Маршал грозового мира

========== Часть первая. Медный шлем ==========

Вы видите мою одежду, но не мою душу, вы знаете мое имя, но не мою историю. Однако я вижу, что вам этого вполне достаточно.

Скользит-скользит легкая фигурка, даже не оглядываясь по сторонам. Осторожность? Какая там осторожность? И мыслей о ней не возникает в твоей прекрасной головке. Правильно, дорогая моя. О твоей безопасности до поры до времени позабочусь я, а когда мои цели поменяются, то уже никто тебя не защитит. Тебе нравится играть со смертью? Я готов устроить вам новый раунд. И я знаю, что победы ты не одержишь. Почему знаю? Потому что лента времени вьется и вьется, иногда показывая грядущее. Во мне говорит не самоуверенность, дорогая моя. Некоторые предсказатели не ошибаются. Ты, танцующая на краю с вызывающей усмешкой на лице, ты, с твердой опорой под ногами превращающаяся в скромную и тихую девушку, ты, потерявшая свое главное сокровище и получившая от судьбы невероятное везение, ты упадешь с этого обрыва. А я — подтолкну.

Я следую за тобой неслышной тенью. Я всегда иду по кругу, и совсем скоро я начну новый круг, широкий, впившийся в землю этого несчастного мира кровавой полосой, и вот тогда мои руки протянутся к тебе. Ты станешь либо первой, либо последней, третьего не дано. Ты идешь по улице неродного города, глядя то вперед, то на мостовую под ногами. Тебя мало интересует то, что происходит рядом с тобой. Ты уверена, что тебе повезет и в этот раз. Ты даже не видишь, что за тобой следуют два человека, которым хочется вскрыть тебя, как сейф с драгоценным содержимым, искорежить, сломать и выбросить. В тебе и впрямь найдутся драгоценности. Одни ты прячешь внутри металлического протеза предплечья, и они нужны тем людям, а другие составляют тебя — ту, какая ты есть. Они нужны мне. И я не позволю никому раскрыть сосуд-тебя прежде, чем это сделаю я.

Ты выбрала малолюдную улицу. Кажется, ты даже вспомнила об осторожности и нащупываешь спрятанный пистолет, чтобы дать отпор своим врагам. Ты их заметила? Похвально. Сейчас ты убьешь их обоих, а потом я убью тебя.

Тонкая фигурка. Ты не похожа на своих женственных сверстниц, вернее, ты не хочешь быть на них похожей, потому и можешь иногда походить на юношу в платье. Ты совсем бледна. Ты волнуешься, хоть и не хочешь показывать этого. Ты прикрыла капюшоном свои прекрасные темные волосы, чтобы как можно меньше людей запомнили твои приметы. Жаль, что я не умею управлять ветром. Я бы велел ему подуть и скинуть твой капюшон, и тогда многие увидели бы твое лицо. Им ещё предстоит увидеть его в газетах, в разделе криминальной хроники. Нет, ты вовсе не красивая. Ты просто моя.

Да, все так, как я и думал. Ты стремительно оборачиваешься с поднятым пистолетом, но в глазах мелькает нерешительность. Не привыкла убивать, дорогая моя? Я сделаю это за тебя. Выстрел. Второй. Два трупа, поздравляю. Но я всего раз нажал на спусковой крючок, в таких делах я не ошибаюсь. Выходит, помощник? Его сюда не звали.

Он выскакивает из узкого переулка и подбегает к тебе. Мальчишка, считающий себя слишком взрослым, привязавшийся к тебе, посягнувший на то, что ему не принадлежит. Нет, он пока не умрет, но если расшалится, то закончит плохо. Я ценю знаки судьбы. Ты станешь не первой, а последней. Я приду за тобой, когда наступит время, и пусть с тобой рядом в это время находится твой «друг». Рядом с тобой будет множество людей, только вот тебе это не поможет. Я не прощаюсь. Я говорю: «До свидания».

========== Глава 1. Недосказанное ==========

Хор имел привычку двигаться немного впереди, даже если того не предполагал план. Не спешить — но опережать с промедлением. Встреча была назначена на одной из немноголюдных улиц, чьи обитатели этим ранним утром даже не выглядывали наружу. Здесь находились дома для рабочих с завода дирижаблей, трудящихся в вечерне-ночную смену и приходивших домой за час до того момента, когда Мальс Хор бесшумно двигался между серыми в утренних сумерках, одинаковыми по внешнему виду трехэтажными кирпичными зданиями с небольшими окнами. При их постройке никто не учитывал какую-либо эстетику — просто сооружали большие коробки, чтобы в них поместились все. Уставшие обитатели общежитий спали. Их не волновало, что происходит за окнами, какие молодые люди бродят по улице, порой посверкивая магией.

Именно здесь и именно в это время Хор уже не раз устраивал встречи, понимая, что это безопасно. Но то, что проворачивалось сегодня, имело большое значение, оттого он подождал Раль, свою напарницу, не здесь, а за квартал до нужного места и затем пристроился ей в хвост, желая незаметно проследить последний отрезок пути. И оказался вознагражден за свою предусмотрительность: за Раль приглядывал не только он, но и ещё двое людей, чьи цели определить было невозможно.

Напарница выглядела так, словно их не замечала: двигалась с прежней уверенностью, не делая никаких попыток непринужденно оглянуться или выявить слежку другим способом. Наконец она свернула в безлюдный переулок, явно провоцируя тех двоих на активные действия. Риск. Опять риск. В последний год эта удивительная девушка развивала умение скрытно передвигаться лишь для того, чтобы проверять, насколько его хватит, шагать по краю и привлекать внимание тех, кого следовало бы оставлять в неведении.

Хор скользнул вслед за ними, готовясь выхватить из-под плаща обрез винтовки. Только б не опоздать! Впрочем, совсем уж пустой риск Раль не стала бы устраивать… Послышался выстрел. Руки действовали почти бессознательно, и второй выстрел сделал уже Хор, а через секунду он понял, что оба преследователя Раль мертвы.

Она стояла напротив, все ещё держа пистолет в поднятой подрагивающей руке. Подчеркнуто строгая одежда в темных тонах, и тщательно прилизанные, заплетенные в простую косу волосы — это образовывало странное сочетание с упрямым вызовом в выражении зеленых глаз. Металлический блеск предплечья, напряженно сжатые губы, сдвинутые к переносице брови с изломом. Адилунд Раль снова не стала жертвой. Хор прекрасно знал, что этот тщательно выписанный вызов исходит не от самой напарницы, по характеру мягкой и спокойной, а от чего-то, что он не мог осознать до конца и что появилось лишь на третий год их знакомства.

— Идем отсюда, быстро, — скомандовал Хор. — Мы пробудили всех, кого только могли.

Они метнулись в грязную улочку, составленную все теми же рядами однообразных домов: весь этот квартал занимали рабочие общежития. Поворот, ещё поворот. Пришлось сделать немаленький круг, чтобы запутать следы, но в итоге Хор все же привел Раль к тому самому месту, где они и хотели изначально встретиться. Сюда ещё не долетело беспокойство, встревоженным вороньим граем вздымавшееся над местом, где прозвучали выстрелы. Хор не собирался задерживаться среди этих сонных зданий, но требовалось проверить одну вещь.

— Где груз? — коротко спросил он.

Напарница сделала глубокий вдох, а затем сняла крышку с протеза на левой руке, позволяя увидеть давно почерневший механизм, в свободных «гнездах» которого находились несколько золотых колец с эмалью. Это было слишком даже для Раль.

— Это магические вещи, — напомнил Хор, понимая, что упрек просто не дойдет до адресата. — А если бы случился конфликт энергий? Ты могла потерять руку или даже умереть, — все же закончил мысль он, хотя это не имело никакого смысла.

— Но все ж обошлось, — прозвучал главный, непрестанно повторяющийся при подобных ситуациях аргумент Раль.

— А могло не обойтись, — тихо сказал Хор. — С тобой ничего не случилось, это да, — и, по её твердой уверенности, никогда не может случиться, — но могли повредиться и кольца.

— Я их проверю, — быстро пообещала она, готовая на любой справедливый штраф. Нотаций Раль не любила, как и споров: несмотря на пробудившееся упрямство, большую часть времени она была тихой или даже робкой, не проявляя никакой дерзости. — Ну что, возвращаемся?

Напарница, поочередно подцепив каждое из колец ногтем, вытащила их все из протеза и вручила Хору. Он со вздохом кивнул, принимая груз, и спрятал его в свою сумку. В глазах Раль отразилось облегчение, поскольку нотаций не последовало. Она смущалась, когда её отчитывали, прятала взгляд, выглядела осознающей свою вину, но никогда не слушалась, если речь шла о любимых танцах на жизненном обрыве.

— До встречи на уроках, — сухо сказал Хор. Ему требовалось ещё заглянуть в их конспиративную квартиру, чтобы спрятать там обрез и кольца. А вот Раль могла сразу пойти на занятия.

Они переглянулись и неторопливо зашагали в разные стороны, чтобы через полчаса прийти в одно и то же место: Центр Одаренных. Если бы Хора спросили, что он думает об нем, ответ был бы не слишком красив: «Гнусное название и гнусная система». «Одаренными» именовались те, кто как раз не имел определенного таланта и находился в его поиске, что порой затягивалось на долгие года и могло поставить наследника богатого рода на очень низкую ступеньку общественной лестницы.

О всей системе Хор имел своеобразное мнение, которое предпочитал не высказывать в присутствии других. Знала только Раль, вполне разделявшая его чувства. Они оба не просто так стали напарниками: их столкнуло как раз пребывание в Центре, длившееся уже больше трех лет. Кто-то находил свой талант быстро — но это случалось лишь с некоторыми.

Для большинства «одаренных» выбор жизненного пути превращался в тягостную длинную дорогу, с которой иногда хотелось упасть куда-нибудь в глушь, подальше от всех предназначений, испытаний, занятий, доверительных разговоров, ставивших целью раскрыть стремления и способности человека. Иногда Хору казалось, что все это создано, чтобы экспериментировать над людьми, рассматривать их пристально, словно сквозь увеличительное стекло, поворачивать, заглядывать в самые потаенные места, даже препарировать… Якобы для того, чтобы раскрыть самый главный талант.

Каждый в чем-то да талантлив. Раль умела выкарабкиваться из всех опасных ситуаций, куда себя заводила. И это следовало бы изучать, а не мифические способности к механике, к разным наукам, к руководящим должностям. Чаще казалось, что создатели Центра мудреным образом подгоняют своих подопечных под те условия, в которых может находиться член одной из влиятельных семей. Предполагать можно было бесконечно, сходясь в одном: здесь делали не совсем то, о чем говорили красивыми словами.

Длинное трехэтажное здание, увенчанное невысоким куполом из самого прочного стекла в Объединенном Мире. На воротах красовалась семиконечная звезда — символ всей системы. Каждый раз, проходя в эти ворота, Хор делал быстрое, почти незаметное движение. Со стороны это выглядело стремительным касанием звезды, но значило больше: палец рисовал среди семи лучей восьмой, совсем маленький. Геометрически он смотрелся негармонично. Но он там был. Не всем дано светить так, чтобы их видели, не всем приходится светить так, чтобы не привлекать внимания.

Не раз Хор представлял эти ворота запертыми, неживыми, заброшенными или переделанными — не в мечтах, но в рассудительных планах. Однако пока здесь царили шум и жизнь. Он прошел мимо группы учеников в темно-коричневой форме, обсуждавших что-то по бионике. Некоторые серьезно углублялись в разные науки или занятия, думая, что смогут найти в них свое призвание, и все же мало кто обнаруживал способности по собственной инициативе: чаще это ждало в конце пути, намеченного преподавателями. Ещё один повод сказать, что содержание книги отличалось от обложки.

На занятия полагалось приходить в форме, которой Центр исправно снабжал учеников. Хор успел зайти на их небольшую квартиру, купленную тогда, когда он имел более громкую фамилию, и оставил там кольца с обрезом, а заодно переоделся. Не следовало совершать несколько незаконные предприятия в ослепительно белой рубашке и коричневой жилетке с эмблемой Центра. Хотя цветом Грозового Мира официально считался золотой, но его сочли не очень-то подходящим для одежды огрызков благородных семей, и в итоге форма стала коричневой. Впрочем, этот цвет, неброский и при том приятный глазу, всегда Хору нравился, в отличие от бьющего в глаза золотого. Флаг их региона блистал, как молнии летней грозой, и это было правильно, но отверженный наследник семьи Хорана уже не считал себя неотъемлемой частью Грозового Мира.

Прогулявшись по знакомым коридорам, Хор остановился напротив двери с надписью: «ГК-3». Буквы означали Грозовой Край, чаще называемый Грозовым Миром. Здесь находились комнаты для теоретических занятий учеников из третьей группы: здесь, в Центре, группы заменяли курсы, а разделение по родинам, Мирам, или Краям, — факультеты. Впрочем, в одной группе могли находиться люди самых разных возрастов с самым разным стажем обучения.

— Мальс! — послышался сзади звенящий голос. — Мальс, подождите меня.

Он не двинулся с места. Даже не обернулся, слыша, как приближаются быстрые семенящие шаги. Обладательница голоса обошла Хора и остановилась рядом с ним.

— Ах да, я вспомнила, вы не любите отзываться на имя, предпочитая фамилию, — произнесла она с легким любопытством. — Но вы мне нужны сегодня. Мальс Хор. Занятие придется пропустить, впрочем, оно не для вас.

— Хорошо, — кивнул Хор.

И двинулся следом за затянутой в серо-черное платье фигурой — Ли Ханненсдон, директрисой, считавшейся фактически главой Центра. Эта женщина, выглядящая то на двадцать пять, то на тридцать восемь, для многих оставалась загадкой, но все же была приятным человеком, открытым и не любившим сильно мудрить. На занятиях она появлялась крайне редко, предпочитая издали отслеживать пути одаренных, и в судьбу некоторых вмешивалась, поворачивая её самым прекрасным способом. Сам тот факт, что Ли заговорила с кем-то из учеников, означал для того немалую выгоду. Хор к нынешнему везению отнесся довольно спокойно.

Ему порой доставляло удовольствие наблюдать за директрисой, её семенящей походкой, быстрым взглядом и умением устанавливать с одаренными доверительные отношения. Из всех преподавателей эта женщина нравилась Хору больше всех. В некоторые периоды она даже отождествляла себя с собравшимися здесь членами влиятельных семей, сохранивших лишь огрызки фамилии, и под всеми документами подписывалась как Ли Хан. Именно это насмешливое сокращение, неожиданно красиво легшее на короткое имя, вдохновило когда-то Хора называться огрызками фамилий, а не именами, как было принято в Центре. При рождении Мальс Хорана, ныне Мальс Хор, он не стыдился того факта, что отделился от своей семьи, и даже выставлял это напоказ. Хор. Следом за ним Адилунд Раль превратилась в Раль.

В Объединенном Мире степень успешности человека следовало определять как раз по фамилии. Четверо правителей хоть и рождались в разных семьях, но все носили фамилию Эссентессер. То же самое происходило и с остальными. Все выдающиеся военные именовались Ричарделями, представители судебной системы — Аусхассенами, люди, занимающиеся финансами, — Мистералями. Правда, люди из низших слоев общества выбивались в верха довольно редко, а меж самыми знаменитыми фамилиями в соответствии с дарованиями, успехами и занимаемой должностью курсировали те, кто рождался в знатных семьях. Наследники, у которых не обнаружилось никакого толкового таланта, отправлялись в Центр, сохраняя лишь кусок фамилии.

Кабинет Ли Ханненсдон, вопреки этой светлой и живой натуре, оказался сумрачным из-за завешивавших окна штор. Вообще комната выглядела как рабочий кабинет любого из учителей, и степень порядка здесь имелась средняя: не очень аккуратно разложенных на столе книг было совсем немного, чтобы назвать это серьезным беспорядком. Ли оказалась чем-то посередине, не педантичной и не стихийной, как и раньше она находилась посередине — между преподавателями и одаренными.

Директриса зажгла дополнительный магосветильник, указательным пальцем левой руки нажав на тугую кнопку, и крупная лампочка в простом стеклянном абажуре загорелась, потрескивая, неярким оранжевым светом, добавляющим комнате уюта. Ли жестом предложила Хору сесть. Он устроился на стуле, выпрямив спину, как солдат перед командиром. Разговор обещал быть серьезным. Могло дойти и до резкого зигзага в карьере одаренного, хотя этого не очень хотелось. Хор предпочитал последовательное, не слишком резкое движение вверх, рассчитываемое непосредственно им самим, а не чужим человеком, каким бы приятным тот ни выглядел.

— Я хотела поговорить с вами о вашей напарнице, Адилунд Раль, — начала Ли, сложив книги в стопку на краю стола. А вот это оказалось немного неожиданно. Для подобных бесед обычно выбирались другие места, да и проводила их не директриса. Хор ничем не высказал удивления и продолжал неподвижно сидеть, ожидая продолжения. — Дело в том, что она категорически отказывается ходить на главные занятия по специальности своей родины, Крылатого Края. Это серьезное нарушение традиций Центра: без посещения этих занятий исследование способностей сильно затрудняется.

— Вы хотите, чтобы я повлиял на Раль? — уточнил Хор. Все же он ожидал не такой темы. Возможно, главное его ещё ждало — а значит, не расслабляться, не подавать виду, что удивлен.

— Я хочу, чтобы вы выяснили причину её поведения, — взгляд Ли стал серьезнее. — Тут дело не только в Адилунд, но и в её родственниках. Вы наверняка знаете, что из семьи Мистераль в наш Центр одаренные приходят довольно редко. У нас было мало возможности оценить их поведение, и все же у большинства наблюдались некоторые странности. Я думаю, что упрямство Адилунд проистекает из семьи. Рондер Мистераль, её отец, сильно темнит насчет гороскопа и всех обстоятельств, а я хочу знать правду, чтобы работать с нашей ученицей. И все же для директрисы Центра устраивать расследование слишком хлопотно. Вы не против заняться этим?

Да, Хор все же оказался прав в своих мыслях насчет двойного дна темы.

— Чем именно заняться? — пожелал полной ясности он. — Изучением условий, повлиявших на её характер?

— Условий, обеспечивших попадание Адилунд к нам, отношение к этому её родственников — и особенно отца, — не замедлила провести рамки задачи Ли. — Меня интересует изнанка Мистералей — в том, что касается гороскопов и соответствия им разных членов семьи. Я думаю, что вы способны справиться с подобным заданием. Я уже заметила, куда направлены ваши таланты. И контрабанду колец памяти из Серебряного Мира тоже заметила, она проведена грамотно, что подтверждает мои слова. Вы специалист по тайной войне, Мальс Хор, вы умеете действовать незаметно. Если с этим делом все получится, я обеспечу вам должное образование и постараюсь, чтобы ваши тайные действия послужили на пользу Объединенному Миру.

Значит, контрабанду все же засекли. Хор это допускал: если б он захотел скрыть все свои действия, поступал бы иначе и работал бы только один, не примешивая к этому любительницу риска Раль. В том, что касалось её семьи, разобраться хотелось: ведь это касалось и напарницы. Кроме того, Рондер Мистераль интересовал Хора как важная политическая фигура Грозового Мира, откуда происходил он сам.

— Я принимаю это дело, — кивнул Хор.

— Благодарю за содействие. — Ли наклонилась и вытащила откуда-то снизу толстую папку. Её украшали надписи на языках всех Миров. — Вот здесь находится та информация, которую знаю я и которую можете узнать вы. Однако этот свод материалов не должен покидать моего кабинета, так что читать вам придется тут. Для всех остальных — у нас с вами проходит факультатив, особые занятия. Надеюсь, вы сумеете обеспечить мне должное прикрытие?

— Прикрытие нам обоим, — заметил Хор с легкой улыбкой и принял протянутую папку. Внутри хранились настоящие ценности, совершенно неожиданно ставшие доступными. Хоть сюда и записывалось лишь то, что касалось Центра, способностей и гороскопов, но все это затрагивало кусочками образ семьи Мистераль, лидеров Грозового Мира, приоткрывало завесу над некоторыми моментами жизни родного края. Хорошо, что внимание Ли привлекли именно Мистерали, финансовые искусники, влиятельные и умелые в переговорах люди. Хор знал, что когда-нибудь обязательно встретится с главой семьи, Рондером, хоть и не представлял, какие цели будет преследовать эта встреча.

— Это сделка выгодна для нас обоих, — произнесла Ли, откидываясь в своем кресле и неторопливо поправляя золотистый локон. Сейчас казалось, что ей двадцать пять. — Но я попросила бы вас быть поосторожнее. В Центре сейчас не самые радужные времена.

Хор приподнял бровь, ощущая, что это особенный намек, который вряд ли будет дан кому-либо другому из одаренных.

— Конфликты между начальством — печальная вещь, — задумчиво проговорила директриса, — и лучше разбираться с ними в самом зачатке. Я не хочу развала Центра. Если вы справитесь с этим делом, то готовьтесь стать моим тайным помощником, — через двадцатипятилетнюю проглянула тридцатилетняя умелая женщина. Она знала, чего хотела, и добивалась этого теми способами, какие считала правильными.

Хор просто кивнул.

— А пока вы считаетесь моим учеником, — продолжала наставления Ли, — так что я попрошу вас соответствовать этому статусу и ни при каких условиях не нарушать порядок. Опоздания выглядят не очень красиво. Вы должны приходить ровно-ровно, не опаздывая ни на секунду. Поняли?

— Да, я все понял. — Иногда дополнительные дела вне Центра требовали от него задержки. Сейчас дела вне Центра фактически завершились, перейдя в дела Центра, поскольку предстояло выполнить задание директрисы. — Я не стану уроном вашему достоинству, — спокойно добавил Хор. — И благодарю за доверие.

Ли с легкой улыбкой покачала головой

— Благодарить рано. Степень моего доверия вы все равно увидите не сейчас.

***

Петляя по закоулкам, Раль ловко ковырялась правой рукой в протезе. Она уже привыкла на ходу приводить его в порядок после всех приключений. Это подкрутить, сюда добавить каплю особого раствора, чей состав известен только в Крылатом Мире, и обеспечить полную заглушку магии. На все уходило около пятидесяти минут, а в глухих переулках обычно не находилось людей, готовых с жадным любопытством созерцать биомеханизмы.

Разобравшись с протезом, Раль уверенно выбрала направление в сторону центра: здесь, в столице Объединенного Мира, она превосходно ориентировалась, избродив за время обучения в Центре одаренных уже половину города. В последний раз проверила свою полумеханическую руку и осталась довольна. Крылатый Мир умел хранить секреты. Как и три прочих — Грозовой, Облачный, Серебряный. Слившись в Объединенный, они остались отдельными частями, не способными организовать тесное взаимодействие. Главная причина заключалась в разности магии и технологий — все это блюлось в строжайшей тайне от других краев. Горделивое название Миры говорило само за себя: разные материки одной планеты, разные регионы одной страны, они выставлялись отдельными Вселенным.

В Крылатом шестеренки приделывались к живой плоти, образуя с нею симбиоз, в Серебряном творили чудеса из химических соединений, в Облачном гремели огромные механизмы на пару, в Грозовом их заставлял вертеться разработанный местными мастерами способ «поимки молний», как его называли, — особым способом выделенная энергия. Хор в ответ на расспросы пожимал плечами и напоминал, что оба напарника по рождению из разных краев и лучше не смешивать дела личные с делами общественными. В конце концов, сама Раль не очень-то распространялась о технологиях, заставляющих двигаться её левую руку.

В выделявшемся среди прочих здании Центра Одаренных уже приблизилось время общих занятий по краевым группам. Это значило, что «грозовики» шли в одно место, а «крылатки» — в другое, и тут уж для Раль не имело значения, куда и зачем двинется её группа. Основные занятия по профилю неизменно проходили мимо. Такую установку дал с самого начала названый отец, глава фамилии, придерживаясь все того же правила скрывать магические и технологические секреты, которые хранила в себе её механическая рука. Рондер Мистераль пригрозил, что если Раль ослушается, то может вообще вылететь из Центра Одаренных и отправиться работать горничной или посудомойкой. Этого она позволить себе не могла, до сих пор мечтая о возвращении дара, за которым следовало возвращение к семью.

Тем не менее, отсутствие ученицы в Центре могло повлечь за собой неприятности. Поэтому она чинно явилась в оное здание, мелькнула перед знакомыми людьми в коридоре, неторопливо прошлась мимо Марджорис, занимавшейся Крылатыми, и уже не получила на свою голову никаких выговоров. Злостное нарушение традиций само превратилось в традицию, и с ним уже все смирились. Если Марджорис и вызывала к себе непокорную в некоторых вопросах ученицу, то только для того, чтобы её понять. Раль упрямилась лишь в тех случаях, когда не существовало другого выбора. И ей порой было очень неудобно, особенно перед Хором, который за неё волновался, однако она боялась, что он её не поймет.

Все профильное занятие Раль просидела в пустой комнате группы за книгой. Впрочем, страницы переворачивались где-то в другой реальности, а сама она, словно влившись в кольцо памяти, существовала в прошлом, заново переживая случившееся, заново осознавая это. Новый риск опять принес победу. Везение продолжалось — выходит, оно действительно было знаковым, предвещало изменения в жизни, самые лучшие, какие только могли произойти. Это явление не объяснялось наукой, практичный Хор не стал бы воспринимать его всерьез, но Раль верила, что оно не лжет. А значит, вполне возможно, что совсем скоро к ней вернется её магия…

В коридоре послышался стук шагов, сопровождаемый возгласами, и один из них явно принадлежал Верелле из группы номер три, а значит, все двигались сюда. Хор посидел бы и чинно подождал, пока обстоятельства соизволят проясниться, но Раль была другой, и она поспешно подбежала к двери и чуть приоткрыла её. По коридору двигались одногруппники, четверо что-то несли… вернее, кого-то.

— Зашибло! — послышалось горестно общим воплем выражения беды, и Раль даже не поняла, кто именно это воскликнул.

Зато поняла, что сейчас в комнату внесут мертвеца.

Синди Хассен, бойкая и острая на язык девушка, которая, как и Хор, путешествовала из одной группы в другую, прежде чем попасть сюда. Когда-то живое, выразительное лицо Синди теперь было бледным, почти что фарфоровым, и Раль сделалось жутко от его вида. Балансируя на краю, не мысля в последний год жизни без опасностей, она боялась чужой смерти, смерти не врага, а друга, хорошего знакомого или просто человека, за свою жизнь не причинившего никому страшного зла. Потому Раль и застыла, глядя, как в комнату группы вносят уже похолодевшую Синди со спокойным выражением, какое раньше появлялось на её лице крайне редко.

— З-зашибло? — шепотом спросила Раль.

— Механизм на практике обвалился, — подрагивающим голосом ответила Верелла. — Она слишком близко стояла…

— А другие? — шепот стал ещё тише.

— Другие все целы.

Синди уложили на два стола, предварительно сдвинув их вместе, и вся группа быстро хлынула обратно в коридор: находиться рядом с мертвой не хотелось никому.

— Останешься здесь, подождешь службу порядка, — произнесла Верелла в таком темпе, что Раль едва разобрала слова и не успела возразить. Напавшая робость сковала язык вместе с мыслями, и она лишь растерянно смотрела вслед спешащим одногруппникам. Конечно, ведь у них продолжатся занятия, а человека, который постоянно пропускает профильные, можно и оставить…

Затихли торопливые шаги в коридоре, и в почти пустую комнату холодящей дымкой проползла тишина. Адилунд Раль всегда любила тишину. И всегда боялась смерти.

Синди лежала на столе, неестественно неподвижная, побелевшая… Никаких внешних жутких признаков: ни крови, ни изломов тела, ни гримасы боли. Просто отчужденное мраморное спокойствие ушедшей души, и это пугало больше всего. Закрытые глаза смотрели смертью.

Пальцы Раль нервно мяли край платья — темно-зеленого форменного платья с более светлого тона рукавами и тугим воротником, почти такого же, в какое была одета и Синди. Это осознание заставило вздрогнуть. Такая же ученица этого проклятого Центра, такая же беспокойная, такая же стремительно шагающая по этим коридорам в такой же форме, такая же кривящая губы при напоминании о дисциплине, такая же живая. А теперь — умершая. И Раль казалось, что она стоит возле того самого порога, за который ушла Синди, и он находился слишком, слишком близко, готовый в любой момент принять в себя ещё одну душу.

Она закрыла глаза. Успокоиться. Хор говорил о каком-то методе, но это было так давно, и сейчас все вылетело из памяти. Раль трясла мелкая дрожь, и, несмотря на плотно сомкнутые веки, впереди все равно виднелся неживой взгляд Синди.

По коридору снова застучали шаги, уверенные, быстрые, четкие — и эту походку она узнала моментально. Марджорис Амитале Ханненсдон, занимавшаяся всеми учениками из Крылатого Мира и завоевавшая среди большинства подопечных нелюбовь. Эти строгие звуки внезапно помогли взять себя в руки: Раль в одно мгновение собралась, приняв застывшее невозмутимостью выражение лица, а мысли выстроились четким порядком, ориентируясь лишь на то, что предстояло в ближайшее время. Эмоции спрятались под твердым слоем обязательства быть спокойной.

Шаги Марджорис сопровождались едва слышным перестуком чьей-то ещё походки: скорее всего, она принадлежала человеку из службы порядка, которому предстояло заниматься этим делом. Они двое остановились возле двери, не заходя внутрь, и зазвучал резковатый голос Марджорис:

— Она там. Про все обстоятельства вам расскажут, там должен быть кто-то из учеников. Простите, но я спешу, потому что надо разобраться со всеми последствиями на учебной станции.

— Да, конечно. Благодарю вас, госпожа Амитале, — ответил твердо её спутник, мужчина зрелых лет.

— Я надеюсь, что вы во всем разберетесь, господин Тровен, — произнесла она, и звук узнаваемой походки двинулся дальше по коридору, а в дверь негромко постучали.

— Разрешите войти? — спросил тот самый мужской голос.

— Д-да, конечно, — тихо ответила Раль. Голос внезапно перешел в тонкий сип, и фраза сделалась совсем неслышной, но её невидимому собеседнику хватило, и дверь мягко скрипнула.

Вошедший был среднего роста, затянутый в классическую черно-синюю форму службы порядка. Шел он совсем тихо, несмотря на решительные движения. В пепельных волосах уже серебрилась седина. Прищуренные глаза за один миг прошлись по комнате, выхватывая детали, а затем глянули на Раль. Лицо Тровена оставалось абсолютно невозмутимым, и с первого взгляда могло показаться, что он равнодушен ко всему происходящему, однако по легонько мелькнувшей заинтересованности стало ясно, что это дело для него не то рядовое, какое выполняют спустя рукава со скучающим выражением на лице.

— Добрый день, — поздоровался он, и Раль запоздало вспомнила о вежливости. Её хватило лишь на негромкое:

— Здравствуйте.

— Майор Тровен, сыскной отдел службы порядка, — отрекомендовался вошедший.

— Адилунд Раль, ученица Центра Одаренных, — ровно и без эмоций представилась она.

— Вы хорошо знали погибшую? — невозмутимый взгляд в сторону мертвой Синди. Раль чуть вздрогнула от такого спокойствия и тихонько ему позавидовала.

— Нет, мы не общались между собой, — уже быстрее произнесла она, желая поскорее все это закончить, однако понимала, что расспросы предстоят долгие. Перед ней явно находился человек, любящий свое дело и занимающийся им со всей тщательностью.

— Но вы видели, что происходило? — продолжал Тровен.

Ей стоило бы почаще отвечать на заданные вопросы без недоговорок, но последний год постепенно отучил от честности и прямоты.

— Я знаю, как это происходило, — тихо сказала Раль. — Вы ведь знакомы с устройством дирижабля?

— Подождите-ка, — нахмурил брови майор. — Я не совсем понимаю, при чем здесь это. Несчастный случай произошел на практическом занятии, однако в этот день группа занималась по профилю Крылатого Края, а не Облачного.

— Я не описываю то, что случилось сегодня, — покачала головой Раль. Её голос звучал почти что на грани шепота: она предпочитала говорить о серьезных вещах именно так. — Я озвучиваю свою версию. И начинаю с дирижаблей. Вам известно, что такое батерс?

Тровен кивнул, спокойно принимая такой ход разговора. Конечно же, он знал, что такое батерс, главная энергетическая деталь дирижаблей, обеспечивавшая согласованность действия магии и техники.

— На учебных моделях дирижаблей, применяемых здесь, батерс немножко отличается от классического, — речь Раль была почти тишиной и, к счастью, живой. На Синди она старалась не смотреть. — Наши «воздушные корабли» так и не взлетят. Если в обычных батерс при полете используется на высокой мощности, то у нас он применяется где-то наполовину, лишь для демонстрации. Эта «работа вхолостую» не предусматривается изначально конструкцией, и если она длится долго, то в механизмах могут возникать неполадки. Так что каждый вечер батерс снимают с моделей, чтобы прочистить и приготовить к следующему учебному дню.

Раль на мгновение замолчала, переключаясь с монотонной лекции на воспоминания и ощущения.

— Вы не учились здесь, — задумчиво, еле слышно произнесла она. — Так что вы не знаете, чем живут ученики Центра и что среди них считается особенно почетным. При спуске батерса присутствуют лишь те, кому положено его снимать, остальным строго запрещено в это время находиться при учебных моделях. Рискованно. Потому и привлекательно. Вы не видели, каким восхищением окружают человека, который видел спуск батерса, ведь это показатель смелости и удачливости. Синди захотела этого восхищения, и она его получила. Получила вместе с той энергией, которую не сумела удержать внутри себя: она выплеснулась во время занятия на механизм, что и вызвало обрушение.

— Выглядит логично, — оценил версию Тровен. Хотел, наверное, сказать что-то ещё, но замолчал, увидев, что Раль чуть поморщилась: её сбили с намеченной линии, и несколько хороших мыслей рассыпались серой пылью, не желая уже возвращаться.

— Синди могла бы справиться с этой энергией, но ей помешали, — все же зазвучал шепот. — Ей передали блокиратор, сказав, что он все сгладит, а он только усугубил. Тот, кто передал, хотел этой смерти. — Раль внезапно замерла, сама удивленная тем, что только что сказала. Она хотела не выходить за рамки обязанностей, но с удивительной легкостью выскользнула из них на волне предчувствий и догадок.

Тровен нахмурился и шагнул к Синди, повернул её левую руку запястьем вверх и мрачно глянул на голубую металлическую полоску, закрепленную в коже маленькими иголочками.

— Кустарная вещь, но до чего же ловко сделана, — он провел пальцем по блокиратору. — Вы видели, кто и как передал эту вещь погибшей?

Раль покачала головой.

— Нет, — она не меняла шепота. — Я просто знаю, что передали. Сегодня утром. Синди не собиралась применять дополнительный блокиратор, но ей предложили неплохой вариант, и она согласилась.

Тровен напрягся.

— Кто предложил?

— Я не знаю, — беспомощно развела руками Раль. — Просто история, хорошо это или плохо, имеет свойство повторяться.

Она задумчиво глянула на своё левое запястье с еле заметными следами от таких же дополнительных блокираторов. Три года назад они уже перестали иметь смысл, но маленькие красные точки остались на всю жизнь неприятным напоминанием.

— Вы имеете в виду случившуюся когда-либо ранее историю с нарочно подложенным человеку кустарным блокиратором, что привело к смерти? — попытался понять Тровен.

Раль вскинула голову.

— Я имею в виду старую мрачную легенду о демоне, который давал людям самые обычные предметы, становящиеся орудиями убийства или самоубийства.

— Почему вы так уверены, что произошло именно это? — Тровен не подавал виду, но он наверняка путался в словах собеседницы. Или не путался, а путалась она.

— Я Мистераль, хоть и ношу сейчас фамилию Раль, — это звучало уже громче. Фамилия «Мистераль» никогда не гармонировала с тишиной, а должна была звучать, петь, жить так ярко, как только могла. — Шесть лет назад весь Грозовой Мир говорил о Проводнике, человеке, воплощавшем собой того демона. Убийце, не совершившим ни одного убийства самостоятельно. Потом он погиб. А память осталась и никогда не изгладится. Я знаю, что Синди смотрела на спуск батерса, я знаю, что она подстраховалась и не могла просто так оплошать с этой энергией, я увидела этот блокиратор и поняла, что Синди просто о нем ничего не успела узнать, потому и не сняла перед практикой. Дальше во мне говорят не факты, а то, что не зависит от фактов, но мне кажется, что вы придете к тому же выводу, что и я.

Майор Тровен медленно кивнул.

***

Его подпольная деятельность дала прекрасные результаты — такие, что впору было назвать себя везунчиком. Хор не ожидал доверия со стороны Ли Ханненсдон и ещё больше не ожидал, что его направят на расследование именно в том направлении, в каком он хотел работать. Тайны семьи Мистераль — ими, пожалуй, интересовались многие, тем более жители Грозового Мира, к которым относился в прошлом Мальс Хорана. Сейчас его местом жительства стала столица Объединенного Мира — как и у всех одаренных. Смешно, но это слово уже стало в их стране ругательством: ни то ни се, одаренный, и больше никакой пользы. Слово, взятое лишь для того, чтобы не звучало грубо, а на самом деле все они были бездарными. Почти. Мальс Хор не просто так мечтал об изменении всего, он мог подняться наверх, но оставался в самом низу, потому что иначе не мог выполнить важнейшего дела, к которому готовился десять лет.

Может, в семье Мистераль существовало и не так много секретов, может, Ли Ханнесдон не так уж рвалась их узнать. Вряд ли Раль интересовала её сильнее интриг в Центре. В первую очередь это задание служило проверкой кандидату в тайные помощники директрисы. Пару раз мелькали мысли, что семейство Раль прячет в шкафах скелетов не больше, чем все прочие фамилии, а странности имеют логичное и тривиальное объяснение, просто о нем не стало известно всему миру. Однако задача состояла в том, чтобы узнать как можно больше, чтобы показать, как много он умеет узнавать.

Хор шел по улице Квемеры, заполненного паром и шумом сердца Объединенного Мира. Сотню лет назад маленький город, во время войны она стала островом спокойствия, стремительно расцвела и сделалась в итоге столицей всего огромного государства — по сути, центром половины планеты, которая поделилась на две части: Объединенный Мир и Островной, или же просто Острова, занимавшие один из четырех материков. С Островами, так и не признавшими глобальное государство, долгое время велась война, но сорок лет назад стороны заключили мир и совершенно отдалились друг от друга.

За не слишком долгий срок, проведенный в звании столицы, Квемера немало выросла, втягивая в себя близлежащие города и деревни, дымя по окраинам заводами, шумя автомобилями, поездами и дирижаблями. Совсем молодая, она, в отличие от столицы Грозового Мира, не имела старого центра, более спокойного и величественного. Квемера была воплощением нынешнего волнительного, суетливо мчащегося вперед и вверх века, а кусочки старины давно спрятались среди сверкания и мелькания всего нового. Улицы почти что с самого начала строили и мостили для того, чтобы по ним ездили не только лошади и телеги: автомобили давно перестали быть редкостью для столицы, хоть и владели ими только обеспеченные люди. По центру ходили громоздкие пневматические трамваи, в южных районах, где преобладали холмы, использовались канатные.

Поскольку именно в столице располагался Центр, то Хор знал многие её уголки: за время своей одаренности сумел изучить, благо память всегда была хорошей. После всех хождений, прогулок, бегов и приключений какие-то места стали неприятными, какие-то — даже пугающими, но в целом он любил этот бурный город. Здесь находились главные учебные заведения для наследников наиболее известных фамилий, однако Мистерали, хоть и жили во всех Мирах, учились только в Грозовом.

Хору потребовалось двадцать минут, чтобы дойти от любимейшего Центра до скромного здания Академии Культуры, окруженного кирпичной оградой, в некоторых местах оплетенной диким виноградом. Поскольку даже чиновники из правительства признавали в деятелях культуры романтически настроенных личностей, здесь имелся сад, которому, впрочем, доставалось от всех технических аспектов планировки города.

Неподалеку от Академии пыхтели негустым дымом трубы завода дирижаблей, работавшего преимущественно на топливе с примесью магии и оттого не мешавшего жителям, но все северные растения покрывались в таких условиях желтоватым налетом, и удобрения мало помогали. От аварий того же завода, уже ставших привычным явлением, в землю уходили разные вещества с частицами магии, и нередко все это впитывали цветы и деревья. Поэтому сад был не идеальным местом для получения вдохновения, но других поблизости точно не удалось бы найти. Несмотря на все неудобства расположения, он стал маленьким прекрасным уголком столицы, но пускали сюда только учителей, учеников и тех, кто имел к ним серьезные дела.

Хор имел такое дело к одной из учениц, правда, предпочитал его скрывать, так что для разговора пришлось придумать другой повод. Здесь, в Академии, жила и училась сейчас Илана Кровиндаст, родная дочь Рондера Мистераля, сводная сестра Адилунд Раль. В своем плане встреч с представителями почтеннейшего семейства Мистераль Хор поставил на первое место именно Халану, поскольку поговорить с ней, не раскрывая своих намерений, было проще всего. Учеников Академии Культуры не учили притворяться и лгать — наоборот, наиболее явно демонстрировать чувства через искусство.

Хор не собирался заявлять всем сразу о том, что он изучает Мистералей и все, что с ними связано. Существовало прикрытие сегодняшнего похода: ему якобы требовалась встреча с представителем Мистералей в Квемере по поводу Раль, однако Хор не знал этого представителя и пытался выйти на контакт с ним через Илану.

Возле ворот Академии стояло двое драгун в парадной форме. Это была традиция — с тех времен, когда именно в этом маленьком здании размещалась резиденция короля. Размещалась, надо сказать, не более трех недель. Через некоторое время королевская власть перестала существовать, во главе страны стали четверо Эссентессеров, однако солдаты, охранявшие Академию Культуры, вместо обычной формы продолжали носить парадную драгунскую.

— Вы чей гость? — строго спросил один из них у Хора, в то время как второй, улыбаясь, беседовал с молоденькой девушкой.

— Не имею приглашения, но мне необходима встреча с Иланой Кровиндаст по поводу представительства Мистералей в Квемере, — неторопливо ответил Хор, замечая, как поскучнело лицо собеседника.

— Ваше имя?

— Мальс Хор, из неопределенных, — он предпочитал говорить «неопределенные», а не «одаренные».

— Проходите, — кивнул драгун и бросил взгляд в сторону высоких домов: где-то между ними пряталась старая часовая башня, которая звонила каждые пятнадцать минут. — У вас не больше часа, иначе — штраф.

Такие правила действовали фактически во всех центрах обучения наследников знатных семей, так что Хор не удивился строгости и, поблагодарив, прошел на территорию Академии.

Выложенная розовыми и белыми камнями дорожка вела вдоль изящных клумб к центральному входу. Цветов тут было много: на клумбах, в вазонах и подвесных горшках. Среди невысоких кустов и ровно подстриженной травы прогуливалось несколько людей, трое с этюдниками сидели на небольшом расстоянии друг от друга, а дальше от них бил фонтан, увенчанный склоненной женской фигурой. Был слышен негромкий щебет местных птиц.

На минуту задержавшись возле ворот, Хор зашагал дальше, к центральному входу, и тут сзади послышался быстрый топот и сопение. Его обогнал паренек лет пятнадцати с вьщимися волосами до плеч и озорными глазами.

— Вам же к Халане, да? Я провожу, — выпалил он.

— Вы здесь учитесь? — Хор соблюдал классическую вежливость. Он мог говорить «вы» и младенцу.

— Ухаживаю за садом, — сообщил паренек. — У нас тут больше девушек, чем мужчин, — это он произнес со снисходительностью, явно относя себя к настоящим мужчинам, — так что всю работу ученики выполнить не могут. Вот я и помогаю в свободное время.

— В свободное? — приподнял бровь Хор, продолжая идти медленным шагом. — Значит, учитесь? Или работаете?

— Учусь, — ответил проводник. — Но… это не важно, в общем, — он со смехом махнул рукой. — Не вашего размерчика эта «академия». Но в саду я работать люблю: сколько бы ни нервничал — успокаиваешься. Мое имя Чармэл. Чармэл Хусту, я младший брат госпожи Хусту, которая предподает пение.

Возле самого входа он потянул Хора по другой дорожке влево.

— Обойдем — и с черного, — подмигнул Чармэл. — Здесь не очень любят, когда ходят в учебное время с центрального. Да и через него дольше. Здание старое, ему почти столько же лет, сколько Квемере, и иногда в переходах можно запутаться. Хотя не так, как в «задире», конечно.

— В «задире»? — поинтресовался Хор.

Они шли возле самой нежно-голубого цвета стены, украшенной лепниной, и направлялись, видимо к неприметной темно-синей двери.

— Ну да, «задира», — Чармэл хихикнул. — Завод дирижаблей. Мы все его так зовем.

— Мы — это кто?

— Те, кто там работает или проходит обучение. Я вот учусь, чтобы потом устранять все аварии и спасать наш чудесный сад. Потому и пошел на завод. А как выдастся свободное время — сразу сюда, в «кулек», то есть в Академию Культуры, к сестре и яблоням. Яблони я очень люблю, — пояснил Чармэл.

Чуть не заглушая его, из открытого окна послышалось звучание хорового пения. Проводник заулыбался. Да, ведь его сестра как раз преподавала пение.

— Нам сюда, — указал Чармэл на ту самую темно-синюю дверь. — Да, кстати, не вздумайте называть при ком-то из наших Академию «кульком». Обидятся. Это привилегия тех, кто здесь учится или работает, а вы вроде как посторонний.

— Хорошо, не буду, — кивнул Хор.

Ему вдруг подумалось, что такие грубоватые, но добрые названия вроде «задиры» и «кулька» люди придумывают лишь тому, что действительно любят, и потом произносят их с гордостью, считая, что это не принижает, а наоборот, повышает авторитет учебного заведения. Центру Одаренных Хор мог бы придумать кличку, но она звучала бы просто оскорблением. Для него не нашлось своего «кулька», и бывший наследник семьи Хорана стал одиночкой.

За дверью оказалась лестница с совсем низкими ступенями, так что можно было без лишних усилий одним шагом преодолевать сразу две. Чармэл вообще прыгал на три. Они поднялись на второй этаж и через дверь из светлого дерева прошли в пустой и тихий коридор. Сделав буквально пять шагов, жизнерадостный проводник свернул направо, к невысокой двери с номером сто семнадцать.

За ней было совсем узкое помещение, явно подсобное: два ряда шкафов и узкий проход между ними, в данный момент загороженный открытой дверцей одного из шкафа.

— Обратно сами дойдете, — сообщил Чармэл и шмыгнул в коридор.

За дверцей усиленнее зашуршали и завозились, а затем она с неприятным скрипом закрылась, и Хор увидел того, к кому его привел Чармэл. Это однозначно была не Халана Кровиндаст. Молодой человек лет двадцать-двадцати пяти. Русые с рыжеватым отливом волосы, зачесанные вверх, юркие темные глаза и идеально ровная осанка. Он стряхнул с рук белую пыль, похожую на мел, и протянул Хору ладонь.

— Эвальд Мистераль. Наследник, а заодно и представитель семьи Мистераль в Квемере.

========== Глава 2. Недослышанное ==========

Хор просчитался, думая, что если наследник Мистералей находится в столице, то информация о нем обязательно где-нибудь проскользнет — в газетах или в разговорах различных представителей знатных семей, а их в Центре хватало. Он решил, что предложит Халане связаться с родными, якобы желая что-то сделать для Раль, и ожидал получить отказ. Полноправный представитель Мистералей, с дружелюбным видом протягивающий ладонь и готовый помочь, в эту комбинацию совсем не вписывался.

— Мальс Хор, — Хор ответил рукопожатием, не стремясь скрыть свое имя после того, как уже назвал его охране.

— Можно сказать, земляки, — лицо Эвальда просветлело. И вряд ли он насмехался.

— Увы, но я принадлежу Квемере, — ровным тоном произнес Хор, слегка напрягаясь из-за столь светлого настроения собеседника, который вообще-то должен был его заподозрить в неясных делах со своими назваными сестрами.

— Я — тоже, — по-прежнему приветливо сообщил молодой Мистераль, небрежным жестом поправляя на плече темно-красный жилет, из-за чего на дорогой ткани остался едва заметный белый след. Его одежда хоть и была сшита в ателье, но практически соответствовала форме Академии Культуры: классический комплект из брюк, совсем новой рубашки и жилета с одним-единственным карманом, только эмблемы учебного заведения не хватало. Видимо, таким образом Эвальд старался не выделяться среди учеников. — С этим представительством ничего не поделаешь, приходится сидеть здесь и практически ничего не делать. Да, кстати, чуть не забыл: вы ведь интересовались моей сестрой, да? Она вам нужна, а не представитель нашей семьи? И зачем же?

Хор задержался с ответом на три секунды, а Эвальд уже беззаботно махнул рукой:

— Не хотите — не рассказывайте, дело ваше. Правда, Илана сейчас на уроках, — его тон стал чуть ли не извиняющимся, — но через полчасика освободится, и тогда вы с ней поговорите. Прошу прощения, что влез в это, — да, наследник семьи Мистераль действительно извинялся, хотя по всем правилам приличия просить прощения и объяснять надлежало Хору, — но мне было интересно, кто же захотел встретиться с моей сестрой. Если хотите, можете эти полчаса походить по Академии: здесь хватает необычных вещей, я покажу.

— Благодарю за любезность, но — нет, — сдержанно отказался Хор. Собеседник стал для него настоящей сенсацией: прочие наследники знатных семей так себя не вели. — Увы, полчаса для меня слишком много. Придется зайти в другой раз.

— Погодите! — воскликнул Эвальд.

Он шагнул к столу, подхватил лист бумаги и перо, открыл чернильницу и набросал несколько строк. Все это наследник Мистералей проделал стремительно и вместе с тем изящно, без шума и лишних движений.

— Вот, возьмите адрес. На этой квартире собираемся мы все вместе, Илана обязательно придет. Вы умеете играть на рояле? — внезапно спросил Эвальд.

— Да, — кивнул Хор, принимая сложенный вдвое лист.

— Тогда обязательно приходите сегодня в половину седьмого. Будем вас ждать. Дорогу до выхода найдете?

***

Раль сидела за столом, положив на него левую руку и внимательно глядя на красные точки, следы от блокираторов, выделяющиеся на бледной коже полумеханического предплечья. Пару сотен лет назад протезами называлось что-то полностью искусственное, однако умельцы-маги Крылатого Мира научились сочетать живое и неживое. Детали механизмов теперь с легкостью встраивались в организм, добавляя то, чего ему не хватало. Во многих случаях полностью заменять конечность не было смысла: просто заместо плоти кое-где вставлялся металл, и этого хватало. Раль знала одного мужчину, которому удалили гангрену на локте, а кисть, вполне живая, прекрасно работала, только нервные импульсы к ней поставлялись через провода протеза, движимые магической энергией.

Где-то на середине предплечья Раль располагался четырехугольник фиолетовых пятнышек, «дар-родинок», как их называли. Точно такие же пятнышки красовались на кончиках каждого из пальцев правой руки. Контакт дар-родинок позволял управлять примитивнейшим блокиратором энергии, появлявшемся при рождении у каждого человека с начала веков. По этим пятнам и узнавали в новорожденных будущих магов.

Тысячу лет назад люди почти не использовали заложенные в них возможности. Вырабатывавшаяся внутри человеческого тела энергия по законам природы уходила в окружающую среду точно так же, как тепло шло к холоду. Те, кто имел дар-родинки, в конце концов все же догадались, что одним касанием можно закрыть движение магии и накопить её в себе, а вторичным касанием — высвободить. Начав с примитивных действий, люди постепенно научились выполнять множество сложных операций при помощи своей энергии. Однако природный блокиратор, управляемый дар-родинками, позволял накопить не так уж много. И вот наступил тот момент, когда человек впервые применил искусственно созданный блокиратор, названный ключом.

В разных странах развитие магической науки происходило по-разному, но наиважнейшую роль во всем играли именно блокираторы, позволявшие сохранить огромное количество энергии и затем направить её в верное русло. Раль в свое время перепробовала немало ключей, сделанных как в Крылатом, так и в Грозовом Мирах. Сейчас это уже не имело смысла, потому что магии не осталось, весь высокий потенциал, каким юная Адилунд хвасталась названым сестрам и братьям, истощился. Сейчас она могла выжать из себя совсем немного, коснувшись пальцами дар-родинок.

Не помог даже протез: наполовину металлическое предплечье, чьи механизмы призваны были восстановить выработку энергии в организме. Кисть и пять сантиметров запястья с дар-родинками и следами от ключей оставались живыми, поэтому рука работала точно так же, как и обычная, не доставляя Раль никаких неудобств в физическом плане. Но протез, металлическую часть руки от дар-родинок до локтя, приходилось проверять после взаимодействия с энергиями других Краев, и вообще он требовал заботы, а пользы не приносил. Однако она привыкла.

Давно растерявшая свой дар Синди не пользовалась дополнительными блокираторами, но при спуске батерса часть высвободившейся энергии впиталась в тело, и она, закрыв дар-родинковый ключ, принялась спешно искать методы сохранить доставшуюся магию, потому что та исходила от механизмов Облачного Мира и не могла долго задерживаться в теле человека, прибывшего из Крылатого.

Желая, видимо, применить для чего-то эту энергию, Синди с радостью ухватилась за тот предложенный блокиратор, чтобы не искать ценную вещь самостоятельно. Она могла не волноваться: хоть красивая голубая полоска из металла на предплечье и была прекрасно заметна, но «эрго»-украшения, точь-в-точь повторяющие ключи, носили многие. Пластинка, закрепленная на руке иголками или даже незаметной ниточкой: пока не снимешь, не отличишь безделушку от блокиратора.

Синди носила «эрго» не раз, так что подозрений не возникло ни у кого.

Никто ничего не заметил.

Никто ничего не понял.

А она умерла.

Два помощника майора Тровена унесли тело, и сам он ушел вместе с ними, пообещав, что ещё вызовет к себе ученицу Адилунд Раль для подробного разговора. А она осталась сидеть в пустом классе, вновь слушая тишину, теперь уже не кажущуюся такой мертвой, но все равно отдававшую неприятным ощущением случившейся беды.

Марджорис ничего не сказала Раль о дальнейших действиях. Марджорис вообще не зашла, и дело было в умершей. В Синди преподавательницу, отвечающую за Крылатых, раздражало буквально все: и походка, и насмешливый взгляд, и постоянно сыплющиеся с языка остроты, и неуемное желание срывать дисциплину. Её шутки смущали и заставляли теряться большую половину одногруппниц. Синди Хассен умела убедительно издеваться, а вот шуток над собой терпеть не могла и всегда мстила. Могла оскорбиться так, что уходила из Центра прямо во время урока. Потом возвращалась с милой улыбочкой, но прощения не просила никогда.

До попадания в Центр Синди носила фамилию Аусхассен, а её представители имели немалое влияние в Облачном Мире, кроме того, отец строптивой ученицы был близко знаком с директрисой Ли Хан, потому-то излишне самостоятельная «одаренная» и продержалась здесь… до самой смерти. Раль не знала, кому понадобилась эта смерть. Читалось в ней нечто жестокое, не вписывающееся в обычные мотивы преступлений. Вряд ли Синди имела серьезных врагов, которые пошли бы на столь странную комбинацию… В чем же тогда причина?

Раль уже мечтала пойти на профильное занятие, лишь бы не переваривать в одиночестве случившееся, однако к месту приковывал долг. Некоторые секреты не следовало знать преподавателям из Центра Одаренных, даже Ли Хан, будь она трижды замечательным, дружелюбным и надежным человеком. На первом же профильном занятии Марджорис добралась бы до исследования её механической руки, а это сильно бы навредило Рондеру Мистералю и его брату, который жил в Крылатом Мире и занимался разработками в области протезирования.

В дверь осторожно постучали.

— Войдите, — произнесла Раль гораздо громче, чем полчаса назад Тровену.

В комнату шагнул парень лет двадцати, совершенно не вписывающийся в строгую обстановку Центра. Выбритая голова, черная рубашка, черная жилетка, ярко-красные брюки и красный же рисунок в виде зигзага на левой щеке. Такого ученика выгнала бы за дверь даже добрая Ли Хан — мыться и приводить себя в приличный вид. Впрочем, на лице нежданного гостя не читалось никакой дерзости — наоборот, в взгляде промелькнуло смущение. В руках он держал шляпу-котелок и старательно её мял, пытаясь, видимо, унять волнение. В общем, поведение и одежда составляли полную противоположность.

— Здравствуйте, — негромко произнесла Раль.

— Добрый день, — быстро ответил он и буквально впился в неё взглядом, изучая каждую черточку. Затем выдохнул. — Что с Синди?

— Вы имеете в виду Синди Хассен? — бесцветно прозвучал абсолютно бессмысленный вопрос.

Парень кивнул.

— Представьтесь, пожалуйста, — попросила Раль. Просто так рассказывать о смерти незнакомому, стороннему человеку она не хотела.

— Трэйгл Швэс, — его голос зазвучал увереннее. — Я её муж.

Брови Раль чуть приподнялись вверх, и она не успела открыть рот, как сразу же последовало уточнение:

— Мы поженились три месяца назад. Оба совершеннолетние, разрешение от Центра и глав фамилий в наличии, — Трэйгл произнес это механическим тоном — видимо, уже не раз повторял, когда люди вот так вот удивлялись.

— Значит, вот как, — медленно произнесла Раль. Она не умела правильно успокаивать людей, поэтому просто сказала: — Она умерла. Несчастный случай.

Трэйгл отшатнулся от неё, словно увидел перед собой что-то ужасное, а затем бегом выскочил из комнаты. По коридору загрохотал звук его шагов. Надо же, у Синди уже был муж, не менее выбивающийся из строгого порядка, но, наверное, любящий эту упрямую и острую на язык девушку. Теперь она умерла. А он жив.

Раль уронила голову на руки. Ну почему все сложилось так, что она не могла пойти на профильную практику?

***

Торговлей и доходами Хор не интересовался. Бросаясь в авантюры, он всегда делал это ради какой-то важной цели, которая стоила риска, и обогащение в список подобных целей не входило никогда. Недостатка в деньгах испытывать не приходилось: Центр Одаренных выплачивал ученикам сумму, которой хватало на все необходимое. Некоторые, так и не отвыкнув от красивой жизни, неразумно тратили эти средства и потом жаловались на тяжелые условия. Хор же сразу отделил для себя прошлое от настоящего, задвинул на самую дальнюю полку излишнее чувство собственного достоинства, а вместе с ним — и память о положении возвышающегося над всеми наследника известной фамилии. После этого стало гораздо проще надевать неказистую дешевую одежду и самому зашивать в ней дырки, ходить по грязным улочкам рядом с людьми, занимающими низшую ступеньку социальной лестницы, просить, а не приказывать, быть готовым к отказу и осознавать, что в твоей жизни все зависит только от тебя.

Он готовился к этому ещё с десяти лет, когда понял, что не желает вписываться во всю систему воспитания и обучения детей из знатных семей. Конечно, тогда ещё сохранялась надежда, что удастся подобрать себе удобную жизненную стезю, не совпадающую с гороскопом. Три года назад все окончательно прояснилось, и Хор сделался Хором, а столица приютила бесталанного гостя из Грозового Мира.

Довольно быстро он сумел приспособиться к здешней жизни, изучил весь северо-восточный район Квемеры и завел несколько полезных знакомств. Учился средне, ни за чем не гнался, в отличие от большинства одногруппников, мечтающих таки покинуть ненавистное учебное заведение. Хор не стремился приткнуться к какой-нибудь семье, его больше устраивало провести лет эдак пять-десять в Центре, сколько бы нелюбви тот ни вызывал, а потом, сделав все запланированное, попробовать начать собственный путь.

Первый год потратился на наблюдение и освоение, а затем неожиданным подарком явилось обращение одного из крылаток-одаренных, занимавшегося не совсем законными делами. Поскольку Хор показал себя как человека, не особо ценящего закон и государственную систему, то именно его и пожелал видеть своим заместителем Парвель, входивший в группу контрабандистов, но получивший новую фамилию и вынужденный вернуться обратно в Крылатый Мир. Он служил последним звеном в цепочке торговли кольцами памяти: несколько человек прятали их среди груза одного из кораблей, совершающего регулярные плавания до Тридоне, квемерского порта, а затем уже один из матросов, мирно отдыхая в таверне до отплытия, передавал приходящему туда Парвелю коробочку с контрабандой.

И теперь заняться этим предстояло уже Хору, который прошел несколько проверок от покидающего Квемеру авантюриста, и по их итогам остались довольны оба. Парвель — потому что избежал неприятностей, оставив всю систему в рабочем состоянии. А Хор — потому что ему требовался контроль над всеми попадающими в Квемеру кольцами памяти, чью судьбу приходилось тщательно отслеживать после продажи. Вообще комбинация со вступлением в контрабандисты выглядела чистого рода везением, свалившимся на голову просто так и оттого очень подозрительным. Возможность держать в руках большинство переправляемых сюда колец — при том, что его как раз интересовали эти кольца. Впрочем, «интересовали» — это было ещё слабо сказано, именно они служили главным ключом к тому делу, которое предстояло выполнить в первую очередь и ради которого Хор в свое время отказался от всех привилегий положения талантливого Ричарделя.

Парвель уехал в свой Крылатый Мир, а неделю спустя в комнате общежития обнаружилось письмо, гласившее, что получателю сего надлежит прийти в пять часов к памятнику Фэйна Эссентессера, дабы прояснить все нюансы договора об участии в поставке колец. Хора это не испугало, поскольку Парвель об этом предупреждал: теневая, незаконная жизнь Квемеры строго регулировалась людьми, которые так себя и называли — тени. Если длинно и более секретно — те, кто ходит в тени. Красивые иносказания с немалой примесью символизма они любили: Хору это слегка мешало, но он не возмущался.

Контрабандистов, находящихся под покровительством таинственной организации, именовали свободными торговцами: они не обременяли себя необходимостью платить некую сумму теням или как-то помогать им, просто не преступали принятых там правил, а взамен получали гарантию того, что ни один человек из организации не станет на них нападать.

— Те, у кого есть мозги и осторожность, а также нет достаточной наглости, — цедил тогда переговорщик-тень новому свободному торговцу, — вас не тронут. Прочие же поставят себя вне нашего закона. Нет, мы не станем им мстить из-за вас, но вы имеете полное право прикончить их, как последний сброд, и организация только одобрит это. Однако с полицией в любом случае разбирайтесь сами.

Ещё спустя неделю прибыл корабль из Серебряного Мира, и Хор смог получить первую партию колец. Он волновался, и все же дело прошло благополучно, а вскоре кольца перекочевали к торговцам из тени, пообещавшим, что о судьбе товара они проинформировать смогут.

И — потекло, пошло, постепенно прокладывая четкую колею. Хор осознавал, что действует против закона, но не беспокоился из-за этого. Во-первых, контрабанда не вредила никому и ничему, кроме, пожалуй, полной уверенности Серебряных в том, что их секреты самые лучшие и никогда никому не достанутся. Во-вторых, все это он проделывал ради серьезной цели, которая умудрилась быть ещё и благой. По крайней мере, для некоторых.

Через два месяца Хор впервые убил человека. Даже двух. Они вообразили, что неопытный торговец не сможет дать отпор, однако он сначала выстрелил по ногам, а потом и в голову, чтобы не создали шума. И хотя было жутковато нажимать на спусковой крючок, но Хор убедил себя в том, что избавляет столицу от действительно опасных, не подчиняющихся элементарным правилам людей, ведь они игнорировали даже теневые законы. В тот же вечер опять пришел вызов от организации, и его расспрашивали о случившемся, а потом мирно отпустили, сказав, что так и надо было поступить. Ещё спустя пару месяцев к опасным незаконным приключениям присоединилась Раль.

Они познакомились на общем занятии. Хор помнил, как тоненькая невысокая девушка с длинной косой темных волос, кончик которой она постоянно теребила, и большими зелеными глазами, в которых, на удивление, читалась искренность, доказывала преподавателю свою точку зрения. А говорили они как раз о системе образования и её нюансах. Впоследствии Хор ещё не раз встречал людей, не собирающихся выкладываться на полную или со всем соглашаться с учителями, но Адилунд Раль была первой. После урока они разговорились, и у неё оказался необычайно тихий и спокойный в обычное время голос.

— Я ведь не хотела спорить-то, — произносила Раль негромко и ровно, и не хотелось её просить, чтобы повторила звучнее. — Как будто оно мне нужно, самоутверждаться, показывать, какая я тут несогласная. Нет. Но я видела их лица — и вы видели, они же сидели и слушали это как великую истину. И потом надолго затвердили бы неправду. Я не могла оставаться в стороне, вот и выступила.

Обоих мотало по разным группам, но знакомство постепенно переросло в крепкую дружбу. Женихом и невестой их прекратили называть уже к концу первого учебного года, но поняли, что эта парочка расходиться не собирается. Казалось бы, что могло привлечь двух настолько противоположных людей? Хором двигал трезвый разум, Раль нередко руководствовалась чувствами. Он мог лукавить, изворачиваться, изображать приветливость по отношению к людям, которых ненавидел. Она долго не соглашалась на ложь, если считала цель недостаточно оправдывающей это средство. Он был необычайно практичным, она любила тишину, чтобы подумать обо всем на свете, не обязательно полезном.

Они во многом различались, становясь похожими лишь тогда, когда в Раль просыпалось её упрямство, — но ведь сошлись. В первую очередь из-за отношения к Центру Одаренных и его методам обучения. Кроме того, Адилунд оказалось прекрасной собеседницей, начитанной и владеющей многими темами. С ней было приятно проводить время: Хор отдыхал рядом с человеком, которые не стремился скрыть св чувства или надавить на собеседника, чтобы что-то у него выпросить. Раль нравилось дружить бескорыстно, она привыкла так дружить, а Хор постепенно учился у неё этому. Окончательно близки они стали после того, как Ли передела свое имя в Ли Хан, и по ей примеру Мальс превратился в Хора. Адилунд поддержала его и навеки сделалась Раль: он знал, что будет называть её так, даже если она уйдет в другой Мир с другой фамилией.

Совмещать добросовестную учебу и деятельность контрабандиста оказалось не так уж и просто, и Хор решил, что ему в этом деле необходима напарница. Раль оказалась самым подходящим вариантом. Правда, первый год она немного робела, зато вот потом начала свои вызовы судьбе. Судьба пока принимала их без раздражения, но могла и обидеться.

Полной тайны из своих теневых занятий Хор делать не мог, отдавая себе отчет в том, что некоторым вышестоящим людям эти мелочи прекрасно известны, ведь они тоже сотрудничали с организацией, получая от неё немало полезной информации. Теперь выяснилось, что к теням имеет отношение и Ли. Это не особо удивляло, ведь директриса была далека от идеала начальницы учебного заведения.

Ли Ханненсдон стола во главе Центра уже около шести лет. Когда Хор впервые её встретил, он уже знал, что к этой даме стоит относиться со всем вниманием. Невысокого роста, с семенящей походкой и изящными маленькими ножками, обутыми в неизменные черные туфли, директриса выглядела привлекательно, дружеским отношением отыскивая нужный подход к людям. Ли нередко появлялась среди учеников, чтобы сделать важное объявление, но никогда не выступала, если приходилось извещать одаренных о каких-либо негативных вещах. Таким образом её появление практически у всех стало ассоциироваться с хорошими событиями, а о плохих сообщали прочие преподаватели, с которыми у учеников и так имелись натянутые отношения. Директриса не вела уроков, не устраивала воспитательные беседы, вообще не входила в близкий контакт с одаренными, соответственно, не проявляя перед ними никаких отрицательных черт.

В общем, Ли Ханненсдон возвышалась над прочими преподавателями, как королева цветника учеников, не возделывающая землю, не остригающая кусты, не выдергивающая сорняки, но светлая и прекрасная, где-то вдали от всех раздающая указания и появляющаяся среди сада яркой бабочкой, радующей глаз. Это было по-своему мудро. Ведь в Центре появился хоть один преподаватель, которого одаренные уважали и даже любили. Подчеркнутый контраст между доброй директрисой и строгими учителями позволял ей добиваться большего благодаря мягкому поведению и доверию к ней со стороны учеников. Особенно хорошо это действовало на тех, кто упрямился только ради того, чтобы упрямиться.

Хор к этому разряду не относился — впрочем, как и Раль. Они оба упирались лишь тогда, когда имели на это веские причины, и сама Ли в таких случаях понимала, что ничего не сможет сделать, а потому не вмешивалась, дорожа своей репутацией доброго духа Центра Одаренных, а с непокорной ученицей, не желающей посещать профильные занятия, по нескольку раз в месяц говорила Марджорис Амитале Зорренд, отвечавшая за Крылатых.

Ли имела обширные связи среди высших и низших кругов. Фамилия Ханненсдон означала её принадлежность к сфере образования, но магическим даром она похвастаться не могла и вообще не происходила из какой-либо знатной семьи, однако среди семи высших фамилий Объединенного Мира директрису уважали. Она наверняка проворачивала некоторые интриги со своими учениками и их родственниками, и потому Хора не удивляло, что она контактировала с тенями.

Но среди одной семьи Ли не удалось получить осведомителей. Мистерали оставались закрытыми, и именно потому Хор получил сейчас задание выведать побольше о них. И главным источником сделался Эвальд, совершенно непонятный, дружелюбный и наверняка скрывающий за открытостью нечто серьезное. Сейчас, даже если не считать задание Ли, Хор хотел прийти на этот званый вечер, поскольку наследник семьи Мистераль очень его интересовал.

***

Впервые за последний месяц Эвальд решил провести совместный вечер, и Хемену, конечно же, позвали. Она сначала не очень хотела идти, но названый братец пообещал нового гостя, сведущего в истории и музыке, и отказ плавно сменился согласием. Хемена с удовольствием присутствовала на таких вечерах, если было с кем поболтать о нежно любимой истории. Особенно о военной, но знатоки сражений прошлого отыскивались вне стен родной Академии редко.

Хемена Ричардель занималась совсем не тем безобидным делом, какому посвятила себя её младшая сестра Илана. Старшей из дочерей Рондера Мистераля с самого детства была уготована иная стезя. Военная.

Девушка в темно-красном платье, сшитом не по последнему писку моды, но где-то по предпоследнему — обтяг талии без корсета и вышитые узоры на груди. Маленькая черная шляпка, венчающая невысокую прическу завитых волос, рыжих на грани красного: пожалуй, самый яркий оттенок естественного цвета. Длинный кружевной зонтик в руке, неспешные движения, тихий голос. Можно ли в таком человеке заподозрить бойца? Можно ли предположить, что эта тонкая рука, любящая порой сверкнуть серебряными кольцами, будет писать приказы, которые армия беспрекословно исполнит? Лет сто назад она вызывала бы у всех изумление, но нынешний Объединенный Мир с легкостью допускал подобные противоречия.

Составленный при рождении гороскоп и проявившаяся буквально во младенчестве тяга к мальчишеским занятиям предопределили судьбу Хемены. Она начала в подробностях изучать искусство ведения боя, и Грозовой Мир определенно ждала женщина-командующий, вышедшая из семьи Мистераль. Она гордилась своим положением, своими знаниями, своими успехами в Академии, своими способностями. И считала, что достигла большего, чем названый брат.

Эвальд Мистераль родился в Облачном Мире, но гороскоп и сложившиеся обстоятельства сделали его наследником Рондера Мистераля. Подобные перестановки давно принимались как должно в Объединенном Мире. Каждый высокопоставленный родитель знал, что, возможно, ему придется передать ребенка тому, кто обучил бы его лучше, чем специализирующиеся в другой области родные. Детей строго распределяли по способностям. Тех, кто оных не имел, либо отправляли в Центр Одаренных, либо использовали для заключения браков, объединявших разные семьи.

Лет в одиннадцать Эвальд получил фамилию Мистераль и очутился в Грозовом Мире, где царили представители его новой родни. До двадцати лет он проходил обучение у названого отца, Рондера Мистераля, и жил вместе с его дочерьми. Впрочем, они все тоже быстро разлетелись из родного дома, отправившись в столицу в различные Академии. Старшая, Хемена, готовилась стать военной, младшая, Илана, занялась живописью, и лишь средняя, Виорди, осталась рядом с матерью, ожидая брака с кем-либо из Грозового Мира. Адилунд Мистераль, ныне именуемая Адилунд Раль, была, как и Эвальд, лишь названой родственницей, воспитанницей, но гороскоп и оценка её талантов оказались ошибочными. Попав в семью в четыре с половиной года, она не оправдала надежд отца и в возрасте семнадцати лет оказалась в Центре Одаренных с неопределенным талантом.

С Хеменой они мало дружили ранее и редко виделись сейчас. На совместные вечера, куда Эвальд для двух названых сестер, причем больше для Иланы, приглашал разных интересных людей, Адилунд не приходила. Встречалась она только с Эви — и то не чаще раза в неделю, явно решив отгородиться от Мистералей.

Эвальду повезло с характером: необычайно легкий на подъем, он без труда переносил все кардинальные изменения в жизни. Казалось, для этого человека вообще не существовало чего-то, что могло бы привязать его к себе на длительное время. Названый брат интересовался всем одновременно, почти не расстраивался из-за неудач и мог спокойно бросить начатое дело, если на горизонте назревало нечто более любопытное. Ветреный, да. Ветреный математик. Ветреный финансист.

Эвальду все давалось без особых проблем. Педантизмом он никогда не страдал, но решал поставленные задачи качественно и скучал от перспективы долго и нудно работать с документами. Рондера это не смущало: он считал, что если дать Эви хорошего секретаря, то из наследника получится идеальный глава семьи Мистераль.

Эвальд помогал названому отцу с его делами, но последние два года находился в столице как представитель их фамилии, разбросанной по всем регионам-Мирам. Это немало облегчало жизнь Рондеру Мистералю, который не любил всех обязанностей, связанных со столицей. С Иланой и Хеменой Эви прекрасно ладил и постоянно обеспечивал им развлечения в виде таких вот вечеров. Правда, в последний месяц загрузили ответственностью Илану, да и он больше времени проводил там, где полагалось всегда быть представителю Мистералей. Но сегодня опять устраивался вечер.

В половину седьмого Хемена ещё шагала по главной улице Квемеры. Опаздывала, потому что задержалась на собеседовании с ректором. Впрочем, когда она стремительным шагом зашла в принадлежащую им квартиру, выяснилось, что новый гость тоже опаздывает. Хмуря светлые бровки, сестрица Илана с сожалением заметила, что, возможно, он вообще не придет. А Эви лишь пожал плечами:

— Придет. Не сомневайтесь.

Пока этот таинственный любитель опозданий задерживался, неуемная сестренка Илана воспользовалась ситуацией и занялась самым любимым делом: вытаскиванием всевозможной информации из старшей.

— А правда, что Маршал сейчас ищет себе преемника и для этого проводит кучу экзаменов в Военной Академии?

— Да кто его знает, этого Маршала, — не слишком-то вежливо высказалась Хемена, усаживаясь на диване рядом с сестрой. — Нас в это не посвящают. Экзаменуют по всем профилям, причем довольно жестко, но, в конце концов, я нахожусь на третьем курсе, и здесь все очень строго. С пятого, говорят, начинают на каждом уроке проверять знания, а тех, кто по итогам недели с ними плохо справился, сразу отправляют в низшие офицеры без возможности идти дальше.

— Да уж, весело вам живется, — пробормотала Илана Кровиндаст, которая в своей учебе утруждалась гораздо меньше, хоть и ворчала порой на слишком суровых преподавателей. Отец был гораздо требовательнее к своим дочерям, и теперь это помогало.

— Девочки, я побаиваюсь, что наш уважаемый гость просто заблудился в нашем квартале, — объявил с неизменной улыбкой Эви. — В конце концов, тут на половине домов едва номера найдешь, даже если знаешь, какая улица. А на нашей трехэтажечке же не написано, что именно тут гнездятся Мистерали. Так что я немного прогуляюсь — наверное, ему нужна помощь в ориентировании.

— А можно я с тобой? — моментально вызвалась Халана. Даже спустила правую ногу с дивана, где сидела на коленках, совсем как маленькая девочка.

— Не могу назвать это приятной прогулкой, так что лучше ты оставайся здесь. И стереги Хемин, — Эвальд подмигнул, — а то она без обещанного гостя того и гляди вздумает улизнуть.

— Как будущий полководец, я не улизну, а отойду с развернутыми знаменами, — с достоинством произнесла Хемена, хотя она, конечно же, шутила. — И вот тогда Илане будет малость сложно меня удержать.

— Она будет сражаться, как отряд грозовиков у Белой Горы, — пообещал Эвальд, напоминая про одно из легендарных сражений последней войны. — Так ведь? — и снова подмигнул младшей из Мистералей.

— Я постараюсь, — пообещала та.

Эви своим реактивным шагом покинул комнату, и скоро раздался щелчок закрываемой двери. Спущенная с дивана нога Иланы поднялась обратно, а её хозяйка тихонько хихикнула. Хемена промолчала. Эвальд предпочитал постоянно делать комплименты не старшей, а младшей — что ж, она не имела права винить его за такое особое отношение. Эти двое более сошлись по своему легкому характеру и оптимистичному взгляду на жизнь. Да и рядом они находились дольше: Хемена уехала на учебу раньше всех и возвращалась в родной дом только на лето.

Халана продолжала щебетать об экзаменах в обоих Академиях. Старшая сестра думала.

Маршал, один из четырех правителей Объединенного Мира, носивших фамилию Эссентессер, год назад лишился своего ученика и преемника. В их стране фамилии Эссентессер могли одновременно удостоиться только восемь человек: собственно Маршал, глава армии и полиции, Герцог, представлявший законодательную власть, Магистр, ведавший судопроизводством, Регент, отвечавший за магию, и ученики каждого из них.

В преемники люди выбирались также по гороскопу и способностям и могли получить это звание чуть ли не в младенчестве. Например, юная Кинэри Эссентессер, готовящаяся стать Герцогом после смерти действующего правителя, была выбрана в восемь. А вот Маршал решил взять себе в новые заместители одного из студентов Военной Академии, имеющего достаточно и способностей, и знаний. В этом был резон: в силу возраста Байонису Эссентессеру требовалось как можно быстрее подготовить преемника. Как именно он хотел выбрать — никто не знал, только ходило множество слухов, большинство которых Хемена считала чистой выдумкой.

Хлопнула дверь, застучало в прихожей. Илана встрепенулась, Хемена неторопливо повернула голову к входящему молодому человеку лет двадцати с учтивым, проницательным взглядом карих глаз. Коротко постриженные волосы цвета кленовых стволов слегка лохматились, но в целом гость выглядел аккуратным, и в нем чувствовалась даже какая-то военная подтянутость, свойственная людям из Академии. В сдержанно-вежливом выражении лица проскальзывало что-то знакомое, а затем Хемена поняла, что молодой человек напоминает ей Арктера Хорана. Поняла ещё, почему сравнила его волосы с кленами: гость казался такой же частью привычного Грозового Мира, как и кленовая аллея возле дома Мистералей.

— Позвольте вам представить Мальса Хора, — в комнату прошествовал по-прежнему веселый Эви, на которого сестры, занятые гостем, не обратили сразу внимания. — Он из Грозового Мира и умеет играть на рояле. Хор, это Хемена Ричардель и Илана Кровиндаст, мои названые сестры.

Гость улыбнулся, и это вышло у него несколько слащаво, однако в глазах оставалась искорка, не соответствующая общей сдержанности и вежливости. Мальс Хор, некогда наследник Арктера Хорана. Он был таким знакомым и вместе с тем таким новым…

***

— Пусть меня съест какая-нибудь тварь, если вы умеете ориентироваться в этом городе, — раздался позади жизнерадостный голос Эвальда.

Наследник Мистералей стоял на углу улицы, в странной манере наклонив голову вперед и исподлобья смотря на Хора. На лице была обычная приветливость, но он не улыбался даже краем губ.

— Я умею ориентироваться лишь в некоторых частях этого города, — с достоинством ответил Хор. На деле он потратил слишком много времени на изучение этого квартала, думая, что быстро разберется, где здесь нужный дом, но номера зданий на этой улице отплясывали нечто неприличное. — Спокойное детство наследника фамилии приучает к тому, что тебя просто доставляют в нужное место, — и он глянул на Эвальда, с интересом ожидая его реакцию на этот намек. И реакция не заставила себя ждать.

— Ах, да, раз уж мы затронули эту тему, — прежним легкомысленным тоном произнес наследник и представитель Мистералей. — Я сразу у вас спрашиваю: как вы относитесь к разговорам об Одаренных и их нелегкой доле? Я не люблю расстраивать своих гостей, а потому готов закрыть для бесед на нашем вечере все темы, которые вам не понравятся. Да, кстати, вы ведь гость, так что можете заранее ставить все причудливые условия, какие хотите. Никто не обидится.

— Обычно эти моменты обсуждают до того, как приглашают на вечера, — с усмешкой заметил Хор. — Однако спешу вас успокоить: я не слишком люблю Центр Одаренных как организацию, но не возражаю против своего там присутствия. Что же касается нелегкой доли… Фамилию «Хор» я предпочту и Ричарделям, и даже Эссентессерам. Вы можете называть меня по ней, а не по имени.

— Хорошо, — кивнул Эвальд и едва заметно улыбнулся. — Однако не повторяйте этого перед Хемин, она же Ричардель, может обидеться. И не скромничайте так, Эссентессером мечтает быть любой. Это возможность изменить мир.

Разумеется, на посту правителя это сделать удалось бы в любом случае, но для некоторых вещей становиться правителем не требовалось.

— А вы бы мечтали? — серьезно спросил Хор.

— Разумеется, — он ответил стремительно, чуть не перекрыв ответом вопрос. — Впрочем… может, есть нечто ценное и в моем нынешнем положении, то, чего я не нашел бы на верхушке. И все же носить фамилию Эссентессер прекрасно.

Хор покачал головой:

— Я хотел бы оставаться только собой. Мальсом Хором. Да, не очень-то почетно, зато оригинально. Я единственный в своем роде — в буквальном смысле.

Эвальд снова улыбнулся.

— Такое может сказать каждый. Я тоже… единственный в своем роде. Идемте.

Они неторопливо двинулись по улице, а Хор задумчиво поглядывал на спутника, вспоминая, что о нем говорилось в материалах, собранных Ли. Похоже, об Эссентессерах он говорил не просто так, потому что было время, когда Эвальда пытались перевести в Зорренды, причем с самыми высокими результатами тестирования. Но не сложилось, появились более подходящие кандидатуры, и в конце концов приняли решение отправить двенадцатилетнего мальчика в семью Мистералей, где имел большую важность переход наследника из другой фамилии, поскольку своих наследников не существовало.

Среди семей Объединенного Мира центральное положение занимали семь: Ричардели, военные, из которых выбирался Маршал, Тиргирхольды, администраторы, из которых выбирался Герцог, Аусхассены, специалисты судопроизводства, из которых выбирался Магистр, Зорренды, сильные маги и ученые, из которых выбирался Регент, Хорана, ведающие промышленностью, Мистерали, распоряжавшиеся финансами, и Каэндра, нагруженные канцелярскими делами.

Представители первых четырех фамилий, соответствующих четырем ветвям власти, занимали ведущие посты во всех регионах. Тем не менее, фактическими правителями каждого Края становились главы остальных трех. Таким образом Облачным управляли Эссентессеры, Грозовым — Мистерали, Крылатым — Хорана, а Серебряным — Каэндра. Так что, становясь наследником, Эвальд получал перспективу в будущем сделаться человеком, стоящим лишь на одну ступеньку ниже Эссентессеров. Но, в отличие от четырех фамилий-«заместителей», как их называли, он уже не имел шанса оказаться на самой высокой ступеньке.

Сотню лет назад в королевстве Саанг произошел переворот, направленный против королевской власти. В результате правителем стал Фэйн Эссентессер, поменявший всю государственную систему. Благодаря ему появилось четверо правителей-Эссентессеров, и под их управлением страна начала расширяться, пока не заняла три из четырех материков. Она получила новое имя — Объединенный Мир, а фамилия Фэйна стала её знаменем. И все же Мальс Хор знал одну вещь. Может, во времена первого Эссентессера все эти преобразования виделись огромной пользой, то теперь некоторые из них не мешало преобразовать ещё разок.

Они прошагали к тому самому зданию, вокруг которого Хору уже довелось пройтись. Запачканный, едва различаемый номер располагался невысоко, но рядом с ним рос потрепанный куст, который и закрывал обзор. Эвальд рассказывал о своих названых сестрах примерно то, что содержалось в документах от Ли Ханненсдон, и больше всего в этом рассказе мелькало имя Халаны, раз пять была названа Хемена, вернее, как он её называл, Хемин, а о Хорди и Раль наследник Мистералей не упомянул вообще.

Они поднялись на второй этаж, и Эвальд толкнул слегка приоткрытую дверь с цифрой «17», а затем вежливо пропустил гостя вперед. Из узкой прихожей, где на вешалке Хор заметил два дамских плаща, он прошел в просторную гостиную. Бледно-желтые обои, несколько пейзажей в золоченых рамах на стенах, цветастый ковер под ногами. Возле стены находился длинный диван, на котором восседали две девушки. К нему придвинули узкий стол, накрытый для чаепития, а по бокам располагались ещё два пустующих стула. Вся мебель была одним гарнитуром, из янтарно-золотистой древесины, с резьбой. Хор оценил возраст и цену всего этого и вспомнил, что находится в квартире финансиста Мистераля. Почетное место в углу занимал рояль — тоже дорогая вещь, сделанная престижной фирмой.

— Позвольте вам представить Мальса Хора, — зазвучал звонкий голос организатора вечера. — Он из Грозового Мира и умеет играть на рояле. Хор, это Хемена Ричардель и Илана Кровиндаст, мои названые сестры.

— Приятно познакомиться, — первой произнесла девушка с ярко-рыжими, почти алыми волосами, спрятанными в простую прическу под маленькой черной шляпкой. По твердому голосу можно было сделать вывод, что из двух дам именно эта занимается войной. Да и её преисполненное достоинства лицо напоминало те лица, какие Хор видел в пору своего обучения военному делу десять лет назад. С той поры многое утекло, сменились не раз и учителя, и занятие, но кое-что твердо осталось в памяти.

— Рада познакомиться, — улыбнулась вторая, с более светлой рыжиной и дружелюбием в глазах, как у брата. В этой девушке чувствовалась тонкость, потому Хор и определил в ней творческую натуру. Хоть выражение лица и светилось радостью, однако чуть прищуренный левый глаз выдавал в ней хитрость, свойственную и названому брату. Халана Кровиндаст тоже носила изящную маску, вряд ли проявляя полную искренность. Она была одета в простое платье с широким белым воротником, рукавами чуть длиннее локтей, цветочными узорами и туго завязанным шелковым поясом.

— К нам кто-то ещё придет сегодня, Эвальд? — властно спросила Хемена.

Тот развел руками.

— Я не нашел большого количества кавалеров, достойных вашего общества, — молодой Мистераль стремительно проскользнул мимо Хора и в два шага очутился возле дам. — Однако я надеюсь, что отсутствие поклонников скрасит музыка. Не так ли, Хор?

— Вы предпочитаете усеченную фамилию имени? Интересно, — произнесла Хемена. Прямая осанка, высоко поднятая голова — в этой комнате юная Ричардель выглядела самой старшей на фоне улыбчивого названого брата. — Эви, ты уже потряс нашего гостя своей чудовищной прямотой и узнал, почему это так?

— Его сложно потрясти, — Эвальд легонько двинул бровями. — Да, я узнал, но ваша прямота, сестрица, не менее чудовищна.

— Она идет в ход лишь тогда, когда я знаю, что никого ей не раню, — невозмутимо отозвалась Хемена. — Итак?

— Я люблю свою фамилию, — ответил вместо хозяина гость. — Может, от знакомых вам учеников Центра Одаренных вы и слышали негодование по поводу всего, что с оным Центром связано, но ко мне это не относится. — К нему это действительно не относилось, потому что Хор предпочитал сохранять все негодование в мыслях.

Илана наморщила брови.

— Может, не будем про эту тему?

— Странно, — заметил Хор. — Ваша сестра немного другого мнения.

— Нет, ну давайте правда не будем, — тонким голосом повторила Илана, по-прежнему щуря левый глаз. — У нас радостный вечер — отложим все серьезные разговоры. Вы с Эви ещё встретитесь не раз и успеете все это выяснить, а сейчас вы ведь сыграете нам на рояле?

— Безусловно, — Хор учтиво наклонил голову.

Он прошествовал к стоящему в углу инструменту, присел на невысокий табурет и открыл крышку рояля, отмечая золотые с завитушками буквы на ней: «Сermean». Одна из лучших фирм. Эвальд разбирался в инструментах.

— Что угодно услышать прекрасным дамам? — Хор непринужденно протянул ноги вперед и скрестил их в щиколотках, опустив пятки на педальную коробку. Пользоваться педалями во время игры он не любил и думал, что сегодня обойдется без этого.

— Программу вечера составляю я, прошу прощения, — встрял Эвальд. Он в два шага оказался возле одного из стульев и поднял с него десяток листов с нотами. — Скажите, вам доводилось играть легкомысленного содержания песни? Вернее, аккомпанировать им?

— Доводилось пару раз, — пожал плечами Хор. — Однако я мог бы исполнить нечто более достойное, — краем глаза он отметил, что Илана при этих словах хихикнула. Хемена оставалась царственно спокойной.

— В следующий раз, — постановил Эвальд и, шагнув к роялю, торжественно вручил гостю ноты. — Вы знаете мотив «Голубых ворот»?

Хор удивленно приподнял брови.

— Это же такой… примитив, — нашел он нужное слово, хотя хотелось сказать нечто более резкое.

— Если знаете главную мелодию, то особых проблем возникнуть не должно, — Эвальд водрузил ноты на подставку. — Со всеми нюансами аккомпанемента разберетесь? Я дам вам время познакомиться с нотами, можете даже порепетировать.

— Зачем? — удивился Хор. — Там же идет сплошной повтор, я мог бы и с первого раза сыграть.

— Не хорохорьтесь перед дамами, — улыбнулся Эвальд. — Вы это с первого раза не сыграете.

— Думаете, в семье Хорана не было хороших учителей музыки? — мягко спросил Хор. — Я получил прекрасное образование до того, как меня записали в одаренные. Вы будете петь? Я начну.

— Ладно, как хотите, — пожал плечами Эвальд, с легкостью отказавшись от своей позиции. — Там мудреная гармония, но, надеюсь, вы справитесь. Я буду петь не «Голубые ворота», а стихотворение того же ритма, но более качественное. К сожалению, ещё не нашлось композитора, который сочинил бы к нему музыку.

Хор положил руки на клавиши и рассеянно глянул в ноты, зная, что музыка действительно примитивная: всего одна мелодическая строка на протяжении всей песни — и только в самом конце небольшие изменения. Эвальд развернулся к сестрам.

— Начали?

Хор кивнул и неторопливо заиграл начало, отгоняя из мыслей саму песню, не самую красивую.

— Ах, судьба-проказница, ах, судьба-шалунья, — вступил мягкий баритон Эвальда — и внезапно на последнем слоге сделал изящный ход вверх. Рояль в сочетании с этим прозвучал фальшиво, и Хор сбился; пальцы левой руки ускакали на совсем не те клавиши. Он с досадой поднял ладони, понимая, что уже не успеет за темпом певца: пел наследник Мистералей так же быстро, как и говорил. А ноты и впрямь оказались непростыми.

Эвальд улыбнулся — совершенно без сарказма. Хор пожал плечами.

— Вы говорили, что песни будут достойными. По началу этой я уже понял, что достойной в том смысле слова, к какому привык я, её назвать нельзя, — произнес опростоволосившийся музыкант с прежней невозмутимостью.

— Так вам не понравилась песня? — улыбка Эвальда стала слегка виноватой. — Я всегда откладываю наиболее эффектные вещи под конец выступления, а эта не столь дурна, как вам могло показаться. Вы ведь разобрались с гармонией, да?

Позади раздался жизнерадостный смешок, принадлежавший, очевидно, Илане.

— Разобрался, — кивнул Хор.

— И о чем же вы хотите услышать? — деловито поинтересовался Эвальд.

— Я хочу услышать достойную песню, — просто ответил Хор. — Да, кстати, а откуда у вас эти тексты?

Эвальд порылся в кармане и извлек сложенный листок бумаги, исписанный так плотно, что весь казался синим. Видимо, именно здесь и содержались все тексты, выученные им наизусть.

— Один из моих хороших друзей, бывавший, к слову сказать, на этих вечерах, работает в небольшом литературном журнале, куда приносят на публикацию стихи. Среди них попадаются совершенно любопытные экземпляры, — развернув свой листок, он принялся сосредоточенно всматриваться в массив мелких букв. Потом перевернул чудо-записку вверх ногами и довольно кивнул. — Тут, например, великолепно описан закат.

— Эви, вот про закат не надо, — вдруг серьезно сказала Илана.

— Прости, — Эвальд на две секунды обернулся к сестре и виновато ей улыбнулся. — Я забыл. У нас тут свои традиции, — пояснил он уже Хору. — Закат придется отложить, все легкие по содержанию вещи — тоже. Значит… — Эвальд на мгновение наморщил лоб. — Возьмем вот это. Мотив «Желанной» знаете?

— Плохо, — признался Хор. Мотив-то он знал, но понимал, что ноты и в этот раз окажутся непростыми.

— В таком случае гляньте, — Эвальд выудил из десятка листов с нотами нужный. — Тут уже не столь мудрено, но все равно некоторые моменты могут показаться непривычными. Я люблю красивые фортепианные аккомпанементы, потому и стараюсь добывать наиболее причудливые. Вы уж простите. Хемин, пока наш гость изучает мелодию будущей песни, не могла бы ты рассказать о последнем экзамене?

— Да, да, расскажи, — присоединилась к просьбе Илана, с неизменным задором щурясь.

— Вы имеете в виду тактический, когда нас вывезли в поле, дали в подчинение по отряду солдат и устроили войну всех со всеми? — усмехнулась Хемена, скрестив руки на груди. — О да, это было весело, но я не могу рассказывать государственные тайны при постороннем.

Посторонний тихонько хмыкнул и занялся нотами, делая вид, что полностью сосредоточен на них. Разумеется, с первого раза сыграть мудреную мелодию не вышло.

— Сколько будут ещё длиться твои экзамены? — полюбопытствовала Илана.

— Предлагаю закрыть и эту тему, — прямо, безо всяких намеков сказала Хемена. — Мне хватает напряженности со всеми экзаменами, а на наших вечерах не говорят о делах и беспокойных вещах. Лучше ты что-нибудь расскажи, Эви. Как там твои обязанности? Почему ты на целый месяц забросил наши вечера?

Эвальд развел руками:

— Обязанностей мало, но занятости хватает. И не только у меня.

— Ага, хватает, — хихикнув, вступила Илана. — Ты занимаешься тем, что присматриваешь за двумя Академиями, где учатся твои сестры, и только самостоятельность Адилунд не позволяет тебе влезать в дела Центра Одаренных.

— Да даже не в том дело, — тон Эвальда оставался таким же веселым. — Просто Центр Одаренных есть Центр Одаренных, у них свои законы. Не так ли, Хор?

Тот умудрился попасть в ноты одновременно с ответом:

— Именно, но законы могут меняться.

— И вы считаете себя тем человеком, который способен их поменять? — моментально произнес Эвальд.

Хор кивнул, ничего не сказав, и минорным аккордом завершил сыгранный аккомпанемент. А затем вежливо улыбнулся:

— Начали?

Эвальд серьезно кивнул. Пальцы Хора легонько двинулись по клавишам, рождая немного грустный мотив песни о любви, а в музыку вплетались строгие слова:

Да, я давно позабыл слово «честность»,

Впрочем, я честным и раньше не был.

Слава, богатство, почет и известность,

В каждой улыбке — свой скрытый посыл.

Я — это книга. Я — буквы и точки.

Ты прочтешь то лишь, что должен прочесть.

Жестами, взглядом пишу эти строчки:

Вызов, угрозу иль добрую весть.

Мертвенно сдержан; не подозревайте:

Чист, как поля моей книги чисты.

Черным по белому все: прочитайте,

Если вам пальцы не режут листы.

Точки и буквы — фантомы и маски,

Шорох страниц — новый текст каждый миг.

Ночью, во сне, голос мамы без ласки

Спросит сурово: «Чего ты достиг?»

Нет, я не сказка: роман. Или драма.

Суть всю раскрою, когда придет срок.

Я совершил очень многое, мама.

Но я молчу. Ты — читай между строк.

Песня стихла, и некоторое время они все ничего не говорили. Лицо Эвальда было задумчивым, привычных оживляющих атмосферу фраз он не произносил, потому-то и продолжалась тишина. Сестры не отрывали взгляда от неподвижного брата, Хемена хмурилась, прищуренный глаз Иланы совершенно не сочетался с проникнутым внезапной серьезностью выражением лица, а Хор понимал, что если кто и имеет право нарушить молчание, то только не он. Но пауза затягивалась.

— Кто сочинил эту вещь? — наконец негромко спросил гость.

Эвальд тряхнул головой, словно оттаяв, и нервно улыбнулся:

— Один мой знакомый.

— Тот, кто работает в газете, или тот, кто прислал туда свои стихи? — ровным тоном поинтересовалась Илана. Её смешки и веселая улыбка уже не сопровождали каждое слово, а в глазах не блестел интерес.

Эвальд неторопливо перевел взгляд на неё и пожал плечами:

— Нет. Он не горел желанием представить свои творения общественности, но я решил по-другому.

— Погоди-ка, — приподняла бровь Хемена. Хотя она сохраняла непроницаемое выражение лица, но пальцы правой руки нервно сжимались. — Ты хочешь сказать, что автор этих стихов не давал позволения их кому-либо читать, а ты взял и все это нам спел, наперекор его воле?

— Да ладно тебе. — махнул рукой Эвальд, досадливо поморщившись. — Мы с этим человеком давние друзья, и как-нибудь уж разберемся, это не великая трагедия. Да и не было с его стороны такого категоричного запрета.

Хемена повела плечами, и на некоторое время воцарилась неловкая тишина.

— А вам не кажется, — вдруг тихо произнес Хор, — что это все же неправильно? Это стихотворение сочинено не для того, чтобы штурмовать с ним журнал и потом гордиться публикацией. Оно… Очень личное.

Опять повисла тишина. Хор не до конца понимал себя: собирался оставаться незаметным и влез, хотя его никто не просил. Песня зацепила. Вроде и не такое уж произведение искусства, но сочетание слов, музыки и того, как Эвальд её пел, неожиданно дало прочувствовать это стихотворение, и Хор не сомневался, что те же чувства испытывал автор, когда писал. Глухая тоска, скрытая от окружающих твердой стеной невозмутимости и привычки показывать лишь то, что надо собеседнику.

— Вы даже не знаете, кто это написал, — пожал плечами Эвальд, выглядя почти беззаботно. — Поэтому я не вижу ничего страшного.

— Пожалуй, да, — протянула Хемена.

Илана начала говорить что-то о живописи. Вечер продолжался, только в нем уже не чувствовалось прежних покоя и искренности.

***

Раль занимала в общежитии Центра Одаренных небольшую комнатку с видом во двор, обычно пустой и унылый. Ученики его не любили, и довольно редко кто-нибудь бродил здесь, заучивая материал, или устраивал встречи. Только ветер гонял по грязным камням бумажный мусор и горстку желтых листьев. Смотреть в окно Раль не любила даже при самом мрачном настроении, поэтому почти всегда закрывала его шторой, тратя больше денег на лампу, поскольку оплачиваемый администрацией тускловатый свет люстры начинал работать лишь после заката.

Был уже вечер, занятия в Центре давно закончились, и все ученики разошлись по домам или комнатам в общежитии. Стало тихо и темно. Солнце клонилось к закату, и наступила та ровная, не гнетущая нисколько тишина, к которой Раль стремилась каждый день после суеты, шума и беспокойства учебного дня. Только сегодня эта тишина не избавляла от мыслей о Синди, Тровене, Трэйгле. И о загадочном безжалостном человеке, который передал Синди блокиратор. Казалось, все это ничем уже не вытравить из головы, казалось, трагическая история навеки поселилась внутри, заставляя вновь и вновь возвращаться к ней, заново обдумывать, заново прокручивать все события. Она выгнала даже привычные мысли о риске, о везении, которое служило знаком возвращения магии.

В комнате с зашторенными окнами царила полутьма, но это не мешало Раль: она могла с закрытыми глазами ходить здесь и отыскивать нужные вещи, поскольку почти всегда поддерживала четкий порядок. Сейчас предметы вокруг выступали неясными силуэтами, но она ясно представляла себе до мельчайших деталей узкую кровать, уютное кресло-качалку, простой стул рядом, маленький стол в углу, книжную полку над ним и комод, на котором располагалось несколько расписанных фарфоровых тарелок и фотография мамы в деревянной рамке. Скромный шкаф стоял возле самой двери, так что, когда её неаккуратно открывали, раздавался неизменный стук железной ручки об исцарапанную, покрытую старым лаком поверхность шкафа.

Раль зажгла лампу на столе, достала с полки книгу по магии Облачного мира, раскрыла наугад и попыталась увлечь себя чтением. Оторвал её внезапный стук в дверь. Девушки из общежития нередко заходили друг ко другу в гости, ведь по несколько человек в одной комнате не жили, а коротать осенние вечера без компании мало кто любил. Однако среди всех учениц Адилунд Раль слыла нелюдимой и скучной, оттого мало кто мог бы в позднее время зайти к ней без серьезной причины, да и действительно серьезных причин возникнуть не могло. Разве что… Синди. Это событие вычеркнуло сегодняшний день из списка привычных дней.

— Зайдите, — произнесла Раль приглушенно.

Скрипнула, открываясь, дверь.

— Простите, — произнес нервный мужской голос, и она увидела перед собой Трэйгла, выглядящего очень смущенным. — Я… Добрый вечер, — вспомнил о приличиях он.

— Вас не выгнали? — полувслух-полушепотом спросила удивленная Раль. — В женском крыле общежития в такое время…

— Как видите, не выгнали, — развел руками он, явно ощущая неловкость. — Это… Я… Простите, что так. Но я должен был встретиться с вами.

Раль зевнула, показывая, что совершенно не беспокоится на этот счет.

— Именно сегодня?

Трэйгл кивнул.

— Да. Завтра станет поздно.

Раль вздохнула, отложила в сторону книгу и выпрямилась, как подобало истинной леди.

— Я слушаю. Только предупреждаю вас, что о Синди я фактически ничего не знаю. У меня только догадки и предчувствия.

— Да-да, — закивал торопливо Трэйгл. — С-спасибо. Мне это и было нужно. Понимаете ли… Я уверен в том, что это не просто несчастный случай, и я пытаюсь выяснить все обстоятельства произошедшего.

— Это не ко мне, — повторила Раль.

— Да нет же, — он с досадой нахмурился. — Я не о том. Сведения я добываю сам. И мне удалось встретиться с Мэшметом Зоррендом, с предсказателем. Вы, наверное, знаете, что он принимает только тех, кого хочет, и меня он принял.

— Старейший из Зоррендов? — ещё больше удивилась она. — Значит, в вашем случае что-то очень серьезное.

В Объединенном Мире, где магия использовалась для непосредственного воздействия на предметы или живых существ, особым уважением пользовались редкие обладатели дара «видения ленты времени». Такие люди узнавали детали прошлого и будущего, но применение их силы имело немало ограничений. Бессмысленных или мелочных предсказаний никто никогда не делал.

— Что он вам сказал? — серьезно спросила Раль.

— Много намеков, — губы Трэйгла болезненно скривились. — Но из них я понял… что и впрямь с тем… происшествием, — он с усилием вытолкнул из себя это слово, — хватает всего мутного. Из конкретного я могу сказать лишь две вещи. Во-первых, предсказатель просил остерегаться «медного шлема». Во-вторых, он назвал имя того, рядом с которым будет и дальше происходить… подобное. Нет, это не виновник, но его почти всегда затронет.

— И кто же это? — проявила нетерпеливость Раль.

Трэйгл сделал глубокий вдох.

— Эвальд Мистераль.

***

Когда совсем уже стемнело и в уютной квартире стало скучно, Эвальд с неизменной улыбкой объявил об окончании вечера, поблагодарил всех присутствующих и предложил им заночевать сегодня здесь. Илана согласилась моментально, Хор вежливо отказался, а вслед за ним отказалась и Хемена. Не захотела она и того, чтоб её провожал брат, а лишь повела плечами и сказала, что пройдет пару кварталов вместе с гостем, а дальше уж проблем возникнуть не должно.

Они вышли из квартиры вдвоем. Хор галантно поддерживал старшую из сестер Мистераль за локоть. Стоило им выйти на улицу, как она повернулась к нему, очень внимательно глянула и сказала:

— Вам стоит приходить к нам почаще.

— Почему? — ровным тоном поинтересовался Хор.

— Потому что вы удивительным образом влияете на Эви, — заявила Хемена. — Сомневаюсь, что он решил бы исполнить эту песню, если бы за роялем сидел другой человек. Дело в вас и только в вас.

— И с помощью чего же я повлиял на вашего брата? — спросил он уже с легкой заинтересованностью. — Признаюсь, я не имел такой цели, а слова о достойных песнях у меня вырвались лишь потому, что я не хотел признавать своей самоуверенности касательно аккомпанемента.

Хемена махнула рукой.

— Да ясное дело, что вы шутили насчет достойности и что Эви принял игру, но как, как он её принял! Не отшутился, как обычно, а действительно решил спеть такую вещь. Вы знаете, Эвальд Мистераль, — она подчеркнуто назвала его полное имя, — довольно редко вспоминает о том, что жизнь на самом деле серьезна. Он… не идет по своему пути, он просто летит. Порхает, то и дело отвлекаясь на то, что видит по сторонам. Эви следовало бы остепениться — и чем скорее, тем лучше, потому что в нашей семье, как и во многих других знатных семьях, нужно быть очень сильным. А он — наследник. Вы на него положительно влияете, потому-то я и хочу, чтобы вы пришли на следующий вечер. Вы ведь придете?

Хор пожал плечами, делая безразличный вид.

— Не знаю, но постараюсь.

— Постарайтесь, — мягко произнесла она. — Я была бы вам благодарна за это, меня немало волнует судьба нашей фамилии, а ведь скоро все будет в руках Эвальда. Я… Я останусь Мистераль, даже если всю дальнейшую жизнь буду носить фамилию Ричардель.

— А Илана? — тем же тоном спросил Хор, стараясь держаться в потоке откровенного разговора.

— О, она настоящая Кровиндаст, но любит Эви. Халана хочет так же порхать, не заботясь особенно ничем, живя своими рисунками и получая от этого удовольствие. Эти двое спелись, хоть Эвальд и появился в нашей семье не так давно. Я пытаюсь быть гласом разума в их компании, но удается не всегда. Впрочем, они всегда чудят в рамках приличия.

— Не знаю, как вы относитесь к этой теме, — с осторожностью произнес Хор, — но Адилунд Раль, похоже, желает на всю жизнь остаться Раль.

Хемена смерила его оценивающим взглядом.

— Вы с нею вместе учитесь, ведь так? Адилунд — из Мистералей, хоть она и «крылатка», и большего я не могу вам сказать.

***

Илана Кровиндаст могла остаться на ночь в принадлежащей брату квартире, а вот Хемене Ричардель следовало соблюдать дисциплину при любых обстоятельствах, потому она чинно возвращалась в общежитие, хотя и могла оправдаться перед начальством присутствием у представителя семьи.

Ворота, которые окружали построенное углом здание общежития, уже были закрыты, однако в ответ на стук и предъявление пропуска молодой, но угрюмый сторож их открыл и пробурчал вслед поздно явившейся даме что-то совсем непонятное.

Даже в темноте Хемена с легкостью нашла дорогу к своей комнате, тихонько прошлась по коридору со скрипучим полом и, со второго раза справившись с заевшим замком, скользнула внутрь. Принялась нащупывать на столе лампу и зацепила что-то непонятное, что со стуком упало на пол. Хемена торопливо зажгла свет и поглядела на эту вещь с удивлением, поскольку, уходя, оставляла все в полном порядке.

На полу обнаружилась деревянная плоская коробка толщиной и размерами с дамский роман, какие с избытком встречались в книжных магазинах Квемеры. К крышке была прикреплена записка. Печатными буквами: «Хемене Ричардель». Данных о себе отправитель не оставил.

Она подняла коробку, щелкнула маленькой задвижкой на боку и распахнула крышку: внутри лежали сложенный лист бумаги и небольшой продолговатый предмет, завернутый в плотную материю. Сначала Хемена взяла послание от загадочного отправителя. «Добрый вечер, госпожа Ричардель». Выходит, он знал, что коробка попадет сюда именно вечером, то есть принес её сам, а не передал через кого-то.

«Моего имени вы не знаете, хотя я надеюсь, что в будущем вы не раз услышите обо мне. Пока же можете именовать меня просто Кей. Я столь заинтересован в вас, потому что вы — сестра Адилунд Раль, а ещё потому, что вы Мистераль и оной останетесь до конца своих дней. Я присылаю вам одну удивительную вещь, которой надлежит воспользоваться лишь в крайнем случае. Она именуется люминескарий, поскольку после активации начинает светиться. Но главный её смысл не в свете, а кое в чем другом. В чем именно — сейчас я вам, увы, сказать не могу, но обещаю, что потом раскрою этот секрет. Сейчас я слишком плохо знаю вас, чтобы говорить прямо, но эта вещь способна принести пользу в решении одной важной для вас проблемы, на которую я уже успел намекнуть в предыдущих строках. Храните люминескарий у себя и никому о нем не рассказывайте, иначе первое мое письмо станет последним, а проблему вам придется решать самостоятельно. Искренне ваш,