Наш караван сместился на запад от снежного Денвера к солнечной гостеприимной Калифорнии. Но я покинул всех. Меня охватило страшное желание на некоторое время отдохнуть от Вонана, Хеймана, Колфа и других. Я уже находился в комиссии больше месяца, и это начинало сказываться. Поэтому я попросил разрешения у Кларика немного отдохнуть, и он отпустил меня. Пообещав, что присоединюсь к группе в Лос-Анжелесе, я направился на юг в Аризону, в уединенный домик Джека и Ширли Брайнт.
Последний раз я виделся с ними в начале января. Прошло не так уж много времени. Но для наших душ это был огромный срок. Я заметил в друзьях перемены. Джек был измотанным, словно в последнее время очень мало спал. У него были какие-то дерганые и нервные жесты, что очень напоминало мне прежнего Джека — бледного мальчика с востока, который появился у меня в лаборатории много лет назад. Ширли тоже выглядела какой-то переутомленной. Померкли золотистые волосы. Пропала былая гибкость. Возле горла периодически напрягались мышцы. Внутренняя напряженность компенсировалась веселостью. Она слишком часто и слишком громко смеялась. Ее голос часто звучал как-то неестественно, становясь пронзительным и резким. Она стала как-то старше. Если в декабре она выглядела на двадцать пять вместо тридцати с хвостиком, то теперь ей можно было дать все сорок. Я заметил все это с первых секунд появления, но не успел ничего сказать, в то время как первыми словами Джека были:
— Лео, ты выглядишь слишком усталым. Должно быть, ты слишком вымотался на своей должности.
— Да, бедный Лео, — подхватила Ширли. — Все это глупое турне. Тебе следует хорошенько отдохнуть. Ты не можешь остаться здесь больше, чем на неделю?
— Неужели я так плох? — спросил я. — Это даже можно заметить?
— Немного солнечного тепла Аризоны все исправит, — сказала Ширли и рассмеялась каким-то новым ужасным образом.
В первый день мы ничего не делали, а только наслаждались солнцем. Мы втроем растянулись на веранде, и после стольких недель холодной восточной зимы для меня было истинным наслаждением ощущать тепло обнаженной кожей. В тот день, тактичные как всегда, они ничего не спрашивали. Мы просто загорали и немного болтали, а вечером под жареное мясо распили бутылочку чамбертинского за 1988 год. Когда пустыня закуталась в темноту, мы послушали Моцарта, и все, чем я занимался и что видел за последние недели, стало казаться чем-то нереальным.
Утром я проснулся ни свет, ни заря, потому что сменилась временная зона, и некоторое время бродил по пустыне. Когда я вернулся, Джек уже встал. Он сидел на краю высохшего русла и что-то выковыривал из земли корягой. Когда я приблизился, он не выдержал:
— Лео, тебе удалось что-нибудь выяснить о… — Нет.
-..энергетической конверсии. Я покачал головой.
— Джек, я пытался. Но из Вонана невозможно что-нибудь вытрясти, если он того не желает. Он вообще не дал никаких конкретных сведений ни по одному вопросу. Он чертовски хитро избегает вопросов.
— Лео, я в затруднении. Возможность того, что что-то придуманное мной, может разрушить общество….
— Брось это, ладно? Джек, ты уже пересек границу. Опубликуй свою работу и получи Нобелевскую премию, и черт с ними, со всеми злоупотреблениями, которые могут произойти. Ты сделал чистое исследование. Зачем губить себя ради возможных последствий?
— Должно быть, человек, изобретший бомбу, рассуждал точно так же, пробормотал Джек.
— Но разве в последнее время сбрасывали какие-нибудь бомбы? В то время как твой дом работает на карманном реакторе, ты бы жег дрова, если бы эти парни не докопались до ядерного расщепления.
— Но их души… их души… Я начинал терять терпение.
— Мы чтим их души! Они были учеными и сделали все возможное. Вне всяких сомнений, они изменили мир, но они должны были это сделать. Тогда была война, понимаешь? Цивилизации грозила опасность. Они изобрели что-то, что повлекло за собой немало бед, но в то же время сделало немало хорошего. Ты ничего не изобретал. Уравнения! Основные принципы! И теперь сидишь и горюешь, потому что считаешь, что предал человечество! Джек, все что ты сделал — это поработал мозгами, и если это считается, с твоей точки зрения, предательством, то тебе лучше…
— Хорошо, Лео, — тихо сказал он, — я уже сожалею, что поделился своими горестями, и готов пойти на мученичество. Спишем меня в смертники и сменим тему разговора. Что ты думаешь о Вонане? Он настоящий? Или мошенник? Ты же виделся с ним близко.
— Я не знаю.
— Отлично, старина Лео, — обиженно отозвался он. — Ты всегда был проницательным. И у тебя всегда есть точный ответ!
— Все не так-то просто, Джек. Ты следил за Вонаном на экранах?
— Да.
— Тогда ты должен был понять, что это очень сложная личность. Это слишком хитрое отродье. Хитрее я не встречал.
— Но, Лео, интуитивно ты должен был почувствовать — да или нет, настоящий или нет?
— Я почувствовал, — отозвался я.
— Хочешь сохранить это в тайне?
Я облизнул губы и опустился на песок.
— Мне кажется, что Вонан тот, за кого себя выдает.
— Человек из 2999 года?
— Пришелец из будущего, — подтвердил я. За моей спиной резко расхохоталась Ширли.
— Лео, это просто великолепно! Ты наконец-то научился принимать иррациональное!
Она подошла сзади, обнаженная подобно богине и прекрасная до того, что замирало сердце. Ее волосы развевались на ветру, подобно флагу. Но ее глаза горели каким-то новым огнем.
— Иррациональность — противоречивая подруга, — отозвался я. — Я бы не хотел разделять с ней постель.
— Почему ты решил, что он настоящий? — продолжал допрашивать Джек.
Я рассказал ему об анализах крови и о том, как Ллойд Колф беседовал с ним. К этому я добавил пару личных впечатлений. Ширли сияла. Джек оставался печальным. В конце концов он сказал:
— Так тебе ничего не удалось выяснить о машине времени?
— Ничего. Он ничего не сказал.
— Не удивляюсь. Он не захотел, чтобы 2999-й год ворвался в жизнь дикарей, которые смогут создать машину времени по его описаниям.
— Может быть, здесь… связано с безопасностью? — предположил я.
Джек прикрыл глаза и стал раскачиваться вперед-назад.
— Если он настоящий, и эта энергетическая штука тоже настоящая, остается возможность того, что…
— Забудь об этом, Джек, — яростно набросился на него я. — Выбрось из головы!
Он с трудом прервал свои горестные страдания. Ширли подняла его на ноги и сказала:
— Как насчет завтрака?
— А как насчет форели, только что из морозильника?
— Отлично. — И я нежно хлопнул ее пониже спины, как бы подгоняя к дому. Мы с Джеком последовали за ней. Он уже успокоился.
— Я бы хотел поговорить с Вонаном лично, — сказал Джек. — Ну, хотя бы десять минут. Ты не можешь устроить это?
— Сомневаюсь. Личные беседы разрешаются очень редко. Правительство за ним следит очень строго — ну, по крайней мере, пытается следить. Ты же не епископ, не президент компании, не известный поэт. Но это не имеет значения. Он все равно не ответит на твои вопросы. Я просто уверен в этом.
— Но я хочу попытаться что-нибудь узнать от него. Имей это в виду.
Я обещал, что постараюсь все устроить, хотя шансов мало. Мы постарались не затрагивать подобных тем за завтраком. После чего Джек исчез, чтобы что-то дописать, а мы с Ширли отправились на веранду. Она очень тревожилась за Джека и сказала, что он очень переживает по поводу того, что скажут о нем потомки. Она не знала, как защитить его.
— Понимаешь, в этом нет ничего нового. Это было с самого начала, когда мы познакомились в университете. Но появление Вонана все ухудшило в пятьдесят раз. Он теперь действительно считает, что его рукопись способна изменить историю. На прошлой неделе он сказал, что очень хочет, чтобы апокалипсисты оказались правы: чтобы мир исчез в следующем январе. Лео, он больной.
— Понимаю. Но эту болезнь он не желает лечить. Она нагнулась ко мне и почти прижалась к уху, прошептав:
— Ты ничего не скрываешь от него? Скажи мне правду. Что говорил Вонан об этой энергии?
— Клянусь, ничего.
— Ты в самом деле думаешь, что он…
— В основном. Хотя не уверен до конца. Понимаешь, у меня есть серьезные научные возражения.
— А если их опустить?
— Я верю, — признался я.
Мы помолчали. Я позволил себе посмотреть на ее бедра. На ягодицах появилась испарина. Она напрягла носки ног.
— Джек хочет встретиться с Вонаном, — сказала Ширли.
— Я знаю.
— Я тоже, смею признаться. Лео, мне очень хочется его заполучить.
— Этого хотят многие женщины.
— Я никогда не изменяла Джеку. Но с Вонаном я это сделаю. Разумеется, я сначала предупрежу Джека. Но я с ума схожу по нему. Стоит только увидеть его на экране, мне сразу же хочется прикоснуться к нему, оказаться с ним наедине. Лео, это ужасно?
— Не глупи.
— Я успокаиваюсь лишь тем, что у меня никогда не появится такой возможности. Передо мной очередь в миллион женщин. Лео, ты заметил, какая истерия творится вокруг этого человека? Это своего рода культ. Это практически уничтожило апокалипсистов. Еще недавно все были уверены, что мы близимся к концу света, а теперь все считают, что мир просто переполнен пришельцами из будущего. Я видела на экранах лица людей — они приветствовали Вонана, опускались перед ним на колени. Он подобен Мессии. Неужели ты не замечаешь всего этого?
— Замечаю. Я не слепой, Ширли. Я сталкивался с этим довольно близко.
— Это пугает меня.
— Меня тоже!
— А когда ты — всегда рассудительный Лео Га-филд — заявляешь, что считаешь его настоящим, мне становится жутко. — Ширли снова снова хмыкнула. — Мы живем на краю небытия. Порой мне кажется, что весь мир, кроме меня и Джека, сошел с ума.
— А в последнее время ты усомнилась даже в Джеке?
— Да, — она положила свою руку на мою. — Почему люди так реагируют на Вонана?
— Потому что они до него не встречались ни с кем подобным.
— Но это не первая обаятельная личность.
— Но он первый, кто рассказывает такие необычные сказки, — возразил я. — И первый в эпоху современной коммуникации. Весь мир способен видеть его трехмерное изображение и в естественных красках. Он вошел в их души. Его глаза, его улыбка… Ширли, этот человек обладает огромной внутренней силой. Это чувствуется даже на экране. Я ощутил это на себе наяву.
— И чем же все закончится?
— В конце концов он вернется в 2999-й год, — легко отозвался я, — и напишет бестселлер о своих примитивных предках.
Ширли гулко расхохоталась, и мы стали болтать о пустяках. Ее слова встревожили меня. Не потому, что ей очень хотелось заполучить Вонана — в этом она была не одинока — меня расстроило ее желание, чтобы я это принял. Я был возмущен, что стал доверенным лицом в ее страстях. Женщина может поделиться этим с евнухом или с другой женщиной, но не с мужчиной, который и так пытается подавить свои чувства к ней. Вне всяких сомнений, она понимала это.
И если бы не мое уважение к их браку, я давно бы попытался завладеть ею, и между прочим, был бы принят с желанием. Тогда зачем говорить мне такие вещи, заведомо зная, что это причинит мне боль? Неужели она считала, что я постараюсь использовать свое положение, чтобы затащить Вонана к ней в постель? Что несмотря на свои чувства я стану сводником?
Мы провалялись целый день. К вечеру пришел Джек и сказал:
— Может, тебе и не интересно, но на экране показывают Вонана. Он дает интервью в Сан-Диего богословам, философам и тому подобным. Хочешь посмотреть?
«Не очень-то», — подумал я. Я специально смылся от Вонана, но еще не было минуты, чтобы не упоминали о нем. Но я промолчал, потому что Ширли ответила «да». Джек включил ближайший от нас экран, и Вонан, огромный как жизнь, начал излучать свое обаяние в трех измерениях. Камера показала пятерых крупных специалистов в области эсхатологии, из которых я многих узнал. Я разглядел длинный нос и обвислые щеки Милтона Клейхорна, одного из ученых мужей университета Сан-Диего. Про него говорили, что он посвятил свою карьеру попыткам исторгнуть Христа из христианства. Я видел резкие черты и морщинистую кожу доктора Наоми Гестена, в чьих глазах скрывались шесть тысяч лет семитической боли. Трое остальных тоже казались знакомыми: думаю, что они представляли различные вероучения. Мы немного опоздали, но успели на взрыв бомбы Вонана — ..так у вас нет организованного религиозного движения? — говорил Клейхорн. — То есть, вы исторгли из своей жизни церковь?
Вонан коротко кивнул.
— Но сама по себе религиозная идея! — проорал Клейхорн. — Она не может исчезнуть! Есть, определенные внутренние истины! Человек должен установить взаимоотношения с миром и с собственной душой! Он…
— Возможно, — скрипящим голосом обратился к Вонану доктор Лестен, — вы сможете нам что-нибудь объяснить, если поймете, что такое религия?
— Разумеется. Это установление зависимости человека от каких-то могущественных внешних сил, — Апокалипсист был явно доволен собой.
— Думаю, что это отличная формулировка. Вам так не кажется, ваше преосвященство? — воскликнул разъяренный председатель собрания.
Наконец-то я узнал мужчину с длинным подбородком и завернутым воротником. Это был Милан — телесвященник — тоже своего рода примечательная фигура. Немного подождав, он сказал:
— Да, это великолепно сказано. Очень приятно, что наш гость понимает такое понятие как религия, даже несмотря на… — лицо его преосвященства исказилось, -..как он утверждает, что наша религия не способна играть важную роль в его время. Скорее всего, мистер Вонан недооценивает силу религии и просто пытается продемонстрировать свое отсутствие веры. Могу я утверждать подобным образом?
Вонан улыбнулся. В его глазах сверкнули какие-то угрожающие огоньки. Мне стало страшно. Он использовал сразу и губы, и глаза! Он готовил катапульту, которая должна была уничтожить ненавистные стены. Участники конференции это тоже почувствовали. Клейхорн съежился. Лестен вобрал голову в плечи. Его преосвященство собрался, словно готовился взойти на гильотину.
— Хотите, я расскажу вам, что мы узнали о связи человека с миром? мягко спросил Вонан. — Понимаете, мы обнаружили, что способ, благодаря которому человек начинает свое существование на земле, и наше понимание мироздания, могут влиять на религиозные представления. Я не эсхатолог, так что более подробно объяснить не могу. Но вот, что мы знаем наверняка: когда-то на нашей планете совсем не было жизни. Всю поверхность покрывали моря и горы. Не было даже простейших микробов. Но потом нашу планету посетили исследователи с других звезд. Они не стали приземляться. Они просто покружились вокруг Земли и поняли, что она не представляет никакого интереса, потому что на ней не было жизни. Они задержались лишь для того, чтобы сбросить какие-то кухонные отходы, и потом умчались куда-то еще. Отходы прошли сквозь земную атмосферу и упали в море. Благодаря определенным условиям и химическим нарушениям начался процесс, который закончился таким явлением как… — собравшиеся заволновались, камера беспардонно показала искаженные лица, дикие глаза, разинутые рты и дрожавшие губы — …жизнь на земле.