Маруся. Книга 4. Гумилёва

ГЛАВА 3 ЯЩЕРКА

— Журнал — одна штука, плеер — одна штука, бу­тылка минеральной воды — одна штука, солнцеза­щитный крем — одна штука, леденцы...

Еще одна женщина в форме службы безопасности. Такая маленькая, что ей приходилось поднимать руки, чтобы дотянуться до стола и выложить на него вещи, которые она доставала из большой картонной коробки.

— .. .одна упаковка, браслет — одна штука, игруш­ка — одна штука...

Вот так, пытаешься доказать отцу, что ты уже взрослая, а потом он забирает тебя из тюрьмы и видит, что ты возишь в сумке резинового утенка.

К счастью, краснеть от стыда придется потом, по­тому что сейчас папу позвал капитан — подписать ка- кие-то бумаги.

— Шорты розовые — одна штука, сарафан — одна штука, ветровка белая — одна штука, ювелирное из­делие — одна штука...

Ювелирное изделие? У Маруси не было никаких ювелирных изделий. Она увидела, как женщина выло­жила на стол серебряную ящерку размером с мизинец.

— Это не мое.

— То есть как это? — Маленькая женщина смотрела на нее снизу вверх. Ей приходилось поднимать брови, и из-за этого казалось, будто глаза в прямом смысле лезут на лоб.

— Ну, это не моя ящерка. Я впервые ее вижу.

— Этого не может быть. Все вещи были извлечены из вашей сумки и запротоколированы.

Маруся пожала плечами:

— Может, она в коробке лежала?

Маленькая женщина замотала головой:

— Она лежала в вашей сумке...

— Может, кто-то ошибся?

— Я лично разбирала вещи.

Серебряная ящерка. Что это могло быть? Маруся точно не видела ее раньше, но как она могла попасть в сумку? Кто-то подбросил? Кто? Бабушка? Вряд ли. Кто-то из друзей? Тоже нет. В самолете? В аэропорту? В службе безопасности? Но зачем?

— Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь.

Маруся взяла ящерку в руки и внимательно рассмо­трела ее со всех сторон.

— Можно я не буду расписываться за ящерку? Вдруг она краденая или еще что... А мне на сегодня уже хва­тит неприятностей...

— Девушка, мне тоже не нужны неприятности, по­этому я в строгом порядке должна вернуть вам все, что находилось в вашей сумочке...

— Но ее просто не могло там быть!

Маленькая женщина немного помолчала, хлопая глазами, потом развернулась и вышла из-за стойки прямо к Марусе. Теперь, рядом с ней, она стала казать­ся еще меньше: какой-то лилипут из сказки.

— Видите эти коробки? — ни с того ни с сего спро­сила женщина и указала на листы картона.

— Вижу листы картона, — честно ответила Маруся.

— А это коробки! — уверенным голосом сказала женщина, подошла к столу, взяла один из листов и лов­ко свернула из него большой картонный куб с логоти­пом аэропорта на боку.

— И что вы хотите этим сказать? — немного сму­тившись, спросила Маруся.

— Я хочу сказать, что в коробке не может ничего /кокать, потому что она абсолютно пустая. Она лист!

А это, — женщина указала пальцем на сумку Мару- си, — сумка! Я беру лист, собираю из него коробку и перекладываю туда вещи из сумки. Никакой ошиб­ки быть не может. Это ваша вещь, и вы должны поста­вить подпись, подтверждающую, что вы забрали все, что лежало в вашей сумке!

Маруся вздохнула, взяла ручку, расписалась, где требовалось, кое-как сложила вещи и побрела искать папу. Конечно, ящерка ей понравилась, и, честно гово­ря, Маруся была не против заполучить ее, но, с другой стороны... Что, если вместе с ней она заполучит оче­редные проблемы? Хотя какие проблемы могут быть из-за маленькой серебряной ящерки? Маруся сунула руку в карман и дотронулась подушечками пальцев до находки. Холодная. Маленькая холодная металличе­ская ящерка — ничего особенного.

Отец все еще разговаривал с капитаном. Увидев по­дошедшую дочку, он пожал офицеру руку, посмотрел на часы, взял Марусину сумку и поспешил к выходу. Судя по тому, что он ничего не сказал, разговор пред­стоял очень долгий.

— Сейчас я должен быть на одной важной встрече...

— Па-а-а...

Машина мчалась по автостраде, обгоняя все остальные — словно они решили установить новый ре­корд скорости.

— У тебя какая-то уникальная способность влипать в невероятные ситуации даже там, где это совершенно невозможно...

— Ну я же не виновата!

— Что вообще надо было сделать, чтобы у тебя за­блокировали жетон?

— Они признались, что это был сбой в системе.

— Эта система не сбоит.

— Значит, сбоит.

— Но почему именно у тебя?

Маруся вздохнула. Ответить ей было нечего.

— Почему именно после твоего ухода обнаружива­ют труп?

— Ты так говоришь, будто трупы обнаруживают по­сле каждого моего ухода...

Музыка в салоне прервалась, потом заиграла снова, но уже с какими-то помехами.

— Это еще что такое?

Музыка снова прервалась. Электронное табло зами­гало и стало показывать черт знает что. На часах вы­светилось время 53:74, а температура за бортом «под­нялась» до 55.

— Да что творится?

— Может, это тоже из-за меня?

— Может, из-за тебя.

— Ну не злись.

— Ты знаешь, как мне некогда!

Это была папина коронная фраза. Особенно часто она стала звучать после того, как он занялся проектом «Искусственное солнце» и практически перебрался за границу. Теперь его вообще невозможно было застать дома, он месяцами торчал то в Гонконге, то в Мехи­ко, то на какой-нибудь станции «Беллинсгаузен» в Ан­тарктиде. «Ты знаешь, как мне некогда!» Маруся от­лично это знала! Еще папа любил повторять, что ему некогда поесть, поспать, некогда искупаться в море... И тем более некогда спасать свою никчемную дочь.

— Знаю.

— Почему я должен бросать все дела, отказываться от встречи и вызволять тебя из очередной фигни?

— Ну не вызволяй.

— Не вызволяй... В следующий раз так и сделаю.

— Не сделаешь.

Папа замолчал, и Маруся стала смотреть в окно. Пыль. Зной. Солнце палило так сильно — может быть, датчик температуры и не врет? Настроение резко ис­портилось, стало грустно.

Отчего-то жара вызывала мысли о маме. Возмож­но, потому что самое яркое воспоминание о ней было связано с пустыней. Тогда они всей семьей ездили в Сахару, и Маруся даже запомнила обрывки спора родителей. Папа ругался, что такая жара не самое полезное для ребенка, а мама говорила, что тысячи детей рождаются и живут в подобных условиях и ни­чего. .. Наверное, плохо, что в памяти осталась только родительская ссора и это страшное пекло. Маму Мару­ся почти не помнила. Иногда всплывали какие-то не­внятные образы, но чаще ощущения, вроде маминого смеха или ласковых прикосновений. Например, как она гладила разгоряченный Марусин лоб прохлад­ной рукой. Даже ее лицо было не памятью, а какой-то проекцией фотографий, висевших в их доме. Маму звали Ева, она считалась очень красивой и странной женщиной. Судя по рассказам, больше всего на свете она любила работу. Маму, настоящего ученого, поме­шанного на исследованиях, невозможно было застать дома. Поездки, экспедиции... Во время одной такой экспедиции она и пропала. И хотя папа никогда не говорил об этом вслух, Маруся знала, что он все еще ищет ее.

— А что ты думаешь насчет летней практики? Июнь-июль ты прогуляла...

Маруся отвернулась от окна и прикрыла глаза ру­кой. От яркого света они немного побаливали и слези­лись.

— Я отдыхала.

— Практику это не отменяет.

Надо было как-то очень быстро и ненавязчиво уве­сти разговор в сторону...

— На самом деле ты злишься на машину, но так как она не может тебе ответить, ты переносишь свою злость на меня.

— Да что ты говоришь?

— Но ведь это так?

— А может быть, на самом деле я злюсь на тебя, но, так как ты моя дочь, я переношу свою злость на маши­ну, хотя она совершенно не виновата в том, что мне пришлось срывать...

— Пап!

— Что «пап»?

— Ты уже сто раз намекнул на то, как сорвал встре­чу, и как тебе страшно некогда, и как я всегда все де­лаю невовремя...

— Не нравится про это говорить?

— Нет!

— Хорошо, — папа открыл окошко и закурил, — сменим тему. Поговорим, например, про твою летнюю практику.

Маруся опустила кресло и отъехала как можно даль­ше назад, чтобы папа вообще ее не видел, но вопрос остался висеть в воздухе в виде напряженной паузы, которую надо было заполнить каким-то внятным от­ветом.

— А если я вообще не буду ее проходить?

— Ты хочешь поступить в институт?

— Нет.

Папа резко затормозил на повороте.

— Так и будешь всю жизнь гонять на машине?

— Ты сам этого хотел.

— Ну хорошо, это была моя ошибка, но помимо уро­ков вождения я давал тебе еще кучу всего! Или ты ре­шила сделать гонки своей профессией?

— Например.

— Может, таксистом будешь работать?

Очень может быть.

— Отличная профессия для дочери миллиардера...

И где это написано, что дочери миллиардеров не

могут быть таксистами?

Машина въехала во двор и остановилась у подъезда.

Жуткий беспорядок — это то, что ни в коем случае нельзя показывать рассерженному отцу, поэтому Ма­руся сразу прикрыла за собой дверь в комнату и стала метеором носиться, рассовывая вещи по ящикам. Не­которые считают, что ящики нужны для того, чтобы аккуратно раскладывать в них маечки и носочки, но каждый ребенок знает, что это всего лишь ширма, за которой можно спрятать мировой хаос, создав иллю­зию порядка. К счастью, папа был человеком воспи­танным, поэтому никогда не заходил в комнату без стука, а если и стучал, Маруся всегда могла крикнуть что-то вроде «я переодеваюсь» и зависнуть в комна­те еще на двадцать минут. Но через двадцать минут дверь пришлось открыть.

— И что ты делала?

— Переодевалась.

— Не заметно...

— Я перепробовала все вещи, и оказалось, что это самое подходящее.

— Купальник под майкой?

— А что?

— Почему ты вообще в купальнике?

— Ну я же купалась...

— Где? В самолете?

— В море. Просто не успела переодеться.

— Как можно не успеть снять купальник?

— Да что ты к нему привязался?

Папа пожал плечами и прошел в комнату. Почему-то его взгляд сразу же остановился на носке, предатель­ски торчащем из нижнего ящика письменного стола.

— Ты хоть видела письмо из школы?

— Какое письмо?

— С распределением на практику.

— Не-ет.

— Ну, неудивительно. Как ты могла его увидеть на дне мусорной корзины?

— Зачем ты роешься на дне мусорной корзины?

— А где еще я могу найти письма из школы?

Вести словесную перепалку с папой то еще испыта­ние. ..

— Наверное, я случайно выбросила...

— Не сомневаюсь.

— Ну и что там написано?

— Я не читал, оно же тебе адресовано.

Все-таки папа был очень воспитанным человеком. Он протянул Марусе конверт и встал в выжидающую позу, скрестив руки на груди. Иными словами, приго­товился слушать. Маруся обреченно вскрыла конверт и пробежалась глазами по верхним строчкам.

— Научный лагерь в Нижнем Новгороде. Зеленый город, международные конференции, лекции извест­ных ученых... — начала читать она унылым голосом, словно это было известие о преждевременной и скоро­постижной кончине стовосьмидесятилетней троюрод­ной прабабушки в Венесуэле.

Научный лагерь — десять баллов по десятибалльной шкале скучности. Однако папа выглядел довольным.

— Вот и отлично...

— Я не хочу быть ученым.

— Таксисту это тоже пригодится.

Папа вышел из комнаты, и Марусе пришлось бе­жать следом за ним.

— Ну ты же обещал отвезти меня на «Формулу-1».

— А ты обещала не складывать носки в бельевой ящик.

Удар ниже пояса.

— У меня день рождения!

— Поздравляю.

— Ну, па-а...

— Отметишь с новыми друзьями.

— Ты не можешь так со мной поступить!

— Хорошо. Неделя.

— Что неделя?

— Едешь на неделю и возвращаешься к дню рожде­ния. Можно мне получить хотя бы недельную пере­дышку?

— От чего?

Папа подошел к стене и картинно ударился в нее го­ловой.

— Что? От меня?

— Я прошу всего неделю!

— А вдруг со мной там что-нибудь случится?

— Что может случиться в научном лагере? — вски- нув руки, спросил папа. — Хотя да-а-а! С тобой же мо­жет случиться что угодно и где угодно. Но будем на­деяться, что за неделю ничего не произойдет. И сразу после этого я повезу тебя на «Формулу»...

— Правда?

— Обещаю.

Это менее ужасно, чем могло бы быть, но все равно, все равно...

Папа прошел на кухню, открыл холодильник и хищ­но прищурился, словно изучая, на кого бы напасть. Ма­руся встала за его спиной, сложила ладони лодочкой и прижала к груди — ангел во плоти, никак не меньше.

— Па-а-ап...

— Поесть у нас, как обычно, нечего...

— Папочка-а-а... А можно я хотя бы завтра поеду? Я от всего, что сегодня случилось, просто ужасно устала.

— Неужели бабушка не передала мне пирожки? — спросил папа, грубо игнорируя «ангельские» интона­ции.

Это он, конечно, совсем некстати вспомнил...

— Я забыла их в такси, когда ехала от бабушки в аэропорт, — зажмурившись, призналась Маруся.

На папином лице появилась недобрая улыбка.

— Кстати про такси! Я уже вызвал его. И не на за­втра, а на сегодня... В такси как раз и отдохнешь.

— Ну па-а-а!

— У тебя есть целый час, чтобы собрать вещи.

— Пап!

— Что «пап»?

— Ну хотя бы разреши мне поехать на машине.

— Ты на машине и поедешь.

— На своей машине.

— Нет, знаешь ли... — Папа открыл газировку и сделал пару больших глотков. — Я хочу быть уверен, что хотя бы по дороге в лагерь с тобой ничего не слу­чится.

— Ну пап...

— Время пошло!

— Ты просто мстишь мне за пирожки!

— И это тоже...

Родительская любовь — это такая любовь, которая кажется наказанием. Особо жестоким наказанием ка­жется любое проявление заботы...

— Я даже душ еще не приняла.

— Думаю, в Нижнем Новгороде есть вода.

— Вот так грязной и поеду?

— У меня самолет через сорок минут, так что я уже выезжаю, справишься сама. И да, я заблокировал твою машину, поэтому давай без выкрутасов.

— А жетон?

— А жетон разблокировал.

— Предатель.

— И это ты называешь благодарностью?

— Так не честно! Ты используешь свое служебное I юложение для того, чтобы наказывать дочь!

— А еще я использую свое служебное положение для того, чтобы вытащить дочь из тюрьмы.

— Лучше бы ты меня там оставил.

— Да я уж и сам жалею.

Папа протянул Марусе бутылку с лимонадом.

— На, охладись...

Маруся демонстративно отвернулась и ушла в свою комнату. Больше всего на свете она не любила учить­ся, и это больше всего на свете раздражало папу. Папа всегда был отличником и не уставал повторять, что если он чего-то и добился, то только благодаря своему прекрасному образованию. Марусе же казалось, что все, чего он добился, это бесконечная работа, без сна и отдыха, и что в этом хорошего, она совершенно не понимала.

Маруся полезла в карман шортов за ириской, чтобы хоть как-то подсластить горечь поражения, и наткну­лась на ящерку. Она была холодной, пожалуй, ледяной и, даже зажатая в кулаке, не желала нагреваться. Ма­руся на секунду представила, что ящерка — не обыч­ная фигурка, а мистический талисман, что она обла­дает волшебными свойствами, например, выполняет желания. Поэтому Маруся пристально посмотрела на нее и загадала — пусть папа сейчас же войдет в комна­ту и скажет, что он передумал.

— Маруся? -Да?

Папа вошел в комнату и улыбнулся.

— Ты даже не представляешь, как тебе повезло!

Сердце замедлило свой ход. Практически останови­лось.

— Как раз на этой неделе в вашем научном лагере будет проходить международная конференция архео­логов! Это жутко, жутко интересно! Я даже тебе зави­дую!

Ящерка не работала.

Сам о себе не позаботишься — никто не позаботится.

Маруся дождалась, когда папа отъедет от подъезда, и взяла телефон.

— Я бы хотела отменить вызов...

О том, как разблокировать машину, Маруся давно уже вычитала в Интернете и даже пару раз пробова­ла — все как по маслу.

— Солянка, дом один. Да, спасибо.

Не поехать в лагерь она не могла — нарываться на еще одну ссору с отцом было совершенно некстати, но добраться до лагеря на собственной машине казалось ей не таким уж большим проступком.

— Извините еще раз.

Маруся положила трубку и оглядела комнату. Ка­кие вещи могут понадобиться в научном лагере? Серьезный вопрос. Обычно Маруся путешествовала налегке — все необходимое можно было купить в ма­газинах, но есть ли нужные магазины в городе ученых, оставалось непонятным — воображение рисовало ги­гантские супермаркеты, заполненные белыми хала­тами, резиновыми перчатками, колбами, горелками, микроскопами и подопытными кроликами. Поэтому на всякий случай Маруся закинула в сумку пару фут­болок, шорты, джинсы, трусики, сарафан и носки из ящика письменного стола, те самые. К счастью, Мару­ся относилась к числу редких девочек, которым было абсолютно наплевать, во что одеваться, — и так краси­вая. Как говорил папа, «подлецу все к лицу». Абсолют­ная правда. Белая, немножко мятая ветровка на плечи, вместо босоножек удобные кеды. И вперед!

На подземную стоянку можно было попасть на лиф­те прямо из квартиры, но тогда папа получил бы сооб­щение, что во столько-то и во столько-то некто (кто же еще, как не Маруся?!) проник туда. Фиговый сценарий!

Поэтому Маруся поступила так, как и положено по­слушной дочке, направляющейся на летнюю практи­ку, — она вышла из квартиры, помахала рукой входному регистратору (через минуту папа получит видеоотчет и успокоится) и, спустившись на этаж вниз, позвонила в соседскую дверь. Через минуту дверь открылась.

— Клавдия Степановна...

Клавдия Степановна была учительницей. В свои де­вяносто восемь она выглядела еще о-го-го, выпивала по двадцать чашек эспрессо в день, занималась гим­настикой и замечательно управляла новеньким элек­тромобилем. Всю жизнь соседка прожила одна, семьи у нее не было, как и все учителя, она ненавидела детей, однако почему-то обожала Марусю.

— Можно я пройду?

Для людей непосвященных это прозвучало бы как просьба пройти внутрь квартиры, но Клавдия Степа­новна отлично понимала, куда и зачем нужно попасть Марусе.

— Вот вроде папа твой неглупый человек, а до сих пор не догадался, как ты проникаешь на стоянку?

— Он слишком умный, чтобы думать о таких глупо­стях, — улыбнулась Маруся.

— Кофейку со мной выпьешь?

Маруся искренне любила Клаву, как ее называли дома, но болтать с древней старушкой было как-то... да чего уж там — это было нестерпимо скучно! Маруся с удовольствием ограничилась бы «здравствуйте — до свиданья», однако хорошее воспитание взяло свое, по­этому она улыбнулась и двинулась за соседкой на кухню.

— Вчера привезли новый сорт мокки...

Иногда Маруся завидовала другим детям, которые плевали на всякие правила приличия.

— Сердце от него так и прыгает!

Не помогать взрослым, не поддерживать скучные разговоры с дальними родственниками, не благодарить

за дурацкие подарки и даже не убирать за собой тарел­ки после еды.

— Тебе с молоком?

— И побольше!

Ну ладно, если ты какой-то воспитанный ботан, а если вот такой балбес-непоседа? Единственный, кого Маруся постоянно ослушивалась, — был папа. Из-за этого папа огорчался. Почему у Маруси получалось огорчать самого любимого человека, было непонятно, но потом она где-то прочитала, что людям свойствен­но причинять боль своим близким, и успокоилась. Ей показалось, что это что-то из области безусловных ре­флексов, а с биологией не поспоришь.

— Сахар положишь сама.

Маруся осторожно открыла стеклянную банку, вы­ловила пару прозрачных кубиков и бросила в чашку. Кубики зашипели, как растворимые таблетки, и пре­вратились в густую ароматную пенку.

— Отец уже уехал?

Маруся кивнула.

— Видела в окошко, как он отъезжал...

Ох уж эти старушки! И ничего-то от них не скроешь.

— А ты как долетела?

— Я, ну... нормально. Как обычно.

— Без приключений?

Маруся отхлебнула кофе, быстро соображая, что именно стоит рассказать для поддержания беседы, но гак, чтобы она не переросла в многочасовые расспросы.

— Да, в общем-то, без приключений, если не счи­тать небольшой задержки. Там этот прилетел, ну, как его... целитель...

— О-о-о! Нестор?

Клава неожиданно оживилась и даже присела по­ближе.

— Да, точно. Он там устраивал что-то вроде конфе­ренции, и собралась толпища. Ну, в общем...

— Он что? Он вышел к людям?

— Ага. Такое столпотворение, аэропорт просто па­рализовало.

— И ты что? Ты его тоже видела? А как близко? — У Клавы вдруг так сильно заблестели глаза и задрожа­ли губы, что Маруся немного даже напугалась — мало ли, новый сорт кофе, да и возраст уже преклонный. Но, похоже, волнение старушки было вызвано вовсе не пе- редозом кофеина, а Марусиным рассказом про целителя.

Маруся смутилась. Она никак не ожидала от Клавы такого интереса.

— Я нет. Я там, ну просто... А вы что, как-то... Вы его знаете?

— Нестор — великий человек! — с пафосом произ­несла Клава и подняла указательный палец. — Даже больше, чем человек!

— Клавдия Степановна! — Маруся даже поставила чашку на стол от удивления. — Вы ли это? Вы ведь все­гда были против всяких шарлатанов.

— Но он не шарлатан. Я своими глазами видела, что он делает...

— Где вы видели?

— В воскресном шоу...

— По телику? Но ведь это монтаж! — Маруся возму­тилась так сильно, что даже поперхнулась кофе.

— Это прямой эфир!

— Да в телике не бывает никаких прямых эфиров. Это все обман. Я не знаю, как вообще в это можно верить?! Клавдия Степановна! Ну вы же учитель! Как можно?

— У Нестора есть дар...

— Ага, а еще он слепой. В это вы тоже верите? То­гда скажите, зачем слепому человеку шикарный дом и коллекция эксклюзивных автомобилей? Черт! Этот ваш Нестор не просто шарлатан. Он бессовестный лгун, который даже не парится, чтобы выглядеть правдоподобным!

Клава поджала губы и тяжело замолчала. Маруся поняла, что увлеклась, сболтнула лишнего и, видимо, не на шутку обидела старушку.

— Я, конечно, могу ошибаться. Но просто понимаю, что... ну... то, что он делает, это псевдонаука, это объ­ективно невозможно. Нельзя за десять минут выле­чить человека от рака, или восстановить сломанный позвоночник, или срастить кость...

— Предпочитаю оставаться при своем мнении.

Клава встала из-за стола и бросила свою чашку

в мойку. Раздался характерный хруст — от фаянсовой чашки отломилась ручка. Маруся вздрогнула.

— Ну, может быть, это сила внушения, не знаю... То есть, может, он и правда приносит какую-то пользу, но я бы сказала...

Казалось, что с каждым следующим словом Мару­ся лишь усугубляет ситуацию, и, значит, надо было либо замолчать, либо уже наконец уйти и не раздра­жать пожилого человека своим подростковым циниз­мом.

— Я, пожалуй, пойду, спасибо.

Клава все так же молчала, однако вид у нее был ско­рее задумчивый, чем сердитый.

— Вы не против?

— А? Да. Да... Я открою тебе.

Клава прошла в коридор и остановилась около не­большой двери, похожей на вход в кладовку.

— Когда-нибудь ты поймешь, как ошибалась, — ти­хим голосом сказала старушка и внимательно посмо­трела на Марусю, — и поверишь в чудо.

Маруся вежливо улыбнулась и отворила дверь. Пря­мо за ней находилась кабина лифта и, кто бы мог поду­мать, на стене висел плакат все с тем же Нестором.

— Спасибо, — поблагодарила соседку Маруся, за­крыла за собой дверь и нажала на кнопку минус вто­рого этажа.

Лифт медленно пополз вниз. Маруся повернулась к плакатному Нестору спиной, чтобы не видеть трех­мерного отфотошопленного лица, и тут же на нее на­катил необъяснимый страх. Она отчетливо почувство­вала на своем затылке сверлящий пристальный взгляд «чудотворца». Ощущение было настолько реальным, что Маруся в какой-то момент услышала дыхание за спиной. Сумасшествие. Еще немного, и ее снова охва­тит паника. Надо собраться и посмотреть целителю в глаза. Это просто бумага. Обычная бумага с трехмер­ным изображением. И бумага, конечно же, не может дышать.

Маруся дождалась, пока лифт остановится, и резко обернулась. Глаза плакатного Нестора были скрыты под темными очками, а ведь еще минуту назад она могла поклясться, что видела их. Чертова фантазия.

Легкая седина на висках, гладкая кожа и еле замет­ная улыбка — может, именно она и сбивала с толку: казалось, он смотрит не в пустоту, как обычные изо­бражения на плакате, а именно на тебя. То есть в дан­ном случае слепой целитель смотрел именно на Мару­сю и цинично ухмылялся.

Маруся поспешила покинуть кабину лифта. Еще во­семь ступеней вниз, и она оказалась в просторном, хо­рошо освещенном зале подземной стоянки.

Эту фантастическую красотку папа подарил ей на четырнадцатилетие — видимо, он внезапно сошел с ума, ничем другим такой поступок не объяснишь. Машина была умопомрачительного дизайна, разгоня­лась до четырехсот сорока километров в час, к тому же вышла в ограниченной серии — мечта, да и только.

У Маруси существовало подозрение, что папа, как любой помешанный на автомобилях мужчина, купил ее больше для себя, а Марусин день рождения являлся только поводом — хотя какая разница? Машина была Марусиной, и от одной мысли об этом она чувствовала себя счастливой.

Разумеется, управлять таким «истребителем» мог только профессиональный пилот высшей категории, и многим было сложно поверить, что такой допуск может получить обычная школьница, но если бы вас усадили за руль в трехлетнем возрасте... Быть может, папа всегда хотел сына, и, может, он мечтал, чтобы его сын стал гонщиком, или, может, он сам когда-то меч­тал стать гонщиком. Короче, все эти папины комплек­сы привели к тому, что все детство Маруся провела на гоночной трассе и поэтому теперь, помимо множества наград, имела допуск к вождению любых спортивных автомобилей и необходимую десятую категорию.

Как бы там ни было... вот она. Стоит, блестящая и заблокированная. Набрать десятизначный номер на коммуникаторе, в момент ответа оператора — еще двенадцать цифр и быстро его отключить; нехитрая комбинация, и блокировка снята на 10 секунд. За это время надо успеть завести мотор и вставить свою кар­ту. Глупый робот распознает хозяина и благополучно забудет о запрете. Езжай куда хочешь! Красота!

Восьмирядную трассу в прошлом году сузили до четырех полос, а по бокам пустили магнитную желез­ную дорогу. Вообще, после того как между городами наладили дешевое воздушное сообщение, автомобили стали скорее роскошью, чем средством передвижения, и ездили на них только настоящие фанаты. Музыку по­громче — и вперед. Даже не надо разгоняться — какой идиот захочет торопиться на учебу?

Здесь, за рулем, Маруся чувствовала себя как дома — будь ее воля, она бы совсем не вылезала из машины. Интересно, разрешат ли ее взять с собой в лагерь? От

этих ученых чего угодно можно ожидать... Музыка прервалась навязчивым сигналом входящего звонка. Маруся вырубила проигрыватель и на всякий случай еще больше сбавила скорость.

— Ты уже едешь?

— Нуда...

— В такси, я надеюсь?

— Конечно!

— И, надеюсь, в лагерь?

— Нет, на Луну.

— Если бы я мог отправить тебя на Луну...

— Ха-ха-ха!

— Все, я пошел. Буду на связи через пять часов.

— Удачи!

— Не шали там.

Связь отключилась, и довольно долгое время Ма­руся ехала в полной тишине, размышляя о том, что жизнь прекрасна, как вдруг где-то уже на подъезде к Нижнему... бешеный рев, и чей-то наглый зад цве­та «фиолетовый металлик» оказался впереди — только для того, чтобы через секунду скрыться за поворотом.

Это был вызов!

Маруся терпеливо выдержала поворот, не повышая скорость. Но, выйдя на прямую, безжалостно вдавила педаль газа в пол — сейчас мы посмотрим, кто тут хо­зяин трассы! Если бы Маруся сидела за рулем какой- нибудь девчачьей машинки — она бы даже не поду­мала ввязываться в спор. Но, когда ты едешь на своем любимом, своем непревзойденном и самом быстром автомобиле, подобной наглости прощать нельзя! Пара секунд — и машины поравнялись. Раз, два, три, четы­ре, пять... Противник остался в зеркале заднего вида. Ха-ха!

Однако на этом гонка не закончилась — отставший автомобиль взревел раненым зверем и рванул вперед.

Ну уж нет!

Переключить режим и сохранить лидерство, чего бы это ни стоило. Вот он, бешеный адреналин, но ни­какой паники — всё немедленно сгорает внутри тебя, как топливо, и словно добавляет мощности разъярен­ному табуну под капотом.

Настроение лучше некуда, сердце упало в желудок, мозг взорвался, пальцы онемели — чистый восторг! А вот тебе еще прощальный поцелуй на повороте — резина визжит и дымится, а глупый преследователь и с радаров-то исчез.

Маруся рассмеялась, и тут же острая боль пронзила все тело. Что это? Ее автомобиль несся прямо на стоящего посередине дороги человека... Точнее, не совсем на чело­века, а на того самого с прозрачной кожей, от которого Маруся пыталась сбежать в аэропорту. Резко по тормо­зам. .. закрутило... отбросило в сторону... удар головой...

Темнота.

Маруся открыла глаза. Впереди кювет — похоже, тут велось какое-то строительство, а машина зависла на самом краю, сбив ограждения. Кожа на лбу содрана. Несильно, но больно. Маруся протянула руку и нажала на кнопку — ремень безопасности отстрелился с ха­рактерным щелчком. Осторожно выбраться. Руки-но­ги целы — уже хорошо. Тихонечко откинулась назад — главное, не расшатать машину, перелезла на заднее сиденье, открыла дверцу и вывалилась в песок. Теперь можно немного успокоиться.

— Интересный способ парковки...

Маруся повернула голову на голос. Какой-то парень лет шестнадцати в дурацкой майке с мамонтом. Чуть в стороне — тот самый спорткар: цвет «фиолетовый металлик», «зубастый» радиатор, приземистый корпус. Так вот с кем она гонялась...

— Ты в порядке? Выглядишь не очень...

Почему именно тогда, когда она, вся исцарапанная, лохматая и жалкая, сидит на земле, появляется умопо­мрачительный парень, которого она почти уделала на трассе... но тут же, как последний чайник, влепилась в ограждение и едва не кувырнулась в яму? Обидно! Унизительно! Маруся на мгновение пожалела, что не лежит мертвая внизу.

— В порядке.

Парень подошел ближе и протянул руку.

— Встать можешь?

Маруся проигнорировала его попытку помочь, пе­ревернулась на четвереньки и осторожно встала. Голо­ва немного кружилась, но в целом терпимо.

— Помощь нужна?

— Нет.

Вообще-то помощь была нужна, но когда тебе че­тырнадцать, а ему примерно шестнадцать, и он такой слащавый красавчик, и ты только что на его глазах опозорилась на всю оставшуюся жизнь — соглашаться на помощь совсем не круто...

— Ну как хочешь.

— Ага... до свидания.

Красавчик развернулся и направился к своей ма­шине. Маруся сосредоточенно смотрела, как он уда­ляется, и пыталась как-то по-быстрому договориться со своим самолюбием. Вот сейчас он уедет и что? Ей очень захотелось, чтобы он обернулся, и он обернулся.

— Может, подвезти?

— Не надо.

О черт! Она отвечала быстрее, чем успевала поду­мать, — и вовсе не то, что хотела!

Красавчик протянул руку к дверце.

— Я могу вызвать службу...

— Не надо, я справлюсь.

— Ну тогда я поехал?

— Скатертью дорога.

Так разозлилась на саму себя, что нахамила незна­комому человеку. Отлично.

— Газ справа, тормоз слева. И лучше не нажимать одновременно!

Ах ты, индюк самовлюбленный, еще и издевается!

— Впрочем, говорят, женщины не различают «право- лево». ..

Маруся отвернулась и попыталась сконцентриро­ваться на своих проблемах. Надо оценить масштаб бедствия и быстро придумать, что делать дальше, не обращаясь за помощью к папе. Она услышала, как ма­шина наглого парня выбралась обратно на дорогу, сде­лала крюк... и вернулась.

— Залезай давай.

— А машина?

— Я вызвал помощь.

Маруся провела ладонью по горячей крыше своей любимицы, потом быстро вытащила сумку и устрои­лась рядом со своим нахальным спасителем.

— Случайно не знаешь, где находится научный ла­герь в Зеленом городе?

— Случайно знаю.

Машина резко рванула с места и сразу же оказалась в крайнем левом ряду.

— Меня Илья зовут, а тебя?

— Маруся.

— Дурацкое имя. Очень тебе подходит.

Глубоко вдохнуть и сосчитать до десяти, чтобы не разбить ему голову.

Прежде всего Маруся обратила внимание на па­мятник летающей тарелке. Как потом объяснил Илья, это вовсе не памятник и вовсе не тарелка, а городская обсерватория. Как бы то ни было, выглядела она как длинный металлический шест, к которому пришпилен

сверкающий на солнце диск. Диск имел форму самой классической летающей тарелки. Именно такую та­релку уже вторую сотню лет используют в своих про­изведениях кинематографисты. При ближайшем рассмотрении оказалось, что конструкция к тому же постоянно вращается.

— А теперь смотри направо! Да не туда... Вот он — Зеленый город. Три минуты, и мы там.

С холма Зеленый город выглядел живописно: ред­кие крыши коттеджей, едва заметные из-за густой зелени деревьев. Несколько идеально круглых лужа­ек. Пирамиды теплиц, отражающие гранями закат­ное солнце и похожие на гигантские, рассыпанные по зеленому сукну кристаллы. Оазис, окруженный небо­скребами и многоэтажками. Маруся поймала себя на мысли, что больше всего это похоже на последствия какой-то техногенной катастрофы: будто в центре го­рода устроили направленный взрыв, произошло земле­трясение, и часть домов просто провалилась под землю.

— Нравится? Правда, шикарный вид!

Маруся мельком посмотрела на Илью. Вид действи­тельно был ничего себе. Красавчик. Даже слишком. Настолько, что рядом с ним начинаешь испытывать комплекс неполноценности, будто он затмевает тебя собственным совершенством. Высокий, стройный. Темные волосы, черные глаза, ресницы такие, что об- завидуешься. Вот почему у мужчин бывают настолько длинные и густые ресницы? Любая девушка полжизни отдала бы за такие, а они достаются парням, которые наверняка даже не задумываются о том, как им повезло.

Словно почувствовав на себе взгляд, Илья быстро обернулся к Марусе и улыбнулся.

— О чем думаешь?

— Ни о чем... — пожала плечами Маруся. — Просто смотрела в окно на Зеленый город.

— Ты не в окно смотрела, а на меня!

— Вот еще! — страшно смутилась Маруся и устави­лась на дорогу.

— А что ты забыла в Зеленом городе?

— Получила направление из школы...

— О как! Интересно. А машина чья? Папина?

— Моя.

— Да ладно! — снова обернулся на нее Илья и недо­верчиво ухмыльнулся. — Откуда у тебя такая машина, ты ж ребенок!

— Я не ребенок! — возмутилась Маруся. — И у меня десятая категория и доступ!

— Тоже папин? — подмигнул Илья.

— Я умею управлять машиной!

— Это я заметил...

— Там просто был человек, и мне пришлось резко свернуть на высокой скорости!

— Кто-кто там был? — переспросил Илья.

— Человек.

Илья громко рассмеялся.

— Там правда был человек! Ну... не то чтобы. В об­щем, там кто-то был. Стоял прямо посередине дороги.

— Посреди дороги? И куда же он потом делся?

— Откуда я знаю... я же улетела, и меня вырубило.

Илья покачал головой, словно поражаясь Маруси-

ной фантазии.

— Мне все равно, веришь ты мне или нет, — разо­злилась Маруся.

— Нет, не все равно!

— Я уже жалею, что села к тебе в машину...

— Нет, не жалеешь, — не унимался Илья, с каждой минутой становясь все веселее.

— Какой же ты умный! — выпалила Маруся.

— Нет, не ум... — продолжил Илья, но вовремя опо­мнился. — Почти поймала!

— Поймала.

— Почти! А почти не считается!

Минут через пять они съехали с шоссе, и дорога рез­ко устремилась вниз. Ощущение падения усиливалось с каждой секундой — Маруся ощущала себя Алисой, и даже Илья показался ей воплощением Кролика, за ко­торым она погналась, — да, да, все именно так и было.

Усилием воли Маруся прервала эти мысли, они пока­зались ей детскими, а значит, стыдными — не дай бог, кто узнает, о чем она фантазирует, сидя в машине с не­знакомым парнем. Тогда Маруся стала думать про Илью. Она наблюдала за его движениями краем глаза и одно­временно, без всякой связи, размышляла про того че­ловека с прозрачной кожей и про то, что девочки всегда остаются девочками и смазливый парень для нее сейчас важнее, чем какой-то мистический убийца. Интересно, так и должно быть или это она такая ненормальная? Третьей, или какой там по счету, всплыла мысль о ма­шине, а потом еще о папе и почему-то о чувстве голода, а еще о том, что она забыла постричь ногти.

— Приехали.

Машина резко затормозила, так что Маруся чуть не сломала себе челюсть о приборную панель. Романти­ку как ветром сдуло. Она осмотрелась. Скромная пар­ковка с домиком «на курьих ножках» — видимо, там сидит охранник. Большая светящаяся панель с ука­зателем на Зеленый город, под ней панель поменьше с планом самого города и автомат с газировкой.

— И что теперь?

— Теперь пешком.

Илья открыл дверь, выбрался из машины и потянулся.

— Частные автомобили дальше не пускают.

— Нет, я в смысле...

— Ты так и будешь там сидеть? — спросил он, на­гнувшись и заглянув в салон.

— А ты что? И дальше пойдешь со мной?

— Ну, если хочешь, можем идти по отдельности.

— Так ты здесь учишься? — спросила Маруся, выле­зая и ругая себя за недогадливость.

— Преподаю.

— Врешь? — недоверчиво нахмурилась Маруся.

— Вру! — радостно согласился Илья.

Маруся улыбнулась. Ветер совсем растрепал ее во­лосы, так что приходилась их придерживать, чтобы хоть что-нибудь увидеть, — получалось, будто она идет, схватившись обеими руками за голову — та са­мая дурацкая длина, когда волосы уже достаточно отросли, чтобы мешаться, но еще слишком короткие, чтобы их заколоть. Впрочем, именно такая длина Ма­русе и нравилась.

— Вон, видишь дорожку?

Маруся посмотрела, куда указывал Илья. Дорожка начиналась сразу за деревьями — даже не то чтобы дорожка, скорее, тропинка в парке, причем довольно заросшая. Дикость какая! Марусе показалось, что она перенеслась на несколько веков назад, и это ощуще­ние ее совсем не радовало. То есть одно дело — любо­ваться оазисом издалека, а совсем другое дело — ока­заться в нем без машины и комплекта для выживания.

— Здесь точно есть горячая вода?

— Эй!

Вот это «Эй!» прозвучало откуда-то сзади и точно не принадлежало Илье. Значит...

— Это еще кто такая?

Маруся обернулась.

— Может, объяснишь, где ты шатался?

В прошлом году Маруся читала книгу про татаро- монгольское иго, на обложке которой была нарисо­вана девушка-воин — черные волосы, смуглая кожа, насупленные брови, сощуренные и горящие гневом глаза... Очень похоже на то, что она видела сейчас пе­ред собой, только вместо золоченых лат — спортив­ный костюм, а вместо лука и стрел...

— А это что? Твоя лабораторная работа?

Вместо лука и стрел — лазерная пушка.

— Это новенькая. Я просто проводил ее до школы.

— И где ты ее нашел?

— На дороге валялась.

Вот же зараза!

— У нее машина сломалась.

— А-а-а-а, ну да-а-а, конечно! Сломалась машина, ты случайно проезжал мимо, предложил подвезти, оказалось, что вам по пути...

— Но это правда; — решила заступиться за Илью Маруся.

— С тобой вообще никто не разговаривает.

Не прошло и двух минут на новом месте, а Маруся, кажется, снова влипла.

— А ты не очень-то вежливая... — с вызовом сказа­ла Маруся, делая шаг навстречу.

— А ты не очень-то умная, если лезешь в разговор, который тебя не касается! — парировала «тамерлан- ша» и также сделала шаг вперед.

— Вы еще подеритесь! — выкрикнул Илья и встал между двумя девушками, как дрессировщик между двумя разъяренными львицами.

Маруся посмотрела на часы. Ей казалось, что этот день вообще никогда не закончится. Слишком много событий. Надо будет не забыть и почитать, что сказа­но в гороскопе, наверняка там написано: «Сегодня вам лучше не вылезать из постели. Даже в туалет!»

— Давай потом поговорим, — тихим голосом сказал Илья, пытаясь обнять «тамерланшу» за плечи.

— Да иди ты! — злобно огрызнулась она, высвобо­ждаясь из его рук. — Я ждала тебя весь день.

— Алис... ну не сходи с ума... Я же тебе звонил. Ну...

Девушка-воин поджала губы, гордо развернулась

и исчезла в нижегородских джунглях. Илья же выгля­дел так, будто ему только что отрубили голову.

— Что это было? — наконец осторожно поинтересо­валась Маруся.

— Это было... Алиса.

— Твоя подруга?

— Нет. То есть да. То есть... она так думает.

— А ты нет?

— Мы просто давно с ней знакомы.

— Мне показалось, она слишком рассердилась для просто давней знакомой.

— Манипулирует. Давит на чувство вины. Хочет, чтобы я все бросил и побежал за ней.

— А ты не поддаешься на манипуляции? — улыбну­лась Маруся.

— Ну я же не мальчик какой-нибудь... Я же все вижу... — слишком твердо ответил Илья и тут же с то­ской посмотрел на кусты, за которыми скрылась Али­са. — В общем... — он замялся.

-Да?

— Давай сама дальше. Топаешь по тропинке, там метров через сто будет указатель. Тебе в администра­цию. — Илья медленно попятился. — Найдешь, короче...

Неожиданный поворот.

— Давай. Удачи. — Илья махнул рукой и быстро нырнул в джунгли вслед за «амазонкой».

Такое многообещающее начало, и на тебе. Даже как-то обидно. Дурак, конечно, и раздражал всю доро­гу, и вообще Маруся ненавидит таких парней, но к это­му уже успела привязаться.

Маруся проводила его взглядом.

Даже не обернулся!

Здание администрации всегда выглядит как здание администрации, кто бы его ни проектировал и в ка­ком бы веке это ни происходило. Вы всегда безоши­бочно вычислите его, потому что оно будет похоже на

скучную коробку с документами — даже если стены у него зеленые и прозрачные, как у этого, словно цели­ком отлитого из бутылочного стекла.

Маруся поднялась по стеклянным ступенькам и во­шла в холл. Последние лучи вечернего солнца, проникая сквозь зеленые стены, окрашивали все в густой изумруд­ный цвет, поэтому казалось, что здание набито зелены­ми человечками. Маруся вспомнила про диск, замечен­ный на въезде, — никакая все-таки это не обсерватория, а летающая тарелка, что бы там Илья ни говорил.

Один из зеленых человечков отделился от общей толпы и подошел к Марусе.

— Вы Гумилева?

— Я.

Марусю уже ждали — значит, где-то в саду был спрятан сканер, который успел считать информацию с ее жетона и передать сюда.

— Меня зовут Соня. Я тут отвечаю за новеньких. Что-то вроде приемной комиссии. Добро пожаловать в Зеленый город!

Бывают такие девушки, которых называют «милы­ми». Обычно ими гордятся бабушки, в них влюбляют­ся романтики и котята. Им пишут стихи и дарят цветы. У них кукольные черты лица — скука смертная, зато они всегда удачно получаются на фотографиях, как те же котята и бабушкина герань. Ну и еще они все время улыбаются, и голос у них тихий и приятный, и рядом с ними чувствуешь себя чересчур язвительной и несо­вершенной... и от этого тоже улыбаешься им в ответ вымученно и фальшиво.

— Сейчас мы пройдем в мой кабинет и зарегистри­руем тебя в школьной базе. Хорошо?

— Хорошо.

Соня расплылась в улыбке.

— Твою машину привезут завтра утром. Если пона­добится, всегда сможешь найти ее на парковке.

— Ага. А откуда...

Соня продолжала мило щебетать:

— На карте школы парковка обозначена буквой «П». Посмотри в телефоне.

Маруся достала телефон, на котором уже мерцала надпись о принятом файле.

— Я послала карту сразу, как ты появилась на тер­ритории.

— О... спасибо.

— Красным крестиком отмечен твой дом.

— Дом?

— Дом рассчитан на восемь человек. Четверо на первом этаже и четверо на втором. Каждый этаж раз­делен на два сектора. В каждом секторе, соответствен­но, проживает по два человека.

— В одной комнате?

— Зачем же? Сектор состоит из четырех комнат. По две спальни и два кабинета.

— А-а-а-а... — протянула Маруся с облегчением.

— На первом этаже есть общая гостиная и кухня.

— Кухня?

— Школьная столовая работает с десяти утра до семи вечера. Кухня на случай, если тебе захочется пе­рекусить ночью.

— Еще как захочется.

Соня рассмеялась тем самым смехом, который пло­хие поэты называют «хрустальным». Маруся поежи­лась. Скорее всего, эта куколка не знала, что значит «перекусить ночью», потому что не ужинала после ше­сти. А еще она наверняка была вегетарианкой. Встре­чаются же такие неприятные люди!

Девушки поднялись на второй этаж и теперь шли по длинному коридору. Внутренние перегородки были сделаны из того же прозрачного зеленого материала, так что все, что происходит в других кабинетах, от­лично просматривалось. Свет поступал снаружи и еще откуда-то изнутри, будто сами стены подсвечивались, хотя никаких осветительных приборов видно не было.

— Здесь очень красиво ночью.

Соня словно прочитала Марусины мысли.

— Люминесценция. Само здание излучает свет.

— Ага...

— Материал реагирует на коэффициент освещен­ности и регулирует подсветку. Ночью светится ярко, днем — пропускает солнечные лучи.

— А почему зеленый?

— Наверное, потому что Зеленый город.

— А почему Зеленый город?

— Ну... наверное, потому что тут все зеленое.

Да уж. Логично.

Соня остановилась и толкнула дверь.

— Заходи.

Маруся прошла в кабинет.

— А вы с ума от этого зеленого сияния не сходите?

— Ученые доказали, что такое освещение резко сни­жает нагрузку на нервную систему и успокаивает.

Маруся ухмыльнулась. Ну да... Хотя по большому счету кроме этого зеленого света здесь ничего не раз­дражало.

Соня подошла к высокому, в человеческий рост, экрану, больше похожему на зеркало, только слегка затемненному, положила на него ладони и легко раз­двинула в стороны, так что экран стал вдвое шире и теперь состоял из двух панелей. Затем таким же движением она раздвинула правую и левую панель и уже из этих четырех панелей, как из четырехствор- чатой ширмы, соорудила параллелепипед. Ее движе­ния были такими простыми и одновременно такими захватывающими, что Маруся на какое-то время пере­стала злиться.

— А что это?

— Сканирующее устройство.

— И что мы будем сканировать?

— Тебя, — улыбнулась Соня. — Мы введем твои па­раметры в систему распознавания...

— Понятно...

— И ты тогда получишь допуск в дом, лаборатории, учебную часть, библиотеку...

— Куда-куда?

— В библиотеку. Ну, такую, книжную, знаешь?

— Э-э-э...

— Разувайся.

Маруся скинула кеды и встала ногами на мягкий резиновый коврик.

— Ты в курсе, что раньше книги печатали на бумаге?

— Я в курсе, что последние лет десять этого почти никто не делает.

— Руководству школы показалось, что это хорошая идея. Возврат к истокам.

— Типа как заросшие тропинки у вас в саду?

— В наш техногенный век важно быть ближе к при­роде.

— А, нуда...

— Телефон тоже придется выложить.

Маруся кивнула и бросила телефон на стол.

— И что, кто-нибудь туда ходит?

— Куда? В библиотеку? А как же! Других вариантов нет. Электронные носители в Зеленом городе запреще­ны. Телефон я тебе, конечно же, верну, но все его функ­ции, кроме непосредственно связи и навигации по го­роду, будут заблокированы.

— Что?

— Никакого Интернета, никаких электронных тек­стов, никаких вспомогательных приборов.

— Считать тоже в уме?

— И писать от руки.

Соня приоткрыла створки и кивнула, предлагая зайти внутрь этой конструкции. Маруся сделала один шаг и остановилась. Почему-то ей казалось, что, дав себя просканировать и внести в базу данных, она окончательно и бесповоротно подпишется на участие в какой-то авантюре, в которую ей совершенно не хо­телось влезать.

— Слушай... а можно мы не будем меня сканировать...

— Это же не страшно.

— Ну... не в этом дело. То есть... ты можешь мне, на­пример, сказать, что в лагере нет свободных мест? Или что я не подхожу...

— А ты что, не умеешь считать без калькулятора?

— Я умею. То есть не особо, но дело не в этом...

— А в чем тогда?

Круглые от удивления глаза.

— Да ни в чем.

Маруся прошла внутрь параллелепипеда. Похоже на складной солярий...

— Закрой глаза на минутку.

Маруся закрыла глаза и сквозь веки почувствовала яркую вспышку света.

— Так...

— Можно выходить?

— Еще секунду...

Какая странная система — казалось, будто эта штука просвечивает вообще все, делая одновременно рентген, ультразвуковое исследование и магнитно- резонансную томографию.

— М-м-м...

— Что-то не так?

— Сейчас... закрой-ка глаза еще раз.

Маруся зажмурилась. Вспышка.

— У тебя есть с собой какие-нибудь...

— Что?

— Есть с собой какие-нибудь устройства с сильным излучением?

— Что?

— Ну, что-нибудь...

Соня раскрыла створки и серьезно осмотрела Мару­сю с головы до ног.

— Не знаю... слиток урана или что-то в этом роде.

— Насколько я знаю, нет.

— Посмотри в карманах.

Маруся засунула руки в карманы куртки — фанти­ки, конфетки, жвачка... ну не из-за фантиков же?

Скомканная рекламная листовка, оторванный сто- падреналиновый пластырь и ледяная ящерка. Со все­ми этими приключениями Маруся напрочь забыла о ее существовании, зато теперь...

— Что там у тебя?

Действительно, что? Маруся до сих пор не пони­мала, что это за предмет, откуда он у нее и, кстати, из чего он сделан.

— Я лучше сниму куртку...

Третья попытка сканирования прошла удачно, зна­чит, помехи в технике вызывало что-то, что лежало в карманах. И теперь Марусе стало ясно что.

— Готово. Можешь выходить.

Пока Маруся одевалась, Соня сложила конструк­цию, потом отошла к компьютеру, сделала какие-то распечатки, которые тут же порвала и выбросила в уничтожитель мусора — все это время она выгляде­ла задумчивой и даже рассерженной, будто ее подме­нили. Маруся потопталась на месте, что делать дальше, она не знала — сразу уходить? Или задать какие-то во­просы?

—; Я могу идти?

— Ну да. Карта у тебя есть. И не забудь телефон.

— Ага. Спасибо.

— Ага.

Соня вышла из-за стола и еще раз внимательно осмотрела Марусю.

— Не знаю, что там у тебя есть, но лучше бы ты не брала это с собой в школу.

И прежде, чем Маруся успела что-нибудь ответить, дверь бесшумно закрылась прямо перед ее носом. От­бой.

Даже непродолжительное пребывание в здании ад­министрации резко меняло восприятие окружающего мира: и трава и деревья казались теперь недостаточно зелеными — скорее, желтыми с примесями каких-то других оттенков. Небо выглядело как выцветший си­реневый шелк, а люди потеряли всякий человеческий цвет и казались розовыми, как поросята. Какой удиви­тельный эффект!

Маруся достала телефон и нашла на карте дом, по­меченный красным крестиком. Если встать спиной к администрации, то отсюда прямо, прямо, прямо, по­том налево, через сквер, еще раз налево, четвертый дом в сторону леса — минут семь быстрым шагом.

Маруся залезла в сумку и достала оттуда пакетик с двумя маленькими подушечками, похожими на ку­сочки розового зефира. На самом деле это были ди­намики — папин подарок, привезенный месяца три назад из Японии. Необычный материал реагировал на температуру тела и подстраивался под форму уха так, что почувствовать его было невозможно. Динамики четко улавливали сигнал и передавали музыку с фан­тастическим объемом — словно в уши тебе затолкали сложнейшую аудиосистему.

Но и на этом японцы не остановились. Все знают, что главным недостатком наушников (слово «наушни­ки» досталось нам в наследство еще от прошлого века, когда динамики надевали на уши и сигнал переда­вался через провода) было то, что они словно отруба­ли тебя от внешнего мира. И, погрузившись в музыку, ты уже не мог услышать ничего другого — например, сигнал велосипедиста за секунду до того, как он сло­мает себе ноги, а тебе ребра! Эти маленькие динамики не только передавали звук, но и слушали его вместо тебя, а заодно и анализировали ситуацию вокруг. Если громкость звуков в радиусе ста метров казались им до­статочно серьезной угрозой вашей безопасности, они приглушали или выключали музыку и позволяли вам услышать что-то вроде: «Ты куда прешь? Жить надое­ло?» — или другие не менее содержательные замеча­ния прохожих.

Маруся вставила динамики, включила плеер, и в ушах ее зазвучало нечто, что при всем желании нельзя было назвать музыкой. Опять? Опять какие-то помехи? Маруся сунула руку в карман и прикоснулась к ящерке — шум в ушах усилился и стал похож на визг, а это совсем не то, что хотелось бы слушать, прогулива­ясь по тенистым аллеям маленького учебного городка.

Удивительно, если что-то само приходит к вам в руки, какая-то непонятная и даже понятная вещь, вы начинаете относиться к ней как к чему-то неслучайно­му, придавать ей особенный смысл или даже считать это Знаком. При том что вещь может быть абсолютно никчемной и бессмысленной.

Серебристая ящерка, странным образом попавшая в сумку Маруси, могла бы быть таким же случайным предметом, если бы не одно «но». Или два? Или сколько их там накопилось за день? Если бы за Марусей не стали следить какие-то непонятные и крайне неприятные су­щества с прозрачной кожей. Если бы Маруся не влипла в историю с убийством фармацевта, если бы ее не запих­нули в камеру, если бы она не поругалась с папой, не по­ехала в этот дурацкий Зеленый город... если бы по пути не попала в аварию, если бы сканер не сломался и если бы не сбоили аудиосистемы. Все это могло быть никак не связано с ящеркой, между собой и даже с Марусей, но тем не менее прослеживалась некая логическая цепочка, которую вкратце можно было обозначить так: эта шту­ка приносит сплошные неприятности.

А теперь представьте, что у вас в кармане эта самая «штука, которая приносит сплошные неприятности». Что вы будете делать?

Самое правильное решение — избавиться от нее (и вполне возможно, именно так кто-то и поступил, подкинув ее в Маруси ну сумку), но если вам четыр­надцать лет, если вы любите искать приключения на свою, ну, допустим, голову и если в какой-то момент вам становится очевидно, что это все не просто так и предмет пусть и не исполняет все ваши желания, но однозначно обладает какой-то силой... Что? Что вы бу­дете делать?

Все верно!

Маруся сжала ящерку в кулаке и попыталась жест­ко зафиксировать, что она чувствует: какое-нибудь необычное тепло по телу, или, наоборот, холод, или легкое покалывание, или что там еще бывает? Галлю­цинация? Увидеть суть вещей? Будущее? Прошлое? Хоть что-нибудь?

Так, стоп! Не хватало еще поверить во всю эту ми­стическую чушь. Конечно, за последнее время с Ма­русей произошло слишком много странного, но на­верняка этому можно было найти рациональное объяснение. Вот папа... Папа мог бы объяснить все. С самого Марусиного детства папа был тем самым че­ловеком, который отвечал на любые ее вопросы. Поче­му небо синее, а радуга разноцветная. Почему земля круглая и откуда берутся звезды. Почему появляются молнии, почему, когда болеешь, поднимается темпера­тура и почему у человека растут ногти на ногах. Ну вот зачем ему на ногах ногти?

Папа мог объяснить любое чудо, при том что сам творил чудеса. Но папины чудеса были чудесами науки. Папа знал, как сделать необитаемую планету пригодной для жизни, как создать Солнце на Земле, а еще папа на дух не переносил любую фантастику. Но откуда в их маленькой семье было такое отторже­ние необъяснимого? Быть может, потому что необъ­яснимое — это именно то, что погубило маму. То, что влекло ее, как пламя огня привлекает бабочку? Мама была полной противоположностью папе. Она верила в чудовищ, инопланетян и путешествия во времени. И, будучи по сути таким же ученым, как папа, шла по со­вершенно другому пути.

Конечно, Маруся не помнила ее, зато она слышала много рассказов о маме, и эти рассказы были не са­мыми приятными. Однажды она даже случайно под­слушала разговор каких-то дальних родственников, которые говорили о том, что Ева просто сошла с ума и настолько погрязла в вымышленном мире фанта­зий, что совершенно забросила настоящую реальную жизнь. Ту жизнь, в которой были Маруся и папа.

Маруся не хотела быть похожей на маму. Боялась быть похожей на нее, как если бы это являлось ка- ким-то дурным предзнаменованием. Ей даже не нра­вилось, когда их сравнивали, говоря, что они с ней «одно лицо». Любила ли она ее? Наверное, да. Разве может ребенок не любить собственную мать? Но вот любила ли ее мама?

Но хватит о грустном! Маруся даже тряхнула голо­вой, словно пытаясь выкинуть печальные мысли. Это было совсем не то, о чем хотелось бы думать, приехав на новое место. И раз уж пребывание в научном го­родке теперь было неотвратимым, имело смысл поста­раться получить здесь максимальное удовольствие.

Вот, например, сквер.

Сквер как сквер — дорожки, фонтаны, скамей­ки, но тут же совершенно непонятные прозрачные купола разного диаметра, хаотично разбросанные по всей площади сквера, как банки на спине больно­го (Маруся читала про этот способ лечения простуды в книжках про инквизицию). Некоторые купола были пустыми, а вот внутри других происходило что-то по­трясающее. В самом большом (Маруся даже подошла поближе, чтобы все подробно рассмотреть) помеща­лась скульптура гигантского воробья и ухоженная клумба. Над клумбой бурлила страшная черная туча, лил самый настоящий дождь и сверкали молнии. Мало того, встав рядом с куполом, можно было различить раскаты грома — они ощущались слабой вибрацией почвы.

Подойдя к прозрачной стенке почти вплотную, Ма­руся разглядела внутри двух подростков в защитных водонепроницаемых костюмах: один из них держал в руках лазерную пушку, точно такую же, как у «тамер- ланши», второй же пытался проткнуть тучу полутора­метровым стержнем, который, как магнит, собирал на себя всклокоченные пучки молний. Обойдя грохочу­щий купол, Маруся почти уткнулась в соседний, на­полненный туманом, столь плотным, что рассмотреть, есть ли там кто-нибудь живой, было невозможно.

Еще пара куполов, которые попались ей по пути, пустовали, зато в последнем над травой «каждыми- охотниками-желаклцими-знать-где-сидят-фазаны» пе­реливалась довольно яркая радуга. Тут же, прямо под радугой, лежала девушка с распылителем воды и вы­пускала в воздух облака мельчайших капель, словно подкрашивая радугу изнутри.

Все это выглядело так здорово, что Маруся поймала себя на мысли, почему бы ей самой не попробовать со­здать гром или радугу. Впрочем, рассудок подсказывал, что, так как это не школа волшебства, а научный го­родок, вряд ли получится обойтись без лабораторных работ, формул и расчетов, а вот это казалось уже куда менее привлекательным.

После сквера Маруся свернула налево и направи­лась в сторону коттеджей. Двухэтажные деревянные домики прятались между деревьями; никакой опреде­ленной границы между жилой зоной и лесом не име­лось. Как говорила Соня — надо быть ближе к приро­де? И правда — все в этом городе выглядело хаотично и беспорядочно: последние достижения науки и тут же какие-нибудь древние трамваи. Услышав громкий металлический скрип этой штуковины, Маруся сперва испуганно обернулась... а потом даже попятилась от удивления. Мимо нее медленно проезжал настоящий старинный трамвай. Красно-желтый, с циферкой «1» на боку... Со спящим профессором на заднем сиденье и рыжим мальчишкой, зацепившимся за поручни. Эти ученые — настоящие психи!

«Динь-динь-динь», — звякнул трамвай, словно при­ветствуя Марусю. И она неожиданно для себя улыбну­лась и помахала вагоновожатому рукой.

Через несколько минут Маруся наконец-то дошла до четвертого дома, поднялась по ступенькам на крыльцо и остановилась у двери, на которой висел совсем уж непонятный синий ящик с белой надписью «ПОЧТА» и мигающей красной лампочкой над узкой щелью. Это еще что такое?

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался ящик.

Искусственный интеллект? Распознаёт жильца, вы­полняет голосовые команды и может поддерживать беседу на элементарном уровне?

— Привет, — послушно поздоровалась Маруся.

— Добрый вечер.

Глухой он, что ли?

— Можно мне пройти?

Ящик замолчал, а Маруся задумалась о том, что означает надпись «почта» и почему дверь все еще не открылась.

— Добрый вечер.

Может быть, это пароль и надо повторить то же са­мое?

— Добрый вечер.

— Добрый вечер.

Дать бы тебе кулаком по лбу...

— Добрый вечер.

Пароль, пароль... Какой может быть пароль?

— Добрый вечер.

— Я Маруся Гумилева.

— Добрый вечер.

Маруся еще раз посмотрела на карту. Это опреде­ленно был тот самый дом, помеченный красным кре­стиком. Может, Соня ошиблась? Или не сказала како- го-то заветного слова? Или не выдала ключ?

— Добрый вечер.

— Пусти меня в дом, чертова хреновина!

Ящик обиженно замолчал.

— Пожалуйста, — на всякий случай добавила Маруся.

Стало слышно, как в траве поют сверчки.

Молчание длилось вечность.

Наконец внутри ящика что-то щелкнуло, и лампоч­ка замигала зеленым.

— Спасибо.

Маруся прошла в дом. Дверь закрылась, оставив ее в полной темноте.

— Свет! — скомандовала Маруся.

Свет не зажегся.

— Да что ж такое...

Маруся сделала несколько шагов и споткнулась. Милый городок снова переставал ей нравиться со ско­ростью света, который, кстати, никак не зажигался.

— Где в этом доме... черт!

Теперь Маруся наткнулась на кого-то живого, взвизгнувшего и убежавшего, царапая когтями пол. Кошка? Мышка?

— Свет включите кто-нибудь!

Внезапно вспыхнувший свет слепил так, что Мару­ся даже прикрыла глаза руками, а когда она убрала ла­донь, то увидела... Ну не-е-е-ет!

— Что ты тут делаешь?

Буквально в пяти шагах от нее стояла та самая де­вушка-воин. Правда, на этот раз она была безоружная, если не считать холодного и острого взгляда.

— Я тут...

Маруся вздохнула и бросила сумку на пол.

— Мне сказали, что я буду тут жить.

— Тебя обманули.

— В смысле?

— В этом доме живу я.

— Но мне сказали, и у меня есть карта...

— Ты не поняла? В этом доме живу я, значит, ты в этом доме жить не будешь.

Девушка-воин указала пальцем на дверь, которая незамедлительно подчинилась и поползла в сторону.

Самообладание — оружие посильнее лазерной пушки. Маруся спокойно подняла с пола свою сумку и молча повесила ее на вытянутую руку свирепой на­следницы Тамерлана.

От подобной наглости воительница растерялась и даже несколько секунд продолжала держать руку гори­зонтально: вешалка для зонтов, очень, кстати, похоже...

— Покажи, где моя комната, и... да... вещи можешь отнести туда же, — собрав всю свою дерзость, уверен­но заявила Маруся.

Если бы каким-нибудь ученым вздумалось изме­рить напряжение электричества в воздухе в этот са­мый момент и в этом самом месте, они смогли бы кон­статировать, что данного количества энергии хватило бы на освещение Гонконга в момент празднования ки­тайского Нового года и еще пары деревень в Саратов­ской области.

— Второй этаж, направо.

Развернулась и ушла. Сумка упала. Свет погас. Ма­руся снова оказалась в темноте. Как всякая прилич­ная девочка в подобной ситуации, Маруся сжала зубы и пнула стену ногой.

— Чертова хреновина, — немедленно отозвался дом.

Фантастическое гостеприимство!

Комнаты оказались небольшими, но уютными и вы­глядели так, как будто здесь давно кто-то живет. Одна была — симпатичного желтого цвета, разделенная на две половины открытым стеллажом, на полках которо­го хранилась всякая всячина: какие-то фигурки, словно привезенные из дальних путешествий, большой глобус звездного неба и маленький глобус Земли, гипсовый бюст Аристотеля, игрушечный Эйнштейн с огромной качающейся головой и высунутым языком, микро­скоп (а у окна стоял настоящий современный телескоп! Знать бы еще, как им пользоваться), горшок с цветущей бегонией, старинная головоломка в виде кубика, каж­дая сторона которого состоит из девяти квадратных сегментов разного цвета (кажется, это называется... кубик... кубик... кубик Рубика! Однажды Маруся ви­дела, как папа собирает эту штуку за несколько минут, а у нее, конечно же, ничего не получилось. Что ж, будет время попробовать еще раз). Еще там была модель ка­кой-то сложной молекулы с крутящимися шариками, пластиковый стакан с кисточками, коробка с краска­ми, разборная конструкция человеческого черепа, за­мкнутая эко-система в виде рыбок в стеклянном шаре, пиратский фрегат и несколько толстенных книг — на­стоящих, бумажных, с твердой обложкой и тонкими хрустящими страницами. Тут был и медицинский ат­лас, и сказки братьев Гримм, и «Римское право», и мно- го-много чего еще. Даже «Математические начала» Ньютона и «Автостопом по Галактике» Адамса.

Маруся осторожно взяла с полки череп, который, разумеется, тут же рассыпался, а нижняя челюсть упала, неожиданно больно ударив по пальцам ноги. Собрату обратно голову не получилось, а значит, про кубик Рубика тоже можно было забыть.

В углу стоял мягкий диван, заваленный подушками и небрежно накинутым пледом, как будто кто-то толь­ко что здесь дремал, но минуту назад вышел. Перед диваном расположился низкий, длинный и узкий, бо­лее похожий на скамейку столик, на котором лежала стопка журналов. Тут же были блокноты и карандаши (видимо, на случай, если какого-то юного гения вне­запно посетит гениальная мысль), коробки с настоль­ными играми и баночка мятных леденцов.

Вторая половина комнаты была выдержана в более строгом стиле. Необычное окно, не очень высокое, но широкое, во всю стену, с плиссированными бумажны­ми шторками по бокам. Рабочий стол с множеством ящичков, высокой стопкой чистой бумаги, набором ручек... и все. Никакого баловства — просто стол, бу­мага и ручки. Ах, да, ну и кресло. Похоже, что за этим столом предполагалось серьезно работать, поэтому Маруся непроизвольно (честное слово) зевнула и по­спешила рассмотреть вторую комнату.

Судя по холодному оттенку стен (цвета дождли­вого неба), это была спальня. Впрочем, судя по боль­шой кровати тоже. Тумбочка, шкаф, зеркало, лампа на длинной ножке с абажуром — все говорило о том, что здесь можно только спать. Ни тебе телевизора, ни иг­ровой приставки. И на кровати не попрыгаешь, и пиц­цы, не вылезая из постели, не поешь. Зато тут была фантастическая душевая кабинка, похожая на высо­кий, перевернутый кверху дном трехметровый стакан.

Душ!

Маруся прикрыла за собой дверь, скинула кеды, стянула футболку и шорты с трусиками, посмотрелась в зеркало (а какая девочка не посмотрит?) и забралась в кабинку. Дверца захлопнулась с легким всхлипыва­нием, свойственным вакуумной упаковке. Зафиксиро­вав абсолютную герметизацию, стакан начал напол­няться водой.

Вода дождем падала сверху, била острыми струйка­ми со стенок, впиваясь в живот и спину, бурлила под ногами, массируя ступни, — Маруся закрыла глаза и вздрогнула от удовольствия, будто по всему телу про­бежал разряд электричества. Она даже моментально простила унылость спальни — в таком душе хотелось не просто петь, а кричать от счастья. У воды есть совер­шенно волшебное свойство смывать плохие эмоции.

Маруся стояла и чувствовала, как злость, страх, оби­ды, сомнения — все-все-все стекает вниз, словно черная краска, заворачивается вихрем в воронку и навсегда убегает в сток... Вода была живой и постоянно меняла температуру от более теплой к более холодной, но так бережно и еле уловимо — в самый подходящий момент, будто читала мысли и не давала телу ни остыть, ни пе­регреться. Никаких тревог, ничего, больше ничего, при­ятно и спокойно, и хочется лечь или даже уснуть вот так стоя, стоять тут до утра и спать, или все-таки лечь, или хотя бы сесть... Совершенно невозможно открыть глаза.

Маруся вытянула руки и, скользя ладонями по стен­кам, стала осторожно опускаться на колени. Теперь те струйки, что должны были массировать спину, били в затылок и лицо, Маруся поморщилась, на мгновение приоткрыла глаза и поняла, что сидит по грудь в воде. Почему-то сток не открывался, поэтому вода набира­лась в кабинку, как... нуда, в стакан. Только запаян­ный сверху.

Сознание мгновенно прояснилось — надо было срочно найти, как открывается сток, — иначе тонна воды выплеснется на пол и потом... нет, лучше даже не думать, что будет потом.

Маруся повозила пальцами по дну кабинки, потом осмотрела стены, нашла маленькую приборную па­нель и надавила на кнопку стока. Сток не открылся. Хотя бы выключить воду, так ничего не видно. И снова нет. Кнопки проваливались внутрь, переставали го­реть. Понятно было, что команда к отключению при­нята, но ничего не отключалось.

Маруся встала. Воды набралось по пояс, и теперь она казалась уже не такой приятной, она прибывала, поднималась. Не слушалась команд, душила и топила, заливала глаза, попадала в нос и рот... пульс участил­ся, стало страшно. Быстро, резко... Паника.

Маруся ударила в дверь, хотелось поскорее вы­браться отсюда, еще раз, нажала на кнопку, нажала на все кнопки сразу, вода подобралась к подбородку, ка­залось, будто она набирается все быстрее и струи бьют больнее. Маруся попыталась надавить на дверь всем телом, но попробуйте надавить на что-то, когда вы в воде. Ударила ногой, уперлась спиной в стенку и обе­ими ногами в дверь. Вот так утонуть? Еще раз ногами в дверь и кулаком по кнопкам. Вода поднялась так вы­соко, что пришлось оторваться ногами от пола, чтобы не захлебнуться.

Утром или когда? Когда ее найдут? Утром она не по­явится, и никто... Маруся вынырнула и схватила ртом воздух... Никто даже не знает, что она тут, кроме той девушки... Вздох... Ногами в дверь. Но она и не поду­мает ее искать... Еще минута, и кабинка заполнится до краев. Они найдут Марусю через неделю или через две, распухшую, похожую на огромную белую гусени­цу в пробирке с формалином... Маруся стала биться всем телом, и дальше ее мысли прервались.

Что-то резко ударило по голове. Вдох. Маруся от­крыла глаза и поняла, что лежит на полу, залитом

водой и засыпанном осколками прозрачного пластика. Голоса. Кто-то накрыл ее тяжелым полотенцем сверху. Сейчас лучше зажмуриться и притвориться, что ты без сознания, чтобы ничего не видеть, не знать и не гово­рить. Уйдите и дайте поспать. Прямо здесь, на мокром полу, потому что хватит. Хватит. На сегодня все. Боль­ше никаких приключений, просто спать и все. Умерла. Уснула... Уйдите!

— Возьми ее за ноги.

— Как это?

— Правой рукой за правую, левой за левую.

— Она же голая.

Даже неважно, кто эти люди.

— Бери давай!

Чьи-то руки подхватили под мышки и за ноги.

— Дотащишь?

— Она живая?

— Да что ты стоишь? Тащи!

— Надо позвонить...

— Заткнись.

— Черт!

— Осторожно!

— Она скользкая.

— Она мокрая.

— Сюда. Сюда клади!

— Я позову врача... Теперь лежать было мягче.

— Она жива?

Кто-то прикоснулся пальцами к ее запястью.

— Пульс есть.

— Оставь ее.

— Она не дышит!

— Да дышит она!

— Накройте ее одеялом.

— Пойдем уже...

— А она не умрет, если мы ее оставим?

— Не умрет.

Уйдите, уйдите, уйдите! Уйдите все. Оставьте уже, хватит... Спать...

Сознание еще минуту пробубнило в ухо и уснуло. Что было дальше, не имело уже никакого значения.

Яркий солнечный свет щекотал ресницы, просачи­вался сквозь них и рисовал красные круги на сетчатке. Маруся перевернулась на бок и накрыла голову одеялом. Круги немедленно пропали, но теперь проснулись мыс­ли, сначала осторожно, а потом нагло и бессовестно ста­ли лезть, напоминая о вчерашнем дне. И даже немного о сегодняшнем. И еще капельку о завтрашнем и пред­стоящем, вплоть до сентября. Уснешь тут, как же! .

Она перевернулась на другой бок, стянула одея­ло и осмотрела комнату. Никакой воды. Уже лучше. Села на кровати. Душевая кабинка разбита, но оскол­ки убраны. Хорошо. Что дальше? Одежда сложена на подоконнике. Кеды под кроватью, рядом с тапочками. С улицы доносится дребезжание трамвая. Ох. Трамваи, да. Научный городок. Какие-то голоса. Музыка. Дурац­кая музыка. Симпатичные занавески, вечером они ка­зались более унылыми.

Что еще? Головная боль. Шишка на затылке. Маруся потрогала шишку — прикольно. Вообще всегда было интересно, что это там так надувается? Кости черепа? Болит лопатка и пятка. Даже целая ступня. Болит жи­вот — это от голода. Еще локоть болит. И глаз. Правый глаз болит так, будто туда попала соринка. Осколок?

Маруся встала с кровати и дошла до зеркала. Вот та­кая вся, значит, голая. И вчера ее такую голую кто-то тут таскал. Отлично. И что, вот после этого выходить из комнаты и спускаться? Вы бы вышли из комнаты, если бы знали, что вас ночью таскали туда-сюда голую и мокрую? А что делать? Сидеть? И что?

Маруся залезла в сумку и достала новые трусики и платье. Они там сейчас, наверное, обсуждают ее. Обсуждают и едят. Маруся влезла в платье и вздох­нула. Сидят... Едят... Маруся сняла платье и достала джинсы и футболку. Захотелось одеться как-то... по- закрытей. Хотя чего уж теперь? А что едят? Или в сто­ловой? А времени-то сколько? Вернее, который час? За вопрос «сколько сейчас времени?» бабушка почему-то давала подзатыльник и говорила, что правильно гово­рить «который час?». Вот объясните, в чем разница? И футболку лучше не такую, это какая-то слишком ду­рацкая. Черную? Черную. И полцарства за котлеты со сладким чаем!

Где-то под ногами задребезжал телефон. Маруся подняла с пола мокрые шорты и достала из кармана аппарат. Папа!

— Але-е-е-е!

— Привет.

— Доброе утро.

— Ничего себе утро! Ты точно в Нижнем?

— А что?

Маруся подошла к окну, отодвинула занавеску и вы­глянула на улицу. Прямо напротив дома, на лужайке, какие-то студенты в бальных платьях и высоких на­пудренных париках вытанцовывали сложно-вычурные менуэты. Так вот откуда дурацкая музыка...

— Насколько я понимаю, у вас там сейчас часа два.

— Позапрошлого века...

— Что?

— Да так...

Маруся включила громкую связь, вытянула теле­фон в руке и сделала снимок танцоров.

— Только проснулась?

— Не!

Отправила файл отцу.

— Не! Ладно, как ты там?

— Честно?

— Не надо!

— Любящий отец своего ребенка сюда бы не отпра­вил...

— Ну так то — любящий!

Маруся улыбнулась.

— О боже, что это?

— Получил картинку?

— Там все так плохо?

— А еще тут есть трамвай!

— Ну горячая вода-то есть?

— Ведрами из колодца.

Папа рассмеялся.

— Все, Мусик, прости, я побежал...

— Ну не-е-е...

— Ну да-а-а-а...

— Давай еще поболтаем!

— Потом!

— Ты и минуты не проговорил!

— Вечером еще наберу.

— Если я не отвечу, значит, меня больше нет в жи­вых!

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Я понял. Если не ответишь, значит, нет в живых.

— Ты отвратительный!

— Целую в нос. Пока!

Ей ужасно хотелось к папе. Вытащить его с оче­редного совещания, пойти в хороший ресторан, а еще лучше прямо дома завалиться на диван, включить кино, взять ведерко мороженого, или жареной кар­тошки, или еще какой-нибудь жутко вредной и вкус­ной гадости, наесться до отвала и посмеяться до слез. Но, к сожалению, все папино время доставалось ка­ким-то незнакомым людям, а Марусе перепадали толь­ко минутные разговоры по телефону или мимолетные

встречи, подходящие лишь для того, чтобы папа мог ее в очередной раз отругать.

Об этом лучше не думать. Лучше думать про платье. Все-таки лучше надеть платье. Во-первых, потому что гулять в джинсах и черной футболке при +30 негуман­но, во-вторых, надо показать всем, что ничего такого не произошло и вовсе Маруся не стесняется. Клин кли­ном, короче.

Маруся вышла из комнаты. Тишина. Тишина — это хорошо. Значит, есть шанс, что все ушли на занятия. Если все ушли на занятия, значит, на кухне она никого не встретит.

Маруся сбежала по ступенькам и практически упа­ла в объятия того самого Ильи — красавчика, с кото­рым она вчера ехала в школу и который так бесстыже бросил ее ради Алисы. Опа! Значит, он тоже тут жи­вет? Значит, вчера ночью это был его голос? Значит, он видел ее... О нет!

Илья радостно улыбнулся:

— О! Привет!

Улыбается. Дурной знак.

— Живая?

Совсем дурной знак.

— Привет. Ну вроде да.

— Ну супер. А то мне тут рассказали...

Илья посмотрел на парня, стоящего рядом. С пере­пугу Маруся даже не сразу его заметила.

— Кстати. Ты уже знакома со своим спасителем?

Спасителем?

— Это Носов, он же Нос.

Есть такие парни... кажется, будто их долго рас­тягивали на каком-то пыточном аппарате. Длинные руки, длинные ноги, длинные пальцы, длинный нос, и даже волосы у них обычно длинные. Спаситель по кличке Нос мучительно пялился в пол, бледнел, потел и выглядел так, будто это его таскали голого ночью по всему городку.

Тем не менее Маруся протянула ему руку:

— Привет.

Рука у спасителя была мокрая и холодная. Беднень­кий, да он же в обморок сейчас упадет!

Илья рассмеялся и похлопал долговязого по плечу:

— Он подсматривал за тобой в душе и вовремя за­метил неполадки в кабине.

— Что?!

— Нос — наш компьютерный гений...

— Подсматривал?

Нос пошатнулся и прислонился к стене.

— Ну... кто угодно подсматривал бы на его месте, правда, Нос?

Маруся даже потеряла дар речи от возмущения.

— Нос у-у-у-у-умный! — Илья потрепал друга по го­лове. — Он все что угодно взломать может.

— Что взломать?

— Ну, например, систему слежения...

— Здесь что — следят? — С каждым следующим во­просом глаза Маруси все больше округлялись.

— Ну да. Так-то камеры отключены, но можно и включить при необходимости. А вчера такая необхо­димость возникла.

Илья снова залился смехом. Похоже, ему эта исто­рия казалась умопомрачительно смешной. Марусе же хотелось убить обоих.

— С другой стороны, если бы он не подсматривал, ты бы уже умерла.

— Это не оправдание!

— Думаешь?

В данную минуту Маруся думала именно так. Одно дело, когда тебя видят голой в экстремальной ситуа­ции. Тогда Маруся была без сознания, ну, почти без сознания, и это хоть как-то оправдывало... Как у врача. Вы же не будете стесняться врача, если вдруг он видит вас без одежды, тем более если вы под наркозом. Но здесь! Подсматривать!

— Нос! Нос! Ну чего ты молчишь?

Илья тормошил компьютерного гения, который представлял собой яркую иллюстрацию выражения «готов провалиться сквозь землю». И лучше бы прова­лился.

— Не видел я ничего...

— Да ла-адно!

— Да не видел.

— А как же ты узнал?

— Душ видел, а ее не видел.

— Ты что, отворачивался, когда она раздевалась?

— Да ну тебя!

Волна смущения прошла и уступила место злости. Маруся физически ощущала, как у нее закипает кровь.

— Вы тут все чертовы извращенцы!

Илья изобразил крайнюю степень возмущения:

— Я-то тут при чем? Я не подсматривал!

— Один псих, другой озабоченный, и подруга ваша тоже...

Маруся ощутила болезненный толчок в спину и, пока летела вперед, успела заметить изменившееся лицо Ильи.

— Ты! Не стой у меня на пути!

Знакомый голос. Маруся развернулась и увидела Алису. Даже неизвестно, сколько времени она стояла на лестнице и подслушивала их разговор. Ввязываться в ссору не хотелось. Поэтому Маруся прошла на кух­ню и закрыла за собой дверь. Уезжать — сегодня же, окончательно и бесповоротно. Оставаться в компании сумасшедших подростков, каждый из которых года на два старше, наглее и безумней самой Маруси, пред­ставлялось: а) невозможным; б) опасным для жизни;

в) .. .«В» не было, но первых двух пунктов вполне доста­точно. Поесть, собрать вещи и до свиданья. Папа, ко­нечно, рассердится и отберет на время машину, но это все цветочки по сравнению с перспективой провести здесь еще неделю.

Кстати, где тут у них еда?

Сложно представить себе более минималистский ин­терьер, чем тот, что был на кухне. Белые пластиковые стены. Белый пластиковый стол. Белые пластиковые стулья. И все. Ни тебе холодильника, ни плиты, ни ва­зочки с фруктами. Так пусто и чисто — даже пищевых бактерий не сыщешь, не то что пищи. Маруся села за стол и обхватила голову руками. Последний раз она ела еще в Сочи — хорошенькое дело, ничего не скажешь.

Но разве так может быть? Что же они, не люди и не перекусывают по ночам? Может быть, есть какая-то хитрая система подачи еды?

Маруся хлопнула ладонью по гладкой столешнице. Вдруг она, как скатерть-самобранка, предоставляет завтраки, обеды и ужины по первому требованию? Или надо сказать «волшебное слово»? Если это «умный дом», оснащенный искусственным интеллектом, то его нужно просто попросить.

— Еда! — крикнула Маруся. — Есть! Еда! Пища! Го­лод! Чай! Кофе! Молоко! Омлет! Кормить!

На какое из этих слов отреагирует дом?

— Система снабжения включена, — наконец ото­звался дом, и стол многообещающе замигал подсвет­кой.

— Кормить! — повторила Маруся, наклонив голову к активировавшемуся столу, как будто у него были уши.

— Система снабжения отключена, — не без издевки сообщил дом.

Подсветка стола пропала.

— Ну почему отключена-то? — искренне опечали­лась Маруся, откидываясь назад и поднимая голову к потолку.

— Для повторного подключения системы обеспече­ния свяжитесь с администратором здания по системе оповещения.

— Ну хорошо, включи систему оповещения... — смиренно согласилась Маруся. Не то после эмоцио­нальной встряски, не то от голода она не находила в себе сил для конфликта с домом.

— Система оповещения отключена.

— И как мне включить систему оповещения? — проявляя чудеса терпения, спросила Маруся.

— Для повторного подключения системы оповеще­ния свяжитесь с администратором здания.

— Связаться... Связаться как?.Оповещение же от­ключено? По какой системе?

Дом выдержал паузу, словно обдумывая ответ.

— Запрос принят, — наконец заговорил он. — Си­стема. Слово древнегреческого происхождения. Значе­ние слова система: соединение, целое, единство...

— О боже, ты что, мне энциклопедию читать бу­дешь? — с отчаянием спросила Маруся, спрятав лицо в ладонях.

— Список доступных тем: Периодическая систе­ма химических элементов, Законодательная система, Экономическая система, Математическая система, Система Станиславского... — ровным механическим голосом перечислял «умный» дом.

— Хорошо, я все поняла, заткнись.

— Солнечная система...

— Мне не нужна Солнечная система!

— Запрос принят. Солнечная система — система пла­нет и других естественных космических объектов, вра­щающихся по орбите вокруг Солнца. Входит в состав га­лактики Млечный Путь. Состоит из десяти планет...

— О не-е-ет!

В дверь постучали. Маруся обернулась и увидела испуганное лицо Носа.

— Можно войти?

— Только если сможешь заткнуть эту штуку...

— Обращаются вокруг Солнца против часовой стрелки... — продолжал заливаться дом.

— Ты говорила с ним про Солнечную систему? — удивленно спросил Нос, заходя на кухню и доставая из кармана телефон.

— Вообще-то я просила поесть.

— Замерзшей воды, аммиака и метана...

— Аммиака и метана? — переспросил Нос, что-то быстро набирая на клавиатуре.

— Сырники и сметана... — мечтательно прошепта­ла Маруся.

— Кометы, метеороиды и космическая пы... — Дом заткнулся на полуслове.

— Вот тебе и космическая пы, — улыбнулся Нос.

— Ты его убил?

— Усыпил.

— Значит, ты и есть администратор?

— Не, просто...

— А, ну да! — вспомнила Маруся. — Компьютерный гений.

Воспоминание разбудило злость, и та красным об­жигающим всполохом на мгновение мелькнула перед глазами, вернув желание убить негодяя. Видимо, это как-то отразилось на лице Маруси, потому что Нос перестал улыбаться и судорожно сглотнул, схватив­шись за горло, как будто спазм душил его на самом деле.

— Я... Просто... Я... — заикаясь, начал объяснять Нос.

Казнить или помиловать?

— На самом деле я хотел извиниться...

В конце концов, он ведь правда спас ей жизнь и не дал превратиться в бледную гусеницу.

— Короче... Прости, что я... Я правда не хотел. То есть я...

— Не хотел подсматривать? — ехидно спросила Ма­руся.

— Не хотел, — уверенно подтвердил Нос. — То есть я хотел посмотреть на тебя, ну, то есть... Кто ты. Какая ты. Но не какая в смысле какая, а в смысле...

— Хотел понять, какой я человек? — подсказала Ма­руся.

-Да!

— Подсматривая...

Сделав страдальческое лицо, Нос, словно Пьеро, пе­чально взмахнул длинными руками.

— Но я же не знал, что ты начнешь...

Он замер, словно не решаясь произнести необходи­мое слово.

— Раздеваться? — спросила Маруся.

— Да... — обессиленно уронил руки Нос и тяжело вздохнул, готовясь к следующему признанию. — И вот потом, когда ты, собственно, начала... — Нос сделал неопределенный жест.

— Раздеваться? — опять подсказала Маруся.

— Да... — Казалось, что он даже стал немножечко ниже, как будто тяжелая вина все глубже вдавливала его в пол.

— Ты отвернулся, — закончила мысль Маруся, что­бы облегчить страдания несчастного.

С огромным удивлением она отметила, что даже испытывает сочувствие к этому долговязому, настоль­ко искренним было его раскаяние...

— Нет. Я уже не смог, — неожиданно выдал Нос и виновато опустил голову.

Маруся открыла рот, чтобы сказать что-то, но те­перь сама не смогла подобрать слова.

— Потом ты пошла в душ. А потом... — Нос пожал плечами. — Дальше ты знаешь.

Признание было настолько невинным и в то же вре­мя настолько дерзким, что Маруся запуталась в чув­ствах. Какая-то смесь отвращения и веселья, как очень неприличный анекдот.

— Даже не знаю... Спасибо за откровенность, ко­нечно. ..

— Ты очень красивая, — торопливо перебил ее Нос, — если это тебя успокоит.

— Э-э-э...

— Ты ведь простишь меня? — преданно заглядывая в глаза, спросил Нос.

— Только если когда-нибудь потеряю память... — честно призналась Маруся.

— Это я могу устроить...

— Лучше бы ты устроил завтрак.

— Ну здесь ты его точно не найдешь, — покачал го­ловой Нос. — Это же Алиса, — он ткнул пальцем вверх, видимо указывая на комнату Алисы, — а она не при­нимает пищу.

— И чем же она питается? Солнечным светом?

— Вполне возможно. Но я ни разу не видел, чтобы она ела.

«Она андроид», — внезапно озарило Марусю. Хо­лодный, бесчувственный, не в меру ревнивый робот. Заодно это объясняло слишком совершенное для чело­века тело. Такие тела можно было создать только при помощи компьютерной графики, но никак не силами природы. А ее кожа? Слишком ровная и гладкая. И бе­лоснежные зубы. И волосы...

— А что, она одна здесь живет?

— Ну, теперь уже не одна... На самом деле она жила одна даже не потому, что она такая, а потому что дом, если ты успела заметить... Он немного безумный. И ужиться с ним смогла только она.

— И как она с ним ужилась? — с интересом спроси­ла Маруся.

— Они не разговаривают.

— То есть главное...

— Главное не разговаривать, да. Начав отвечать на один любой твой вопрос, он уже не может остано­виться.

Маруся откинулась на спинку стула.

— Но ты же его отключил?

— Только на время.

— Так почему нельзя отключить совсем?

— Потому что это самообучающийся искусс?вен­ный интеллект, и чем больше он общается, тем умнее становится...

— Но ты же говоришь, что Алиса с ним не общается.

— Поэтому он такой. Дом-дебил.

— Умный дом-дебил, — поправила Маруся.

— Однозначно не самый умный, — совершенно серьезно сказал Носов.

Маруся не смогла сдержать улыбки.

— Ты отведешь меня в столовую?

— Да, конечно... Пойдем.

Маруся кивнула:

— Пойдем.

Они сидели друг напротив друга, смотрели глаза в глаза и не двигались с места. Почему? Какое стран­ное ощущение... Как будто кто-то нажал на паузу и они зависли, не решаясь сказать ни слова или даже пошевелиться.

— Ты знал, что Солнечная система состоит из деся­ти планет? — неожиданно спросила Маруся, прерывая тишину.

— Да, с этого года.

— Они вернули Плутон?

— Ага...

— Вот он счастлив, наверное...

— А еще добавили Эриду.

— Красивое название — Эрида...

— Запрос принят. Эрида... — проснулся дом. — Де­сятая планета Солнечной системы...

Маруся с Носовым переглянулись, рассмеялись и бы­стро выскочили из кухни, захлопнув за собой дверь.

На улице было ярко и жарко. Маруся спустилась с крыльца, прикрыв глаза ладонью, сразу же зачерп­нула сандалиями песок (надо поднимать ноги выше!), остановилась, вытряхнула, заметила муравейник под березой, и, кстати, что это там щекочет плечо?

Ага, маленькая божья коровка. Шесть точек. В дет­стве говорили: сколько точек, столько коровке лет — врали, наверное. Запах горячего асфальта, вяленной на солнце травы... в общем, если убрать всех людей, здесь можно было бы неплохо отдохнуть — забраться на крышу с тазиком черешни, сидеть там, объедаться, косточки пулять.

Маруся подставила палец и дождалась, когда крас­ный жучок переползет на него. Божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают конфетки... Кстати о конфетках. В животе жалобно заурчало...

— Можно проехать одну остановку на трамвае или дойти пешком... — откуда-то из-за спины сказал Нос. — Кто это у тебя?

— Коровка, — протянула ему палец Маруся.

Коровка расправила тонкие коричневые крылышки

и улетела.

— Ты ее напугал, — улыбнулась Маруся.

— Ну спасибо, — криво ухмыльнулся Нос.

— Я не имела в виду, что ты страшный... — смути­лась Маруся.

Нос изобразил на лице мучительную гримасу «ой, вот только не надо» и прошел вперед.

Конечно, Носов был страшным. Но не страшным- страшным, а таким страшноватым. То есть даже не­много милым, но все равно не из тех парней, в кото­рых можно влюбиться с первого взгляда. И со второго. И даже, возможно, с десятого. (Если в него вообще можно было влюбиться.) Но он казался довольно-таки обаятельным. Особенно если его причесать и одеть. Ну или хотя бы одеть. Хотя бы во что-то более-менее приличное, а не вот в эту безразмерную футболку до колен и широченные джинсы, которые болтались на нем, как на вешалке. И еще эти кроссовки, словно до­ставшиеся в наследство от дедушки...

Маруся специально на пару шагов отставала, чтобы получше рассмотреть нового знакомого. Слишком вы­сокий и худой. Слишком сутулится и слишком разма­хивает руками при ходьбе. Настолько нелепый... что даже привлекает внимание.

По секрету, Маруся даже представила, ну совсем не­надолго, на долю секунды, как бы она с ним обнима­лась, если бы, конечно, она с ним обнималась.

Картина получилась такой: он вытягивает свои длинные-длинные руки, обнимает ее, потом закиды­вает руки дальше, обматывает вокруг себя и снова обнимает ее. Впрочем, чтобы это сделать, ему при­шлось бы сесть, ну или Марусе встать на табуретку, хотя она была очень даже высокой, но не до такой же степени... И о чем только не успеваешь подумать, пока разговариваешь с парнем. Лучше вам и не знать.

— А много здесь студентов? — спросила Маруся, чтобы прогнать из головы дурацкие мысли, и не сумев найти лучшей темы для разговора.

— Не особо. Сюда же только такие попадают...

— Какие такие? Шизанутые?

— Одаренные, — ни капельки не смутившись, по­правил Нос.

Маруся задумалась. Она, конечно, не считала себя дурой, но одаренной? Вряд ли ее умение управлять гоночным автомобилем могло иметь значение для на­уки. Тогда что? Может быть, папа сам устроил ее сюда, а потом наврал про письмо? Нет! На папу не похоже. Ошиблись в школе? Не до такой же степени! К тому же в школе были куда более способные ученики.

— Неужели ты ничего не знаешь про Зеленый го­род? — удивленно спросил Носов.

— А что, должна?

— Ну, просто... про него так много всюду писали. Это государственный проект. Что-то вроде Сколково, только для подростков. — Носов наклонился к кусту малины, сорвал пару ягод и протянул Марусе.

— Спасибо...

— Сюда отбирают лучших учеников — победителей олимпиад, вундеркиндов, ну и прочих... таких.

— Значит, ты вундеркинд?

— Не... не особо, — смущенно признался Носов. — Вкусная?

— Ага, сладкая... — кивнула Маруся, облизывая губы. — А в какой олимпиаде ты победил?

— Странно, что вообще что-то осталось, — продол­жил говорить Носов, словно не расслышав вопроса. — Обычно обрывают еще до того, как она дозрела. Не по­нимаю, в чем кайф есть зеленые ягоды...

Носов отошел в сторону, делая вид, что вниматель­но рассматривает кусты. Стало ясно, что говорить на эту тему он не хочет. Наверное, он тоже попал сюда по ошибке... Вернее, по блату. Чей-нибудь племянник или профессорский сынок. А может, его сюда сослали за какой-нибудь проступок или потому, что родителям некогда было с ним возиться...

Но в любом случае теперь стало понятно, что Зе­леный город — место, куда попадают лучшие из луч­ших. Но как сюда затесалась она? Маруся ничего не

понимала в математике, еще хуже в физике, совсем погано в химии, ненавидела историю, спала на лите­ратуре, с трудом переваривала иностранные языки, биологию, географию, астрономию... Она была чрез­вычайно одаренной прогульщицей и, несомненно, гениальной лентяйкой. Короче, в научный лагерь ее можно было пригласить только в качестве примитив­ного биологического материала.

Носов вернулся на тропинку, и они пошли дальше.

— Ты из Москвы? — спросила Маруся, ускоряя шаг — чтобы идти с ним вровень, ей приходилось практически бежать.

— Нет, здесь мало кто из Москвы.

— В Москве что — мало умных? —улыбнулась Маруся.

— Похоже на то... — согласился Нос. — Я не имел в виду, что ты глупая, — тут же спохватился он, обер­нувшись.

— Ладно! Один — один.

Они еще минуту помолчали, шагая рядом. Маруся осмотрелась — вокруг был лес, сквозь деревья которо­го просматривались коттеджи и какие-то хозяйствен­ные постройки.

— Я из Риги, Алиса из Астаны, Илья ростовский... — заговорил Нос.

— Какой-какой?

— Из Ростова-на-Дону... Ростов-папа и всё такое.

Маруся остановилась.

— Нос... стой.

Носов обернулся и озадаченно посмотрел на нее.

— Что-то не так?

— За тобой не угнаться!

— Ты бы сразу сказала.

— Хочу немного отдышаться и... Слушай... Если вы тут все... такие. Я просто. Просто я не понимаю. Я по­лучила сюда направление из школы...

— И?

— И у меня нет никаких талантов.

Нос улыбнулся.

— Этого не может быть.

— Тем не менее, — развела руками Маруся.

— Профессор лично отправляет приглашения, так что ошибки быть не может.

— Профессор?

— Ну, Бунин! Директор школы и летнего лагеря. Он тут главный...

Маруся кивнула:

— Да, письмо от него...

— Может, он знает о тебе что-то, о чем ты еще не до­гадываешься? — предположил Носов.

— Он ничего не может обо мне знать, потому что я никак себя не проявила.

— Ну, может, еще проявишь?

— А что, он умеет заглядывать в будущее?

— Я бы не удивился. В общем, ты не сомневайся — всё по плану. Если Бунин тебя пригласил — значит, ты...особенная.

Ни на секунду не поверив Носу, Маруся принялась размышлять дальше. Однозначно произошла ошиб­ка, и эту ошибку нужно было исправить. И потому, что хотелось уехать, и потому, что Маруся внезапно почув­ствовала себя уязвленной. Не очень приятно осознавать себя самой тупой во всем, пусть и небольшом, городке.

— А где он сейчас, этот ваш Бунин? — спросила она Носова, который теперь старался двигаться медленно, что делало его походку еще более комичной.

— Бунин? Где-нибудь здесь. Его невозможно застать на каком-то определенном месте, только случайно встретить.

— И какой шанс с ним встретиться?

— Стопроцентный. Бунин везде. Позавтракаем и найдем, если он нам не попадется сам и гораздо раньше.

•kick

Студенческое кафе располагалось на первом этаже учебно-развлекательного комплекса. Тут же находил­ся кинозал, выставочный холл, зал для проведения конференций и видеотека с подборкой лекций извест­нейших мировых ученых.

Несмотря на заверения о том, что студентов тут мало, в просторном помещении кафе было многолюд­но и шумно. Все столики оказались заняты, при том что за каждым сидело человека по четыре, а то и боль­ше — некоторые умудрялись втиснуться по трое на не самый широкий диван, однако опытный глаз Носова моментально выцепил нужный столик.

— Вон те уже уходят... — шепотом сказал он, проти­скиваясь в глубь зала.

— Как ты определил? — не поняла Маруся.

— Это мой курс, — пояснил Носов, — через пару ми­нут начинается лекция, которую нельзя прогуливать.

— А как же ты?

— Ну должен же я тебя накормить?

Никогда еще никто не прогуливал лекции из-за Ма­руси. То есть, конечно, прогуливали, но только те, кто вообще на них не ходил, а значит, это было не круто...

— А ты разве не идешь? — услышала Маруся голос парня, который как раз вставал из-за стола и, кста­ти, был удивительно похож на Носова внешне. Види­мо, весь их курс состоял из высоких, худых и волоса­тых ботанов. — А, ну понятно... — расплылся парень в улыбке, заметив Марусю.

— Придумай там что-нибудь... — попросил его Нос.

— Скажу, что ты выпал из окна и сломал себе все ноги.

«С таким ростом сложно выпасть из окна, — по­думала Маруся. — Можно просто перешагнуть через оконную раму».

— Отличная идея, — похвалил парня Нос.

Маруся отошла в сторонку, давая ребятам пройти. Ее наблюдение оказалось верным, все четверо были похожи друг на друга, как близнецы. На всех бесфор­менные футболки, немодные джинсы, кроссовки. И одинаково длинные волосы в одинаково небрежных хвостах. Ну разве что Носов казался самым симпатич­ным. .. Или она уже просто к нему привыкла.

— Двигайся к окну, — предложил Носов, кивнув на лучшее место за столиком.

Маруся послушно полезла туда, куда ей указали. Носов устроился напротив.

— А там, где ты ее нашел... Там еще есть такие? — наклонившись к Носову, спросил какой-то другой из близнецов-однокурсников. Маруся могла их различать только по цвету футболок.

— То-пай! — ласково пропел ему Нос.

— Просто хотел вас предупредить, — обернулся близнец к Марусе. — Он далеко не лучший...

— А тебе-то откуда знать? — заржал кто-то сзади.

— Я с ним живу!

— В соседнем блоке, — быстро предупредил Носов.

— Уже второй год как.

— У нас ничего не было! — улыбнулся Носов, вце­пившись пятерней в лицо соседа и пытаясь «выдавить» его из-за столика.

— И еще он не закручивает тюбик с пастой...

— А ты не чистишь зубы!

— Я их не пачкаю! — возмутился сосед.

Носов поднял руку и постучал пальцем по внешней стороне запястья, напоминая о времени.

— Ухожу-ухожу...

Наконец они остались одни. Нос с облегчением вы­дохнул и легонько хлопнул по поверхности стола пря­мо перед Марусей. На столешнице высветилось меню.

— Выбирай, — вежливо предложил Нос и повторил ту же процедуру уже на своей стороне.

Маруся пролистнула электронные страницы с яр­кими изображениями предложенных блюд.

— Просто кликай пальцем по всему, что тебе понра­вится, и...

— Я умею пользоваться меню, — перебила его Ма- руся.

— Ну мало ли.

Маруся ткнула в компот, и картинка со стаканом плавно отъехала в сторону. Картофельное пюре. Кар­тинка с пюре присоединилась к компоту.

— Что тут самое вкусное? — спросила Мару­ся, «зависнув» в выборе между куриными котлета­ми, тушеной говядиной, сосисками и филе трески в кляре.

— Гречка, — с готовностью ответил Нос, параллель­но выбирая гречку.

— Ненавижу гречку!

— Тогда выбирай треску. Судя по тому, как я ее не­навижу, — тебе понравится.

— Ненавижу треску! — рассмеялась Маруся.

— Смотри-ка, у нас нашлось что-то общее... — улыб­нулся Носов. — Котлеты вполне съедобны, но вместо пюре я бы выбрал овощи.

— Картошка — это тоже овощи.

— Только не здесь.

Маруся кликнула по картинке с котлетами и про­листнула дальше, к десертам.

— Этот ужасный человек, с которым я живу...

— Который не чистит зубы?

— И не моет руки после туалета.

— О боже!

— Между прочим, абсолютный гений.

— Гениальней тебя?

— Гораздо. В шестнадцать лет написал программу для персональных жетонов. Ну ту, которой мы все сей­час пользуемся.

- — Вчера утром я своими глазами видела, как она сломалась... — сказала Маруся, доставая из-под пла­тья висящий на цепочке жетон. — Так что не такой уж он и гений.

— Эта программа не ломается, — уверенно сказал Нос.

— Еще как ломается.

— Значит, только у тебя.

Маруся хмыкнула и спрятала жетон обратно под платье.

— А чем занимаешься ты? — спросила она Носа.

— Ну-у-у... вот как раз в мои обязанности входит все ломать...

— Зачем?

— Проверка на уязвимость разных программ, кото­рые пишут другие гении.

— А Илья?

— Квантовая физика.

— Это что? — простодушно спросила Маруся.

— Ты хотя бы в обычной школе училась? — удив­ленно вскинул брови Носов.

— Теперь ты понимаешь, что мне здесь не место? — улыбнулась Маруся.

— Пожалуй, я тоже возьму котлеты...

Носов отвлекся на меню, выбирая напиток.

— Значит, вы не с одного факультета?

— С чего ты взяла, что с одного?

— Мне показалось, вы как-то... ну вместе, что ли?

— С Ильей? — с недоумением спросил Нос.

— Ну с Ильей... и с Алисой.

— Не-ет, мы все с разных факультетов. И живем в разных домах. Вообще не пересекаемся.

— Как же вы подружились?

— Морс или компот? Каждый день этот ужасный выбор.

— Возьми и то и другое... — посоветовала Маруся.

— Нет, столько в меня не влезет.

— Давно вы дружите?

— Все-таки... компот!

— Ты специально уводишь разговор в другую степь! — не выдержала Маруся.

— Что?

— Каждый раз, когда я задаю вопросы...

— Да нет же! Тебе показалось.

— Когда мы шли сюда и вот теперь...

— Просто я рассеянный! — Носов сделал глупое лицо. — Спрашивай, что тебе интересно?

Маруся была уверена в том, что ей не показалось, поэтому на мгновение решила обидеться и промол­чать, но так же быстро передумала.

— Мне кажется, Илья не похож на физика, — задум­чиво сказала она.

— Почему?

— Он больше похож на актера или солиста какого- нибудь бойзбенда.

— Лицо, не обезображенное интеллектом? — подмиг­нул Носов и закивал. Это выглядело так, как будто Нос хо­тел немного, самую чуточку... но все же принизить Илью в глазах Маруси. Неужели Нос ревновал? Да нет, не может быть. Они же знакомы всего ничего и даже не успели по­дружиться... Хотя, если принять во внимание вчераш­нюю историю с душем, они с Носом очень даже близки. Нет. Вспоминать об этом Маруся совершенно не хотела.

— А чем занимается Алиса?

— Биолог. Она создала таблетки, которые заменяют еду.

— Их создали сто лет назад...

— Да, но ее образец на данный момент признан са­мым успешным.

— Ну да... — недоверчиво поморщилась Маруся.

— Это только кажется простым, — с воодушевлени­ем начал рассказ Носов. — На самом деле Алиса первая

нашла правильный баланс — ее препарат имеет со­став, который полностью покрывает необходимый каждому конкретному организму дефицит витами­нов, минералов и питательных веществ. Важный мо­мент, — Носов поднял палец, — каждому конкретно­му организму. То есть если конкретно тебе, конкретно в тот момент, когда ты принимаешь таблетку, нужен конкретно один миллиграмм витамина С, то выделит­ся ровно столько — не больше, не меньше! Они угне­тают чувство голода, наполняют энергией, полностью решают проблему лишнего веса, делают кожу гладкой, волосы блестящими... — перечислял Носов, загибая пальцы.

— Ну все, хватит! Не перебивай аппетит, — остано­вила его Маруся.

— Чем?

— Разговорами про Алису.

— Ты сама спросила, — пожал плечами Нос.

— Я просто хотела узнать, чем она занимается.

— Да, кстати... На этих таблетках она уже зарабо­тала кучу денег. На самом деле, Алиса самая богатая студентка в городе.

Ну, это уже чересчур...

Нос оторвался от меню, поднял глаза на Марусю и все понял.

— Хорошо, не будем...

Чтобы отвлечься от неприятного разговора, Маруся принялась рассматривать людей, находящихся в кафе. Как ни странно, при том что все здесь назывались сту­дентами — многим было никак не более десяти лет. Значит, есть тут и младшие классы или же все эти дети настолько гениальны, что уже успели закончить школу?

Раздался звуковой сигнал. Электронное меню ис­тошно замигало.

— Что это? — спросила Маруся.

Однако ответ был не нужен. Невидимые глазу створки стола раздвинулись, и на поверхность выехал поднос с заказом.

— Забирай, — скомандовал Нос.

Маруся отодвинула тарелку. Поднос опустился и че­рез пару секунд появился снова. Теперь на нем стоял стакан с компотом.

Маруся подняла стакан и сделала глоток.

— Ну как?

— Ну так... Сносно... — честно призналась Маруся.

— Интересно, почему за всю историю человечества в студенческих столовых всегда такая невкусная кух­ня? — Нос задумчиво потянул на себя тарелку. — Что­бы не отвлекались от учебы?

— Вполне возможно...

Маруся подцепила вилкой пюре и отправила в рот.

— Да, это не картошка...

:— Я предупреждал!

— А вы... Ну ты, Илья... другие. Вы здесь тоже на практике? — опять перешла к вопросам Маруся.

— Нет, мы здесь постоянно. Уже второй год.

— А, ну да... — вспомнила Маруся. — И что вы де­лаете? Ну, кроме того что чудо-таблетки выдумываете и камеры наблюдения взламываете?

— Ну... — Нос закашлялся. — В основном посеща­ем лекции. Еще у каждого есть свой проект — некая сложная тема, которую...

— Вот же подлец! — воскликнул кто-то, внезапно возникший возле их столика.

Маруся подняла голову и увидела Илью, который, разыгрывая гнев, сурово пялился на Носа.

— Привет, красотка, — со всей нежностью обратился он к Марусе, присаживаясь рядом. — Он тебя не обидел?

Маруся онемела от удивления, так что даже не сра­зу смогла проглотить и без того отвратительную кар­тошку.

— Стоило мне отвлечься, и ты уже пытаешься от­бить у меня мою...

Внезапно лицо Ильи перекосилось, будто он заме­тил что-то ужасное. Ужасным была Алиса, которая бы­стрыми шагами приближалась к их столику.

— ...мою котлету! — неловко выкрутился Илья, протягивая руку и прямо пальцами снимая котлету с вилки Носова.

Недоумевающий ничуть не меньше, чем сама Мару­ся, Носов переводил взгляд с вилки на Илью и обратно, так и не врубившись, что тут только что произошло.

— Он хотей стыить мою койеу! — с набитым ртом, пытался оправдаться Илья, затравленно глядя на Алису.

— Чтобы я больше тебя не видела! — сквозь зубы прошипела Алиса, нависнув над Ильей.

Она изо всех сил треснула об стол пластиковой пап­кой, развернулась и ушла.

Илья поперхнулся котлетой, закашлялся... с трудом проглотил не пережеванный толком кусок. Потом вы­тер руки салфеткой, вздохнул и с мольбой посмотрел на Носа с Марусей.

— Спасите меня кто-нибудь... — заныл он, прижи­мая руки к груди.

— Что она вообще делала в столовой? — наконец обрел голос Носов, оборачиваясь и провожая Алису взглядом. — Она же не ест!

— Видимо, хотела вернуть мне курсовую... — пояс­нил Илья.

— А что твоя курсовая делала у Алисы? — все еще не понимая, спросил Нос.

— Писал всю ночь и утром забыл забрать...

— У... А... А-а-а... — наконец догадался Носов.

— Бэ-э-э... — зло передразнил Илья.

Маруся почувствовала, как у нее загорелись щеки. Вот, значит, какая «просто знакомая»... Внутри непри­ятно кольнуло ревностью.

— Котлета хоть вкусная была? — хмуро спросил Но­сов, откладывая вилку.

— Котлета? — переспросил Илья.

— Понятно... Ну и чего ты сидишь? Иди, догоняй...

— Ни за что! — замотал головой Илья. — Она дол­жна понять, что вечно так продолжаться не будет. Сколько можно?

Маруся меланхолично размазывала пюре по стен­кам тарелки. Настроение испортилось, и есть расхоте­лось. Сейчас он встанет...

Илья встал.

Скажет какую-нибудь глупость...

— Черт! Я же опаздываю на лекцию... — натянуто улыбаясь, «вспомнил» Илья.

И побежит догонять.

Илья махнул рукой и торопливо направился к выходу.

— Почему он так делает? — упавшим голосом спро­сила Маруся.

— Наверное, потому что он ее любит, — пожал пле­чами Носов.

— Тогда почему он клеится ко мне?

— Потому что ты ему нравишься.

— А в чем разница?

— В том, что в результате бегает он за ней, а не за тобой, — спокойно, словно это было математическое уравнение, объяснил Носов.

Теперь настроение испортилось окончательно. Не то чтобы Маруся была влюблена в Илью — это было бы слишком быстро и глупо, но сам факт...

— Но ведь ей плевать на него.

— Ничего себе плевать! — воскликнул Нос, отпивая компот. — Ты видела, как она швырнула эту папку? Я думал — стол проломится...

— Ревность и любовь — разные вещи! Если бы ей было не плевать, она бы не вела себя так... так... Ну, как акула! Ваша Алиса — обыкновенная собственница.

— Необыкновенная...

— Вот видишь. И ты туда же!

— Слушай, они вместе с первого дня, как мы тут очутились. И они правда любят друг друга. Просто Илья... он такой. Ну... Ростовский.

— Что значит «ростовский»?

— Наглый, красивый, самовлюбленный... Все у него всегда получается, все как по маслу! А еще он не мо­жет пропустить мимо ни одну симпатичную девушку. Непременно начинает флиртовать... Но любит по-на­стоящему только Алису.

— Как можно ее любить? — чуть громче, чем позво­ляли приличия, выкрикнула Маруся. — Она же холод­ная, неэмоциональная, грубая, вульгарная, злая и...

— Ты просто ее не знаешь.

— Хочешь сказать, она не такая?

— И такая и не такая. Она, конечно, не совсем обыч­ная и не сама нежность... но с ее умом это проститель­но. Это даже придает ей какую-то...

— Ты что, тоже в нее влюблен? — совсем расстрои­лась Маруся.

— Шутишь? Где она и где я... — вздохнул Носов.

— То есть ты считаешь, что... — Маруся задыхалась от обиды, — что со мной ты можешь находиться рядом, а ее недостоин?

Носов с недоумением посмотрел на Марусю.

— Я так понимаю, сейчас прозвучало какое-то об­винение... Видимо, это что-то из области чувств, в ко­торых я не слишком понимаю, — на удивление холод­ным тоном произнес он.

— Не слишком понимаешь? — сердито переспроси­ла Маруся. — Хочешь сказать, что ты вообще ничего не чувствуешь и никого не любишь?

— Ну. Если честно, то меня не интересуют эмо­ции, — нахмурившись, ответил Нос. — И я люблю ма­тематику.

— Знаешь что! Отведи меня к Бунину. Я хочу отсю­да уехать, — решительно сказала Маруся, отодвигая тарелку.

— Как скажешь, — согласился Носов, таким же рез­ким жестом отодвигая свою.

Так и не поели.

До трамвайной остановки шли молча. Вернее, Но­сов несколько раз предпринимал попытки начать диа­лог, но отвечать не хотелось, поэтому дальше отдель­ных реплик разговор не шел.

— Сейчас он скорее всего в школе... или где-то ря­дом, — сказал Нос, глядя на часы.

— Пара остановок на трамвае и мы на месте... — сказал он через пять минут.

— Ну и жара сегодня...

— Ты знала, что у нас тут есть метро?

— Так и будешь молчать? — спросил он наконец.

— Так и буду, — не выдержала Маруся.

— Понятно...

Днем городок выглядел пустым. Хотя таскаться по такой жаре нормальному человеку ни к чему: скорее всего, ученики сейчас сидели в прохладных лаборато­риях и резали мышей, или кого там они режут в своих лабораториях.

— Видела наш трамвай?

— Ага.

— Вообще-то он музейный, но Бунин одолжил его для школы. Ну, типа, чтобы мы не забывали историю.

— Очень интересно, — полным равнодушия голо­сом ответила Маруся.

— А еще под землей есть лаборатории. Говорят, здесь раньше был бункер. Так что, если...

Странно, но никогда раньше Маруся не сталкива­лась с конкуренцией среди девчонок. И даже не пото­му, что она всегда считалась самой красивой в любой компании, и не потому, что была наследницей огромно­го состояния и дочерью известного человека. Просто так складывалось с самого детства. Мальчишки влюблялись в нее без каких-либо усилий с ее стороны — она даже не представляла, что может быть как-то по-другому. И вдруг Алиса. Словно ее противоположность — с чер­ными глазами и смоляными волосами, с непроницае­мым лицом, которое словно не знало улыбки, с холод­ным сердцем и расчетливым умом. Непрошибаемая, как железобетонная стена... Да еще и талантливый ученый. На ее фоне Маруся чувствовала себя глупой, болтливой, чрезмерно эмоциональной пустышкой.

— Ты вообще меня слышишь?

— А?

— Зря ты так о ней.

Маруся нахмурилась. Похоже, некоторые фразы она пропустила мимо ушей и теперь потеряла нить разго­вора.

— В смысле?

— Я про Алису.

— Опять? Есть что-то еще, чего я не знаю и обяза­тельно должна узнать? — огрызнулась Маруся.

— На самом деле, это она тебя спасла.

Количество «спасателей» росло в геометрической

прогрессии. Такими темпами к вечеру окажется, что в битве с душевой кабинкой принимала участие вся школа.

— Я только позвонил и... ну когда...

— Когда подсматривал.

— А она разбила.

— Что она?

— Разбила кабинку.

Маруся постаралась сделать вид, что ей наплевать, но глубоко внутри у нее все перевернулось от удивле­ния.

— Разбила кабинку, вытащила тебя, откачала...

— Откачала?

— Ну, ты уже наглоталась воды и почти не дышала. Она сделала тебе искусственное дыхание и вытряхну­ла воду из легких.

— Вот как... — Маруся никак не могла поверить в услышанное.

— Ив комнате потом убралась...

Маруся вспомнила идеальный порядок, который царил в спальне, когда она проснулась. Аккуратно сло­женные вещи, никаких луж или осколков.

— Я только помогал.

— Так ты был там? — вспыхнула Маруся, почувство­вав, как запылали ее щеки.

— Ну... Я не смотрел. Честно...

Так вот чей голос она слышала. До сих пор Маруся надеялась, что это был кто-то другой или вообще зву­ковая галлюцинация.

— Алиса — хорошая. Просто она не любит людей, но вообще добрая.

Прекрасная характеристика.

— Ну, не добрая, но... хорошая. В общем...

— Понятно.

— И очень умная.

— Я все поняла про Алису, можешь не продолжать.

— И красивая.

— Все!

-Ну...

— Все!

— Ну, все так все. — Носов даже отошел на пару ша­гов, словно боялся попасть под руку.

Маруся отвернулась и стала смотреть на прибли­жающийся трамвай. Он медленно полз по раскален­ным рельсам, и Марусина фантазия мгновенно пе­реместилась в область ощущений неодушевленных предметов. Как больно, должно быть, ползти по таким горячим железкам? Куда естественней было бы, если б

трамвай бежал и на бегу подпрыгивал... Проклятый Нос. Испортил настроение.

В трамвае Маруся забралась на заднее сиденье, развернулась вполоборота и уставилась в окно. Носов уныло нависал сверху, зацепившись обеими руками за перекладину, и таращился на Марусю.

Маруся знала, что он на нее смотрит, поэтому ни разу не обернулась и только вытянула свои загоре­лые ноги — смотри, дурак, кто тут самый красивый. Мысль о том, как безжалостно она разобьет ему серд­це, оказывала быстрый терапевтический эффект. Не знаешь про чувства? Узнаешь!

На какое-то мгновение возникло страстное жела­ние остаться тут на недельку, вскружить всем голову и внезапно исчезнуть, но потом весь настрой начисто перебила мысль об Илье и о том, что он любит Алису, и ненависть к Алисе, и легкое угрызение совести за то, что она ненавидит человека, спасшего ей жизнь. Ну и что? Попробуйте любить того, кого все вокруг счита­ют лучше вас, — получится? А если честно?

— Приехали... — наклонившись к Марусе, сообщил Нос.

И, даже не взглянув в его сторону, Маруся встала и вышла из трамвая.

Первое, что бросилось, нет, не в глаза, а в нос, — был запах, как бы это помягче выразиться... навоза. Неожиданный запах для города ученых, надо сказать. Маруся остановилась около огромной кучи, похожей на муравейник. Можно было бы догадаться, что это за куча, если бы не ее размер. Высотой она была ме­тра полтора, и с тем, чтобы воссоздать образ существа, способного навалить такое, не справлялась даже Ма- русина фантазия. Возле кучи оживленно спорили двое пацанов лет двенадцати. У одного из них в руках была

странная штука, похожая на высокую и узкую кастрю­лю с ручками, внутри которой был спрятан ярко-си­ний прожектор с лопастями, как у вентилятора.

— А я говорю, схлопнет!

— Ни фига не схлопнет.

— Схлопнет!

— По частям схлопнет, а целиком не схлопнет.

— Спорим, что схлопнет?

— На что спорим?

— Если схлопнет, то схлопнет, а если не схлопнет, то...

— Так! — прервал мальчишек Носов. — Что это вы задумали?

Мальчишки испуганно отступили назад. Видимо, они были настолько увлечены беседой, что не замети­ли, как к ним подошел кто-то еще.

— Ничего не задумали!

— Он говорит, что если по куче выстрелить из «пушки», то она схлопнется! — выкрикнул один из спорщиков.

Мальчишка с «кастрюлей» рассерженно опустил оружие к земле.

Носов даже всплеснул руками. Чего именно он ис­пугался, Маруся не поняла, но вид у него был крайне взволнованный.

— Да ты! Ты... Ты просчитал вероятность?!

— На прошлой неделе я пробовал схлопнуть...

— Нет, нет, нет. Ты... ох! Да как же'...

Носов выдернул «кастрюлю» из рук ребенка и уко­ризненно покачал головой.

— Нельзя применять «пушку» без предварительно­го расчета.

— Ноя...

— А если ты ошибся?

— Тогда она просто не схлопнется.

— Или схлопнешься ты!

— Ноя...

— Или все тут разнесет в радиусе трех километров, и потом кое-кто будет вынужден отмывать всю школу от навоза!

— Тогда уж лучше пусть я схлопнусь! — в ужасе за­вопил мальчишка.

Эту в высшей степени содержательную беседу пре­рвал невероятно громкий гул. С таким звуком должен был падать реактивный самолет, никак не меньше. Земля задрожала, стало темно и, кроме шуток, страш­но! Маруся втянула голову в плечи и отчаянно зажму­рилась. Мальчишки, однако же, громко смеялись, по­этому Маруся осторожно открыла глаза. Неприятно было это осознавать, но смеялись над ней.

— Что?

Маруся смутилась и постаралась принять макси­мально невозмутимый вид.

Мальчишки стали хохотать еще сильнее, но самое противное, что Нос смеялся вместе с ними.

— Что?! — совсем рассерженно выкрикнула Маруся и на всякий случай обернулась.

— Что... Что это?!

Злость как рукой сняло. На смену ей пришло то са­мое удивление, от которого расслабляются мышцы лица и повышается внутриглазное давление. Иными словами, Маруся стояла, открыв рот и вытаращив гла­за. А прямо перед ней, но куда более сдержанный и спо­койный, стоял огромный, нет, не так, ОГРОМНЫЙ мох­натый слон с ОГРОМНЫМИ бивнями. Это... Это был...

Секундная вспышка в голове — и Маруся вспомни­ла рисунок на футболке Ильи. Это был мамонт.

— Мамонт?

Маруся читала про то, что ученые пытаются клони­ровать вымершее животное из останков части спинно­го мозга, мышц и шкуры мамонтенка Димы. Она даже видела Диму в палеонтологическом музее. Но предста­вить себе такое живьем...

Мамонт был ростом с двухэтажный дом, только го­раздо подвижнее, а прямо на его голове сидела миниа­тюрная (или так казалось из-за разницы в росте) бело­брысая девочка, невозмутимо жующая эскимо.

Бывают такие вещи, на фоне которых все осталь­ное меркнет и кажется незначительной чепухой. Вот и на фоне мамонта все Марусины переживания, что еще недавно отравляли кровь и делали жизнь невыно­симой, внезапно превратились в сущую мелочь. Оби­да, ревность, ненависть — такие огромные понятия, с точки зрения человека, становились микроскопиче­скими пылинками рядом с лохматыми ногами гигант­ского доисторического чудовища.

— Митри-и-ич...

> Нос подошел к мамонту и погладил его по толстой косматой коленке.

— Хоро-о-о-оши-и-и-ий...

Маруся закрыла рот. Митрич... Сын, точнее, клон того самого Димы? Ну-ну... Сколько же лет его прята­ли, если он вымахал до таких размеров...

— Он взрослый? — пятясь, поинтересовалась Маруся.

Вместо ответа Митрич задрал хобот и снова оглу­шил Марусю своим жутким ревом. Маруся оглохла. Хотя здесь больше всего подходит выражение «уши свернулись в трубочку». Для пущей надежности Мару­ся прикрыла их ладонями и опять непроизвольно за­жмурилась. Какой кошмар!

— .. .сказать, что взрослый...

Маруся открыла глаза. Первая часть фразы раство­рилась в децибелах, но смысл она уловила.

— А это... — она показала на полутораметровый «муравейник», — его?

— Его! — не без гордости ответил Нос.

Парадоксально, но иногда даже такие вещи вызыва­ют, нет, восхищение — не то слово... Уважение?

— Круто...

— Это еще не самое страшное, — вступил в разго­вор один из мальчишек. — Вот колония летающих бе­лок...

— Да-а-а... — с видом знатока поддержал его второй мальчик.

— Этот хотя бы локально.

— Ага.

— Много, но локально.

— И редко.

— Не часто, да... А эти... — мальчишка покачал го­ловой, — повсюду!

— И каждые полчаса.

— А то и чаще.

Совершенно потрясенная Маруся обернулась к Носу.

— И что... вы всем этим занимаетесь? — шепотом спросила она.

— Это часть работы. Профессор даже выдал грант на решение проблемы утилизации...

— Неужели это так важно?

— Ну, это же... Нет. Ты не понимаешь. То есть... Ты понимаешь, что это мамонт?

— Это я понимаю.

— А это... часть мамонта. Ну, точнее... скажем так... часть проекта.

Вот, Маруся. Вот до чего ты докатилась. Решение проблемы утилизации отходов крупного, как бы его назвать? Лохматого скота.

Маруся еще раз внимательно посмотрела на живот­ное. Обычно, когда люди видят что-то необыкновен­ное, у них в голове происходит помутнение рассудка, не зря в таких ситуациях говорят «уму непостижимо». Они перестают адекватно воспринимать действитель­ность, ибо действительность перестает быть адекват­ной. Они могут выбежать в поле, чтобы сфотографиро­вать приземление летающей тарелки, или броситься с видеокамерой под смерч, или просто стоять разинув

рот и пялиться на семидесятиметровую волну во вре­мя цунами.

Удивляться можно чему-то странному, но объясни­мому — например, если собачка станцует на задних лапках. Однако, если после этого собачка попросит у вас закурить, вы уже не просто удивитесь, вы будете стоять и смотреть на нее, стоять и смотреть, и думать: «Это собака. Она разговаривает человеческим голосом. И курит!» Но никакого удивления. Возможно, именно это и называется шоком.

Так вот. Стоять рядом с пятиметровым мамон­том, последний из которых вымер десять тысяч лет назад, — это шок. Сначала вы как бы ничего не чув­ствуете. Ну, мамонт и мамонт. Офигенно здоровущий мамонт. Просто с ума сойти, какой здоровущий ма­монт. Потом начинаете рассматривать его более вни­мательно. Он не похож на картинки из учебника. Не похож он и на мамонтов из мультфильмов, не похож на компьютерных мамонтов, на игрушечных, на восста­новленных по скелету...

Длинная, почти черная шерсть, которая распадает­ся на сосульки — вроде дредов. Челка, полностью за­крывающая глаза. Уши маленькие, и из-за шерсти их почти не видно. Густой шерстяной покров на ступнях... Господи, как же это называется у мамонтов. Ну, пусть будут ступни. Хвоста нет. Хобот не такой уж и боль­шой, а вот бивни — огромные. Из-за лохматости он выглядит еще более крупным, он похож на дом — та­кой мохнатый дом с очень громким ревом. После де­тального осмотра шок отступает. И наступает еще бо­лее сильный шок. Наконец-то приходит осознание. Да, да. До этого вы ничего еще не осознавали. Вы просто пытались примириться с картинкой, которая нарисо­валась у вас перед глазами, пытались проанализиро­вать ее, чтобы постичь. И вот когда вы постигли, тогда и наступает настоящее...

— Это же мамонт!

Маруся поняла, что она снова стоит в оцепенении и не замечает ничего вокруг. Какие-то люди возятся рядом, что-то говорят, жестикулируют...

— ...сверхскоростные самолеты, поезда, клониро­вание, лекарства от рака, вот-вот откроем телепорта- цию...

Нос воодушевленно перечислял изобретения по­следних лет и загибал пальцы.

— ...искусственные органы, межгалактические станции, мы даже научились добывать полезные иско­паемые на Луне...

С невероятным усилием Маруся перевела на него взгляд и попыталась сконцентрироваться.

— А проблему отходов решить не можем, — закон­чил свою пламенную речь Нос. — Парадокс.

Маруся молча кивнула.

— Вообще-то это девочка.

— Что?

— Митрич.

— Девочка? — Маруся попыталась удивиться, но, видимо, лимит удивления у нее иссяк.

— Название проекту придумали до его рождения. То есть — до ее рождения. То есть сначала придума­ли, что это будет Митрич, а уже потом она родилась на свет.

— А почему не переименовали?

— Зачем?

И правда, зачем? Все-таки ученые совершенно от­дельный вид людей. А может, и не людей. Нет. В эту тему лучше не углубляться.

— Пойдем отсюда, а то глаза уже щиплет.