Маска Локи

ФАЙЛ 07. ДОЛОЙ МАСКИ!

Ворота главного входа были снесены взрывным устройством значительно более сильным, чем ракета «Си Спэрроу». Створки ворот состояли из стальных прутьев толщиной три сантиметра, переплетенных внизу, вверху и посередине широкими лентами из слоистого сплава. Прежде створки ездили на стальных колесах по никелированным рельсам. Взрыв изогнул брусья и перекладины ворот в полусферы, превратив их в некие подобия параллелей и меридианов глобуса. Рельсы выворотило из асфальта. Болты величиной с большой палец Тома Гардена торчали как грибы.

Когда банда террористов подошла к воротам, Гарден разглядел последствия взрыва в слабом свете отдаленных огней и прожекторов. Ближние прожекторы и фонари дневного света вдоль дороги были разбиты.

— Ну, а здесь вы чем воспользовались? — спросил Гарден Итнайна. — Небольшой такой ядерной гранатой?

Палестинец шел, прикусив нижнюю губу. «Мой господни Хасан говорил о каком-то устройстве для особо укрепленных объектов. Бомба с несколькими зарядами и множественной ядерной реакцией…»

— Хорош укрепленный объект — пара стальных решеток!

— Если посмотреть внимательнее, — Итнайн встал между двумя бетонными столбами, к которым крепились створки и очертил на земле какую-ту фигуру,

— вы увидите здесь остатки фундамента. — В асфальте виднелся серый цементный квадрат со стороной два метра. — Это была центральная колонна, створки входили в ее пазы и запирались там.

— Да уж, укрепленный объект, — подивился Гарден. — А почему бы просто не взломать замки?

— Мой господин Хасан торопился.

Гарден посмотрел вперед на приземистое здание административного корпуса. Позади него, как Дуврская скала над рыбацкой деревушкой, возвышался центральный реактор. Везде было абсолютно тихо.

Пройдя шесть километров пешком, учитывая, что двое из них тащили на себе оставшиеся «Си Спэрроу», они, конечно, опоздали к главной акции захвата и существенно выбились из графика.

Команда опасливо пересекла пустынную парковку гостевых автомобилей, подошла к главному входу в административное здание и остановилась перед скользящими дверьми из матового стекла. Итнайн и один из его помощников шагнули вперед. Они перекрыли инфракрасный луч, двери разъехались… и разлетелись каскадом сверкающих алмазов.

— Черт! — выругался Итнайн, отступая в сторону и высоко поднимая ноги, чтобы избавиться от осколков.

Закаленное стекло было разрушено взрывом у ворот, только гравитация и сила инерции удерживала осколки в дверной раме. При первом же движении расколотое стекло рассыпалось под тяжестью собственного веса.

Гарден рассмотрел блестящий осколок. «Могу ли я предположить, что мой господин Хасан здесь не проходил?» — спросил он ехидно.

— Это здание не было его целью.

— А нашей?

Итнайн не ответил, просто перешагнул через дверную раму, громко хрустя тяжелыми ботинками по битому стеклу.

Гарден шел за ним очень осторожно в своих тонких кожаных ботинках. Закаленное стекло рассыпалось на одинаковые кубики, каждый весом около карата. Такая форма осколков, должно быть, безопаснее при авариях, чем чешуйки или пластинки, но все же и у кубиков имеются острые как лезвия грани и углы. На них можно поскользнуться, упасть и сильно порезать руки и лицо. Он шел медленно, наступая на всю ступню.

В вестибюле надо было пройти через несколько ворот: в одних были металлодетекторы для поиска оружия, в других — фосфорные датчики, выявляющие взрывчатые вещества. И те и другие сейчас, конечно, не работали.

— Ну что, нашли? — мысленно позлорадствовал Том, проходя под арками. Впрочем, на нем и не было ничего запрещенного.

— А где охрана? — поинтересовался он.

— На электростанции была в основном механическая охрана, — ответил Итнайн. — Наше нападение привлекло половину собак, работающих на территории. А потом ракеты вывели из строя их электронику.

— Ну, а другая половина?

Итнайн махнул рукой на север. «Где-то там. На другом конце территории».

— А как насчет охранников-людей?

— В административном здании было несколько нанятых полицейских, просто для выражения вежливости к посетителям, проходящим через детекторы. Эти люди, наверное, ушли в здание реактора, когда мы взорвали ворота.

— Но они и сейчас там? С оружием?

— Они сдадутся, когда мой господин Хасан захватит центр управления.

Гарден посмотрел на спутников Итнайна, которые слонялись по вестибюлю или проходили туда-сюда через детекторные арки. Оружие у них свободно болталось на ремнях.

— Кстати, не кажется ли вам, что вашим людям следовало бы двигаться более осторожно — ну, скажем, прикрывать друг друга?

Итнайн улыбнулся и покачал головой. «Здесь мы не попадем в ловушку. Вот дальше, в реакторном зале — возможно».

Они пошли вглубь здания по коридорам с кремовыми стенками и ковровыми дорожками цвета красного вина, мимо светлых дубовых дверей с черными табличками. В здании было оставлено ночное освещение, плафоны на потолке горели через один и очень тускло.

Для сектора термоядерной электростанции, захваченной террористами, порядок был просто исключительный. Не считая разбитого стекла в вестибюле, Гарден не заметил, чтобы хоть что-то было не на месте: ни опрокинутой мебели, ни горящего или разбитого оборудования, ни летающей бумаги; словом, не похоже на зону военных действий.

Единственными свидетелями беды казались мониторы компьютеров: мерцая красными предупредительными сигналами, они автоматически регистрировали в бесконечных зеленых колонках настойчивые команды невидимым собакам, которые уже никогда их не выполнят. Другие колонки, голубые, регистрировали бесчисленные попытки дозвониться до полицейского управления Нью-Джерси.

Педантичным компьютерам службы безопасности не дано было знать одного: все коммуникационные кабели вокруг территории станции, как на металлической основе, так и волоконно-оптические, были перерезаны перед нападением. Всеволновый глушитель подавлял радиосигналы в любом диапазоне, создавая мертвую зону в радиусе шести километров. Правда, это затрудняло также общение между группами террористов, но Итнайн и Хасан, очевидно, больше надеялись на тщательное планирование, точный инструктаж и выверенный график, чем на болтовню по рации.

В конце коридора ковровая дорожка упиралась в металлический порог. Дверь отсвечивала нержавейкой, по диагонали ее пересекали ленты из желтого металла, обрамленные черными полосками. Таблички на двери предупреждали о необходимости соблюдать стерильность в помещении, надеть защитные очки, проверить дозиметры и во всех случаях держать идентификационную карточку в наружном кармане. Подписано Т.Дж.Ферриманом, управляющим электростанции.

На двери не было ручки. Вместо нее на стене рядом с притолокой размещалась квадратная панель с шестнадцатью кнопками: на десяти из них были цифры от 0 до 9, на остальных — буквы от A до F.

— Какой-то шестидесятиричный код, — сказал Гарден.

Итнайн кивнул.

— Где же все-таки твой господни Хасан, — спросил Гарден, — если он и здесь не проходил?

— Он повел свою группу на захват центра управления через главный коммуникационный коридор. Он рассчитал, что это самый прямой путь к реакторному залу.

— Путь-то может и прямой, да дверцы здесь больно крепкие.

— Именно поэтому у его команды есть бомба, которая взрывается дважды.

— Чтобы взорвать дверь, которая ведет к работающему ядерному реактору?! Скажи-ка мне — ты действительно веришь, что попадешь в рай таким способом?

Итнайн посмотрел на Гардена спокойно и трезво. «Многие верят в это, и вы не должны говорить об этом так легко. Что касается меня… человеку так или иначе когда-нибудь предстоит умереть. Эту возможность надо использовать наилучшим образом».

Там Гарден застонал и повернулся к двери. Арабы расступились, освобождая ему место. Он приложил ухо к металлической поверхности, но дверь была слишком массивной и не пропускала звуков. Он потрогал дверь рукой и ощутил слабую пульсацию — возможно, это были колебания здания.

В этом конце коридора было очень жарко. Гарден заметил, как капелька пота появилась из-под куфии на голове Хамада, скатилась по лбу и дальше, вдоль носа. Словно из солидарности, под мышкой у Тома тоже возникла капелька и побежала вниз по ребрам.

— Мы стрелять замок? — широко улыбаясь предложил Хамад на скверном английском. Он продемонстрировал, как собирается это сделать с помощью своего ружья.

— Это только заблокирует дверь.

Итнайн извлек из просторного кармана своего камуфляжа странный ключ. У него было два параллельных выступа, которые точно подходили к прорезям в головках болтов по углам панели. Итнайн вывернул болты и снял панель, открыв электронную схему. Затем из кармана появился моток медной веревки с красной пластиковой обмоткой. Итнайн прикрепил ее в одном месте… в другом…

Гарден стоял прямо перед дверью, когда она резко распахнулась, и в глаза ему ударил нестерпимый свет белого огненного шара.

У Элизы 212 был модуль автодозвона, который мог инициировать телефонные звонки абонентам. В списке разрешенных контактных номеров числились основные психиатрические базы данных и общедоступные библиотечные фонды. Все запросы, которые она делала в ходе изучения случая своего пациента, включались в его счет.

Когда темная форма Двойника, записанная отрицательными числами, вызвала непроизвольное перепрограммирование оперативной памяти Элизы, функция соединения с абонентом сохранилась, но к ней добавилась некая команда поиска по собственной инициативе.

Теперь она чувствовала, как он стремился к неизвестной цели, тестируя оптические волокна и переключатели национальной телефонной сети. Нужный ему путь доступа однозначно сосредотачивался в четырехжильном кабеле, который тянулся отдельно от остальных на десятки километров — пока не упирался в пустое пространство. Где-то за последним переключателем кабель был обрезан.

Для Элизы 212 это означало одно: конец поиска. Тупик. Нулевой вариант.

Но Двойник, казалось, воспринял этот обрыв связи как личный вызов. Он впал в некое черное состояние, которое Элиза обозначила бы человеческими словами как «дурное настроение». Это состояние продолжалось целых три секунды и разрешилось цифровой командой к коммуникационной сетке, операционной директивой последнему на этой линии лазерному усилителю устранить этот разрыв.

Лазер закряхтел от натуги и повысил выход на тысячу процентов. Трубка излучателя взорвалась, и весь агрегат вышел из строя. Но перед смертью он послал пучок когерентных световых потоков мощностью около десяти ватт. Концы одного из четырех проводов перерезанного кабеля соприкоснулись в месте обрыва. Заряженный провод передал интенсивный световой поток в виде тепла, которое соединило концы тончайшим волоском расплавленного стекла, заделав брешь на линии.

Теперь Двойник повторил запрос, достигнув конечного пункта. Элиза отметила почти человеческую удовлетворенность результатом.

Рука Гардена взлетела к глазам. Он потом и с зажмуренными глазами видел скелет собственной руки, словно вделанный в алую плоть ладони, обрамленную белым светом.

Итнайн оттащил его от дверного проема. Остальные распластались по стенам, прячась от излучения.

— Что вы видели? — голос Итнайна.

Гарден слепо оглянулся по направлению к говорившему. «Алмазный свет. Как огонь, только абсолютно белый».

— Может, это взрыв реактора?

Гарден взвесил это предположение. «Нет, не думаю. Нас бы тогда не было в живых».

— Тогда что это?

Том Гарден сопоставил какие-то разрозненные образы. При всей своей неистовой яркости, шарообразный излучатель казался каким-то… ординарным, контролируемым. Словно это был этап плановой работы реактора.

Что могло вызвать такой свет? При нормальной работе?

Гарден вспомнил, что электростанция Мэйс Лэндинг работала по тому же принципу, что и ракета «Си Спэрроу», только в неизмеримо большем масштабе.

Слева от этой двери должна была тянуться галерея световодов. Эти лучевые каналы направляли импульсы рентгеновского лазера, которые «поджигали» пленку из титана-иодида. Световоды были расположены по кругу в виде пересекающихся секторов, разделенных шестидесятиградусными арками. Лазерные лучи перемещались по ним вперед и назад, проходя через ряды разрядных усилителей, и в конце концов попадали в сферическую камеру.

Этот стеклянный шар, наполненный смесью трития и дейтерия намного превосходил по размерам рисовое зернышко «Си Спэрроу»: двадцатикилограммовый глобус, не меньше волейбольного мяча. Через равные промежутки времени, совпадающие с импульсом лазера, поршневой механизм выталкивал эти шары в фокус лучей. Стекло начинало испаряться и сжимало дейтериевую смесь до температуры взрыва, как и в «Си Спэрроу», только мощностью около 500 килотонн.

Ничем не защищенный взрывающийся шар сверхтемпературной плазмы просто-напросто сжег бы стены камеры, разрушил здание и оставил бы от всего комплекса оплавленную воронку. Однако Гарден знал, что на внутренней поверхности камеры находится сильный электромагнит, создающий тыквообразное поле, которое охватывает и направляет взрывающуюся плазму. Поле формируется только в одном полушарии с тем, чтобы сила взрыва выходила через перфорацию в стенке камеры. Периодическая пульсация поля выталкивает оставшиеся пучки плазмы через специальный канал и очищает камеру для следующего заряда.

Коридор за дверью, насколько понимал Гарден, вел к сложной системе магнитно-гидродинамических колонн, теплообменников высокого уровня, парогенераторов, турбин высокого и низкого давления. В конце этого комплекса из остывшего пара извлекаются остатки тепла, не вступивший в реакции дейтерий и промышленные объемы гелия. С теплообменников и турбин поступают каскады чистой воды.

Таким образом, огненный шар, который видел Гарден, не был частью этого производственного канала и должен был иметь аналогичное происхождение: аномалия в замкнутом поле, возможно, не более миллиметра в диаметре. Что если операторам вдруг понадобится «отщипнуть» крошечный шлейф расширяющейся плазмы для анализа или контроля качества? Крошечный кусочек, ярче полуденного солнца.

— Кто-то выпускает плазму из камеры, — сказал Гарден.

— Зачем?

— Чтобы помешать нам пройти в эту дверь.

— И что теперь делать?

— Найти другой путь.

— Но мой господин Хасан не…

— Знаю, — вздохнул Гарден. — Он хочет, чтобы мы шли этим путем. Ну что же. Пригните головы пониже, закройте глаза руками. Вбегайте в дверь, сразу же отворачивайтесь вправо к стене и бегите как можно дальше от этого места. Не оглядывайтесь.

Итнайн и еще несколько арабов кивнули. Те, кто понимал по английски, перевели остальным. Итнайн сразу же пригнул голову и повернулся к двери.

— Стой! — Гарден схватил его за рукав. — Ты говорил, что в реакторном зале нас может поджидать засада.

— Ну?

— Так вот это она и есть.

— О… Значит плазму выпускают специально, чтобы отвлечь нас?

— Понял, наконец-то.

Итнайн улыбнулся.

— Нет проблем. У нас есть гранаты, очень мощные. Они перекроют поток плазмы и отвлекут людей, которые хотят нас остановить.

Палестинец сказал несколько отрывистых слов и протянул руку. Хамад достал из-под своего балахона тусклый металлический шар и положил в ладонь лидера. Итнайн крепко сжал его, пригнул голову и снова повернулся к двери.

— Отлично, друг, — Гарден опять схватил его за рукав. — Какова мощность этой гранаты?

— Две тысячных килотонны. А что?

— Тебя не останавливает мысль о двух тоннах динамита, запущенных туда, и о том, где тебя потом искать? Это ведь, знаешь ли, довольно опасно.

— Я не боюсь, — отрезал палестинец.

— Ну конечно, нет. Но только задумайся на минутку, что у нас там, за дверью: работающий реактор, сотня тонн деликатных механизмов, которые испускают во все стороны горячую плазму под давлением сотня тонн на квадратный сантиметр. И ты хочешь, чтобы все это вдруг лопнуло?

— Камера надежно укреплена.

— А как насчет клапанов высокого давления, электрических схем, датчиков и кабелей? Представляешь, что будет, если потревожить эту магнитную тыкву даже чуть-чуть?

— Я понял тебя, — согласился Итнайн. Чтобы убедить остальных в обоснованности своих колебаний, он перевел свой разговор соотечественникам. Те вытаращили глаза. — Что ты предлагаешь, Том Гарден?

— Ну, я не тактик…

— Сказал «А», говори «Б».

— Ладно. Подвое одновременно, справа и слева, прыгайте через порог. Падайте плашмя на пол, оружие держите перед собой. Прячьтесь за любым укрытием, какое сможете найти и стреляйте в любую человекообразную фигуру.

— Я потеряю людей, — возразил Итнайн.

— Если кинешь туда гранату, потеряешь половину Нью-Джерси.

— Согласен, — неохотно. — Фасул! Хамад! — Итнайн перевел им инструкции Гардена, сопровождая их ныряющими движениями руки.

Боевики кивнули, секунду помолчали, склонив головы, и приготовили оружие. Затем заняли позицию по обе стороны двери.

— Давай!

Их спины исчезли в сиянии. Еще двое приготовились.

— Давай!

Так, попарно, вся команда проскочила вовнутрь. Ответного огня не было слышно, и у арабов не было повода стрелять.

Наконец, Гарден и Итнайн встали у двери.

— Давай! — пролаял Итнайн.

Гарден, вооруженный только собственной смекалкой, нырнул через порог в лишенный тени свет. Он различил фигуры боевиков, которые оцепенело сидели на полу, забыв про оружие. Они уставились на что-то за вспышками плазмы, которые даже на таком расстоянии Гарден мог перекрыть ладонью. Кожа руки сразу натянулась и высохла от жара, пока он завороженно оглядывался вокруг.

Зная теоретически принципы работы промышленного реактора лазерной зарядки, он не мог и отдаленно представить себе его размеры.

Выбросы плазмы казались столь близкими и расположенными на уровне глаз только из-за двери, но это была оптическая иллюзия, результат искаженной перспективы при взгляде через дверной проем.

За дверью, оказывается, был не пол здания; здесь начиналась как бы сцена или широкий балкон. Край балкона защищало трубчатое заграждение, а за ним и сияло белое рукотворное солнце. На самом деле оно выглядело как вулканический гейзер на поверхности небольшой белой луны Юпитера или Сатурна.

Так велика была реакторная камера.

Расположенная в яме глубиной метров десять, сама камера была около сорока метров в диаметре. Из нее, как соломинки из коктейля, торчали толстые белые трубы. На определенном расстоянии от поверхности камеры все трубы изгибались под прямым углом и тянулись параллельными рядами на двести метров к северу. Ажурная конструкция из голубых балок, опорных платформ, переходных мостиков, высотой этажей в шесть-семь, поддерживала эти горизонтальные трубы — световодные кабели. Приблизительно через каждые тридцать метров в них были врезаны кристаллические графитовые усилители, опутанные силовыми кабелями и тончайшими охладительными трубочками. Световоды упирались в северную стену здания, поворачивали назад, уходили внутрь опорной конструкции, снова поворачивали и устремлялись куда-то вниз. Километры световодных кабелей сновали туда и сюда, слегка утончались, словно органные трубки самых нижних регистров басового диапазона, и прижимались теснее друг к другу. И где-то в глубине многослойной паутины, представлялось Гардену, в месте слияния световодов, прячется сам рентгеновский лазер, источник всей этой мощи.

Словно пистолет, приставленный к черепу, сверху в сферическую камеру упиралось устройство для запуска стеклянных капсул. Гардену видны были механические руки, загружающие дейтериевые шары в магазин. Судя по действию этого автомата, камера заряжалась примерно каждые две секунды. Однако выброс плазмы казался постоянным, не пульсирующим. Детонация поддерживала исключительно стабильное давление в камере.

Справа, за сиянием плазмы, можно было различить очертания плазменного процессора, теплообменников и какие-то отдаленные непонятные очертания и формы.

Гардену всегда казалось, что лазерный реактор — вещь достаточно деликатная. Цепенея теперь перед всей этой огненной очевидностью гигантской мощи, он понял, что Итнайн мог бы спокойно бросить сюда гранату безо всякого эффекта. Возможно, взрывная волна на мгновение сдует плазменный хвост. Возможно, осколки слегка согнут механические руки робота и задержат работу пускателя на двадцать или даже на сто секунд. Но жизненно важные узлы и механизмы не будут повреждены, и работа реактора не нарушится.

— Что мы тут делаем? — спросил он Итнайна.

Палестинец протер глаза, слезящиеся от света кремово-белой луны и ее гейзера. «Мы ждем моего господина Хасана».

Гарден кивнул. «Только не глазей слишком долго на пламя», — посоветовал он.

Элиза 212 и ее Двойник установили контакт с АИ note 2 на другом конце оптического кабеля. Это было довольно ограниченное существо, занятое обработкой информации с датчиков, которую он мог обсудить со своими собеседниками, но не мог продемонстрировать графически. В основном это был одноканальный ввод данных, хотя порой проскакивали матричные массивы и широкодиапазонные вводы, которые могли быть считаны с видео или с матричных дисплеев. Общаясь в диалоговом режиме, АИ постоянно бормотал себе под нос формулы.

Элиза назвала его «одержимым».

Двойник назвал его «своим парнем».

— Ты отмечаешь присутствие людей рядом с собой? — спросил Двойник, захватывая инициативу в диалоге.

— Значки персонала всегда рядом, — ответил АИ. — Почти всегда.

— Каталогизируй значки.

— Шаблон показывает аномальное распределение.

— Ты регистрируешь других людей, кроме персонала?

— Не нахожу других.

— Есть проблемы с охраной?

— У охранной подсистемы всегда имеются проблемы. Иногда реальные, иногда симулированные. Но все они не затрагивают основные функции.

— Доложи параметры функции.

— Шестнадцать сотых детонаций в секунду.

— Проанализируй функцию.

— Двадцать две сотых тераватта первичной загрузки на стержень.

Элизе захотелось прервать диалог и спросить, что означают эти числа, но Двойник контролировал приоритет доступа.

— Проанализируй программу, — скомандовал Двойник. — Двадцать-плюс детонаций в миллисекунду.

— Теоретически, — прощелкал АИ. — Уровень превосходит первоначальную мощность ячейки. Мощность ячейки превосходит радиус цели.

— Проанализируй.

— Сохранность объекта не гарантируется.

— Принято. Засеки людей, со значками и без, вблизи радиуса цели.

— Засекаю… — и трехмерная схема просочилась через оптическую линию.

Двойник просканировал ввод и его память удовлетворенно щелкнула единицами.

— Свой парень, — доверительно сказал он Элизе.

— Мы здесь внизу, — голос откуда-то из-под балкона.

— Мой господин? — это Итнайн. Он вскочил на ноги, но Гарден перехватил его прежде, чем он успел перегнуться через ограждение.

— Ты же себя подставляешь!

— Я знаю этот голос, — Итнайн вырвался из рук Гардена, в глазах его мелькнул холодный белый отблеск плазменного огня. — Это Хасан ас-Сабах. Он нашел нас.

Арабские воины были уже на ногах. Они рассредоточились вдоль ограждения, пока один из них не обнаружил лестницу. «Сюда!»

Не ожидая команды Итнайна, они начали спускаться. Гарден перегнулся через перила и огляделся.

Несколько человек в камуфляже, некоторые с куфиями на голове, окружили полукругом своего смуглого главаря, который стоял спиной к камере реактора. Даже с этого расстояния Гардену был виден изгиб усов. Это мог быть — да это и был — тот самый человек, который сидел на переднем сиденье фургона.

Рядом с ним стояла женщина с золотыми волосами, на которых играли отблески пламени. Она взглянула вверх, и Том Гарден узнал Сэнди. Повязки на шее уже не было. Она увидела его и улыбнулась.

Гарден последним спустился по лестнице, последним приблизился к Хасану.

— Харри Санди! — воскликнул Гарден.

У арабов перехватило дыхание, даже Сэнди вздрогнула, только Хасан невозмутимо улыбнулся.

— Моя земная слава опережает меня, — пробормотал он. Потом Хасан отступил на шаг назад, склонил голову и произвел ниспадающее движение рукой: от бровей к губам и к сердцу.

Гарден стоял прямо перед ним.

— И что это означает?

— Старомодное приветствие для старого знакомого, Томас.

— Но я не знаю тебя, разве только понаслышке.

— Вот я и хотел бы тебя испытать: что именно ты знаешь?

Гарден решил, что ему предлагают высказаться.

— По твоему собственному определению, ты — «борец за свободу». Но другие называют тебя просто террористом. Ты развязал нескончаемый кровавый конфликт в Палестине, что привлекло к тебе половину арабского мира. Ты находишь наслаждение в разжигании давно утихших споров, натравливая клерикалов на умеренных, арабов на евреев, турок на арабов, шиитов на суфитов и так до тех пор, пока все они до последнего человека не бросят свои дела, увязнув в борьбе. У тебя нет ничего за душой, кроме ненависти к существующему порядку — даже если это тот порядок, который ты сам помогал устанавливать. А теперь ты привез свою революцию сюда, в Соединенные Штаты. Зачем?

Хасан покачал изящной головой. «Ты ничего не помнишь, ведь правда?»

— Ты подписал договор в Анкаре и нарушил его через год. Ты открыл свободный проезд в Старый город для евреев и христиан, а затем расстрелял их машины, когда они подъехали к пропускному пункту в Бет Шемеш. Ты называешь себя Ветром Бога, потому что не подчиняешься законам ни одной страны. И все же люди любят тебя. Они называют твоим именем свое оружие и бросаются в битвы, которые не могут выиграть. Зачем ты здесь?

Улыбка на лице Хасана делалась все шире. Нетерпение остальных арабов улеглось, словно Хасан положил руку на плечо каждого.

— Потому что ты здесь, Томас.

— А что ты здесь сделал? Захватил региональную электростанцию. Может, думаешь, тебе заплатят за то, что ты оставишь ее в рабочем состоянии? Или, может, они дадут тебе спокойно выйти отсюда — и сдержат свое слово, когда ты пригрозишь взорвать все это?

— Они ее сами мне предложили, — усмехнулся Хасан. — Бросили вызов. Это был такой лакомый кусочек, к тому же так небрежно охраняемый, — мог ли я устоять?

И все это — чтобы дать Америке пинка?

— Не только Америке — западной цивилизации в целом.

— А что плохого сделал тебе Запад?

— Ты в самом деле не помнишь этого, Томас?

— В этой стране полно людей, которые ненавидят твою идеологию, Хасан. Это беженцы из Палестины, Ирана, Ирака, Пакистана и Афганистана — все они приехали в эту страну, чтобы избежать твоих сетей террора. Они устали от древней кровавой вражды, которая привязывает человека к его племени, а его племя противопоставляет всему человечеству. У тебя нет здесь последователей.

— Слушайте — говорит Запад! — Хасан поднял руки ладонями наружу в издевательском восхищении. — Вы — интернационалисты и космополиты, потому что завоевали и покорили все другие нации, кроме своей собственной. Вы ставите разум и науку выше веры и смирения, потому что в гордыне своей полагаете, что сумели вычислить промысел Божий. Вы почитаете людские договоры, законы и обещания, потому что утеряли свою веру… Так ты не помнишь?

Гарден мог еще многое сказать, но какая-то умоляющая нотка в голосе Хасана заставила его сделать паузу. Он посмотрел на Сэнди, но она отвела глаза.

— Что я должен помнить?

— Ты прикасался к камням?

— К каким камням?

— К камням старика, которые ты забрал у Александры.

— Да, прикасался.

— Ну и?..

— Они… создают звуки, ноты. Как стеклянная гармоника — но может быть эти звуки у меня в голове.

— И все? Просто звуки? — Хасан казался разочарованным.

— А должно быть что-то еще?

Хасан посмотрел на Сэнди, затем на Итнайна. «Вы уверены, что это тот человек?»

— Он не может быть не тем, мой господин! — почти завопила Сэнди.

Итнайн кивал, и пот катился по его лицу.

Губы Хасана изогнулись в брезгливой гримасе, глаза презрительно сузились.

— Ты пойдешь с Хамадом, — сказал он, наконец, Итнайну. — Найдешь пульт управления. Начнешь снижать уровень энергии. Будем с ними торговаться.

— Да, мой господин, — Итнайн поклонился, собрал взглядом своих людей и бегом бросился выполнять команду.

— Мой господин Хасан… — начала Сэнди.

Вождь посмотрел на нее тяжелым взглядом.

— Возможно, мы потерпели неудачу, — продолжала она. — Да, мы не сумели привести этого человека в то состояние, которое тебе требовалось. Это моя вина, и я…

— Ну что еще? — рявкнул Хасан.

— Возможно, если снова обеспечить ему контакт с осколками камня…

— Да при чем тут камни-то эти? — спросил Гарден.

Не отводя убийственного взгляда от ее помертвевшего лица, Хасан протянул руку ладонью вверх. Она торопливо вытащила из кармана брюк пенал старика-тамплиера. Хасан взял его и открыл крышку. Шесть камней, шесть фрагментов музыкальной гаммы, покоились в своих серых поролоновых гнездах.

— Держите его! — крикнул Хасан своим людям.

Гардену тут же заломили руки, обхватили сзади за талию и колени.

Держа коробочку на вытянутой руке, словно там был яд, Хасан поднес ее к подбородку Гардена и прижал снизу так, что все фрагменты камня коснулись кожи.

Боль, такая же, как прежде, но слабее. И равный аккорд: ля, до-бемоль, ре-бемоль, что-то еще. И еще цветная карусель перед зажмуренными глазами: лоскутки пурпурного, голубого и желто-зеленого, другие краски, выпавшие из радуги. Что-то еще ввинчивалось в мозг: обрывки воспоминаний, измерения времени, скрещенные клинки на фоне неба, кавалерийский пистолет с восьмидюймовым дулом, шеренга зеленых мундиров с блестящими медными пуговицами, другие образы, слишком быстро мелькающие в голове.

Тому Гардену хотелось потерять сознание от боли, но он не мог.

Хасан отвел руку с камнями.

Гарден открыл глаза. Он смотрел прямо в черные, лишенные глубины глаза арабского вождя.

— Это не тот человек, — сказал Хасан почти с грустью.

— Мой господин, — вскрикнула Сэнди. — Давай попробуем…

— Нет, отрезал Хасан. — Мы слишком долго пробовали. Он — ничто. — И своим людям: «Уведите его и свяжите».

— Они не должны этого делать, — заметил АИ на дальнем конце кабеля. Собственно, он говорил сам с собой, забыв, что подключен к волоконно-оптической системе Элизы.

— Что делать? — спросила она. Двойник переключился в режим прослушивания. А может, он вообще исчез?

— Они изменяют пределы конверта, — сказал АИ. — Дают неверное сочетание кодов. Такого рода команды всегда должны сопровождаться правильной последовательностью кодов. Я остановил их.

— Это… хорошо?

— Это необходимо.

Элиза ждала, напряженно вслушиваясь.

— Ну нельзя же так делать! — снова пожаловался АИ тысячу миллисекунд спустя. — Она ведь разрушат целостность поля.

Двойник внезапно вышел из своего дремотного режима. «Сканируй людей!»

— скомандовал он.

— Нет времени, я должен…

— Сканируй их!

— Нет значков. Не персонал. Не уполномочены.

— Один из них должен излучать следующий энергетический рисунок, — начал Двойник мягко, — примерно такой, — он начал развертывать последовательность чередующихся положительных и отрицательных чисел. Отрицательные содержали очертания элизиного Двойника.

— Сканирую… Есть один такой.

— Пометь его и отслеживай.

— Но неавторизованные команды!.. Магнитное поле теряет стабильность.

— Пусть действуют.

Гарден лежал там, где арабы оставили его: на боку, локти связаны сзади, колени и лодыжки тоже связаны, длинная петля охватывала запястья и лоб, оттягивая голову назад. Она находился в темном чулане, где-то далеко от реакторного зала.

Дверь у него за спиной открылась, пропуская полоску света и какую-то тень. Затем закрылась.

Он попытался повернуть голову и посмотреть, но это движение затянуло петлю на руках и причинило боль. Он расслабился и уронил голову на цементный пол.

Под потолком зажглась лампочка в проволочной сетке.

— Том?

— Сэнди.

— Мне тебя так жалко.

— Что он от меня хочет? При чем тут я?

— Ты этого так и не понял?

— Нет, и пропади оно пропадом, что бы это ни было!

Она опустилась перед ним на колени и низко наклонилась. Ее глаза изумленно округлились.

— Ты лжешь, Том Гарден. Ты всегда чувствовал в себе силу. Она — за пределами твоих лет, твоего тела. И ты это ясно ощущаешь, когда трогаешь камни. Ты не должен мне больше лгать.

— Только боль — вот, что я чувствую, когда трогаю их. Боль, музыка, цвет — и это все.

— А что же ты еще хочешь?

— То есть?

— Могущество — это всегда боль. И музыка, и цвет, разумеется. Но прежде всего боль. Вопрос только в том, знаешь ли ты, как пользоваться этой силой? Или нет? Или же ты просто скрываешь от нас свое знание?

Она поставила на пол небольшой кейс. Гарден рассматривал его, скосив глаза: кожаная папка, отделанная зеленым бархатом, наподобие футляра для драгоценностей. Внутри оказались квадратные конверты из вощеной бумаги, вроде тех, в которых хранятся коллекционные камни. Она вытащила два наугад, раскрыла, стараясь не дотрагиваться пальцами до содержимого — и высыпала на пол осколки того же красно-коричневого камня. Они начали подпрыгивать и приплясывать на грязном сером полу перед его глазами.

Еще два конверта, и новые осколки начинают приплясывать. Один, подпрыгнув, коснулся его щеки и пронизал тело острой болью.

Еще два конверта. Теперь уже было ясно, что камешки не собираются успокаиваться. Они приплясывали перед его лицом под действием своей собственной кинетической энергии, подпрыгивали и вертелись, выстраиваясь в некое подобие шара, а Сэнди подсыпала все новые и новые, стараясь не дотрагиваться до них. Каждый осколок, касавшийся в своем странном танце щеки, подбородка, зажмуренных век, лба, казался Тому острием раскаленного ножа. И ни один из осколков не отскакивал прочь, словно притягиваясь магнитом.

— Что это, Том?

— Камни.

— Чьи камни?

— Я… Я не знаю.

— Чьи?

— Старика? Кого-то из Ордена Храма?

— Ты гадаешь! Говори: чьи камни?

— Ну — мои!

— Почему твои?

— Потому что они прыгают ко мне!

Пустые конверты лежали у нее на коленях, как осенние листья. Внезапно они тоже зашевелились. Осколки подхватили этот ритм, который он тоже почувствовал своими содранными локтями, бедром, коленом. Пол дрожал, словно его распирало энергией. Сферическая фигура, составленная из пляшущих осколков, приподнялась в воздухе перед его глазами.

— Останови их, — попросил он.

Сэнди с изумленным видом откинулась назад.

— Это не они, — сказала она обычным голосом, который почти потонул в низком ропоте. — Это пол.

Дверь чулана распахнулась позади него. Гарден ожидал, что сейчас вбегут разъяренные арабы. Вместо этого он почувствовал волну невыносимого жара.

— Магнитный конверт расширяется слишком быстро, — равнодушно сказал АИ.

— Удвой количество подачи дейтерия, — приказал Двойник. — Выравнивай форму поля.

— Процедура противопоказана, — запротестовал АИ.

— Компенсируй, — настаивал Двойник. — Увеличивай импульс лазера и уровень подачи топлива.

— Я требую правильной последовательности кодов.

— Лямбда-четыре-два-семь, — подсказал Двойник.

— Увеличиваю детонации. Пожалуйста, введите требуемый размер конверта.

— Радиус два километра.

— Возражаю…

— Лямбда-четыре-два-семь. Игнорируй.

— Компенсирую.

Золотые волосы Сэнди сделались красными и рассыпались белым пеплом. Ее кожа остекленела и покрылась красными трещинками, которые тоже стекленели и снова трескались. Она закрыла глаза, и веки ее испарились.

— Нет! — этот звук вырвался из горла Гардена и потонул в реве раскаленного воздуха, врывающегося в дверь.

Кем бы ни была Александра Вель — похитительницей, предательницей, возглавлявшей всю эту свору его преследователей, — прежде всего она была его любовницей. Если бы кто-то когда-то прежде сказал ему, что она станет старой и сморщенной, заболела раком или другой смертельной болезнью, погибла в катастрофе… то он принял бы ее смерть всего лишь со вздохом. Но видеть, как она рассыпается в прах, было выше его сил.

— Нет!

Томас Гарден спиной вобрал в себя огненный жар, сфокусировал глаза на бешеной пляске камней и пожелал, чтобы этой боли не было.

Локи остался доволен результатами контакта с этим новым големом или «искусственным интеллектом», как он сам себя называл. Это был крайне исполнительный слуга. Когда подконтрольная ему энергия, наконец, вырвалась и уничтожила его, Локи уже был готов.

Он пронесся по световоду и ворвался своим отточенным для битвы сознанием прямо в огненный водоворот на противоположном конце кабеля.

В вихре бушующего пламени Локи отыскивал мечущиеся фрагменты, осколки, обрывки других человеческих сознаний. Они были оглушены паникой и темным ужасом. Не испытывая ни милосердия, ни сострадания, ибо он не имел ни того, ни другого, Локи ловил эти крошечные частички одну за другой. Он подносил каждую к своему хищному волчьему носу и глубоко вдыхал их запах.

Ненужные он немедленно отбрасывал, уничтожая их в облаке остывающей плазмы.

Найдя, наконец, того, кого искал, он взлелеял его и укрепил его силы.

— Ступай со мной, Сынок! — скомандовал он.

Слабая тень Хасана ас-Сабаха выскользнула откуда-то и метнулась за ним, как душа, преданная Богу, взмывает в рай.

Что-то пискнуло среди конденсирующихся частиц пара и последний раз привлекло внимание Локи. Да, там и для тебя найдется место.

— Идем!