Маршал грозового мира

— Я оправдал ваши ожидания, — Хор присел на соседний стул. — Можете радоваться, Хемин сохранит более-менее стабильную жизнь. Чего нельзя сказать обо мне, — аккуратно передразнил он собеседника. — Вы говорили, что Эссентессером быть прекрасно: что ж, посмотрим, через пару месяцев я смогу точно узнать, каково это.

— Так вас совершенно не радует ваше назначение? — удивился Эвальд. Кажется, он действительно не понимал, как можно не видеть великое благо в ношении фамилии правителей.

— Меня оно обрадует только тогда, когда я продержусь с ним полгода и при том ни я, ни оно от этого не пострадают, — ровным тоном произнес он. — Мальс Эссентессер… Это может плохо сочетаться, но чего уж загадывать. Увидим.

— Увидим, — кивнул Эвальд. — Мне кажется, что вы недолюбливаете саму систему фамилий и их распределения.

— Именно так, — тон Хора стал даже слишком спокойным. — У меня есть причины её не любить и считать, что без неё было бы лучше.

— Без нее было бы точно так же, — грустно улыбнулся Эвальд. — Несправедливость, неточность, недочеты — это сопровождает людей всегда, какие бы гении ими ни правили.

Хор промолчал, с интересом наблюдая за приоткрывшейся на миг серьезной стороной этого человека, которая проявилась и после исполнения той грустной песни. Нет, Эвальда Мистераля он не мог назвать ветреным везунчиком, откладывающим в сторону серьезность жизни.

В дверь постучали.

— У нас уже все готово, — объявила с улыбкой Хемена. — Совместное вдохновение творит чудеса, а вам придется сейчас петь. — Она бросила взгляд на мольберт. — Опять за свое взялся — и опять скрытничаешь? Что ж, я вижу, что столица тебя не поменяла. Идем. Знаешь, Хор, — обратилась она уже к гостю, — Эви в Грозовом Мире постоянно творил подобную красоту, изображая окружающих людей в одному ему понятном ключе. Силуэты и россыпи цветов — никакой конкретики, одна только абстракция.

— Это был мой портрет, — усмехнулся Хор.

— Тогда поздравляю тебя с тем, что ты сам его испортил, — пожала плечами Хемена.

Они втроем вышли к довольным Илане и Алексису, хотя последний, кажется, стеснялся ещё больше, чем раньше. Они ещё немного поспорили, кто первый представит свое творение, и в итоге начала Илана, продемонстрировав всем изящный угольный набросок женской фигуры, рождавшейся из струй водопада. Следующим выступил Алексис.

Там, где струи воды так шумны, так дерзки,

Родилась из их брызг дева бурной реки,

Дочь божественной силы, волшебной руки,

Что в тиши совершенства творила мазки.

Мне увидеть её красоту довелось:

Чудо-платье из волн и разливы волос,

И журчанье воды из её губ лилось,

И сияли глаза, не вмещавшие слез.

И игралось в волнах дикой речки дитя,

Провожала весну, с теплым ветром шутя,

И не знала о боли, о жгучих смертях,

И не билась ни разу у горя в когтях.

И во льду застывала холодной зимой,

А когда с мартом птицы летели домой,

Вырывалась из льда и плыла в летний зной,

Любовалась природы чудесной страной.

По ночам танцевала она на волнах

И являлась кому-то в сияющих снах,

Прогоняла от душ беспокойство и страх

И улыбкой своей, и журчаньем в устах.

И неслась по ручьям, в водопадах плыла,

Ей милы были свет и туманная мгла,

Не страшилась морозов, цвела от тепла

И любила весь мир так, как только могла.

Поэту хлопали. Стихотворение Хору снова понравилось, а Эвальд озабоченно порылся в своих нотах и с торжествующим видом выцепил из них нужные. Под обсуждение созданных шедевров Хор честно репетировал аккомпанемент, потом они успешно исполнили эту песню, а счастливый Алексис тихонько подпевал. После творческого эксперимента они просто говорили обо всем подряд, и, несмотря на серьезность произошедшего разговора с Эвальдом, Хор снова окунулся в веселую атмосферу.

У Хемин уже не могло возникнуть проблем с отцом. Проблемы могли возникнуть только у Байониса Эссентессера с Мальсом Эссентессером. Он тихонько вздохнул, осознавая, что все же его имя не сочетается нормально ни с одной фамилией, исключая ту, что использовалась вместо имени. Мальс Хор. Больше и не надо. Почетней и не надо — только б оставаться самим собой. Он давно выбился из системы и не желал подниматься на самые верха за счет её элементов. Хорошо что, в отличие от прочих учеников-Эссентессеров, новый преемник Маршала выбирался по таланту, а не по гороскопу, а выбиравшийся по гороскопу год назад умер от застарелой болезни.

В дверь решительно постучали.

— А ты обещал, Эви, что нас больше не потревожат, — капризно протянула Илана, глядя вслед брату, стремительно идущему к дверям.

Он замер на середине комнаты, потому что новый гость вошел сам. Вернее, гостья. Вернее, Адилунд Раль собственной персоной. Вернее, она, но и не она, поскольку Адилунд Раль не имела достаточной магической силы для того, чтобы войти в дом, открыв при помощи энергии запертый замок.

На лице Эвальда было написано изумление, граничащее с ужасом. Илана с недоумением моргала, Алексис вообще ничего не понимал, Хемена вдруг застыла каменным изваянием, а Хор… Хор просто улыбнулся, встал и сделал несколько шагов вперед, протягивая руки напарнице, которая неизвестный образом вернула магический дар.

— Поздравляю, Раль, — громко сказал он. — Правда, подозреваю, что с этого дня правила Объединенного Мира предписывают тебе иметь иную фамилию.

Она тоже шагнула ближе к нему, и лицо осветилось радостной улыбкой.

— Я — Мистераль, Хор, но для тебя навсегда останусь Раль.

— Слышите? — он повернулся к изумленным присутствующим. Губы Эвальда чуть шевельнулись, и в их движении угадывался неслышный шепот: «Не может быть. Этого не может быть». — Перед вами Мистераль, — торжественно произнес Хор, наслаждаясь этим моментом. — Ваша сестра.

— Не старайся, — легонько усмехнулась Раль. — Мои родственники слишком привыкли к тому, что я гордо ухожу от них, пресекая любые попытки начать разговор, потому что глава фамилии решил навсегда вычеркнуть меня из жизни семьи. Илана, Хемин и Эви не виноваты в том, что стали от меня далеки, но для того, чтобы сблизиться, нам нужно время. Прошу прощения, господа, но я пойду. Хор, ты со мной?

Он с улыбкой покачал головой:

— Мне нужно успокоить их и успокоиться самому. Поговорим завтра утром об этом, в подобных делах лучше не спешить. Возвращайся к себе… Раль.

Она кивнула.

— Извиняюсь за вторжение. До свидания.

Адилунд Мистераль скользнула к входной двери, вышла и закрыла её за собой на замок, используя техномагию.

— Что ж, этот вечер становится все интереснее и интереснее, — сказал Хор для того, чтобы что-то сказать.

Эвальд потихоньку оттаял от своего застывшего изумления и попытался безмятежно пожать плечами.

— Чудеса в этом мире все же случаются.

— Так это отец велел ей отталкивать нас при каждой встрече? — зазвучал возмущенный голосок Иланы. — А я-то, глупая, думала, что Адилунд действительно на всех разозлилась и не хочет нас видеть.

Эвальд бросил на неё короткий предупреждающий взгляд, намекая, что не следует распространяться о делах семьи в присутствии посторонних людей. Впрочем, Алексис увидел много, а Хор перестал быть посторонним в этой компании.

— Я ничего не поняла, — повела плечом — привычный жест — Хемена. — Надо будет завтра как следует разобраться со всем этим. Может, на Адилунд повлияло то наше приключение?

— Вы о часозвоне? — беспечно поинтересовался Эвальд. Кажется, если что-то и удавалось скрыть от Рондера Мистераля, то от его наследника это не ускользало. — Сомневаюсь. Обычно такие вещи влияют только в плохом смысле, а возвращение дара после опустошения обычно имеет закономерности.

— И какие же? — усмехнулся Хор. — Признаться, мне с этим столкнуться не довелось, меня сразу зашвырнули в Центр Одаренных, не задумываясь, можно ли вернуть мою магию, хотя она дала бы мне возможность хотя бы пойти в Зорренды.

Брови Эвальда плавно поползли вверх.

— Так вы тоже очутились в Центре из-за потери магии, а не из-за отсутствия таланта?

Хор сделал выразительную паузу и милым тоном поинтересовался:

— А разве в Центр можно попасть, имея талант, но не имея магии? Мне кажется, что мы говорим о разных вещах и друг друга не понимаем, но только что вы сделали один интереснейший намек. Итак, я повторяю вопрос. Не подлежит сомнению то, что отсутствие энергетического дара не дает человеку получить фамилию Зорренд, поскольку та связана именно с магией, однако что насчет других фамилий? Я в детстве рассматривался как кандидат в Зорренды из-за высокого уровня резерва, но впоследствии этот уровень фактически исчез, я не оправдал надежд семьи в других занятиях и попал в Центр. Но меня интересует ответ на вопрос, Эвальд.

— Спросите у Арктера Хорана, — пожал плечами тот, опять выглядя спокойно и дружелюбно. — Вы знаете, я не люблю настаивать и в ответ жду от людей вежливости, а она выражается в отсутствии назойливости. Я знаю ответ на вопрос, но не имею права вам говорить. Извините.

— Я у моего отца спрошу, — Хор скрестил руки на груди. — Только вот он ответит так же.

— Значит, вы не имеете права этого знать, — легкомысленно произнес Эвальд, словно удивляясь, как собеседник не может этого понять.

— Раль, я так понимаю, знает, — очень вежливо сказал Хор. — И уж она-то мне точно ответит.

— О чем вы вообще? — подала голос Хемена. — Эвальд? Оказывается, у тебя есть секреты семьи, которые ты никому не выдаешь? Удивительно, — она изогнула губы в насмешливой улыбке. — Может быть, ты ещё кое-что не имеешь права нам говорить? И не смотри на меня так, меня не интересует присутствие посторонних. Пусть Алексис слышит все, тем более, что, кажется, ты ему доверяешь, хоть и пытаешься мне намекнуть, что он посторонний. Эвальд, давай прямо сейчас обозначим рамки: я — Ричардель, ты — Мистераль, я — просто неплохая ученица, ты — наследник, я — одно, ты — совершенно другое. Все, Эви и Хемин умчались, мы выросли, и теперь уже не может быть полного доверия друг ко другу. Не так ли? Не так ли? — гораздо громче повторила она, совсем разойдясь.

Эвальд улыбнулся неожиданно доброй и обезоруживающей улыбкой.

— Нет, Хемин. Не так.

— А как? — с вызовом спросила она.

— Тебе я могу объяснить, пожалуйста, — он выглядел как человек с самым лучшим на свете настроением. — Ответить на все вопросы. Объяснить, если что непонятно. Ты остаешься моей сестрой, несмотря ни на что.

— Тогда почему ты не можешь оказать ту же любезность и человеку, спасшему твою сестру? — напирала Хемена. Илана и Алексис молча хлопали глазами, понимая, что встревать в спор сейчас не стоит. — Хор достоин доверия, уж всяко большего, чем твой поэт, — она свирепо глянула в сторону Алексиса.

— Я не спорю, что он достоин доверия, и он хороший человек, потому что помогал тебе, — даже сейчас строгостью и серьезностью в выражении Эвальда особо не пахло. — Если б я сейчас спокойно все рассказал бы, это был бы дружеский жест, однако я не могу оказать его тому, кто не просит, а требует, причем с полной уверенностью в том, что ему не откажут, — он безоблачно, действительно искренне улыбнулся и пожал плечами. — Наш уважаемый гость добывает информацию с боем, а я не привык, чтобы меня штурмовали. Я не против договориться миром, что-то подарить, от чего-то отказаться, ведь у меня нет таких уже великих секретов, однако мой отказ в этом вопросе связан исключительно с поведением нашего гостя, — Эвальд говорил так, словно Хор не стоял сейчас рядом.

— Вот, значит, как? — приподнял бровь вышеназванный гость, не желая менять тактику. — Я не против мирных договоров, однако у нас с вами было слишком поверхностное знакомство, чтобы я проникся к вам безграничным доверием…

— Ой, да не надо этого, — махнул рукой Эвальд с прежним веселым видом. — Я не прошу от вас такого уж безграничного доверия. Всего лишь приятного общения и отсутствия подобных атак. Не спорю, это выглядит красиво: вы уловили неточность в словах собеседника, начинаете надавливать, чтобы моментально получить ответ, и с чувством собственного превосходства разглагольствуете. Красиво. Но это годится для людей, считающих друг друга соперниками. А я вам не соперник. Если выражаться проще, то я повел себя по отношению к вам точно так же, как вы — по отношению ко мне, и это кажется мне правильным.

Хор даже не сразу смог ответить на этот любопытнейший монолог, сдобренный необычайно приветливым и чуть ли не счастливым выражением лица Эвальда.

— Я прошу прощения, — наконец сухо произнес «уважаемый гость». — Я говорил с вами как с наследником Мистералей, а не как с моим хорошим знакомым, — он произнес это ровно и глянул на Эвальда: неужели тот действительно верил, что слова про «хорошего знакомого» — правда?

— А я прошу прощения за то, что повел себя как наследник Мистералей, а не как нормальный человек, — радостно отозвался Эвальд. — На этом считаю конфликт исчерпанным. Илана, Алексис, прошу прощения за эту сцену. Хемин, ты тоже извини. Хор, я вам объясню эту тему, но не прямо сейчас, потому что не хочу слишком серьезного разговора. Да и Хемин она не очень понравится: это будут поводы для переживаний.

Хемена распахнула глаза, и в них мелькнуло понимание.

— Прости, Эви, — тихо сказала она.

— Да ничего, — он с теплотой глянул на названую сестру. — Хор, если вам не терпится, мы можем выйти во вторую комнату и все это обсудить. — Эвальд веселым взглядом обвел остальных. — Надеюсь, вы не станете протестовать?

Не дожидаясь ответа, он направился к двери в соседнюю комнату, и Хор двинулся следом. Происходящее на вечере очень сильно спуталось и стало малопонятным, однако даже из туманных ситуаций следовало извлекать максимальную выгоду, чем он сейчас и занимался.

— Понимаете ли, — непринужденно начал Эвальд, едва Хор прикрыл дверь, — распределение по фамилиям основывается на магическом даре, — он держался так, словно и не происходило никакого недопонимания между ними. — Это все из-за Регента и необходимости в слаженности всей магии. Ну вы же знаете, — Эвальд наморщил лоб, — законы о термоэргическом равновесии, ограничение на применение магии, необходимость объединить всю эту энергию в толковую систему и так далее и тому подобное. Для того, чтобы с этим не получилось какого-нибудь серьезного провала, Регент через систему обучения наблюдает пути всех обладателей дара, и обычно их вытягивают на должности повыше. Да и фамилии дают, ориентируясь на магию: её оттенки различаются в каждом из семи семейств.

Значит, это исходило от Регента, от одного из четверых Эссентессеров, от самой государственной системы Объединенного Мира. Что ж… Что-то подобное Хор и предполагал.

— Все маги должны быть на виду, — продолжал Эвальд. — Поэтому им составляется красивый гороскоп, да и с обучением стараются получше. Адилунд взяли в семью только из-за дара, а когда тот исчез… Думаю, вы поняли. Хемена сейчас очень нервничает из-за того, что у нее начали опустошаться резервы, ведь это может означать полное падение.

— Вот, значит, как, — задумчиво произнес Хор. — Но вы говорили о закономерностях опустошения и восстановления резервов. Что именно вы имели в виду?

— У Адилунд случился выброс, очень обидный, и восстановление могло произойти только одним способом: возвращением утраченной энергии, — Эвальд вздохнул, вспоминая, видимо, внезапное появление Раль. — И это такое невероятное совпадение… что слишком невероятное. Вот скажите, каков шанс того, что механическое животное без капли разума в голове улетит от своей создательницы и встретится с нею три года спустя в другом регионе?

— Вероятность очень низка, — не мог не согласиться Хор. — Понимаю, отчего вы были столь поражены.

Эвальд вздохнул и слегка озадаченно почесал затылок.

— Я до сих пор в это поверить не могу, но должен принять. Слишком уж все случайно, неожиданно, чудесно, замечательно. Я не люблю такие поразительные совпадения — вдруг это на самом деле кем-то распланированная вещь? Но я скорее сломаю себе голову, чем пойму, кем и зачем спланированная. Я люблю математику, но просчитывать людей, признаться, не очень-то умею.

— Я не имею сведений, чтобы судить об этом, — серьезно произнес Хор, понимая, что над этим действительно стоит подумать. — Мне необходимо расспросить Раль, чтобы понять хотя бы, где она встретила свой вернувшийся дар.

— И не получила ли указаний на него от кого-то, — подхватил Эвальд и с надеждой посмотрел на него. — Мне она не доверяет. Попробуйте все выяснить, и я буду очень вам благодарен. Адилунд — часть моей семьи.

— Я сделаю все, что смогу, — ответил Хор, по-прежнему держась отстраненно и осознавая, что слишком плохо знает этого человека, чтобы судить, есть ли его откровенность откровенность.

— Благодарю вас, — улыбнулся Эвальд. — За это я вам расскажу все, что вы хотели знать о возвращении даров… и не только. Прежде чем говорить о возвращении, следует упомянуть об исчезновении, которое возникает до жути банально, — он заговорил более серьезно, как лектор. — Человеческий организм — это аккумулятор энергии, но у каждого аккумулятора есть срок годности, потому и наше тело тоже изнашивается. У кого-то это происходит в семьдесят, у кого-то, увы, в двадцать или даже семнадцать. Правда, потом организм может излечиться и снова воспринимать магию на должном уровне. Вот эти процессы отследить бывает очень сложно даже сильным лекарям, не говоря уже о попытке их предсказать или ими управлять. Однако есть одна примета, по которой можно угадать, что дар возвращается: начинается везение. Везение на грани нереального. Неизменное. А потом проявляется и магия. Это не вписывается в науку, но это есть.

— Вот, выходит, как, — медленно произнес Хор. — Вы знаете, что Раль в последний год совершенно забыла о такой вещи, как осторожность?

— Нет, — слегка озадаченно протянул Эвальд. — Со мной она ничем не делилась, увы: обычно глава семьи обрубает все контакты с кем-либо из неопределенных, я ничего не мог с этим поделать. Выходит, Адилунд чувствовала, что у неё восстанавливается дар… Но я до сих пор не могу поверить в такое совпадение. Дракон умчался в чистое небо — а в результате прилетел к хозяйке. Просто удивительно, — все никак не мог оставить эту тему он.

Теперь все стало ясно. Зря Хор пытался перевоспитывать свою напарницу, когда она чрезмерно рисковала: ведь именно так проверялось, вернется дар или нет. А он вернулся. И Раль снова стала Мистераль. Правда, будущий Мальс Эссентессер не вполне осознавал, во что же в итоге это выльется.

— Я постараюсь разобраться, — ещё раз сказал Хор.

— Так какие ещё вопросы у вас остались? — Эвальд снова был сама доброжелательность.

Вообще-то он уже ответил на все, на что обещал, однако, раз ситуация складывалась столь прекрасно, то почему бы и не обнаглеть?

— Почему среди Мистералей так редко встречаются неопределенные? — спросил Хор так, словно с самого начала имел право получить ответ на этот вопрос.

Эвальд сощурился:

— Услышь Рэр, что я выкладываю вам эти вещи, он бы успел десять раз проклясть любимые гороскопы, однако я как наследник семьи Мистераль могу распоряжаться полученными знаниями так, как хочется мне. Это фокусы наследственности. Изнашиваемость в магическом плане — признак организма, а он зависит от родителей. В нашей семье очень тщательно подбирают жен и мужей. Наследников, впрочем, тоже.

— А то, что у вас почти не рождаются мальчики, тоже из-за наследственности? — беззаботным тоном поинтересовался Хор, отчасти копируя манеру разговора собеседника.

— Именно, — невесть чему обрадовался Эвальд. Возможно, догадливости Мальса. Хотя тема была не очень-то радостная. — Для полных объяснений вам лучше б обратиться к ученым, однако если коротко, то мальчики просто не выживают. Каждую невесту, готовящуюся вступить в семью Мистераль, предупреждают, что как минимум один выкидыш у неё случится.

— И так — у всех? — приподнял бровь Хор. — Сколько же таким образом детей погибло… И это не лечится?

— Увы, — развел руками наследник Мистералей. — Это смешано ещё и с магией. Все наследники подбираются по способностям и магии из других семей, но наиболее подходящее для нас сочетание всех признаков и дара дает в итоге смерть детей мужского пола.

Хор сделал паузу, пытаясь осмыслить этот научный феномен.

— Подождите, — мягко произнес он. — Но почему вы-то не умерли в утробе матери? Вашего сына убьют те признаки, которые идут от вас — которые должны были не дать вам родиться.

Эвальд стал серьезнее:

— Оказавшись в Центре Одаренных, вы потеряли многие частности жизни наследников. Одно дело — зачатки дара, другое — дар развившийся. В зависимости от того, как расширяется и применяется магия, меняются признаки организма. Жизнь и действия, составляющие самого человека с фамилией Мистераль, делают невозможным рождение у него ребенка мужского пола. Те, кто к этому не готовы, просто оказываются в других семьях.

— Все равно слишком мудрено, — заметил Хор. — И не очень-то правдоподобно.

— Вы не представляете, как долго это пытался понять я, — понимающе вздохнул Эвальд. — Ведь это касалось непосредственно меня. Рэр даже принес пару научных трактатов и всеми сложными терминами обосновывал свои слова. Я, пожалуй, принесу вам пару книг в следующий раз, и мы об этом поговорим: за один вечер я подробно не расскажу, тем более что база доказательств уже наполовину из головы вылетела.

— Когда ещё он будет, следующий раз, — задумчиво произнес Хор. — Я отправляюсь в Эссентессеры.

— Я забыл, — честно признался Эвальд, улыбнувшись. — Буквально в один день столько изменений… Мне теперь придется половину Квемеры обегать, чтобы убедить каждую встречную шавку в том, что Адилунд снова Мистераль.

— Ну… каждой встречной шавке об этом, может, знать и необязательно, — хмыкнул Хор.

— Шавки сами все узнают, — заверил его Эвальд с заговорщицким видом. — Пока я буду по десять раз объяснять умным людям прелесть ситуации с моей сестрой, это запомнят и воробьи, и падающие листья, и утренний дождь, не говоря уже о пробегающих мимо собаках. Так что, вернемся ко всем? А то они скоро начнут беспокоиться, что мы друг друга съели.

Хор вспомнил начало разговора и в который раз убедился, что этот человек совершенно непостижим.

— Идем, — только и сказал он.

В соседней комнате действительно сохранялась напряженная атмосфера, Алексис и Халана шепотом переговаривались между собой, а Хемена сверлила взглядом дверь, чтобы начать ещё усиленнее сверлить вышедших Хора и Эвальда.

— Я прошу прощения за все эти сцены, — произнес последний с виноватым выражением лица. — Но мы помирились и выяснили все вопросы, которые хотели выяснить. Ведь так же? — он посмотрел на Мальса с просьбой в глазах, словно ища поддержки.

— Безусловно, — кивнул Хор. — Я, в свою очередь, также прошу прощения.

— Ой, да хватит вам, — с облегчением выдохнула Хемена. — И так уже по пять раз оба извинились.

— Тогда — официально. Сейчас — нормально, — провел границу Эвальд и смущенно улыбнулся. — Может, я вам ещё что-нибудь спою?

— А не слишком ли поздно? — встрепенулась Илана.

Алексис первым бросил взгляд на висевшие над роялем часы с длинным маятником и ойкнул.

— Почти одиннадцать! А я-то думал посидеть до десяти… — он с разочарованным выражением лица мял указательный палец левой руки пальцами правой. — Придется теперь брести по темным улицам — хорошо хоть, что дорогу я помню.

— А оставайтесь вы тут, — радушно предложил Эвальд.

— Н-нет, не пойдет, — вздохнул Алексис. — Я никого не предупредил, выйдет плохо, если начнут меня искать и беспокоиться. Ничего, меня же никто не убьет в этих переулках, — он хихикнул, покосившись на хозяина квартиры. — Завтра — в это же время, да?

— Разумеется, — кивнул Эвальд. — Илана, ты остаешься, это не обсуждается. Хемин?

— Не хочу нарушать дисциплину, — пожала плечами леди будущий полководец. — Со мной и так в последнее время много хлопот, лучше не исчезать из общежития на ночь. Я возвращаюсь. Алексис, мы можем пойти вместе, если вам в ту же сторону.

— Мы идем вместе в любом случае, — галантно заявил этот кавалер. Скорее дама защитила бы его, чем он её.

— А вы, Хор? — с легкой улыбкой повернулся к нему Эвальд. — Оставайтесь, на троих как раз места хватит — смысл вам возвращаться по темени к себе? Вряд ли кто-то станет беспокоиться из-за вашего отсутствия, да даже если и станет — вы фактически не принадлежите Центру. Так ведь, Хемин? — он подмигнул названой сестре.

— Прошу прощения, — церемонно ответил Хор, — однако я иду к себе.

— Нет, — с непонятным упрямством вдруг сказал Эвальд. — Вы остаетесь.

— Мне нужно вернуться в свое общежитие, — Хор поочередно выделил каждое слово, дабы придать фразе весомости. Он совершенно не собирался подчиняться ветреным желаниям этого человека.

— Зачем? — простодушно поинтересовался тот.

— Чтобы поспать, — ответствовал гениальной логикой Хор.

Эвальд пару раз моргнул, а затем выдал ещё более гениальную логику:

— А зачем, если можно переночевать здесь?

— Я привык спать в одном месте, — вздохнул Хор, раздосадованный необходимостью объяснять столь простые вещи. — Да, здесь приятно, однако, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше.

— Общежитие Центра Одаренных для вас настоящий дом? — распахнул глаза Эвальд. Определенно, несмотря на невинный вид, соображал он не хуже любого интригана: сразу нашел, где подцепить.

— Домом можно называть разные места, — уклончиво отозвался Хор, пытаясь понять, как пробить это настойчивое желание очень уж доброжелательного человека. — Он бывает очагом, а бывает крепостью. У меня — крепость.

— И от кого? — взгляд темных глаз выражал милое любопытство.

— От того, кто может напасть, — снова включил гениальную логику Хор. — Мне кажется, что дискуссия затягивается. Вы разрешите мне уйти? Или запрете в подвале, специально для этой цели отобрав у прочих жителей подвал? — решил обратить все в шутку он.

— Запереть Эссентессера? Я ещё не сошел с ума, — с готовностью откликнулся на призыв юморить Эвальд. — Однако скажите же вы, чем вам так не понравилась моя квартира, что вы стремитесь отсюда уйти?

— Я стремлюсь сюда вернуться, — возразил Хор с мягкостью. — Но завтра. Простите, я просто привык спать в своей кровати.

— Дело ваше, — наконец пожал плечами Эвальд, вернувшись к прежней своей легкости в перемене целей. — Но если передумаете, то я готов обеспечить вам превосходную ночь. Если вы не любите рано ложиться — отсюда есть выход на крышу.

— Соблазняете, да? — усмехнулся Хор. — А вот не соблазнюсь.

— Как хотите, — Эвальд выглядел по-прежнему беспечным.

Хемена и Алексис первыми прошли к дверям, следом за ними двинулся Хор, а уже затем — провожающие хозяин квартиры и Илана. Алексис задержался, помогая Хемене надеть плащ: последние ночи уже явно отдавали прохладой, несмотря на в целом теплый первый месяц осени, и в эти минуты Эвальд успел шепнуть Хору на ухо: «Если бы вы остались, то могли бы рассчитывать на большую информацию — ту самую, за которой пришли с самого начала к семье Мистераль». Это было настоящее искушение, и бороться с ним не оставалось сил. Пришлось сдаться на волю хитрющего победителя, которому невесть зачем понадобилась ночевка здесь странного гостя. Может, Эвальд надеялся в свою очередь узнать больше о Хоре?

— Знаете, я, наверное, все-таки останусь, — он постарался говорить так же легко, как и излишне гостеприимный хозяин. — Уже похолодало, и мне не улыбается идти, стуча зубами, до общежития.

— Вот и прекрасно, — обрадовался Эвальд.

Проводив Хемену с Алексисом, они вернулись в комнату с роялем: здесь предстояло спать Хору, за все годы обучения в Центре Одаренных не проведшему ни одной ночи вне общежития. А названые брат с сестрой занимали соседнюю. С прежней улыбочкой отправив туда Илану, Эвальд остался выяснять условия их странной сделки.

— Разговор — завтра, — моментально предупредил он. — Вы и так выжали меня до состояния иссохшегося фрукта, мне нужно морально подготовиться к беседе с вами, — опять сверкнула необычайно доброжелательная улыбка. — Я встаю около семи, Халана — в восемь, но она уйдет на занятия, и мы сможем спокойно поговорить обо всем, о чем вы бы хотели. И о чем я бы хотел, если можно. Если хотите, могу показать, как выходить на крышу.

— Благодарю, но сейчас действительно холодновато, — усмехнулся Хор. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — искренне пожелал Эвальд.

Уже через десять минут Хор укладывался спать на диване прямо в форме Центра, сняв лишь жилетку. Обычно ложась поздно, он привык быстро засыпать в любое время суток, особенно если этому предшествовали какие-либо ночные приключения. А их хватало, потому что бывший наследник семьи Хорана стал частью теневой жизни столицы Объединенного Мира.

Качались в туманном мареве неясные фигуры. А потом туман исчез, и осталась только тоненькая тропинка среди густого леса: полоска красноватой глинистой почвы, по центру которой ровно проходила другая полоска, уже багровая, тоненькая-тоненькая. Он наклонился и понял, что это — кровь. Но не мог не двинуться вперед, осторожно ступая ногами так, чтобы не задевать жутковатую линию.

Лес шумел, гнулись и ревели деревья, влекомые диким ветром, пронзительно пищал кто-то в кустах. Били крыльями птицы, рвясь в сумрачное небо, но ураган подхватывал их и, хохоча злобным свистом, кружил с собой в безумном танце, ломая в живых тельцах все, что только мог. Мир окончательно потерял рассудок и страх, крошась на сталкивающиеся друг с другом куски и становясь единым целым в буревом хаосе.

Мальс не сразу осознал, где находится, когда его выдернуло из мятущегося сна в небольшую, но все же более просторную, чем в общежитии, комнату, где в углу поблескивал лакированной поверхностью рояль, а приоткрытое окно делилось ночной прохладой. Как бы ни было здесь приятно, но все же он привык засыпать и просыпаться дома вне зависимости от обстоятельств. Даже в гостях у Хемены оставаться не захотел, исчезнув оттуда по решении задачи, сделавшей его новым Эссентессером.

И причина была не просто в привычке. Причина была в том, что некоторые сны, посещавшие бывшего Мальса Хорана, носили в себе оттенок той магии, с которой он расстался десять лет назад, и больше всего Хор боялся, что остатки его дара попробуют выйти наружу. И ещё он боялся, что один из снов окажется пророческим, как-то случалось уже несколько раз.

Решительно откинув в сторону выбившееся из пододеяльника одеяло, Хор встал. С самого начала было плохой идеей оставаться здесь, и не играла роли важность знаний, которыми хотел поделиться Эвальд. Молодой Мистераль почувствовал то, что до самого Мальса дошло не сразу, поэтому-то и настоял на ночевке в этой квартире. Оставалось в двадцатый раз поразиться его проницательности и уйти. Немедленно.

В голове ещё волновался взбаламученным морем увиденный сон, но Хор, решив проанализировать его потом, четкими движениями, словно проснулся не минуту, а полчаса назад, накинул жилетку, кое-как пригладил взлохматившиеся волосы и заправил постель. В соседней комнате едва слышно зашуршало, а затем дверь неслышно приоткрылась, и к неуемному гостю с легким изумлением на лице шагнул ещё более бодрый Эвальд Мистераль. Да он вообще ложился?

— Я предполагал, что вам может у нас не понравиться, но не настолько же, — растерянно произнес хозяин квартиры.

— Дело не в месте, а во мне, — тихо ответил Мальс. — Знаете, некоторые люди не просто так держатся за свои принципы. Вообще не просто так их вырабатывают.

— Что ж, верю, — губы Эвальда слегка изогнулись в усмешке, наконец-то стирая образ открытого всему миру и излишне доброжелательного человека. — Только у меня, как бы это странно ни звучало, тоже есть принципы. Я люблю выполнять желания людей, если для меня это возможно, а для них — важно. Только вот для вас, похоже, это уже не важно.

— Вы о чем? — приподнял бровь Хор, оставаясь невозмутимым, но потихоньку осознавая, что его визиты сюда закончатся раньше, чем он предполагал.

— Я о вас, — в голосе Эвальда прозвучало что-то, похожее на жесткость. — Я думал, что вы влезли в нашу проклятую семью, чтобы разобраться в ней и этим помочь Адилунд. Я не препятствовал этому и в меру возможностей разъяснял вам тонкости, хотя моему названному отцу это совершенно не понравилось бы. Я упросил вас остаться именно сегодня, потому что с завтрашнего дня на нас обоих наваливаются хлопоты, а значит, лучшей возможности уже не представится. Если бы вы хотели, вы получили бы всю информацию, но вы этого не хотите. Мне действительно дорога Адилунд, и я надеялся, что в этом мы схожи — зря надеялся. Одного только неудобства для вашей персоны хватило, чтобы вы забыли о моей сестре и руководствовались исключительно своими интересами. Везде на первом месте у вас стоит Мальс Хор — ну или Эссентессер, плевать. Так или иначе, в разговоре со мной вы не заинтересованы, да и я считаю, что вам у нас делать нечего, а потому мы больше не увидимся — в дружеской обстановке. Хотя не исключаю, что Маршал Объединенного Мира будет вызывать к себе главу дома Мистераль. Всего хорошего, — не ожидая ответа, он исчез в своей комнате.

— Прощайте, Эвальд, — тихо произнес Хор.

Ночная Квемера встретила его осенним холодом и едва слышными шумами, доносящимися от неусыпного завода. «Задиры», как выражался Чармэл Хусту. Вот и закончилась вся эпопея, начатая его болтовней и путем к подсобке, где находился Эвальд Мистераль. Ли Хан не очень обрадовалась бы, однако это Хора уже не волновало: он переходил из Центра Одаренных аж к Эссентессерам. Отец очень удивится, а директрисе придется искать нового кандидата в помощники для тайной борьбы с теми преподавателями, которых она не устраивала.

Хор медленно шел по темной улице, где фонари встречались раз в пятьдесят шагов, и не желал ускорять хода, как бы ни было прохладно. Вот и все. Больше он не появится на этих вечерах, хотя и тянуло узнать не вписывающегося ни в какие рамки Эвальда. Теперь рядом с ним будет Раль. Мальс не считал, что это так уж прекрасно, но, в конце концов, она всегда стремилась именно к этому, к положению полноценного члена семьи, и он не имел права ставить препятствия на пути человека к его мечте.

С завтрашнего дня действительно начинался совершенно иной виток судьбы для них обоих, разъединяющий напарников — как надеялся Хор, не навсегда. Хотя Эвальд наверняка выскажет названой сестре все, что думает о её милейшем напарнике. Ну и пусть. Раль давно сумела составить собственное мнение о Мальсе, а уж её мнение о людях было сложно поколебать с одного раза, в этом он успел убедиться на собственном опыте. Адилунд Мистераль в некоторых вещах становилась неожиданно упорной. Теперь её риск остался в прошлом, как и обучение в Центре. Кажется, все закончилось хорошо. Но конец одного — это всегда начало чего-то другого, иногда лучшего, иногда — не совсем…

========== Часть вторая. Серебряный меч ==========

Вернувшись домой, Алексис первым делом переписал сочиненные за вечер стихи в свой альбом, полюбовался каллиграфически выведенными строками, потушил лампу и собрался уже спать. Однако наполненный событиями вечер не давал успокоиться, в голове вертелись всевозможные мысли, то и дело вспоминалось лицо их гостя, Мальса Хора, ещё одного выходца из Грозового Мира.

Мальс Хор обучался в Центре Одаренных, но вел он себя не так, как большинство людей, искавших себе таланты. Кажется, нынешний гость нашел свою способность, и она была в умении играть. Не на рояле. На ситуациях и людских поступках. Алексис отчего-то чувствовал это в словах и действиях Мальса, чуть ли не кожей ощущал это, когда он разминал пальцы, сидя перед черно-белыми клавишами, играл в шахматы с Эвальдом, комментируя партию, и общался со всеми присутствующими, оставаясь закрытым, несмотря на всю доброжелательность. Он носил маску не хуже Эвальда, а может, и лучше.

Алексис не только был поэтом, но и обучался тонко чувствовать магию, поэтому он нередко чувствовал людей, особенно если те имели магические дары. Хор казался непонятным и чужим, возможно, оттого, что его резервы давно истощились и привычная энергия не давала никаких подсказок об этом человеке.

Алексис вздохнул, садясь на постели. Вряд ли ему удалось бы заснуть в ближайшие полчаса, тем паче что прогулка по холодным улицам не способствовала успокоению. Рядом послышалось шуршание и тихое мурлыканье: белый пушистый кот вспрыгнул на кровать и уютно расположился под боком у хозяина. Алексис с легкой улыбкой почесал у него за ухом и все же лег: живущий здесь уже пять месяцев кот Тихоня, соответствуя своей кличке, вполне мог убаюкать делящего с ним квартиру человека.

Едва слышный шорох в углу удивил Алексиса. Он приподнялся на постели, думая, что бы это могло быть. Не ветер точно, поскольку окно оставалось закрытым, и не дремлющий Тихоня, а мыши в доме не водились лет уж пятьдесят. Показалось или нет?

Зашелестело уже у него за спиной, и через мгновение тонкая иголка впилась в шею. Алексис рванулся, открыв рот, но крика так и не прозвучало, потому что дикая судорога искорежила тело, а связки словно затвердели, не позволяя вырваться ни единому звуку. Все постепенно растворялось в пугающей темноте с привкусом железа, а последним исчез стройный черный силуэт на фоне окна.

========== Глава 1. Затронутое ==========

Она порой побаивалась верить в это, но это свершилось, причем таким неожиданным образом, что ни один приключенческий роман не смог бы предсказать подобное. Дар вернулся к Адилунд Мистераль. И вернулся благодаря убийце, врагу, отчего-то захотевшему сделать этот внезапный подарок. Чего хотел Кей? Неважно! Главное, что мечта исполнилась. Главное, что все препятствия на пути к дому разрушились. Думать о целях Кея она будет, они вместе с Хором будут думать, но сейчас — какой смысл? Сейчас пела душа. Сейчас весь мир радужными красками заливало осознание того, что главная цель достигнута.

Теша себя надеждами именно о ней, Раль шла весь последний год по самым тонким краям, испытывая свое везение. Да, оно оказалось волей таинственного преступника, но этот же странный опасный человек помог и вернуть дар. Значит… Значит, все происходило так, как и должно было происходить. В очередной раз сбылась заветная примета о бесконечной удаче, а ведь удача была, и имело ли значение, какую форму она принимала, какую руку направляла?

Три года назад Адилунд Мистераль чувствовала себя практически убитой. Сейчас она ожила. Возвращение дара означало возвращение прежней фамилии и воссоединение с любимой семьей, к которой она так стремилась все это время. Центр Одаренных оставался позади мрачным напоминанием о том, что счастье недолговечно, и местом, где Адилунд встретила замечательного друга, но все же оно оставалось позади. А впереди она видела ставший родным Грозовой Мир и особняк Рондера Мистераля, где жили все они впятером, настоящей дружной семьей. Сколько бы препятствий Раль ни преодолела вместе с Хором, какой бы храброй и бесшабашной себя ни показывала, но такой она становилась лишь в крайних случаях, в сложных жизненных ситуациях, а душа за острыми ощущениями не гналась. Наоборот, она всегда желала покоя. Тишины. И чтоб без заката.

Больше книг на сайте - Knigolub.net

Конечно, среди Мистералей тоже не было сплошного затишья, и все же снова оказаться у них значило войти в покинутую жизнь, привычную, любимую, радующую одним только своим присутствием. Это давало надежность. Это давало надежду. И это позволяло, отринув запреты приемного отца, снова общаться с близкими людьми. Эви, Илана, Хорди, Хемин. Четверо девчонок и один мальчишка, двое рыжих, двое темноволосых и один почти-рыжик, поскольку полным рыжим они Эвальда принавать отказались. Он обижался. Обещал, что возьмет себе огненноволосую жену и у него будут исключительно канонные дети и не менее канонный наследник. Девочки смеялись.

Как же давно это было! И как жутко осознавалось то, что в какой-то момент все это стало для Раль прошлым, к которому не виделось возврата. Огромная радость накатывала при мысли о том, что никакой границы уже нет и это якобы прошлое снова проникло в настоящее, чтобы остаться и будущим.

Был поздний вечер, практически ночь. Адилунд Мистераль уже не могла сдержать свои чувства и сохранить блаженный покой ночи — она пританцовывала и смеялась, не боясь, что начнут волноваться в соседних комнатах общежития, напевая себе под нос что-то из репертуара Эви: «Голубые ворота ты мне в небе открыл!»

***

Наверно, если б Хемин стала свидетельницей его ухода из квартиры Мистералей, она бы вряд ли поняла, в чем вообще дело. Ну приснился сон — бывает. Ну не очень приятный — бывает. Так чего ж пугаться, зачем уходить невесть куда, зачем вообще себя накручивать? А вот Эвальд, кажется, если не понял, то почувствовал и построил ещё дополнительную цепочку выводов, посчитав Хора полным эгоистом, не думающим о Раль. Тот смолчал, не желая возражать, понимая, что это слишком сложно для почти не знающего его человека, да и слишком сокровенно для того, чтобы открывать его Эвальду — даже в обмен на информацию о Мистералях. В конце концов, Хор в этом раскладе уже ничего не значил.

Центр Одаренных терял сразу двух буйных учеников-напарников, именовавших друг друга не по именам, а по с презрением врученным огрызкам фамилий. А если учесть, что недавно погибла и Синди, то Ли Ханненсдон становилось гораздо спокойнее. Но если учесть, что её кандидат в тайные борцы сбежал к Маршалу Объединенного Мира, то тревоги прибавлялось. Что-то в верхах Центра творилось не то, но что именно — это Хора уже не интересовало, поскольку жизнь безо всякой помощи преподавателей сделала хорошенький кульбит. Он не собирался более помогать Ли, поскольку не считал себя обязанным ей. Что же касалось Мистералей, то теперь Раль угодила полностью в их власть и в их традиции, куда стороннему человеку, пусть даже ученику Эссентессера, вмешиваться не следовало. Она рвалась к этой семье. Значит, она сама собиралась как-то уживаться со всеми особенностями своей фамилии.

Хора тревожил сон. Слишком короткий, чтобы что-то понять, кроме общего хаоса, и слишком яркий, чтобы сразу его забыть. Вообще сны, явившиеся вне родного дома, запоминались очень хорошо, до мельчайших подробностей, даже лучше, чем обычные кошмары, а если уж они сами оказывались кошмарами… Тогда все мысли занимало исключительно то, что довелось увидеть, и страх перед неведомым выводил из равновесия, мешая обычному спокойствию и порой доводя до совсем уж крайностей.

Хор всегда очень внимательно, слишком внимательно относился к снам и постоянно ожидал, что их частичка сбудется в реальности. Любые их намеки на что-то неприятное заставляли в два раза сильнее беспокоиться. Из-за своего болезненного восприятия тревожных видений он старался никогда не ночевать вне дома и этого правила придерживался неуклонно. Потому и ушел от Хемены, потому и не желал оставаться вместе с Мистералями. Потому и умчался от них, переживая по поводу сна и опасаясь, что дальше может привидеться что-то ещё более мрачное. В Квемере действовал таинственный убийца, впереди маячила ответственность, связанная со званием Эссентессера, и Хор не собирался прибавлять себе беспокойства. Ему предстояло сосредоточенно выполнять ответственные действия, и ошибка в них могла стоить гораздо больше, чем уже имеющая мало смысла информация о Мистералях.

Хор в последний раз вернулся в общежитие, с каким-то особым наслаждением провернул ключ в двери и вошел в комнату. В место, на долгие три года ставшее настоящим домом за неимением других вариантов. Интересно, где полагалось жить преемнику Маршала? Этого вопроса он изучить не успел, не думая, что когда-нибудь заберется на такие высоты. Кажется, все Эссентессеры жили рядом, хоть и имели право ночевать в других квартирах.

Уснуть удалось довольно быстро, и никакие видения хаоса уже не тревожили до самого утра — довольно хмурого, однако принесшего удовлетворение. К погоде Хор относился очень ровно, считая её не больше чем фоном, не способным влиять на настроение и планы, только если природа не устраивала прямых помех. Такое в его жизни случалось всего пару раз: столичный город, отделившийся от природы, не настолько от нее зависел, чтобы страдать из-за продолжительных дождей, ветров или валящего сугробами снега. Всегда находились люди и механизмы, быстро нейтрализуйющие все последствия.

В отличие от напарника, Раль к погодным явлениям относилась более чутко, наверное, примерно так же, как он — к своим снам. Она особенно остро воспринимала закаты, однако и дожди, и радуга, и хмурость небес тоже удостаивались её пристального внимания и могли стать причиной выводов о грядущем дне или просто задумчивого настроения, в котором напарница не желала устраивать рискованные выходки. Сейчас, когда надобность в них отпала, Раль, видимо, сделалась спокойным, любящим подстраиваться под природу человеком. Теперь она снова вливалась в покинутую когда-то семью.

Хор надеялся, что для него сохранилось хоть какое-то место в мыслях напарницы, ведь не зря же они столько провели вместе, участвовали во многих передрягах, поддерживали друг друга, как могли. В момент встречи оба были неопределенными одаренными, уставшими от своего статуса и не понимавшими, в каком направлении двигаться, если преподаватели предлагали мельтешащую россыпь профилей и нисколько не помогали в выборе, хотя в во весь голос заявляли прямо противоположное.

На почве этого непонимания и желания отстраниться от ситуации Раль с Хором и сошлись. Они не желали поскорее подобрать себе приемлемое занятие и убраться отсюда. Они хотели чего-то большего, они стремились по-настоящему жить, и каждый действовал по своему плану, однако ж при этом получилась неплохая пара, объединившая свои усилия. Хор двигался по намеченному ещё с детства пути, намереваясь сделать то, что мог сделать он и только он. Раль, как теперь стало понятно, мечтала вернуть дар и прикладывала все усилия для этого. Они двое начали контрабанду с кольцами и благодаря этому избродили теневую сторону Квемеры, став полноправными её членами. Это продвинуло обоих на тех стезях, которые они избрали, а заодно расширило возможности будущей деятельности.

Хор просыпался в общежитии Центра Одаренных, уже не относясь к этому Центру. Сегодня Ли ждала результатов, но не могла их дождаться. Сегодня Мальс Хор шел как проситель к Байонису Эссентессеру.

С легкой усмешкой он проводил взглядом часозвоню. Туда доступ имели только Эссентессеры, и раньше это звучало прямым запретом, ну, а теперь… Теперь Хор сам оказывался в рядах Эссентессеров. Хоть и не заслуживал этим уважения Регента, которая вряд ли забыла последний инцидент.

В здание правительства простым людям заходить воспрещалось, да и знатных без соответствующей бумаги не пропускали. Хор имел бумагу: письмо на имя будущего преемника Маршала с внушительной печатью. Видимо, пока слухи распространялись мало, и солдаты у входа не разобрались, что кандидат в Эссентессеры не того пола, так что человека с письмом пропустили и даже любезно сопроводили на второй этаж в приемную Маршала Объединенного Мира. Байонис Эссентессер вышел сразу же, как только ему сообщили о посетителе.

Главе армии было около пятидесяти, и Хор это знал. Тем не менее, при первой встрече он посчитал бы, что этому человеку максимум сорок пять — учитывая весь отпечаток, накладываемый на внешность столь ответственной и сложной ролью. Так что Маршал выглядел ровно как пятидесятилетний, живущий спокойной жизнью. Похоже, даже война не состарила его так, как могла бы. Байонис Эссентессер родился на юго-востоке Объединенного Мира, потому обладал слегка раскосыми глазами, внезапно напоминая Кея, и более смуглой, чем у прочих жителей столицы, кожей. Шагал он неторопливо, словно с осмотрительностью относился к каждому своему движению, и вообще походил на правителя расчетливого.

— Откуда вы взялись, молодой человек? — в отличие от непроницаемого Хора, Маршал легкой усмешкой показал свое к нему отношение. — Мне всегда казалось, что Хемена — это женское имя.

Тот кивнул.

— Хемена Мистераль с вами полностью согласна, господин Маршал.

— Хемена Эссентессер, — неожиданно резко поправил его Байонис.

— Хемена Мистераль, — повторил Хор и вежливо улыбнулся, делая намек, только собеседник, кажется, понял его не совсем правильно.

— Меня мало интересует величина дара, изначальные таланты и все прочие характеристики, — отрезал Маршал. — Она прошла экзамен, а значит, стала моим учеником. Все. Она — Эссентессер, хоть этого ещё нет в документах.

— Нет? Вот и прекрасно, — Хор действительно обрадовался: выходит, об ошибке узнало совсем мало людей, и это облегчало положение Хемин. — Дело в том, что экзамен она, не подозревая о его важности, писала дома — за это попустительство следует спрашивать господина ректора Военной Академии. И так вышло, что я помог леди Хемене решить задачу с дирижаблями.

Маршал смотрел на него очень внимательно. А затем, решительно и быстро отодвинув стул, сел, уже не взвешивая каждое движение.

— Врать о таком было бы верхом наглости и фантазии. Что ж, молодой человек, раз вы не изволили сами прийти на экзамен и явить нам свои способности и знания, то экзамен вам будет прямо сейчас.

…Говорили они очень долго, и Маршалу даже пригодился стоящий среди бумаг графин с водой, предназначенной для посетителей. К тому моменту, когда дебаты закончились, оба спорщика были полностью удовлетворены талантами и знаниями друг друга.

***

Они встретились, как всегда, на входе в общежитие, где в очередной раз шумел поток учеников, спешащих на занятия. И снова отошли подальше ото всех, чтобы делиться друг с другом сокровенным.

— Раль, — тихо сказал он.

— Хор, — так же тихо откликнулась она.

— Мистераль, — его губы чуть изогнула усмешка.

— Эссентессер, — её голос зазвучал уже звонко.

Мальс вздохнул.

— Уже знаешь, да?

— Хемин рассказала, — кивнула Раль. — Мы часов в семь встретились, она хотела знать, что и как с моим даром, не показалось ли все им вчера вечером. А я хотела узнать о тебе, ведь ты остался там ночевать.

— Я вернулся в общежитие, — пояснил Хор, чувствуя какую-то неловкость и не понимая отчего. Возможно, он просто не умел прощаться и побаивался этого. — Прямо посреди ночи. А в восемь уже беседовал с Маршалом. Он полностью согласен с моей кандидатурой, а значит, я действительно Эссентессер.

— А я действительно Мистераль, — ещё звонче прибавила она. — Дар вернулся, это поняла и Хемин, хотя она, кажется, не успела привыкнуть к этому. Во всяком случае, мы говорили довольно холодно. Ничего… У нас ещё все наладится. В конце концов, я в семье, — и эта мечтательная улыбка стоила того, чтоб им разойтись в разные уголки Объединенного Мира. Что ни говори, а Раль добилась именно той цели, о какой мечтала.

— У меня тоже, можно сказать, семья, — произнес отрешенно Мальс. — Думаю, мы с Байонисом Эссентессером станем хорошим тандемом. Ты скоро уезжаешь? — первым решил затронуть не самую приятную тему он.

— Через неделю, наверное, — Раль потупила взгляд. — Пока Эвальд разберется со всеми документами…

— Он разберется быстро, поверь, — усмехнулся Хор, вспоминая слишком приветливое лицо наследника Мистералей. Он действительно умел быть быстрым, а вдобавок к этому — хитрым. И ещё наверняка хотел увезти названую сестру в Грозовой Мир, подальше от её «эгоистичного» напарника. — Может, не неделя, а даже дня три-четыре. Но проблема в том, что мне придется уехать сегодня или завтра. Так сказал Маршал, подробностей я не знаю.

Раль вздохнула и неспешно зашагала ближе к ограде, желая протянуть время до ответа.

— Все так неожиданно получилось, — наконец произнесла она.

Хор качнул головой.

— В моем случае — как раз-таки закономерно. Тебе же Хемин про это рассказывала, верно? — И, получив кивок, продолжил: — В конце концов, я сам этот путь и выбрал. Ну, а ты? — Мальс пристально посмотрел на слегка смутившуюся при этих словах Раль. — Я так и не понял, как тебе удалось вернуть дар.

Вместо ответа она неторопливо двинулась вдоль ограды, сминая ногами потемневшую осеннюю траву.

— Это получилось благодаря Кею, — прозвучал совсем тихий голос Раль. Она остановилась. Хор изумленно приподнял брови. — Да, ты не ослышался, именно благодаря нашему врагу. Я получила заказ на кольца, тебя не было, — громкость и высота голоса Раль возрастали, — и я отправилась на продажу сама. Передала три, получила деньги и одно из колец, в нем были воспоминания. Его воспоминания. Ключ, из-за которого погибла Синди, и насмешливая надпись: «Приятно познакомиться. Кей», — произнеся это чуть ли не на писке, она порывисто повернулась к Хору. И сникла. — Я не подумала, бросилась за ним… А он приставил нож к горлу и велел прийти к Кудеснице в театр. И ещё сказал, что он и был моим везением.

Мальс сделал глубокий вдох. Вот чего он точно не ожидал, так это помощи Кея. Или же не помощи? Вдруг это все могло принести Раль вред?

— Что было потом? — отрывисто спросил Хор.

— Он исчез, — бесцветным тоном ответила Раль. — Я вернулась к себе, хотела поговорить с тобой, но тебя нигде не оказалось. И я… я решила сходить в театр, к Кудеснице. Он располагался совсем рядом с домом Эвальда. Я шла, не зная, что и как сказать, но в комнате Кудесницы нашелся мой дракон.

— А кто такая Кудесница? — нахмурился Хор. Схему возвращения дара он помнил ещё из слов Эвальда.

— Это просто актриса, она учит детей, и они так её прозвали, — Раль постаралась непринужденно улыбнуться, но вышло слишком нервно. — Эссабина — это её настоящее имя. Но это вообще неважно… — она вздохнула. — Дракона и дар я вернула именно потому, что мне помог Кей. Это так, с этим не поспоришь.

— А ты не думала, что он хотел как-то этим навредить тебе? — теперь Хор очень жалел, что из-за своего положения преемника вынужден покинуть Раль. Адилунд Мистераль. Сейчас ей требовалась помощь. Кто разберется со странными подарками Кея? Эвальд? Хемин? Сама Раль? Нет, все это было слишком ненадежно. Попросить бы Маршала выждать пару деньков, да кто станет слушать новоявленного Эссентессера, который обязан во всем подчиняться учителю?

— Я ничего не знаю, — прошептала Раль. — Но так было надо.

***

Над широкой посадочной площадкой покачивался на канатах величественный серебристый дирижабль. Он только-только приземлился, потому и покачивался, пока причальная группа закрепляла все канаты и суетилась вокруг пассажирской гондолы — герметичной капсулы, где располагались кабина управления и помещения для людей. Байонис Эссентессер с интересом наблюдал за этим, нисколько не тяготясь ожиданием. Его ученик стоял рядом и тоже с любопытством смотрел на приземление воздушного корабля.

Ещё утром Мальс Хор разговаривал с Маршалом, объясняя всю ситуацию, а сейчас Мальс Эссентессер, официально утвержденный в новой фамилии и должности, сопровождал своего учителя в поездке в Грозовой Мир. Байонис совершенно спокойно отнесся к объяснению того, что произошло с решением задания, и перед всеми выставил это ошибкой при проверке. Мальс Хор, разумеется, не имел права участвовать в этом экзамене, однако Маршал и здесь выкрутился, сказав всем, что решил испытать и отказавшегося когда-то от военной стези кандидата в Ричардели, а по результатам этого испытания понял, что он — самый талантливый из всех.

Прочие Эссентессеры были явно не в восторге от появления в их среде человека с сомнительной репутацией и отсутствием ярко выраженного магического дара, однако Байонис стоял на своем. Его в первую очередь интересовали полководческие способности ученика, а с остальным, как он говорил, можно было разобраться. Верхушка Объединенного Мира всколыхнулась, поднялся неслабый шум, и Маршал, не желая оказываться в его центре, затеял эту поездку и прихватил с собой Хора, которого уже никто не называл Хором, кроме его самого, поскольку имя нравилось меньше этого огрызка фамилии. И все же к имени приходилось привыкать. И ещё к величественному слову из десяти букв с двумя комплектами удвоенных «с». Эссентессер. Интересно, почему Эвальд при первой их серьезной встрече упомянул в беседе именно это? Провидец, нечего сказать… Замена умершему Зорренду — о его смерти Хор вычитал в газетах и почти сразу же подумал, что в этом может быть замешан Кей.

Двери пассажирской гондолы открылись, и Байонис стремительно направился вперед, а Хор двинулся следом, отставая от него на половину шага. Их никто не сопровождал. Маршал нес лишь небольшой чемодан, а необходимые Мальсу вещи поместились в старой сумке, болтавшейся теперь за плечами. Они вдвоем поднялись по небольшой лесенке, выставленной причальной группой, и сквозь дверь с закругленными краями прошли в гондолу.

Мальс Эссентессер попадал внутрь воздушного корабля впервые, хоть в свое время и ознакомился детально с его строением и военными возможностями. В пределах Грозового Мира не было смысла устраивать полеты, а в Облачный Мир Мальс Хор уже плыл морем, поскольку никто не стал бы организовывать для него воздушную транспортировку.

Вошедший в гондолу попадал в узкую комнату, откуда расходились двери: служебное отделение — направо, пассажирское — налево. Хора Маршал послал налево, в предназначенную гостям дирижабля каюту, а сам отправился поговорить с капитаном. Мальс воспринял это спокойно, хоть его и тянуло побывать в служебном или даже машинном отделении, своими глазами увидеть редкостные механизмы и вращающую их магию, разглядеть батерс. Но он был на дирижабле всего лишь придатком к Байонису, а потому не высовывался и исполнял все, что ему говорили.

Пассажирское отделение состояло из пяти кают, располагающихся ровно друг за другом: для того, чтобы оказаться в предназначенной двум Эссентессерам пятой, пришлось бы миновать все четыре предыдущих и раскланяться со всеми, кто там уже находился. Хор посчитал такую систему не слишком удобной: особенно для тех, на чью горькую долю выпала первая каюта, однако идущий рядом член экипажа пояснил, что подобная планировка необходима для качественного применения защитных систем в случае аварии или просто неприятности с механизмами. Мальс попытался сопоставить в голове полученные ранее данные и эту информацию — вышло плохо. Проводник, заметив, видимо, легкую озадаченность на его лице, махнул рукой и посоветовал не забивать себе голову такими вещами.

— Наша «Рассекающая» не предназначена для перевозки пассажиров, это бывший военный корабль, — сказал он, проходя вслед за гостем в нужную каюту. — Поэтому мы мало уделяем внимания этой стороне планировки. Сначала здесь было отделение для десанта, потом в нем просто поставили перегородки. Наши пассажиры невзыскательны. Впрочем, вы сами убедитесь в том, что это маленькая проблема, когда поговорите с теми, кто займет каюты перед вами. Абы кого не берем, так что все, кто летит с нами, — уважаемые люди Объединенного Мира, хорошо знакомые адмиралу.

— Вы хотели сказать — капитану? — негромко произнес Хор, подозревая, однако, что собеседник не ошибся.

— Да нет же, адмиралу, — подтвердил тот. — Он старается контролировать все полеты «Рассекающей» — любимый кораблик как-никак. А когда нужно доставить куда-нибудь самого Маршала, то исполняет роль капитана.

— Вот, значит, как, — пробормотал Хор, опуская сумку на стул. Из окон каюты, располагавшейся позади всех в пассажирской гондоле, должен был открываться неплохой вид во время полета.

Итак, командир воздушного флота находился сейчас на этом небольшом дирижабле, поскольку имел прекрасные отношения с Байонисом и желал доставить его в Грозовой Мир лично.

— И кто ещё с нами летит? — поинтересовался Хор более насущными вопросами.

— Четверо Аймалдэнов, лекарей, а остальных вы вряд ли знаете. Один — из военных, занимался в Объединенном Мире делами нашего, а теперь наконец-то смог вернуться домой. Ещё двое — люди из судейских, когда-то ставшие прекрасными друзьями адмирала. И вы с Маршалом. Все.

— Остальные прибудут ещё нескоро? Когда мы отправляемся? — взгляд Хора потихоньку шарил по каюте, мало чем отличающейся от корабельной. Те же минимализм и максимальная зафиксированность крупных предметов на их местах. Два кресла, целых пять стульев, стол, небольшой книжный шкаф — пассажиры «Рассекающей» явно по ночам не летали. — И зачем понадобилось отправляться в другой Мир сразу четырем Аймалдэнам?

— У них там важное семейное событие, связанное с Аймалдэнами из Грозового, — проводник начал с ответа последний вопрос. — Мы поднимаемся через час, при желании вы можете ещё доделать дела на земле.

— Звучит так, словно я собираюсь не в полет, а на тот свет, — усмехнулся Хор.

— Вы собираетесь в небо, — серьезно уточнил проводник. — А это дело серьезное. Кто знает… Некоторых оно любит, некоторым дарит ненависть, некоторых просто сбрасывает обратно на землю, чтобы жили, но больше его не касались.

— Любопытная философия, — обратил все в шуточность Хор. — Ладно, посмотрим, как я ему понравлюсь.

Проводник с легкой грустью посмотрел на пассажира и вышел, а тот присел на стул возле окна: на улице все ещё копошилась причальная группа да спорила пара военных. Затем к ним подошел мужчина в плотном сером плаще, что-то сказал и направился ко входу в гондолу. Пассажир. Любопытно. Видимо, тот самый военный, который захотел вернуться на историческую родину.

Мужчина прошел в гондолу и остановился в четвертой по счету каюте. Раздалось шуршание. Хор, решив, что для знакомства сойдет и дополетное время, вышел из своей и направился к попутчику. Ему было около пятидесяти. Коротко подстриженные седые волосы, очень худая, но подтянутая фигура, узкое лицо, сохранившее следы былой красоты, выдающиеся скулы, несколько крупных родинок на лбу и взгляд человека, привыкшего оценивать все на наличие опасности.

— Добрый день, — поприветствовал его Хор. — Мы с вами почти что соседи.

— На «Рассекающей» все — соседи, — доброжелательно откликнулся мужчина, и его взгляд стал мягче. — И все друг другу доверяют, поскольку всем доверяет адмирал. Те, с кем следовало бы вести себя аккуратно, летают на других кораблях. Лейнор Зорренд, — протянул руку он. — Занимаюсь военной магией, обеспечивал некоторые аспекты её разработки в Облачном Мире и теперь возвращаюсь в родной Грозовой.

— Мальс… Эссентессер, — чуть помедлив, назвал себя Хор и пожал ему руку. — Сопровождаю Маршала Байониса в его поездке в Грозовой Мир.

— Присаживайтесь, — радушно пригласил его Лейнор. — Бывали когда-нибудь у нас?

— Двадцать лет прожил, — честно признался Хор. — Мальс Хорана, вы могли слышать.

— Из Центра Одаренных — и в Эссентессеры? — в голосе Лейнора зазвучали уважительные нотки. — Таким никто ещё похвастаться не мог.

— Благодарите Маршала, вовремя вытащившего мой талант, который я стремился закопать, — пожал плечами Хор. — Я не очень-то хотел этого положения, но, раз уж стал лучшим кандидатом на роль следующего Маршала, то делать нечего.

— Вы — необычный человек, — заметил Лейнор. — И я был бы рад познакомиться с вами поближе, однако сейчас, к сожалению, нас потревожат: сюда идет вся делегация Аймалдэнов.

К гондоле действительно подошли четверо людей в бело-зеленой одежде: мужчина лет пятидесяти, женщина лет тридцати и юноша с девушкой, почти одного возраста, едва-едва достигшие совершеннолетия: возможно, брат с сестрой, погодки. Перебросившись с причальной командой парой фраз, они все вошли в гондолу и через минуту поочередно вплыли в третью каюту.

— Доброго дня, — поздоровался с новыми попутчиками Лейнор.

— Здравствуйте, — негромко произнес Хор.

— Рад приветствовать всех друзей адмирала! — приветливо улыбнулся мужчина, старший из Аймалдэнов, с аккуратной бородкой и веселыми глазами. — Хотите верьте, хотите — нет, но я впервые отправляюсь в Грозовой.

Брат и сестра поздоровались синхронно, а от последнего из их группы приветствия так и не последовало. Нет, не последней, а именно последнего: выглядя издалека женщиной, это оказался длинноволосый молодой человек с усталым выражением лица, словно он ночи три подряд не спал. Полуприщуренные глаза с вялым равнодушием оглядывали находящихся рядом людей. Темно-коричневый плащ мешковато сидел на нем. Этот лекарь явно спал на ходу и ничем не интересовался.

— Виррен Аймалдэн, — представился мужчина.

— Маскэрэ Аймалдэн, — сообщил удивительное имечко юноша.

— Тора Аймалдэн, — слегка меланхолично произнесла его сестра.

Четвертый опять промолчал.

— Кей, не засыпай, — толкнул его под бок Маскэрэ. Сокращение имени неприятно напомнило о последних приключениях в часозвоне.

— А? Что? — заморгал глазами соня. — Д-да. Бьюкенен Аймалдэн. Приятно познакомиться. Спасибо, — и, кажется, опять уплыл в свою дрему.

— Вы не обижайтесь на Кея, — развел руками Виррен. — У него сильный дар и очень развитое чувство долга — вот и выкладывается на дежурствах в госпиталях так, что из жизни выпадает. Зато ради здоровья людей старается.

— Пусть каждый выполняет свое дело хорошо — и за это уже его следует уважать, не беря во внимания вежливость, — пожал плечами Лейнор. — Лейнор Зорренд, — представился и он. — Уроженец Грозового Мира, возвращаюсь к себе. Вы могли обо мне слышать.

— Да-да, слышал, — кивнул Виррен. — Вас следовало бы назвать Зоррендом-Ричарделем.

— Благодарю, но фамилия мага почетнее, — улыбнулся краешками губ Лейнор.

— То есть вы не относитесь к тем военным, которые превозносят свое искусство выше всех остальных?

Он кивнул. Возникла пауза на секунду, и Хор понял, что пора бы ему явить все великолепие недавно полученной фамилии.

— Мальс Эссентессер, — произнес он, отмечая, как загорелись глаза Маскэрэ. Тора отреагировала более спокойно, напомнив поведением сонного Бьюкенена. Были ли все они кровными родственниками? Хор видел у Маскэрэ и Торы явное сходство, от темно-русого цвета волос и до черт лица, и в конце концов пришел к выводу, что лекарь-Кей им старший брат или кузен, а вот с Вирреном они если и имели родство, то дальнее.

— Мне все ж любопытно, почему сразу столько представителей достойной фамилии летят в Грозовой? — завязал непринужденную беседу Лейнор.

— В Шэстмонде, это самый крупный порт, завершилось строительство новой крупной больницы, — с удовольствием пояснил Виррен. — Меня пригласили, а я взял с собой Тору и Маскэрэ, им полезно. Ну а Бьюкенену просто необходим отпуск, вот я и уговорил его на эту поездку: хоть немного отдохнет. А вы насовсем к себе?

— Именно, — кивнул Лейнор, прислоняясь спиной к стене каюты. — Квемера прекрасна, однако сейчас у меня появилась достойная смена, и я рад вернуться обратно на родину. Вы где родились?

— В Серебряном Мире, — махнул рукой Виррен, символизируя невообразимую дальность тех краев. — А вы, молодой Эссентессер, сопровождаете Маршала, ведь так?

— Да, — скромно ответил Мальс.

— Когда вы стали учеником Маршала? — спросил Маскэрэ. Его живые черные глаза горели любопытством.

— Вчера, — просто пожал плечами Хор. — Неудивительно, что ещё не всем стало об этом известно. Хотя некоторые столичные газеты уже могли провозгласить эту удивительную новость. Не могу точно сказать, я сегодня не читал газет.

— И правильно делаете, — послышался тихий, по-прежнему сонный голос Бьюкенена. Присев возле окна, он совиными глазами поглядывал на остальных и, видимо, не совсем осознавал, что говорил. — Газеты мешают нормальному функционированию нервной системы. Самые важные события вам все равно расскажут люди, которым вы доверяете, а не газетчики. Правильно делаете, да, — повторил он ещё тише, а взгляд совсем потерял осмысленность.

— Кей занимался исследованиями на эту тему, изучал нервную систему, — снова принялся объяснять его действия Виррен. — До сих пор не может отойти. Не обращайте внимания.

Рядом застучали двери, и в пассажирское отделение вошел выглядящий очень довольным Маршал.

— Приветствую всех. Мальс, отправляйся в нашу каюту, сейчас к нам зайдет гость, а мне пока надо переговорить с Лейнором.

Хор ещё раз внимательно окинул взглядом улыбчивого Виррена, доброжелательного Лейнора, мечтательную голубоглазую Тору, заинтересованного буквально всем Маскэрэ и не просыпавшегося более Бьюкенена. Кей… Не очень-то приятное совпадение, если оно, конечно, совпадение.

***

В этот день Хемена старалась не показываться Сольсетену на глаза. Но напрасно: он ждал возле дверей Академии после занятий, улыбаясь во весь рот и явно намереваясь ещё раз поздравить, а потом завести разговор о причинах и следствиях. Увидев ректора в парадном черном костюме, она остановилась, лихорадочно думая, что же делать теперь, а он, ещё приветливее улыбаясь, двинулся вперед. Хемена сделала глубокий выдох.

— Случилась ошибка при проверке заданий, я вовсе не Эссентессер, место преемника передано даже не Ричарделю, — быстро произнесла она в лицо Сольсетену, скользнула мимо него в толпу учеников и ускорила шаг, почти бегом покидая Академию.

Это было довольно смело — развернуться и уйти, не слушая ответа. Раньше Хемена не стала бы этого делать, двигаемая смущением и осознанием того, что должна быть благодарной Сольсетену. Эта обязанность благодарить сильно её стесняла в сочетании с тем, что ректор ничего не просил, а только помогал. От многих людей Хемена приняла бы это без терзаний, однако в нем не чувствовалось бескорыстия, и она понимала, что рано или поздно придется платить. Боялась этого. Смущалась, когда видела излишне приветливое поведение Сольсетена. Злилась на себя и на него. И нуждалась в нем. Все это излишне утомляло, особенно в сочетании с запросами отца и тревогой о магическом даре. Но Хемена не знала, что с этим делать, не представляла, как быть… до недавнего времени. Сейчас появилась надежда, не вполне осознаваемая, однако пробужденная спокойными рассуждениями едва знакомого человека.

***

Хор присел боком на обитое красной тканью кресло: его поставили так, чтобы можно было смотреть в окно, а он не отрывал взгляда от входа, где в скором времени предстояло появиться Маршалу и адмиралу, и размышлял о людях, с которыми только что познакомился. Лейнор выглядел слишком дружелюбным для военного: обычная маска приятного человека, а под ней мог оказаться кто угодно, от негодяя до прекрасного союзника. Такую фигуру следовало изучать не одним разговором, а сотней, и не следовало быть уверенным, что полностью его изучишь даже после сотни.

Виррен Аймалдэн вел себя столь приветливо от искренности души. Лекарь, он не имел никакого повода скрываться и хитрить, а потому просто жил своей профессией и весело болтал с едва знакомыми людьми. Тора и Маскэрэ выглядели едва оперившейся молодежью, вырвавшейся из родного города в поездку.

А вот Бьюкенен… Настораживало его поведение, мутные слова и сокращение от имени. Кей. Конечно, таинственный «доброжелатель» Хемены и преследователь Раль мог взять свое имя откуда-нибудь с потолка, но Хор не мог просто так отбросить свои подозрения, а потому решил наблюдать за Бьюкененом особо внимательно.

Негромкий разговор Маршала и Лейнора, прошедших в соседнюю каюту, совсем затих, а через минуту раздались по-военному четкие шаги, и Хор приготовился.

— Вот и вы, адмирал, — громче произнес Лейнор. — Не изменились за два года.

— Зато изменился ты, — ответил сухой высокий мужской голос. — Слишком постарел. Бросай уже службу, а то слишком рано вгонишь себя в гроб. У нас в Объединенном Мире не столько хороших людей, чтобы просто так ими разбрасываться.

Хор понял, что адмирал — человек жесткий и не очень-то любящий милые разглагольствования. Что ж, так было даже интереснее.

— Вы мне льстите, — тон Лейнора стал серьезнее. — Однако спешу вас разочаровать: я хочу оставаться хорошим человеком, а потому продолжу свою службу на благо Объединенного Мира. Я не собираюсь уходить в отставку — не то время. У нас были неприятные потери на последней войне.

— Что ж, как хотите, — ровно откликнулся адмирал. — Байонис, идемте.

Дверь открылась вперед, пропуская вперед подтянутого человека в белом мундире с длинными темными волосами. Ярко-синие глаза с легкой насмешкой посмотрели на Хора, заранее давая понять, что адмирал о нем не очень высокого мнения.

— Мэйл Иушнице, — представился он, руки не подавая. — Кто-то из ваших ещё прибавил бы «Ричардель», но лично я не считаю, что повторы украшают речь.

— Мальс Эссентессер, — спокойно назвал себя Хор.

Иушнице пренебрежительно пожал плечами:

— Вы даже фамилии Ричардель в свое время не носили, нет?

— Ты смотри на него в первую очередь как на моего ученика, — заметил с легкой улыбкой Маршал, войдя вторым и закрыв за собой дверь. — Да, преемников у нас любят назначать не совсем по заслугам, однако Мальсу есть чем похвастаться. Скажи, — он внимательно глянул на Хора, — почему дирижабли этого красавчика в последнем бою раскрутило, как крылатку клена, — из-за ошибок и неисправности механизмов или потому, что требовалось срочно совершить маневр?

— Это была специально допущенная техническая ошибка, которая привела к неожиданному развороту половины флота и перелому в сражении, — безэмоционально, как ученик учителю, ответил Хор.

— Заметь, я не подсказывал, он сам догадался, когда получил такое задание, — уточнил Байонис. — Теперь делай выводы, сколько тут знатности рода, сколько — таланта. Да, заслуг особых пока нет, но они будут.

— Значит, вы, молодой человек, у нас особо одаренный, — растянул губы в подобии улыбки Иушнице. — Что ж, прекрасно. А что у вас с образованием? Ведь вы не Ричардель.

— Образование — дело десятое, — махнул рукой Байонис. — Это уж я обеспечу, а сам сваливаться не собираюсь. Если и помру в ближайший год, то разрешаю тебе провести революцию и принять фамилию Эссентессера, а Мальс согласится, не так ли? — подмигнул он преемнику. — Да и садись ты, я хотел бы нормального разговора, а то стоишь так, словно на кого-то броситься готов.

Адмирал пожал плечами и опустился не глядя в ближайшее кресло.

— Итак, его выбор — исключительно твоих рук дело? — поинтересовался он у Маршала.

— Я это пытаюсь сказать вот уже полчаса, — с улыбкой кивнул Байонис. — Да, мне указывали на многих, но я предпочел собственное мнение, устроил этот экзамен и твердо решил, что тот, кто разгадает твой маневр, будет учиться у меня.

— Мой маневр не смог бы разгадать человек, не знакомый с устройством дирижаблей и основными азами их применения в бою, — заметил Иушнице. Похоже, до потепления его отношения к новому Эссентессеру было далековато.

На этот раз Маршал промолчал, давая возможность ответить самому ученику.

— В детстве меня определили на направление Ричарделей и дали немало знаний, но я захотел уйти из этой сферы, — произнес Хор, понимая, что этими словами ещё больше отвратит от себя адмирала. Ничего, монолог ещё не закончился, Иушнице ждало несколько сюрпризов. — Знаете, вы показались мне человеком, любящим прямоту, и я вам скажу прямо. Я не стал одним из лучших Ричарделей по одной простой причине: я возненавидел всю систему с гороскопами и переходами людей от одной фамилии к другой. Мне было всего десять, но я стал свидетелем неприятной истории, в результате которой один человек потерял все, включая жизнь, а случилось это как раз из-за нелюбимой мною системы. Я согласился стать преемником Маршала только потому, что его выбор основывался на моих действительных талантах и знаниях.

— Согласился стать, — усмехнулся Байонис. — Вы оказали мне великую честь, Мальс Хор, приняв мое предложение. А могли бы отказаться?

— Мог, — только и сказал он.

Пренебрежения во взгляде синих глаз явно поубавилось.

— Но к армии-то у вас какое отношение? — все же не менял холодного тона адмирал. — Ведь вы отказались от этой стези.

— Отказался. Потому что иначе не мог. Признаюсь, мне доставляет удовольствие планирование и представление в голове боевых действий, может, это даже моя стихия, но в тех условиях я сделал бы все угодно, лишь бы не следовать ставшей ненавистной системе. Мне было десять лет, и я упирался так, как только мог. Меня переориентировали на Зорренда, потом — на Хорана, а потом отправили в Центр Одаренных для поиска способностей. А потом Маршал, разыскивая себе ученика, вспомнил о моих талантах и предложил пройти небольшой экзамен. Я прошел — и даже больше.

— Ну что же, — Иушнице глянул на него с легкой заинтересованностью. — Я рад, что ошибался в вас. Мы ещё познакомимся поближе, а сейчас я должен встретить последних пассажиров. Байонис, ты на них поглядеть обязан, а вот вы, Мальс, при желании можете не идти.

— Могу не идти, но пойду, — пожав плечами, сообщил Хор в тон адмиралу. Тот усмехнулся, оценив.

Они втроем двинулись мимо мирно болтающих Аймалдэнов, мимо Лейнора с книгой к входу в гонодолу, а им навстречу уже шагало двое людей примечательной внешности. Вернее, внешность их не выглядела столь уж необычной, но выражения глаз заставили Хора напрячься. Даже в многолюдной толпе он не мог бы просто так пройти мимо этих двоих, не зацепившись за них хотя бы взглядом.

Первому было не более сорока, и, кажется, он родился где-то в южных землях, на что указывали смуглый оттенок кожи, широкий разрез глаз и резкие черты лица. Темные глаза оглядывали Хора так, что он внезапно почувствовал себя шахматной фигурой, на которую смотрит игрок, раздумывая, двинуть ли её или оставить на месте. Второй был младше лет на десять, выше ростом, однако с заметным уважением к своему спутнику во взглядах и движениях. Щетина на щеках и слегка разлохматившиеся, не уложенные строго в прическу волосы придавали ему более грубоватый, неряшливый вид. Синие глаза смотрели на мир придирчиво, оценивающе, порой с легкой снисходительностью, хотя иногда в его лице мелькало что-то доброе и кроткое, чтобы через секунду смениться ровным, чуть насмешливым выражением. В обоих чувствовалась властная стать: то, что они стоят во главе серьезных объединений или же одного объединения, Хор понял сразу.

— Добро пожаловать на борт «Рассекающей», — уголки губ адмирала раздвинулись в легкой усмешке. — Вы в первый раз совершаете путешествие на моем корабле? Ничего, я надеюсь, это станет доброй традицией. Позвольте вам представить Байониса Эссентессера, хоть он и не нуждается обычно в представлении, а также его преемника Мальса Эссентессера.

Первый кивнул, а второй приподнял бровь в ответ на прозвучавшее имя Хора. Явно слышал уже о нем. Но что и в каком контексте?

— Ферчазейро Аусхассен, — назвался первый неожиданно тихим голосом — голосом, который не привык звучать громко, потому что его слушались с первого раза.

— Толл Каэндра, — представился и второй. Затем очень внимательно посмотрел на Хора, раньше своих слов давая понять, что сейчас будет говорить о нем. — Скажите, вы продолжите свой небольшой бизнес после получения звания Эссентессера или нам уже не стоит надеяться?

Хор чудом сдержал удивление. Теневики. Перед ним стояли представители теневых корпораций Квемеры, причем одни из самых влиятельных, причем друзья адмирала Иушнице, и они в присутствии оного адмирала, а также Маршала Объединенного Мира интересовались у Мальса Эссентессера, собирается ли он участвовать в теневой жизни столицы и дальше. Хор совершенно растерялся, не понимая, какого ответа от него ждут.

— На пороге о делах не говорят, — заметил Байонис. — Пройдемте, господа, у вас ещё будет часов восемь, чтобы переговорить с моим учеником и узнать все, что хотели.

Ферчазейро снова кивнул без слов.

— Разумеется, — произнес Толл.

Они уже впятером прогулялись до последней каюты, в то время как двое мужчин внесли в первую вещи новых пассажиров.

— Меня очень радует ваша предприимчивость, Мальс, однако она зашла довольно далеко, — успел шепнуть на ухо преемнику Байонис и как ни в чем ни бывало принялся что-то говорить адмиралу.

Хор сделал глубокий вдох и выдохнул, собираясь с мыслями. Присутствие Толла и Ферчазейро совершенно выбило его из колеи, поскольку он не мог ожидать появления рядом с самим Маршалом кого-то из теневиков, да при том столь откровенных. Теперь Байонис понял, чем промышлял его ученик до ученичества, и сложно было сказать, какими последствиями это обернется.

Толл и Ферчазейро успели представиться всем прочим пассажирам — причем с ещё большей отстраненностью, чем Маршалу и Хору. Виррен Аймалдэн явно не обрадовался их присутствию тут, однако говорил вежливо, соблюдая приличия. Хору стало интересно, как отреагирует на новых пассажиров Кей, однако тот в буквальном смысле спал, сидя в кресле и прислонив голову к стене. Длинные волосы сбились на лицо, опять делая молодого человека похожим на женщину.

В их каюте Хор снова присел на то же кресло, на каком разговаривал и с адмиралом: отчего-то маленькая доля постоянства позволяла разуму работать лучше. Вошедший вслед за новыми знакомыми Маршал аккуратно прикрыл дверь за собой и защелкнул задвижку.

— Итак, что за дела у вас в Грозовом мире? — самым вежливым тоном поинтересовался он. — Надеюсь, Магистру не придется потом навещать его после вас?

Толл покачал головой:

— О нет. Поверьте, господин Маршал, мы всегда заинтересованы в том, чтобы у Эссентессеров было поменьше проблем. Особенно у господина Магистра, — его тон звучал совсем ровно, и глаза смотрели спокойно, только легкой-легкой модуляцией голоса Толл показывал насмешливости больше, чем её выражали взгляд и усмешка адмирала пять минут назад.

— Что ж, я вам поверю, — Байонис бросил быстрый взгляд на Хора, затем — на Иушнице. — Не думал, что у тебя такие друзья.

— Среди таких людей очень полезно иметь друзей, особенно если люди хорошие, — пожал плечами адмирал, и Хор понял, что кое-что их роднит. — Есть вещи, которые искоренить невероятно сложно: в таком случае следует хотя бы частично получить над ними контроль.

— Контроль? — приподнял бровь Маршал, внимательно глядя на новых пассажиров. — Мне слабо верится в это.

— Все очень просто, — произнес Иушнице с прежней невозмутимостью. — На вершине того, что считается противозаконным, должен стоять ответственный человек, верный стране чуть больше, чем остальные. Разумеется, он будет верен своим интересам, однако способен принести пользу. И можно получать сведения обо всех делах.

— Что ж, я понимаю вашу логику, — тон Маршала оставался совсем не дружеским. — Но иметь настолько прочные контакты с подобными людьми? Вы ведь были полицейским, Мэйл.

Вот, значит, как. Хор едва слышно усмехнулся.

— Я в полиции это и понял, — вскинул голову адмирал. — Если хочешь поддерживать закон хоть на каком-то уровне, без беззаконий не обойтись.

— Это мы ещё обсудим, — произнес наконец Байонис. — Во сколько отправляемся?

— Да можем прямо сейчас, если у нас нет настроения вести дальнейшую беседу, — пожал плечами адмирал. Он, видимо, констатировал факт, поскольку через мгновение после фразы развернулся, отодвинул защелку, распахнул уверенным движением дверь и, чеканя шаг, направился в служебное отделение.

— Приятно было познакомиться, — так, словно ничего и не происходило, произнес Толл, а Ферчазейро опять промолчал.

Они вдвоем вышли вслед за Иушнице, оставляя в пятой каюте лишь тех пассажиров, коим она принадлежала в полете. Маршал внимательно посмотрел на ученика, а потом молча вздохнул и присел на свободное кресло, устремив взгляд в окно. Да, поездка начиналась весело.

— Поверил ведь? — вдруг негромко спросил Байонис.

— Во что? — поинтересовался Хор с осторожностью, по лукавому взгляду Маршала догадываясь, что кое-где ошибся с выводами и позволил себя поймать.

— В то, что я испытываю недоумение и возмущение из-за открывшихся обстоятельств и что Мэйл по этому поводу готов со мной спорить, — кажется, Байонис давал ученику первый урок. — На самом-то деле все не так, но я должен был показать этим господам, что ни сном ни духом, и убедить их в отсутствии у меня контактов с теневиками. Вышло неплохо, не так ли?

Хор кивнул, сумев сохранить невозмутимый вид.

— Я действительно поверил.

Он замолчал, хотя закончил на такой ноте, что фраза прозвучала неоконченной. Байонис усмехнулся.

— Думаешь, если связи Мэйла с теми людьми меня устраивают, то твоя подпольная деятельность тоже понравится? Нет. За неё не следует наказывать, но её следует прекратить, что ты и сделал. Больше у меня претензий нет, однако возвращаться к этому делу не советую.

— Если понадобится — вернусь, — едва слышно произнес Хор. Кажется, он перенял у Раль манеру говорить о самых важных вещах так, что собеседнику приходилось прислушиваться. Зато можно было рассчитывать на полное его внимание: волей-неволей отвлечешься от сторонних мыслей, дабы уловить этот почти что шепот.

Маршал нахмурился, осознав, видимо, что для ученика этот вопрос имеет большое значение.

— Если понадобится — а в каких случаях это понадобится? — все же спросил он, не желая сразу закрывать тему, хотя уже понял, что запретить не удастся.

— Я не могу сказать вам точно, — Хор продолжал говорить на той же громкости. — У меня есть цель, путь к которой заслонен загадкой, и есть зацепки, способные помочь в решении этой загадки. И одна из таких зацепок и есть кольца памяти, контрабандой перевозимые в Грозовой Мир при моем содействии и там продаваемые. Вы, думаю, понимаете, что я не стал бы проворачивать это ради одной только выгоды. Однако полностью объяснить свои цели вам я не могу, поскольку эта тайна должна остаться тайной даже для близких моих друзей, в разряд которых я, увы, не могу вас пока отнести.

— В таком случае я желаю вам удачно дойти до вашей цели, используя как можно меньше противозаконных способов, — учтиво произнес Байонис. — Мы ещё обсудим это. А сейчас можете насладиться началом полета: «Рассекающая» отправляется.

Хор посмотрел в окно, на суетящуюся причальную группу, которую правильнее уже было назвать отчальной. Один за другим канаты отвязывались от специальных стоек, и матросы, высовываясь из открытых окон служебного отделения, убирали их внутрь. Отвязывание происходило в строгом порядке, поэтому дирижабль равномерно приподнимался над землей. Загудели и застучали, включаясь, моторы. Последние канаты исчезли, и «Рассекающая» начала медленный подъем и ещё более медленный разворот на север.

Дома и улицы Квемеры, люди, автомобили, телеги становились все меньше. Хор с интересом смотрел на выглядящий моделью город, отмечая некоторые свои маршруты, с легкой усмешкой глядя на выделяющийся стеклянной верхушкой Центр Одаренных, на не очень-то заметную рядом с администрацией часозвоню, на извилистую реку Соу, пересекавшую город, на дальние кварталы, где они с Раль встречались после своих приключений и где располагалась их конспиративная квартира.

Что ж, Хор мог благодарить неожиданный поворот в своей судьбе хотя бы за то, что он дал полюбоваться столицей с высоты полета дирижабля. Жаль только, что Байонис немало заинтересовался его прошлым после этого разговора, — впрочем, это в конце концов все равно бы всплыло между учителем и учеником.

Когда Хор думал или говорил о событиях той давности, когда он начал резко менять свое мировоззрение, он обычно говорил: десять лет назад. На самом деле то, что стало толчком ко всему этому, произошло двенадцать лет назад, когда ему шел одиннадцатый год. Юный Мальс стал свидетелем не самой приятной истории: стремление человека любой ценой вернуть дар привело к смерти. И после этого у мальчика начал постепенно снижаться уровень магии. Никто тогда и не думал, что Ричардель со столь высоким потенциалом способен оказаться в Центре Одаренных: все взрослые были уверены, что это временное явление. А он вдруг отчетливо представил себя лишенным магии, практически на грани — посмотрел на систему образования и распределения в знатных семьях не сверху, как привык, а с самых низов, и увидел то, чего не желали замечать люди вокруг.

Дар ухудшался — сравнительно медленно, однако неуклонно. Мальс все глубже проникал в нюансы их системы, выспрашивал у всех знакомых информацию о людях, которые остались без магии, и чем дальше он продвигался, тем более неутешительной становилась картина. Хор пытался поговорить об этом с отцом, с братом, с Ричарделями, но получал в ответ “заботливые”, а на деле равнодушные советы не переживать из-за этого. Никто рядом не желал признавать того, о чем говорил, буквально кричал юный Мальс. И это его злило. Это пробуждало в нем характерное для их семьи упрямство и нежелание становиться частью системы.

Снижение уровня резервов остановилось. Его уже не считали выдающимся в плане дара Ричарделем, но таланты позволяли занять высокое положение среди военных. Согласно гороскопу. Слово “гороскоп” к тому времени уже начало неимоверно раздражать Хора: он не понимал, как можно ссылаться на столь неавторитетный источник при утверждении будущей стези ребенка, родившегося в знатных семьях. Упрямство все росло. Его возражений, его исканий, его вопросов не желали замечать — что ж, Мальс решил поступать так, чтобы весь его путь выступил протестом против этой системы.

Резко ухудшились результаты по учебе. Хор саботировал уроки, а на все нотации отвечал вызывающей усмешкой. После долгого разговора с сыном Арктер Хорана попросил главу семьи Ричардель перевести Мальса обратно в родную фамилию. Это случилось как раз десять лет назад, и это было небольшой победой: во всяком случае, он уже не следовал пути, предопределенному гороскопом. Новый наследник семьи Хорана усиленно работал, желая достигнуть успехов на своем направлении, и продолжал искать информацию, продумывая, как смог бы подняться наверх, чтобы изменить то, что его возмущало: нерациональность системы в определении профиля детей.

В шестнадцать лет магия исчезла совсем. Хор отнесся к этому спокойно: чего-то подобного он ждал. А спустя три года Арктер Хорана объявил старшему сыну, что тот не справляется с обязанностями наследника, и невозмутимо отправил Мальса в Квемеру, в Центр Одаренных, сам занявшись воспитанием и обучением младшего, Ровиаса.

Так Хор очутился на самом низу — но все ещё считал, что впоследствии поднимется, дабы все изменить. В Центре его держали дела, связанные с кольцами памяти, и ещё — это он осознал чуть позднее — дружба с Раль. Она сумела стать единственным близким человеком для него, решительно пройдя сквозь ту стену, какой Хор отгораживался от других людей: элемент поведения наследника, помноженный на сдержанность и привычку больше обороняться, чем идти на контакт. Практически со всеми знакомыми он не сохранил хороших отношений, поскольку со своим видением системы оказался далеко от них.

А с семьей дело обстояло ещё сложнее. Старший сын остался в памяти многих Хорана бунтарем и скандалистом, источником ссор. Младший брат, Ровиас, всегда становился на сторону отца, и оттого их отношения особенно накалились. Одна лишь мать по-доброму относилась к Мальсу, но она его жалела, надеясь, что когда-нибудь он вернется. Мягкая по характеру, почти безвольная, Нэри Хорана во всем разделяла точку зрения мужа, потому и считала сына несчастным из-за того, что он потерял дар. Она его не понимала, только жалела. И потому тоже оказалась за стеной, которую Хор возвел вокруг себя.

— Я проконтролировал работу наших и теперь могу быть свободен, — в комнату шагнул Иушнице уже с более дружелюбным выражением лица, отрывая его от размышлений. — Вообще-то следует признать, что моим молодцам капитан и не нужен, однако устав в армии — первое дело. Вы просветили своего ученика или это сделать мне?

— Просветил, разумеется, — улыбнулся Маршал. — И даже кое в чем просветился от него, но это уже тема для разговора между нами. Садись, официальности и скрытности закончились. Мне бы хотелось, чтобы между вами с Мальсом сложились дружеские отношения: в конце концов, ему же быть следующим Маршалом.

От последних слов Иушнице едва заметно помрачнел, однако быстро выправился и как ни в чем не бывало заметил:

— Я никогда не против дружеских отношений с начальством. Однако… разрешите мне наладить их без вашего участия? Мы ещё успеем поболтать, сколько нам угодно, а тесные знакомства я люблю заводить в положении один на один.

— Звучит так, словно ты хочешь не говорить, а драться, — усмехнулся Байонис, выглядя, впрочем, совсем безмятежно. — Идите, я взял с собой несколько важных бумаг, чтобы не скучать в дороге.

Иушнице приоткрыл дверь перед Хором, как перед дамой, и тоже усмехнулся. Они вдвоем прошагали мимо всех обитателей кают: Бьюкенен по-прежнему спал, Виррен читал книгу, Тора вышивала, Маскэрэ не отрывался от окна, Лейнор задумчиво сидел и едва посмотрел в сторону проходящих людей, а Толл и Ферчазейро вообще не шелохнулись, мраморными статуями глядя друг на друга.

По узкому переходу адмирал провел Мальса в служебную гондолу. Исполнялась очередная мечта детства, только вот не могли не настораживать обстоятельства её исполнения. Желание Иушнице поговорить наедине выглядело логичным, если не считать места беседы. Впрочем… в пассажирском отделении набралось слишком много людей, и было бы невежливо просить кого-то уйти, оттого-то адмирал и увел Хора сюда. Что ж… Кажется, это действительно не представляло никакой опасности, хотя сам факт откровенного разговора без свидетелей на двадцатой минуте знакомства продолжал смущать.

Иушнице прошел в служебное отделение и почти сразу же свернул направо — туда, где особенно стучало и гудело. Ещё одна дверь. Адмирал поспешно завел туда своего спутника и завозился с замком, закрываясь, позволяя Хору внимательно изучить удивительную комнату. Здесь было жарко. Взгляд почти всюду натыкался на блеск начищенной меди, из которой изготавливалось большинство деталей для энергетического механизма дирижаблей.

Именно тут находился его центр, отгороженный от вошедших небольшой оградой высотой до пояса. В ней существовал проход, сейчас закрытый. В центре, посреди сплетения труб, подмигивавшего светом разных лампочек, красовалась правильная пятиугольная призма из цельных листов меди с посеребренными ребрами. От неё, как аорта от сердца, отходила крупная труба, далее ветвящаяся на более мелкие. Сбоку на призме имелась шкала в виде полукруга, по которой металась стрелка, а внизу горели две маленькие лампочки и тускнела пыльным стеклом третья. Полученных до Центра Одаренных знаний хватило, чтобы сделать однозначный вывод: перед Хором находился батерс, главная деталь дирижабля. Вещь, имевшая отношение к завязавшейся недавно неприятной истории.

— Здесь немного шумно, но нам не помешает, верно? — нарушил молчание адмирал.

— Верно, — невозмутимо подтвердил Хор, поворачиваясь от механизма к собеседнику. — Так о чем же вы хотели поговорить?

— О себе и о вас, — не стал ударяться в конкретику Иушнице. — Маршал хотел бы, чтобы мы подружились и я стал вашей опорой в случае его смерти. Оную, увы, надлежит включать в расклад, ибо возраст дает о себе знать, а лекари не способны одолеть все без исключения болезни. Так вот, вам следовало бы кое-что учесть. До вас преемником Байониса Эссентессера считался я.

Хор вздохнул.

— И оттого я вам так не по нраву?

— Нет, — адмирал покачал головой. — Я не имею к вам ненависти. Любви, кстати, тоже. Наоборот, вы решили мою неопределенность, поскольку я не считался официальным преемником, но готов был заменить Маршала. Я говорю сейчас вам об этом, чтобы между нами не существовало никаких недомолвок. А то потом вам скажут, что вы заняли мое место и я из-за того смертельно на вас обозлился. Посеять вражду между людьми на деле довольно просто.

— А вы хотели бы носить звание Эссентессера? — поинтересовался Хор. — Раз уж мы решили говорить друг о друге…

Иушнице на минуту задумался, а затем ответил:

— В детстве я об этом, разумеется, мечтал, но происхождением не вышел, и даже высокий пост в армии мне не светил. Сейчас я понимаю, что должен находиться на своем месте, а роль Эссентессера неразрывно связана с магией, магии в ней бывает даже больше, чем армии. Поэтому я не против остаться просто адмиралом, командиром воздушной эскадры Объединенного Мира. А место Маршала пусть занимает тот, кого серьезно готовили именно к этому.

— Не могу назвать себя подобным человеком, — пожал плечами Хор. — Как вы уже знаете, на протяжении целых десяти лет я занимался чем угодно, только не военным делом.

— Ничего, — махнул рукой Иушнице. — У вас есть талант, желание и достаточно времени, чтобы подготовиться ко всем тяготам положения Эссентессера. В плане простых военных вещей без примеси магии я вас поддержу, можете не беспокоиться.

— Спасибо, — кивнул Хор. — Скажите… вы упоминали, что родом не вышли для Маршала. Можно ли узнать вашу изначальную фамилию?

Иушнице только усмехнулся.

— Лейгебэл. Ничего не говорит? И правильно. Эта фамилия не относится к влиятельным и знатным, её представители нередко умирают от голода в грязи и нищете. Собственно, моя бабушка и умерла. Мне ещё повезло, что родители получили неплохой доход и сумели воспитать всех нас четверых. А мне удалось потом пробиться на службу в полицию Грозового Мира, и с той поры начался подъем вверх. Кстати, — он сощурился, — я заметил, что вас не очень обрадовали мои слова, касающиеся полиции. Так не любите нас? — адмирал выделил последнее слово, показывая, что не считает себя полностью отделившимся от той службы.

— Вас я уважаю, — ответил Хор, тоже выделив местоимение.

— Похоже, — заметил с новой усмешкой Иушнице, — это исключительно из-за того, что я веду дружбу с теневиками и вообще ушел в армию. Я повторяю свой вопрос. Вы не любите полицейских?

— Некоторых, — по-прежнему сдержанно отозвался Хор.

— А точнее? — адмирал явно не собирался сдаваться.

— Тех, кто слишком любит свое положение, — на длинные фразы Мальса сейчас не тянуло.

— То есть вам не нравятся полицейские, гордящиеся своими заслугами?

— Своим положением, — бесстрастно поправил его Хор. — Я не беру в расчет заслуги. Я рассматриваю невыразимую гордость людей от осознания того, что они — служители порядка, служители закона. Как будто это само по себе означает великую роль человека в общественной жизни.

— Закон, — негромко повторил адмирал. — Вы произносите это слово так, как будто оно для вас клетка, досадная помеха, ограничивающие рамки, и ничего более.

— Для меня — да, — лаконично ответил Хор. — Для других людей он, безусловно, более важен.

— Вот, значит, как, — с неприятной улыбкой протянул Иушнице. — Вы у нас, выходит, самый умный, выше всех, да?

— Нет, — качнул головой Мальс.

— Тогда почему все должны соблюдать закон, а вас это не касается? — кажется, налаживание контактов привело к прямо противоположному результату. Что ж, они собирались говорить друг о друге — так пусть адмирал хорошенько узнает будущего союзника. Или начальника. Первое не всегда сочетается со вторым, второе не всегда означает первое.

— Закон — это рамки. А рамки нужны тому, кто не умеет их выстраивать самостоятельно.

— И ещё тем, кто их выстраивает неверно, хотя уверен в собственной правоте, — язвительно прибавил Иушнице.

— Безусловно, — кивнул Хор. Его, в отличие от собеседника, не настолько волновала тема, чтобы не суметь сохранить спокойствие.

— Так вы, выходит, непогрешимый? — выражение синих глаз стало презрительным.

— Нет, ошибки есть у всех.

— Тогда объясните, каково ваше положение в этой системе, — потребовал слегка запутавшийся адмирал. — Вы сказали, что для вас закон — всего лишь помеха.

— Законы Объединенного Мира — да, больше помеха, чем нечто полезное, — не стал отрицать Мальс. — Законы морали, чести и долга для меня имеют немалое значение, но иногда они идут вразрез с правовой системой нашей страны. Это первое. Я не люблю, когда законом, правилами, нормами человек ограничивается и контролируется настолько, что не может действовать хоть отчасти самостоятельно. Это второе. Я допускаю, что некоторых ограничивать можно и нужно: некоторых — но не всех. И третье: меня раздражают люди, которые превозносят законы выше небес.

— То есть полицейские, стремящиеся к их выполнению? — разумеется, неприязнь во взгляде и голосе Иушнице не угасала.

— То есть полицейские, мыслящие только ими. Ставящие выше всего эту ноту, букву, четчайшие правила — и заменяющие свой разум одной-единственной нотой или буквой.

— Но позвольте, — насмешливо приподнял бровь адмирал, — при исполнении служебных обязанностей полиции и полагается себя так вести, она — часть армии, а в армии устав священен.

— Во-первых, — Хор скрестил руки на груди, — даже уставу иногда не стоит повиноваться слепо, хотя это имеет отношение лишь к крайним случаям. Во-вторых, полиция работает не с врагом, которого нужно убивать без пощады, а с обычными жителями страны, и тут уж не распишешь всего устава, как следует поступать. Слишком много тонкостей. И меня раздражает, когда рассудительные люди на них плюют, ставя во главу угла закон. Да, некоторые без него действительно могут навредить. Но кому-то он — помеха.

— Послушайте, Мальс, вы ведете к несовершенству всей правовой системы в целом, к тому, что никакие своды правил не могут предусмотреть всех мелочей. Это известно всем, кому довелось столкнуться с неправдой. Однако смысл ли вам критиковать, если вы сами вряд ли знаете, как это изменить к лучшему?

— Я не критикую, — пожал плечами Хор. — Я объясняю, почему я не считаю закон прописной истиной и почему не люблю, когда его возводят в высший ранг. К правилам нужно подходить с рассуждением.

— Ко всему нужно подходить с рассуждением, — на губах адмирала снова появилась усмешка. — К жизни вообще.

— Да — и не заменять слепо это рассуждение буквой закона, — с легким раздражением бросил Хор. — Мы живем в стране, система которой имеет очень много недостатков, из-за которых страдают люди, и превозносить эту систему я не намерен. И жить, ориентируясь на нее полностью, тоже не намерен.

— Видимо, у вас был плохой опыт встреч с полицейскими, — тихо сказал Иушнице.

— Видимо, — уже хладнокровно согласился Хор.

— Вести себя так, конечно, для вашей гордости лучше, но вот для людей, которые находятся рядом с вами, — хуже, — так же без эмоций произнес адмирал и быстро прибавил вдруг: — Хотите увидеть батерс?

— Я его уже вижу, нет? — двинул бровью Мальс.

Иушнице покачал головой:

— На расстоянии — не считается. Думаю, вы не раз мечтали подойти поближе и прикоснуться к этой вещи. Одно из самых известных изобретений магической науки Облачного Мира, распространившееся во все остальные Миры. Нам следует благодарить облачников за их щедрость, остальные регионы не спешат облагодетельствовать чужаков.

— Для чего вы мне это говорите? — Хора слегка смутил этот его монолог, хотя в тоне этого не слышалось. — Раз уж мы ведем откровенный разговор, то я не вижу смысла в фразах о ничего не значащих вещах.

— Я б не назвал батерс ничего не значащей вещью, — невозмутимо отбил последние его слова адмирал. — Так вы хотите взглянуть на него поближе или нет? Я два раза не предлагаю.

Хор без слов кивнул. Он так и не разобрался в этом стремлении собеседника, хотя, возможно, оно служило для отвлечения от ставшего неприятным разговора и восстановления душевного равновесия уязвленного Иушнице. Последний повозился с дверцей ограды и резким движением распахнул ее. Послышалось жалобное звяканье. Адмирал все так же резко указал своему спутнику на узкую дорожку к механизму, которой, видимо, пользовались все механики для починки неисправностей батерса.

Хор неторопливо шагнул к проходу и опустил ногу на дорожку. В тот же момент он на мгновение потерял равновесие, как если бы поверхность находилась ниже, чем казалось. Мальс поспешно выправился, поймал усмешку на лице Иушнице — а не для этой ли сцены все задумывалось? — непринужденно пожал плечами — впрочем, нет, это было бы слишком мелочно, — и двинулся дальше. На третьем шаге лампочки в механизме замерцали беспорядочно мутноватым светом, а медь заблестела особенно резко и неприятно. Хор моргнул, надеясь, что все станет нормальным, однако что-то ярко, до рези в глазах вспыхнуло, и он почувствовал, как валится куда-то вниз. Звучал озабоченный голос Иушнице, но он стремительно тускнел на фоне накатывающегося беспамятства.

***

Бывают такие люди, хорошие, приветливые, доброжелательные, но постоянно включащие в мозгу странную реакцию: стыд и неловкость в ответ на самые обычные их слова и действия. В приятном разговоре об этом можно забыть и непринужденно беседовать, однако стоит наступить малейшему несогласию, и ты уже начинаешь чувствовать себя виноватым, а от спокойного тона собеседника веет строгим нравоучением, хотя, возможно, он и не хотел того. Просто в разуме какая-то особая статья, отвечающая за странности, приказывает смущаться от любых речей этого человека. Чем это вызвано — Раль не знала, но на нее подобным образом действовали два человека.

Соунтис Зорренд, занимавшаяся с «крылатыми» одаренными практическими занятиями и иногда читавшая лекции по магии. Молодая, но талантливая преподавательница была младше некоторых учеников Центра, а с Раль имела разницу в возрасте где-то восемь лет. Соунтис нравилась окружающим, неплохо знала о жизни одаренных и, наверное, могла бы в ней что-то поменять, однако она, как и большинство молодых педагогов, не имела права вмешиваться в основы системы, потому только улыбалась ученикам и говорила на те темы, какие подразумевал её предмет. Соунтис объясняла все просто и доступно, но при том четко, и требовала той же четкости в ответах учеников, и потому Раль всегда смущалась, когда её спрашивали. И совсем тихо, порой неразборчиво произносила первый и второй законы энергии, относящиеся к любому виду энергии, в том числе и к магии: она никуда не исчезала, а лишь превращалась, и могла идти от тел с большей концентрацией к телам с меньшей концентрацией лишь при действии сторонней силы.

А ещё Раль заставляла чувствовать постоянное смущение сама сиятельная директриса Центра, Ли Ханненсдон, когда-то назвавшая себя Ли Хан и давшая Мальсу идею стать Хором. Именно благодаря этой женщине Адилунд превратилась в Раль. Она знала, что директриса — хороший человек, который больше всех остальных в руководстве заботится об учениках, но это не мешало краснеть при пристальном взгляде Ли и её словах, обращенных к ней.

И вот сейчас Адилунд Мистераль мялась перед Ли Ханненсдон, не зная, как толком себя вести. Поправляла и без того затянутую прическу, крутила в пальцах волосок, пыталась взглядом излучать почтение и кивать в ответ на все слова директрисы. А меж тем говорила та совсем немного.

— Я читала письмо вашего брата, леди Мистераль, — Ли перешла на новое обращение совершенно невозмутимо, словно всегда говорила так ученице. — Ваши способности не вызывают сомнений, а значит, я не имею права чинить вам препятствия на том пути, который подходит вам больше всего. С этого дня вы переходите под покровительство семьи Мистераль, поздравляю.

Раль, вернее, Адилунд, в десятый раз кивнула, стараясь внушить себе, что от этого непринужденного тона не нужно ждать досады или нотаций.

— Поздравляю с окончанием Центра Одаренных, — директриса широко улыбнулась и протянула ей ухоженную руку с крошечными ногтями.

***

Хемена шагала по коридору общежития, чувствуя себя непривычно: и приятно, и слегка неловко. Впервые за полтора года обучения она возразила Сольсетену, хоть и в том, что не было её заслугой, а самое главное — промчалась мимо него, не остановившись на разговор, показала, что имеет дела поважнее беседы с ректором. Интересно, как он отреагирует на это? Предпочтет притвориться, что не заметил? Но ведь заметил же, что Хемена Ричардель сделала первый шаг к своей свободе. Может, та и осталась недоступной, и все равно этот первый шаг пьянил, нашептывая мыслям, что реальны и дальнейшие.

Неделю назад она и не верила, что попробует вырваться из запутанной неприятной истории, однако все изменилось благодаря вмешательству Мальса Хора. Он сиял впереди ярким примером, человек, который сам влиял на свой жизненный путь, сам делал выбор, не завися от воли родителей и гороскопа.

И теперь Хемена понимала, что она могла бы так же. Могла… Но сможет ли?

Приоткрытая дверь в её комнату и лучик света из проема: окна на северо-западную сторону, и обычно видно закат, но на его время иногда тянуло задернуть занавески. За полтора года старая традиция, привезенная из дома Мистералей, потихоньку выветрилась, однако в некоторых ситуациях выскакивала проблесками со дна памяти, и тогда штора скрывала розово-голубое небо за окном. Хемена поняла, что хочет это сделать и сегодня.

Она вошла внутрь и почти сразу же направилась к окну, но замерла, жмурясь от льющегося в комнату света. За столом сидел едва различаемый из-за лучей человек: черный силуэт, явно мужской, с книгой в руках. Сердце застучало.

— Хор? — тихо спросила Хемена.

— Прошу прощения, — он обернулся; голос звучал совсем иначе: хоть и спокойно, но слишком холодно. — Я Кей. Я могу завершить этот разговор в любую минуту неприятным для вас образом.

Она потрясенно застыла. С глухим стуком на пол упала выпущенная из непослушных рук сумка. Кричать не имело смсла. Напротив находился самый сильный маг, убийца, а солнце весело слепило, не позволяя разглядеть его лицо.

Кей неторопливо встал, подошел к окну и задвинул штору. Потом так же неспешно вернулся к столу и зажег светильник. На неподвижную Хемену глянуло бледное лицо со слегка раскосыми темными глазами, аристократическими чертами и зачесанными вверх волосами. Бескровные губы шевельнулись в недоброй улыбке.

— Рад вас приветствовать, леди Хемена. Садитесь. Я не люблю, когда люди стоят при разговоре. Успокойтесь, я не собираюсь вас убивать сейчас: все вы трое, нашедшие мой список в часозвоне, сейчас стоите в центре этого списка. Нет, не входите в него. В него входит ваше окружение. Так что в ближайшее время вам бояться нечего, и мы можем спокойно побеседовать на интересующие нас темы. Садитесь же.