Маньяк и тайна древнего русского клада

Глава V. Допрос с пристрастием и новая жертва

Денис хотя и считался человеком, подозреваемым в одном из самых жестоких и отвратительных преступлений, но тем не менее официального обвинения ему предъявлять пока не решались, а доставив его в райотдел, каждый попросту занялся исполнением своих повседневных обязанностей. Единственный, кому больше всех было надо, так это только Карелин, который ходил по кабинетам и, страшно нервничая, уговаривал вышестоящее руководство немедленно приступить к более активным действиям и основательно допросить «презренного негодяя»; более же разумные высокопоставленные начальники, зная недалекий ум Германа Петровича, только отмахивались, словно бы он был какой-то назойливой мухой: они-то ведь прекрасно осознавали, что построить на пустом месте откровенный, признательный разговор в этом случае вряд ли получится.

Так Градов и просидел в одном из кабинетов оперативного состава весь текущий день, а впоследствии остался в отделе и «на́ ночь». Начальнику поселкового отделения ничего не оставалось делать, как отправиться отдыхать домой; предполагаемый же допрос опаснейшего преступника было решено отложить до утра: с областного управления ожидался приезд более сведущих в подобных делах оперативных сотрудников, которые, кроме всего прочего, должны были привести с собой полиграф, спокойно развязывающий языки и самым отчаянным молчунам, и даже прожженным преступникам.

Вот и настал решающий день в судьбе молодого оперуполномоченного, когда от одного его неверного слова могла полностью поломаться вся его дальнейшая жизнь. Не стоит говорить, что он, уже немного знакомый с методами и правилами, какие применялись в органах внутренних дел, чувствовал себе несколько неуютно, неуверенно, да и что там говорить, был подвержен такому отчаянному страху, что уже прощался и со своей карьерой, да, впрочем, и со свободой. На протяжении всей ночи, показавшейся невероятно продолжительно долгой, как он не пытался, ему так и не довелось сомкнуть своих глаз, и к следующему утру юноша, мало того что выглядел отчаянно перетрусившим, так еще и был выжат словно лимон, утратив всякую возможность достойно сопротивляться. Как сказал начальник местного райотдела: «От греха подальше…», молодого человека в добровольно-принудительном порядке перевели на ночь в одну из одноместных камер, предназначавшихся для буйных административно-задержанных. Как ни негодовала душа юного полицейского, но тем не менее, скрепя сердце, ему пришлось подчиниться.

Он думал, что им займутся с самого утра, между тем время шло, а к нему так никто и не соизволил спуститься. Страшно хотелось и есть и пить, однако про Градова словно забыли, лишив того даже самых необходимых потребностей, необходимых для нормальной жизнедеятельности его молодого и еще растущего организма. По его мнению, такое отношение было совершенно неудивительно, ведь все другие сотрудники теперь считали его не просто «неоперившимся» юнцом, еще не укоренившемся в их коллективе, но еще и, по общему убеждению, он оказался жестоким маньяком-убийцей, обманным путем затесавшимся в их дружное полицейское братство.

Вот таким невеселым мыслям подвергал себя парень, когда в половине одиннадцатого к нему в камеру вошел начальник уголовного розыска, сопровождаемый прибывшим с областного центра оперативником и, разумеется, господином Карелиным.

– Меня зовут Сазонов Михаил Александрович, – представился незнакомый мужчина, казавшийся над остальными главным как по чину, так и по званию, который без особых предисловий сразу взял инициативу в свои руки, – я подполковник полиции и курирую все преступления, связанные с убийствами и жестокими изнасилованиями. Как ты понимаешь, – офицер явно не церемонился, – в ближайшее время нам предстоит с тобой плотно общаться, пока мы не сдвинемся с мертвой точки и не придем к устраивающему всех консенсусу. Первым делом спрошу: тебе не в чем перед нами открыться? Если есть в чем, то лучше это сделать сейчас, потому что тогда мы еще как-то сможем тебе помочь, потом же с этим будет гораздо труднее. Ну так как, есть нечто такое, что тяготит твою душу?

Опытный офицер, он отлично знал свое дело, проведя на службе в органах внутренних дел лучшие годы своей еще достаточно молодой жизни. Достигнув тридцатисемилетнего возраста и выследив не одного опаснейшего преступника, считавшего себя чересчур хитроумным, мужчина отлично разбирался и в человеческой психике, и в том числе психологии, почему и был назначен на такое ответственное направление в служебной деятельности. Его внешние данные выдавали привлекательного человека, следящего за своей фигурой и уделяющего немалое время активным спортивным занятиям: высокий рост гармонично сочетался с натренированной крепкой фигурой; ухоженное лицо отдавало бронзовым оттенком смуглого цвета кожи; в основном серые глаза по краям были карими и отчетливо могли поведать, что этот человек обладает огромным умом и развитыми мыслительными процессами; нос в целом был прямой, лишь к концу своему несколько вздернут, передавая некую капризность натуры; средние ушки, они чуть оттопырены и не скрываются за короткой прической густых черных волос; губы прикрыты аккуратно-подстриженными усами. Одежда областного сотрудника представлялась дорогим коричневым костюмом, одетым поверх ослепительно белой рубашки, украшенной строгим, в небольшую крапинку, галстуком. Глядя на этого человека складывалось вполне оправданное впечатление, что перед тобой находится не человек, а скорее «механизм», отлично функционирующий и прекрасно знающий оперативное дело.

Такое же впечатление утвердилось и в мыслях молодого оперуполномоченного, вследствие чего душа его загрустила от осознания этого факта еще только больше; у него уже начинало складываться определенное мнение, что, с помощью его непосредственного руководителя и начальника уголовного розыска, этот оперативник сможет склонить его признаться в чем угодно, и даже в том, что он каким-то непостижимым образом причастен к разрушению двух башен Всемирного торгового центра в Америке или в крайнем случае всего лишь к убийству Кеннеди. Объятый страхом и колотившей его нервной дрожью, молодой человек прекрасно понимал, что помощи ему ожидать в данном случае неоткуда, поэтому он тут же замкнулся в себе и приготовился выдерживать сокрушительный психологический натиск, непередаваемый никакими человеческими словами. Наверное, именно поэтому на заданный подполковником вопрос он отвечал злобно и неприветливо, сжавшись словно загнанный в угол зверек (при этом парень еще и опустил книзу глаза и насупил лицо) и выдавая свое встревоженное состояние слегка дребезжащей интонацией голоса:

– Я ничего такого не делал и раскаиваться мне не в чем. Вы собрались «повесить» на меня очередное, нераскрывающееся убийство; так что же… дерзайте! На то воля ваша.

– Ты давай здесь не умничай, – грубо оборвал его Герман Петрович, в присутствии областного оперативника не решившийся рыкнуть по обыкновению грубо, – следы преступника ведут к твоему дому и там обрываются, а это может означать только одно – ты и есть тот жестокий убийца!

Ивановский подполковник одарил неугомонного и не отличающегося большим умом начальника очень откровенным, «остужающим», взглядом, яснее-ясного говорившим о том, что тот значительно опережает события, да и попросту суется не в свое дело, а главное, офицер уже очень пожалел, что позволил ему участвовать во время допроса; но тем не менее вслух он ему ничего не сказал, а почти сразу же отвернувшись к Денису, промолвил:

– Согласишься ли ты – если к тому возникнет необходимость? – пройти полиграф и ответить через него на интересующие нас вопросы?

– Конечно, – не задумываясь выпалил молодой человек, придавая своим словам как можно больше уверенности, – мне скрывать абсолютно нечего, и я готов на любые процедуры, лишь бы только доказать свою невиновность – я сам не понимаю, как такое стало возможным, что следы маньяка-убийцы привели к моему жилищу? Очевидно, что меня просто кто-то очень сильно хочет подставить?.. – пожал он, недоумевая, плечами.

– Но зачем? – вмешался в разговор Бесстрашный, выгодно отличавшийся от Карелина своим более покладистым характером и непременным желанием докопаться именно до истины, а не «загрузить» на преступление первого попавшего под подозрение человека. – А главное, кому – такое! – вообще, могло прийти в голову?

– Я не знаю пока, – понуро опустив книзу голову, продолжал Денис подрагивать нервными нотками, – но непременно хочу это выяснить…

Договорить он не успел, так как Герман Петрович, никак не реагировавший на мимику ивановского сотрудника и считавший себя непревзойденным мастером развязывать преступникам языки, грубо оборвал его реплику и, придавая лицу звериное выражение, грозным голосом прорычал:

– Хватит нам уже здесь «ваньку валять»! Мы всё уже знаем, – что именно ему известно, он уточнять не потрудился, полагая, что одного этого утверждения будет более чем достаточно, – и все равно тебя, «мерзавца», засадим – доказательств хватает! Давай уже сознавайся и сэкономь нормальным людям их драгоценное время! У нас и без тебя, «ублюдок», мороки хватает!

Ивановскому оперативнику, видимо, было в диковинку видеть подобное проведение следственных действий, и он, опешив от удивления, ошарашенно уставился на – «целого»! – начальника поселкового отделения, явно не понимая, как такой неотесанный человек мог дослужиться до столь высокого чина. Тем не менее, верный своему служебному долгу, он все-таки посчитал, что просто обязан осадить зарвавшегося руководителя.

– Товарищ подполковник, – сведя к переносице брови, придал он своему голосу металлических ноток и, нарушая все допустимые инструкции, грозно воскликнул: – Что Вы себе позволяете?! Достоверно еще не установлено, что этот молодой человек имеет какое-то отношение к совершенному преступлению, и мы пока еще не знаем, является ли он лицом, причастным к тому убийству; мы пытаемся сейчас разрешить сомнения, возникшие касательно некоторых странных событий; а если Вы этого не понимаете, то прошу Вас покинуть место проведения допроса, либо отойдите в сторону и не мешайте, пожалуйста, устанавливать все обстоятельства этого, и без того сложного, дела.

Для более грамотного областного оперативника было дико и непривычно вести подобные разговоры в непосредственном присутствии лица, подозреваемого в совершении преступления; однако, вопреки всем принятым правилам, он никак не мог допустить, чтобы какой-то своенравный, считающий себя мелким царьком, начальник мешал ему соблюдать все принятые в таких случаях необходимые меры и предписания. Поэтому-то и неудивительно, что его терпение так быстро лопнуло и он начал выговаривать «самодурящему» начальнику о его мешающих общему делу неправомерных и неправильных действиях. Он не сомневался в его способностях выводить на откровенный разговор людей низких социальных прослоек, но здесь перед ними предстал человек совсем другого склада, причем сам являвшийся оперативным сотрудником, а с ним такие методы, каких обычно придерживался Карелин, были просто недопустимы. Герман же Петрович всего этого, конечно, не осознавал, несправедливо предполагая, что ивановский «хлыщ» хочет заграбастать себе всю его славу, непременно последующую после раскрытия этого необычного и небывалого ранее преступления, а его – прославленного и опытнейшего сотрудника! – хотят обойти стороной в раздаче лавров победителям, так непревзойденно сумевших вывести «на чистую воду» жестокого душегуба, или, говоря проще, очередного маньяка-убийцу. Основываясь именно на этих побуждениях, он и остался крайне недоволен пламенным изречением областного «начальниЧка» (так он его про себя называл), однако, несмотря на весь свой вздорный характер, ко всеобщему удивлению, возражать ему не отважился, а придав своему лицу обиженную и крайне недовольную мину, вероятнее всего понимая, что власти у его оппонента немного побольше, отошел в сторону и уселся на разложенные нары, предоставив тому возможность воочию продемонстрировать – как же необходимо поступать в таких случаях.

Сазонов не заставил себя долго ждать и тут же высказал предложение, в сложившейся ситуации показавшееся ему наиболее здравомыслящим:

– В таком случае, когда все наконец-то наговорились, – он недобрым взглядом окинул поселкового подполковника, – тогда уже можно пройти в комнату для допросов и продолжить нашу беседу там. В том месте установлены видеокамеры, постоянно ведется фиксация, и никому не придет в голову слишком уж своевольничать, – намек явно относился к Карелину, на что тот только презрительно фыркнул, а ивановский оперативник меж тем продолжал, обращаясь уже лично к Денису: – Мы хотели дать тебе, Градов, шанс облегчить свою участь, поэтому и пытались поговорить именно здесь, но раз ты уверен, что за тобой никаких грехов не тянется, то мы сразу же начнем процедуру так, как это принято по установленным правилам.

– Не возражаю, – утвердительно кивнул головой молодой человек, волею сурового случая попавший под подозрение и готовый выполнить любые условия, лишь бы оправдаться в этой запутанной и очень сложной для него ситуации, – я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы, в конце концов, мне поверили, что я никого не насиловал, а также не убивал.

На этом разговор, проходивший в камере, был закончен, и все четверо полицейских направились в специальное помещение, надлежащим образом оборудованное для подробного фиксирования общей процедуры дознания, где каждое лишнее слово либо же действие могли стать роковыми как для одной стороны, так в той же мере и для другой.

Комната, в которой этим людям предстояло находиться всё ближайшее время, была небольших размеров, окрашена в серый, невзрачный, можно даже сказать, пугающий цвет, где в самом центре угрюмо стоял прикрученный к полу удлиненный железный стол, а с каждого торца прочно крепились две табуретки; никакой другой мебели в помещении не было, а на единственном небольшом окошке нагнетала невеселые мысли прочная металлическая решетка; прямо посередине стола красовался небольшой аппаратик, именуемый в простом обиходе попросту «полиграфом». Дениса усадили на тот табурет, что был ближе к выходу, а ивановский оперативник уселся под окошком, сделав это, соответственно, для того, чтобы свет падал на лицо допрашиваемого, не позволяя тому утаивать игру своей мимики, его же оппонент в это самое время имел выгодное преимущество, оставаясь в затененном пространстве. Остальные участники этого следственного действия расположились кто где: Бесстрашный, сложив на груди руки, застыл в центре комнаты, но немного сбоку от металлического стола; Карелин, скрестив за спиной ладони, отошел к окошку и сделал вид, что внимательно изучает голубое небо, видневшееся снаружи.

– Давай, Градов, первым делом поговорим без детектора лжи, – постепенно переходил Сазонов к активной части допроса, – попытайся нам все-таки объяснить: как так получилось, что следы преступника привели к твоему дому? Сразу поясню, что, кроме собаки, там все внимательно изучил экспертный сотрудник и дал однозначное заключение, что следы, бывшие в месте совершения преступления и обнаруженные у твоего жилища, – они полностью идентичны. Кроме того, он утверждает, что отпечатки доходят до твоего дома и обрываются на территории приусадебного участка. Как ты понимаешь, это может означать только одно…

– Что преступник непременно побывал внутри помещений, – договорил за подполковника младший оперуполномоченный.

– Правильно, – согласился более опытный офицер, утвердительно кивнув своей головой, – именно поэтому с тобой и не стали разговаривать сразу, а ожидали его заключения; но теперь уже имеются полные доказательства, что убийца в неоспоримой точности был возле твоего дома.

– То есть, – ухватился Денис за последнее изречение, словно током прошедшее через все его тело, – Вы сказали, что преступник дошел до моего дома, но у Вас все-таки нет полной уверенности, что он заходил вовнутрь…

– А чему, собственно, ты удивляешься? – вдруг резко повернулся скучавший до этого момента Карелин, как это не покажется странным, высказавший хотя и отдающую провинциальной простотой, но тем не менее вполне даже логичную мысль: – Ты «замочил» ту девчонку, поглумился над ней как следует, бросил ее в лесу, а затем отправился домой, но зайти в помещения не успел, так как я тебе позвонил и потребовал немедленно выходить на работу.

Еще с вечера у Градова забрали на экспертизу обувь, и теперь его вновь обуяли страшные подозрения: не окажется ли так, что специалист криминальной службы даст заключение, что она полностью совпадает? В таком случае, он действительно будет полностью потерянным для общества человеком, ведь при вновь открывшихся обстоятельствах как-нибудь оправдаться и доказать свою непричастность – на это не останется практически никакой возможности. Он снова помрачнел и, печально загрустив, опустил книзу неожиданно наполнившиеся слезами глаза.

– Что говорит эксперт? – только и смог, что выдавить из себя молодой человек, начинавший еще больше поддаваться дрожжи, нервно теребившей все его тело, и ожидавший, что вот-вот окончательно будет поставлена точка в его печальной судьбе и несостоявшейся полицейской карьере.

– Он дает однозначное заключение, что подошвы не совпадают, – спокойным голосом промолвил оперативник, прибывший в отдел из Иванова.

– Вот видите, – словно сбросив с себя гнетущий груз, обрадованно выдохнул молодой человек, – я же говорил вам, что я здесь совсем не причем.

– Это ничего не значит, – резко оборвал его радостное волнение Герман Петрович, не желавший рассматривать никаких других версий и уже в своей голове отчетливо различавший своего недавнего подчиненного, закованного в наручники и плачущим голосом желающего признаваться в совершении преступления, – ты же не простой какой-нибудь парень, хм? – он презрительно усмехнулся. – Ты все заранее продумал и прихватил с собою пару запасных штиблет – только-то и всего! – а дойдя до дома, переобулся, после чего зашел в дом и сжег преступную обувь в печке.

– Однако, – в становившийся перекрестным допрос вмешался и молчавший до этого начальник уголовного розыска, – тогда это, Гера, – Бесстрашный допускал с этим человеком неофициальное, фамильярное, обращение, – такое предположение очень серьезно разнится с твоими доводами, приведенными несколько ранее, где ты утверждал, что в дом парень не заходил, а сразу же отправился по твоему вызову, да и избу мои ребята осмотрели внимательно, и, поверь, печка оказалась нетопленной – как ты объяснишь такой поворот своих мыслей?

– Все очень просто, – не желал сдаваться упрямый поселковый начальник, считавший свое мнение единственно правильным, – он уничтожил ее каким-нибудь другим, более хитрым, способом.

– Каким? – не унимался Алексей Николаевич, пытавшийся если и не защитить предполагаемого преступника, то хотя бы вынудить Карелина не мешать проведению следственного мероприятия и не озвучивать свои нелепые версии.

– Ну-у, я не знаю, – развел руками Герман Петрович, – если не сжег, тогда куда-нибудь непременно спрятал… Я думаю, мы за тем здесь и собрались, чтобы все это выяснить, а вы тут словно в адвокаты к «мерзавцу» набились – только и делаете, что защищаете его; я же один пытаюсь подвести кровавого преступника говорить одну лишь чистую правду.

– Хорошо, – счел необходимым вмешаться в этот бесполезный разговор в том числе и ивановский подполковник, – если кто не знает – никаких ботинок, бывших обутыми на преступника в момент убийства, не удалось обнаружить даже с помощью поисковой собаки, которая, кстати, вплоть до настоящего времени вместе с экспертом продолжает работать на месте того происшествия, где они осуществляют поиски дополнительных доказательств; мы же с вами давайте уже начнем допрашивать юношу непосредственно по существу интересующего всех дела.

– Как хотите, – махнул рукой начальник поселкового отделения, возвращаясь на свое место и принимая прежнее положение, – в старые добрые времена никто бы не стал с этим «подонком» сюсюкаться, а вмиг бы развязали ему язык и заставили говорить «необходимую» правду; противно смотреть – во что превратили доблестную милицию.

Он еще несколько секунд поворчал, вспоминая заслуги давно минувшего времени, после чего все-таки замолчал, предоставив остальным сотрудникам возможность вернуться к беседе, прерванной в связи с его неугомонной и неуемной активностью. Ивановский оперативник, очевидно осознав, что в присутствии такого человека, каким являлся Карелин, нормального допроса попросту не получится, решил перейти к его основной части и наконец-таки подключить испытуемого к детектору лжи.

– Ты сказал, Денис, что согласен пройти полиграф, – уточнил он высказанное им ранее пожелание, – твое решение не изменилось?

– Нет, – с готовностью откликнулся Градов, искренне желавший закончить всю эту неприятную процедуру и уже, по крайней мере, склонить «чаши весов» либо в ту, либо в другую сторону, – я буду рад развеять все накопившиеся сомнения.

Сазонов уже начал закреплять на теле неоперившегося еще юнца необходимые для проведения исследования контакты и даже включил сам аппарат, намереваясь задать первые, тестирующие, вопросы, как в дверь нетерпеливо постучали; и тут же, не получив еще ничьего разрешения, она распахнулась, и на пороге возник моложавый худощавый сотрудник, одетый в полицейскую форму сержанта, который возбужденным голосом произнес:

– Вас срочно вызывают «наверх», – сказал он, имея ввиду руководство, – велено пока прекратить все допросы.

Как водится в таких ситуациях, сотрудники, приносящие подобные вести, ничего толком не знали и в объяснения не пускались, но всем своим видом показывали, что порученное им дело настолько важное, что им ни в коем случае не стоит пренебрегать. Поэтому все трое старших офицеров непонимающе переглянулись, но зная заведенную традицию, выспрашивать у посыльного ничего не стали, а избавив «провинившегося» сотрудника от закрепленных чуть ранее проводов, отвели его обратно в камеру, после чего тут же отправились исполнять приказание.

Градов, не понимая, что могло приключиться такого сверхординарного, что послужило причиной, по которой прервался такой архиважный допрос, оставшись один, забеспокоился еще больше. «Лучше уж побыстрее бы все разрешилось, – думал он про себя, – и пришли бы к какому-нибудь решению, чем так меня мучить, – эта неясность угнетает хуже всего». Такие мысли промелькнули в его мозгу изначально, но постепенно они пустились в совершенно ином направлении. «Хотя с другой стороны, – вдруг стало «сверлить» в его голове, – зачем их могли так резко позвать к руководству? Очевидно, появились какие-то серьезные обстоятельства, касающиеся непосредственно моего дела. Скорее всего, они нашли ботинки преступника… хм, если те были спрятаны в моем доме, то тогда эта «подстава» будет просто конкретная; и вот здесь я определенно пропал, потому что в этом случае уже не надо будет никаких моих признательных показаний – все доказательства будут предъявлены, как говорят, налицо, и, соответственно, отпадет необходимость в тестировании меня на каком-то там детекторе лжи… меня попросту оставят в этой камере, а сами пустятся быстрее сшивать уголовное дело и оформлять мое задержание. Эта процедура мне хорошо известна; сам не раз уже подвергал ей закоренелых преступников, и теперь от меня уже ничего не будет зависеть».

В этот момент дверь его камеры распахнулась, и на пороге возник улыбающийся начальник уголовного розыска, который тут же шутливым тоном развеял все сомнения своего подчиненного:

– Все, Денис, давай собирайся на выход, и притом непременно с вещами.

Это могло означать только одно: у оперативников появилась информация, полностью оправдывающая его перед законом и «очищающая» перед остальными сотрудниками; так в действительности, по сути, и получилось. Бесстрашный сразу же повел молодого сотрудника в лабораторию экспертов, где Кубаев Андрей поведал им сложившиеся у него выводы:

– Сегодня с утра, по приказу высшего руководства, я снова отправился осматривать место происшествия, а заодно и дом, к которому привели следы безжалостного маньяка-убийцы. Еще со вчерашнего дня меня и самого не покидало странное ощущение, что что-то мы недоделали и недосмотрели. Меня не оставляла навязчивая мысль, будто убийца, дойдя до твоего дома, – здесь он взглянул на Градова, – словно бы испарился каким-то неведомым образом, не оставив никаких дополнительных отпечатков, не ведущих ни внутрь помещения, ни куда-то в другую сторону. Меня терзали смутные подозрения, я стал осматривать близлежащую территорию, изучая ее более детально, – и знаешь, к каким выводам я пришел?

– Нет, – честно признался младший оперативник, с огромной надеждой поглядывая на опытного эксперта.

– Так вот, обходя запущенную, давно необрабатываемую, территорию, я перешел на смежное, точно такое же, захолустье, и какого же было мое удивление, когда на расстоянии не менее чем ста двадцати метров от места, где обрывается след, я вдруг обнаружил его продолжение и сразу же понял – нет ничего удивительного, что поисковая собака его на таком расстоянии потеряла! И вот тут меня осенило: приусадебный участок избушки, где тебе довелось поселиться, густо порос различными плодовыми насаждениями, отстоящими друг от друга совсем на незначительном удалении. На что же пошел наш хитроумный преступник, чтобы окончательно спутать нам карты? Спокойно подойдя к твоему дому, он забрался на одну из яблонь и, уподобившись обезьяне, стал перебираться по деревьям, проявляя чудеса небывалой ловкости и двигаясь так до тех пор, пока не достиг соседнего дома; я прямо сейчас отчетливо вижу, как он спускается вниз и злорадно посмеивается. Дальше – а это установлено еще и кинологической службой – подозреваемый совершенно спокойно дошел до автодороги, сел в оставленный у обочины автомобиль классической модели «Жигули» и оттуда уже отправился в неизвестном нам направлении.

– Кроме того, – вдруг вмешался в разговор молчавший до этого начальник уголовного розыска, – нам за истекшие сутки удалось совершенно точно выяснить, что два аналогичных по свойству и содержанию убийства произошли в две тысячи восемнадцатом году на территориях соседних областей, Владимирской и Нижегородской, как раз в тот самый момент, когда ты изволил проходить срочную военную службу, тем самым создав себе неоспоримое алиби о полной непричастности к обоим тем преступлениям.

– Правда? – удивленно и чуть не плача, воскликнул Денис, не помнивший себя от радости, что ему вот так, вроде совсем безобидно, удалось избежать страшного подозрения, ведь, успев уже немного познакомиться с повсеместно принятой системой доказывания, где улики собирали и такие люди, как Герман Петрович Карелин, он совсем не исключал такой возможности, что понесет наказание за деяние, которого, по сути, не совершал.

– Причем истинная, – подтвердил Бесстрашный, незримо посмеиваясь в усы, в душе не без оснований восторгаясь, что ему удалось отстоять своего подчиненного и не позволить административной машине перемолоть его словно какое-то никчемное, ни к чему не годное, существо, – только я не знаю, как ты теперь будешь работать с Карелиным? Может, тебе перебраться в райцентр – здесь и возможностей побольше, да и сама работа поинтересней?

– Возможно, действительно, так будет лучше, – согласился младший оперуполномоченный, на своей шкуре испытавший всю ту безграмотность и предвзятость, прочно укоренившиеся в характере поселкового подполковника, – только вначале мне надо вычислить того «мерзавца», что так бесцеремонно меня подставил, а уже потом решать с переводом.

– Хорошо, – на стал настаивать начальник уголовного розыска, прекрасно понимавший, какие бури теперь бушуют в характере молодого сотрудника, – я тебя понимаю, только с этого дня ты выходишь из подчинения Карелина и переходишь в мое личное ведение – с руководством я сам этот вопрос «обрешаю»; ты же там находишься теперь как бы в командировке. Вечером ежедневно будешь мне делать доклад о том, какие мероприятия провел за истекшие сутки и какие планируешь в дальнейшем.

В этот момент дверь лаборатории распахнулась, и в помещение вошел все тот же сержант, несший службу в качестве помощника дежурного по отделу и, запыхаясь, промолвил:

– У нас очередное убийство, и опять на территории вашего поселка, – кивнул он на Градова, – так что немедленно собирайтесь на оформление происшествия.

– Я ночью был в камере… – вдруг невольно вздрогнув, почему-то сразу же уточнил молодой человек, по телу которого пробежала неприятная дрожь, не предвещавшая ему ничего хорошего.

– Мы это знаем, – сразу озадачился и Бесстрашный, еще минуту назад казавшийся таким неподдельно веселым, и незатейливо, в свойственной ему обычно манере, строго распорядился: – Все, нечего сопли «жевать»; быстро собираемся – и на выезд.

На сборы ушло не более десяти минут, и Градов, так и не подкрепившись, прыгнул в прославленный «уазик» начальника уголовного розыска, где уже находился Карелин; и вся эта, такая разная, троица устремилась осматривать очередное место жесточайшей расправы. К слову сказать, Герман Петрович, когда Денис запрыгнул на заднее место, повернулся с переднего сиденья и злобно так прошипел:

– Даже не надейся, «паскудник», я все равно выведу тебя на «чистую воду» и все твои преступления окупятся для тебя сторицей. Ты, наверное, думаешь: «Ага вот вам новый труп, а я в это время был в камере», так знай же – я обязательно вычислю твоего сообщника и сам лично застегну на твоих руках наручники.

Такое поведение и произнесенные обвинения ясно давали понять, что поселковый начальник окончательно уверился в мысли, что беспощадным преступником является именно его подчиненный, и теперь уже ничто на всем белом свете не смогло бы разубедить его в этом, вполне укоренившемся, наваждении. Бесстрашный забрался в машину как раз в тот момент, когда Карелин заканчивал свою злобную фразу, наполненную неисчерпаемым убеждением; взглянув на сразу же помрачневшего и все более впадающего в отчаяние молодого сотрудника, он одарил подполковника неприветливым взглядом и грубо заметил:

– Оставь его, Гера, в покое; ну, а если ты настолько недальновиден, что продолжаешь его считать причастным к тем преступлениям, то мы оставим это право полностью за тобой – что ж поделать?! – только в этом случае обзаведись доказательствами, а не обвиняй никого голословно, как ты всегда поступаешь, предпочитая признательные показания выбивать из преступников, а не добывать улики более профессиональными и законными способами; есть что по делу – высказывай, а нет – оставь парня в покое. Кстати, тебе он больше не подчиняется: я договорился с начальником и его передали в мое непосредственное и полное подчинение.

– Вот поди и найди ему тогда помещение в моем городке, где он дальше, после всего этого, будет работать, – неприветливо фыркнул Карелин, отвернув к окошку свою напыщенную физиономию, – а я его в свой отдел не пущу.

– Это не твой отдел, – также неприветливо ответил Бесстрашный, одновременно заводя машину и выводя ее на проезжую часть, – и никто тебе не давал права распоряжаться им как своим собственным – надо?! – так я быстренько и этот вопрос «обрешу» с руководством.

– Да? – вдруг резко повернулся к майору Герман Петрович, – Может быть и командовать туда поедешь? Чего уж там говорить – забирайте у меня все и тогда посмотрите, что вас ожидает, если меня там не будет… вмиг ваш район захлестнет преступность, потому что только я способен ее сдерживать на положенном уровне.

С такой твердолобой самоуверенностью и самовлюбленностью спорить было довольно глупо, однако Алексей Николаевич тем и славился, что никогда никому не уступал и всегда умел постоять как за себя, так в точности и за других, небезразличных ему, людей, поэтому он тут же осадил своенравного офицера, бросив ему одну, единственную, короткую реплику:

– Скажут – поеду, и тебя там «подвину»… и в этом даже не сомневайся!

Дальнейший путь проходил в многословном изъявлении Карелиным своих давних заслуг: что он на протяжении стольких лет отдает все свои силы борьбе с преступностью и смог добиться на вверенной ему территории неповторимых по своим достижениям результатов, что у него практически все преступления всегда бывают раскрыты, что он единственный в своем роде и без него все сразу погибнет, а вышестоящие начальники не раз пожалеют, что не ценили такого грамотного, всезнающего и имеющего огромнейший опыт руководителя. Его душевные излияния походили на старческое бурчание, и ни Бесстрашный, ни Градов на них больше не реагировали, в принципе, прекрасно осознавая, что в чем-то он, вероятно, и действительно прав: преступные элементы его боялись и где-то даже нехотя уважали, потому что он мог приструнить и призвать к порядку любого, даже неподдающегося никакому воздействию, «отморозка»; именно за такие неотъемлемые качества и держали этого высокомерного, деспотичного и сумасбродного человека, поручив ему местность, изобилующую всяческими убийцами, грабителями, а также насильниками.

Наконец, через сорок минут быстрой езды, они прибыли в небольшой запущенный парк, некогда изобилующий отдыхающими жителями поселка. Там настолько все поросло травой и кустарниками, что было удивительно, как вообще здесь умудрились что-то найти, хотя в апреле это не так уж и странно, ведь высохшая трава примята, а листва еще не «оперилась». Вот тут-то и встал вопрос о давности обнаруженного покойника, и именно на это обстоятельство посчитал нужным указать в своем монологе Карелин:

– Еще не факт, что этот мертвяк находится здесь с нынешней ночи, так что твое алиби, Градов, рассыпается словно мелкий придорожный песок. Позаботься теперь лучше об адвокате, потому что никакой Бесстрашный тебе в этом случае не поможет.

Он не смог удержаться от этой реплики, ведь признать то обстоятельство, что он все же ошибся, поистине для него считалось недопустимым. Именно через его упрямство многие люди уходили отбывать срок заключения за преступление, которого, в сущности, не совершали, на что он, когда ему на это указывали, говорил только одно: «Нет людей невиновных, а есть только наша плохая работа, и если человек не совершал именно этого преступления, то он непременно сделал что-то еще более худшее; но просто мы про это пока не знаем. Так что пусть идет посидит; уверен, что это убережет его от последующих неправомерных и необдуманных действий». Что в таком случае делать с людьми, избежавшими из-за его упрямой беспечности уголовной ответственности, Карелин в дальнейшем не уточнял, всегда предпочитая сразу же менять основную тему беседы.

По прошествии десяти минут активного изучения близлежащей местности, поиски трупа положительных результатов так и не дали. Все уже начинали склоняться к мысли, что звонок может быть липовым, так как в дежурную часть позвонил неизвестный, который, не назвав своего имени, обозначил только примерное место, где может находиться мертвое тело, не распространяясь о конкретных координатах; возможно, таким образом он преследовал какую-то свою, тайную и нехорошую, цель. Однако, когда уже все начинали определенно думать, что это чья-то глупая шутка, словно повинуясь какому-то странному стечению обстоятельств, на изуродованный труп, истерзанный немыслимым и самым жестоким образом, наткнулся именно молодой сотрудник, отстоявший от шедшего неподалеку Бесстрашного на расстоянии каких-нибудь десять метров; он сразу же сделал отмашку, возвещая о своей ужасной находке. Остальные участники поисков тут же оставили свои направления и приблизились к молодому оперативнику; как и в прошлый раз, они ужаснулись той невероятной жестокости, с какой убийца измывался над очередной, убитой им, жертвой.

Судя по формам, это была молодая и довольно красивая девушка. Она лежала на спине, выставляя на обозрение наблюдавших все свои довольно прелестные формы. Некогда модная одежда, состоявшая из коричневой болоньевой куртки, украшенной капюшоном и всевозможными блестящими женскими штучками, короткой матерчатой юбки, плотно облегающей бедра, и черных однотонных колготок, на момент осмотра была основательно потрепана и местами болталась клочками; как и в первом случае, обуви не было. Опять создавалось впечатление, что прямо через носимые вещи в тело красавицы вгрызались чьи-то прочные и невероятно острые зубы; поврежденные же в интимном месте колготки и юбка не оставляли сомнений, что над умершей совершено половое насилие; как и в эпизоде, имевшим место в лесу, сердце было вырезано из груди, а голова отделена от туловища; крови, всегда сопутствующей таким, не в меру жестоким, действиям, на земле практически не было, а виднелась она имелась только лишь на одежде… это обстоятельство навело начальника уголовного розыска на вполне очевидные размышления:

– Ее убивали не здесь, а где-то в другом месте, сюда же ее привезли уже полностью мертвой; также было и в первом случае. Тогда я еще засомневался, думая, что ее убили где-то поблизости, а потом оттащили в сторону тело, чтобы получше нам спутать следы, но теперь мне совершенно ясно, что пытает их маньяк, по всей видимости, никак не в месте обнаружения трупов, а где-то в отдаленном отсюда убежище. В том же своем укрытии он совершает и половые акты, и отделяет необходимые части, а от ненужных останков попросту избавляется, вывозя их – куда подальше. С первой девушкой он прошел долгий путь от машины, которую «бросил» недалеко от жилища нашего молодого оперативника, а затем зачем-то перепутал нам всю картину, проложив «дорожку» от места оставления трупа и до самого его дома. Почему он так поступил? На этот вопрос ответить мне пока затруднительно; вероятно, где-то, Денис, ты пересекся с ним в каком-нибудь нехорошем смысле, и теперь он таким образом желает тебе попросту отомстить. Как «монстр» поступил на этот раз, сказать пока не могу: надо дождаться кинологов и эксперта, и тогда уже можно будет делать какие-то выводы о том, как повел себя в этом случае мерзкий убийца. Однако, судя по следам классических «Жигулей», которые я видел на подъездах к этому лесопарку, и оставленных, кстати, не долее чем нынешней ночью, то в этом случае маньяк в своих коварных задумках изгалялся не так уж и сильно.

Офицер говорил сухо, грубо, цинично, констатируя лишь очевидные факты. Все уже начинали понемногу привыкать к ужасным трупам, оставляемым бездушным маньяком, и их жуткий вид больше ни у кого не вызывал чувств, одновременно наполненных негодованием, неприязнью и омерзением. Все трое полицейских уже совершенно спокойно взирали на истерзанное девичье тело, изучая его лишь как предмет, могущий указать путь, ведущий к поимке безжалостного убийцы. Даже Карелину с его непримиримым высокомерным упрямством сказать в этот раз было нечего, ведь и он видел запечатленный на краю лесопарковой зоны отпечаток все тех же самых протекторов, что и были оставлены недалеко от дома Градова, которые, так или иначе, были представлены на обозрение всех сотрудников, и внимательно ими изучены. Вместе с тем он решил придерживаться своего мнения до конца, выразив его лишь недовольным бурчанием:

– Все равно никто меня не разубедит, что это не сделал сообщник Градова. Он, увидев, что тот попался, решил сделать ход «конем» и отвести от своего подельника подозрение, а вы все на это «купились» и теперь идете на поводу у этих мерзких преступников, они же в свою очередь над вами только смеются.

Фраза была поистине глупой, но Герман Петрович этого либо, и правда, не понимал, либо отчаянно делал вид, что верит в то, что теперь утверждает. Бесстрашный, уставший его в чем-то разубеждать, и на этот раз решил оставить это несуразное замечание без внимания, тем более что подъехала оперативная группа, и всем пришлось включиться в основную работу. Пока следователь и эксперт фиксировали основные следы жесткого преступления, все остальные сотрудники обследовали близлежащую территорию в поисках других доказательств либо полного исключения их наличия; кроме перечисленного, необходимо было опросить местных жителей, чьи жилища располагались в непосредственной близости к паркой лесопосадке. Однако, как нетрудно догадаться, тщательно организованные долговременные поиски никаких положительных результатов не дали, а исследования криминалистов, и в том числе кинологов, только подтвердили то предположение, что недавно высказал начальник уголовного розыска, – жестокий маньяк-убийца, не оставив никаких следов, указывающих на свою личность, словно бы растворился, укатив в никому неведомом направлении.