Меченосец

2 Ультиматум

Войска Вентимильи встали у самой границы, поля были усеяны палатками. Готфрид пробовал сосчитать, но на нескольких тысячах непременно сбивался.

В Гудермут хлынули беженцы с ужасающими рассказами — подобных зверств Нероды и тоалов в Касалифе и вообразить не могли. К чему такое злодейство? Какой в нем смысл?

Пришельцы с востока всю осень копали рвы и строили бараки. Часть вентимильской армии ушла — разведчики донесли, что многие воины миньяка на зиму вернулись к семьям. Мелочь, конечно, но обнадеживающая. Значит, люди как люди, коли ведут себя по-человечески.

Готфрид еще надеялся на союз. Мать убедила: Алер испугается объединенного Запада. С отцом же ссорился пуще прежнего. Война на носу, позвольте тренироваться! А тот отказывал еще упрямее и грубее, чем раньше.

Разочарование постигло и Анье. Сафайр запретил отсылать кого-либо подальше от опасности. «Мы в ответе за этот угол марки. Никто не сбежит — ни я, ни моя родня. Держаться здесь — наша обязанность. Война ли, мир ли — ни один житель крепости не прослывет трусом». Сказал как отрезал.

Готфрид злился, но в то же время восхищался отцовым упорством. Герои древности были так же неотступны и верны долгу!

Осень кончилась, заснежило. Вентимильцы по-прежнему стояли у границы, всего в миле от укреплений. Их присутствие все сильнее действовало на нервы. Каждый день один из тоалов, черных и жутких, усаживался у самого рубежа, уставившись на замок. Плаен говорил, что яснее намерений и не выкажешь. Бедный Касалиф.

— И где обещанные армии союза? — ворчал сафайр. — Почему на нашей стороне палаток нет?

Он послал гонцов к Долвину, тот запросил Катиш. Но король ответить не смог: вестей из Торуни не приходило.

Зима отступила. Снег растаял, оставив землю раскисшей, превратив болота в топи. Высыпали первые цветы, вернулись с юга птицы.

А в Касалифе становилось все неуютнее.

Однажды Анье примчалась со своего гнезда на стене.

— Он едет сюда! Черный всадник! — визжала она то ли от ужаса, то ли от восторга. — Он уже на нашей стороне!

Сафайр рыкнул на сержантов — затрубили тревогу, солдаты кинулись к укреплениям. Кто-то крикнул: «Сир, он один, и с белым флагом!»

Командир остановил воинов, прежде чем те развели костры под котлами с водой и облегчили без того скудный запас стрел и дротиков.

— Договориться хотят. А то ведь на все лето со мной застрянут.

Готфрид вскарабкался на стену посмотреть на всадника. Тот глянул вверх, и юноша вдруг почувствовал себя перепуганной зверушкой. В миг, когда заглянул в тоаловы глаза, он поверил во все жуткие слухи.

— Новенький, — отметила Анье. — Я думала, мы всех их перевидали.

— Это Нерода. Черный вождь, их главарь.

— Откуда знаешь?

— Простой здравый смысл. Тоалы лишены дара речи. Нерода на них похож, но все-таки сам не тоал. Раз этот хочет говорить с нами, значит, сам Нерода.

Анье показала брату язык.

Тяжелые дубовые ворота растворились, когда подъехал черный всадник.

Готфрид оглядел родной дом и ощутил себя еще беззащитнее. Касалиф, стоявший на пригорке, был маленьким, старым, непрочным. Вместо воды во рву — острые колья. И ни подъемного моста, ни надвратной башни. Стены толстые, но совсем невысокие. Если проломят, отступать некуда — разве только в маленькую центральную башню, где жила семья сафайра. Остальные ютились в хибарах, пристроенных со двора. Вояки там, за границей, наверное, посмеивались над такой крепостушкой.

Черный всадник проехал внутрь и стал за воротами. По сторонам не смотрел, словно укрепления замка его вовсе не интересовали.

Навстречу вышел сафайр в старой заржавленной броне. Выглядел он не слишком внушительно, хотя меч его был вполне под стать немалому росту.

— Невенка Нерода? — осведомился воин.

— Я говорю от имени императора всех людей. — Нерода чуть склонил голову в приветствии. — Он приказывает тебе, отложив прочие дела, без отсрочек и промедлений доставить ему меч Добендье, также именуемый Великим мечом и мечом Зухры.

Сафайр недоуменно переглянулся с Сайменом, потом с Бельтаром. Он был явно сбит с толку — как и все, слушавшие пришельца.

— О чем он? — спросила Анье у Готфрида. — Что за Великий меч?

— Наверное, тот, которым владел Турек Арант.

В Савойской марке рассказывали, что спутник Аранта, гном Тайс Рогала, спрятал клинок в Савое, но даже простодушные крестьяне этому не очень верили.

Сафайр наконец нашелся с ответом.

— Великий меч? Да это детские сказки! Его тут нет и никогда не было. А чего нет, того я отдать не могу, пусть бы очень хотел. А я и не хочу. Я б твоему императору снега зимой не дал.

Всадник чуть склонил голову.

— Дело твое. Но ты пожалеешь о своей грубости.

И уехал.

— Эй, постой! — Сафайр кинулся было за ним, но опомнился и застыл, озадаченно глядя на воинов и домочадцев.

Таким растерянным Готфрид его никогда не видел. Юноша глянул на Плаена, тот стоял поодаль с посеревшим от ужаса лицом, смотря Нероде вслед.

— Да что за черт?! — заорал сафайр. — Они удивить нас до смерти решили? Плаен, а ну сюда! Пиши-ка письмо Долвину. Дословно все, что Нерода сказал. Проси людей. Штурмовать нас будут.

Подмога явилась через четыре дня — две сотни пеших. Просто смешно по сравнению с несметными тысячами рядом, за границей. И противники явно не считали Касалиф помехой. Каждый день маршировали, упражнялись в исполнении команд, потом отдыхали. Готфрида это бесило: они что, вовсе к штурму готовиться не собираются?

Прошел месяц. Долвин прислал гонца, осведомляясь, сколько еще его люди будут сидеть без дела — они в другом месте нужны.

Затем явился Нерода и снова в тех же выражениях потребовал меч. Сафайр ответил как и в прошлый раз. Что еще он мог сделать? Как отдать то, чем не владеешь, к тому же, возможно, вовсе несуществующее?

— Император всех людей просил сказать еще кое-что: милостью своей он жалует тебе два дня. Ты можешь снасти себя и других.

— Передай ему, пусть катится в тартарары!

Готфрид отца не любил: тот все, все делал не так, как большинство взрослых. Но какой же он сильный и храбрый!

Нерода вернулся в Гревнинг. Армии Востока разом стряхнули сонное оцепенение и во время очередных упражнений двигались необыкновенно быстро, четко и слаженно. Анье была поражена, Готфрид — испуган. В замке воцарилось уныние.

На военном совете вечером Саймен выпалил:

— Мы их встретим лицом к лицу, в поле!

— Глупости! — рявкнул сафайр. — С шестью рыцарями? На одного тоала не хватит!

— Могло быть семь, — робко начал Готфрид.

— Заткнись! Если полезут, со стен отобьемся. Они за каждый фут нашей земли заплатят сторицей! А мы продержимся до помощи союзников.

К Долвину послали гонца с известием о грядущем штурме, но сафайр не слишком ожидал подмоги или хотя бы ответа. Даже вера его жены в единый Запад пошатнулась: до сих пор соседи никак себя не проявили, даже символически.

Хаген, по наущению Анье, спросил у отца:

— Может, все-таки стоит отослать женщин и детей в Катиш? Там крепость куда мощнее.

Сафайр побледнел, лицо его сделалось вдруг старым и усталым. Вместо ярости в глазах теперь виделся лишь страх.

— Нет. Как сказал, так и будет, — прошептал он чуть слышно. — Мы выполним свой долг. Все мы.

Отец, отец… Как ненавидеть тебя такого и как любить? Готфрид глянул на Анье, пожал плечами.

Плаен пытался возражать, но сафайр грубо оборвал его.

— Спорить тут не о чем. Мы собрались обсудить, как сохранить Касалиф. Что будем делать?

— Бесполезно тут что-то делать, — отозвался учитель. — Разве что Великий меч наколдовать.

— Это не ответ, послушник Плаен! К чему ты способен, кроме пустословия? Я хоть владею парой простых заклинаний. А ты?

— Могу красивые огоньки запускать. Микстуры делать. Яды тоже. Но травить ими вентимильцев придется вам.

— Так я и думал! Ты бесполезней волос на руках. И зачем я поддался на уговоры и нанял тебя?

Готфрид и Анье удивленно переглянулись: думали, отец выискал им учителя, а выходит, наоборот.

Затем совет превратился в спор между сафайром и Бельтаром. Да еще Плаен вставлял слово-другое. Сафайрина с потомством сидели молча и слушали.

— Значит, так, — подытожил отец. — Необходимо сражаться. Нужно собраться с силами и сдерживать их, сколько сможем. Если повезет, подоспеет помощь союза.

Позже, когда Готфрид с сестрой стояли на стене, глядя на холодные, искристые, насмешливые звезды, она сказала:

— Отец снова не верит своим словам. Не будет помощи от союза. Не выиграем мы времени у миньяка, он расколет Касалиф, выковыряет нас и съест.

— Не говори так о сафайре. Он упорный и сильный.

— Мне страшно. — Девушка взяла руку брата холодными влажными пальцами. — Очень страшно.

— И мне, — прошептал Готфрид. — Слишком он гордый. Никто б и слова не сказал, если бы вы с мамой уехали в Катиш.

Несколько минут они молчали, но вдруг Анье вскрикнула и указала левой рукой на восток. Там, невысоко над горизонтом, пылала комета.

— Смотри! Даже на папином веку их не было! Грядут суровые времена!

Девушка покачала головой, ее пальцы задрожали.

— Готфрид, вспомни, пожалуйста, ты ведь слушал внимательней меня. Плаен говорил, что комета явилась перед Войной Братьев?

— Да. Посмотри на крестьян.

Вблизи Касалифа располагалось несколько селений. Именно их должен был защитить сафайр. Теперь они светились множеством огней — костры, факелы, пожары.

— Они уходят в горы, мерцающая змейка тянется от деревни к Савою.

— Тоже увидели комету.

— Ты погляди: дома жгут!

В покинутых дворах одна за другой занимались лачуги.

— Думаешь, кто-нибудь из них явится в замок?

Готфрид увидел, как из другой деревни появилась цепочка огоньков и как вспыхнули дома.

— Вряд ли. Они знают, что Касалиф обречен. Чего им соваться в мышеловку?

Хотя сафайр и выполнял свой долг перед крестьянами, а те попросту трусливо удирали, юноша их не винил — они поступают разумно.

— Готфрид, ты же не возненавидишь меня, если я убегу?

— Нет. Но и гордиться тобой не буду.

— Слушай, ведь мы могли бы вместе. Если прямо сейчас…

— Нет.

— Я боюсь.

— Знаю.

Итак, впервые в своей жизни Анье никого не могла уговорить и ничего не могла поделать. Воистину жестока открывающаяся вдруг правда, что ты вовсе не пуп мира, не любимое, балуемое всеми чадо, что от тебя отмахиваются и деваться некуда.

Девушка выпустила руку брата, тихо пожелала спокойной ночи и, ссутулившись, поплелась прочь.

Готфрид остался посмотреть на пожары, на комету, серебряным лезвием рассекшую небо, на россыпь бесчисленных костров вентимильской армии и суету подле них. Великий меч, надо же! С чего миньяк придумал столь нелепый повод для войны? Просто чтобы потребовать невозможного и наказать за неисполнение?

Впрочем, к чему ломать голову? Сейчас все это уже не имеет значения.

Весь следующий день черная вентимильская пехота упражнялась, выказывая безукоризненную сноровку. Готфрид подслушал бормотание Бельтара: «Они что, вышколенностью нас запугать решили? Как на параде!»

Отец и старшие братья объезжали окрестности, собирая припасы, а Готфрид попросту сидел и ждал. Впрочем, осмотр тоже оказался почти бесполезным: крестьяне все унесли с собой.

Бельтар и воины Долвина старались укрепить подходы к замку. Правда, возня с ловушками и ямами навряд ли поможет — скорее, начальник хотел занять людей, чтобы те не думали о завтрашнем штурме.

Спустилась ночь, а от Долвина послания так и не пришло. Ни от короля, ни от союза — ничего. Солдаты смотрели все угрюмее. За день Готфрид не услышал ни слова от матери.

Следующим утром — того хуже. Если и раскрывали рты, то чтобы рявкнуть или выругаться. И — ни гонца, ни весточки. Готфрид накануне почти не спал. Подремав, поднимался на стену, чтобы посмотреть на комету. Часовые, обычно приветливые и дружелюбные, молча проходили мимо. Юноша наткнулся и на отца, глядевшего в сторону вражеского лагеря. Они постояли рядом пару минут, но тоже не обменялись ни словом.

День начался как обычно. Вентимильцы не спешили нападать. Сафайр хорошенько накормил солдат, открыл арсенал. Под большими чанами на стене развели костры, женщин и детей отправили в центральную башню. Готфрид жутко разругался с отцом, и тот оборвал спор, рявкнув: «Бельтар, а ну-ка щенка — к его мамочке!»

Главный фехтовальщик замка ухватил парня за шиворот и оттащил в укрытие, к сафайрине, где бедняга Готфрид выслушал много нелицеприятного. И снова устыдился того, что калека.

Анье уселась рядом, взяла брата за руку — бледная, пальцы дрожат. Тот было отстранился, но понял, что сестра не утешить хочет, а сама ищет утешения.

Секунды ползли, сцепляясь в минуты. Наконец один из воинов, оставленных в башне, спустился и сообщил: «Вроде идут!»

Готфрид устало поднялся и, ведя за собой Анье, взобрался наверх. Удивительно — еще и полудня нет, а казалось, часы и часы прошли.

Вентимильцы выстроились побригадно, лицом к границе. Прямо напротив Касалифа — Нерода с тоалами и человек, командовавший всеми прочими, явно сам миньяк. Он осмотрел войско и, удовлетворенный, кивнул трубачу.

Взвыл горн, загрохотали маршевые барабаны — армия двинулась. Обозный люд принялся жечь бараки.

— Они же не к нам! — выдохнул Готфрид. — Идут на Хартог и Катиш!

Все войско пошло в глубь Гудермута, у Касалифа осталась лишь горстка. Ну и наглость! Пара сотен собралась штурмовать замок, где сидит вдвое больше! Конечно, у отцовых воинов опыта не хватает, но не до такой же степени!

— Ох…

Готфрид обернулся и увидел, что мать падает в обморок. Убедилась наконец, бедняжка, что никакой помощи от союза не дождешься.

— Отнесите госпожу в спальню, — приказал юноша. — Пусть о ней женщины позаботятся.

— Идут, идут! — Анье схватила, до боли стиснула его руку.

Чертова дюжина всадников, Нерода и его мертвые вожди, шагом пересекли границу. За ними, подхватив оружие, поспешили воины.

Кто-то из касалифцев, не выдержав, выпустил стрелу — недолет. Сафайр обругал лучника, повернулся к Плаену и буркнул:

— Время сражаться изо всех сил. Если они у тебя есть, конечно.

Тоалы разделились, окружив крепость, замерли на расстоянии выстрела, с каждым — по полтора-два десятка солдат. Нерода по-прежнему держался рядом с миньяком.

Алер помахал белым шарфом и поехал к замку. Он остановился под тем местом, где вытянулся на стене сафайр, и прокричал:

— Теперь отдадите Добендье?

Ответа Готфрид не расслышал. Наверное, отец снова послал переговорщика подальше: миньяк скривился и поскакал назад к Нероде.

Тоалы кинулись к стенам. Засвистали снаряды, но, попадая, бессильно отскакивали от мертвецкой брони.

— Зачарованные! — догадался Готфрид. — Мы их не пробьем!

Нерода повернулся к крепости — навстречу взвился рой стрел, но всадник их не заметил. Он размахнулся и метнул копье.

Ослепительно вспыхнуло, и вентимильские солдаты радостно заголосили. Когда зрение вернулось к Готфриду, они уже были под стенами. Тоалы карабкались по гладкому каменному отвесу, будто мухи. Те, кого смыло кипятком, встали и полезли снова — жар на них не действовал.

— Смотри! Вон там! — вскрикнула Анье.

Рядом с командным пунктом отца, в том месте, куда Нерода швырнул копье, зияла брешь. Один тоал уже забрался внутрь и пластал направо и налево огромным мечом. Черное лезвие секло доспехи и клинки, будто савойский сыр.

Сафайр с Плаеном пускали в вождя заклинания, но тому и дела не было.

В пролом шагнул Нерода, и все во дворе замерли от страха. Теперь защитников косили уже два вражеских клинка.

Тоалы перебрались на стены, за ними, забросив крючья, вскарабкались солдаты. Штурмующие хлынули сквозь пробитую предводителем брешь. Там и сям мертвец, окруженный воинами крепости, просто тыкал пальцем, и те валились, будто взорванные изнутри.

— Готфрид, бежим, бежим! — заскулила Анье.

Тот никогда еще не испытывал подобного страха. Ясно — это конец.

— Успокойся! — рявкнул юноша на сестру, затем развернулся и пошел к лестнице.

— Куда ты? Зачем ты меня бросаешь?

— Чтобы найти меч. Теперь уж отец меня не остановит!

Храбрые слова. Еще б и голос не дрожал. Парень захромал вниз по ступеням, в холодное нутро башни, бывшей его домом.

Ворота взорвались, влетели внутрь тучей обломков. Дубовые балки взвились, как соломины. Взвизгнула женщина. Ладони Готфрида взмокли на кожаной рукояти прадедовского меча.

Воины кинулись сквозь разбитый створ, волоча за собой раненых.

— Идут! — заорал Готфрид.

Стража башни пригнулась за заграждением из мебели. Вентимильские солдаты вбегали, склонившись, спрятавшись за щитами. Отступающие гудермутцы карабкались на баррикаду.

Бельтар спрыгнул с нее и очутился рядом с Готфридом.

— О! А я боялся…

— Я — воробей стреляный. Ты здесь правильно распорядился. Мать с сестрой где?

— Ярусом выше. А отец?

— Не знаю. Держись тут. Я за женщинами присмотрю. Мы прорвемся и укроемся в горах.

Старый воин кинулся наверх.

В воротах показался тоал — черный великан, закрывший свет. Кто-то швырнул копье — мимо. Исполин взмахнул рукой, и заклятие разметало баррикаду. Вентимильские солдаты кинулись в пролом, замелькали, залязгали мечи. Вокруг закричали. Тоал двинулся вперед, будто оживший кошмар.

Бельтар проревел приказ, и наконечник врезался в грудь противника — тот зашатался. «Ура!» — заголосил воин, кидаясь в атаку. На бегу он хлопнул Готфрида по плечу — юноша неуклюже замахнулся и бросился на ближайшего вентимильца и вдруг обернулся: обезумевшие от ужаса мать и сестра оказались рядом.

Тоал повел рукой, и люди вокруг посыпались, будто трава под косой. Черный латный кулак ударил Готфриду промеж ребер — и навалилась тьма.

Юноша не знал, как долго пробыл в беспамятстве, но достаточно, чтобы вокруг остались одни мертвецы. Готфрид заплакал, увидев тело матери.

Бойня не кончилась — все еще слышались крики и лязг. Он пошевелился — руки и ноги тряслись, но слушались.

Нужно спрятаться. Затаиться и пробраться к селянам, в горы.