Медуза

Глава вторая

Им потребовалось ещё два дня, прежде чем они почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы без тревоги преодолеть тридцать пять дьявольских поворотов этой проклятой дороги. А когда он наконец решился, ехал так медленно, что потратил на полчаса больше, чем обычно.

Увидев первые дома Позовьехо, он остановил машину на обочине и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. После всей жизни, проведённой в разъездах по этому маршруту без малейших проблем, он впервые почувствовал себя плохо и испытал тошноту.

Он позволил себе заслуженный отдых, в течение которого задумался: возможно, происшествие оставило последствия, способные повлечь за собой непредсказуемые последствия. Если ушибы и ожоги затронули внутренние органы, лучше было бы узнать об этом как можно скорее.

Раньше он всегда избегал врачей, оправдываясь тем, что запах больниц его выматывает, а один лишь вид белого или зелёного халата повергает в уныние. Однако со временем взгляды его, казалось, изменились, и он начал опасаться, что его пресловутое «железное здоровье» дало серьёзную трещину. Он ощущал, что внутренние механизмы его тела остались целыми, но будто разболтались.

Спустя некоторое время у него заурчало в животе, и он вспомнил, что почти не завтракал. Он снова тронулся в путь и направился в уютное кафе, где обычно останавливался, спускаясь в город. Там всегда было чисто, обслуживание – отличным, а кофе с хрустящими чуррос – отменными.

Однако в этот раз полная добродушная официантка, которая его обслуживала, выглядела нервной и раздражённой.

Кофе был разбавленным, чуррос – липкими, но когда он поднял руку, намереваясь пожаловаться, то заметил, что и официантка, и множество посетителей беспрестанно тараторили по своим мобильным телефонам. Их жесты были почти судорожными, некоторые повышали голос, злились, ругались на собеседников и даже проклинали «чёртовы аппараты», которые подвели их в самый неподходящий момент.

– Что происходит?

Старик, читавший газету за соседним столиком, с явной иронией указал на нескольких посетителей:

– Видимо, что-то сломалось, и звонки перемешались. Вот этот пытается дозвониться до жены, а попадает в мясную лавку в Мурсии, а тому уже три раза звонили из Бильбао, где он никого не знает. С ума сходят!

– Говорят, всему виной буря…

– Какая буря?

– Субботняя.

– Я и не знал, что была буря.

– А она была.

Старик посмотрел на него с сомнением, пожал плечами и снова спрятался за газетой, как бы ставя точку в этом разговоре.

– Если вы так говорите…

Единственное, что он смог выяснить, – это то, что, как всегда, первая страница газеты была посвящена политической коррупции во всех её проявлениях, число которых, казалось, становилось бесконечным. А ещё – что некая французская команда предложила почти четыреста миллионов евро за тощего футболиста, что означало чудовищные шесть миллионов за килограмм.

Впервые он покинул это заведение раздражённым и недовольным, размышляя, как так вышло, что чем серьёзнее становился кризис, тем меньше людей заботились о том, чтобы хорошо делать свою работу. Будто все уже заранее чувствовали себя побеждёнными, понимая, что, сколько бы они ни старались, не смогут вырваться вперёд. Политики и предприниматели сплели паутину, в которой каждый был обречён оставаться на месте или даже катиться назад, да ещё и благодарить за это.

На улицах толпились люди, стоявшие на углах или у дверей и кричавшие в трубки, будто в пустоту. Его поразило, что даже городской полицейский делал то же самое, рискуя быть сбитым невнимательным водителем.

Он направился к местному отделению банка, где большинство сотрудников сбивчиво метались туда-сюда: мобильная связь не работала, и интернет тоже. Компьютеры пришлось отключить, потому что на экране внезапно могла появиться либо фотография обнажённой женщины, либо распоряжение перевести десять миллионов на неизвестный счёт.

Директор, которого он знал с детства, схватился за голову и чуть не плакал, пока проводил его в кабинет:

– Я ничего не понимаю! Если бы я зазевался, у сотни клиентов просто опустели бы счета. Чего тебе?

– Деньги.

– Сколько?

– Пять тысяч евро… Раз уж я выбрался в город!

– Забирай двадцать тысяч.

– С чего вдруг?

– Ты всегда мне доверял, так?

– Конечно!

– Тогда послушайся меня. Мне больно терять хорошего друга и клиента, но то, что сейчас происходит, выходит за рамки разумного. И, вдобавок ко всему, я получил распоряжения, которые идут вразрез с моими принципами, но ослушаться я не могу, если не хочу остаться без работы. Никогда не думал, что скажу это, но, пожалуй, самое безопасное место для твоих денег – это кирпич под кроватью.

– Ты меня пугаешь.

– Страх – штука заразная. Позавчера мне пришёл приказ об аресте твоего имущества на семьсот евро – якобы ты не снял с учёта машину, которой не пользовался уже пятнадцать лет. Я пытался связаться с тобой, но твой телефон не работал, так что я велел заплатить, чтобы не было дополнительных штрафов.

– Понятия не имею, о чём ты.

– Я так и думал. Но такие истории – с нелепыми штрафами и явно злонамеренными взысканиями – приходят каждый день. Так что возьми деньги и выкручивайся, пока эта «циклогенезис аморальности» хоть немного не утихнет.

– Это создаст мне массу проблем.

– У тебя будет куда больше проблем, если однажды утром ты обнаружишь, что твои сбережения превратились в «привилегированные акции» или другие сомнительные финансовые продукты, которые доведут тебя до разорения. Не все в этом бизнесе такие совестливые, как я.

Выйдя на улицу, он чувствовал не только дискомфорт из-за того, что носил при себе двадцать тысяч евро, распиханных по карманам, но и тревогу. Он осознал, что над его деньгами уже кружат стервятники.

Если «конфиденциальная информация», которую он только что получил, заслуживала доверия – а он был уверен, что так оно и есть, – то в любой момент он мог оказаться среди тех несчастных, что ежедневно мелькали в новостях, требуя вернуть им их сбережения. И он вовсе не считал себя менее умным, чем те, кто учился в дорогих университетах, осваивая искусство присваивания чужого добра в сотрудничестве с политиками, которые, возможно, были неграмотны, но явно преследовали те же цели.

Он ушёл обедать, размышляя о том, как избежать ограбления, но не придумал ни одной системы, которая превзошла бы эту простую концепцию:

«Самое безопасное место для твоих денег – под кирпичом».

В его старом фамильном особняке кирпичей было в изобилии, но эта элементарная идея противоречила всему, что ему внушали с детства.

Эта новая концепция, связанная с метеорологией – «циклогенезис аморальности» – заставляла его думать, что огромный корабль, на котором все плыли, начинал тонуть не из-за шторма, а потому, что капитан и его офицеры намеренно проделали в нём пробоины, зная, что только у них был доступ к спасательным шлюпкам. Они собирались доплыть до райского острова и спокойно наблюдать оттуда, как пассажиры тонут.

Будь они прокляты!

У него не было сил возвращаться в дом, где даже не было света, поэтому он решил остановиться в небольшом отеле, в котором они обычно ночевали, когда Клаудия не хотела ночью ехать по опасной и всё более запущенной дороге. Её не ремонтировали уже много лет, и риск сорваться в пропасть только увеличивался.

Телевизор в его номере не работал – точнее, работал с помехами, беспрерывно перескакивая с одного канала на другой: вдруг начинался детский фильм, затем его сменяла викторина, а следом – новостной выпуск на шведском языке.

Он пожаловался на ресепшн, но там ответили, что то же самое происходит во всех номерах и даже во всём городке.

Он подключил телефон к зарядке, хоть и знал, что пользоваться им не сможет, но хотя бы смог восстановить и записать номера, которые хранил в памяти. Это оказалось особенно утомительным, так как символы на экране были испорчены и не позволяли нормально набрать номер Клаудии. Ему ответил её автоответчик, и он оставил сообщение с просьбой перезвонить в номер 212.

На улице темнело. За окном виднелся лишь пустынный сад. Делать было нечего, а книги он с собой не взял, поэтому решил пойти в кино.

Насколько он помнил, зал обычно был почти пустым, но на этот раз очередь тянулась до угла. Видимо, все жители Позовьехо столкнулись с той же «телевизионной» проблемой.

В кинотеатре было три зала, но тот, в котором шёл фильм, который он хотел посмотреть, быстро заполнился. Пришлось довольствоваться другой, довольно посредственной картиной, которая, впрочем, хотя бы его развеселила.

Вернувшись в отель, он обнаружил сообщение от Клаудии: она напишет ему снова ближе к полуночи. После этого он поужинал в неожиданно переполненном ресторане неподалёку, а поскольку телевизор в номере всё ещё работал с перебоями, он снова отправился в кино – на фильм, который действительно хотел посмотреть.

Ожидая начала сеанса, он вдруг осознал, что никогда прежде не ходил в кино дважды за день. Вероятно, то же самое происходило и со многими другими зрителями. Поломка телевизоров заставила людей выйти из дома.

Фильм оказался отличным – с великолепным звуком и потрясающими пейзажами, которые раскрывались во всей своей красе. Он вышел из зала полностью довольным. До полуночи оставалось ещё полчаса, и, поскольку было тепло, он решил выпить бокал вина на оживлённой террасе.

Посетители разговаривали между столиками, и большинство бесед сводилось к негодованию по поводу «проклятой технологии», которая сделала людей пленниками собственных устройств, несмотря на кажущуюся свободу передвижения.

– Как думаете, долго это продлится?

Он обернулся и увидел пожилую женщину за соседним столиком. Её муж, судя по всему, давно устал слушать её жалобы.

– Если хотите знать правду, я не знаю.

– А кто знает?

– Предполагаю, что техники.

– Ну, если мы должны надеяться на техников из нашего городка, то нам крышка. Они чинили мою стиральную машину три дня.

– Вам ещё повезло.

– Ваше лицо мне знакомо… Вы ведь здесь не живёте?

– Более или менее… Я из Лас-Игуэрас.

– Ах, вот оно что! Теперь вспомнила! Вы сын той очаровательной и элегантной англичанки…

– Немки.

– Точно! Немки. Мы иногда пересекались в парикмахерской. Я очень сожалела о её смерти.

– Спасибо.

– А ваш отец – настоящий джентльмен… Как он поживает?

– Он тоже умер.

– Мне жаль…

Её муж, знавший супругу, очевидно, слишком хорошо, счёл своим долгом прийти на помощь собеседнику.

– Оставь в покое этого господина, дорогая… Он никого не трогает.

– Мы просто разговариваем!

– Ты говоришь, а он только отвечает. А теперь пора домой – начинается мой сериал.

– Какой ещё сериал?! Сегодня у тебя ничего нет, потому что телевизоры сошли с ума! Они-то и управляют людьми. Особенно тобой.

Бедняга замер на мгновение, раздумывая, уходить или сесть обратно. В конце концов он лишь пожал плечами, словно признавая, что на этот раз жена права, вытащил пачку сигарет и сказал:

– Зато здесь можно курить. Хотите?

– Нет, спасибо.

Он закурил, несмотря на осуждающий взгляд супруги, и, затягиваясь, спросил:

– А чем вы занимаетесь, живя в такой глуши?

– Продолжаю семейный бизнес.

– Сыры?..

– Переводы.

Женщина легонько отодвинула мужа рукой, словно напоминая, что разговор начала она, а значит, и вести его должна тоже.

– Переводы? С какого языка?

– Английского, французского, итальянского, немецкого и русского.

– Вы говорите на пяти языках…?

– На шести, если считать испанский.

– То есть вы… полигам?

Он не осмелился её исправить, указывая, что на самом деле он полиглот, а не полигам, но в этом и не было необходимости – она тут же добавила:

– И как вам это удалось?

– Учёбой. Хотя очень помогает, когда у тебя мать – немка, дед – англичанин, другой дед – русский, а жена – итальянка. А теперь прошу извинить меня, мне нужно вернуться в отель, я жду звонка.

– А почему вам не звонят на мобильный…?

Её муж воспользовался моментом, чтобы отомстить, и, пытаясь комично пародировать её манеру говорить, пропищал:

– Как ему могут позвонить на мобильный, если мобильники не работают и управляют жизнью людей?

– Особенно твоей.

– Болтун…!

Возвращаясь в отель, он невольно улыбался, вспоминая этот колоритный разговор, осознавая, что уже много лет почти не общался с незнакомцами, а за этот день сделал это дважды – как и с походом в кино.

Думая об этом, он признал, что превратился в своего рода отшельника, запертого в огромном кабинете, заваленном книгами. Со временем он стал страстным поклонником письменного слова, пренебрегая устной речью.

Да, он владел шестью языками, но ещё больше ему нравилось разбирать и переносить на бумагу точный смысл того, что автор пытался выразить на своём родном языке.

Иногда ему казалось, что он живёт, разгадывая гигантский кроссворд, в котором важно не только понимать, что хотели сказать другие, но и передавать это с предельной ясностью на другом языке.

Родители привили ему любовь к труду, выполненному с дотошной скрупулёзностью, с уважением к чужим идеям, не добавляя своих. Как гласит старинная заповедь хорошего переводчика:

«Если у тебя есть свои идеи – пиши свои книги».

У него действительно были свои идеи, некоторые даже блестящие, учитывая широту его кругозора, но он никогда не мог выразить их ясно ни на одном из языков, которыми владел.

Он знал слова, миллионы слов, и его профессией было грамотно выстраивать фразы – что он прекрасно делал при переводе, но, когда нужно было передать мысли из головы на бумагу, всё выходило ужасно.

Будто между мозгом и рукой отсутствовала связь – чёткие изначально концепции теряли ясность, смешивались в хаотичном порядке, а порой выглядели так, будто были напечатаны вовсе на другом алфавите.

Клаудия часто говорила, что его проблема в том, что, работая с текстами великих авторов, он невольно принижает качество своих собственных.

Лёжа на неудобной кровати в отеле и ожидая звонка, он невольно вспомнил историю, над которой работал в последнее время. Она действительно его увлекла.

Это была оригинальная интерпретация сказки о королеве, поцеловавшей жабу, которая превратилась в прекрасного принца, за которого она вышла замуж. Но в этот раз автор добавил неожиданный элемент:

Из-за прошлых сексуальных переживаний в облике жабы, во время оргазма король начинал отчаянно квакать, возбуждая всех лягушек в округе, которые не умолкали до самого рассвета.

Из-за этого оглушительного концерта его несчастные подданные не могли сомкнуть глаз, а наутро оказывались совершенно неработоспособными.

Ко всему прочему, они испытывали стыд, ведь их некогда невинная и целомудренная королева ночи напролёт предавалась бурным утехам.

Теперь они видели в её супруге не прекрасного принца, а отвратительного выскочку, который, по слухам, ел кузнечиков и совершал огромные прыжки.

Пользуясь этим недовольством, жестокий и коварный правитель соседнего королевства решил свергнуть королеву и присоединить её земли.

Но вместо того чтобы внять мольбам своих советников и отказаться от объятий своего чересчур страстного и чересчур громкого мужа, она предпочла бежать с ним в далёкое зловонное болото, оставив свой народ в отчаянии, унижении и рабстве.

История заканчивалась тем, что кокетливая лягушка целовала принца, он снова превращался в жабу и бросал королеву на произвол судьбы, оставляя её нищей бродяжкой, к которой никто не испытывал ни малейшего сострадания.

Простая по своей сути, эта история была пронизана тончайшими нюансами, раскрывавшими глубины человеческой души и природу страстей, что делало её крайне сложной для перевода.

Особенно, если учитывать, что её автор родился в "Болотной Земле" – так монголы, похоже, называли Сибирь.

Писатель, выросший в сердце ледяной тундры, обладал особым чувством юмора, неразрывно сплетённым с трагедией, что было трудно передать людям, привыкшим к жизни под ярким солнцем.

Сохранить эту тончайшую связь между двумя такими разными мирами – вот что его по-настоящему завораживало в профессии переводчика.