, как Моравия, было все равно что стремиться покорить Эверест, не сумев даже взобраться на Монте-Пердидо.

Однако не стоило слишком требовать от судьбы: если итальянский писатель и не помог ему писать лучше, то, по крайней мере, способствовал тому, что у него появилась прекрасная жена.

Он заснул, вспоминая выдающуюся роль, которую София Лорен сыграла в экранизации Чочары, а разбудила его Висента, объявив, что наконец-то пришел техник из телефонной компании, который, судя по всему, принес как хорошие, так и плохие новости.

– Предполагается, что в течение пары часов устранят электрическую аварию, из-за которой вышла из строя вспомогательная станция, так что, надеюсь, завтра удастся восстановить и телефонную связь. Но боюсь, что мобильный, телевидение и интернет по-прежнему не будут работать.

– И почему?

– Кажется, хотя никто не уверен, что высоковольтный кабель упал на основание ретрансляционной вышки и вызвал цепь помех.

– И сколько это продлится?

– Если скажу, совру, потому что прислали дюжину специалистов с кучей всяких приборов, но, похоже, они сами не понимают, в чем дело.

– Интригующе.

– Еще бы! Говорят, что в сберкассу нашего городка поступил перевод почти на сто миллионов, которые болтались в киберпространстве в поисках владельца, но уже через полчаса они улетели в другую галактику.

Она предложила ему позавтракать, и пока они наслаждались яичницей с ветчиной и крепким кофе, который готовила Висента, он попытался выяснить у техника его личное мнение об этой странной аварии.

– Возможно, внезапный разряд высокого напряжения ударил по основанию огромной спутниковой антенны, вызвав ультразвуковую волну, которая отразилась от одного из множества телекоммуникационных спутников, вращающихся над нашими головами, а затем вернулась обратно… Но учтите, это всего лишь одна из множества небылиц, которые я слышал, в то время как другие уверяют, что это диверсия.

– И кто мог бы спланировать диверсию так, чтобы воспользоваться грозой и добиться того, чтобы высоковольтный кабель упал на основание ретранслятора?

– Думаю, кто-то из тех политиков, которые умудряются выигрывать в лотерею семь раз подряд, чтобы оправдать свои доходы. Вряд ли это саботаж или обычная поломка. По-моему, проблема в том, что мы зашли слишком далеко в развитии технологий, которые пока не в силах контролировать, и в конечном итоге это нас погубит.

– Ну, меня это уже подкосило, потому что мне нужно срочно отправить издателю почти сто страниц перевода, а без сканера и интернета я пропал.

– Тогда представьте, каково мне, когда я вынужден колесить по этим дорогам, пытаясь определить границы катастрофы с помощью обычного радио. Если не ловлю ни одной станции – значит, я все еще в зоне помех; если слышу сигнал – значит, я за пределами зоны.

– И какой радиус ты определил?

– Пока что около десяти километров, но не могу сказать точно, потому что в горах эффект ослабевает, а на равнинах ситуация гораздо хуже.

– Должно быть наоборот. Обычно радио лучше ловит в открытой местности.

– Должно быть, но, похоже, в этом случае все идет наперекор. Начинаю верить, что моя тетя Марта права, и тут замешаны камаррупы.

– Кто такие камаррупы?

– Что-то вроде гномов, но с очень скверным характером. Они развлекаются тем, что мешают людям жить: прячут ключи, когда вы спешите, выбивают пробки, когда смотрите телевизор, или спускают шины в самый холодный день.

– Думаю, у нас в доме один такой…

– Не называйте его вслух!

Эти причудливые объяснения ничуть не проясняли ситуацию, но через два часа свет действительно появился, а на следующий день заработал телефон.

Все вроде бы начало приходить в норму, но когда он наконец дозвонился до директора сберкассы, у него екнуло сердце:

– Здесь ничего не изменилось, так что нет смысла приезжать за наличными – их нет. И помни, что я тебе говорил про кирпичи.

Это был, без сомнения, хороший друг, который старался предупредить его о возможной опасности, не ставя себя под удар. Поэтому уже через пятнадцать минут он был вымыт, выбрит, одет и готов отправляться в путь.

– Куда это вы с такой поспешностью?

– В город.

– Если вы едете в город, значит, что-то случилось. Есть проблемы?

– Могут быть.

Женщина склонила голову набок, чтобы посмотреть на него искоса, и с легкой насмешкой заметила:

– Боюсь, вы становитесь ипохондриком.

– Я не к врачу еду, а за деньгами, потому что в Позовьехо их больше нет.

– В таком случае привезите мне что-нибудь, потому что Сеферино получил чек, который не смог обналичить. Когда он предъявил его владельцу супермаркета, тот предложил оплатить сыр консервами. Представьте себе!

– Если этот проклятый ретранслятор не починят, нас и правда унесет нечистая сила.

По дороге в город, который он терпеть не мог за его бездушность, грязь и зловоние, он вынужден был признать, что Висента снова была права: землетрясение максимальной силы не нанесло бы Позовьехо такого ущерба, как эта, казалось бы, незначительная авария.

Жертв не было, здания стояли на месте, но словно сдвинулись их основания, стены покрылись трещинами, а крыши начали пропускать воду, затопляя все вокруг.

Этот тихий и почти идиллический уголок, за века не претерпевший других изменений, кроме появления небольшого римского акведука, древней романской церкви и покрытой мхом часовни с мощами средневекового святого, в считаные минуты изменился сильнее, чем за две тысячи лет своей истории.

И все это – невидимо, бесшумно и необъяснимо.

А навстречу ему раскинулась отвратительная и претенциозная столица – полная противоположность уютному городку: унылая, уродливая, вся из бетона, с таким безжизненным видом, что к девяти вечера на улицах не оставалось ни души, даже собачника с питомцем.

Обычно он ездил осторожно, но, боясь не успеть в банк, допустил пару опрометчивых маневров – отчасти из-за того, что с момента инцидента не мог ни на чем сосредоточиться. Его мысли словно парили в пустоте, в пространстве без цели, где звучали бесконечные голоса на бесчисленных языках.

Он взглянул на часы, еще сильнее надавил на газ, едва избежал столкновения с бездушным автобусом, который вел себя как полноправный хозяин дороги, и успел припарковаться за несколько минут до двух.

В тот момент просторное помещение больше походило не на банковский филиал, а на сумасшедший дом, где пациентами были не люди, а компьютеры, телевизоры и мобильные телефоны. Кто-то истерически кричал:

– Нас заразили! Этот проклятый городок подкинул нам свой вирус!..

Ему пришлось подождать, пока взбешенный сотрудник успокоится, чтобы спросить:

– Когда это случилось?

– Около десяти минут назад.