Мастер Трав I

Глава 1

Дождь хлестал как из ведра. Пришедший внезапно, он поливал землю, грохоча молниями, словно Зевс решил лично спуститься с небес.

В такую погоду нормальные старики дома сидят, чай пьют и смотрят из окна на непогоду, ну а я ненормальный. Я любопытный, старый ботаник, которого завело глубоко в лес шило в одном месте.

Впрочем, я об этом не жалел. Только такие моменты, когда вокруг сверкают молнии и грохочет гром, и делали меня еще живым в моем-то возрасте. Ну а смерть… Она за всеми ходит по пятам, что ж из-за этого теперь всего бояться?

В своем возрасте я держал себя в хорошей форме и все еще мог довольно бодро лазить по лесным тропам с рюкзаком и фотоаппаратом, выискивая редкие растения. Собственно, этими редкими растениями был набит мой домик неподалеку от этого леса, который я знал как свои пять пальцев.

Именно поэтому я с удивлением смотрел на цветок, листья которого сияли голубым, по которым пробегали крошечные разряды голубых молний, а стебель сиял ярко как лампочка. Подобное чудо природы я никогда прежде не видел, и даже не слышал о таком. Даже сначала подумал, что мне всё это чудится от вспышек молний и дождя, но несколько фотографий не оставляли места для сомнений — цветок настоящий, а не галлюцинация старого мозга. Сразу окрестил его Громовым.

Хотелось сделать еще как минимум сотню фотографий с разных ракурсов и положений, а еще больше хотелось подобраться поближе. Как любой ботаник, я хотел открыть что-то новое, найти уникальное растение, вот только ничего подобного за всю жизнь мне так и не встретилось.

Эх, была не была! Я шагнул из-под защиты ели, под которой укрывался, прямо под барабанящий дождь.

Я осторожно подобрался поближе, на расстояние трех-четырех шагов и навел объектив. На грохот грозы я уже не обращал внимания. Более того, какое это вообще всё имело значение, когда передо мной такой цветок?

Неожиданно справа вспыхнуло. Молния вонзилась в дерево и следом прогрохотало так, что у меня уши заложило. Я дернулся и чуть не выронил фотоаппарат. Я все еще недостаточно близко. Мне нужен более крупный план, а лучше фото сбоку.

Я сделал шаг… еще шаг… еще…

Расстояние между нами сократилось до пары шагов.

Вот! Вот теперь идеально!

Палец опустился на кнопку, прозвучал щелчок и… в тот же миг меня ослепило. Молния вонзилась прямо в цветок и ее ветвистые побеги разошлись по земле. Одна из них дотянулась прямо до меня. Все тело пронзило дичайшей болью и меня накрыла тьма.

Первое, что я осознал — запах. Незнакомый. Смесь сушёных трав, дыма, старого дерева и чего-то ещё, терпкого, почти медицинского. Потом пришли звуки: чье-то дыхание, шорох, будто кто-то перебирает сухие листья.

Что-то не так.

Я открыл глаза и в глаза ударил тусклый, рассеянный свет, который, тем не менее, больно бил после пробуждения.

Зажмурился, подождал, снова открыл… стало полегче.

Но мозг уже анализировал увиденное: надо мной потолок из грубых бревен, потемневших от времени, а потолка свисали десятки пучков трав и соцветий, перевязанных бечевкой.

Это точно не больница. И точно не мой дом.

Кроме того, я помнил удар молнии, боль и последние предсмертные мысли.

Но как я выжил? После такого удара молнии в моем-то возрасте я должен был умереть на месте!

Я сделал глубокий вдох и это далось легко. Уже хорошо. Оставался главный вопрос — могу ли я вообще двигаться? Может, я вообще лежу парализованный. Меньше всего хотелось стать овощем, который может только смотреть и открывать рот.

Сделал вдох и, собравшись с силами, попытался пошевелить пальцами — получилось сразу.

Нащупал подстилку под собой: это был какой-то плотный тюфяк из грубой ткани, набитый травами или соломой. Впрочем, после такого потолка удивления он не вызывал.

Медленно, с опаской, я поднес руку к лицу и… застыл.

Это была не моя рука.

Я перевернул ладонь. Никаких мозолей от лопаты, никаких шрамов, которые у меня были и от опасных экспедиций и от работы в саду, никаких пигментных пятен, к которым я привык. Ничего. Пальцы длинные, тонкие и никакого артрита.

Еще раз посмотрел на свои руки, убеждаясь в реальности происходящего.

Коснулся груди и под простой, льняной, пахнущей травами рубахой нащупал худое, чуть ли не мальчишеское тело практически без мышц.

Мысль настойчиво стучалась в мой мозг — попаданство.

Я умер. Молния убила семидесятивосьмилетнего Виктора Семёновича Корнеева — ботаника, отшельника, упрямого дурака, который полез под грозу ради фотографии цветка.

И теперь… я здесь. В теле молодого пацана.

Усилием воли заставил себя дышать медленно. Вдох. Выдох. Принять подобное, особенно старому человеку, тяжело. Нужно время.

Всегда считал, что души не существует, а загробной жизни нет. Что человек это тело и мозг, химические реакции и электрические импульсы, и когда мозг умирает — умирает и личность. И вот… каким-то образом мое сознание или душа оказались в другом теле.

Я окинул взглядом место где очутился, ища подсказки.

Небольшая комната со стенами из бревен, слева приоткрытая дверь без замка или щеколды. Возле небольшого оконца, закрытого тряпкой большой деревянный стол и два грубо сколоченных стула. Мой взгляд остановился на согнутой спине какого-то старика, который что-то толок в ступе.

— Вот дерьмо! Это всё равно не поможет. — тихо выругался старик и едва удержался от того, чтобы не швырнуть ступку, — Без громового цветка денег не хватит ни на что! Это бессмысленно….

Неожиданно мой взгляд наткнулся на короб на столе, из которого торчал крупный цветок с широкими лепестками голубого цвета и ярко-синим стеблем.

Да это же тот самый цветок, который я пытался сфотографировать перед смертью!

Вот только он не светится, но в остальном вид точно один в один.

Услышав, что я начал шевелиться, дед обернулся.

— Элиас?

Учитывая, что обращался он явно ко мне и в комнате кроме нас никого другого не было, вывод напрашивался сам собой — Элиасом мог быть только я.

Вот только этого человека я видел впервые в жизни.

Я быстро рассмотрел его, оценивая: крепкий, широкоплечий и с густой бородой. Старый, но крепкий.

— Хвала предкам… — пробормотал он крепко сжимая кулаком ступку. Я даже подумал, что она треснет.

Он вздохнул и лицо его стало жестче, не таким как секунду назад.

— Что… Что случилось? — с трудом произнес я.

И по спине пробежал холодок от этого ломающегося мальчишеского голоса, который вырвался из горла. Не мой голос.

Я резко сел. И на удивление, это не вызывало привычного головокружения, нигде ничего не хрустнуло и не заныло.

Не мое тело.

— Ты ничего не помнишь? — отложил ступку на стол старик, — Совсем?

Я застыл с открытым ртом и в этот же миг мой мозг пронзила вспышка воспоминаний.

Неожиданно пришло четкое осознание, что Элиас — это был я, вернее паренек пятнадцати лет, в тело которого я попал, а старик передо мной — его дед, Грэм. Это знание пришло как само собой разумеющаяся вещь. Воспоминания паренька вываливались на меня беспорядочным потоком, я только и успевал ухватывать и вычленять основные вещи.

— Всё… нормально. Башка трещит, надо перетерпеть просто. — выдохнул я через боль. Я не знал всего, но знал главное: кто такой Элиас и кто такой старик передо мной. Пока может большего и не надо.

Вот только странно, что потере памяти старик не удивился, а это значит что с пареньком что-то случилось до того как я очутился в его теле. Что-то не очень хорошее.

— Меня хоть помнишь? — угрюмо уточнил старик.

— Помню. Ты Грэм. — ответил я машинально. Да уж, имечко его суровому, словно высеченному из камня лицу подходит, — Помню себя… и остальное.

— Хорошо хоть меня помнишь, — вздохнул старик.

Еще более удивительным было то, что я понимал Грэма, а он понимал меня, хотя я четко осознавал, что разговариваю не на русском. И это была тоже хорошая новость, хоть и непонятно, как это возможно.

С каждой секундой на меня выплескивалось все больше чужих воспоминаний, и становилось очевидно, что это… другой мир. Потому что средневековый мир, где есть странная энергия и люди, обладающие невероятными способностями, выходящими за грань того, что я себе мог представить — это точно не моя родная Земля.

Я заставил себя дышать медленно и спокойно. Вдох. Выдох.

— Скажи, Элиас… — неожиданно сказал Грэм, и в его голосе я услышал отчетливые злые нотки, — В тебе есть хоть капля благодарности, хоть капля совести?

Я застыл, во-первых не зная что отвечать, а во-вторых удивленный переменой старика.

— В смысле? — непонимающе переспросил я.

— Делаешь вид, что не понимаешь о чем речь?

— У меня в голове каша, — сказал я правду, — Я не помню всего… кое-что всплывает кусками…

— Думаешь сделать вид, что ничего не помнишь и это проканает? — дед сверлил меня взглядом, — Не в этот раз Элиас. Не в этот.

— И что, это не помнишь? — палец деда указал на короб с цветком.

И тут… мое сердце екнуло.

Потому что ровно в этот миг в голове всплыло воспоминание связанное с этим цветком. Только не мое, а Элиаса. Парень хотел украсть этот без сомнений ценный цветок у собственного деда и свалить подальше. Почему-то сразу стало гнусно от поступка парня. Наверное потому, что я представил как мой собственный внук сделал бы такое.

Я застыл. Вдруг до меня дошло. Внук… боюсь, что теперь я больше никогда не увижу ни его, ни сына.

Мне действительно нужно время. Время переварить чужие воспоминания и понять где я и кто я теперь. Почему этому старику не дать своему внуку прийти в себя и начать этот разговор позже?

Мы с Грэмом встретились взглядами.

— Кажется, ты начал вспоминать. — мрачно заметил старик, словно прочитав что-то в моем взгляде.

— Это… цветок… — начал я.

— Молчи. — отрезал старик.

Грэм опустился на стул. Тяжело, словно ноги больше не держали. Он сидел, глядя в пустоту, и молчал. Долго молчал. Так долго, что я подумал, может, не будет говорить.

Потом он выдохнул, длинно, устало, и заговорил.

— Две недели, — глухо сказал Грэм. — Четырнадцать дней я провёл в проклятом лесу. Знаешь, где растут громовые цветы? В Разломе. Там, где молнии бьют так часто, что деревья наполовину обуглены. Там, где гроза не прекращается неделями.

Он замолчал.

— Я дважды чуть не попал под удар. Один раз молния ударила в трёх шагах от меня — звон в ушах стоял два дня. Потом наткнулся на грозового вепря. Знаешь кто это такой?

Я не успел ответить.

— Конечно не знаешь. Это тварь размером с быка, вся в шипах, плюётся молниями, я еле ушел. — Он показал руку. Я увидел свежий, еще не заживший ожог, красную полосу от локтя до запястья. — Это он меня зацепил. Несильно. Сильно — сейчас бы здесь не сидел.

Грэм поднял взгляд на меня. Глаза его были тусклые, уставшие.

— Я сидел три ночи в засаде, ожидая, когда цветок созреет. Три ночи под проклятым дождём, среди тварей. Без огня, потому что грозовые твари идут на свет. Без еды — я жевал кору. Когда цветок наконец созрел, я выкапывал его два часа. Два часа, потому что корни громового цветка как паутина: один неверный рывок — и всё разрушается.

Он поднялся, подошёл к коробу с мёртвым цветком. Пальцы дрогнули, когда он коснулся потускневшего лепестка.

— Это был мой шанс, Элиас, единственный шанс. Громовый цветок стоит тридцать золотых. Тридцать! Хватило бы на лечение, на все долги, на запас еды на год вперёд.

Голос надломился.

— А ты… ты полез к нему и всё испортил.

Старик с силой ударил по крепкому деревянному столу и тот кажется аж… треснул? Сколько же силищи в этих пудовых кулаках?

Миг — и перед глазами вспыхнуло воспоминание о том, как паренек осторожно переносит сверкающий молниями цветок в специальный короб и случайно кусочком незащищенной кожи касается его. Удар. Беспамятство.

Вот оно что… Значит, именно заряд этого цветка и убил парня, или его сознание. Потому что личности парня я до сих пор не ощущал, только обрывки воспоминаний.

— Элиас-Элиас… не ожидал я от тебя такого. Всякого ожидал, но это… Ты же знал, как он мне нужен и все равно полез…

Грэм посмотрел на меня долгим взглядом, словно принимая какое-то внутреннее решение.

— Когда ты очухаешься окончательно, Элиас… ты покинешь мой…

Слово «дом», которое он хотел произнести застряло у него в горле. И я вдруг понял его, вот так окончательно порвать отношения с единственным родным человеком, даже настоящим говном — трудно.

Наверное, поэтому он стиснул зубы и молча шагнул к двери.

А я вдруг заметил на руках деда черные немного пульсирующие прожилки, выглядывающие из-под рубахи.

Яд! — голову пронзила ясная мысль.

— Что это? Яд? — вырвалось у меня. Выглядел он… опасно.

— Не твоя забота, сопляк. Не делай вид, будто тебя это волнует после того, что хотел сделать.

Грэм зло посмотрел на меня и хлопнул дверью.

А я сидел, застыв.

Не все было понятно, но суть я ухватил: Элиас хотел украсть цветок, который Грэм добыл с большим трудом, чтобы продать для лечения того самого яда, который черными прожилками распространялся по его рукам.

Память Элиаса показала мне и многое другое: как он украл у соседки медные монеты, пока она оплакивала умершего мужа; как врал деду в лицо, клянясь, что больше не будет; как смеялся над стариком за его спиной с такими же отбросами, как он сам.

Я сглотнул, чувствуя чужой стыд как свой собственный. Эта эмоция передалась мне настолько сильно, будто я и был Элиасом.

Это сделал он, не я. Это был его выбор, его жизнь.

Теперь всё иначе. Теперь в его теле я.

Вот только для Грэма я внук, который своим поступком обрек его на смерть, испортил ценнейший ингредиент. Он не озвучил, что внук полез воровать цветок, но он это знал.

Чуть пошатываясь я встал, придерживаясь за кровать. Хоть тело и было послушным, сил в нем было маловато.

Я сделал глубокий вдох и тут же заметил странность: воздух был какой-то другой, необычный и от него покалывало в легких и… будто бы немножко восстанавливались силы.

В голове крутилось что-то объясняющее этот феномен, чужая мысль, которую я никак не мог поймать.

«Жива». — выскочило из глубин памяти нужное слово, а за ним и понимание.

Этим словом местные называли энергию, которая наполняла этот мир. Чем-то напомнило понимание древних китайцев, которые для подобного использовали слово Ци. Только в этом мире это была не выдумка, а самая настоящая «субстанция», которой люди научились управлять: накапливать ее в теле, направлять в удары, развивать силу, исцелять раны, разжигать огонь — спектр возможностей был огромен.

Вот только чтобы уметь подобное, человек должен был быть одаренным, а Элиас им не был.

И вот тут крылся ответ на причину воровства Элиаса: он хотел удрать в город, продать цветок, купить дорогущий эликсир пробуждения дара, начать новую жизнь и забыть о том, что был когда-то пустышкой. И ему было абсолютно все равно, что таким поступком он обрекает старика, который с большим трудом достал редкий цветок на гибель. Эгоизм в чистом виде.

Вопросов все еще было много, но я понимал, если дать памяти время, ответы сами всплывут на поверхность.

Ладно, это потом, для начала осмотреться.

Слева от меня, от потолка к постели свисал пучок душистых трав. Я тут же попытался их определить и понял, что травы незнакомы.

Листья сложные, семь на черешке. Стебель квадратный — семейство яснотковых. Мята, базилик… но цвет. Серебристый отлив, будто металлическая пыль. Мозг проделал это визуальное определение сам — это был инстинктивный профессиональный анализ, попытка удержать хоть что-то под контролем.

Ни одного растения из тех, что свисали с потолка я не узнал, кроме Громового Цветка. Вот он приковывал мой взгляд. Еще бы! Виновник моей смерти и смерти Элиаса.

Хотя… если честно, винить кроме самих себя что ему, что мне было некого. Сами полезли, каждый в своем мире.

Немного пройдясь по комнате я шагнул к небольшому оконцу, занавешенному тряпкой и с легким страхом откинул его.

Мне открылся вид на лес. Высоченные деревья вздымались, переплетаясь кронами, а над ними раскинулось дерево-гигант, выше их в десятки раз как небоскреб над одноэтажками. И справа вдалеке было еще одно такое же… И еще…

На мгновение я забыл как дышать.

Я просто не мог себе представить, что дерево может быть настолько огромным. Какие там секвойи! Они и близко не стояли с этим гигантом, с которого вниз сыпалась странная пыльца, сверкающая в солнечных лучах словно жидкое золото.

Через секунду пришло новое понимание: это не пыльца, это жива, просто иногда в солнечных лучах ее можно увидеть невооруженным глазом. А эти огромные деревья, возвышающиеся надо всем — источники живы. Они вытягивают ее из почвы, накапливают, излучают обратно в мир.

Я вцепился в подоконник, чувствуя, как сердце колотится в груди.

За окном был не просто лес, а целая магическая ЭКОСИСТЕМА.

Вот только этот секундный восторг от увиденного нового мира омрачили воспоминания Элиаса о постоянном воровстве, о долгах, о болезни деда, о яде, который жил в его теле. Грэм медленно, но верно умирал и его смерть вопрос времени, причем скорого времени. Элиас в прямом смысле отнял у деда надежду на исцеление своим идиотским поступком.

Идиот!

Я вздохнул и вдруг ощутил теплое, приятное покалывание.

Взгляд упал на собственную ладонь и я понял, что касаюсь одного из растений лежащих на столе. Небольшой корень, похожий на женьшень, но с серебристым отливом. От него будто исходила вибрация, как будто растение… дышало.

Я не отдернул руку, наоборот, прижал ладонь плотнее.

Покалывание усилилось, разлилось по предплечью, поднялось к плечу, нырнуло в грудь. Я вдохнул и воздух вдруг показался гуще, насыщеннее, будто его плотность изменилась. И тут же перед глазами вспыхнули слова:

[Накоплено достаточно живы для активации системы.]

Что за…? — Я непонимающе уставился на эту надпись, думая, что у меня галлюцинации.

Вот только после первой строчки пришли другие, заставившие меня от боли рухнуть на пол. Голову будто пронзили острыми иглами, а перед глазами потемнело:

[СИСТЕМА «ДРЕВО ЖИЗНИ» АКТИВИРОВАНА.]

[АНАЛИЗ ДУШИ: Виктор Корнеев. Возраст на момент смерти: 78 лет. Профессия: ботаник]

Эта штука, эта система знала кто я такой! Знала мое имя, возраст, мою профессию — она знала, что я не Элиас.

[ЗАПУСК ТЕСТА ПРОВЕРКИ СПОСОБНОСТЕЙ И СОВМЕСТИМОСТИ С СИСТЕМОЙ]

Голову будто пронзили острыми иглами. Мир вокруг поплыл, стены хижины растворились, уступая место чему-то темному и влажному.

Я моргнул. Хижины больше не было. Я стоял по колено в черной воде, а навстречу мне, пульсируя, плыли тысячи разноцветных огоньков.

Голос Системы, холодный и безжизненный, прогремел прямо в черепе:

[ЗАДАЧА: СИСТЕМАТИЗАЦИЯ ДАННЫХ. ЗАПОМНИТЕ 2534 ВИДА РАСТЕНИЙ. ВРЕМЯ: 4 ЧАСА.

* провал теста приведет к отторжению системы и поиску нового носителя. единицы живы затраченные на тест будут извлечены. для носителя это будет означать смерть.]

[ОТКАЗ НЕВОЗМОЖЕН.]

Я смотрел на бесконечный поток огней и чувствовал, как внутри всё холодеет. Две с половиной тысячи⁈ За четыре часа⁈