Мечта

16

Как Андрей ни старался, он не мог её игнорировать точно так же, как и прорывающиеся сквозь тучи солнечные лучи. Но он, как минимум, пытался это сделать, пока восемь сотен солдат новой армии Николая медленно собирались к командному центру. Далеко не все лица были ему знакомы. Спартански обставленное помещение, в котором, кроме необъятного голосто-ла, находились лишь несколько терминалов и ковровое покрытие из полимиомерных волокон – настолько заряженных, что они стали тверже металла – напоминало ему, скорее, загон для скота, чем военный штаб. Стадо? Нет, это неправильная ассоциация. Зоопарк. Я должен был это предвидеть. Должен… В этом списке было так много всего…

– Что ты сказал?

Мысли отскочили от него, словно аэрокосмический истребитель, под неправильным углом вошедший в атмосферу.

Он попытался ни о чем не думать, но её голос разбивал любую концентрацию. Она была сияющим солнцем, уничтожающим бесконечную серую облачную муть, пока беспощадно синее небо не оставит места для тени. Он напоминал сам себе инфузорию под микроскопом.

– То же, что и всегда, – ответил он, не оборачиваясь.

– Здесь? – это прозвучало возмущенно. Словно он пригрозил справить малую нужду прямо на алтарь самой большой из церквей Эдема.

Ах, да, конечно же… Церковь Эдема была снесена. В конце концов, она ведь мешала постройке центральной площади легендарной Катюша-сити, не правда ли, Никки? Сарказм этой мысли угрожал бросить его в пучину горечи, из которой он с таким трудом пытался выбраться.

И ты обещал выстроить новую церковь, прекраснее, чем какая-либо другая, как мне сказал Уиндхэм, не правда ли? Хотя погоди, не так. Ты этого не обещал. Это обещала Дженнифер. А я, скорее, добровольно проведу остаток жизни на каменоломне, чем поверю какому-либо из её обещаний. Значит, ты и дальше будешь затягивать это дело. В конце концов, средств

не хватает, ay тебя и так полно работы с постройкой жилья для всех беженцев, правда? Я имею в виду – ты ведь располагаешь лишь ограниченным количеством материалов и людей, а в данный момент инфраструктура обладает абсолютным приоритетом… и, конечно же, защита против возможных нападений с миров Пентагона. Об этом тоже нельзя забывать.

Ты никогда не построишь церковь, Никки. Потому что в твоем обществе нет места для религии. Никакого места. У нас должен быть лишь один Бог. И этот Бог – ты, ведь так, Никки? О, конечно же, если задать тебе прямой вопрос, ты ответишь, что наш Бог вытесан теперь из камня, имеет двенадцать метров высоты и стоит на центральной площади. При нужде ты зайдешь даже так далеко, что станешь утверждать, что сам ты – не более, чем рупор, пусть другие и называют тебя пророком. Но разве может пророк не слушать, когда его Бог говорит с ним? Ты не принимаешь ничьих советов. Старые боги нашего отца мертвы и ты хочешь создать человечество по своему образу и подобию.

Но что ты взял за пример, Никки? Что это еще за кланы такие?

– Андрей.

Звук этого голоса нанес ему почти физический удар, вырвал его из бесконечной, постоянно вращающейся мысленной спирали.

Он сжался, повернулся и наткнулся на взгляд Даны. Эти огромные зеркала души… в которых он сейчас видел тень. Дело было не в том, что она могла сказать. Скорее всего, она этого вообще не осознавала. Но эти глаза, так полно отражающие его душу, были подернуты туманом. Легкое, влажное облако, лишающее его образ полноты.

Отражение нашей связи.

Он подавил глубокий вздох, провел пальцами по волосам, которые, как ему казалось, в последнее время поредели – результат нервного напряжения или он это себе только напридумы-вал? – и пошевелил мускулами лица, разгоняя кровь в застывших губах.

– Что?

– Я как раз об этом и говорю, Андрей. Ты меня больше не слушаешь.

А ты меня не слушала вообще никогда. Ты не хотела со мной разговаривать даже тогда, когда Никки держал свою великую речь.

– Я просто устал. Долгие часы занятий и маневров. Все ускоряющаяся подготовка кадетов к первым испытаниям. Это все утомляет.

Она смерила его скептическим взглядом.

– Мы все утомлены. Какое ты имеешь право так говорить, да еще здесь, в его присутствии?

Он отвел взгляд и стал оглядывать толпу, мускулы его живота напряглись. Ты не могла произнести «его» ещё подобострастнее, Дана? Мы дали себя увлечь мечте Никки, но я никогда не подумал бы, что ты станешь следовать ему так слепо. Так верноподданно.

– Андрей, – сказала она.

На некотором расстоянии от них он заметил Карсона и они коротко кивнули друг другу. Потом его друг вернулся к разговору с одним из своих командиров полков, который стоял рядом. Андрей использовал этот момент, чтобы опять отгородиться от голоса Даны. Его звук напоминал мягкие обертоны её речи той ночью, когда они соединились впервые. Этого тембра он не слышал уже очень давно.

Он стал искать другие знакомые лица. Кое-кого он не видел уже многие месяцы. Уиндхэм и Сайнце. Сандра Цзэн и Ханс Йоргенссон – как обычно, они стояли рядом. Его взгляд прошелся по ним и устремился дальше. Они постоянно напоминали ему о «Принце Евгении».

Карен Нагасава. Джон Флетчер общался со Стивеном Маккенной. Сэмюэл Хельмер, когда-то, давным-давно – его ученик, теперь уже совсем взрослый, стоял рядом с Элизабет Хазен. Его взгляд опять отпрыгнул от них и поспешил далее – Андрей страшился воспоминаний, стремившихся овладеть его сознанием.

В тот самый момент, когда он уже вынужденно собирался вновь повернуться, чтобы не спровоцировать очередной конфликт, с которым, возможно, не сумел бы справиться, неожиданное волнение у входа спасло его от этой необходимости. Большинство присутствующих столпи-

лись возле одного из последних вошедших.

В помещении появился генерал Абсалом Трэскотт. Неважно, насколько сильно Никки перестроил свои войска – Трэскотт оставался генералом. Тяжелый взгляд и строгое лицо озирали собравшихся, срывая со всех маски и заглядывая в самое нутро.

Он наблюдал, как генерал Трэскотт промаршировал на середину командного центра. Он миновал Карсона едва ли не с презрительной миной. Андрей застыл, увидев, как Карсон отвел взгляд и уставился в пол. Хотя Николай и произвел Трэскотта в ранг командующиего генерала всех сил Второго Исхода, последний не захотел отказаться от своих притязаний на командование дивизией имени Эрвина Роммеля. При этом Карсон командовал 149-м дивизионом уже много лет. Андрей понимал, что это значит для его друга. Хотя ему иногда и удавалось при случае противостоять брату, после пары-тройки разговоров с Трэскоттом он чувствовал себя выжатым и выброшенным на обочину, словно отслужившая свое половая тряпка. Трэскотт был человеком, изучившим свое ремесло у ног великого генерала.

Тебе недостаточно своих забот, Андрей? Тебе обязательно нужно везде сунуть свой нос? Карсон доволен. Меньше всего он желает устраивать провокации. Тем более – сейчас, когда чихнуть не успеешь – окажешься на свалке. Такое давление… такое сильное давление…

Трэскотт достиг внешней стены помещения и застыл по стойке «вольно». Напряжение рас-ло. Воины короткими фразами и скупыми жестами обменивались соображениями о том, что могли означать объявления, сделанные Николаем. Андрей попытался успокоиться, но молчание Даны было громче тысячи голосов.

Наконец, появился Николай, один. Все взгляды устремились к нему. Часть присутствующих воинов пошли даже на то, чтобы снять свои знаки различия, но все они еще носили оливковую униформу Сил Обороны Звёздной Лиги.

Николай был одет в простой белый комбинезон, на воротнике которого была укреплена почему-то окрашенная красным Звезда Камерона – символ Звёздной Лиги. С того места, где стоял Андрей, было сложно разглядеть подробности, но ему показалось, что длинный луч был повернут не направо, как обычно, а вниз. Николай выглядел, как ледяная статуя в летнем лесу. Андрей с трудом оторвался от него и попытался оценить реакцию присутствующих. Он замер, увидев, что глаза всех, кто стоял вокруг, словно прикованные, взирали на их предводителя.

Нет, не на предводителя. На гуру. Он вытер вспотевшие ладони о форменные брюки, не задумываясь о возможных пятнах. Он знал: сняв эту униформу сегодня вечером, он не наденет её больше никогда. В нем волной поднималось сожаление.

Отец был субъектом культа личности, Николай. Но он никогда этого не хотел и не поддерживал. Ты его целенаправленно построил сам. Ты манипулировал событиями, пока не осталось никакой иной возможности. Но что теперь, Никки? Что произойдет, когда ты умрешь? Ни один культ не переживает смерти своего пророка.

Николай прошел сквозь толпу к цоколю, не отвечая ни на одно из многочисленных воинских приветствий, сопровождавших его по пути. Он кивнул Дженнифер Уинсон, потом повернулся и оглядел каждого воина, прежде, чем взять слово.

– Воины, – начал он тихим голосом, добиваясь полной тишины. – Я собрал вас сегодня здесь, чтобы сделать следующий шаг. Лучше, чем любые войска в истории, вы выдержали испытания, выделившие из массы эти элитные кадры. С этого момента вам больше не нужны никакие тесты, чтобы доказать право называться воинами.

Вы есть моя армия.

Он медленно прошелся по помещению, оглядывая каждого из присутствующих с дикой гордостью отца, глядящего на своих возмужавших потомков.

– Однако, – продолжил он, завершив круг, – теперь для вас также пришло время окончатель но отбросить внешность Сил Обороны Звёздной Лиги и принять новый образ. Но делаем мы это не по злобе и не из желания очернить доброе имя СОЗЛ. Мы делаем это потому, что больше нет никакой Звёздной Лиги. Мы делаем это потому, что без новой Звёздной Лиги, в рамках ко торой только и могут существовать СОЗЛ, мы принимаем новое имя и определяем новую цель.

Мы, воины, станем теперь кланами. Задачей СОЗЛ была защита Звёздной Лиги. Наша задача – вернуться на миры Пентагона и начать оттуда строительство нового общества, которое получит возможность и будет готово использовать всю свою волю, всю силу для осуществления Мечты великого генерала: в нужный момент вернуться во Внутреннюю Сферу и воссоздать Звёздную Лигу, которую они разрушили.

Энергия, сконцентрированная в помещении, буквально потрескивала в воздухе. Сила. Самоотверженно сть.

Даже Андрей ощутил мощь этого послания. Оно было усилено знанием о его брате и о том, что произойдет, если мечта Николая рассыплется в прах. Собравшиеся воины требовали от него сделать эту цель его собственной. Принять этот образ. Эту готовность следовать за их предводителем, куда бы он их ни повел.

– Мои кланы, – в конце концов, продолжал Николай, усиливая нажим, – пришло время для серии новых испытаний. Мы не будем больше проверять ваши воинские умения – их вы продемонстрировали уже сотни раз. Нет, теперь пришел час доказать вашу готовность к этой метаморфозе.

Он указал на голостол, который засветился, в то время как все остальное помещение накрыла тьма, так что Николая окутал мистический свет.

Я чувствую соблазн, Никки. Я слишком хорошо знаю, что все это срежиссировано до мельчайшей детали. Может быть, ты и веришь во все, что говоришь, но ты ничего не делаешь без планирования. Разве ты не говорил это сам? Разве ты не говоришь этого всегда? Каждое действие, каждое движение – возможность манипуляции – так же, как ты годами манипулируешь мной. Черт подери, я должен был бы давно уже к этому привыкнуть… но не привыкну никак.

– Двадцать кланов по сорок воинов в каждом. Я прослеживал ваш путь через все тесты и решил, кто из вас какому клану будет принадлежать. Каждый клан получит участок земли се вернее Катюша-сити – это пространство отныне будет называться Земля Свободы. Там, на этой новой территории, вы начнете все с начала. Вы примете животное, давшее имя вашему клану, в качестве тотема, вы свыкнитесь с ним. В процессе работы над возведением ваших клановых построек вы сделаете ваш клан единым, новым целым. И мы, все вместе, возведем централь ный большой Зал ханов. Когда мы закончим, двадцать кланов станут новым единством, боль шим, чем сумма его составляющих.

Он указал открытыми ладонями на голостол и отступил в сторону.

– Подойдите и взгляните в глаза своей судьбе.

Толпа непроизвольно качнулась вперед. Дана ухватила Андрея за руку и потащила за собой, лихорадочно торопясь отыскать свое имя.

Отвратительный, повизгивающий страх вполз в его сознание и охватил его с головы до пят. Он опять услышал рык этой проклятой кошки, осознал, что провалился. Он чувствовал, как этот провал окутывает его стыдом и знал, что это увидят все. Хуже того – это поймет Дана.

Голопроекция сияла перед ними, словно огромная белая скала, сотканная из бесконечных возможностей, распространялась во все стороны, в то время как сотни глаз обшаривали её и сотни голосов взбудораженно обсуждали общее будущее.

Рядом с ним закашлялась Дана. Он медленно обернулся, взглянул на её возбужденное лицо и протянутую руку, указывающую на её имя. Он попытался сконцентрироваться на том, что она говорит, но ничего не понял. Он смог лишь проследить за её пальцем, вытянутым в направлении доски.

Клан Койота. Хан Дана Куфалл.

Эти странные слова, как ему показалось, были чем-то вроде выжженного клейма. Он почувствовал страшное жжение, ощутил запах вонь паленого мяса. Он был словно парализован.

Наконец, ему удалось отвести глаза от голопроекции. Он увидел своего брата у цокольной стены, рядом с Джен. Несмотря на приличное расстояние и блики от голостола, из-за которых лицо Николая оказалось в тени, он мог читать в этих глазах и знал это.

– Андрей, твоего имени нет в списке.

Нет. Конечно же, нет.

– Андрей, почему твое имя не стоит в списке? Ты же здесь? – её замешательство и беспо щадный голос, так же, как и дергающая его рука, отвлекали от Николая, однако это не удалось бы сейчас никому.

Что-то ты нашел во мне такое, чем можешь гордиться, Николай. Что-то ты во мне обнаружил. И всё-таки – теперь ты отбрасываешь меня? Ты не можешь отстранить меня и замарать наше имя, но я не прошел твое испытание. Испытание, которое Джен явно прошла.

– Почему, Андрей? Почему тебя… – её голос резко оборвался, прежде чем она продолжила. Её замешательство оказалось вытеснено новым почтением.

– В этом списке также нет и Николая. Конечно. У Керенских – особое место. Теперь я понимаю…

Это было для Андрея тяжелее всего. Ему хотелось заорать во весь голос. Он уставился на своего брата полным ненависти взглядом, надеясь, что тот в конце концов поймет, чего достиг своими манипуляциями. Что он причинил Андрею – тот должен был стоять и слушать, как Дана произносит его имя. Что он сделал с нею – очередную интригу в этой бесконечной череде она объяснила милостивым жестом. Он закрыл глаза.

В помещении, полном восхищения и неприкрытого радостного ожидания нового будущего, Андрей Керенский стоял в полном одиночестве и скорбел о разбитом прошлом, о котором, похоже, тосковал лишь он один.