Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ

Глава 1

Последнее, что он почувствовал перед погружением в кошмар, была прохладная ладонь Тани на его горящем лбу. Последнее, что услышал, — ее взволнованный голос. Падение на песок было жестким, оно на мгновение лишило его возможности дышать. Дышать, но не думать и принимать решения. Впрочем, во время поединка не думают в общепринятом смысле этого слова. Выдающиеся мастера единоборств концентрируются на противнике таким образом, что все остальное в мире перестает существовать и превращается в неясное бледное облако потерявшей значение материи. «Если бы я был таким!» — с завистью подумал Лейтенант, проворно перекатываясь по песку арены и уворачиваясь от сверкнувшего полированной сталью кривого меча гладиатора-фракийца. В отличие от великих мастеров, он-то не мог отвлечься от рева сотен тысяч зрителей Циркуса Максимуса, забыть о боли в ушибленном колене и прочих неприятных аспектах вполне реалистичного кошмара.

Ему удалось запомнить момент, когда малярийный жар достиг критической точки и его сознание перешло из реальности жизни в реальность бреда. В какой-то момент он еще лежал в постели и ждал прихода самой желанной девушки в мире. Странным образом температура за сорок и жуткая головная боль не смогли остудить пробужденное Таней желание, и он был уверен в себе так же, как если бы был абсолютно здоров. И вдруг чужая комната в Анголе превратилась в кухню его московской квартиры. Только вот знакомые мебель, огни за окном и мамины пирожки на столе не вызвали обычного ощущения комфорта и покоя. Наоборот, что-то подсказывало ему, что где-то здесь, на этих десяти квадратных метрах кухонного пространства, его подстерегает опасность. От осознания этого факта его проняла жуткая дрожь, тело забилось в ознобе, по нему прошла обжигающая волна страха, поднявшая дыбом волосы на затылке. Вдруг его внимание привлек звук воды, капавшей из смесителя в металлическую раковину. Тихий поначалу, этот звук стал стремительно набирать интенсивность, превратился в барабанный бой, в набат, в металлический лязг металла о металл, больно пульсирующий в висках и отдающийся в ноющей пояснице. Больной понял, что этот страшный звук появился неспроста, что он предупреждал о ком-то чужом, притаившемся за кромкой раковины. Неужели опять змея? Судорога страха вновь пронеслась по ноющим мышцам. С выпрыгивающим от ужаса сердцем Лейтенант приблизился к краю раковины, скрывающей невидимую опасность, и заглянул внутрь. Увиденное поразило его. Огромная — с кулак — навозная муха сидела у стока и, казалось, ждала появления Лейтенанта. Звук падающей на металл воды внезапно исчез. Исчезли и все остальные шумы мира. И в этой внезапно наступившей абсолютной космической тишине раздалось жужжание огромных крыльев — муха поднялась в воздух. Лейтенант в панике заметался по кухне, не в состоянии найти выход и пытаясь укрыться от мерзкого насекомого, которое норовило приблизиться к его лицу. Ему вдруг почудилось, что отвратительные крылья отдают сладковатым запахом мертвечины — разлагающейся плоти и гнилой крови, собравшейся в густую черную лужу. Не в силах более совладать со страхом и отвращением, он нагнул голову над раковиной. Его вырвало. В этот момент он в панике осознал, что его вырвало самим собой, что его нутро исторгнуло не смесь желчи и непереваренной пищи, а саму бессмертную душу. Что та не воспарила, как в более приятных снах, а провалилась в страшное отверстие стока, неожиданно забурлившего и заклокотавшего, как будто в него вливались сточные воды целого города. Лейтенант попробовал крикнуть, но лишь захлебнулся и, обожженный холодом, полетел куда-то вниз, кувыркаясь и отчаянно размахивая руками, задевая за что-то скользкое, мягкое и мерзкое. И вот это бесконечное падение в бездну бреда внезапно прекратилось. К сожалению, удар спиною о песчаную поверхность гигантского цирка не стал концом видения, а лишь послужил прелюдией к его новому этапу.

Неожиданно из сотен тысяч криков, улюлюканий и воплей, раздававшихся со всех сторон самого большого римского амфитеатра, он услышал один — пронзительный женский:

— Беги! Беги, ретиарий, пока он не распотрошил тебя как рыбу!

Он смог разобрать и несколько других возгласов, преимущественно мужских:

— Вспори ему брюхо, фракиец!

— Умри стоя, смазливый трус!

— Найди свой трезубец, вонючка!

«Ага, — подумал Лейтенант в своем непрекращающемся малярийном бреду, — значит, вот о чем вся эта история! Начитался книжек о Древнем Риме!» Что ж, чего-чего, а бегать и прыгать он умел! И в этом плане кошмар с гладиаторским боем вполне имел смысл, если можно сказать подобное о лихорадочных видениях. Насколько он помнил, «ретиарием» римляне называли единственный тип гладиатора, которому не существовало аналога среди воинов различных народов и чье вооружение заключалось в похожей на рыболовную сетке, длинном трезубце и коротком, остро отточенном ноже — чтобы в случае чего вовремя избавиться от своих собственных тенет. Его единственными доспехами являлась чешуйчатая металлическая пластина, прикрывавшая одну руку от кисти до ключицы. Главными преимуществами ретиария в бою как раз и были легкость его ноши и умение быстро двигаться. Лишь хорошо сложенный молодой мужчина с длинными ногами имел шанс не просто увернуться от тяжело вооруженных мурмиллиона или хопломаха,[18] но и победно завершить схватку. Словом, если бы ретиариев набирали в наши дни, то лучшими кандидатами стали бы легкоатлеты. «Ладно, — угрюмо подумал Лейтенант-ретиарий, уворачиваясь от очередного удара фракийца и одновременно подхватывая с песка свой трезубец, — сейчас я вспомню хулиганское детство!» Отбежав метров на двадцать, он остановился перевести дух и решить, что же делать дальше. Фракиец — в полностью закрывающем голову шлеме с гребнем из конских волос, с тяжелым круглым щитом и длинным, заточенным с одной стороны кривым мечом, — наступил прямо на его сеть, уроненную в неудачный момент боя. Театрально подняв клинок, он прорычал из глубин шлема:

— Иди сюда, моя рыбка, из твоей требухи я сварю похлебку для свиней!

Голос прозвучал глухо, как будто кто-то кричал из металлической трубы, но достаточно громко, чтобы его расслышала почтеннейшая публика. Раздался одобрительный шум, нараставший по мере того, как остроту гладиатора передавали дальше и выше по рядам огромного цирка. Римляне любили жестокие зрелища, но всегда были готовы поощрить и хорошую шутку. Случалось, когда умение вовремя развеселить зрителей спасало жизнь тому или иному гладиатору.

— Может, ты собрался варить этот суп для твоих хрюкающих родственников? В кастрюле, которую натянул на свою тупую голову? — не остался в долгу Лейтенант-ретиарий, попутно поставив себе «пятерку» за неожиданно удачный образчик римского солдатского юмора. Цирк взвыл от восторга:

— Молодец, красавчик!

— Рыбешка, а теперь так же отбрей ему и его поросячий хрен!

— Целься в брюхо — не промахнешься!

По-видимому, фракийцу совсем не понравились ни комментарии по поводу его действительно выпиравшего над широким кожаным поясом живота, поросшего седой шерстью, ни то, с какой легкостью этот сопляк украл у него аплодисменты римской публики. Покрывающая его обнаженную спину блестящая испарина говорила о том, что нести на себе доспехи и оружие, вдвое тяжелее обычных солдатских, было далеко не самым легким делом. Но, в отличие от солдатского, бой гладиаторов длился десять-двадцать минут, а потому хорошо тренированные атлеты обычно с легкостью справлялись со своей ношей. Наконец, плюнув на свое стратегически важное обладание потерянной сетью, фракиец издал боевой клич и ринулся на молодого гладиатора. И тут случилось неожиданное. Вместо того чтобы опять убежать — именно этого можно было ожидать от легко вооруженного юноши, — Лейтенант, напротив, быстро помчался навстречу фракийцу. Все четверть миллиона зрителей Циркуса Максимуса затаили дыхание. Пару секунд, пока противники сближались, слышались лишь лязганье доспехов и тяжелое дыхание фракийца. И вот, когда между ними оставалось не более пяти метров и когда зрители подумали, что сейчас-то кривой меч тяжело вооруженного гладиатора распорет стройное тело сошедшего с ума ретиария, произошло чудо. Вместо того чтобы напороться на клинок противника, Лейтенант подпрыгнул вверх, изогнувшись так, как будто преодолевал планку на первенстве Москвы среди юниоров. Фракиец, уже занесший меч для убийственного удара и не способный остановить инерцию тяжелого тела, лишь беспомощно открыл бородатый рот под глухим забралом шлема, пытаясь увидеть, куда делся его противник. Тот же, пролетая над ним, ухватился за гребень из конского волоса и дернул его вбок и вниз. Фракиец тяжело рухнул на песок арены. Ретиарий приземлился коленом на грудь ветерана так, что явственно хрустнули поломанные ребра. Сжав зубы от боли в ушибленном колене, Лейтенант решил: «Бредить так бредить!» — и двинул своему поверженному противнику тупым концом трезубца по торчавшему из-под шлема кадыку. Тот захрипел, дернулся всем телом и остался лежать без движения. Поединок был закончен. Цирк взревел от восторга. Разумеется, публика, как всегда, разделилась во мнениях по поводу дальнейшей судьбы поверженного гладиатора. Понять, кто кричал «Missus!»,[19] а кто, наоборот, голосовал за немедленную смерть зажившегося на этом свете ветерана-фракийца, было трудно. Поскольку тот и так лежал без движения и даже не мог приподняться, чтобы принять свой конец подобающим гладиатору образом — обняв колено противника и подставив ему свою шею, — распорядитель игр решил сделать ставку на милосердие. Взмахнув платком, он вызвал одновременные крики полного одобрения и разочарования. Впрочем, те, кто протестовал против дарования фракийцу жизни, делали это без всякой настойчивости, а скорее из принципа. Зачем они сюда пришли, в самом деле? Зря драть горло да покрываться потом на жуткой жаре? Жалеть какого-то толстобрюхого гладиатора?

— Доктор, что с ним, это малярия?

— Девушка, сначала надо сделать анализ крови! Пока симптомы таковы, что болезнь может оказаться любой из двух десятков лихорадок, которые мне пришлось здесь увидеть!

— Так дайте же ему какое-нибудь лекарство!

— Единственное, что я мог ему дать, моя милая, это жаропонижающее и средство от головной боли! Лаборант появится на работе только утром! До этого придется потерпеть: если сейчас ввести ему что-нибудь сильнодействующее вроде делагила, мы так и не поймем, малярия это или, скажем, желтая лихорадка!

— А если жаропонижающее не подействует? Ведь у него уже сорок!

— Лаборант появится через четыре часа, тогда и посмотрим! Ничего, парень крепкий, спортивный, заболел в первый раз, должен выжить!

Начавшийся вдруг шум был такой интенсивности, что Лейтенант невольно огляделся вокруг. Поскольку Циркус Максимус первоначально предназначался для проведения еще одной любимой забавы римлян — скачек, он имел несколько вытянутую форму, напоминавшую современный футбольный стадион.

Посреди посыпанной песком арены возвышался некий каменный гребень, по-видимому, служивший для гоночных колесниц естественным ориентиром во время соревнований. Лейтенант, которому начинало нравиться участие в этом довольно интересном кошмаре, решил напрячь замутненный токсинами плазмодиев мозг и понять, почему его поединок происходил в этом, гораздо более старом амфитеатре, а не в знаменитом Колизее.

В этот момент шум многотысячной толпы принял несколько иной характер, и новоиспеченный ретиарий попытался понять суть происходящего. Сделать это оказалось не так уж и трудно. Метрах в пятидесяти от себя он увидел императорскую ложу, в которую, по всей видимости, в сопровождении ярко одетой свиты зашел ее хозяин в пурпурной тоге. Толпа взорвалась восторженными криками:

— Слава тебе, о Неро Клаудиус Цезарь Друзус Германикус, великий и несравненный!

— Приветствуем тебя, потомок Цезаря, продолжатель его великих дел!

— Долгих лет тебе, император, и твоей жене Поппее!

Что ж, все в малярийном кошмаре советского офицера стало на свои места. Действительно, Колизей построил позже Веспасиан Флавий. Тот самый, который был таким неотесанным неучем, что умудрился уснуть на представлении самого Нерона. В результате преторианцы-телохранители с позором вышибли его из театра. Ведь, как было известно всему двадцатимиллионному населению империи, Нерон ценил свое актерское дарование и жаждал соответствующей славы гораздо больше, чем, скажем, лавров покорителя Востока. Поэтому, когда через пару лет к Веспасиану прибыл гонец с приказом о назначении командующим в мятежную Иудею, он подумал, что его пришли арестовывать. Десятилетие спустя этот основоположник династии Флавиев, бывший хорошим генералом и неплохим администратором, но в то же время не обладавший харизмой своих предшественников, решил завоевать симпатию плебса с помощью строительства нового амфитеатра по последнему слову тогдашней науки и техники. Сразу скажем, что повысить свою популярность таким затратным способом ему удалось в гораздо меньшей степени, чем подавлением восстания евреев. Лейтенант удивился бы, узнав, что вышеупомянутая историческая личность в данный момент в компании еще одного будущего императора — совсем еще молодого Тита — с дружелюбным одобрением разглядывала его ладную фигуру в набедренной повязке.

Нерон устроился в своей ложе и величавыми кивками головы с густыми светлыми волосами отвечал на искренние восторги черни и гораздо менее сердечные приветствия знати. Распорядитель игр решил продолжить шоу и, видимо получив какой-то знак от императорской свиты, объявил следующий номер:

— Ретиарий против секутора!

Толпа вновь взревела от восторга. Секутор — классический противник ретиария — был идеально оснащен для боя с ним. Так же закованный в броню, как и скопированный с греческого пехотинца-гоплита хопломах, он имел одно важное отличие. Все его доспехи делали идеально гладкими, без всяких украшений и выступов — чтобы затруднить ретиарию использование его сети. Даже шлем появившегося на арене гладиатора был абсолютно круглым, с двумя дырками-бойницами, сквозь которые холодно смотрели голубые глаза северного варвара-тевтонца. Забеспокоившийся было Лейтенант вдруг вспомнил, что он бредит и, философски подумав, что уж в кошмаре-то с ним ничего плохого произойти не может, вступил в очередной бой. Очень скоро, побегав вокруг своего противника и пощупав его оборонительные рубежи, он понял, что, даже будучи закованным в броню, тот обладал гораздо более проворными ногами, чем ветеран-фракиец. Без лишних, способных утомить его движений, без оскорбительных криков тот мгновенно использовал любую возможность, чтобы повредить сеть или попытаться отсечь мечом от древка металлический наконечник трезуба. Это ему, впрочем, пока не удавалось. В какой-то момент секутор решил, что достаточно усыпил бдительность своего юного противника. Он сделал внезапный выпад, отразив щитом удар трезубца и попытавшись направить лезвие короткого, но острого испанского меча в шею Лейтенанта. Лишь быстрые ноги, выработанная занятиями каратэ реакция и закованная в доспехи рука спасли нашего бредящего героя от возможно смертельного удара. Публика приветствовала это неожиданное развитие событий громкими криками. Ей уже надоели скучные топтания двух бойцов друг вокруг друга. Все они, включая женщин и даже первых христиан, пришли сюда увидеть кровь, а ее-то сегодня пока пролито не было.

Отбежавший в сторону Лейтенант все же решил не торопиться — в отличие от варвара-секутора, он уже одержал сегодня красивую победу и успел завоевать симпатии толпы. Думая над тем, как подобраться к обладателю страшных в своем спокойствии голубых глаз, он вдруг понял, что нужно делать. В последующие пять-шесть минут он резко активизировал свои действия, забегая с разных сторон и пытаясь нанести удары трезубцем на разных уровнях — в шею, не защищенную броней грудь и по внутренним поверхностям бедер. Разумеется, его оппонент легко отбил все эти вполне ожидаемые атаки. В сверкающих сквозь бойницы глазах появилось выражение свирепого превосходства. Варвар подумал, что с этим-то молокососом он несомненно справится. Было бы неплохо нанести смертельный удар этому смазливому ретиарию его собственным трезубцем. Скажем, воткнуть его прямо в лицо, чтобы застонали от ужаса все его поклонницы. Надо сказать, что, поскольку ретиарии были единственными из гладиаторов, кто обходился без шлема, ланисты — владельцы гладиаторских школ — специально подбирали на эту роль мужчин с приятными чертами лица. Варвар, чья голова уже к двадцати пяти годам оказалась иссечена всевозможными шрамами, завидовал этому юноше, а потому позволил своим чувствам помешать столь необходимой в бою холодной концентрации внимания. Когда ретиарий неожиданно подвернул ногу и упал на песок, секутор лишь удовлетворенно отметил, что боги действительно благоволят к нему в этот солнечный день, и бросился к, казалось, временно беспомощному противнику. Но когда он — торжествующий и забывший об осторожности — приблизился к Лейтенанту, тот вдруг резко повернулся и обеими руками бросил в узкие глазницы шлема варвара большую пригоршню песка. Его крупицы попали не только в широко открытые голубые глаза тевтонца, но и на время перехватили его дыхание, когда он от неожиданности вдохнул песок широко открытым ртом. Выпустив из рук щит и роняя невольные слезы, он как сумасшедший размахивал мечом, пытаясь поразить невидимого пока ретиария, столь коварно ушедшего от, казалось, неминуемой смерти. И в этот-то момент Лейтенант спокойно, под одобрительный рев толпы, набросил на своего противника сеть. Отчаянные попытки секутора избавиться от проклятых тенет привели лишь к тому, что он запутался в них окончательно, хотя ему и посчастливилось удержать в руках свой короткий меч. Раздавшиеся со всех сторон вопли плебса и потерявших на время свою чопорность аристократов не вызывали сомнения в том, на чьей стороне были симпатии зрителей:

— Добей его, симпатяга!

— Бей в грудь или в горло!

— Отправь варвара на корм рыбам!

Тевтонец, понявший, что боги оставили его, не стал дожидаться решения императора. Нерон, в первые годы правления запретивший добивать побежденных, впоследствии растерял свое милосердие. Смерть, так или иначе, была неизбежной. Нащупав рукоятку меча, по-прежнему путающийся в сетях варвар направил острый конец клинка в свою обнаженную грудь и упал на него так, что тот прошел сквозь его тело. Цирк одобрительно загудел, оценив мужественную гордость поверженного бойца и дождавшись первой порции крови, пролившейся сегодня на песчаную поверхность арены. Лейтенант в оцепенении смотрел на судороги умирающего воина, дивясь тому, насколько реалистичными оказались картины его бреда. Наконец голубоглазый варвар затих, а пятно окровавленного песка под ним приняло внушительные размеры. Секутор был мертв. Поверхность арены невдалеке вдруг вздыбилась, и в ней возникла черная дыра. Вздрогнувший от неожиданности Лейтенант с ужасом увидел, как оттуда вылезли жуткие существа — рабы, одетые богами потустороннего мира. Они сноровисто и деловито потрогали ногу убившего себя гладиатора раскаленным железным прутом (тот не шелохнулся) и, зацепив мертвое тело крючьями, утащили его в свою подземную берлогу. Один из рабов, задержавшись, быстро засыпал кровяное пятно свежим песком. Спустя пять минут уже ничто не напоминало о только что произошедшем здесь бое. Наш бредящий герой вдруг подумал, что пора заканчивать с этим кошмаром, и попробовал вынырнуть из него. Он сделал одно мысленное усилие, затем другое. Он даже расслышал было где-то далеко, в другой реальности, знакомый голос Тани, говорившей кому-то: «Или езжайте за своим лаборантом, или я сейчас разбужу главного военного советника!». Но ничего не вышло: он так и стоял на арене под палящим солнцем. Лейтенант не совсем представлял себе, как же теперь будут развиваться события, повинуясь причудливым соединениям нейронов в его потревоженном ядом плазмодиев мозгу. На секунду он вспомнил о полученных накануне солнечных ожогах и невольно поежился, испугавшись еще худших последствий. Но потом ему стало ясно, что уж чего-чего, а подобного в кошмарах бояться не стоит!

— Sine missione![20] — вдруг раздался громкий, хорошо поставленный и какой-то рокочуще-густой голос.

Лейтенант вдруг понял, что голос этот принадлежал рыжеватому человеку в пурпурной тоге, величественно восседавшему в императорской ложе. «Да чтоб ты пропал!» — неласково подумал наш герой и вновь попытался избавиться от навязчивого бреда или, на худой конец, нырнуть в менее кровавый кошмар. И вновь это не удалось. Нерон пропадать отказался и, взяв в пухлую руку сверкнувший зеленоватыми лучами камень, прищурившись, посмотрел сквозь него на Лейтенанта. Тот сразу вспомнил, что близорукий персонаж его кошмара, как писали историки древности, использовал огромный изумруд в качестве лорнета. Хотя до императора и его свиты было метров пятьдесят, Лейтенанту показалось, что он встретился взглядом с потомком Цезаря. И даже на таком расстоянии сумел многое прочитать в его серых глазах. Там отражались любопытство и жестокость, пытливый ум и детская непосредственность. Но, как вдруг понял Лейтенант, больше всего в этих подслеповатых глазах было ревности. Повелитель огромной и могущественной империи римлян завидовал славе юноши-гладиатора!

— Sine missione! — вслед за официальным хозяином игр повторил одетый в расшитую золотом и жемчугами тогу распорядитель с толстым слоем пудры на потрепанном жизнью лице. Еще один взмах платка, и в открывшихся воротах показался новый противник.

— Ваше императорское величество, прекрасная императрица Поппея, уважаемая римская публика! Сейчас перед вами сразятся ретиарий и сагиттарий!

Цирк зашумел, обсуждая услышанное. Лейтенант не знал, а потому и не смог вспомнить, что термин «сагиттарий» в Древнем Риме означал гладиатора-лучника, закованного в броню с головы до ног. Историки так и не смогли определить, с кем вооруженный подобным образом боец должен был сражаться. На всякий случай, наш герой приготовился к худшему. Казалось, даже всезнающие зрители затруднялись подсказать вдруг ставшему звездой гладиатору, какого же Юпитера ему теперь делать. Дувший до этого легкий ветерок, трепавший полотнища солнцезащитных тентов, неожиданно прекратился. Над ареной воцарилась жуткая тишина. От песка пахло сыростью и гнилой кровью десятков тысяч убитых здесь людей. И тут кошмар Лейтенанта принял неожиданный поворот. «А вдруг, — похолодел он от страха под палящим солнцем, — это не бред? А что, если я бредил там, в Африке, в двадцатом веке нашей эры? А если сейчас окажется, что опасность представляют не взбесившиеся комитетчики с гадюками, шприцами и пистолетами, а вон тот дядька в шлеме, уже поднявший свой лук?» Лучник действительно решил, что достаточно долго раскланивался с императорской ложей, и приступил к довольно простой, с его точки зрения, задаче: расстрелу фактически беззащитного ретиария с помощью тяжелого персидского лука. Длинная и толстая стрела, пущенная из такого оружия, могла пробить насквозь и сирийскую кольчугу, не говоря уже о голом торсе молокососа, которому, по мнению сагиттария, сегодня и так уже слишком много везло. Вытерев о кожаный пояс мокрые от пота пальцы, лучник вытащил из колчана за спиной первую из дюжины стрел и приготовился к выстрелу. Лейтенант, на время отогнавший тревожную мысль о том, бредит ли он на самом деле, понял, что бой будет или коротким, или, наоборот, достаточно продолжительным. Скорее всего, его противник думал, что выбранная ретиарием стратегия будет заключаться в наматывании кругов по арене с одновременным уворачиванием от посылаемых в него стрел. Сагиттарий будет постепенно прижимать его к краю цирка, ограничивая поле для маневра и выходя на дистанцию, с которой будет невозможно промахнуться. Далеко у ворот зазвенела отпущенная тетива из бычьих жил, и первая стрела едва не поразила ретиария в открытую грудь. Лейтенант отскочил в сторону, одновременно отметив, что лучник — как футболист, бьющий пенальти, — сделал ставку на то, что его противник отпрыгнет вправо. По счастью, в этот раз наш герой уклонился в противоположном направлении. Интересно, повезет ли ему в следующий раз? Лейтенант решил не дожидаться ответа. Когда лучник опять спустил тетиву, он плашмя упал на землю, услышал свист пролетевшего рядом снаряда, тут же поднялся и помчался прямо на сагиттария. Тот, не угадав намерений противника и ожидая, что он еще несколько секунд пробудет на песке, выпустил очередную стрелу почти вертикально вверх. Несущийся к нему ретиарий не увидел, как та, достигнув апогея, устремилась вниз и через мгновение воткнулась туда, где какие-то секунды назад находилось его тело. Набирая скорость, он как в замедленном фильме видел лучника, грациозным движением правой руки достающего из-за спины четвертую стрелу. Сагиттарий потерял драгоценные крупицы времени на третий выстрел, а потому у Лейтенанта появился шанс достигнуть линии броска трезубца до того, как лучник спустит тетиву. Если бы рука сагиттария дрогнула, то Лейтенант, возможно, и смог бы метнуть свое единственное оружие еще до того, как противник пошлет смертоносный снаряд в его стремительно приближавшийся силуэт. Был полдень, а потому ни один из гладиаторов не имел преимущества атаки со стороны солнца. В тот самый момент, когда лучник с характерным жужжащим звуком спустил тетиву, Лейтенант метнул свой трезубец и упал на песок, закрыв руками голову и торс. Уже в падении он почувствовал резкую, как будто от ожога, боль в пальцах левой руки, а потом, через мгновение, услышал жуткий рев зрителей.

Едва очнувшись от падения, он посмотрел в сторону лучника и не сразу увидел его. Поднявшись на ноги, Лейтенант смог разглядеть, что тот лежит навзничь и что у него вдруг вырос длинный рог. Рогом оказался удачно брошенный трезубец, попавший не успевшему отклониться сагиттарию прямо в голову. Зубья не смогли пробить толстый металл шлема, но они прошли сквозь редкие прутья забрала и угодили в глаза лучника. Он умер мгновенно. В его колчане за спиной остались восемь стрел. Лейтенант посмотрел на свои пальцы: на них оказался глубокий, до самой ослепительно белой кости, порез, из которого обильно текла кровь. Он очень устал, ему хотелось пить, его сильно тошнило. Словом, нашему герою очень хотелось забраться в тихое, прохладное место. Где в него не норовили бы воткнуть поглубже заостренный кусок железа. Где после соревнований надо не зашивать разорванные стрелой пальцы, а идти в душ, а потом литрами пить холодную газировку с сиропом из автомата в раздевалке спорткомплекса. Где ему не надо было убивать, чтобы спасти свою жизнь и развлечь почтеннейшую публику.

— Что ж, анализ на «толстую каплю» ясно показывает малярию! Девушка, вы бы не сердились, а радовались, что у вашего молодого человека понятная мне болезнь! А не какая-нибудь Эбола или Марбург! От которых нет иных средств, кроме молитвы и плясок шамана!

— Посмотрите! У него идет кровь из левой руки! Что с ним происходит?!

— Гм… Действительно, непонятно! Может, пациент в бреду порезался иглой от капельницы? А откуда в ране песок?

— Очнись! Да очнись же!

— Не беспокойтесь, температура падает! Видимо, приступ заканчивается, и скоро он должен очнуться! Если, конечно, не впадет в кому! Тьфу, надо было промолчать! Девушка, вы бы лучше пошли и умылись! А мы пока ему коктейль внутривенный приготовим!

Выскочивший на арену хозяин ретиария — ланиста — прежде служил центурионом в римской армии. Выйдя на пенсию, он решил вложить свои сбережения в дело, суть которого понимал лучше всего. В конце концов, разница между командованием центурией легионеров и управлением школой гладиаторов сводилась лишь к тому, что первые были людьми свободными, а вторые — жалкими рабами. Впрочем, к правлению Нерона чуть ли не половина бойцов арены происходили из свободнорожденных граждан. Этих — некоторые из них были аристократического происхождения — влекли возможность получить славу и деньги, приблизительно соответствовавшие статусу известного киноактера, спортсмена или рок-звезды в наши дни. Устраивали их и сравнительно комфортная жизнь с боями два-три раза в год, и неизменное внимание женщин, и немалые денежные призы в случае победы. Разумеется, в случае поражения их тела утащили бы крючьями одетые богами царства мертвых рабы. Но для профессионального гладиатора среднестатистический риск погибнуть в бою был примерно таким же, как и у любого солдата разбросанных по всему миру двадцати восьми легионов Рима. На потном лице Ланисты Лейтенант прочитал смешанные чувства — радости хорошо заработавшего ловчилы и суеверного страха боящегося спугнуть удачу лакея.

— Эй ты, скиф немытый, тебя истребовал сам император! Беги к ложе, да побыстрее! И не держись за рану! Как будто тебе член отрубили! Все важное-то цело! Просто царапина! Держись мужественно, но почтенно! И не вздумай заглядываться на Поппею! Враз лишишься и своей кудрявой башки, и смазливой рожи!

Глава 2

— Миленький ты мой, ненаглядный, как же ты меня напугал! — шептала Таня на ухо очнувшемуся возлюбленному, глядя на него своими чудесными глазами — покрасневшими от слез и бессонной ночи, но по-прежнему наполненными светом, способным свести с ума любого мужчину. — Они ведь думали, что у тебя малярийная кома!

— А что это, солнышко? — спросил Лейтенант и не узнал свой охрипший голос.

— Это когда умирающие плазмодии закупоривают сосуды мозга и человек… превращается… — Таня не хотела употреблять использованное врачом слово «овощ» по отношению к любимому человеку, — ну, в общем, надолго теряет сознание! Иногда навсегда!

Лейтенант мысленно порадовался тому, что этого не произошло.

Дверь палаты отворилась, и в ней появились двое врачей. Один — незнакомый — был, скорее всего, гражданским. Второго Лейтенант, несмотря на несколько «плывущее» от лекарств зрение, узнал сразу. Это оказался тот самый военврач, который проводил инструктаж по прибытии в Анголу. Увидев, что наш герой очнулся, медик позволил себе скупую улыбку:

— Что ж, молодой человек, с боевым крещением первой малярией! Можно сказать, с почином!

При иных обстоятельствах Таня, наверное, отбрила бы этого прислужника смерти с его медицинским юмором. Но военврачу повезло: в этот момент синие глаза юной тигрицы сверлили лицо гражданского эскулапа. По-видимому, понял Лейтенант, этой ночью тому пришлось столкнуться с сумеречной стороной характера девушки. Той самой, которая у большинства женщин явственно обнаруживается на этапе развода, при общении с соперницами и на рынке.

— Да мы и впрямь выглядим молодцом! — с фальшивой радостью произнес советский врач, заглянув в зрачки своего едва не сгоревшего в малярийном жару пациента и нащупывая его слабый пульс.

Наш герой еще не знал, что из всех медиков в Анголе лишь кубинские действительно умели бороться с тропическими болезнями. Поэтому он и не содрогнулся от ужаса при прикосновении к нему этого «светила». Дверь опять отворилась. На этот раз в палате небольшой санчасти советского посольства появился уже знакомый нам Вань-Вань. Увидев его, врачи засуетились, пообещали «немедленное улучшение самочувствия», свое скорое появление и удалились. Разведчику не удалось так же легко избавиться от красавицы с голубыми глазами. Лишь когда рука Лейтенанта мягко, но настойчиво сжала ее ладошку, семнадцатилетняя школьница подавила в себе могучий женский инстинкт защиты своего мужчины. Хмуро посмотрев в светящиеся дружелюбием чуть раскосые глаза Вань-Ваня, она твердо сказала, что вернется гораздо раньше, чем врачи. Тот ответил искренней белозубой улыбкой.

— Да, посмотрели бы вы на себя сейчас! — так многообещающе началось общение полковника с пришедшим в себя Лейтенантом.

Действительно, после почти шести часов с температурой за сорок, проведенных в виртуальных сражениях с лучшими гладиаторами Древнего Рима, Лейтенант выглядел не ахти как: осунувшееся, покрытое липким потом, вдруг состарившееся лет на пять лицо, всклокоченные волосы, потрескавшиеся губы. Впрочем, невесело подумал Лейтенант, чувствовал он себя примерно так же, как и выглядел.

— Тут мне некоторые, — главный разведчик перешел на шутливо-заигрывающий тон, используемый командирами всего мира в общении с ранеными героями-подчиненными, — гм, особы женского пола сказали, что вы бредили не абы как, а на латыни!

У Лейтенанта хватило сил лишь на то, чтобы слегка пожать плечами. Рассказывать кому-то о своих похождениях в Зазеркалье ему не хотелось вообще, а своему прямому руководству в особенности. Тем более что наряду с обычаем пить водку с соседями по купе и смотреть «Новогодний огонек», одним из генетически заложенных инстинктов советских граждан было стремление избегать внимания начальников, КГБ и психиатров.

— Что с рукой-то? — взгляд Вань-Ваня добрался до обмотанной бинтом левой руки переводчика. — Не туда полезли? — полковник не удержался от чисто армейской пошлости.

— Вроде того! — вяло ответил наш герой. — Стрелой порвало!

Вань-Вань озабоченно подумал о том, что, возможно, этой же «стрелой» его подчиненного задело и по голове, но развивать тему не стал, перейдя к главному:

— Семеныч пропал, вам об этом уже говорили?

Даже не отошедшему еще от малярийного приступа юному офицеру стало ясно, что в голосе Вань-Ваня прозвучала странная нота. Он говорил так, будто Семеныч отсутствовал не несколько часов, а как минимум месяц. Словно он не мог появиться в ближайшее время, вернувшись с офицерской пьянки или из борделя на Косе Луанды. Словно уже наверняка было известно, что единственной надеждой еще раз увидеть товарища по оружию оставалась печальная встреча с его останками в местном морге.

— Нет, — прохрипел Лейтенант, — еще не слышал! Я его не видел после совещания в штабе ВВС.

— А его жену? Галю? — как бы невзначай спросил Вань-Вань.

— Видел вечером, но где — убейте, не помню, товарищ полковник! Все в голове как в тумане! Не помню даже, когда начался приступ и как сюда попал!

— Так вы не знаете и об инциденте в ночном клубе прошлой ночью?

— Каком еще инциденте?

— Да там двое советских гуляли. Одного, из Минрыбхоза, дикие мартышки за достоинство покусали, а культурному атташе из посольства нос сломали.

— Кто, мартышки?

— А? Да нет, ему по морде кто-то из гуманоидов заехал! Оба теперь в соседней палате лежат — первый в коме, а второй от наркоза отходит. Так слышали?

Лейтенант лишь промычал в ответ нечто отрицательное, подумав о том, что было бы в высшей степени разумно и предусмотрительно покинуть стены санчасти до того, как искалеченный ревнивым танкистом Терминатор узнает о его соседстве. Оставалось лишь надеяться на то, что Степан хорошо поработал над заветным органом Англичанина и что последний не скоро сможет прийти на помощь человеку с пластмассовым лицом.

— Да вы лежите, лежите! — захлопотал Вань-Вань с участливым выражением на симпатичном лице, как будто подумав, что Лейтенант прямо сейчас собрался бежать на поиски Семеныча. — Набирайтесь сил! Нам они ой как понадобятся!

— Из-за самолета? — спросил Лейтенант.

— Из-за него! — подтвердил Вань-Вань, скорбно покачивая головой. Этим покачиванием он как бы выражал сожаление по поводу того, как подвел его Семеныч своим исчезновением в тот самый момент, когда все силы и средства Страны Советов в данном регионе мира были брошены на поиски потерянного летунами бомбовоза с неизвестно чем на борту.

— Кстати, из Москвы сообщили, что американская авианосная группировка в Средиземноморье внезапно снялась с якоря в итальянском Бриндизи и уже прошла Гибралтар! Угадайте, зачем! С трех раз!

Действительно, угадать было нетрудно. Лейтенанта вновь стала мучить совесть. Подумав, что ждать откровенного разговора с Семенычем ввиду его исчезновения больше не имеет смысла, он, откашлявшись, глухо сказал:

— Товарищ полковник, мне надо вам кое-что сообщить…

— Что ж, — спустя некоторое время резюмировал Вань-Вань, — вы, товарищ лейтенант, приняли пусть и несколько запоздалое, но все же правильное решение! Правда, легче стало?

Лейтенант кивнул. Теперь его немного мучала совесть уже из-за Семеныча, который совершенно очевидно по какой-то загадочной причине не передал важнейшую информацию непосредственному начальству. Зато он действительно избавился от тяжелой ноши.

— Осталось лишь отдать мне кассету! — Вань-Вань с улыбкой приглашающе протянул руку.

Лейтенант испытал и тут же подавил в себе мгновенное желание притвориться дураком и спросить: «Какую кассету, товарищ полковник?».

Поскольку он продолжал колебаться, улыбка Вань-Ваня немного потускнела:

— Вы ведь сделали копию? Вы же понимаете, насколько важна эта запись?

Вздохнув, Лейтенант потянулся к висевшим на стуле брюкам, достал кассету из застегнутого заднего кармана и молча положил ее на ладонь Вань-Ваня:

— А почему Семеныч не отдал вам оригинал?

Главный разведчик покачал головой, как бы в тяжелых раздумьях о столь странном поведении своего приятеля, и пристально посмотрел в глаза Лейтенанта. Теперь уже он, казалось, колебался, стоит ли отвечать на вопрос.

— Как вы понимаете, вряд ли он забыл! Думаю, рановато говорить и о возможном предательстве… Лично я пока склоняюсь к другой версии. Мне кажется, Семеныч связался с конкурентами…

— Что значит — конкурентами? — спросил наивный юноша, еще не знавший о полувековой вражде между госбезопасностью и военными.

— КГБ! — сухо ответил полковник, продолжая буравить Лейтенанта своими немного раскосыми, вдруг ставшими непривычно колючими, глазами. — А это, брат, похуже, чем предать маму и папу!

— Почему? — вновь был задан наивный вопрос.

— Потому что, милый мой, у военного разведчика есть только один папа! Он же, кстати, и мама! А сидит этот папа-мама в здании на Хорошевском шоссе. В том, что со множеством стекол и которое называют «Аквариум». У него погоны генерала армии, его должность — начальник Главного разведывательного управления! Ясно? Вот кто для нас Родина! Которая нас, мой юный друг, и бет, и кормит! Запомните это и никогда не забывайте!

Лейтенант, воспитанный на русской и советской литературе патриотического содержания, с некоторым сомнением кивнул, переваривая новую концепцию столь важного для СССР понятия. Она, прямо скажем, заметно отличалась от песни «С чего начинается Родина…» и всего, что сумела вдолбить в его голову советская система образования.

— Так вот, скорее всего, наши коллеги с Лубянки затеяли некую непонятную пока комбинацию! Пусть с ними разбирается Аквариум!

Вань-Вань сделал паузу. Лейтенант вдруг тоскливо подумал, что прямо сейчас начальство принимает решения, которые надолго, а может и навсегда, разлучат вляпавшегося в историю романтика с очаровательной особой женского пола. Он почти угадал.

— В общем так, товарищ лейтенант! Будете пока при мне — помогать с поисками самолета! Переводить «Черного Петуха» придется на ходу! Магнитола уже есть? Вот и хорошо! Там, на юге, поближе к передатчику, прием будет еще лучше! А все остальное пока замкнем на наших ребят здесь, в Луанде!

— А как же советники радиобригады?

— Ильич, с его-то талантами, пиво и так продаст! Чего застеснялись? Думали, не знаю, что там у вас происходит? Они же наперегонки друг на друга стучат! Советская школа выживания! Боевое братство в действии! В общем, если им понадобится помощь, то пусть хорошо попросят старшего миссии! Глядишь, и вымолят толмача на пару часов! А больше им, между нами, девочками, и не надо! Наш таинственно пропавший друг и вы, товарищ переводчик, выполняли как минимум семьдесят процентов полезной нагрузки, еще процентов двадцать — капитан Коля! Ну а остальные десять в солнечный день и не с похмелья, может, Ильич на-гора и выдавал!

— А парторг? Дядя Миня?

— Шутить изволите! Единственное, на что способен этот дебил, — отгонять помехи от антенн! Своей балбесиной! Седина в бороду, бес в ребро! Давно его отправить надо было, да с замполитом связываться не хоту — парторг все-таки! На вас, кстати, тоже успел пару доносов накатать! «Распитие спиртных напитков», «заигрывание с представителями подсоветной стороны» и — это мне понравилось больше всего! — «склонение к сожительству несовершеннолетних»! И кого это он, хе-хе, имел в виду?

Лейтенант почернел от злости.

— Да-да, привыкать надо смолоду! Армия — школа жизни! Трахни ближнего и не забудь дальнего! А то дальний приблизится и трахнет тебя! Не люблю матом, но тут иначе не скажешь!

Вань-Вань сделал паузу и вновь критически осмотрел осунувшееся лицо Лейтенанта:

— Конечно, нашим врачам верить — себя не уважать! Но на основе личного опыта могу сказать, что, пусть и ограниченная, но какая-то работоспособность у вас до следующего приступа сохранится… Пить, правда, не советую! Печенка, тьфу-тьфу-тьфу, молодая, но лучше судьбу не искушать, а то еще и гепатит заработаете… Что же касается врачебной помощи, то таких медиков мы и в других местах найдем! А если и нет, то, может, это и к лучшему! Наши-то могут так полечить, что всю недолгую оставшуюся жизнь придется таблетки жрать! В перерывах между капельницами! В любом случае, лучше уж малярия, чем быть застреленным в спину чекистами! На бесптичье, разведчик, и задница соловей! Так-то!

Выслушав речь начальника, Лейтенант сел в кровати. К его удивлению, ему удалось сделать это, хотя в голове и зашумело. Вань-Вань радостно прокомментировал:

— Вот-вот, боец-молодец! Так держать! Только не уписайтесь по дороге! Сегодня после обеда запланирован рейс в Уамбо! Слетаете, возьмете вещички… А потом обратно! Если сообщенные вами координаты, гм, приводнения «Белого Лебедя» правильные, то нам нужно лететь на юг! Туда так или иначе выдвигается группа усиления, которую распорядился создать JVC. Скоро наступление на Мавингу!

— А как же мирные переговоры? Перемирие?

— Да какие, мать их, переговоры! Тут же прямо по Троцкому: «Ни войны, ни мира…». Только вот армию никто распускать не собирается! Ладно, товарищ лейтенант, оставляю вас заботам девушки Татьяны! Чудесная, надо сказать, девочка! Не упустите! Глядишь, к вашему возвращению и совершеннолетия достигнет! Можно будет и военную свадьбу сыграть! Позовете на мероприятие-то? Да ладно, не краснейте! Против природы не попрешь! А чего это я все на «вы» да на «вы»? А? Ладно, на брудершафт попозже выпьем, а сейчас собери волю в кулак и иди умойся! Не пугай невесту!

Глава 3

Можно было без всякого преувеличения сказать, что среди пассажиров отлетающего в Уамбо транспортника «Ил-76» самое лучшее настроение было у мартышек Маши и Степана. В самом деле, эти двое нашли друг в друге превосходных партнеров по размножению в неволе, а также нескучно провели время, проверяя боеспособность старого броневика и крепость гениталий похожего на англичанина сотрудника КГБ. В связи с последним, собственно говоря, Степана и решили отправить в командировку на Западный фронт. Ведь даже человек с английским чувством юмора мог потерять всю свою сдержанность, расставшись со способностью рожать детей, говорить мужским голосом и получать зарплату в мрачном здании на Лубянке.

Вне всякого сомнения, остальные участники рейса находились в гораздо менее приподнятом настроении. В первую очередь, хмурые лица были у экипажа. Дело в том, что накануне утром их коллеги и друзья, перевозившие партизан Африканского национального конгресса из ангольских лагерей подготовки в Танзанию, получили неприятный сюрприз. Один из сотни борцов с апартеидом, загрузившихся в чрево «Ильюшина», оказался агентом ЮАР и попробовал угнать советский самолет на юг — во владения работодателей. Там с его пассажирами, невзирая на новые веяния и предстоящее освобождение Манделы, обошлись бы по-свойски. Черный, как асфальт, соратник белых угнетателей соорудил из гранатного запала, жестяной кружки и хорошего куска пластида чешского производства импровизированную бомбу. Вскоре после взлета он попробовал пронести это хозяйство в кокпит и заставить советских летчиков изменить маршрут на гораздо более южный. Он не мог знать, что экипаж собирался вернуться к вечеру в связи с сорокалетием командира, а потому, прямо скажем, был не готов к резкой смене планов. Под предлогом изменения курса экипаж так накренил воздушное судно, что все пассажиры, включая и незадачливого террориста, покатились по ребристым стенкам грузового отсека. В этот момент штурман умудрился треснуть злоумышленника «тупым тяжелым предметом» — рукояткой своего «Макарова» — по кучерявой башке. Видимо, то ли «предмет» оказался недостаточно тяжелым, то ли указанная голова слишком прочной, но бомбисту все же удалось выдернуть чеку из гранатного взрывателя. Впоследствии, когда его немилосердно били сначала чудом выжившие пассажиры, а потом и работники ангольской и советской контрразведки, он печально размышлял о причине несрабатывания взрывного устройства. Вряд ли ему стало бы легче, если бы он узнал о том, что вместо «семтекса» настоящего он, не зная чешского языка, использовал пластид муляжный (то есть обыкновенный пластилин). Разумеется, летчики подняли первый тост именно за это счастливое обстоятельство, обмывая вечерком вместо одного юбилея сразу несколько дней рождения. Празднование завершилось далеко за полночь и неизбежно вызвало тяжелое утреннее похмелье у всех его участников. Под влиянием вышеописанных событий и упомянутого синдрома на следующий день они категорически отказались брать на борт африканцев. Вдобавок, уже руля на взлет, летчики специально задели реактивными струями двигателей скопившихся на летном поле любителей воздушных путешествий. Ни в чем не повинные люди поразлетались в разные стороны вместе с пожитками.

Лейтенант, разумеется, обрадовался еще одной возможности провести время с любимой девушкой. Но эту радость омрачали многие факторы: не самое бодрое состояние, охота на него самого могучего ведомства СССР и перспектива долгой разлуки с любимой. Вполне могло статься, что по возвращении он и не застанет Таню, которой скоро придется вернуться в свой десятый класс. Примерно те же мысли мучали и саму юную очаровательницу, которая весь рейс нянчила столь загадочно пораненную руку Лейтенанта. Против обыкновения, в этот раз она улыбалась лишь изредка — когда улыбался и он сам или когда ее взгляд падал на пару мартышек, свернувшихся калачиком на ящиках с макаронами.

Без особой радости возвращалась в Уамбо и Галина, потерявшая мужа в воюющей стране. Было очевидно, что в ближайшее время ей грозило возвращение в Союз в незавидном статусе соломенной вдовы. Со времен Ленина-Сталина на любого пропавшего без вести военнослужащего Страны Советов автоматически, до дальнейшего выяснения обстоятельств, ставилось клеймо предателя. Поэтому каждый офицер, которому пришлось выполнять интернациональные долги, знал: пусть над Союзом и веяли ветры перемен, а в Восточной Германии трещала Берлинская стена, но по-прежнему действовало старое, еще Берией заведенное, правило. Оно гласило: если твой труп не нашли на месте боя, то не видать твоей жене пенсии, а твоим детям доверия могучего государства рабочих и крестьян. Вдобавок к этим соображениям Галину, с одной стороны, мучала совесть за интрижку с неотразимым Романом, а с другой, тянула в его крепкие объятия неуклонно увядающая плоть. В общем, бабоньки, повесилась бы на крепкой веревке, да на чем же, милые, потом белье сушить!

Артиллерист Михаил Петрович хмурился, так как еще со времен афганской командировки всегда тяжело переживал потерю очередного сослуживца. Ему, в общем-то, было плохо в независимости от того, сбежал ли разведчик к посулившим денег американцам или, наоборот, дрейфует в Атлантике с дырой в голове и эскортом из поедающих его рыб. Ведь, как ни поверни, миссия фронта лишилась профессионального, добросовестного и симпатичного офицера, а таких в Советской Армии, прямо скажем, считали далеко не миллионами.

Когда, отстреливая тепловые ловушки и натужно свистя турбинами в разреженном воздухе плоскогорья, «Ил-76» совершил посадку в Уамбо, Таня в последний раз прижала к своей груди голову Лейтенанта и прошептала ему на ухо:

— Я сегодня приду к тебе! Не закрывай дверь на замок! И не застрели меня по ошибке!

Встретившие ее родители с подозрением посмотрели на гораздо менее, чем обычно, улыбчивую дочь, на вылезшего вслед за ней из люка чересчур симпатичного переводчика и на отводившего глаза Михаила Петровича. Последнему замполит лично поручал блюсти безопасность и честь единственного ребенка. Но тот, уже выдавший замуж двух дочерей, слишком хорошо знал, что попытки укротить порывы просыпающейся чувственности у влюбившейся девчонки были равносильны попыткам загасить горящий дом авиационным керосином. А потому за все пребывание в Луанде он даже и не подумал заняться нравоучениями. В конце концов, если бы хоть одна из его дочерей вышла за парня вроде Лейтенанта, он простил бы ей и тройки в школе, и добрачные беременности, и то, что внуков назвали Глебом и Ипполитом (ладно хоть не Аристархом!), а не Михаилом — в честь отца, и не Петром — как деда.

Когда грузовик с «Совиспаном» и прибывшими из Луанды «аргонавтами» проезжал мимо рынка, оттуда донеслись звуки, свидетельствовавшие об очередном резонансном событии, подобном уже известной нам облаве на спекулянтов с целью призыва в армию. Издалека были видны кучки бежавших куда-то аборигенов и слышны их возбужденные крики. Впрочем, в этот раз шум толпы носил несколько иной характер. Так, вдруг подумалось Лейтенанту, кричали в амфитеатре во время его бреда. Стало быть, причиной происходившего являлось какое-то бесплатное развлечение, а не возникшая внезапно опасность. Вдруг все стало понятным — над Уамбо раздался давно не слышанный здесь гудок паровоза. Дело в том, что рядом с «прасой» находился заброшенный и загаженный вокзал Бенгельской железной дороги. Эта узкоколейка когда-то была частью огромной системы, удобно связывавшей два океанских побережья Африки и, по местным масштабам, являвшейся техническим чудом, подобным Суэцкому каналу. Разумеется, стратегически важная дорога стала одной из первых жертв начавшейся много лет назад гражданской войны. У правящего режима Анголы не было сил и средств на ее охрану от атак партизан и уж тем более на постоянную починку подорванных ими рельсов. А посему разрезающие африканский континент пути бесполезно ржавели и постепенно зарастали бурьяном. Бенгельская железная дорога, построенная инженером Робертом Уильямсом, стала такой же небезопасной, как и сегодняшние английские. Лейтенанту посчастливилось приобрести официальную ангольскую книжку об этом рукотворном чуде, строившемся двадцать шесть лет. Подпись под фотографией с мускулистыми телами рабочих, что-то там делавших с ржавыми рельсами, гласила: «Работники Бенгельской дороги заставляют ее работать с помощью железной воли и невиданных усилий». Впрочем, «железной воли» обычно хватало лишь на то, чтобы позировать для подобных фото. Лишь изредка, в качестве пропагандистской акции, дорогу ненадолго восстанавливали для триумфального проезда символического состава. Подобные события были призваны хоть на несколько дней убедить терпящих тяготы нескончаемой войны граждан в том, что вслед за чудом маленьким — приходом поезда — может произойти и чудо большое — наступление мира и экономического процветания. Впрочем, судя по появившемуся из-за деревьев древнему паровозу «Гаррат» и тому, что он с трудом тащил за собой, «поезд» был скорее «бронепоездом». Два пассажирских вагона без стекол и еще пара покрытых потеками ржавчины грузовых робко прятались среди платформ со счетверенными автоматическими пушками. «Гвоздем программы» оказался реактивный миномет «БМ-21» («катюша») на вращающейся турели. Возможно, именно он своим зловещим видом и помог бронепоезду добраться невредимым до Западного фронта.

Когда Лейтенант попал в миссию, первым из коллектива советников радиобригады, кого он встретил, оказался капитан Коля. Посмеиваясь в пышные казачьи усы песочного цвета, тот поведал об очередном происшествии с одним из членов их сплоченной ячейки. Как выяснилось, накануне вечером аборигены праздновали свадьбу в здании, которому посчастливилось находиться напротив окон Ильича. Тот, будучи тем, кем он был — человеком, способным разбить стакан только за то, что он граненый, — разумеется, очень скоро, неоднократно и в не самой вежливой манере проорал африканцам с балкона все, что о них думает. И об их «сраной» стране, и о перспективах строительства социализма в Анголе («скорее у вас, бл…дь, дети блондинами станут!»), и о внешних данных самих молодоженов («такую невесту и носорог бы не трахнул!»). Когда жизнерадостные негры проигнорировали его идущие от самого сердца слова, Ильич не выдержал. Взяв в руки «Калашников», он прицелился и выпустил длинную очередь по электрическому щиту-распределителю, весьма кстати оказавшемуся рядом с местом свадебного шабаша. Последствия превзошли все ожидания пожилого армейского хама: свет потух не только на свадьбе, но и в близлежащих зданиях местной власти. Как и можно было предположить, разгоряченные «резервой» и весельем гости по заслугам оценили жест советского советника и чуть было не устроили очередную революцию. Поднятому по тревоге старшему миссии пришлось в пожарном порядке дозваниваться сначала до прокурора, с которым он пил каждую пятницу в бане миссии. Потом до провинциального комиссара, с которым он, к несчастью, пил не так часто и не в такой располагающей к развитию крепкой интернациональной дружбы обстановке. После последнего звонка его духорасположение улаживать конфликты с местным населением опустилось до той опасно низкой точки, которой старший в последний раз достигал в момент общения с владельцами сожженного летчиками матраса. Вспомнив об упомянутом случае, Лейтенант совсем не удивился, когда Николай с ухмылкой процитировал душевные слова царственного полковника, адресованные притихшему по случаю «обосрамшись» Ильичу: «Последний раз тебя отмазываю, хрен кривоногий!» Капитан продолжил:

— Дядя Миня помолодел лет на пять! С того самого момента прямо на крыльях летает! На работу после обеда не вышел. Ильич тоскует, говорит: «Оперу пишет, гнида краснорожая!»

Словом, крепкая ткань боевого братства отдельной бригады радиоразведки трещала по всем швам. Увидев Лейтенанта, Ильич буркнул:

— Аа… Явился, наконец!

Лейтенанту показалось, что Ильич хотел добавить нечто вроде «бездельник», но ошибся.

— Как ты, твою мать, здесь появился, так все под откос и пошло!

Задетый несправедливостью начальства и не знающий, что в будущем ему придется услышать подобные признания от жителей самых неожиданных юрисдикций, наш герой, не выдержав, огрызнулся:

— Товарищ подполковник …бите свою маму, дешевле будет!

Ильич промолчал. В его глазах, увеличенных линзами интеллигентских очков, светилась тоска умирающей от старости и злости собаки, которая всю жизнь из принципа гоняла котов, терроризировала детей и трусливо облаивала соседей.

Случайно напоровшись на дядю Миню, Лейтенант сразу же увидел, что капитан был абсолютно прав: на него, скаля желтые зубы, смотрела «большая белая», помолодевшая на несколько лет.

— Ну что, съездил, красавец? — с вновь обретенной уверенностью промолвила человекообразная акула. — Мы тут слышали, тебя куда-то еще отправляют! Смотри, не посрами коллектив советников бригады! Не забудь, чему учили!

Видно было, что откомандирование Лейтенанта парторг отнес на счет своих доносительских талантов, а потому его аж распирало от удовольствия и желания намекнуть, что именно он является истинной причиной происходящего.

— Ладно, ладно, не на митинге! — как мог, спокойно ответил юный офицер, а потом не выдержал: — Напомни, кстати, чему ты там меня учил? Как в штаны со страху писать? Или как девочек развращать?

Человек-акула побелел от злости, утратив большую часть радостной наглости:

— Насчет развращения, так это надо еще проверить, остался ли кое-кто девственницей после визита в Луанду!

Удар Лейтенанта был коротким и точным. Как и учили, вся энергия ушла в тело противника. Получив кулаком в солнечное сплетение, дядя Миня не отлетел на три метра, как в азиатских фильмах о кун-фу, а, хрипя, осел на колени, хватая ртом воздух.

— Я… Да я тебя… Да я тебя, падла… — как пустой сифон сипел дядя Миня.

— Что «ты меня»? — наклонился к нему наш герой, борясь со здоровым желанием добавить еще и локтем в зубы. — Заложишь опять? А ты знаешь, сволочь краснорожая, как тебя наши негры-охранники называют? А? «Аллигатор-дефлоратор»! Так что ни хрена ты мне не сделаешь! Можешь разве что набрать в свой высокопартийный рот дерьма и плюнуть в мою несознательную сторону!

Лейтенанта трясло от злости, когда он поднялся в свою квартиру. Еще больше он завелся, обнаружив, что в его ванной опять нет воды. Выскочив на площадку, наш герой увидел, что кран — видимо, с помощью плоскогубцев и нежуковской силы — был вновь закрыт в сторону, напрочь исключавшую пополнение технического запаса. Кипя от злости, в этот раз он с помощью серии ударов молотком не просто перекрыл доступ воды в стояк несдающейся гниды Жукова, но еще и с ожесточением загнул его корешок к трубе.

— Мда, судя по всему, эскалация противостояния продолжается! — раздался знакомый голос Тани. — По-моему, если ты окажешься без воды еще раз, то этому молотку будет найдено иное применение! Как ты себя чувствуешь?

Вместо ответа Лейтенант взял ее за руку, завел в квартиру и, ногою закрыв дверь, прижал Таню к стене. Он впился в ее прохладные губы своими — жадными и нетерпеливыми. Поцелуй был долгим, шелковистым и никак не удовлетворил обе стороны.

— Осторожнее, молодой человек! — низким голосом прошептала Таня, освободив губы, когда ей не хватило воздуха. — Не кусай их, они у меня тогда полдня без помады алыми будут! А мама и так на меня подозрительно смотрит, вопросы задает наводящие!

— И как ты отвечаешь? — пробормотал Лейтенант, борясь с лифчиком, скрывающим высокую и такую восхитительную на вкус и ощупь грудь девушки.

— Уклончиво! — легонько оттолкнула его Таня. — Подожди до вечера! И запомни: мой бюстгальтер расстегивается спереди!

С трудом отрываясь от тела солнечной школьницы, Лейтенант с удивлением воспринял эту новую для него информацию.

— О! А когда ты успел обжить и эту спальню? — Таня рассматривала преобразившуюся кладовую.

Здесь уже не было хлама, старые газеты перекочевали в комод гостиной, а двуспальная постель оказалась застеленной свежим комплектом купленного на «прасе» красивого цветастого белья.

— Как тебе сказать? — уклонился Лейтенант от прямого ответа. Он не хотел, чтобы дочка полковника Фридриховского обиделась на то, что его планы в отношении нее приняли вполне конкретный характер еще до путешествия в Луанду.

— Послушай, тебе еще надо собрать вещи! А мне одеться ко дню рождения!

— Какой еще день рождения? — удивился наш герой.

— Аааа! — засмеялась Таня. — По-моему, мужчины в очередной раз доказывают, что их так называемая дружба — такой же миф, как и отсутствие дружбы женской! Так вот, сегодня отмечается день рождения мальчика Сашки. Он, кстати, бедненький, специально ждал моего возвращения, чтобы провести это мероприятие! Признаться, я подозревала, что и он, мажорчик смазливый, купил красивое постельное белье! А потому и спросила о тебе!

— И что? По какой причине я должен был отсутствовать?

— Нет, нет! Восторга на лице, конечно, не было, но ты, разумеется, приглашен! Тебя просто не успели предупредить! Так что встретимся через два часа! В квартире с привидениями!

Глава 4

День рождения Сашки мало отличался от всех остальных подобных событий. Практически не изменился и состав принимавших в нем участие. Единственное отличие заключалось в том, что по случаю своих именин Сашка решил претендовать на еще большее, чем обычно, количество внимания. Результат, по мнению Лейтенанта, получился тошнотворно-приторным. Впрочем, возможно, в нашем герое говорила самая обычная ревность. Дело в том, что при произнесении каждого нового тоста большие красивые глаза именинника неизменно смотрели не на произносившего, а косились или даже откровенно упирались в сохранявшую полный нейтралитет и невозмутимость Таню. Та, помня о ранимости ее молодого человека, не собиралась портить возможно последний перед долгой разлукой вечер из-за коровьих очей обаяшки-мажора. Именинника же приревновала жена подполковника Березнякова Эвелина. Насмотревшись на его вздыхания по более молодой и гораздо более привлекательной сопернице, она в очередной раз психанула, крикнула ни в чем не виноватому супругу «Выхухоль пучеглазая!» и в свойственной ей манере выбежала в ночь. Березняков, не совсем помнивший, как выглядел упомянутый ею зверек, все же обиделся и расстроился. Выпив полстакана коньяку за здоровье именинника, он снял очки с толстенными линзами и грустно принялся протирать их. Его действительно несколько выпученные глаза были такими близорукими и производили впечатление такой беззащитности, что Лейтенанту стало его жалко. Он не выдержал и подсел к мужу убежавшей истерички:

— Вы знаете, по странной иронии судьбы у меня возникло хобби, удивительным образом пересекающееся с вашей областью исследований!

Березняков снова нацепил на чуть приплюснутый нос очки и с интересом посмотрел на нашего героя, вновь став похожим на «поросенка, который умел играть в шахматы». Хлопнув — уже без тоста — еще полстакана, он заговорил в столь несоответствовавшей его внешнему виду развязной манере:

— Это каким же образом? Вы что, тоже начали читать лекции о перестройке как неизбежном этапе дальнейшей трансформации социализма? Или решили жениться на ненормальной?

— Нет, нет! — поспешил откреститься от подобных подозрений Лейтенант. — Просто у меня малярия, и в бреду я путешествовал не куда-нибудь, а в Древний Рим! В эпоху раннего христианства — ту, в которой вы ищете способ идеологического покорения мира!

— Гм, — глумливо ухмыльнулся подполковник, — и часто вас, юноша, посещают подобные видения? К психиатру не пробовали обращаться?

Лейтенант проигнорировал эти слова и коротко описал свои гладиаторские бои и встречу с самим Нероном.

— Серьезно? — уже с интересом переспросил «поросенок» Березняков. — Неро Клаудиус Цезарь Друзус Германикус? Тот еще персонаж! Недаром он попал в Книгу Апокалипсиса под именем Зверя! Последний потомок Цезаря, был любовником своей собственной матери… Предал ее казни, когда та попробовала выговаривать ему по поводу любовницы Поппеи… Затем казнил и супругу Октавию, чтобы жениться на все той же Поппее… Бисексуал… Впрочем, они тогда почти все таковыми были: у греков-развратников научились… Мнил себя великим актером и не менее великим поэтом… Хотя, на самом деле, некоторые его вирши были весьма неплохими… И как же он выглядел в вашем кошмаре?

— Среднего роста, полный, рыжеватые волосы, серые глаза… Очень, я бы сказал, неласковые…

— Ну да, в общем и целом совпадает с историческими описаниями! — подтвердил Березняков. — Вы, видно, тоже почитывали кое-что о той эпохе?

— Да, да! — рассеянно ответил Лейтенант, пытаясь вспомнить еще одну деталь рожденного малярией образа. — А, вот что! От него не очень приятно пахло! Потом и почему-то сырым луком!

Тут Березняков оставил свою ироничную ухмылку, которая не покидала его лица на протяжении всего рассказа Лейтенанта, предложил:

— А ну-ка, давайте выйдем!

Вышли они в ту спальню, где ранее жил сам Лейтенант. Со времени его переезда комната претерпела некоторые изменения. Так, паркет со страшным темным пятном посередине окончательно вспух и рассыпался. Теперь вместо него была лишь груда досок.

— Это мы неделю назад по пьяному делу балкон забыли закрыть! — объяснил потомок важного политического генерала, равнодушно взглянув на это безобразие. — И в ту же ночь ливень врезал! Ну вода и натекла… Ничего, зато теперь пятна не будет видно! Но я отвлекся! Расскажите мне поподробнее о запахе лука и, самое главное, где вы могли о нем прочитать?

Лейтенант перечислил те пару-тройку книг о пригрезившейся ему эпохе, которые могли попасть в руки любого среднестатистического гражданина: трилогия Фейхтвангера об Иосифе Флавии, «Спартак» и… и, пожалуй, все…

— И все? — не поверил ему Березняков. — Не может быть! Вы же в подробностях описали даже украшения на оружии ваших оппонентов-гладиаторов! И детали конструкции Циркуса Максимуса!

— Мало ли что может привидеться в малярийном бреду! — попробовал найти разумное объяснение этому действительно непонятному феномену Лейтенант.

— Ну да, конечно, — продолжал с подозрением смотреть на него подполковник с необычным для советского офицера кругозором, — возможно, где-то что-то слышали, а внимания не обратили!

— Ага! — обрадовался наш герой. — А подсознание-то потом и выдало!

— Постарайтесь-ка вспомнить, а откуда вы могли услышать о том, что Нерон все время ел сырой лук, чтобы улучшить свой голос? Об этом знает далеко не каждый историк! Я уж и не говорю о среднем советском гражданине! У нас и библиотек-то в стране найдется две-три, где такие книги можно достать! И надо сказать, далеко не все они на русском! Плюс доступ к ним тоже так просто не получишь — только если ты научный работник и если твоя тема как-то пересекается с этим предметом! Итак, откуда вы знаете обо всех этих милых, но малоизвестных мелочах, касающихся тирана-императора, давшего дуба две тысячи лет назад?

— Понятия не имею! — искренне признался Лейтенант, разводя руками.

Тут он вспомнил о пораненных стрелой пальцах и счел нужным поведать еще и об этой загадочной истории. Березняков жадно ловил каждое его слово. Казалось, следы недавней пьянки полностью испарились из его организма. Наконец он завистливо вздохнул:

— Эх, мне бы такую малярию! С таким-то бредом я бы целый роман настрочил! А то мне все снится XXXXХ съезд КПСС! Как будто все в белом, на какой-то горе, и очень красиво «Интернационал» поют! Как в церкви! И вступительная речь, милый мой, не на русском и не английском, а, заметьте, на латыни! А речь знаете кто произносит? Я! И на горе мой портрет! Громадный! А над горой летают белокрылые херувимы с лицами классиков марксизма-ленинизма и все время матерятся!

— Тоже на латыни? — удивился Лейтенант.

— Да нет, по-русски!

— Мой кошмар не такой жуткий! — честно признался Лейтенант, представив себе описанную сцену.

Уже направляясь к выходу из роковой комнаты, Березняков вдруг остановился и, хлопнув себя по лбу ладонью, ухмыльнулся:

— Говорили, обсуждали, а самое-то главное не спросил! Про баб-то забыли! Женский, так сказать, вопрос! Как в вашем кошмаре выглядела императрица Поппея? Та, ради которой Нерон казнил свою мать и первую жену Октавию? Которую он потом приревновал к загадочному любовнику и убил нечаянным ударом кулака? Что в ней было особенного?

Лейтенант задумался, пробуя разобраться в рожденных бредом воспоминаниях.

— Блондинка с карими глазами…

— Редкое сочетание! — хмыкнул Березняков. — Бред — он и есть бред, ничего не скажешь!

— Очень красивая! Какая-то очень белая, почти алебастровая кожа. Впрочем, не болезненно белая, а наоборот! Даже не знаю, как объяснить! Как будто ожила прекрасная мраморная статуя! Рост я не разглядел: в моем кошмаре она сидела. На самом деле она не произнесла ни слова! Говорил преимущественно Нерон: что-то высокопарно-неумное, о том, как я старался порадовать его своим мастерством. Глупость какая! Никого я не радовал, просто свою жизнь спасал! Так вот, Поппея не сказала ни единого слова, я даже не уверен, что она хоть раз посмотрела мне в глаза…

— Странно, — буркнул Березняков, — в то время для знатных дам было модным оказывать знаки внимания гладиаторам. Впрочем, чего это я… Ведь это кошмар! Да и волосы у Поппеи были, как пишут некоторые источники, светло-рыжими!

— Вам виднее… Надо сказать, что хоть никакого общения с императрицей — если это действительно была она — у меня не состоялось, впечатление все равно осталось такое, как будто произошел какой-то беззвучный разговор… И вот еще!

— Да? — с нетерпением спросил очкарик.

— Несмотря на ее скромный вид, у меня осталось твердое убеждение, что она очень страстная женщина!

— Сходится, черт возьми! — пробормотал Березняков.

— Что?

— Да нет, ничего… Интересно все же, как у такого молодого и…

— Безграмотного? — подсказал Лейтенант.

— Скажем так, как у такого молодого и не владеющего тематикой человека невесть откуда рождаются подобные видения? Воистину: «Сон разума рождает чудовищ»!

— А это откуда?

— Молодой человек! Вы же знакомы с Фейхтвангером! Прочитайте его роман о Гойе и все поймете! Возможно, кстати, когда Гойя творил этот цикл, у него тоже была лихорадка!

Глава 5

Когда двое исследователей раннего христианства вернулись в гостиную, происходившее там мероприятие достигло неизбежного в Анголе этапа — просмотра очередного видеофильма. Впрочем, в этот раз смотрели фильм не про Джеймса Бонда. Не был он и немецкой порнухой с похожими на грудастых кобылиц девками и мускулистыми дядьками, щедро оснащенными увлекшейся природой (такие фильмы брали у местного недобитого капиталиста дядюшки Кардозо — владельца фабрики кока-колы). Этим вечером гости Сашки смотрели привезенную кем-то из СССР знаменитую комедию «Иван Васильевич меняет профессию». Помимо всех несомненных достоинств этого шедевра, компанию пьяных переводчиков в особенности привлекала в нем одна сцена. Лейтенант и Березняков зашли как раз в тот момент, когда управдом Иван Васильевич, вдруг ставший царем Иваном Грозным, и мелкий ворюга Жорж Милославский, превратившийся в его помощника, встречают делегацию шведских послов.

— А что он говорит? Конкретно, что? — спрашивал вошедший во вкус дворцовых будней «царь»-Яковлев.

— А пес его знает! — честно отвечал Жорж-Куравлев. — Федя (Крамарову), надо бы переводчика!

— Был у нас толмач! Ему переводить, а он лыка не вяжет! Мы его в кипятке и сварили!

— РАЗВЕ МОЖНО ТАК С ПЕРЕВОДЧИКАМИ ОБРАЩАТЬСЯ! — в едином порыве, вместе с Милославским дружно ответила вся честная компания.

После приступа смеха и очередного тоста — теперь уже за профессиональное сословие военных переводчиков — вернувшаяся к тому времени барышня Эвелина вдруг, покраснев, высказала мысль:

— Ребята, представьте! Если такие фильмы и такие книги наш народ мог создавать, живя при Сталине, Хрущеве и Брежневе, то какие же шедевры нас ждут в будущем, когда рухнет система! Когда каждый творец сможет создавать не то, что «советуют» на пленуме Союза кинематографистов или съезде Союза писателей, а что подсказывает сердце!

— Эвелина права! — с несвойственным ему жаром поддержал изрядно набравшийся Тюлень. — Придут писатели новой эпохи! Гранины и Беловы померкнут перед новыми Толстыми и Достоевскими!

— Ага! — цинично согласился Березняков. — Особенно после того, как будущих Достоевских из нынешних дурдомов повыпускают!

— Я вот только боюсь, — слегка заплетающимся языком вымолвил Сашка, — что все писатели, обрадовавшись вновь обретенной свободе, начнут писать что-нибудь настолько заумное, что у них не останется времени на обычные детективы!

— Да какие детективы! — сердито отмахнулся Тюлень. — Появится столько новых глубоких книг, что читатели и смотреть-то на этот мусор перестанут! Детективы вымрут за ненадобностью!

— И «В августе 44-го»? — ехидно спросил Сашка.

— Ну это и не детектив вовсе! Конечно, на такую книгу и у меня всегда время найдется!

— А еще на любовные истории! — вмешалась «прапорщица» Надя. — И пусть когда-нибудь научатся делать телесериалы! Чтоб хоть чуть-чуть напоминали бразильские!

— Точно! — поддержал Сашка. — «Escrava Isaura».[21] Лично мне понравился!

— Что ж, — нехотя согласился с именинником его друг Тюлень, — надо будет уделить место на экране и подобным передачам. Но лучшее время — свободной публицистике! Шедеврам мирового кинематографа! И нынешних ведущих «Взгляда» — обязательно поставить во главе телеканалов! Они-то, честная молодежь, никогда не опустятся до того, чтобы обманывать зрителей или лизать жопу власти! Представьте, Константин Эрнст — глава «первой кнопки»! А Познер? Познер! Никогда никого не побоится! И никогда от подонков копейки не возьмет!

— Ну да! — засмеялся прапорщик Слава. — Может, ты этих телеканалов еще и несколько штук захочешь! На любой вкус!

— Да! — с жаром ответил Тюлень. — Захочу! И никакой цензуры!

— Скоро не останется никакой цензуры! — веско промолвил подполковник Березняков. — Нашему народу она настолько опостылела, что он этих цензоров просто на куски порвет! А еще канут в Лету такие мерзкие передачки, как «Служу Советскому Союзу!» и «Сельский час»! Попомните мое слово — уже через год ни один уважающий себя интеллигент не захочет и близко подойти к чему-нибудь, оставшемуся в наследство от советского режима!

— Запомните! — с жаром вскричала покрасневшая истеричка Эвелина. — Пройдут двадцать лет, и возрожденная из пепла русская литература вновь покорит весь мир!

— Все Нобелевские премии будут наши! — подтвердил Березняков.

— За это надо выпить! — присоединился к нему Тюлень.

Привидения погибших в этой квартире супружеских пар с восторгом умиления слушали буревестников грядущей эпохи расцвета литературы и искусств в освобожденной от оков идеологии стране. Взявшись за руки, погибшие от рук друг друга шифровальщики и их жены плакали. Они рыдали от счастья: ведь их страна стояла на пороге новой эпохи. Они роняли невидимые слезы печали, так как им придется наблюдать все это чудо из иного мира.

Возможно, Лейтенант еще долго бы участвовал в вышеописанных посиделках, если бы в какой-то момент на его спине не оказалась чья-то легкая ладонь. Обернувшись, он увидел серьезные, потемневшие от желания глаза Тани. Ему мгновенно стали глубоко безразличны и судьбы советской литературы, и личные качества новых звезд отечественного телевидения. От внезапного возбуждения его бросило в жар. Поднявшись, он понял, что романтическая девушка Эвелина, на мгновение забыв о грядущем ренессансе посткоммунистического творчества, как в трансе уставилась на могучий бугор, вдруг выросший под его джинсами. Стараясь не встретиться с нею взглядом, он молча, не попрощавшись, удалился. Войдя в свою квартиру, Лейтенант оставил дверь открытой и с выскакивающим из груди сердцем принялся ждать прихода любимой. Наш герой панически боялся начала еще одного приступа малярии, а также неожиданных препятствий в виде любящих родителей или пьяного начальства. Дверь тихонько скрипнула, и в ее едва освещенном проеме появилась стройная фигурка Тани. От нее пахло духами взрослой женщины — с тяжелым и одновременно провоцирующим ароматом. От возбуждения у него заболело внизу живота. Взяв девушку за руку, он молча подвел ее к кровати и усадил на аккуратно застеленную постель. Осторожно, пытаясь не выпустить бешено колотящееся сердце, он снял с нее летний сарафан и расстегнул застежку лифчика на груди. Таня чуть слышно засмеялась и прошептала:

— Запомнил!

Стоя перед обнаженной подругой на коленях, Лейтенант гладил ее стройные гладкие бедра и по очереди целовал груди, чувствуя, как соски еще больше набухают от желания и все труднее поддаются языку. Не выдержав, он сжал шелковистые, упругие полушария в ладонях. Девушка застонала от наслаждения и притянула к себе его голову.

Став женщиной, Таня охнула от боли и наслаждения и подалась ближе к нему.

Они оба так и не смогли потом вспомнить, как долго длилось это чудо превращения юношеского обожания в волшебное наслаждение физического обладания друг другом. В какой-то момент, увидев на лице любимой то выражение, которое свойственно лишь получающей огромное чувственное удовлетворение женщине, он прошептал:

— Я люблю тебя, моя девочка! Я люблю тебя больше всех на свете!

Услышав эти слова, Таня прижала его к себе и спустя несколько секунд испытала первый в своей жизни оргазм. Лишь долгий поцелуй Лейтенанта, с жадностью нашедшего ее губы, приглушил долгую череду громких стонов, которые Таня даже не пыталась сдерживать. Полученное любимой наслаждение заставило Лейтенанта потерять контроль над собой, с минуту он грубо обладал ее податливым телом. Достигнув высшей точки страсти, он с трудом сдержал стон. Некоторое время они лежали без движения, обессиленные, улыбаясь и рассматривая друг друга в полумраке ночи. Наконец Лейтенант спросил:

— Я не сделал тебе больно? Извини, я просто обезумел! Особенно после того как ты…

— Испытала оргазм? Мальчик мой, ты даже не представляешь, как я счастлива! Получить такое наслаждение в самый первый раз! Особенно после всех тех ужасов, которые мне рассказывали девчонки о первой ночи! А ведь многие так и не знают, что это за радость! Думают, что это когда кончает мужчина, а они из вежливости стонут!

Таня приподнялась над ним и погладила его грудь:

— В общем, никогда не бойся сделать мне больно! Тебе просто не удастся этого сделать! Даже если будешь стараться!

— Спасибо, солнышко! — прошептал Лейтенант, притягивая ее к себе и чувствуя, что желание просыпается снова, что он готов обладать этой девушкой бесконечно и что он не сможет больше жить без нее.

Таня почувствовала его возбуждение, нежно улыбнулась и по очереди поцеловала его соски.

— Ты знаешь, — прошептала она, — от тебя пахнет не взрослым мужчиной, а ребенком! И признаюсь вам, молодой человек, это возбуждает меня еще больше!

Когда Таня тихонько выскользнула из квартиры Лейтенанта, было уже далеко за полночь. Электрический генератор миссии не работал. На лестнице царила тьма, лишь слегка размытая неярким светом звезд и совсем еще молодой луны. Двое влюбленных, слившихся в прощальном поцелуе, не видели наблюдающую за ними с верхней площадки фигуру. Если бы кто-то смог разглядеть затаившегося там человека, то он прочитал бы на его по-девичьи красивом лице ревность и обиду за неполученный сегодня самый главный подарок.

Глава 6

Город Лубанго — место расположения штаба Южного фронта — являлся одним из самых благоустроенных и красивых городов Анголы. Его климат — жаркий, но сухой — вполне позволял жить без кондиционеров. В отличие от подавляющего большинства других городов страны здесь относительно исправно функционировали канализация и водоснабжение, а также круглые сутки имелся свет. Хотя город и был несколько раз оккупирован южноафриканцами, бои так и не добрались до его прямых улиц, вполне прилично смотревшихся вилл и не окончательно еще развалившихся многоквартирных домов. Над городом, на высоком утесе стояла огромная статуя Христа — аналог известной скульптуры в Бразилии. Ко времени описываемых нами событий лицо бетонного Иисуса практически исчезло.

Его расстреляли атеисты из кубинского воинского контингента с молчаливого одобрения своих командиров и при таком же молчаливом равнодушии местных негров-католиков. В Лубанго Вань-Вань со своей немногочисленной пока свитой — Лейтенантом и хранившим молчание офицером, которого все звали просто Леша, — прибыл на координационное совещание с участием советских военных и КГБ. Совещание проводилось на авиабазе и было посвящено поискам пропавшего бомбардировщика.

Авиабаза поразила воображение Лейтенанта огромными размерами взлетной полосы, хорошим оснащением и небольшими варанами, изредка выбегавшими из зарослей пожелтевшей после летней засухи травы. Выбравшись из «Ил-76», дабы справить малую нужду, он едва не оросил самого себя, когда в метре от него показались сначала страшная морда, а потом и все покрытое пятнистым панцирем тело рептилии. Ее горло с многочисленными складками жесткой кожи пульсировало в такт частому дыханию. Секунду поизучав замершего от испуга юношу, варан исчез, смешно перебирая короткими лапами. Еще больше удивил Лейтенанта стоявший недалеко от «Ила» огромный турбовинтовой бомбардировщик «Ту-95» с красными звездами на серебристых фюзеляже и хвосте. Охрана из числа ангольских солдат с трудом отгоняла от летающего монстра любопытствующих — военных и гражданских, сбежавшихся и съехавшихся, чтобы поглазеть на это чудо. Завидя стратегический бомбовоз, Вань-Вань ухмыльнулся:

— Ага, вот и гости из ВВС! Наверное, им в Союзе начальство такого пинка под зад дало, что они сюда без посадки долетели! Про «утят» пока помалкивай! Я с другими ведомствами пока не всей информацией поделился!

Лейтенант лишь пожал плечами: судя по всему, в Советской Армии человек человеку действительно был друг, товарищ и волк!

Вань-Вань оказался прав: прибытие представителя дальней авиации, потерявшей суперсамолет в довольно отдаленной части мира, явилось полной неожиданностью как для ангольской стороны, так и для руководства советской миссии на Южном фронте. Мало того, когда начальник миссии — неоднократно контуженный бывший командир десантно-штурмовой бригады в Афганистане — попробовал явочным порядком принять участие в мероприятии, его вежливо, но твердо попросили закрыть дверь с обратной стороны. Сообщивший об этом человек в гражданской одежде и с властными манерами обладателя кабинета на Лубянке мотивировал столь обидное решение отсутствием допуска. Контуженный полковник, чье мужественное лицо носило явные признаки ментальной деградации, чуть не лопнул от злости и высказал свое отношение к происходящему так:

— У вас, товарищи, отсутствует элементарный момент этики вежливости! Я здесь главный, и вам это надо четко уточнить! Как отвечающий за советских офицеров на Южном фронте, я должен вытребовать, или, вернее, истребовать, чтобы меня держали в курсе дела!

— Товарищ полковник, — насмешливо ответил ему заезжий гэбист, — я с вами в корне согласен!

Лейтенант не выдержал и прыснул от того, как удачно передразнили косноязычие старшего миссии. Тот недовольно покосился на юношу.

— Вы обязательно будете возглавлять общее руководство! — не унимался гэбист-юморист. — Только сначала получим разрешение из Москвы! Хорошо? Не будем больше дебютировать на эту тему?

— Не будем! — хмуро согласился полковник, почувствовав, что над ним издеваются, но не поняв, как именно. — Но вы должны быть на утренней политинформации! А то я… стану между наковальней!

Когда он гордо удалился, нервно подергивая левым плечом, московский гость не удержался:

— Говорят, каждый прыжок с парашютом — это мини-сотрясение головного мозга!

— У меня их две тысячи! — сухо ответил Вань-Вань, решивший не поддерживать глумление органов над военными.

— Пардон! — весело извинился нисколько не смутившийся гэбист. — Рожденный ползать летать не может! Не обессудьте!

Между представителями конкурирующих спецслужб немедленно возникла инстинктивная неприязнь. Дело в том, что в отсутствие четких указаний из Москвы Вань-Вань, Филипп Аристархович (так — без фамилии, должности и звания — представился чекист) и прилетевший на бомбардировщике летун довольно долго препирались, кто из них главный. Летун требовал безусловного главенства, так как потерянный самолет принадлежал его епархии. Вань-Вань ехидно отметил, что именно дальняя авиация и потеряла бомбовоз, который им теперь приходится разыскивать. От также не преминул подчеркнуть, что именно ГРУ и обнаружило предполагаемые координаты падения «Белого Лебедя». Филипп Аристархович аргументировал свою претензию на трон тем фактом, что только у одного него из присутствовавших имелась аппаратура спутниковой засекреченной связи.

— А я ведь вас, дорогие мои, допустить к ней не имею права! — ухмыляясь, пояснил он. — Ведомственные инструкции не позволяют!

В ответ на это летчик неожиданно перехватил инициативу и торжествующе объявил, что на стоящем рядом бомбовозе тоже стоит спутниковая станция с необходимым комплектом засекреченной связи. Вдобавок он был здесь старшим по званию. Поскольку Вань-Вань тут же с удовольствием принял сторону ВВС, гэбисту осталось лишь заскрипеть зубами и согласиться. На этом этапе к ним присоединился еще один генерал-летчик — тот самый советник командующего боевой авиацией Анголы, рассказывавший басню о царе Петре и плакавшей маслом иконе. Он — до сих пор обиженный на коллег в СССР, никак не сообщивших ему о планах геополитического перелета «Ту-160», — поначалу без восторга отнесся к перспективе своего участия в поисках и спасении чудо-самолета. У него, как он не преминул напомнить остальным участникам большого хурала, хватало забот и с грядущей бомбардировкой Жамбы.

— Кстати, — вполне серьезно обратился он к прилетевшему из-под Саратова коллеге, — может, коль скоро вы здесь, сделаете пару-тройку боевылетов? Расхерачите УНИТу с пятнадцати километров, никто и знать-то не будет, что произошло!

Тот замялся, но после паузы извиняющимся тоном ответил:

— Товарищ генерал, ты же знаешь, что никто и никогда не даст мне подобных полномочий! Вдобавок мой борт и так имеет конкретную боевую задачу!

— Это какую? — подозрительно спросил Вань-Вань.

— После извлечения боезапаса у меня есть приказ закидать район затопления глубинными бомбами! Для полного уничтожения потерянного бомбардировщика!

— А что за боезапас? — боясь возможного ответа, спросил генерал-советник.

— Четыре «Х-55»! — вместо летуна ответил гэбист, продемонстрировав свою осведомленность. — Две учебные, две — боевые!

— С какой боевой частью? — охрипшим от волнения голосом спросил советник.

— С самой что ни на есть передовой! — продолжал Филипп Аристархович. — По мегатонне каждая!

— И какой же это пидор придумал послать вокруг света ракетоносец с ядерным оружием на борту? — изумился Вань-Вань.

— Я, разумеется, не знаю, где находится этот, гм, педераст, — наслаждаясь произведенным эффектом, продолжал гэбист, — но имею основания считать, что его рабочее место находится в самом центре столицы нашей Родины!

— Мать ты моя женщина! — воскликнул генерал-советник. — Вы представляете, какой будет скандал, когда об этом узнают!

— Не узнают! — твердо сказал генерал из дальней авиации.

— Да? И как же? Какой у вас план? — с интересом спросил Филипп Аристархович.

План оказался на удивление толковым. Прежде всего, базировавшиеся на авиабазе в Намибе советские вертолетчики-инструкторы должны были найти самолет с воздуха. Судя по координатам, он находился в двухстах пятидесяти милях южнее, примерно в километре от берега, на глубине, если верить картам Генштаба, каких-нибудь двадцати метров. Впрочем, для этого региона мира в последний раз карты обновляли еще царские офицеры-картографы. Затем место крушения должны посетить боевые пловцы Черноморского флота, базировавшиеся в порту Лобиту. Их водолазный бот уже спешил к району поисков. Предполагалось, что пловцы — аналог американских «морских котиков» — должны будут поднять тела и ракеты с ядерными боеголовками. После чего взлетевший из Лубанго бомбовоз разбомбит оставшийся под водой «Блэк Джек». Тела пилотов и ракеты доставят на вертолете в Лубанго, откуда все тот же бомбовоз вернет их в СССР.

— Ну как? — гордо спросил генерал.

Вань-Вань, хорошо запомнивший комментарии «Земли» и «Зодчего» об «утятах», украдкой скептически посмотрел на Лейтенанта. Вслух же спросил:

— Что нам важнее в плане военных секретов: самолет или ракеты?

Генерал из дальней авиации хмыкнул и на секунду задумался:

— Бомбардировщик! Ракеты, конечно, тоже супер, но иногда, в отличие от самого «Белого Лебедя», летят, гм, не туда! Их, конечно, продолжают испытывать и совершенствовать!

— Но пределов совершенствованию нет! — поддержал его генерал-советник. — Особенно когда партия и правительство запрещают использовать импортную элементную базу!

— Но если речь идет о ядерном оружии, — продолжал летун из Москвы, — то за него-то точно Звезду Героя дадут!

Лейтенант внезапно понял причину недомолвок Вань-Ваня. Тот, сконфузившись, отвел взгляд в сторону.

Все присутствовавшие были приятно удивлены предложенным дальней авиацией планом.

— А вопрос с боевыми пловцами уже решили? — поинтересовался Вань-Вань.

Выяснилось, что да. В ходе пьянки на даче под Москвой командующий ВВС получил соответствующее разрешение от командующего флотом в обмен на обещание передать последнему три стратегических разведчика. Дарить морякам дефицитные самолеты было жалко, но еще хуже было бы потерять упомянутую дачу и прочие привилегии в самый разгар политики перестройки и полного, бл…дь, обновления общества.

— А что делать с американцами, если они доберутся первыми? — поинтересовался гэбист. — Чем будем отгонять авианосную группировку?

— Во-первых, надо пошевелиться и найти самолет первыми! Время пока есть!

— По нашей оценке, им потребуется не менее двух суток, чтобы добраться до экватора, а потом еще двое, чтобы выйти в район поиска! — подтвердил Вань-Вань.

— Закладывать они нас не станут! — продолжал генерал. — Им сейчас не резон Мишкин режим еще больше раскачивать! Могут, конечно, попробовать и силой нас отодвинуть, но, если что, можно и наших летчиков в ангольские самолеты посадить! В Намибе вон целая эскадрилья «Сушек» стоит!

— Вот именно что стоит! Те, что еще летают! — скептически отозвался генерал-советник. Вдобавок, им скоро Жамбу бомбить!

— Ну звено-то штурмовиков ты нам найдешь? — наехал на него коллега.

— Найду!

— А больше и не понадобится! Американцы посмотрят и обосрутся! Тем более что «Су-25» тоже носитель!

— Носитель чего? — вмешался наш герой.

— Самых передовых идей человечества! Вот чего! — засмеялся гэбист. — Тех, что измеряются в тротиловом эквиваленте!

— Ладно, договорились! — подытожил генерал-советник.

— Когда выезжаем в Намиб? — спросил Вань-Вань, щуря раскосые глаза от проникающего в окно базы света.

— Завтра! После политинформации! «Копайте от меня до следующего дерева!» — засмеялся Филипп Аристархович, еще раз намекнув на лингвистические способности местного начальника. В этот раз даже главный разведчик позволил себе скупую улыбку.

Утро следующего дня выдалось солнечным и жарким. Лейтенант, несмотря на лекарства и обещания врачей-вредителей, никогда бы не назвал свое состояние удовлетворительным. Его мучили слабость, постоянное расстройство желудка и тянущая боль в мышцах и суставах. Как и остальные участники спасательной экспедиции на побережье, он был вооружен и обвешан снаряжением. Помимо обязательного для любого советского офицера в Анголе автомата Калашникова, на нем был «лифчик» с несколькими патронными магазинами и ручными гранатами, кобура с «вальтером» и рюкзак с запасом продовольствия и воды. Дорога между Лубанго и Намибом, на хорошей машине занимавшая часа три, проходила через небольшой горный хребет, а потом — через пустыню. Она считалась вполне безопасной благодаря договоренностям с местными племенами, близости дружественной Намибии и сравнительно большой концентрации правительственных войск. Однако иметь с собой вышеописанный «джентльменский набор» считалось в высшей степени благоразумным. Ведь, как показывал опыт погибших и выживших за годы советского присутствия в Анголе, иногда разница между жизнью и смертью могла заключаться в лишнем десятке патронов для автомата, банке тушенки или упаковке средства для обеззараживания воды.

Чекист Филипп Аристархович — крупный, лысый, с маленькими голубыми глазами — был беззаботно одет в летний костюмчик, более подходивший для прогулок с девушками по парку Горького. «Курортный» наряд дополняли сандалии и бейсбольная кепка. Насколько мог разглядеть Лейтенант, помимо вставленного в небольшой автомат — израильский «Узи» — магазина, у него больше не было боеприпасов. Ветераны с недоброй ухмылкой подумали, что этого представителю нелюбимой военными организации хватило бы лишь на то, чтобы застрелиться. Впрочем, тот не переживал по поводу бросаемых в его сторону насмешливых взглядов. Скорее всего, сделал вывод наш герой, ему вообще не были свойственны переживания.

— По машинам! — скомандовал наконец генерал-летчик.

Поскольку прибывшие для выполнения секретной миссии офицеры не привезли с собой автотранспорт, им пришлось реквизировать у советников миссии более или менее прилично выглядевший «УАЗ» и вконец ободранную «Волгу» с насквозь проржавевшим глушителем. Первый был закреплен за советником начальника противовоздушной обороны фронта, который категорически отказался расставаться с взлелеянной им ульяновской красавицей.

— Жену можете забирать! — вполне серьезно заявил зенитчик. — А вездеход без меня — ХМВ!

— Что такое ХМВ? — тихонько спросил гэбист Аристархович Вань-Ваня.

— «Хрен морде вашей!» — невесело ответил тот, разглядывая предложенную им взамен фемину. Та как раз вышла на балкон в застиранном халате, щедро демонстрировавшем выпирающий живот, морщинистые груди и измученные очередями ноги. Пэвэошника пришлось взять с собой в качестве водителя гордости советского автомобилестроения.

Когда генералы-летуны увидели предложенную им «Волгу», они взбесились и попробовали насесть на контуженного старшего. Тот же с видимым чувством глубокого удовлетворения пояснил, что выбирать более не из чего. Когда Вань-Вань намекнул тому на его собственное авто — доставшийся от кубинцев музейный джип «виллис», — тот категорически отказал:

— Ни на йоту он никуда не поедет! Вы что, не понимаете, как у нас здесь накалена конфронтация! Идет ход боевых действий!

Генералы и Вань-Вань сплюнули от отвращения, чекист задрал козырек кепки и внимательно посмотрел на старшего. Еще с год назад такой взгляд живо заставил бы любого военного срочно пересмотреть свое отношение к органам. Сейчас же долбанутый десантник позволил себе демонстративно оглядеть пузатого гэбэшника с головы до ног и с улыбочкой добавить:

— А ежели заглохнет, так подтолкнете! Вон вас сколько, извините, здоровых мужиков!

Тяжело вздохнув, Аристархович снял с плеча «Узи» и полез в «Волгу». Лейтенант занял свое место на переднем сиденье «УАЗа» рядом с торжествующим зенитчиком. Сзади сели Вань-Вань и по-прежнему хранивший полное молчание разведчик Леша. Рядом раздался рев, подобный звуку танкового двигателя, — это наконец завелась «Волга». Генералы-летчики слушали рычание прохудившегося глушителя с каменными от злости лицами. Сидевший на сиденье водителя ржавой кастрюли Аристархович лишь оскалил желтые от табака зубы и жизнерадостно прокричал:

— Взлетел бы в небо, да яйца мешают!

Распугивая худых ангольских псов и таких же дохлых африканских свиней, экспедиция выдвинулась из ворот миссии.

Глава 7

Когда спустя несколько часов, с трудом преодолев горы и пустыню, два покрытых пылью железных ящика доползли до Намиба, даже неунывающий чекист был едва жив от пребывания в раскаленной утробе автомобиля. У Лейтенанта раскалывалась от боли голова. Ставшая почти горячей вода из фляги не приносила никакого облегчения опухшему языку. На спине плотная ткань его пятнистой формы насквозь пропиталась дурно пахнувшим потом. За все время путешествия они лишь два раза встретили живых существ. Это были солдаты блок-поста и представительницы местного племени с обнаженной грудью, торговавшие плодами манго у ручья на горном перевале. Небольшой конвой советских офицеров остановился там на короткий отдых. После достопамятной встречи с манговой гадюкой Лейтенант без особого интереса посмотрел на предложенные ему фрукты и с большой опаской — на близлежащую рощу. Прочие участники похода, тоже тяжело страдавшие от жары, лишь тупо взирали на похожие на отборные баклажаны достоинства африканок. Судя по тому, что советские военные даже не попытались затронуть тему межрасового совокупления, они были опасно близки к тепловому удару.

Прибытие в Намиб ознаменовалось тем, что проклятая «Волга» потеряла глушитель. Дальнейшая езда по улицам встрепенувшегося города-порта проходила в условиях полного отсутствия какой бы то ни было секретности и под улюлюканье обрадовавшихся случайному развлечению негров. На подъезде к кемпингу — условленному месту рандеву с советскими летчиками — произошло неожиданное. Одна из местных жительниц — пожилая мулатка — вдруг приняла стойку «смирно» и отдала грохочущей «Волге» воинскую честь, приложив руку к «пустой» голове. Вань-Вань, неоднократно бывавший в городе, объяснил, что это — жена одного из не уехавших в метрополию португальцев. По какой-то загадочной причине у нее развилось необычное ментальное недомогание, которое проявлялось в указанном военном приветствии всем встречающимся ей машинам типа «Волга».

— Уж и не знаю, чем ее впечатлили именно эти колымаги! — удивлялся полковник.

— Может, ей кто-то из наших витязей водки налил? Или трахнул так, что небо в алмазах увидела? — предположил зенитчик, подъезжая к воротам редкого для Анголы заведения.

Кемпинг представлял собой набор крошечных расположенных квадратом чистеньких домиков-номеров с кондиционерами, телевизорами и приличным постельным бельем. То, что номера были не больше железнодорожного купе, с лихвой компенсировалось наличием в центральной душевой горячей воды и хорошо убираемых туалетов. Вдобавок посреди кемпинга имелся вполне неплохой ресторанчик, где подавали гуляш из сушеной акулы с картошкой, терпкое португальское вино в маленьких бутылочках и холодное импортное пиво. Одним словом, непритязательное по меркам развитых стран заведение здесь, в Богом забытой части Африки, выглядело настоящим Парадизом. Темнокожая охрана кемпинга поначалу подозрительно отнеслась к натужному реву разваливавшейся на ходу «Волги» и отказала в доступе в местный вариант Рая. Но уверенные манеры Вань-Ваня, переводческие таланты Лейтенанта и мешок местной валюты — «кванз», нашедшийся у Аристарховича, в конце концов позволили гражданам могучей и гордой страны поселиться здесь на целых три ночи. Менеджер-португалец с вежливой насмешливостью объяснил им, что сюда должны пожаловать военные наблюдатели из Южной Африки. У них, с иронией пояснил холуй международного буржуйства, обычно имеется валюта покрепче.

— Погоди, сука, — пробормотал прибывший из Союза генерал-летчик, — попомнишь ты еще свои речи!

Все остальные члены экспедиции промолчали. И они, и сам извозчик миллионов смертей прекрасно знали: его грозные предупреждения были лишь сотрясением воздуха. Союз умирал, и вонь от его разлагающегося тела доносилась и сюда, на другой конец света.

Выехав на берег океана, Аристархович развернул свою спутниковую станцию и вышел на связь с водолазным ботом Черноморского флота. По возвращении он рассказал всем остальным, что те прибудут к месту падения «Ту-160» лишь ранним утром. Сообщил он и о приятной неожиданности. По счастливому стечению обстоятельств, в нужном районе оказалась находившаяся на боевом дежурстве советская атомная субмарина. Командир подлодки получил приказ отвлечься от патрулирования Атлантики и обеспечить охрану района поисков пропавшего бомбардировщика.

— Это очень кстати! — обрадовался Вань-Вань.

В отличие от чекиста, он уже давненько не выходил на связь с Аквариумом, а потому мог лишь догадываться, в какой мере шторм возле Канарских островов мог задержать американскую авианосную эскадру, на полных парах спешившую к юго-западному побережью Африки.

— Наверное, — смеясь, сказал чекист генералам-летчикам, — когда они на даче квасили, там и летчицы выступали! Из ансамбля ВВС! Орденов Мандавошки и генерала Триппермаха!

В Анголе уже начались короткие (минут на двадцать) сумерки, когда в кемпинге появилась группа людей с белыми лицами и золотыми зубами, одетыми все в ту же ангольскую форму без знаков различия. На этот раз менеджер-португалец ничего не сказал и даже проявил неожиданную предупредительность, распорядившись принести вновь прибывшим рома с колой.

— Наверное, южноафриканский шпион! — не стал обольщаться чекист Аристархович. — Моя бы воля, болтался бы этот хер на дыбе! Такие бы романсы пел!

Прибывшие оказались инструкторами по боевому применению вертолетов и штурмовиков «Су-25», столь щедро подаренных великим Советским Союзом африканским соратникам по классовой борьбе. Главное, что волновало генерала из штаба дальней авиации, была принципиальная возможность поднять завтра в воздух вертолеты для поиска утонувшего «Туполева». Да так, чтобы подсоветная сторона не догадалась об истинной причине полетов. Оказалось, что с поднятием в воздух пары геликоптеров без ангольских граждан на борту никаких проблем не возникло бы. Здесь тоже знали золотое правило; «чем меньше знаешь, тем лучше спишь». На границе с Намибией было привычным делом закрывать глаза на частые полеты русских в направлении Берега Скелетов для высадки партизан СВАПО и прибывших из Союза разведывательно-диверсионных групп спецназа. Ведь, в конце концов, нельзя же было оставлять безнаказанными периодические рейды в Анголу коммандос из Южной Африки! Советник командующего ВВС обеспокоился возможностью обнаружения маршрута движения вертолетов, что могло привести к месту проведения очень деликатных работ не только американцев, но и самих ангольцев, а также всегда готовых сделать гадость южноафриканцев. Но тут афганские ветераны снисходительно заверили двух высоко летающих генералов, что сие практически невозможно:

— Мы, мужики, выше банановых кустов не летаем! А над морем — тем более! Если днем — сможете с борта рыбу ловить!

После окончательной договоренности по поводу конкретных деталей грядущей операции советские обитатели порта Намиб пригласили заезжее начальство на ночную рыбалку. Отказываться никто не стал, и через час вся компания сидела на выдающемся в океан чуть ли не на километр причальном пирсе для рудовозов. Рыбалка осуществлялась при свете фар и прожекторов, а также изрядного количества спиртного. Рыбы хватало на всех, и вскоре пирс оказался усеянным самыми разнообразными обитателями южной Атлантики — от красноватых «кашушу» до сверкавших серебром рыб-сабель. В какой-то момент клюнуло и у Лейтенанта. Когда же с помощью старших товарищей он вытащил из воды свою жертву, его сердце екнуло: на крючок попалась не толстобокая и очень вкусная рыба-капитан, а небольшая акула. Делать было нечего: нашему герою пришлось под улюлюканье старших по званию вытаскивать бедного акуленка на бетонную поверхность пирса и убивать, топча «антикобрами» его зубастую башку. Мало того, поскольку лезть в пасть за крючком было очень страшно, Лейтенанту пришлось скрепя сердце отрезать голову штык-ножом от «Калашникова». Он поцарапал руки об акулью кожу: та была удивительно гладкой, если гладить от головы к хвосту, и похожей на крупный наждак, если проводить по ней в противоположном направлении. Когда акулья башка оказалась на пирсе, ее не захотели попробовать даже местные вечно голодные коты: от трупа морского хищника сильно разило аммиаком. На ночном пирсе пахло рыбой, табаком и азартом. Ярче фар светили огромные звезды над головой. Пойманную добычу жарили прямо здесь — на углях костра. Ее ели, запивая привезенным вертолетчиками кубинским ромом, облизывая грязные, покрытые чешуей и рыбьей кровью пальцы.

Вань-Вань от нечего делать и хорошего расположения духа подсказывал, какая из сверкающих точек над головой — спутник «Молния», а какая — спутник «Космос». Где по звездному куполу плыл американский сателлит оптического наблюдения, безмолвно фотографировавший первобытное пиршество советских офицеров, а где притаился французский электронный шпион, пытавшийся разобрать писк спутникового передатчика Аристарховича в шумном облаке радиоволн, щедро испускаемых надвигавшейся американской армадой. Все присутствующие были поражены тем, как бесчисленные названия, характеристики и траектории умещались в голове разведчика с умными и безжалостными раскосыми глазами. Генералы-летуны ахали, вертолетчики цокали языками, пилоты штурмовиков качали головой, выковыривая из зубов рыбьи кости.

Далеко за полночь Филипп Аристархович еще раз развернул свою спутниковую станцию. Прибыли! — дал он знать остальным о том, что боевые пловцы ждут их в условленном месте и что субмарина уже вышла в район поиска. Подвыпившая компания живо обсудила, как, наверное, давно не дышавший свежим воздухом экипаж вылез из пропахшей туалетом утробы. Должно быть, подводники именно сейчас курили в кулак болгарские сигареты, разглядывая те же звезды над головой и считая минуты до следующего погружения — пока над ними не появился спутник-американец с инфракрасной камерой, холодно смотрящей вниз, на такую грешную и такую красивую Землю.

Глава 8

В этот раз Лейтенант быстро определил признаки приближавшегося приступа — усиливалась и вскоре стала невыносимой боль в пояснице и суставах, ухудшились зрение и слух. Лежа в своей крошечной комнатке, он чувствовал, как его все дальше и дальше уносит в реальность кошмара. В какой-то момент жар достиг той точки, когда тело забилось в ознобе. Ему хватило сил лишь на то, чтобы выключить кондиционер и укрыться с головой всем тем, что оказалось под руками. Он даже не удивился, когда в крошечной комнатушке послышалось знакомое жужжание крыльев огромного насекомого. Как и в первый раз, чудовищная муха попыталась добраться до его лица. Лейтенант чувствовал, как она, шурша лапами по покровам, ползала по его закутанному в тряпки телу. Он уже не понимал, почему по его коже частыми волнами пробегали мурашки — от лихорадочного озноба, животного страха или же отвращения. Насекомое безуспешно попыталось разгрызть брезентовую попону. В раздражении оно загудело крыльями и улетело куда-то под потолок — ждать удобного момента. Лейтенанту нестерпимо захотелось пить. Помятая алюминиевая фляга с кипяченой водой стояла на крошечной прикроватной тумбочке. Деваться было некуда — его горло уже давно превратилось в потрескавшуюся от солнца красную африканскую грязь. Из глубоких трещин вдруг ставшей огромной глотки показались отвратительные головы невиданных доселе гадов-тараканов с желтыми змеиными глазами и волосатых пауков на голых куриных лапах. Стало ясно, что он попал в ловушку. Надо было решаться на отчаянный поступок. Собравшись с силами, Лейтенант высвободил руку и, как ему показалось, быстро протянул руку к спасительной фляге. Но муха не дремала. Как только он нащупал прохладную материю чехла, раздалось знакомое жужжание. Лейтенант почувствовал движение воздуха, и в пальцы впились челюсти невидимой пока гигантской навозницы. От жуткой боли наш герой что было сил закричал.

— Смотри, как тебя прихватило! — раздался незнакомый голос. Открыв затуманенные болью глаза, Лейтенант понял, что голос принадлежал благообразному старику. Впрочем, в его волосах и бороде почти не было седины. Незнакомец, сняв с руки Лейтенанта грязную от крови и гноя серую тряпицу, с видом понимающего в медицине человека осматривал, ощупывал и обнюхивал пораненные стрелой воспаленные пальцы. Наш герой удивился было тому, как чистый, накануне наложенный бинт превратился в дурно пахнувшую ветошь и как почти зажившая неопасная рана вдруг оказалась почти гангренозной. Но потом, вспомнив о вновь свершившемся переходе в реальность бреда, он предпочел оглядеться и рассмотреть новых персонажей и обстановку очередной серии лихорадочного кошмара. Его окружали голые кирпичные стены. Кирпич был очень тонким, очень красным и уложенным совершенно необычным способом — так, что углы отдельных блоков торчали наружу. В помещении отсутствовали окна, сколоченная из неотесанных досок дверь была приоткрыта. Его взгляд отметил засов с внешней стороны. Если это было его жилище, то, по-видимому, он не всегда мог покинуть его по своей воле. Впрочем, это было естественным в его положении бойца одной из гладиаторских школ Римской империи.

Старик тем временем комментировал состояние раны:

— Не бойся, гладиатор, пальцы твои загноились, но это скоро должно пройти! Посмотри — в ране появились черви! Дай им денек-другой, и от дурного мяса ничего не останется! А тогда я приду снова — промыть ее отваром целебных трав, присыпать пылью с горы Синай и помолиться о твоем выздоровлении!

Лейтенант подумал, что вместо синайской грязи предпочел бы сильный антибиотик и квалифицированный амбулаторный уход. Вслух же спросил доброго старца:

— Извини меня, почтенный мудрец, но последние события стерли из памяти твои лицо и имя! Встречались ли мы ранее?

— Нет, сын мой! Я часто посещаю гладиаторские школы, дабы облегчить физические и душевные муки бойцов. Но о тебе и твоих подвигах на арене я пока лишь слышал. И надо сказать, хотя за десяток лет в проклятом городе мне приходилось знавать многих выдающихся бойцов, я восхищаюсь твоими отвагой, умением и хладнокровием! Если первое часто свойственно юношам твоего возраста, то второе приходит много позже! Ты будешь великим воином! А потому тебя ждут слава, деньги, внимание женщин и многие другие соблазны! Рим будет ждать от тебя кровавых подвигов на арене, а взамен, как опытная развратница, раскроет свои потные объятия, чтобы доставить неслыханные мирские наслаждения! Ты, Ретиарий, вскоре окажешься перед выбором: сжечь свою бессмертную душу в этом горниле мерзких страстей и грязных соблазнов или спасти ее, признав Бога нашего Иисуса!

— Так как же вас зовут, мой добрый врачеватель?

— Мои братья во Христе зовут меня…

— Ну хватит, Недобитый! — послышался вдруг грубый голос. — Говорил же тебе: не лезь со своей импотентской проповедью к моим здоровым парням-убийцам!

Голос принадлежал огромному вонючему мужику, покрытому, подобно горилле, волосами. Волосы росли не только из его приплюснутого черепа. Густой вьющейся шерстью были покрыты прыщавая харя, а также шея, руки, ноги и даже уши.

— Клянусь Гераклом,[22] будешь болтать — лишишься языка! А потом, хе-хе, и мужского отростка! Впрочем, тебе, говорят, он давно без надобности! Что, тебе не нужны женщины? Берешь пример со своего распятого Бога? Он тоже предпочитал, чтобы его трахали в задницу?

— Угомонись, Ланиста! — со спокойным достоинством ответил тот, кого назвали Недобитым. — Можешь поберечь силы! Ты уже и так заработал свое место в Геенне! Смотри, если не раскаешься и не примешь Господа нашего, придется терпеть твоей собственной заднице!

Тут в голосе проповедника добавилось силы, и он зазвучал, как будто врачеватель выступал с амвона или трибуны съезда:

— Ибо он, милосердный, справедливый и всепрощающий, вполне может обречь тебя именно на такую вечную муку! И когда черти будут насиловать тебя, звероподобный, ты подавишься своим сегодняшним богохульством!

Ланиста шутливо прикрыл волосатыми лапами свой зад:

— Уууу! Как страшно! А если я покаюсь? Как когда-то покаялся и ты сам? Ведь твой всепрощающий Бог все равно простит мои грехи? Чего бы мне тогда и не отпустить пару-другую шуток?

— Нет во Вселенной существа мужского рода, — торжественно заявил врачеватель, поднявшись со своего места, — которое готово простить шутки насчет своей задницы!

Лейтенант-Ретиарий задумался над глубиной этой мысли, а Ланиста ответил:

— Тогда буду надеяться, что твой Бог окажется женщиной! Ну ладно, ладно, не кипятись! — ответил человек-обезьяна, похлопывая покрасневшего от гнева старца по еще крепкой спине. — Пусть не обижается и твой распятый Назаретянин! Клянусь Юпитером, когда я был солдатом в Иудее и приколачивал к крестам твоих сородичей-бунтовщиков, меня частенько пробирала жалость! И тогда, хе-хе, я добивал их мечом! Так что я похож на тебя, мой дорогой Недобитый! Эдакий милосердный еврей-сектант! А насчет моей задницы: ты знаешь, старец, по-моему, даже демоны пренебрегли бы таким лакомством! Вот наш молодой человек — совсем другое дело! Посмотри, какой красавец!

Лейтенант вздрогнул от отвращения. По ходу бреда приходилось привыкать к реалиям Древнего Рима, где, вслед за развращенной Грецией, бисексуальность ко времени правления Нерона стала почти нормой.

— Если бы ты, мой красавчик, не был так хорош на арене, — продолжал уродливый сатир, ощупывая Лейтенанта черными похотливыми глазами, — я бы обязательно проверил, на что ты годишься в постели! Именно потому я тебя и покупал, хе-хе! Если бы проиграл мой кошелек, то приобрела бы моя балбесина!

Ретиарий молчал, понимая, что это далеко не шутка.

— Старик! — наконец перешел к делу Ланиста. — Ты все равно уже закончил лечение! А потому иди обратно, в свою тюрьму у Форума! Тебе дать раба для сопровождения? Нет? Добредешь и так? Тогда хромай, не задерживай нашего отважного юношу! Потому что ему придется прогуляться на Палатин! Да, да, мой юный друг! За тобой послал верный слуга императора — один из преторов гвардии! Не знаю, о чем будет ваш разговор, но помни: не вздумай прикарманить все деньги, если ты понадобился какой-нибудь шлюхе-аристократке из дворца! Или самому префекту! Половину — мне! Иначе я тебя, мой сладостный Ретиарий, превращу в мерина! И не задерживайся на обратном пути! Даже если бы тебя призвал сам император Нерон — да хранит его Юпитер! — ты все равно обязан выполнить дневную норму упражнений! Понял? Ну иди, иди, возьми у каптерщика одежду поновей да поприличней! И передай, что я приказал выдать плащ с капюшоном! Ты, мой мальчик, теперь так популярен, что бабы не дадут тебе проходу!

Спустя некоторое время Лейтенант шагал под палящим солнцем вслед за присланным с Палатина пожилым рабом-киликийцем. Тот не ответил на вопрос Лейтенанта о том, зачем его вызвали. Когда наш герой попробовал спросить во второй раз, раб злобно посмотрел на него коричневыми глазами и, открыв пасть с гнилыми зубами, продемонстрировал, что в ней отсутствовал один важный орган — язык. Вместо него торчал уродливый обрубок. Скорее всего, когда-то бедняга был, наоборот, чересчур разговорчив. Юный Ретиарий сочувственно покачал головой и далее следовал молча, с любопытством оглядываясь по сторонам и стараясь запомнить побольше деталей — чтобы впоследствии удовлетворить любопытство Березнякова. И надо сказать, ему действительно было на что посмотреть! Древний Рим эпохи Нерона, который заново перестраивали после пожара 64-го года, являлся одним из самых красивых городов, когда-либо возведенных людьми. Дорога из школы гладиаторов вела мимо Дома Императора — знаменитого Домуса, который построили для Нерона взамен сгоревшего при пожаре дворца. Полукилометровое сооружение украшал тройной портик из белоснежного мрамора. В его тени часто мелькали фигуры тяжеловооруженных преторианцев, прятавшихся там от невыносимой дневной жары. Над Домусом, на месте будущего великолепного купола знаменитого восьмиугольного зала высились строительные леса. Напротив этого величественного сооружения — на месте будущего Колизея — находился большой пруд с разбитым вокруг него тенистым парком и возводимыми на его берегах зданиями.

Впереди справа Лейтенант увидел огромную, сверкавшую на солнце бронзовую статую Нерона-бога с короной из семи солнечных лучей, каждый из которых имел в длину несколько метров. Нашему герою пришлось снять капюшон плаща, чтобы задрать голову и подивиться размерам колоссальной статуи, ненамного меньшей Родины-матери в Волгограде. Она стояла на мраморном пьедестале, способном вместить на себе хрущевскую пятиэтажку. «Вот это я понимаю — культ личности! — подумал Лейтенант. — Ох и любил же себя Неро Клаудиус Цезарь мать его Друзус! Куда там Иосифу Виссарионовичу!» В этот момент боковым зрением наш герой отметил, что некто, проходивший рядом, вдруг остановился, как будто узнав его. Когда он опустил голову и посмотрел, кто же это мог быть, тот, бывший гораздо более высоким, чем окружавшие его прохожие, уже поспешно удалялся, поглубже натянув на голову широкополую шляпу. Издалека Лейтенанту показалось, что узнавший его римлянин вышагивал в обуви, поразительно напоминавшей спортивные «борцовки» XX столетия. Но разумеется, подобное было невозможно. По-видимому, с ним сыграли шутку жаркое солнце и слепящая глаза статуя Колосса.

Раб-киликиец злобно зашипел и заставил Лейтенанта вновь спрятать голову под капюшон. Пославший за ним префект гвардии, по-видимому, не хотел, чтобы появление модного гладиатора привлекло к себе внимание довольно большой для такой жары толпы жителей и «гостей столицы». Прохожие удивили Ретиария своей разношерстностью: облаченные в расшитые золотом тоги состоятельные люди с упитанными лицами никогда не знавших голода буржуев мирно соседствовали с одетыми в грязные белые хитоны простолюдинами. Богачей сопровождали свиты рабов, несущих опахала и кувшины с водой, а также «клиентов» — то есть подхалимов, живущих подачками и покровительством своих более состоятельных «патронов». Поскольку в Риме даже очень влиятельному человеку считалось зазорным не помнить имени когда-то встреченного гражданина, за некоторыми из них ходили специальные секретари с восковыми дощечками. Они были нужны, чтобы при случае напомнить своему хозяину об имени очередного прохожего, решившего набраться наглости и выразить свое уважение к известной персоне. Сегодня секретари нервничали, так как от жары воск на табличках растекался и спасти носители информации можно было лишь регулярно поливая их холодной водой из уже упомянутых кувшинов. Удивился Лейтенант и пестроте прохожих: наверное, такое разнообразие нарядов и лиц можно в наши дни увидеть где-нибудь на улицах Лондона, Парижа или Нью-Йорка. У него сложилось впечатление, что не менее четверти зевак прибыли в столицу империи с Востока, а еще четверть — из Африки. То и дело сквозь толпу пробирались рабы с носилками, снабженными тентами. Некоторые пассажиры отгораживались от прохожих шторками. Другие, по случаю лета, предпочитали хоть какое-то движение воздуха и являли миру свои лица — белые и смуглые, мужские и женские, бритые и бородатые, красивые и, прямо скажем, не очень. Даже у очень молодых людей часто были испорченные зубы. «Прямо как в СССР!» — с удивлением подумал Лейтенант, вспомнив и свои визиты к московским дантистам.

Вскоре, к большому облегчению нашего героя, раб-киликиец, молча кивнувший охране из числа преторианцев, провел его в тенистые лабиринты Палатина. Попетляв между многочисленными новостройками дворцов и храмов, небольшими парками и фонтанами, они остановились у ничем не примечательной железной двери. Она, как оказалось, вела в глубокий погреб. Лестницу освещали несколько факелов. В прохладном мерцающем полумраке Ретиарий разглядел амфоры с вином, мешки с мукой, корзины с овощами и фруктами. Пахло сыростью, мышами и пряностями. В глубине помещения стояла скамья, на которой сидел лысоватый человек лет сорока с аскетическим лицом и светло-голубыми глазами. По-видимому, мужчина на скамейке был полон энергии, так как ему с трудом удавалось сохранять вальяжную позу. Такая, как успел подметить Лейтенант, отличала римских аристократов и иных жителей империи, обладавших деньгами и властью. Подобная вальяжность отличала представителей партийно-хозяйственной номенклатуры и много веков спустя.

Не представившись, Голубоглазый слегка искривил тонкие губы в неестественной улыбке и произнес высоким, почти женственным голосом:

— А вот и наш герой! Сюда, на свет, молодой человек! Снимайте плащ, от меня прятаться не надо! А ты, — это было сказано рабу-киликийцу, — иди, любезный! Подождешь на улице! Да не болтай!

Последнее, в связи с отсутствием у киликийца болтательного органа, было, скорее всего, шуткой. Очевидно, плешивый обладал своеобразным чувством юмора. Лейтенант снял плащ и невольно поежился от сырости подземелья. Впрочем, после невыносимой римской жары сейчас он испытывал облегчение.

— Вблизи вы еще выше, чем на арене! — оценил его обладатель пронзительных, слегка навыкате голубых глаз. — У вас там, в Скифии, все такие крепкие ребята? Или вы исключение?

— Я, ваша милость, ничем не лучше многих других атлетов в моей стране! — совершенно искренне ответил Лейтенант, в свою очередь разглядывая Голубоглазого. Тот был небольшим, но физически сильным человеком. Под белоснежным хитоном угадывались мускулистые запястья и выпуклая грудь борца. — Многие из моих сверстников способны на гораздо большие достижения!

— Знаю, знаю! — с одобрением отозвался собеседник, улыбаясь в этот раз гораздо искреннее, чем в начале разговора, и продолжил заговорщицким тоном: — Приходилось бывать в ваших местах! И Борисфен видел, и Тавриду, и далекое северное море!

И неожиданно подмигнул. Впрочем, возможно, это он просто так моргнул из-за мерцающего света и сажи от факелов, пропитанных чем-то похожим на нефть.

— У вашего народа большое будущее! — тем же тихим голосом очень убежденно сказал Голубоглазый, кривя тонкие губы в знающей улыбочке.

Почему-то стало ясно, что он придает сказанному большое значение. По какой-то причине префекта гвардии волновали исторические судьбы нынешнего населения Причерноморья. Лейтенант на всякий случай кивнул и поклонился:

— Благодарю за добрые слова, мой господин! Надеюсь, что я, ничтожный, смогу отблагодарить вас за снисхождение! — так Лейтенант намекнул Голубоглазому, что пора бы перейти к делу.

Его собеседник намек понял и, оценив то, с каким тактом это было сделано, одобрительно кивнул головой. У Лейтенанта складывалось впечатление, что он попал на собеседование. Как будто кадровик в чине полковника старался составить о нем первое впечатление. Судя по всему, лысоватый дядька с сильными руками и массой энергии пока не разочаровался увиденным.

— Что вас успел сказать Недобитый? — вдруг спросил Голубоглазый.

— Ничего, мой господин! — искренне ответил Лейтенант. — Разве что предостерег от ждущих меня в Риме соблазнов!

Его собеседник одобрительно покивал головой:

— Старик прав! Великий Рим подвергается агрессии пострашнее военной! Тлетворное влияние Востока развращает нашу молодежь и когда-нибудь погубит нацию! А греческие декаденты со своими половыми извращениями и демократическими идеями будут пострашнее, чем орды германцев или парфянское войско! Впрочем, именно парфяне и мутят воду, засылая к нам своих развратителей! Именно им невыгоден здоровый и сильный Рим! Понимаете, Ретиарий? Всем этим заезжим жрецам Изиды, Зороастра и Яхве, тайком склоняющим наших граждан забыть о своих собственных богах, платит могущественная сверхдержава Востока!

Лейтенант неуверенно кивнул головой. Ему пока было трудно понять озабоченность Голубоглазого действиями зарубежных проповедников, но уничижительные комментарии о греческих демократах ему не понравились. Нечто подобное доводилось слышать в иной реальности — от советских военных и партийных ретроградов.

— Проклятый парфянин Вологез, — продолжил тему Голубоглазый, — у которого не хватило сил честно победить римские легионы в бою, рассчитывает исподволь истребить нашу волю к победе! Думает, это поможет им посадить своего человека на армянский трон! Не тут-то было!

— Да, патрон, вы абсолютно правы! Этот красавец Тиридат все равно примет свою корону из наших рук! И за нею ему придется приехать сюда, в Рим!

Ретиарий вздрогнул, услышав голос вдруг оказавшегося за его спиной человека. Этот оказался гораздо моложе Голубоглазого. Пожалуй, ему можно было дать лет двадцать пять.

У него было смазливое лицо с пунцовыми женскими губами, легко возникающей белозубой улыбкой и влажными карими глазами. Судя по всему, обладатель приятного баритона редко получал по морде, мог вывернуться из всякой передряги и без мыла забраться в любое тесное отверстие. Одним словом, он поразительно напоминал представителей бравой когорты освобожденных комсомольских работников XX века. Наш герой, мысленно подивился тому, как его отравленный плазмодиями мозг спроецировал недобрые впечатления о советских реалиях на бред с древнеримским уклоном.

— А насчет смазливой морды, — тихо поддержал его Голубоглазый, — так ведь судьба может и наказать! Найдется кто-нибудь, да плеснет ему зелья в тарелку с супом!

— Ага! Или в чашу с пивом! — поддакнул похожий на комсомольца патриций с наглыми глазами. — Так, что всю харю прыщами обнесет — как у прокаженного! Узнает, националист чертов, как Родину любить! Тогда ему и Восток не поможет! До самой смерти будет собственных детей пугать!

Услышав в очередной раз про «Родину», Лейтенант вздрогнул. Он вдруг понял, что упомянутому претенденту на армянский престол действительно не миновать того самого зелья в супе и прыщей «на харе».

— У нас тут прохладно! — нейтрально сказал Голубоглазый, внимательно следя за его реакцией. — Да вы не бойтесь — не простудитесь! Вы — парень здоровый!

— По поводу демократии, — поежившись, осторожно спросил плешивого аскета юный гладиатор, — а что, собственно говоря, в этом плохого — когда люди могут выбрать такого правителя, какой им нравится?

— Да ничего в этом плохого-то и нет! — На лице Голубоглазого вновь мельком появилась его тонкогубая улыбочка, но оно тут же приобрело уже знакомое серьезное выражение. Лейтенанту показалось, что в нем было нечто волчье. — Плебс волен выбирать любого зверя! Как скоро это будет наш честный и здоровый римский медведь!

— А не какой-нибудь жираф-декадент в оранжевых пятнах! — подсказал его молодой помощник. — Пусть демократы к себе в Грецию мотают, а мы тут и сами разберемся!

— Только мы, граждане Рима, — тихо, но твердо продолжил префект гвардии, — знаем, какой путь развития для нас подходит! Это мы, между прочим, держим варваров на линии Рейна! Иначе бы все Средиземноморье уже по-германски говорило! А что в благодарность от наших ничтожных соседей? За защиту и торговлю по сниженным ценам? То восстание устроят, то все туда же, на Восток, к парфянам норовят прибиться! В общем, когда сильный Рим всем как кость в горле, когда империя в кольце врагов, мы — преторианцы — просто обязаны брать ответственность на себя! Кто же, если не мы?

Всю эту тираду Голубоглазый произнес в своей обычной манере: тихо, но веско, пристально поглядывая в глаза собеседника. Как-то сразу становилось понятно, что претор слов на ветер не бросает.

— Кто же, если не мы? — вновь повторил он и выжидающе уставился на нашего юного героя.

Тому стало не по себе: он вдруг почувствовал, что сейчас его будут втягивать во что-то такое, что, скажем, в далеком СССР могло закончиться не просто исключением из рядов ВЛКСМ и даже не высылкой на 101-й километр, а десятилетним лесоповальным проектом где-нибудь в солнечной Удмуртии или на полном природных богатств острове Сахалин.

— Что вы слышали о Спартаке, мой храбрый Ретиарий? — Голубоглазый задал, надо понимать, главный вопрос сегодняшней встречи.

Для раба-гладиатора даже упоминание имени проклятого бандита-фракийца, чуть было не погубившего империю, было равносильно государственной измене. За это Ретиарию грозила немедленная и мучительная смерть. Не зная, что ответить, Лейтенант предпочел опустить глаза. Тут он вздрогнул: на худых ногах лысоватого римского дядьки красовались резиновые тапочки-вьетнамки с крошечной эмблемой известной немецкой фирмы в виде прыгающей кошки. «Бред какой-то!» — вновь подумал наш герой и тут же сам улыбнулся: конечно, именно бредом это все и являлось!

Глава 9

Как и после первого кошмара, Лейтенант очнулся внезапно, вдруг открыв глаза и вернувшись в реальность настоящего. Кто-то опять гладил его по лицу. Правда, в этот раз на его кровати сидела не Таня, а, как оказалось при ближайшем рассмотрении, Вань-Вань, уже умывшийся и пахнувший одеколоном. В руке у него был почтовый конверт, которым полковник и провел легонько по покрытому потом лицу подчиненного.

— Надо же, — удивился разведчик, — ничто не помогало! А вот провел письмецом от лапушки-зазнобушки — и тут же очнулся! Был бы врачом — написал бы диссертацию о роли любовных флюидов в лечении малярийной лихорадки!

Лейтенант попробовал сесть на кровати и с невольным стоном прислонился к стене. Сквозь небольшое окошко, несмотря на ранний час, яростно светило проснувшееся солнце. Лейтенант подрагивал от озноба — все его нательное белье и простыни на постели оказались пропитаны потом. Голова кружилась от слабости. Глаза саднило как после получасового рассматривания пламени сварочного аппарата. Мышцы спины ломило так, как будто он всю ночь тащил пианино на верхние этажи здания МГУ В желудке неприятно ныло, а в пересохшем рту был отчетливый привкус желчи.

— Знаю, знаю! — сочувственно произнес Вань-Вань. — Как будто тебя всю ночь дубиной метелили! А во рту как будто сто котов насрали! На вот, держи!

Он протянул Лейтенанту большую кружку с крепким сладким чаем и достал сверток со свежими булочками, сделанными на кухне ресторана (таких он не видел со времени отлета из Москвы). Паче чаяния, и то, и другое пришлось весьма кстати. Никаких рвотных позывов отходивший от малярийного приступа офицер не испытал. Наоборот, после завтрака у него резко улучшились и самочувствие, и настроение.

— Послушай, Лейтенант! — серьезно обратился к нему начальник, когда тот уже допивал свой чай. — Решай сам! Если считаешь, что не сможешь работать — оставайся и жди нас здесь. Никто тебя и не подумает упрекать! Хорошо еще, что ты вообще пришел в сознание и смог доехать сюда! Постараемся обойтись своими силами или, в крайнем случае, попросим переводчика у летчиков! Хотя последнее, как ты сам понимаешь, делать не хотелось бы!

Лейтенант секунду подумал, вспомнил о том, что сегодня предстояло путешествие к предполагаемому месту падения бомбовоза, и, решив, что ни за что на свете не пропустит подобное приключение, решительно встал. Постояв с полминуты под критическим взглядом Вань-Ваня, готового подхватить его в случае падения, он сказал:

— Я смогу, товарищ полковник! Только приму душ и выпью еще чаю!

Разведчик одобрительно крякнул, осторожно похлопал его по спине, отдал конверт с Таниным письмом и сказал:

— Молодец! Найдем «Белого лебедя» — представлю к ордену! У тебя полчаса, потом поедем инспектировать катер! Посмотрим, что летчикам по знакомству подыскали!

То, что «по знакомству» посчастливилось получить летчикам для экспедиции к месту крушения, оказалось потрепанным рыболовецким траулером, приспособленным для плавания в прибрежных водах. Несмотря на потертые бока и устойчивый запах рыбы, суденышко было далеко не самой отчаянной развалиной, бороздившей мелководье Южной Атлантики в поисках морепродуктов и контрабандных товаров. На нем стоял неожиданно мощный и сравнительно новый английский дизель, а в не очень опрятной рулевой рубке обнаружились вполне современные эхолот, локатор и радиостанция. Молчун Леша, прибывший с Вань-Ванем и до этого никак не проявлявший своих талантов (за исключением умения ловить океанскую рыбу с рудного пирса с помощью самодельного трезуба), оказался экспертом по морскому делу. Бывший капитан морской пехоты Каспийской флотилии деловито осмотрел посудину и без обиняков озвучил свое мнение:

— Бля буду, они на ней не за рыбой ходят!

Судя по заговорщицкой улыбке хозяина — седого негритоса с изорванной рожей, — свои шрамы он действительно получил не в борьбе с осьминогами и барракудами, а со зверями пострашнее — коллегами-контрабандистами.

— Тем лучше! Тогда он наверняка хорошо знает прибрежные воды Намибии возле Берега Скелетов! — предположил Аристархович.

— Нет, нет! — тут же твердо сказал Вань-Вань. — Нам посторонние свидетели не нужны! К тому же наш Леша и сам неплохо эти воды знает! Он в Намибию не только за сигаретами и пивом ходил! Да, капитан?

Леша коротко кивнул и внимательно посмотрел на черного, как асфальт, шкипера. Тот пробормотал нечто одобрительное про хитрого русского и показал ему потайные отсеки, которые и использовались для нелегальной коммерческой деятельности. Стало очевидно, что он принял группу советских советников за контрабандистов-любителей, тоже решивших сделать легкий бизнес на южноафриканских товарах. Когда хранитель инвалюты Аристархович услышал о сумме аренды, он попробовал было с помощью Лейтенанта воззвать к совести шкипера и сбить цену. Но тот лишь улыбался своей страшной рожей, непринужденно почесывал гениталии и упорно твердил свое: если его судно собирались использовать без присутствия хозяина, то цена удваивалась. Под конец препираний Вань-Вань потерял терпение и ехидно спросил чекиста:

— Ты че, Филипп, еще не собрал на подарки жене и детишкам?

Тот недобро посмотрел на представителя конкурирующего ведомства, в сердцах плюнул и сказал:

— Ладно, хрен с ним! Чтоб он сдох в этом году! Чтоб у тебя член отгнил, понял, паскуда черномазая? Чего скалишься, баклажан хренов? Лейтенант, это ты, конечно, не переводи!

Впрочем, наш герой, несмотря на молодость, уже понимал, что военный переводчик должен был доводить до подсоветной стороны далеко не все изречения хабиров. Ударив по рукам с владельцем баркаса и заручившись его обещанием уладить дела с таможней и портовыми властями, офицеры принялись за погрузку провизии и снаряжения. Генералы-летчики решили, что кантовать ящики с тушенкой и оружием не царское дело, и под неодобрительное ворчание подчиненных стояли на носу и демонстративно обсуждали прогноз погоды, движение циклонов и антициклонов в Атлантике, а также оптимальные маршруты выдвижения задействованных сил и средств. В том что касалось прогноза на сегодняшний день, обсуждение, собственно, свелось лишь к тому, будет ли сегодня плюс сорок в тени и сменится ли полный штиль на легкий бриз, способный хоть как-то облегчить страдания от жары. Уже к десяти утра суденышко, затрещав пятисотсильным дизелем, неожиданно бойко направилось из гавани в океан. Лейтенант несколько приободрился, еще раз позавтракал итальянским гуляшом из зеленой военной банки и устроился на носу, с удовольствием наблюдая за синей поверхностью воды и летающими рыбами. Время от времени блестящие морежители, не рассчитав, попадали в палубную надстройку или мачту. Аристархович, оставшийся по случаю жары в одних трусах, бойко собирал оглушенных рыбин, обещая всем окружающим «невероятную» уху на обед. Военные, обмениваясь понимающими взглядами за его спиной, лениво шутили, обсуждая то, что местные акулы должны хорошо брать на живца. Впрочем, делали они это не по злобе, а в силу генетически заложенной неприязни к чекистам и особым отделам.

Когда баркас покинул спокойную тишину гавани и темная полоса пустыни по левому борту растворилась в знойном мареве, появились небольшие волны. Крошечный кораблик тут же начал то подлетать вверх, то скользить вниз, как поплавок на волнах, расходящихся от брошенного в пруд булыжника. Примерно после получаса подобного прыганья Лейтенант впервые понял, что такое качка и какой эффект она может оказывать на новоявленных моряков. По счастью, его вестибулярный аппарат оказался достаточно прочным, и за исключением легкого подташнивания, усугубляемого последствиями малярийного приступа, его состояние можно было назвать вполне сносным. Большинство остальных пассажиров баркаса чувствовали себя превосходно. И генералы-летчики, и военные разведчики были опытными парашютистами. Бывший морпех Леша оказался, помимо прочего, заядлым мореплавателем. Лишь несгибаемый чекист Аристархович очень быстро потерял свой естественный розовый цвет пьющего чужую кровь обитателя Лубянки. Оставив в покое летающих рыб, он удалился в небольшую каютку баркаса. Там он, тяжело дыша, пытался совладать с невиданной ранее напастью. Мстительные генералы-летчики и не знающий жалости Вань-Вань периодически подходили к временно беззащитному гэбисту и с фальшивым участием задавали ему вопросы ярко выраженного гастрономического характера. Каждый раз, когда его спрашивали, например, о том, не пожелал бы он на обед «наваааристой» ушицы и кусок сала на десерт, Аристархович молча падал на колени и с деревянным лицом полз к борту баркаса. Даже наш юный Лейтенант, бывший далеко не самым продвинутым знатоком человеческой натуры, мог догадаться, что истязаемый таким образом чекист не скоро простит своих безжалостных мучителей.

Сам он наслаждался неожиданным приключением так, как может наслаждаться только романтически настроенный молодой человек, чья юношеская мечта — увидеть Берег Скелетов — вдруг осуществилась спустя каких-то два месяца после прибытия в Анголу. Полоса песка, находившаяся в нескольких километрах, согласно историческим книгам, послужила могилой тысячам путешественников, которые в разное время пытались обогнуть африканский континент по дороге в Индию и Китай на протяжении как минимум четырехсот лет. Берег Скелетов хранил в себе не только кости жертв кораблекрушений, спасшихся от стихии только для того, чтобы умереть мучительной смертью от голода и жажды. По слухам, вооружившись простой лопатой, здесь по-прежнему можно было добывать алмазы, стоящие целое состояние. Лейтенант и сам видел эти невзрачные на вид камешки в мозолистых черных ладонях ангольских и намибийских старателей, тайком предлагавших свои сокровища за бесценок на рынках в Уамбо и Луанде. Хотя, впрочем, не исключено, что это были лишь осколки стекла, имевшие такую же ценность, как и легенды о том, что где-то здесь, попав в очередной жуткий шторм, погиб флот Александра Великого, возвращавшийся в Средиземноморье после его похода в Индию.

В какой-то момент к сидевшему на носу баркаса Лейтенанту присоединился и Вань-Вань. Старый разведчик безошибочно распознал эмоции, которые в данный момент испытывал его подчиненный:

— Подумай только, Лейтенант: мы идем на суденышке ангольских контрабандистов вдоль самого загадочного континента планеты! Тебе составляют компанию два генерала, два полковника и бывший морпех! Наша цель — потерянный суперсамолет с ядерными ракетами, на разработку которых наша держава потратила миллиарды! А знаешь, с кем нас ожидает встреча? Так вот, наши боевые пловцы — это аналог американских «морских котиков». Морской спецназ, люди, способные выполнять боевые задачи на воде и под водой. Взрывать линкоры на рейде, как это делали итальянцы во время последней войны. Высаживаться темной ночью с подводной лодки на вражеский (или, если так приказали партия и правительство, даже дружеский!) берег, чтобы получить разведданные, украсть нужного Родине человека или просто рвануть нефтяной завод или атомную станцию. Разминировать зоны высадки предстоящего морского десанта. Доставать с затонувших кораблей то, что нужно нам, и то, что совсем не нужно видеть другим. И наконец, оберегать советские корабли от прочих обитателей моря. Не акул и спрутов, а тех, что с аквалангами и магнитными минами! Без документов и совести! Тех, кому не дано понять, что учение Маркса и Ленина бессмертно, потому что оно верно!

— Товарищ полковник, а правда, что южноафриканцы все же пустили ко дну советский транспорт?

Полковник, нехорошо улыбнувшись, ответил:

— Это случилось еще до того, как сюда прибыли наши черноморцы! Они-то быстро навели порядок! В одну из темных ночей на рейде Лобиту одними кинжалами (даже не потребовалось бесшумных автоматов!) зарезали троих диверсантов. А одного взяли живьем! Вернее, одну!

— Серьезно? Это была женщина?

— Серьезно! Только смотри, помалкивай, я тебе это как своему говорю! Мало того что женщина! Судя по тому, что она пропела перед смертью, убийственная красотка оказалась гражданкой Израиля! Передавала, так сказать, режиму апартеида боевой опыт!

— И что?

— И ничего! Допросили, привязали к ногам камень потяжелее, надрезали связки и… того! Акулы привели приговор в исполнение! Естественно, ангольской стороне сообщать об этом инциденте не стали! Больше наши корабли никто не взрывал!

К месту рандеву с водолазным ботом — точке примерно в миле от совершенно пустынного берега — прибыли часов в пять пополудни. Как оказалось, боевые пловцы не теряли времени: судя по серии желтых буйков, они уже обнаружили бомбовоз. Чтобы не выдавать свое местонахождение, измученный морской болезнью Аристархович связался с моряками при помощи развернутой на палубе станции спутниковой связи. Услышав о том, что пловцы, не дожидаясь прибытия руководства, уже сделали несколько серий погружений, Вань-Вань и летчики помрачнели. Во-первых, как и положено в любой армии мира, в Вооруженных Силах СССР инициатива младших офицеров была частенько наказуема. Во-вторых, сам факт личного присутствия или отсутствия в момент обнаружения «Блэк Джека» вполне мог означать разницу между орденом Ленина и медалью «За боевые заслуги». Когда до бота оставалась пара сотен метров, от него отошла быстроходная надувная моторная лодка и после короткого путешествия виртуозно причалила к баркасу. Из лодки экспедицию военных приветствовали белозубыми улыбками двое очень загорелых и очень мускулистых моряков в спасательных жилетах. Впрочем, улыбчивость не помешала им спросить пароль и предоставить отзыв. На их коленях лежали короткоствольные автоматы невиданной ранее Лейтенантом конструкции, отдаленно напоминавшие бессмертное творение конструктора Калашникова. Напялив на себя любезно предложенные им оранжевые жилеты, члены экспедиции, кто с большей, а кто и с меньшей грацией, опасливо перебрались в неустойчивое резиновое корыто. Капитана баркаса Лешу оставили на хозяйстве. Обычно никак не проявлявший свои эмоции разведчик, попав на море, ожил, как политая живой водой сухая лоза. Он обнажил свой мускулистый и покрытый шрамами торс, повязал на голову подобие тюрбана из лишней пары трусов и принялся за приготовление той самой ухи, о которой Аристархович упоминал до внезапной пропажи аппетита. На всякий пожарный случай из двух здоровых зеленых ящиков извлекли и установили на турели зловещего вида крупнокалиберный пулемет «ДШК».

На первый взгляд водолазный бот показался родным братом рыболовного суденышка. Его видавшие виды металлические бока носили следы многолетнего неблагодарного труда на благо ставшего наконец океанским советского военно-морского флота. Безжалостные потеки ржавчины и немытые стекла неопровержимо свидетельствовали о том, что молодые матросы Страны Советов давненько не трогали старичка-ветерана своими ласковыми руками под бдительным оком зверюги-боцмана. Поднявшись на ободранный борт водолазного корыта, генерал из штаба ВВС вопросил начальственным голосом:

— Кто здесь старший?

Поскольку вопросу не предшествовал какой-либо приветственный ритуал, обычно столь свойственный советским военным, встречающимся на далеких широтах, можно было легко предположить, что летчик действительно воспринял слишком близко к сердцу инициативу чересчур бойких моряков.

— Старший группы боевых пловцов капитан Архипов! — без всякой суеты представился генералу одетый в легкие плавки и пятнистую кепку молодой атлет. Судя по его загорелому лицу, командир черноморцев был ненамного старше своих подчиненных.

Генерал, в лучших традициях воинского начальства, которому попала шлея под хвост, прорычал:

— Почему проявили самовольство и не дождались представителей ВВС и… — тут генерал покосился на Вань-Ваня и Аристарховича, — органов?

Вместо ответа одетый далеко не по уставу капитан показал куда-то в сторону горизонта. Генерал с раздражением непонимающе посмотрел на ярко-синее небо. Через несколько секунд его зоркие глаза пилота разглядели две стремительно приближавшиеся к боту точки. Чуть позже послышался рев реактивных двигателей, и спустя десяток секунд над присевшими от звуковой волны советскими гражданами пронеслась пара палубных штурмовиков.

— Ну ни хера себе! — невольно вымолвил Аристархович, держась за головной убор и без всякого удовольствия отмечая, что на коротких крыльях летательных аппаратов были отчетливо видны американские опознавательные знаки.

— Первый раз появились три часа назад! Это уже четвертая посетившая нас пара! — лаконично доложил капитан. — После сообщения в Москву получил приказ немедленно совершить погружение! Наша субмарина — «Комсомолец Таджикистана» — подсказала, что передовые фрегаты охраны авианосной группировки 6-го флота США тогда находились примерно в шести часах хода от места нашего пикника!

Генерал только вздохнул:

— Понятно! Быстро дошли, сволочи! А где подлодка-то? Далеко?

— В пяти милях! Американцы уже наверняка обнаружили ее, но хода не сбавили! Надо спешить!

— Согласен с вами! Вы уже решили, как будете поднимать ракеты? Надо ли для этого взрывать корпус самолета?

После этого вопроса загорелый капитан переглянулся со своими похожими на детей Геракла подчиненными:

— А нет там никаких ракет, товарищ генерал! Так что поднимать-то нам нечего! Бомбовый отсек совершенно пуст! «Х-55» потеряли где-то по дороге!

Вань-Вань со значением посмотрел на Лейтенанта. Видимо, «утята» действительно покинули «маму».

Спустя некоторое время, присев в тени рубки, члены экспедиции пили сваренный для них советскими «морскими котиками» крепчайший чай с лошадиной дозой сахара и ромом и ошарашенно внимали докладу капитана:

— «Туполев» обнаружили вертолетчики в 5.15 утра. Их информацию и показания эхолота подтвердили во время первого погружения в 13.10 по местному времени. Как выяснилось, самолет затонул на глубине всего лишь двадцати метров — на подушке из мертвых кораллов. Его наверняка прекрасно видно с воздуха! Может обнаружить любой пролетающий вблизи летательный аппарат! Визуальным осмотром никаких явственных повреждений обнаружено не было…

— Ну и конструкция! — только покачал в восхищении головой генерал из Москвы. — Вот что значит центральная балка из титана!

— Вместе с тем, оказался отстреленным один из люков: судя по всему, как минимум один из членов экипажа смог катапультироваться. Через это отверстие мы смогли проникнуть внутрь…

— Что с телами? — хрипло спросил генерал.

Судя по его вдруг изменившемуся лицу, по крайней мере одного из членов погибшего экипажа он знал лично.

— Все были по-прежнему пристегнуты, на головах надеты летные шлемы, на лицах — кислородные маски… Никаких видимых физических повреждений… Кроме, разумеется, тех частей лиц, куда успели добраться рыбы… На всех четверых…

— Как четверых? — спросил генерал-советник. — Ведь у «Туполева» в состав экипажа входят четыре человека! Кто же тогда пятый, катапультировавшийся из него?

— Гм! — вдруг прокашлялся летчик из штаба ВВС и покосился в сторону Аристарховича, который из зеленого внезапно стал мертвенно-бледным. — Помимо экипажа, на борту бомбардировщика находился один пассажир…

— Какой еще пассажир? — недоуменно спросил любитель исторических басен.

— При проведении подобных учений над международными водами, а тем более с ядерным оружием, — вмешался Аристархович, отставив в сторону свою кружку, — на борту находится еще и сопровождающий…

— С моими летчиками летел гребаный гэбист! — перебил его генерал из Москвы с неожиданной злобой. — Следил, чтобы наши ракеты по дороге не потеряли! Или чтобы вдруг не решили дружеский визит нанести! В одну из стран НАТО!

— Совершенно не очевидно, что отсутствие нашего сотрудника означает, что он… каким-то образом причастен к крушению! — как будто оправдываясь, начал Филипп Аристархович.

— Ага! — с ехидством парировал налившийся кровью генерал. — Наверное, он нечаянно рычаг катапультирования повернул! У него единственного было боевое оружие! Понимаешь?! Чтобы, ежели что, моим ребятам в затылок стрелять!

— Но ведь не стрелял же, твою мать! — с ожесточением ответил Аристархович. — Ведь нет же на телах никаких видимых повреждений!

— Разрешите закончить? — вновь обратился к ним командир подводников. — В кислородных масках погибших членов экипажа обнаружены следы рвоты! Расследование покажет, но вполне возможно, что их отравили каким-то газом, закачанным в систему жизнеобеспечения!

Генерал замолчал, беря себя в руки. После минуты общего молчания он наконец вымолвил:

— Ладно, хватит трепаться! Давайте доставать тела! Без них отсюда не уйдем! Штурманом в экипаже мой племянник летел! Мне его теперь матери отдавать придется! Со съеденным рыбами лицом! Можете себе представить, как я в глаза своей сестре посмотрю? А?

Над головой опять пронеслись американские штурмовики. Генерал-советник в сердцах показал им международно признанный жест согнутой рукой. Капитан-черноморец вновь переглянулся с подчиненными:

— А мы, товарищ генерал, их уже достали!

— И где же они? — спросил тот.

— На льду, в холодильнике!

— А у вас еще и холодильник есть?

— А у нас не только холодильник имеется!

Командир боевых пловцов оказался прав: невзрачный бот оказался напичкан не только холодильной комнатой, но еще и барокамерой для глубоких погружений, электронной аппаратурой связи и навигации, управляемыми торпедами, пуленепробиваемыми надувными лодками из кевлара,[25] целым арсеналом всевозможного стрелкового оружия и даже переносными зенитными ракетами. Последние, с улыбкой сказал капитан, можно было использовать, если бы американские штурмовики вдруг решили садиться на палубу его бота. Тут сверху донеслись крики подчиненных Как выяснилось, обычно совершенно пустое небо над прибрежными водами Юго-Западной Африки сегодня оказалось достаточно тесным. В этот раз над местом падения «Блэк Джека» появились уже не американские штурмовики, а звено «Сушек» в желто-коричневом «африканском» камуфляже и с ангольскими опознавательными знаками на крыльях. Эти, в отличие от пассажиров американского авианосца, приветливо покачивали крыльями при каждом пролете над двумя суденышками. Чтобы у американцев не оставалось никаких сомнений насчет национальной принадлежности пилотов ангольских штурмовиков, те вышли на связь на открытой частоте и обменялись с приветствовавшими их фигурками людей на крошечных корабликах несколькими фразами на чистом русском языке. Махавший вместе со всеми своей пятнистой курткой Лейтенант вдруг почувствовал всепоглощающую любовь к этим малознакомым ему людям, сидящим в пилотских креслах реактивных самолетов, каждый из которых стоил не один десяток миллионов долларов.

Уже перед самым наступлением сумерек, успев снять с бомбардировщика все, что могло сниматься, и поставив магнитные мины на все, что снять было невозможно, оба судна с советскими офицерами покинули место крушения. В недрах бота теперь были спрятаны не только тела погибших пилотов, но и многочисленные блоки секретной электронной аппаратуры, штурманские карты и «черные ящики». Последними оказались металлические оранжевые шары со спрятанными внутри магнитофонами, где вместо лавсановой пленки использовалась тонкая стальная проволока. По мнению генералов-летчиков, именно «черные ящики» и штурманский компьютер должны были подсказать, куда и каким образом подевались две учебные и две боевые крылатые ракеты «Х-55». Аристархович, перед тем как опять свалиться с приступом морской болезни, успел настроить свою спутниковую станцию и доложить о предварительных результатах экспедиции. По всей видимости, в центр связи КГБ СССР ушла и шифровка с предложением срочно заняться тщательным изучением исчезнувшего где-то над Атлантикой сотрудника шпионского ведомства. Можно было быть уверенным, что в ближайшие часы все известные родственники, знакомые и просто соседи потенциального предателя будут подняты из постелей и самым тщательным образом допрошены. Что его квартиру перевернут вверх дном, просветят рентгеном и простучат в поисках возможного тайника. Что каждая бумажка, включая рулон серой туалетной бумаги и подписку газеты «Правда», будет обработана на предмет сохранившейся тайнописи. Что, наконец, несмотря на Гласность, Перестройку и прочую ерунду, его жена и дети, если таковые имеются, немедленно станут заложниками и будут ждать высочайшего решения в охраняемом пансионате комитета.

Бот и баркас успели отойти на несколько миль, когда с места падения самолета послышалась серия взрывов — это сработали заложенные боевыми пловцами мины. Минут через пять оттуда же послышались звуки куда более мощных взрывов.

— Это мои ребята! — пояснил генерал из Москвы, безуспешно пытаясь рассмотреть в ночном небе летящий на огромной высоте силуэт четырехмоторного стратегического бомбардировщика. — Сбросили управляемые глубинные бомбы на звук «магниток»! После них только металлолом останется! Пусть теперь, бл…ди, стараются!

Разумеется, в данном случае он имел в виду не женщин легкого поведения, а американскую авианосную группировку, потратившую не один миллиард долларов на это в равной степени экстренное и бесполезное путешествие к Берегу Скелетов. Акустики, сидевшие в чреве советской атомной субмарины, идущей паралельным курсом, наверное, сняли на время наушники и довольно обсуждали шансы потенциального противника сложить что-либо из доставшихся ему обломков. Красное солнце садилось в почерневший Атлантический океан среди чудовищно красивых пурпурно-розовых облаков. Лейтенант с восхищением смотрел на это нерукотворное чудо.

— Думаешь, это догорает солнце? — печально спросил его Вань-Вань. — Нет, брат, это горят наши неполученные ордена! Четыре трупа вместо четырех ракет — нет, Родина этого не поймет! Нашу Родину трупами не накормишь!

Глава 10

«Мой первый и единственный мужчина, мой ласковый и сильный мальчик, моя радость и моя любовь…» — так начиналось письмо Тани, которое наш герой в который раз перечитывал, сидя в темном чреве очередного воздушного грузовика на пути в Луанду. «Мой сладкий любовник, повелитель моих снов, моя исполнившаяся мечта…» — каждый раз после прочтения этих слов лицо Лейтенанта принимало счастливое и глупое выражение. Подобное свойственно молодым и неопытным самцам, вдруг узнавшим о своей власти над красивой женщиной. Хотелось одновременно летать, многократно овладеть автором послания и похвастаться всему свету своими неожиданно подтвержденными способностями. Впрочем, последнее Лейтенант никогда бы не стал делать. «Пока я не встретила тебя, мне, глупой девчонке, почему-то казалось, что тот, кто первым познает меня, должен быть намного старше. Я думала, что просто не существует молодых людей, способных вызвать во мне подобные чувства. Я не верила, что кто-то младше тридцати может оказаться добрым, умным и привлекательным настолько, чтобы вызвать во мне любовь… Но тебе, мой хороший, это удалось! Помнишь, как ты в первый раз привел меня в свою квартиру? Как сказал, что на твоей узкой кровати тебе одному вполне удобно? В этот момент, стоя рядом с тобой, вдыхая твой запах, я испытала неведомое мне раньше влечение. Если бы ты захотел, то мог бы взять меня прямо там, на своем холостяцком ложе. Я думаю, что испытала бы оргазм при первом же твоем прикосновении к моей груди…» Одним словом, если бы наш герой был повзрослее, он понял бы, что ему писала девушка, впервые познавшая гармонию чувственной и романтической любви. Вокруг него расползалось теплое и радостное облако счастья. Находившиеся рядом военные, в свои сорок лет давно забывшие о том, что это такое, настороженно ежились, затем, поняв, снисходительно улыбались, а потом, расслабившись, с умилением вспоминали самих себя в этом нежном возрасте, предшествующем первым жестоким разочарованиям.

Прямо на летном поле военной базы Луанды «Ильюшин» был встречен машинами, прибывшими за генералами, разведчиками и Аристарховичем. Выйдя из самолета, все эти очень разные люди вдруг с удивлением поняли, что недавнее приключение на юге каким-то загадочным образом заставило их по-иному относиться друг к другу. Поэтому даже с чекистом Аристарховичем прощались тепло, крепко пожимая руку и хлопая по плечу. Бомбардировщик генерала-москвича с телами членов экипажа «Белого Лебедя» и снятыми с самолета электронными блоками давно вылетел обратно в Союз. Через несколько часов его уже должны были встречать представители многочисленных ведомств с одинаково озабоченными лицами. Всем им предстояла череда длинных рабочих дней и почти бессонных ночей. Одним предстояло исследовать трупы экипажа. Другим — расшифровать содержимое «черных ящиков». Третьим — постараться восстановить информацию с побывавших под водой «винчестеров» компьютеров и понять, куда же делись четыре крылатых ракеты и сопровождающий из КГБ.

Впрочем, в отношении последнего Вань-Ваня и Лейтенанта ждал сюрприз. Не успели они прибыть в военную миссию и зайти в знакомое помещение военных разведчиков, как полковнику принесли радиограмму. Ввиду древности местной телефонной сети и постоянного прослушивания номеров советских учреждений как местной стороной (на всякий случай), так и шпионскими ведомствами многих стран, вся хоть сколь-нибудь важная корреспонденция велась с помощью засекреченной радиосвязи.

— Слышь, Лейтенант, не успели с ним расстаться, как он нас уже приглашает на срочную встречу! Видимо, есть что-то новенькое!

Лейтенант мысленно застонал, так как рассчитывал принять душ, постирать белье и просто полежать в кровати после трудной командировки и напряжения последних дней. Но делать было нечего, и через пять минут двое офицеров уже садились в закрепленную за Вань-Ванем «Волгу». Советская «королева дороги» явно была не приспособлена к поездкам в жарком и влажном климате.

Аристархович, с трудом скрывавший радостный блеск в глазах, встретил разведчиков прямо внизу, у поста охраны. Проведя гостей по бесконечным пропахшим табачным дымом и отравой от тараканов коридорам посольского комплекса, чекист в конце концов остановился перед массивной металлической дверью. Та, по всей видимости, служила обособлению деятельности дипломатов реальных от гораздо более кипучей и важной активности дипломатов липовых. То есть являлась входом в помещения, которые занимали сотрудники резидентуры КГБ. После нескольких секунд молчаливого стояния под телекамерой над дверью (наверняка где-то рядом таились еще и парочка невидимых) в двери что-то глухо клацнуло и за нею появился «предбанник», в котором находились двое здоровяков с не самыми умными лицами. На них были надеты пудовые солдатские бронежилеты, в руках имелись автоматы Калашникова со снятыми предохранителями, а на поясах висели чешские «скорпионы» в светлой замшевой кобуре. Здоровяки сильно потели под свинцовой тяжестью брони, но, видимо, готовы были нести это нелегкое бремя и дальше — лишь бы зарплату платили долларами или, на худой конец, чеками валютных магазинов. Филипп Аристархович прошептал им какое-то слово — то ли пароль, то ли объяснения по поводу прибывших, после чего всю троицу тщательно обыскали. Наконец они смогли проследовать по пустому коридору в комнату для совещаний. В этот момент одна из дверей без табличек открылась и из нее вышел человек с марлевой повязкой на носу. Даже в таком виде Лейтенант без труда узнал искалеченного танкистом Терминатора. Чекист безмолвно посмотрел на виновника нанесенных ему увечий своими страшными, лишенными эмоций глазами. Лейтенанта передернуло от животного ужаса. Ему было бы гораздо легче, если бы Киборг-убийца обложил его матом или даже полез в драку. Филипп Аристархович коротко кивнул своему коллеге-симпатяге и насмешливо покосился на Лейтенанта, представляя себе, что тот испытал при этой внезапной встрече.

В комнате для совещаний не было окон и лишней мебели — кроме стола с прозрачной стеклянной поверхностью на металлическом каркасе и таких же аскетических стульев. На крашеной бетонной стене красовались портреты Ленина и Дзержинского. Судя по отсутствию изображения Горбачева М. С., обитатели чекистской части посольства не ожидали увидеть в данном помещении сторонников автора «нового мышления» (с ударением на первый слог!). Аристархович предложил гостям холодной воды (шутливо подчеркнув: «Кипяченая!») и перешел к делу:

— Я получил первую информацию об исчезнувшем сопровождающем из особого отдела КГБ! Два часа назад было обнаружено его тело!

— Ты смотри! — удивился Вань-Вань подобной оперативности органов. — Неужели на берег выбросило? Или африканские рыбаки нашли?

— «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!» Ха, ха! — почему-то развеселился Аристархович. — Нет, уважаемые, наш мертвец нашелся не в Атлантическом океане! И даже не в Черном море! Его тело было найдено в подмосковном лесу, в десятке километров от аэродрома Чкаловский, откуда «Туполев» и вылетел на свое последнее задание!

— А кто же тогда оказался в кабине вместо него? — задал резонный вопрос Лейтенант.

— А вот это нам и предстоит выяснить в ближайшее время! — все так же весело ответил чекист, со значением посмотрев на Вань-Ваня. — Равно как и то, зачем понадобилось идти на подмену и у кого хватило смелости, квалификации и ресурсов устроить весь этот цирк!

Взглянув на своего шефа, Лейтенант с удивлением отметил, что на его лице появилось некоторое смущение и неуверенность.

— Пока ясно одно! — наконец вымолвил Вань-Вань. — Вся эта история с падением «Блэк Джека» очень дурно пахнет! По-видимому, речь идет о преднамеренном саботаже с целью похищения ядерного оружия!

— Да мы с тобой, товарищ полковник, как будто в одну школу ходили! — еще больше обрадовался чекист. — Точь в точь мои мысли! Действительно, в отличие от нашего сотрудника, которому очень профессионально сломали шею, две учебных и две боевых ракеты не были найдены грибниками! В данный момент эти столь ценные для любого иностранного государства объекты наверняка находятся в чужих руках. И самое интересное, есть основания полагать, что эти грязные лапы моют совсем не американским мылом!

— Ну да, зачем бы им тогда гонять половину 6-го флота к черту на рога! — согласился Вань-Вань. — У них ведь не советская власть!

— Вот именно! Это наши военные когда-то спокойно могли потратить миллиард-два народных денег! Лишь бы гребаному потенциальному противнику досадить! А у американцев бюджеты и слушания в конгрессе! А потому думаю, что на наших поросяток положил глаз кто-то из волков, еще не попавших в ядерный клуб! И представьте себе, у этих гнид нашлись помощники в нашей великой стране! За деньги, товарищи разведчики! За деньги кто-то решил снабдить неведомое государство или даже маньяка-одиночку парочкой водородных бомб!

Глава 11

Вань-Вань и Лейтенант вернулись в миссию, когда на Луанду уже опустились влажные сумерки. Еще двадцать минут, и по опустевшим аллеям оплота советской военщины должны были запрыгать огромные жабы, охотясь за комарами, ночными бабочками и тараканами. В этом угасающем свете прошедшего дня на дорожке показалась знакомая, несколько сутулая фигура, напоминавшая одновременно лося и неандертальца. Узнав друг друга, наш герой и Рома обнялись с искренностью, столь свойственной молодости.

— Ты что, опять в командировке? — улыбаясь, спросил Роман, потирая ежик коротко остриженных светлых волос.

— Да, опять гоняют с фронта на фронт! — ответил Лейтенант и покраснел: ответ прозвучал по-детски выспренно, как будто среди двух сотен переводчиков нельзя было найти специалиста ценнее его. — А ты? Чего оболванился-то?

— Ааа… Постригся, чтоб не так жарко было! Да и… в общем, любовница у меня мулатка, такая сладкая девка! Но с норовом! Сказала, что ее возбуждает, когда она гладит бритый затылок! Так что пришлось!

— Какими судьбами в Луанду?

— Да на разборки с референтом прислали! За избиение аборигена!

— А что случилось?

— Да шел я как-то лесом, по расположению бригады… На склад, к знакомому кладовщику-сержанту, за ящиком рома… Прохожу мимо учебного батальона, а там идет занятие по рукопашному бою. Курсантики-пехотинцы! Все как на подбор дохлые: даже глистам ничего не осталось! Почти все рахитичные, может, пару раз за всю жизнь досыта ели! И никому нет больше шестнадцати! У многих, наверное, еще и писька-то не стояла! И вот всем этим ребятенышам в зеленой форме преподают рукопашный бой. Собрал их в круг накачанный негрила и учит стойкам и ударам. А потом вызывает по одному и заставляет с собой в спарринге работать! У этих, как у маленьких щеночков, у кого слезы, у кого сопли, а у кого и моча по ноге потекла от страха! А он их… То «маваши» в голову, то «мае» в живот… Ломает носы да уши рвет: нравится ему, суке откормленной, малышей калечить! Да еще и приговаривает: «Не плакать! Не выть!». Учитесь, говорит, быть мужчинами!

В общем, посмотрел я, посмотрел, да и обращаюсь к нему: «Камарада, говорю, инштрутор, подеш демонштрар-мэ алгумаш приемаш?»[28] Посмотрел он на меня и видно было, что не хотелось ему такому верзиле, как я, никакие «приемаш» демонстрировать! Но деваться-то некуда! Вся детвора смотрит! Снял я курточку, встал в стойку, а он тут же и налетел: решил, видно, сразу вырубить, пока я не собрался с мыслями! И решил не как-нибудь, а в прыжке мне в лобешник двинуть!

— Глуповато так на незнакомого противника нападать! — со знанием дела сказал Лейтенант. — Опытный боец тебя в таком неустойчивом положении запросто сделает!

— Вот, вот! — довольно согласился Рома. — Забыл, козлина, что на хитрую жопу хер винтом! В общем, поймал я его кулаком по яйцам так, что после этого он едва из пыли выбрался. А когда поднялся, тут-то я еще пару раз добавил! И по рылу, и по уху, и по ребрам!

— Пару раз? — засомневался Лейтенант.

— Ну, может, чуть больше! — охотно согласился светловолосый гигант. — Короче, отметелил я его как полагается! А в конце еще и поблагодарил: «Спасибо, мол, сэнсэй, за преподанную мне науку! Всегда теперь помнить буду, как вы учили стойко боль переносить, да мордой в пыль мужественно падать!». Все его ученики, наверное, будут до конца своей жизни этот момент с удовольствием вспоминать!

— Да уж, — подтвердил его товарищ, — может оказаться, что у многих из них это событие окажется самым приятным воспоминанием! Но я так понимаю, что «камарада инштрутор» тебя заложил куда надо!

— Угу! — посерьезнел Рома. — Преподнес как избиение! И на грудь, мол, ногами прыгал, и скальп пытался снять! Конечно, свидетелей куча, но у меня с замполитом из-за его молодой жены отношения не сложились, и теперь надо доказывать, что я не верблюд! Ну ничего, как говорил вождь всех народов, прячась в бомбоубежище: «Враг будэт разбыт, а побэду поставим раком!». Дальше реки Куиту не пошлют! Кстати, а наша общая знакомая Галя случайно не прибыла? А то бы я и с ней повидался! Провел бы, так сказать, рукой по знакомым струнам!

— Нет, я без Гали! — с облегчением ответил Лейтенант, мысленно удивляясь мужскому всеядию своего товарища. — А ты слышал, что ее муж пропал?

— Это кто? Пожилой такой, симпатичный? Семеныч? Мне он нравился! Даже стыдно было его жену трахать! Но я мужественно переборол себя!

— Да, он!

— Слушай, как это пропал? Я ведь его сегодня видел!

— Да ты что? Может, это и не он был?

— Ты забыл, какая у меня память?

Действительно, военный переводчик Роман славился на своем курсе феноменальной способностью запоминать слова, числа и лица. Как-то на спор он с одного прочтения сумел пересказать речь Горбачева на очередном то ли пленуме, то ли съезде. Учитывая стиль товарища Генерального секретаря и его манеру прятать смысл в наслоениях слов и оборотов, после сего подвига Рома стал признанным чемпионом Военного института в этом виде спорта.

— И где ты его видел?

— А возле посольства! Я туда ходил завещание оформлять. Чтобы мои сбережения, если что, достались маме, а не Внешэкономбанку сэсэсэра! Он был в гражданке, садился в шикарную иномарку с кондиционером вместе с каким-то дипломатом! Я еще поздороваться хотел, да подумал, что это будет с моей стороны слишком уж цинично! Ну понимаешь, из-за Гали!

Лейтенант кивнул, обдумывая услышанное. Прямо скажем, все это плохо укладывалось в его голове. Неужели Семеныч действительно переметнулся к ГБ? Но зачем было исчезать? Зачем прятаться от своих?

Тут из темноты на голоса молодых людей вышел их общий знакомый — переводчик Гоша, выпускник факультета романо-германской филологии Киевского университета. Он был смуглым, голубоглазым и темпераментным парнем. Своими повадками и манерой смотреть — немного повернув набок голову с несколько выдающимся носом — Гоша ужасно напоминал птицу. Не случайно однокашники по переводческому отделению ласково прозвали его Пахарито.[29] До последнего момента он подвизался переводчиком на базе советского военно-морского флота в Луанде, где мирно ржавел большой десантный корабль на случай немедленной эвакуации советских граждан из страны пребывания. Наподобие тех, что пришлось в свое время пережить советникам и специалистам, работавшим в Сомали и Египте.

— Привет орлам! — приветствовал его Рома, намекая на прозвище, которое самому Гоше совсем не нравилось.

Пахарито как сорока повернул голову, подозрительно посмотрел на насмешника и вместо приветствия спросил:

— Мужики, хотите я вас в ночной клуб свожу? А? У меня и машина есть!

В ходе недолгого рассказа Гоши выяснилась причина его внезапного предложения. Оказывается, в жизни «птенца» одновременно происходили два важных события. Во-первых, референт внял наконец его просьбам и перевел Пахарито с непыльного, но скучного места на полную приключений должность в управлении бронетанковых войск. Во-вторых, его жена Света получила разрешение на прибытие к мужу в Анголу. По словам Гоши, ради своей красавицы-супруги он был готов на многое. Так, он почему-то решил, что унитаз, находившийся в санузле его последнего места обитания, должен был непременно перекочевать и в новое жилище в здании, в просторечье называемом «Кукой». «Кука» была огромным многоквартирным домом с давно погасшей неоновой рекламой одноименного пива на крыше. Увидев недоуменное выражение лиц своих приятелей, Гоша занервничал и по-птичьи забегал вокруг них, выстреливая скороговоркой аргументы:

— Финский! Прикидываете? Новый! До меня там наемник из Бельгии жил! Так ему всю сантехнику поменяли!

— Так ты что, и смесители сп…здить решил? — с уважением спросил Рома.

— Да нет! — махнул рукой Гоша. — Смесители я на соседней вилле поснимал! А вот унитаз такой только здесь! Поможете снять? А то я один не справлюсь!

Посмеявшись, Лейтенант и Роман согласились решить сантехническую проблему птичьей четы. Гоша, воодушевленный их согласием, с энтузиазмом вел «Волгу» своего хабира в направлении базы. Миновав ангольский, а потом и советский КПП, дребезжащая колымага подъехала к длинному ряду совершенно одинаковых вилл. Было очень тихо и пустынно.

— Все ушли в клуб, кино смотреть! — тихим шепотом заговорщика объяснил Гоша. — Как по заказу!

Играя в подпольщика, птицеобразный человек не стал включать свет в своем бывшем жилище. С фонариком в руках, он короткими сорочьими перебежками повел старательскую партию в сумрачную глубь бунгало, наполненную запахом прели. Наконец вереница ночных расхитителей гробниц приблизилась к ванной комнате.

— Здесь! — сдавленным шепотом произнес Гоша и сверкнул в темноте безумными глазами.

— Пахарито, мать твою, ты когда последний раз свой унитаз-то чистил? — возмутился Рома, зажимая нос.

Но делать было нечего — мытый или немытый, но унитаз надо было снимать с насиженного в прямом смысле места. Лейтенант остался стоять на стреме. В свойственной ему философской манере он не мог не отметить весь комизм ситуации. В десятке тысяч километров от Родины, под сверкающими звездами африканского неба, трое офицеров советского Генерального штаба по локоть в унитазной грязи неизвестно зачем тырили подержанный сантехнический прибор у многострадального народа Анголы. Спустя какое-то время согбенные фигуры потащили свою закутанную в пленку ношу к багажнику «Волги». Когда вся честная компания уселась в автомобиль, а Гоша уже начал нелегкий процесс борьбы с полусдохшим стартером, Роман посмотрел на лобовое стекло и потрясенно вымолвил:

— Бля, нас краской облили!

Действительно, на стеклянной панели красовалось огромное белое пятно, полностью блокировавшее какую-либо возможность рассмотреть дорогу впереди.

— Да ты что! Какая краска! — откликнулся Гоша, рассмотрев внезапную напасть. — Это цапли насрали! Те, что на пальмах живут! Гребаные птицы!

Лейтенант и Рома переглянулись и дружно заржали. Гоша по-птичьи повернул голову с длинным носом, недоуменно пожал костлявыми плечами и продолжил манипуляции с ключом зажигания.

В благодарность за помощь в похищении финского ватерклозета Гоша повез своих приятелей в одно из злачных мест, которые обычно посещали ангольцы попроще. Здесь было грязно, весело и небезопасно. Как и большинство африканцев, гости заведения демонстрировали прекрасные танцевальные способности и обладали очень раскованными манерами. Два сексуальных авантюриста — Рома и Гоша — сумели привлечь внимание компании черных фемин, соблазнив их коктейлями из кока-колы и пальмовой самогонки, а также басней о том, что они — не советские военные (эта категория бледнолицых вызывала наименьшее уважение у грудастых собеседниц), а строители-югославы.

— Somos yugos![30] — по-честному пучил предательски голубые глаза Роман, тиская упругую задницу одной из асфальтовых барышень.

— Temos muitos denieiros![31] — бесстыдно вторил ему Гоша, вставив птичий нос между сисек ее подруги.

Те хихикали и весьма вяло защищали свою честь от хищных посягательств «сеньореш югош» («сеньоров югославов»). Лейтенант же с тревогой наблюдал за сначала косыми, а потом все более пристальными взглядами представителей мужской половины великой ангольской нации, которые без всякого одобрения отнеслись к разворачивавшейся на их глазах сцене соблазнения дочерей африканского континента кучкой белых империалистов. Он обеспокоенно ткнул Романа локтем в железный бок. Умудрившись на время оторвать его от инспектирования телес черной богини, Лейтенант коротко, но доходчиво описал грозившую им опасность. В результате уже через минуту вся компания загружалась в обгаженную цаплями «Волгу» под возмущенный ропот вываливших вслед за ними аборигенов. Лейтенант постарался сдержать боевой напор толпы, демонстративно взведя свой «вальтер», до этого упиравшийся ему длинным стволом в заветное место. Тем не менее, когда драндулет все же завелся и начал медленно, как в американских фильмах, набирать скорость, вслед им все же полетело несколько камней и пустых бутылок. Когда «Волга», наполненная пьяным галдежом и характерным запахом пота черных фемин, достигла внутреннего двора «Куки», ее пассажиров ждал неприятный сюрприз.

— Чем это у тебя так воняет? — подозрительно спросил Рома, открывая дверцу авто.

Очень скоро он сам нашел ответ на свой вопрос, вступив в огромную лужу нечистот, занимавшую всю видимую поверхность двора. Где-то на верхних этажах в очередной раз прорвало канализацию, и по лестницам сразу нескольких подъездов безостановочно стекало ее гнусно вонявшее содержимое. Делать было нечего. Рома и Гоша взяли в руки столь цинично украденный ими сантехнический прибор и в сопровождении чернокожих подруг побрели на десятый этаж. Лейтенант прокладывал путь, подсвечивая лестницу фонариком. На одном из пролетов он чуть не сбил с ног спускавшегося вниз белого мужчину лет сорока с полным лицом и испуганно смотревшими из-под толстых очков глазами.

— Ты что, не видишь, кто идет, четырехглазый? — задиристо прорычал Рома, едва не опустив свою ношу в экскременты.

«Четырехглазый» испуганно шепнул «Извините!» и проследовал дальше. Гоша же шепотом спросил:

— Ты хоть знаешь, кто это был?

— Ну?

— Автор учебника военного перевода по португальскому языку!

— Эх, такого человека обидел! — искренне огорчился светловолосый гигант и даже собрался догнать знаменитого в узких кругах лингвиста, чтобы принести свои извинения. Но спутникам удалось отговорить его, предложив сделать это позже — протрезвев, не по щиколотку в дерьме и в более светлое время суток.

Зайдя в Гошину квартиру, Лейтенант как мог отмыл обувь от того, что налипло на нее за этот вечер, и, пока его приятели развлекали своих гостей, принял душ. Вода из металлического бака под потолком до сих пор хранила тепло прошедшего дня, и при иных обстоятельствах он долго бы наслаждался этой ласкающей разгоряченное тело хилой струйкой. Но драгоценную влагу надо было экономить для остальных обитателей квартиры, и ему пришлось с сожалением закрыть кран, едва успев намылиться и кое-как смыть остатки шампуня. После душа он отклонил не очень настойчивые уговоры Ромы и Гоши присоединиться к предстоявшей оргии и заперся в одной из комнат. На прощание он порекомендовал им не забыть о средствах предохранения. Очень скоро галдеж и музыка сменились короткой тихой паузой, за которой последовали приглушенные стоны и звуки разрушаемой сексом мебели. Забравшись под накомарник, Лейтенант несколько минут думал о Тане, а потом мирно уснул под аккомпанемент громко урчавшего кондиционера.

Утром Лейтенанта разбудили доносившиеся из коридора громкие ругательства Гоши. Когда наш герой с трудом вынырнул из объятий сна и, как был — в одних трусах, отпер дверь, чернокожих красавиц в квартире уже не было, равно как и всех имевшихся в ней запасов спиртного. Хозяин жилища, также одетый лишь в семейные трусы, быстро бегал туда-сюда на худых птичьих ногах и, возмущенно жестикулируя, жаловался на Рому.

— Представляешь, — посмотрел он на Лейтенанта как сорока — сначала правым, а потом левым глазом, — этот лосяра наблевал в унитаз!

— А куда ему еще было блевать-то? — недоуменно спросил наш герой. — В раковину? Или в биде?

После этого замечания совершенно голый Рома с всклокоченными волосами и помятым лицом, невозмутимо почесывавший гениталии, залился злорадным смехом, а Гоша аж подскочил на месте и всплеснул руками:

— Да нет же, его вырвало не в тот унитаз! А убирать отказывается!

— Скажи спасибо, — сквозь смех едва смог выговорить голый переводчик, — что я в него личинку не выдавил! А мог!

Тут только до Лейтенанта дошло, что пьяный Роман, перепутав, осквернил тот самый сантехнический прибор, который вчера был украден с военно-морской базы и теперь гордо красовался в прихожей. Не в силах совладать с собой, он присоединился к умиравшему от смеха Роме. Гоша понял, что ему не стоит ждать сочувствия, возмущенно стукнул кулаком по ладони и отправился искать ведро. По утрам из кранов текла вода, и ему надо было спешить, пока она не закончилась. Только теперь Рома, закончив смеяться, смилостивился и отправился на помощь — отмывать квартиру после ночного попоища.

Глава 12

На службу Лейтенант явился с некоторым опозданием, едва уговорив по-прежнему злившегося на всех Гошу подвезти его и Романа в миссию. Поднявшись на второй этаж к разведчикам, он обнаружил весьма возбужденного и недовольного Вань-Ваня.

— Нашел когда нажраться! — прорычал он с обычно не свойственной ему грубостью. — Я тебя уже полчаса жду!

— А что? — виновато спросил наш герой. — Я и не знал, что сегодня с утра мероприятие! В санчасть сходить собирался!

— У нас неожиданное развитие событий! — несколько успокоился разведчик. — Посмотри!

Он показал Лейтенанту черно-белую фотографию. Судя по изображенным на ней знакомым лицам и ракурсу, она была сделана с помощью мощного телеобъектива. Особенно хорошо получился генерал-летчик, показывавший автору фотографии интернациональный жест согнутой рукой с палубы водолазного бота. Рядом ясно различались и все остальные участники экспедиции к затонувшему самолету.

— Генерал классно вышел! Но вы тоже получились неплохо, товарищ полковник! Откуда это у вас? Наши с «Сушки» сняли?

— Подумай! — раздраженно сказал Вань-Вань. — Чего бы генерал своим показывал член моржовый?

— Американцы! — ахнул Лейтенант.

— Вот именно! И знаешь, где я ее нашел? Утром в своей квартире! Пока я спал, кто-то просунул под входную дверь! Да ты посмотри, что с обратной стороны!

Лейтенант перевернул фотографию. На оборотной стороне было напечатано «Киншаса Гранд-Отель», а также дата и время.

— Сегодня, в Киншасе, в Гранд-Отеле, в семь вечера! — объяснил ему Вань-Вань.

— И что это значит? — недоуменно спросил юноша.

— Это значит, молодой человек, что Центральное разведывательное управление или иное шпионское ведомство США приглашает меня на неофициальное рандеву!

— Что значит неофициальное?

— А это значит, что они решились на совершенно немыслимую вещь! Дело в том, что подобные контакты совершаются лишь с ведома и санкции высшего руководства и с достаточной подготовкой! И честно говоря, это абсолютно правильно! Ведь подобная встреча может оказаться провокацией! Или того хуже, попыткой похищения сотрудников с целью получения от них секретной информации! Вдобавок, в моем-то случае и подавно непонятно, что они имеют в виду! Я ведь всего лишь военный советник! Сотрудник войсковой разведки, а не центрального шпионского аппарата! Я почти не контактирую с местной резидентурой ГРУ!

— Так почему же они пошли на это?

Вань-Вань задумался.

— Они могут считать, что дело настолько срочное, что прохождение просьбы на контакт по всем положенным инстанциям (а у них эта цепочка не короче нашей!) заняло бы слишком много времени. Возможно, что, с точки зрения американцев, беспокоящий их вопрос слишком срочный и слишком важный! Совершенно очевидно, что он каким-то образом связан с похищенными ракетами. А еще… Еще не исключено, что они знают что-то, чего не знаю я, о нашей внутренней кухне. А вдруг они просто не доверяют КГБ? Или даже военной разведке?

— Что же вы решили?

— Я решил рискнуть! — твердо ответил Вань-Вань. — Хотя за это меня могут лишить звания, пенсии, посадить в тюрьму и, черт его знает, даже расстрелять! Тебя, только начинающего жизнь офицера, я, разумеется, не могу заставить участвовать в подобной авантюре. Но если ты согласишься, мне будет легче!

— А зачем я вам там нужен?

— Как свидетель! Чтобы подтвердить правильность услышанного! И что я не предатель!

— Но ведь нам нужно умудриться попасть за несколько часов в другую страну! Не говоря уже о возможном отсутствии авиарейсов, у меня ведь даже никаких документов нет! А визы?

Тут Вань-Вань заулыбался:

— Все правильно, молодой человек! Только вы забыли, что нахождение в воюющей африканской стране имеет не только свои недостатки! Я уже договорился со своим приятелем — командиром экипажа вертолета Главного военного советника! Мы с Борей в свое время немало полетали над Афганом!

— У него мой товарищ бортпереводчиком! — вспомнил Лейтенант о Мише.

— Тем лучше! Так вот, — Вань-Вань взглянул на часы, — на сегодня уже запланирован и согласован с обеими странами рейс в Киншасу для получения запчастей с тамошней ремонтной базы наших вертолетчиков, работающих на ООН. Так что доберемся мы вовремя!

— А сможем ли мы выйти с этой базы, а потом обратно попасть?

Вань-Вань непонимающе посмотрел на подчиненного:

— Да ты что, парень, никогда в самоволки не ходил?

Лейтенант кивнул с некоторым смущением. Ему действительно не приходилось еще нарушать уставы подобным образом.

— Не переживай! Я знаю как минимум два способа! — Полковник опять взглянул на часы. — У нас осталось полтора часа. Беги, переоденься в гражданскую одежду! Да одевайся поприличнее, а то в гостиницу не пустят! Я переоденусь здесь — у меня есть запасец. Оружие не бери! Если вдруг поймают с ним в Заире — могут быть неприятности. Тамошний президент не самый большой друг нашей великой социалистической Родины!

Через полтора часа зеленый, похожий на беременную стрекозу «Ми-8» уже летел на небольшой высоте на север — к экватору. Так как вертолет принадлежал теоретически невоюющей советской миссии, он был лишен роскоши подвесного вооружения — контейнеров с пулеметами и неуправляемыми ракетами. Командир экипажа предпочел лететь в Киншасу не по прямой — над джунглями северных провинций Анголы, забитых партизанами, а над прибрежными водами Атлантики. Перед поворотом на северо-восток, чтобы дальше следовать вдоль русла реки Конго, он планировал дозаправиться в Сойе — столице нефтяного анклава Анголы. Хотя ему приходилось делать немалый крюк, подобный маршрут — в форме кривой буквы «Г» — избавлял вертолет от угрозы быть сбитым зенитным пулеметом или «стингером». Впрочем, опасность попасть под огонь УНИТА, ФНЛА или даже правительственных войск все равно оставалась, а потому днище «Ми-8» оказалось аккуратно выложено бронежилетами.

— Ты бы, Боря, еще сковородку под задницу положил! — поиздевался по этому поводу Вань-Вань над своим товарищем. — Как летчики в Великую Отечественную!

Матерый вертолетчик Борис в ответ лишь ухмыльнулся и, подняв подкладку пилотского кресла, продемонстрировал ошарашенному Вань-Ваню самую настоящую сковороду с открученной для удобства ручкой.

— Титановая! С Урала! Из Верхней Салды! — похвастался Борис продуктом своих земляков. — Я из отпуска целый чемодан привез! У них там теперь конверсионное производство налаживают. Даже лопаты из титана мастерят! Полезная штука! Никому не хочется пулю в анальное отверстие получать! Правильно?

Вань-Вань только покачал головой, дивясь способности русского народа находить простые решения сложных проблем.

— Смотри! — сквозь шум двигателей прокричал в ухо Лейтенанта его товарищ Миша.

Взглянув в иллюминатор, наш герой увидел в теплой прозрачной воде грациозные силуэты огромных морских животных.

— Это киты! Пока будем лететь, наверняка увидим акул, а может, и гигантских скатов!

Через некоторое время Миша вновь потрогал Лейтенанта за плечо и показал вдаль: там, на линии горизонта, прямо из изумрудных прибрежных вод Атлантики вырастали ранее не виданные нашим героем сооружения.

— Вышки! Нефтяные платформы! — прокричал Миша ему на ухо. — Нефть добывает ангольская компания «Сонангол» для Соединенных Штатов! А охраняют кубинцы! Представляешь?

Действительно, факт этот был трудно объясним в свете недобрых отношений между Кубой и ее северным соседом. Вскоре вышки остались слева и сзади — вертолет садился на военный аэродром Сойи.

Если, выйдя из самолета в Луанде, европеец думал, что попал в сауну, то здесь — вблизи экватора — воздух напоминал турецкую баню. В таком климате нельзя было двигаться слишком быстро, а потому командир экипажа Борис не стал подгонять местный персонал с заправкой вертолета. Вместо этого он предложил выпить кофе из чудом работавшей машины в кафетерии летчиков неподалеку. Приняв заказ, черный, как асфальт, бармен медленно — как зомби в голливудских фильмах — подошел к морозильной камере. Лейтенант, с трудом ворочая почти сварившимися мозгами, попытался понять, что же ему там понадобилось для приготовления заказанных «американаш».

— Кофе, — подсказал его товарищ Миша, — они тут кофе, сахар и муку хранят в закупоренных банках и в морозильных камерах — чтобы не проникала влага! Иначе все гниет и превращается в комки слизи!

После дозаправки началась вторая часть путешествия, теперь уже над бесконечным зеленым одеялом джунглей. Металлическая стрекоза летела в считанных метрах то над тропическим лесом, то над руслом Конго. Миша объяснил Лейтенанту, что таким образом пилоты пытались предохраниться от огня партизан. Увидев искаженное страхом лицо Лейтенанта, с ужасом взиравшего на столь близкие кроны деревьев, он утешил его:

— Да это что! Иногда и задевают — тогда с шасси лианы снимаем! Но хуже всего, когда они решают пролететь по слишком узкому ущелью: ставят вертолет на бок и все эти бронежилеты летают по кабине!

Вертолет совершил посадку в Киншасе даже раньше, чем планировалось. Формальности с местными пограничниками свелись к короткому дружескому разговору вертолетчика Бориса с подошедшим к ним строгим заирским сержантом. В ходе общения у аборигена с неподкупным лицом карман потяжелел на эквивалент двадцати долларов в местной валюте.

— Таможня дала добро! — весело доложил советский офицер, а Вань-Вань подмигнул Лейтенанту.

Почти сразу к вертолету подъехали советские коллеги-вертолетчики на «буханке»-«уазике» — точной копии металлического уродца из Уамбо. Пока экипаж во главе с Борисом отправился закупать товары для последующей спекуляции в Луанде, Вань-Вань с Лейтенантом поспешили на конспиративную встречу. По этому случаю полковник облачился в элегантный костюм из бежевой льняной ткани, тенниску «Ла Коста» и сандалии на босу ногу, преобразившись в эдакого Джеймса Бонда с немного раскосыми глазами. В ответ на восхищенные комментарии Лейтенанта Вань-Вань лишь скромно улыбался и говорил о жене, которую «не зря взял с собой в распределитель». Сам Лейтенант был одет в более или менее приличные джинсы и футболку с предосудительной надписью «Very bad motherfucker».[32] На обратной стороне этого шедевра красовалась вторая: «Not a pussy like you!».[33] Вань-Вань осуждающе покосился на весь этот разврат, не подобающий юным строителям коммунизма, но говорить ничего не стал. В конце концов, он имел дело всего лишь с продвинутым тинейджером, на которого офицерская судьба и так взвалила непосильную ношу.

Поездка в город заняла не меньше часа. Уже смеркалось, когда разведчик и переводчик вылезли из «буханки». Они не доехали до гостиницы, так как им не хотелось позориться перед американцами и привлекать внимание обслуживающего персонала. Гранд-Отель, если верить имевшемуся у разведчиков туристическому путеводителю, являлся единственной в Заире пятизвездочной гостиницей. Лейтенанту, ни разу не видевшему даже двухзвездочного заведения, новая двадцатиэтажная башня Гранд-Отеля, высившаяся над старым корпусом, показалась просто дворцом. Вокруг утопали в зелени ухоженные виллы и симпатичные многоквартирные дома местной номенклатуры, представителей дипкорпуса и работающих здесь по контракту белых. Взирая на противоположный берег реки Конго, где виднелись кварталы Браззавиля, Вань-Вань с завистью произнес:

— Эх, везет же здешним вертолетчикам! Вот что значит мир в стране! Чувствуешь себя белым человеком!

Лейтенант подумал, что в силу объективных причин советскому человеку всегда было бы трудно чувствовать себя «белым» даже в своей собственной стране. Ведь эта концепция подразумевала не столько определенный цвет кожи, сколько уважение к самому себе. По той же причине СССР никогда не смог бы стать колониальной державой: ведь любая империя строится на моральном, военном и технологическом превосходстве колонизаторов. А как можно подчиняться тем, кого не уважаешь? Тем, кто не уважает даже самих себя?

Войдя ровно в семь вечера в наполненный кондиционированной прохладой гостиничный вестибюль, украшенный в африканском стиле масками из красного дерева, два патриота и, по совместительству, искателя приключений огляделись по сторонам:

— «„Бл…ди!“ — подумал Штирлиц», — процитировал Вань-Вань известный анекдот про легендарного персонажа культового сериала, заметив на диванчике в углу двух белых с типично шпионскими мордами. — «„Штирлиц!“ — подумали бл…ди», — развил его мысль Лейтенант, увидев, что двое подозрительных также отреагировали на их появление.

Американцы оказались подтянутыми загорелыми мужиками лет тридцати пяти, похожими друг на друга, как однояйцевые близнецы. На обоих были брюки хаки, туфли типа «лоуфер» и гавайские рубашки навыпуск, из-под которых выпирали накачанные мышцы. Один из них оценил нецензурную надпись на груди Лейтенанта насмешливой улыбочкой. «Подожди, пока я обернусь!» — подумал наш герой. Второй американец протянул руку.

— Мы рады, что вы ответили на приглашение! — начал он рокочущим южным баритоном. — Меня зовут, скажем так, Джон, а моего товарища — Ларри! Мы — из разведки военно-морского флота США!

Последняя фраза была сказана со значением, и Вань-Вань после паузы кивнул в ответ, подтверждая, что понял смысл недосказанного — они были не из ЦРУ.

— Кто я такой, вы и так знаете! — констатировал он. Американцы кивнули, подтверждая его правоту. — А молодого человека можете звать Лейтенантом!

Смешливый «Ларри» вновь покосился на матерную надпись на футболке, но, нарвавшись на враждебный взгляд нашего героя, сразу потерял свою ухмылочку.

— Присядем? — пригласил их «Джон» к столику в углу ресторана.

После того как участники шпионской «стрелки» заказали себе напитки (русские — джин с тоником, американцы — апельсиновый сок), «Джон» открыл шпионскую ассамблею:

— Надеюсь, вы уже поняли, что наш разговор будет так или иначе касаться инцидента с бомбардировщиком, который потерпел крушение у берегов Намибии? — Не услышав возражений или добавлений к повестке дня, он продолжал своим приятно рокочущим голосом: — Прежде всего, сожалеем по поводу произошедшего! Можете быть уверены в том, что военно-морской флот Соединенных Штатов оказал бы своим советским коллегам бескорыстную и всестороннюю помощь в поднятии «Блэк Джека» и его доставке на родину!

При этом Вань-Вань с откровенной иронией посмотрел в глаза американца, но ничего не сказал.

— Поверьте, вам совсем не нужно было идти на, гм, чрезвычайные меры и уничтожать самолет!

— Так вы все же убедились в том, что он уничтожен? — весело удивился полковник, отхлебывая из высокого стакана (он говорил по-английски с сильным акцентом, но вполне правильно). — И как, много металлолома собрали?

Тут в глазах представителя военно-морской разведки США промелькнула такая неземная боль, что и Вань-Ваню, и даже Лейтенанту вдруг стало понятно, что он имел непосредственное отношение к внезапной и очень дорогой передислокации значительных сил 6-го флота к Берегу Скелетов. Стало ясно, что обаяшку-«Джона» со всем его американским апломбом, южным акцентом, высокой зарплатой и штанами хаки флотское начальство уже неоднократно окунуло холеной мордой в вонючий корабельный ватерклозет. Что сулившую столь много идею поимки русского суперсамолета очень долго будут припоминать не только ему, но и многочисленной группе неудачников, общее количество звезд на погонах которых могло бы расцветить небо планетария где-нибудь в Орле или Тамбове. Что, если бы не досадные ограничения, накладываемые Конституцией Соединенных Штатов и флотским уставом, командующий ударной авианосной группировкой повесил бы его на самой высокой рее флагманского корабля.

— Разумеется, мы отдаем себе отчет в том, насколько чувствительно отнесся Советский Союз к перспективе попадания «Блэк Джека» в чужие руки! — предпочел изменить направление разговора второй американец — смешливый «Ларри».

Лейтенант про себя подумал, что упомянутая «чувствительность» вполне очевидно проявилась в количестве глубинных бомб, сброшенных на место крушения. Наверняка американским водолазам пришлось шарахаться от тучи акул, привлеченных тоннами глушеной рыбы.

— Но сегодня мы бы предпочли обсудить иную тему. Ведь, насколько мы понимаем, ракет на борту самолета не оказалось?

Вань-Вань предпочел не отвечать. Впрочем, его молчание и так оказалось довольно красноречивым. Американцы переглянулись и кивнули друг другу, удостоверившись в своих предположениях.

— Мы также догадываемся, что, скорее всего, на борту бомбардировщика находились лишь учебные ракеты? — вкрадчиво спросил «Джон».

Вань-Вань вновь предпочел смолчать. Американцы вновь переглянулись.

— Что ж, в таком случае, — продолжал «Джон», — я хочу обратить ваше внимание на то, что попадание и носителей, и самих, гм, боевых частей в руки безответственных лиц или государств является в одинаковой степени нежелательным как для СССР, так и для Соединенных Штатов и их союзников!

— Откуда мы знаем, — угрюмо спросил полковник, — что как раз кто-то из ваших союзников и не спер наши ракеты? Например, поручились бы вы за израильтян? Они ведь и у вас, и у французов, и у англичан немало чего украли!

Тут загорелые американцы еще раз переглянулись. «Джон» открыл лежавшую у него на коленях кожаную папку и достал из нее несколько снимков, сделанных с помощью очень мощного объектива.

— Эти фотографии, — начал он свои пояснения, — сделали три дня назад в Виндхуке, в Намибии. Как можно понять, вот эти контейнеры грузятся в «Геркулес» фирмы-авиаперевозчика, зарегистрированной на Филиппинах. Груз — подержанное бурильное оборудование для горнорудной промышленности — должен был быть переправлен в один из портов Мозамбика. Так уж получилось, что нас заинтересовал будущий владелец этих труб и механизмов.

Лицо Вань-Ваня оставалось абсолютно бесстрастным. Лейтенант же не мог сдержать возбуждения и заерзал на своем стуле.

— Оказалось, что учредителем этой офшорной компании является житель Швейцарии иракского происхождения. По странному стечению обстоятельств, его отец занимает высокий пост в одном из министерств в правительстве Хусейна. Интересно, не правда ли? Особенно имея в виду, что из Келимане в Мозамбике эти контейнеры можно переправить в район Персидского залива за два-три дня морским путем и в течение нескольких часов — самолетом.

— И какое же отношение все это имеет к нашим, гм, ракетным носителям? — сухо спросил Вань-Вань, допивая свой коктейль.

«Джон» непринужденно помахал официанту, чтобы тот принес еще одну порцию. Такие жесты, невольно подумал Лейтенант, могут получаться лишь у тех, кто никогда не посещал заведений советского общепита. Американец достал еще один снимок. На нем субъект ближневосточной наружности радостно тряс руку бледнолицего, черты и выражение лица которого тут же вызывали ассоциацию с одной далекой великой страной, большинство населения которой разговаривало на языке Лермонтова, любило сладкое шампанское и горькую водку.

— Знаком ли вам этот европеец? — задушевно спросил «Джон» Вань-Ваня.

Тот отрицательно покачал головой. Лейтенант подумал, что полковник все равно не признался бы, если бы даже и знал указанного «европейца» с носом, напоминавшим картофельный клубень. Как потом выяснилось, он оказался абсолютно прав в своих предположениях.

— Нет, никогда его не видел! — с хмурым видом и излишним пафосом ответил его начальник.

— Что ж, по крайней мере, есть надежда, что он не из вашего ведомства! — улыбнулся «Ларри».

Вань-Вань устало посмотрел на улыбчивого американца. У Лейтенанта почему-то сложилось впечатление, что весельчак только что чудом избежал удара в зубы.

— Дело в том, — возобновил свое повествование «Джон», — что нам удалось получить интересную информацию. Изображенный на снимке европеец общался с помощью портативной радиостанции с кем-то, находившимся предположительно в южных районах Анголы. Общение, кстати, проходило на русском языке и, насколько смогли определить наши специалисты, без иностранного акцента.

Лейтенант вопросительно посмотрел на Вань-Ваня, ожидая, что тот неизбежно спросит, а какими позывными пользовался их соотечественник. Но вместо этого его начальник спросил:

— Хорошо, а кто же его собеседник? Хотя давайте я угадаю! Специалист по бурению из Ирака? Или член иракской делегации по межкультурному сотрудничеству с угнетенным народом Намибии?

— Изображенный здесь араб действительно гражданин Ирака! — подтвердил «Джон» догадку Вань-Ваня. — Впрочем, официально он проходит по рыболовному ведомству и постоянно базируется на побережье в Уолфиш Бэй. В данной ситуации он лишь помогает родной стране в сопровождении важного оборудования. По данным наших коллег из ЦРУ, до того как стать рыболовом, он несколько лет прослужил в Республиканской гвардии Саддама Хусейна и принимал активное участие в войне с Ираном, дослужившись до чина подполковника. Он командовал батареей ракет «Скад» и, скорее всего, имеет опыт общения с оружием массового поражения.

— Проще говоря, — вставил «Ларри», — он стрелял по иранским городам ракетами с отравляющими газами!

— Совершенно верно! Да, еще одна деталь, касающаяся, гм, европейца! — «неожиданно» вспомнил «Джон». — Короткий, гм, осмотр его квартиры выявил наличие акваланга и холодного оружия! Вот, кстати, и его фото!

Увидев снимок ножа, Вань-Вань не изменил выражения лица, но оно потемнело то ли от гнева, то ли от огорчения.

— Словом, вы не должны удивляться тому, что мы были несколько встревожены, узнав о вышеуказанных фактах! — резюмировал «Джон» свое выступление.

— Поверьте, — добавил «Ларри», — в условиях нынешней атмосферы сотрудничества между нашими странами нам не столь важно получить пусть и очень современные ракеты бывшего потенциального противника!

— Гораздо важнее, — поддержал его «Джон», — чтобы оружие массового поражения осталось на советских складах!

Вань-Вань в ответ лишь недоверчиво хмыкнул.

— Знает ли об этих фактах высшее военное руководство страны? — поинтересовался он.

— Верховным главнокомандующим Вооруженных сил США является президент! — сухо подчеркнул «Джон». — Разумеется, наше начальство регулярно информирует его о всех заслуживающих внимания событиях!

Вань-Вань внимательно выслушал этот ответ. По-видимому, словосочетание «заслуживающие внимания» произвело на него такое же двойственное впечатление, как и на Лейтенанта.

— Что ж, благодарю вас за сообщенную нам информацию и за искреннее желание помочь! — закончил встречу Вань-Вань, поднимаясь из-за стола. — Уверяю вас, что СССР предпримет все возможные усилия для решения возникшей проблемы!

— А каковы ваши отношения с КГБ в нынешней политической ситуации в Советском Союзе? — вновь встрял на прощание «Ларри».

— Мы все ходили в советские школы! — твердо ответил Вань-Вань, как будто вспомнив соответствующий комментарий Аристарховича. — Все мы занимаемся одним и тем же делом! И у нас всегда были и всегда будут прекрасные рабочие отношения! Да и вообще, джентльмены, ваш вопрос на удивление бестактный. Для меня обсуждать его было бы равносильно тому, когда мужчина в присутствии женщин делится подробностями поведения других представителей мужского пола в общественном туалете! Лейтенант, разве нормальный мужик такое сделает?

— Никак нет, товарищ полковник! Разве что педераст какой-нибудь!

— Вот видите, даже мой молодой друг понимает, о чем я говорю!

Когда Вань-Вань и наш герой уже уходили, позади послышался приглушенный смех весельчака «Ларри»: видимо, он прочитал надпись на спине нашего героя. Лейтенант довольно улыбнулся. Вань-Вань только покачал головой и вздохнул.

Глава 13

Возвращаясь на дряхлом такси к условленному месту встречи с экипажем вертолета, Вань-Вань хранил молчание, демонстративно игнорируя красноречивые взгляды Лейтенанта. Тот же просто умирал от желания узнать, что думает полковник по поводу услышанного и увиденного. Особенно его заинтриговал загадочный русский на фотографии. Во-первых, у него было подозрение, что Вань-Вань знал, кто он такой и откуда взялся в Намибии. Во-вторых, парень с добродушным лицом, носом-картошкой и советским спецназовским ножом-стропорезом, хранящимся в пакете с грязными трусами, вполне мог оказаться тем самым «Зодчим». А раз так, то через него можно было бы выйти и на его партнера по нечистому делу — «Землю». Но Вань-Вань старательно игнорировал присутствие Лейтенанта. Вполне вероятно, что сначала он хотел сам осмыслить сложившуюся ситуацию и уж потом делиться своими соображениями с кем-либо. Поскольку к моменту встречи с Борисом и его соратниками уже стемнело, вертолетчики предложили переночевать в Киншасе: летать над воюющей Африкой ночью можно было лишь в случае крайней необходимости. После застолья по поводу прибытия товарищей из Анголы — с нехитрой холостяцкой едой и обилием спиртного — Вань-Вань предложил Лейтенанту прогуляться. Заговорил он, лишь порядком удалившись от виллы, на которой жил советский персонал миссии ООН.

— По-моему, я втравил тебя в такую историю, из которой и сам-то теперь не представляю, как выбраться!

Никак не отреагировав на это многообещающее начало, Лейтенант ждал продолжения.

— Парень с фотографии — бывший разведчик морской пехоты, товарищ нашего Леши! По-моему, его фамилия то ли Федоров, то ли Фролов. Они когда-то вместе срочную служили, а потом в одно училище пошли! Кстати, у Леши на дне рождения я его и встретил!

— Но если он советский офицер, то где служит? И как оказался в Намибии?

— Хороший вопрос! Какого хрена бывший офицер-морпех делает черт знает где, общаясь с подозрительными иракцами? Ты тоже думаешь, что это он — «Зодчий»?

Лейтенант кивнул:

— Очень похоже на это! Вот только кто тогда его собеседник — «Земля»?

— В том-то и дело, Лейтенант, в том-то и дело! Мы с тобой, как и Федоров-Фролов, родом не из Америки, а из Советского Союза! Мы просто так по миру не катаемся! Если бывший матерый волчище вдруг оказался на другом конце Земли, то сделал он это не по своей прихоти, а потому, что его сюда послала Родина! Понимаешь, ведомство его сюда прислало!

— А какое ведомство-то? — задал резонный вопрос Лейтенант.

Вань-Вань невесело хмыкнул:

— Чтобы попасть на борт бомбардировщика, кому-то потребовалось убить сопровождающего из КГБ. Можно, конечно, предположить, что люди из Комитета сами и придумали этот трюк, чтобы запутать всех остальных. Но может статься, что КГБ здесь и ни при чем…

— А кто тогда при чем?

Вань-Вань странно посмотрел на Лейтенанта:

— Угадай с трех раз, кто еще в Стране Советов, кроме, разумеется, чекистов, может проворачивать подобные дела, поддерживать контакты с Ираком и посылать своих людей в любую точку мира?

С точки зрения Лейтенанта ответ был настолько невероятным, что он так и не смог его озвучить.

— То-то и оно, мой юный друг! — подтвердил Вань-Вань. — Поэтому я и говорю: втравил я тебя в историю! Ладно, утро вечера мудренее! Посмотрим, чем все закончится! — И загадочно добавил: — Интересно, свидимся ли мы снова с нашим общим другом Семенычем?

Уже подходя к вилле, они вдруг насторожились: судя по всем признакам, там была потасовка. В окнах, качаясь, плясали тени, а из открытых форточек доносились хриплые крики, обрывки матюков и грохот переворачиваемой мебели. Вбежав в гостиную на первом этаже, они увидели уже разнятых драчунов. Оба оказались советскими вертолетчиками из миссии ООН. И тот, и другой были родом с Кавказа.

— Смотри мэнэ, сука! — прокричал один из них с ярко выраженным армянским акцентом, утирая кровь, обильно текущую из разбитого носа. — Я твой рот е…ал! Еще пожалээшь, что на свэт родился! И ты, и твои ишаки-соплэмэнники!

Второй, с такой же окровавленной физиономией, попытался вырваться из крепких рук менее горячих коллег-славян («Держите меня трое, я его ударю!»). Когда это не удалось, он ответил с не менее сильным азербайджанским прононсом:

— Это мы вас, мудаков нэдорэзанных, в зэмлю закопаем!

Когда пьяных кавказцев развели по комнатам, их командир-украинец, явно устыдившись происшествия во вверенном ему коллективе, объяснил Вань-Ваню:

— Один армянин, другой — азербайджанец! Два года в Афгане в одном экипаже летали, вместе жизнью рисковали, любили друг друга как братья! А теперь — вот! Как будто с ума посходили из-за этого Карабаха! Что они там, в Союзе, творят?! Почему не пересажают всех горлопанов? Неужели не понимают, что войной все закончится, кровью? Я раньше думал, что во всех этих дрязгах ЦРУ виновато! Но к этим-то двоим никакие агенты не ходили! И ведь смотри, откуда-то такое взялось? Откуда?

— Оттуда, товарищ полковник, оттуда! — ответил ему Борис. — Никуда оно и не девалось! Пролежало в земле семьдесят лет, а теперь проросло, как только советская власть чуть кулак разжала! Погоди еще, увидишь: Кавказом все это не закончится!

— Что ты имеешь в виду?

— Да вот что имею, то и введу! Попомни мое слово: буду я в твою Белую Церковь когда-нибудь по загранпаспорту ездить!

— Ну ты скажешь, Борис! Придумал тоже!

— Идемте спать, товарищи офицеры! — предложил Вань-Вань. — А то вы сейчас устроите еще один межнациональный конфликт!

— Хохол и кацап — братья навек! — обнял Бориса командир местных вертолетчиков. — Ты что, полковник? Любую проблему мы решим с помощью бутылки водки!

— Ну одной-то, может, и мало будет! — поддержал его Борис. — Но вот трех точно хватит! Крым-то обратно отдадите? А? За вагон сала? Ладно, пошли спать!

Когда двадцать часов спустя усталые Вань-Вань и Лейтенант вошли в кабинет разведчиков в военной миссии в Луанде, их ожидал сюрприз: на одном из стульев сидел Семеныч. Выглядел он вполне здоровым и несколько смущенным. Рядом с ним сидел мужчина в дорогом летнем костюме и с таким властным блеском в светло-голубых глазах, что Лейтенант невольно распрямил плечи и приготовился к команде «Смирно!».

— Рад, что ты жив и здоров, Семеныч! — как ни в чем не бывало сказал Вань-Вань, занимая свое кресло за абсолютно пустым письменным столом. — А вы, товарищ, — обратился он к мужику в костюме, — случаем не из Народного контроля?

— Нет, я резидент ГРУ! — вежливо ответил тот, произнося эти слова без всякого надрыва и пафоса.

Лейтенант был молодым и во многом пока несведущим офицером, но даже он уже слышал о том, что резидент одной из самых могущественных спецслужб мира обладал огромной властью и самостоятельностью. Подчиняясь начальнику 5-го направления 1-го управления Главного разведывательного управления, он в то же время мог, в случаях несогласия с последним, связываться напрямую с начальником ГРУ — генералом армии Михайловым Владленом Михайловичем. Как и резидент КГБ, он не подчинялся советскому послу, входя в высшую и самую доверенную номенклатуру СССР. Он мог в прямом смысле этого слова карать и миловать, обладая правом собственноручно убить любого из своих подчиненных. Одним словом, если сейчас перед Вань-Ванем оказался этот, внешне, в общем-то, ничем не примечательный человек лет сорока пяти, событие сие для сведущего человека имело почти такое же значение, как и сошествие с небес Бога нашего Иисуса Христа. Или по крайней мере, одного из его замов по оперативной работе — апостолов.

Резидент подождал с минуту, пока Вань-Вань и Лейтенант полностью осознают смысл сказанного, разглядывая разведчиков с некоторым любопытством. Как показалось нашему герою, любопытство это носило специфический характер: так натуралист разглядывает редкую бабочку, прежде чем проткнуть ее булавкой и уморить эфиром. В какой-то момент юный офицер взглянул на лицо полковника и испугался: таким бледным он его еще не видел. Вдруг стало ясно, что их шансы выйти из этой комнаты живыми были намного меньше, чем даже у Лейтенанта и Тани в ночь происшествия с манговой гадюкой. Наконец резидент решил, что настала пора воткнуть свою булавку. Прокашлявшись, он начал:

— Товарищи офицеры, вы даже не представляете, какой вред ваши действия в последние две недели могли нанести долговременным стратегическим интересам нашей Родины! Сами того, разумеется, не зная, вы поставили под угрозу срыв наиболее масштабной операции Главного разведывательного управления со времен Второй мировой войны!

Вань-Вань и Лейтенант мужественно встретили это многообещающее начало монолога человека с ледяными глазами. Лейтенанту даже хватило наглости подумать в этот момент о том, что неплохо было бы уточнить, какая именно «родина» имелась в виду на этот раз.

— Масштаб вмешательства не в свои дела сначала с вашей стороны, молодой человек, — резидент холодно обратился к Лейтенанту, — а впоследствии и со стороны более старших по званию офицеров военной разведки (к полковнику) приобрел такой размах, что я неоднократно рассматривал возможность вашего физического устранения!

Вот тут сердце Лейтенанта действительно затрепетало от страха. Захотелось объяснить, что даже в самом страшном кошмаре ему бы и в голову не пришло чем-то навредить «Родине» большой (СССР) и «родине» малой (ГРУ). Ему жутко захотелось стать на колени, поклясться искупить вину прямо сейчас, самозастрелиться или кинуться грудью на указанную ему амбразуру. Но он, скосив глаза, увидел лицо Вань-Ваня, по-прежнему хранившего полное молчание. В слегка раскосых глазах полковника читались спокойствие и даже какая-то насмешка.

— Вместе с тем, учитывая, что даже серьезнейшие нарушения всех мыслимых норм вы осуществляли все же не как враги, а, наоборот, как патриоты нашей страны, я решил избрать гораздо более гуманный и конструктивный подход! А именно — объяснить вам, что, собственно говоря, происходит, а также сделать так, чтобы, став частью операции, вы наконец перестали пытаться помешать ее успешному проведению!

— Товарищ резидент, — Вань-Вань позволил себе прервать монолог одного из самых могущественных людей на африканском континенте, — можно вопрос? Не будет ли ошибкой сообщить нам детали операции, к которой мы не имеем доступа?

На самом деле Вань-Вань давал понять, что боится, как бы слишком большое знание не привело к преждевременной гибели как его самого, так и Лейтенанта.

— И вы, товарищ полковник, и вы, товарищ младший лейтенант, уже получили официальный допуск к операции «Гроссмейстер». Не беспокойтесь, с этого момента вам ничего не грозит! Если, разумеется, вам не придет в голову ослушаться приказов — моих и уполномоченных мною людей! Так вот, слушайте внимательно! Разумеется, вы не имеете права упоминать ни названия операции, ни любых деталей, связанных с ее проведением! Вам ясно?

— Так точно! — громко ответил Лейтенант. Вань-Вань просто кивнул. Оба приготовились услышать тайну.

— Вы не знаете, да и не можете знать об истинном состоянии советской экономики. Подобной информацией владеют лишь члены Центрального Комитета, советского правительства и те, кому положено это знать в армии и карательных органах. Не вдаваясь в детали, скажу лишь следующее: ситуация критическая! Разумеется, таковой она стала не вдруг и совсем не благодаря, как считают некоторые мракобесы, политике либерализации, проводимой Горбачевым. Напротив, с точки зрения экспертов ГРУ политика эта недостаточно смела в том, что касается уменьшения роли государства в экономике. Китайцы в этом плане пошли гораздо дальше, гораздо быстрее и гораздо профессиональнее! С другой стороны, Горбачев слишком увлекся реформой политической системы, в результате чего из ящика Пандоры, закрытого КГБ на замок больше семидесяти лет, вырвались силы, о которых все как-то успели забыть! Я имею в виду прежде всего национализм в советских республиках. На все это наложились колоссальная нагрузка только что закончившейся войны в Афганистане, гонка вооружений, космическая программа, чудовищно дорогие и нескончаемо длинные инфраструктурные проекты.

Как вы и сами могли увидеть, в советском, как и в любом другом обществе, когда человек вдруг лишается возможности вкусно поесть и прилично одеться, ему свойственно винить не себя, а соседа. И если у этого соседа иной цвет лица, вероисповедание или слишком богатая обстановка в квартире, подобные эмоции частенько путаются с так называемым национальным самосознанием. Но не буду отвлекаться! В течение последних полутора десятилетий палочкой-выручалочкой неуклонно стагнировавшей социалистической экономики являлись нефть и газ из Сибири. Скажу честно, сегодняшний экономический кризис в СССР мог бы разразиться гораздо раньше, если бы когда-то геологи не наткнулись на гигантские запасы углеводородов за Уралом. Именно нефть и высокая цена на нее позволили нам строить БАМ, Атоммаш, станцию «Мир» и космический челнок «Буран». Только колоссальные валютные поступления из Европы позволяли нам покупать новые технологии для военной промышленности и из последних сил идти вровень или даже опережать американцев. Хотя, разумеется, не лишней была и деятельность ГРУ и внешней разведки КГБ, часто успешно воровавших эти секреты совершенно бесплатно. Но всего не украдешь! И из водородной бомбы супа не сваришь! А украденный для нужд чекистов суперкомпьютер не используешь в научных целях! Словом, дорогие мои, начавшееся падение цен на нефть может стать последней каплей. Если эта тенденция не прекратится в ближайшие месяцы, Советский Союз ждут глубочайшие потрясения! Вплоть до гражданской войны, полной анархии и развала!

— Это нефтяные компании смогут тяжелое время переждать, — поддакнул Семеныч, — а наш великий и могучий может и загнуться! Это вам не Шеврон и не Шелл!

— Но ведь, товарищ резидент, СССР не в силах повлиять на уровень цен! — позволил себе комментарий Вань-Вань. — Если мы увеличим добычу в Сибири, то цена может упасть! Если же уменьшим — страны нефтяного картеля тут же восполнят недостачу за счет добычи на Ближнем Востоке и в Латинской Америке.

— Вы правы, товарищ полковник! — согласился с ним резидент. — Но вы забываете о том, что цена на нефть зависит от прочих глобальных факторов. Это и темпы развития экономики в США, Европе и Азии. Это и тенденции изменения климата. Это, наконец, нежданные политические события и, разумеется, войны! Именно на этом и строится замысел операции «Гроссмейстер»! Еще раз предупреждаю — если вы проболтаетесь даже во сне, непоправимые последствия ждут не только вас, но и всех ваших родных и знакомых! Они будут уничтожены или, в лучшем случае, изолированы от остального мира до самой смерти! Понятно? Ну что ж, я продолжу! Так вот, мы не в состоянии напрямую повлиять на цену нефти. Но это не означает, что не существует способов сделать это опосредованно. Мы не можем ускорить рост экономики США. Да это и не в интересах СССР — усиливать нашего главного потенциального противника и идеологического конкурента! Мы не можем сократить уровень выбросов вредных веществ в атмосферу и снизить влияние парникового эффекта: это привело бы к развалу советской экономики, которая и так едва дышит. Зато мы можем спровоцировать войну в том месте земного шара, где сосредоточены наибольшие запасы черного золота!

— Ближний Восток! — ахнул Вань-Вань. — Как я не додумался сам!

— Не переживайте, в военной разведке есть те, кто смог! — гордо ответил резидент. — Действительно, вместе с гигантскими запасами легко извлекаемой нефти Ближнему Востоку достались и несколько постоянно тлеющих конфликтов. Прежде всего, разумеется, конфликт между арабами и евреями. Затем соперничество между различными ветвями ислама, которое особенно проявилось в бессмысленной десятилетней войне между Ираком и Ираном. Заметьте, эта война не особенно повлияла на нефтяные цены! Обе стороны бомбили и травили мирных жителей и города, но старались не трогать нефтяные терминалы! Они-то понимали, что прекращение поставок означало бы конец соответствующих политических режимов. Но есть и еще один конфликт — это зависть одних арабских стран по отношению к другим, которые по тем или иным причинам живут лучше, чем их соседи. И вот тут-то содержится главная изюминка нашего плана!

Резидент говорил с явным воодушевлением. Лейтенант даже подумал, что, возможно, он и был автором идеи, послужившей основой для разработки упомянутой операции «Гроссмейстер».

— Какое-то время назад наша агентурная разведка донесла, что Генштаб Ирака разрабатывает планы вторжения в Кувейт и, возможно, Саудовскую Аравию. По-видимому, этот сумасшедший — Саддам Хусейн — решил таким образом сыграть ва-банк и заполучить контроль над большей частью мировых запасов нефти и газа! По существу, если бы это сошло ему с рук, он смог бы стать властителем мира! А вся политика США последних полутора десятков лет, направленная на поддержку арабских шейхов в обмен на стабильные поставки энергоносителей, пошла бы насмарку! Впрочем, планы планами, но даже Саддам при всем своем авантюризме отдавал себе отчет в том, что в случае прямой агрессии его ждет полномасштабная война не только с обиженными арабами, но и со всей атлантической цивилизацией. Что его армия, несмотря на все те железяки, которые поставили ей СССР, Франция и Великобритания, не продержится и месяца против экспедиционных войск НАТО. После череды поражений от крошечного Израиля у арабов нет на этот счет ни малейших иллюзий. Что может побудить Саддама все же начать агрессию, за которой последовали бы крупномасштабная война в Персидском заливе, нефтяной кризис и резкий рост цен на нефть?

— Ядерное оружие! — ответил Лейтенант.

— Умница! — похвалил резидент. — Ему нужна атомная бомба! И кстати, он давненько не жалел денег и сил на то, чтобы заполучить ее! В конце семидесятых с помощью французов, всегда недолюбливавших Израиль, он почти было достиг цели. Но израильтяне без всякого стеснения сделали ход конем: послали свои самолеты и разбомбили исследовательский комплекс вместе с работавшими там французами. Обращался он с просьбой о помощи и к Советскому Союзу. Но наше руководство не пошло на подобную авантюру: Ирак слишком близок к нашим границам, чтобы заниматься такими экспериментами! Каков же выход? Тут-то и возник замысел стратегической операции, способной изменить глобальный расклад сил на международной арене!

При этих словах светло-голубые глаза резидента засверкали подобно мигалкам на милицейской «Ладе». Присутствовавшим стало понятно, что, пока он жив, население планеты не сможет спать спокойно.

— 1-е управление ГРУ решило инсценировать следущее! — продолжал мастер захватывающих дух комбинаций. — Группа высокопоставленных работников одной из могущественных советских организаций якобы организовывает похищение ядерного оружия для тайной продажи Хусейну. При этом сам диктатор действительно считает, что оружие будет украдено! Когда Саддам получает информацию о том, что вожделенный объект в его руках, он отдает приказ об оккупации территорий, принадлежащих его соседям!

— Не преувеличиваете ли вы последствия получения им атомной бомбы? — осторожно спросил Вань-Вань, ошеломленный услышанным. — Возможно, он предпочтет просто сидеть на ней и использовать как средство шантажа!

— Нет, Ваня, не преувеличиваем! — вмешался молчавший до этого Семеныч. И тут он перешел на почти торжественный тон. — Ты просто еще не знаешь, что сегодня, в ночь с 1-го на 2-е августа войска Ирака перешли границу Кувейта! Вторжение началось! Первая стадия «Гроссмейстера» прошла на «ура»! Понимаешь? А самое главное, с утра цена на нефть выросла уже на пять долларов и продолжает идти вверх!

— И надо сказать, — с удовлетворением продолжил резидент, — что пять долларов прироста цены за баррель дадут нашей стране передышку в несколько месяцев! Семь — позволят сделать бюджет бездефицитным и ограничить инфляцию, а десять… Десять — это решение самых важных проблем, в том числе и с валютными платежами по кредитам Западу! Я уж не говорю о том, что подобная ценовая динамика способна вызвать рецессию в экономике США!

Вань-Вань и Лейтенант ошеломленно молчали, не в силах сразу переварить услышанное.

— Но ведь таким образом мы даем страшному и не всегда предсказуемому диктатору чудовищную власть! — наконец заговорил Вань-Вань. — Мы берем на себя колоссальную ответственность! А что если наши боеголовки взорвутся в Израиле, США или Европе? Кто-то подумал о том, что, сделав быстрый анализ ядерного следа, они тут же поймут, откуда взялось это оружие?

— Ну, во-первых, мы уже постарались, чтобы американцы были полностью в курсе происходящего и, если что, не винили в этом Советский Союз! — ответил на это резидент. — Недаром они гоняли почти весь 6-й флот через полшарика! Кстати, и это тоже повлияло на решение Саддама! Мы-то им подсказали, что американцы готовятся к вторжению в доставшую всех своим апартеидом Южную Африку! Что у Ирака будут развязаны руки, так как американцам будет не до них! И те поверили! Наконец, недаром с вами инициировали встречу американские спецслужбы!

— А самое главное, — торжественным тоном сказал Семеныч, — это то, что никакого ядерного оружия Саддам на самом деле не получил!

— Как? — ошарашенно спросил Лейтенант.

— Две боевые крылатые ракеты были запущены с бомбардировщика за некоторое время до падения самолета и сейчас спокойно лежат в укромном месте! Иракцам достались лишь учебные ракеты с муляжами вместо ядерных боевых частей! Пока они раскроют обман, будет поздно! Понимаете? Этот план просто гениален!

— А, простите за нескромный вопрос, получил ли этот гениальный план одобрение высшего политического руководства страны? — с невинным видом поинтересовался Вань-Вань.

Резидент посмотрел на Вань-Ваня взглядом человека, чрезвычайно не любящего, когда кто-то решает нагадить на заслуженный им триумф.

— Вся операция осуществляется под непосредственным контролем начальника 1-го управления ГРУ и начальника Генерального штаба СССР! — веско ответил он, не упомянув, впрочем, никоим образом то самое политическое руководство, о котором спрашивал полковник.

Возникла неловкая пауза, которую Вань-Вань с удовольствием по-актерски выдержал. Разумеется, ответ резидента можно было истолковать по-всякому, но старый разведчик мог дать голову на отсечение, что человек с большим родимым пятном на черепе не ведал о гениальной затее одной из спецслужб подведомственной ему страны. Мало того, можно было смело предположить, что, узнав о деталях грандиозной интриги, вместо того чтобы прийти в восторг и повысить авторов «Гроссмейстера» в званиях и должностях, товарищ Генеральный секретарь, несмотря на гласность и демократию, вполне мог дать им всем по шапке так, что вместе с нею поотлетали бы и слишком умные головы.

— А где две ракеты с ядерными боеголовками? — спросил разведчик резидента.

— Там, где им и полагается, — в надежных руках советских военных! — не моргнув глазом ответил тот.

— Хорошо, — решил изменить тему Вань-Вань, — а какова во всей этой истории роль наших друзей из КГБ?

Резидент переглянулся с Семенычем и, отхлебнув из стакана с чаем, ответил:

— Комитет мы в известность не ставили! Прежде всего потому, что их линия в отношении Ирака несколько отличается от нашей. Уж и не знаю, по какой причине, но они очень любят Саддама. Несмотря на то что он перерезал всех коммунистов, не очень торопится платить за наше оружие и никогда даже не обещал дать доступ к своим гигантским нефтяным запасам. Вместо того чтобы подталкивать этого маньяка к решительным действиям и таким образом спасать свою собственную страну от развала, чекисты, наоборот, призывают его к сдержанности и миру! Лично я не нахожу рационального объяснения этой любви к Хусейну!

После этого замечания Лейтенант увидел на лице Вань-Ваня едва заметную усмешку. Действительно, рассуждения о здравомыслии из уст человека, только что спровоцировавшего вооруженный конфликт с непредсказуемыми последствиями, звучали как минимум странно.

— Может, — продолжал свою мысль резидент, — просто чувствуют в нем родственную душу? Кстати, общаясь с Ираком, наши люди как раз по этой причине и представлялись агентами Комитета! Чтобы было больше веры! Понятное дело, коллегам с Лубянки наша операция не согрела бы душу!

— Равно как и то, что их сотрудника-сопровождающего нашли со свернутой, как у цыпленка, шеей? — перебил его Вань-Вань.

Резидент вновь сверкнул своими ледяными глазами:

— К величайшему сожалению, иногда интересы Родины требуют жертв! Вы, товарищ полковник, после службы в спецназе должны это знать! Надеюсь, вы помните, что, например, члены разведгруппы обязаны сами убивать своих раненых товарищей! Что та же судьба ждет и гражданских соотечественников, которым не посчастливится встретить наших разведчиков на оккупированной территории! Что командир группы в случае угрозы захвата противником должен убить своего радиста! В общем, дорогой мой, вы не первый год замужем, чего девушкой-то притворяться? Ладно еще, если бы по такому поводу переживал товарищ лейтенант, но вы? Ладно, вернемся к теме…

— А почему КГБ сразу стал проявлять такой интерес к моей персоне? — поинтересовался «товарищ лейтенант», вспомнив о манговой змее в пакете со льдом и встрече в ночном клубе с Терминатором, Колхозником и Англичанином. — Если они не были в курсе?

— Либо ты кому-то сболтнул, Лейтенант, либо кто-то в наших рядах стучал комитетчикам! — ответил за резидента Семеныч. — Это единственное объяснение тому, что они узнали о кассете! Хотя к тому времени мы уже успели поднять учебные ракеты со дна и отдать их иракцам!

— Кстати, Семеныч, друг мой сердешный, — в первый раз за время встречи обратился к нему Вань-Вань, — что с тобой-то случилось? Зачем тебе потребовалось исчезать? Почему бы прямо не сказать мне о кассете с радиоперехватом?

— Дело в том, — ответил за подполковника резидент, — что, по полученному от одного из ваших подчиненных донесению, именно вы и могли быть информатором КГБ! С другой стороны, ваш, гм, друг (тут он кивнул в сторону Семеныча) уже был посвящен в некоторые детали операции, так как входил в ее обеспечение. Именно он отвечал за то, чтобы две ракеты с настоящими боеголовками упали в правильном месте! И тут происходит невероятное совпадение: наш юный друг натыкается на случайно сделанную и случайно уцелевшую запись моего разговора с «Зодчим»!

— Ваня, — вновь вмешался Семеныч, — ты уж извини, но о том, что ты якшаешься с гэбистами, мне нашептал Миня! Что, когда ты был в Афганистане, тебя зацепил особый отдел! Якобы за присвоение отбитой у караванов контрабанды. Что тебе оставалось или сесть лет на десять, или переметнуться к ним! Конечно, до конца я ему не поверил, но, сам понимаешь, и тебе полностью доверять уже не мог! Поэтому и «исчезнуть» пришлось! Надо было слетать кое-куда, а как бы я объяснял свое отсутствие?

— Одним словом, нам пришлось действовать в сложной обстановке, — резюмировал резидент. — Признаю, теперь понятно, что было бы проще посвятить вас в детали не сейчас, а гораздо раньше! Но лучше поздно, чем никогда! «Гроссмейстер» продолжается, а потому у вас будет шанс оказать помочь!

— И какова же моя роль? — заинтересованно спросил Вань-Вань.

Резидент навалился грудью в дорогой сорочке на обшарпанный стол и доверительным тоном сказал:

— Я хочу, чтобы вы, по-прежнему входя в группу по поиску ракет, продолжали делать вид, что две из них до сих пор не найдены! Ваши коллеги по экспедиции к Берегу Скелетов будут проинформированы о том, что ГРУ нашли учебные носители! Но что касается ядерного оружия — для них его пока так и не нашли!

— Что? — удивился полковник. — То есть несмотря на то что фактически задача по поиску и спасению самолета и всех четырех «Х-55» выполнена, я должен делать вид, что мы продолжаем их искать?

— Вот именно! Это позволит сбить с толку чекистов и заодно будет весьма убедительным аргументом для американцев, считающих, что ракеты могли попасть в лапы Саддама!

— Последний вопрос! — обратился Вань-Вань к резиденту.

— Да, пожалуйста! — милостиво согласился тот.

— Вы слышали о «проклятии динозавров»?

— Чего-чего?!

— Нефть, товарищ резидент, — это конечный продукт гниения тел бесчисленных поколений динозавров, которые когда-то населяли нашу планету. Как вы, наверное, помните, ученые пока так и не пришли к окончательному выводу о причинах их вымирания! Равно как и о причине того, почему именно мы — млекопитающие, а не динозавры — сейчас являемся хозяевами Земли!

— Ну, ну! Что вы хотите этим сказать?

— Один из экономистов, исследовав судьбы стран, которые Бог наградил большими запасами нефти — вроде государств Ближнего Востока, Венесуэлы или нашей с вами Родины, — пришел к необычному выводу. Казалось бы, сказочное везение на самом деле обращается в величайший вред для экономики нефтедобывающей страны! Доходы от ее продажи развращают население и руководство, внутренние низкие цены делают промышленность неконкурентноспособной! Нефть губит инициативу развития иных отраслей! А в политическом плане углеводородные богатства являются не благом, а величайшим вредом для его обладателей и неизбежно ведут к диктатуре! Иными словами — «проклятье динозавров»! Проклятье, которое трехпалые чудовища послали пережившим их млекопитающим! То есть нам! Не ошибаемся ли мы, пытаясь из последних сил зацепиться за нефтеэкспорт? Может, лучше упасть, измениться и возродиться опять — назло вымершим?

Резидент хмыкнул, помолчал и с иронией ответил:

— Вы, наверное, в Норвегии не бывали!

Спустя некоторое время, когда резидент удалился, оставив после себя запах «Драккара», Семеныч широко улыбнулся и, протянув руку Вань-Ваню, сказал:

— Ну что, Ван-Ваныч, друзья?

Тот внимательно посмотрел в светившиеся добротой глаза своего бывшего друга. Лейтенант даже зажмурился в ожидании того, как полковник сейчас заедет предавшему его корешу прямо по белозубой улыбке. Но вместо мордобоя или, по крайней мере, приличествующего случаю словесного пассажа с использованием ненормативной лексики Вань-Вань ответно протянул руку для крепкого пожатия:

— Конечно, брат! Какие вопросы! Ты позвони Галине, а то она, наверное, совсем извелась!

Лейтенант, в голове которого после невероятных вещей, услышанных от резидента, царила полная сумятица, не стал долго удивляться причудам взаимоотношений между советскими офицерами. Гораздо больше его мысли занимало то, зачем на самом деле товарищ резидент удостоил их своего высочайшего внимания и занятнейших откровений. Очевидно, что эта загадка мучала и Вань-Ваня. Помолчав с видом человека, пришедшего сдавать русскую литературу, а получившему билет по сопромату, он повернулся к вопросительно смотревшему на него Лейтенанту и откровенно сказал:

— Меня не покидает одна странная мысль! Мне кажется, нас оставили в живых только для того, чтобы поиметь самым извращенным способом! Знаешь как? Трахнуть нас в голову!

— Почему, товарищ полковник?

— Потому что когда он говорил о том, что ядерные ракеты в надежных руках, он врал! А у Семеныча было такое же выражение лица, как и у нашего американского друга «Ларри»! Как будто ему только что засунули кактус в анальный проход! В общем, сволочью буду — что-то пошло не так!

После этого Вань-Вань неожиданно сменил тему:

— Ты у врача-то был? У этого вредителя из посольского медпункта?

— Так точно!

— И что сказал?

— Говорит, лечение идет нормально, приступы вот-вот закончатся, но детей лучше лет пять не заводить!

— Не слушай этих уродов! Это им рожать нельзя — чтобы себе подобных не плодили! Кстати, о детях: по-моему, я сегодня твою Таню видел! Не хочу сказать ничего плохого, но около нее ошивался смазливый парнишка в американском камуфляже. Ты его знаешь?

Глава 14

В этот раз они никуда не спешили и не гасили свет. С радостью первооткрывателей, нашедших сокровище, они смаковали каждый момент своей близости. Обладая Таней, Лейтенант разглядывал пленительные линии ее девичьего тела. Он касался ее груди, бедер, лица, брал в руки волшебно-упругие ягодицы, целовал — то нежно, то страстно — ее губы, шею и глаза. В свою очередь, Татьяна сегодня почти не закрывала глаз — даже во время длинных и сладких поцелуев. Сегодня, когда они одновременно получили оргазм и растворились друг в друге, им показалось, что они достигли наивысшей точки счастья и что подобное нельзя повторить. Но уже спустя короткое время они с радостью понимали, что ошиблись, что волшебная сторона настоящей любви как раз и заключается в том, что в ней невозможно достичь вершины. Что, благодаря дарованному Богом редким избранникам чуду, идеальным парам никогда не приходится испытать трагедию разочарования и пресыщения. Насладившись друг другом в очередной раз, они лежали обнявшись. Сладкий пот их тел смешивался, создавая неповторимый, свойственный лишь им двоим запах страсти. Аромат, который сильнее любых духов, который и двадцать лет спустя способен вызвать у любящих друг друга волшебный огонь желания.

— Мне сказали, что с тобой и Сашка прилетел? — наконец поинтересовался Лейтенант, лежа на боку и раз за разом проводя рукою от Таниной груди до колена приподнятой ноги — стройной и гладкой как атлас.

— Ну надо же, товарищ разведчик, как работают ваши информаторы! — изобразила поддельное восхищение его юная любовница. — Впрочем, полученные вами данные являются далеко не полными! Если хотите, я могу предложить гораздо более длинный список компрометирующих контактов с особями мужского пола! Кстати, их как-то сортировать? Двадцатилетних отдельно от сорокалетних? Женатые не в счет?

Лейтенант подумал и согласился:

— Пожалуй, сорокалетних и женатых можно не упоминать!

— А если они, бесстыжие, все равно пристают? Вот, например, приятель моего папаши, с которым они в училище в одном взводе были… Думаешь, он по-отцовски меня по коленке гладит?

— Нет, — подумав, отозвался Лейтенант, — таких подробностей мне не надо!

— А в таком случае вы, мой любимый и сладостный юноша, избавьте меня от ненужных вопросов! Не надо требовать того, что не способен переварить! Ну не дуйся, глупенький! Как ты можешь ревновать меня к кому-то? Встретив тебя, я перестала реагировать на других мужчин! Это как прививка! Я не верю, что мне с кем-нибудь может быть так же хорошо! И в постели, и вне ее! К тому же я ужасно боюсь потерять тебя, обидчивого ребенка, из-за своей же женской глупости! Так что не волнуйся: я твоя навеки! А ты, между прочим, мой!

— И все-таки, чего Сашка возле тебя крутится?

— Потому что он никак не может поверить, что нашлась хоть одна фемина, у которой не возникло мгновенного желания отдаться ему — очаровашке и красавчику! И потому что он протоптал дорожку к моей маме: она, в отличие от своей дочери, в восторге от его подхалимажа!

— А к папе?

— И к папе тоже! Папа считает, что, как ни пойди дела в Советском Союзе, «этот талантливый юноша, — она перешла на бас, копируя голос замполита Фридриховского, — достигнет всего, что положено! И при любом общественном строе!»

— Похоже, — угрюмо прокомментировал Лейтенант, — Сашке лучше было стать дипломатом! Чего тогда в МГИМО не подался?

— А вот ты моих родителей насторожил! Мама считает, что как мужчина ты гораздо привлекательнее нашего мажорчика! Я, кстати, вполне разделяю это мнение! И вообще, думаю, что ты самый лучший парень в мире! Но и ей, и папе кажется, что ты слишком прямолинейный и легко наживаешь врагов! С их точки зрения, лучший муж — это все-таки тот, которого любят многие, а не одна жена! Вдобавок, Сашка — сын генерал-лейтенанта, а не…

— А не профессора-интеллигента! — без малейшей обиды закончил за нее Лейтенант. — Да, хуже этого пункта в анкете могут быть лишь родственники за границей!

— А что, есть?

— Были…

Они так и уснули в жарких объятиях друг друга. Танина растрепанная головка покоилась на плече Лейтенанта. Его рука осталась лежать на бедре любимой.

В этот раз он не почувствовал приближения приступа. Не было постепенно нараставшей ломоты в мышцах и суставах, рези в глазах и, наконец, огромной мухи на кухне. Рев цирка ворвался в его сознание внезапно. Так бьет в ничего не подозревающий берег волна цунами — неудержимая и могучая. В панике он подумал, что с его глазами что-то неладно: мир виделся как будто сквозь большую замочную скважину. Но тут Лейтенант понял, что опять бредит и что в бреду смотрит на окружающее через забрало тяжелого шлема. Оглядевшись, он увидел, что находится в строю гладиаторов. В этот раз все они — а их было около сотни — были одеты в тяжелые доспехи «триария» — тяжело вооруженного римского легионера. На каждом был округлый шлем с гребнем, панцирь с прикрывающими грудь металлическими пластинами или — как на Ретиарии — кольчуга. Ноги и руки гладиаторов прикрывали металлические доспехи на подкладке. Все они держали в руках скутумы — большие, тяжелые прямоугольные римские щиты из досок, кожи и бронзовых бляшек. Каждый был вооружен копьем и обычным мечом римского пехотинца — коротким и острым испанским гладиусом. У всех находившихся вместе с ним на арене Циркуса Максимуса были тоскливые глаза приготовившихся к тяжелому испытанию мужчин.

— Не надо было тебе есть эти бобы, Фирмус! — с тяжелым германским акцентом пробормотал стоявший слева гладиатор. — Теперь твоя вонь напоминает мне о смердящем трупе распятого христианина!

— Эээ, Спикулус, да ты перепутал, братец, — ответил стоявший позади Фирмус с прекрасным римским выговором, — это разит от твоей немытой жопы! Но знаешь, что делает нас почти братьями?

— То, что мы одинаково воняем от страха? — поинтересовался еще один гладиатор, принимая участие в шутливой перепалке, призванной снизить совсем не шуточное напряжение.

— Нет! — со смехом ответил Спикулус, почесывая черенком копья кудлатую бороду под кожаным ремешком металлического шлема. — То, что мы оба спим с Фаустиной — молодой шлюхой-фракийкой из кабака у Эсквилинских ворот!

— Эй, хватит трепаться! — неожиданно резко даже для самого себя сказал им Ретиарий-Лейтенант. — Смотрите, сейчас начнется!

Гладиаторы, несмотря на то что были гораздо старше Лейтенанта, послушно замолчали. По-видимому, Ланиста решил проверить лидерские качества своего вдруг ставшего звездой парня и поставил его во главе центурии. Толпа, состоявшая из сотен тысяч зрителей, глухо зарычала, как зверь, почувствовавший приближение добычи.

— Божественный император Неро Клаудиус Цезарь Друзус Германикус и несравненная императрица Поппея! Граждане Рима, пришедшие на игры! — с привычным завыванием завел свою речь распорядитель игр, объясняя, что сейчас будет происходить на арене.

Вскоре стало ясно, что сегодня на арене воспроизведут битву при Заме — последнее сражение II Пунической войны. И что сотня гладиаторов готовится изображать доблестных легионеров великого Сципиона. Находившиеся почти в километре от них ворота отворились, и под восторженный рев зрителей оттуда выкатились три колесницы, каждая из которых была запряжена четверкой коней. За ними появился и отряд конницы. Все «карфагеняне» были закованы в латы — солнце вспыхивало тысячей искр, отражаясь от посеребренных панцирей и шлемов.

— Слушайте меня! — приказал Ретиарий стоявшим неподвижным квадратом пехотинцам, от души надеясь, что в его голосе никто не услышит страха. — Сначала на нас пойдут серпоносные колесницы! Видите, как сверкают ножи по бокам! Они будут нападать уступом, одна за другой! Пропустить их сквозь строй не удастся — они ударят слишком широким фронтом! Конница пойдет следом — чтобы добить разорванный строй! Поэтому по моей команде приготовьтесь метнуть копья! Самые меткие целятся в возниц! Остальные — в переднюю пару лошадей! Если они все же прорвутся, постарайтесь упасть плашмя на землю и не попасть под ножи! Только не залеживаться! Я сам воткну меч в задницу тому, кто будет недостаточно проворным! У нас будет только несколько секунд, чтобы сомкнуть строй перед конницей! Понятно?

Вместо ответа строй гладиаторов трижды ударил копьями о щиты, показывая свою решимость устоять в предстоящем бою. Стадион одобрительно зашумел. Раздались приветственные крики:

— Молодец, Ретиарий!

— Покажите, на что вы способны!

— Сними шлем, красавчик!

Но вдруг толпа увидела, что колесницы пришли в движение и, постепенно набирая скорость, начали свою атаку. Они шли на строй гладиаторов по не очень широкой полосе между рядами зрителей и гребнем, разделявшим арену надвое. Облако пыли от бешено стучащих копыт африканских коней угрожающе росло прямо на глазах. В пыли сверкали доспехи возниц. Где-то за колесницами глухо стучали копыта идущей вслед конницы. Вскоре стало видно, что, как и предсказал Ретиарий, колесницы шли уступом — чтобы сразу нанести как можно больший урон обороняющейся пехоте и разорвать ее строй для последующего уничтожения всадниками.

— Ромб! — скомандовал Ретиарий.

Как по волшебству, квадратный строй прекрасно обученных воинов превратился в ромб с вершиной, вытянутой в сторону наступающего противника.

— Вперед!

Эта команда оказалась необычной для обороняющихся от конного противника пехотинцев, но тоже была немедленно выполнена. Ромб начал двигаться, тоже набирая скорость. Через несколько секунд передовые бойцы уже могли видеть хлопья пены на мордах лошадей каждой упряжки. Первая, заходившая слева, ближе к центральному гребню, состояла из вороных, шедшая вслед — из белых и, наконец, третья — из гнедых.

— Вперед и вправо!

Стал понятен тактический замысел маневра. Ромб ушел из-под носа у первой колесницы.

— Первая, вторая и третья — копья!

В воздухе засвистели тяжелые дротики перечисленных Ретиарием манипул.[34] Благодаря виртуозно совершенному маневру атаковавшая первой колесница вынужденно подставила свой фланг. Возница и лошади погибли практически одновременно. Грозное оружие античного мира мгновенно превратилось в покрытую облаком пыли груду исковерканной плоти.

— Назад и влево!

С секундной заминкой ромб начал смещаться в противоположную сторону, прижимаясь к гребню и пропуская мимо себя вторую колесницу. Расстояние до нее оставалось слишком маленьким, строй пехотинцев уже не успевал уклониться от бешено вращающихся ножей. Казалось, столкновение было неминуемым.

— Четвертая и пятая!

Шестая манипула тоже метнула копья, зная, что у их командира просто не оставалось даже доли секунды на произнесение слова «шестая». Лошади колесницы, пораженные дротиками в грудь и головы, рухнули прямо перед строем. Возница, как снаряд, подброшенный в воздух, пролетел вперед и с воем упал прямо на мечи пехотинцев, которые тут же искромсали его на куски под восторженный рев цирка.

Прижавшемуся к гребню ромбу пехотинцев было уже невозможно избежать третьей колесницы, успевшей изменить направление движения. Спрятавшись от дротиков за щит на боку экипажа, возница виртуозно — по дуге — совершил атакующий маневр. Щиты «легионеров» разлетелись в щепки при первом же касании вращающегося лезвия серпа. Раздались хруст костей и крики умирающих воинов. В стороны полетели окровавленные ошметки плоти и многочисленные алые брызги из вмиг разорванных артерий. Спустя пару секунд, когда колесница прошла весь строй, на песке арены лежали разорванные тела как минимум дюжины гладиаторов.

— Сомкнуть строй! — приказал Лейтенант. — Седьмая, восьмая и девятая!

Еще тридцать дротиков засвистели в сторону стремительно приближавшейся конной лавины. Как минимум половина из них нашли цель. Оставшаяся масса тяжело вооруженных конников врубилась в ощетинившийся мечами строй. Со стороны, наверное, казалось, что судьба пехотинцев предрешена: ничто не могло противостоять атаке закованной в броню кавалерийской алы.[35]

— «Черепашки»! — прокричал Ретиарий, отразив удар длинного меча всадника и отсекая его руку по локоть. Из обрубка, как из поврежденного шланга, ударили струи крови.

По этой команде гладиаторы-легионеры тут же разделились на группы из трех воинов, двое из которых прикрывали третьего своими широкими щитами, пока тот беспрепятственно калечил несчастную лошадь конника, мгновенно надрезая связки. Через минуту перед боевым порядком пехотинцев оказался целый вал из раненых животных и их поверженных хозяев. Стало понятно, что бой перешел в ту стадию, когда ни одна из сторон не имела перевеса. Умелое командование Лейтенанта и прекрасная выучка его гладиаторов привели к тому, что колесницы и конница не успели раздробить и уничтожить центурию в открытом поле. Ретиарий оглядел строй своих бойцов: несмотря на понесенные потери, на ногах стояло больше двух третей от первоначального количества. Хопломах Фирмус, тяжело дыша, ухмыльнулся разодранными в кровь губами и с трудом выговорил:

— А ты парень что надо! С такой башкой надо командовать легионом!

Лейтенант ухмыльнулся в ответ:

— Может, и доживу до этого времени, если не умру от твоей вони!

Фирмус, не обидевшись, утер кровь с лица хвостом мертвой лошади и вытащил из седельного чехла дротики хозяина. Его примеру, воспользовавшись паузой, последовали и остальные гладиаторы. Заскучавшие зрители начали шумно выражать свое недовольство явно проигрывавшими конниками. Почувствовав это, распорядитель прокричал:

— И вот на помощь доблестным легионерам, сдержавшим первый удар Ганнибала, пришел союзник римлян — мужественный и верный царь Нумидии Масинисса!

Далекие ворота вновь распахнулись. В них показалась сотня темнокожих жителей африканской пустыни в позолоченных латах и с длинными копьями. Во главе колонны находился всадник в шлеме с пышным султаном перьев. По-видимому, это и был сам «верный» Масинисса, когда-то успешно провоевавший десять лет на стороне Ганнибала, прежде чем перебежать на сторону римлян. «Карфагеняне» стали затравленно озираться: они вот-вот должны были оказаться между двух огней. Предчувствие их не обмануло. Когда пехота и африканская конница ударили с двух сторон, их судьба была решена. Под восторженный рев толпы за каких-то пять минут их тела усеяли окровавленный песок огромной, в форме вытянутого эллипса, арены. Лишь отдельные всадники отчаянно пытались уйти от метких копий безжалостных преследователей, которые поражали их даже сквозь заброшенные на спины щиты. С десяток «карфагенян», включая возницу уцелевшей колесницы, решили отдаться на милость победителей и ждали решения своей участи императором. Нерон, верно угадав настроение четвертьмиллионной толпы, дал знак убить всех пленников. Лейтенант невольно отвернулся, когда тех — стоящих на коленях с преклоненными головами — почти одновременно прикончили ударами между шеей и ключицей (мечом вниз и в сердце). После этого он построил оставшихся в живых «легионеров» напротив шеренги гораздо менее пострадавших «нумидийцев», чей предводитель спешился и подошел к нему. Они ритуально обнялись, как обнимаются на поле боя выручившие друг друга полководцы. Стадион взревел от восторга:

— Слава Ретиарию, любимцу Геракла!

Построившись в две параллельные колонны, гладиаторы гордым шагом триумфаторов покинули арену. Толпа с удовольствием бросала им лавровые венки и пучки цветов. Лейтенант снял шлем, обнажив покрытую потом и пылью голову. Это вызвало бурю восторга у женской части зрителей. Даже почтенные матроны, сидевшие отдельно от своих мужей, кричали:

— Соверши еще один подвиг, любимчик Геракла! Трахни двенадцать девственниц!

— Пощупай мою грудь — не пожалеешь!

— Делай со мной что хочешь!

Гладиаторы довольно ухмылялись, слушая все это неприличие. Сегодня ночью не только красавчику-Ретиарию, но и всем им должно было перепасть немало удовольствий, щедро оплаченных возбужденными кровью римлянками. Прямо на глазах арена с удивительной быстротой очищалась от трупов людей и коней. Рабы-служители торопились еще и для того, чтобы драгоценная кровь убитых не успела впитаться в песок. Каждую оставшуюся каплю можно было дорого продать все тем же женщинам. Римлянки высоко ценили возможность омыть тело и волосы кровью гладиатора: согласно поверьям, она повышала детородную способность.

— А теперь по велению великого императора и великого артиста Неро Клаудиуса Цезаря Друзуса Германикуса мы покажем спектакль, подобного которому еще не доводилось видеть жителям Рима! Я счастлив представить миф о Пасифае!

При этих словах гладиаторы, уже вошедшие в темные коридоры внутренних помещений цирка, заинтересованно закрутили головами, явно заинтригованные объявлением. Навстречу им провезли тележку с совсем юной девушкой. Ее руки и ноги были привязаны к специальному «козлу» так, что между нежной плотью раздвинутых ягодиц ясно виднелись губы половых органов. Гладиаторы тут же начали отпускать по этому поводу похабнейшие шутки. По лицу девушки ручьем катились слезы. Она шептала слова какой-то молитвы. Судя по упоминанию в них Иисуса, приговоренная к смерти в ходе очередного «спектакля» императора была христианкой.

— А кто такая Пасифая? — спросил Лейтенант Фирмуса, на секунду забывшего о своей кровоточившей роже и довольно потиравшего гениталии.

— Эх ты, неграмотный варвар! Это та, которую на Крите изнасиловал бык! Мать Минотавра! Понял? Великий император Нерон, дай ему здоровья и силы всеблагий Юпитер, любит устраивать такие представления!

— И что же с нею будет? — похолодев, спросил наш герой.

— То и будет! — засмеялся Фирмус и тут же застонал от боли в ране. — Эту сучку лишит девственности бык с Крита! Жаль, что ей суждено умереть! Глядишь, забеременела бы, как Пасифая!

Лейтенанта чуть не стошнило. Не заметив его реакции, Фирмус продолжал:

— Надо поторопиться с переодеванием! Глядишь, Ланиста разрешит посмотреть! Я такое уже раз наблюдал, но только с бабуинами! Вот уж они потешились!

Поздно вечером Ретиарий сидел в своей келье и при свете масляной плошки натирал отваром из целебных трав полученные днем ссадины, порезы и кровоподтеки. Несмотря на то что на совесть сделанные доспехи выдержали все удары противников, они не могли полностью уберечь от яростной энергии бившихся за свою жизнь гладиаторов. Плошка находилась в сплетенном из веревок гамаке, подвешенном под потолком. Это веревочное сооружение наш герой обычно использовал в качестве «макивары» для отработки ударов, положив в гамак набитый песком мешок. Но в сегодняшнем кошмаре ему было не до совершенствования навыков каратэ, полученных в ином столетии. Дверь открылась, и в келью с довольным видом вошел Ланиста. Как всегда при виде этого человекообразного, наш герой испытал приступ отвращения.

— Как поживает мой юный герой? Любимчик мужчин и женщин великого Рима? Смотри, главное — чтобы ничего не случилось с твоим лицом! Конечно, со временем небольшой мужественный шрам даже украсил бы повзрослевшего героя, но сейчас он лишит тебя очарования юности! Эх, клянусь Афродитой, был бы ты простым рабом, я бы тебе…

— Чего надо? — грубо оборвал его Ретиарий.

Ланиста тут же утратил свой довольный вид. Если бы на месте Ретиария был кто-то другой, он поговорил бы с обнаглевшим рабом по-своему! Так, что тот потом месяц лечил бы голову и задницу! Но этот парень сейчас являлся самым популярным после императора мужчиной в государстве. Любая грубость по отношению к нему могла обернуться неприятностями и, главное, потерей больших денег. Поэтому Ланиста подавил свою гордость (которой, честно говоря, у него было не так уж и много):

— Извини, мой нежный мальчик, если я задел твое самолюбие! — сладким голосом промолвил Ланиста. — Твой неотесанный мужлан-владелец принес прекрасную новость! К тебе просится на свидание одна знатная дама! Клянусь памятью своей мамаши, она явилась не для того, чтобы обсуждать труды Аристотеля!

— Я не хочу никого видеть! — так же резко ответил Лейтенант, с вызовом глядя в глаза Ланисты, маслянисто поблескивавшие в мерцающем свете плошки.

Показная доброта быстро покинула лицо хозяина школы гладиаторов. Холодным тоном он сказал:

— Что ж, может, это и так! Но, мой мальчик, в этот раз тебе придется подчиниться! Возвращать такие деньги лишь потому, что наш герой капризничает и не хочет засунуть свой член в красивую и жаркую бабу, — извини, но такого себе не позволяют даже любимцы публики! Тем более с такой клиенткой! Так вот, смотри, чтобы все взятое мною было отработано до последнего сестерция!

Посмотрев на мрачное лицо Лейтенанта, он добавил с некоторым сочувствием:

— И не хнычь! Когда увидишь, кто к тебе пришел, будешь благодарить меня на коленях! Да и тебя она тоже одарит! Я уверен! Ну, очнись же, «любимец Геракла»! Вот, возьми кувшин — самое лучшее вино Италии, которое я смог найти!

Поскольку Лейтенант продолжал молча смотреть на чадящую плошку, Ланиста почесал косматую бороду и подумал, а не высечь ли строптивого раба. Но потом решил, что поступить так будет себе дороже, и в сердцах плюнул:

— Если она уйдет неудовлетворенной, я сам сделаю тебя мерином! Зачем тебе яйца, если ты их все равно не используешь! Смотри, скормлю свиньям!

Спустя несколько минут дверь в келью заскрипела, и в ней показался силуэт закутанной в темный плащ женщины. Оглядев скромное жилище Ретиария, она произнесла звонким, почти детским голосом:

— Ты достоин гораздо большего, мой храбрый воин!

Лейтенант, привставший в знак почтения, слегка поклонился:

— Благодарю тебя, незнакомка, за добрые слова! Но я вполне доволен своей участью!

— Твоя скромность затмевает твою храбрость, Ретиарий! Надеюсь, что твое умение хранить тайну окажется еще сильнее!

С этими словами девушка сняла капюшон. По темной ткани плаща рассыпались золотисто-рыжие волосы. Лейтенант невольно ахнул: перед ним была Поппея. Даже в этом бреду он почувствовал себя виноватым перед Таней. Помимо своей воли он испытал возбуждение при виде этой рожденной его больным воображением красавицы. Странным образом это приятное волнение усиливалось сознанием того, что эта великолепная женщина купила возможность побыть с ним наедине.

— Я не смею даже смотреть на вас, Ваше величество! — Он стал на колени и согнулся в глубоком поклоне, краснея от своей вдруг обнаруженной способности выражаться подобным, учтиво-приторным, образом.

— Надеюсь, — тихо сказала та своим звонким девичьим голосом подойдя ближе и легонько приподнимая его подбородок, — не потому, что тебе неприятно смотреть на мое лицо!

Ретиарий покачал головой. Напротив, смотреть на Поппею было одно удовольствие. Хотя она была взрослой женщиной, на гладком белом лице с большими светлыми глазами не было ни морщинки. От нее пахло цветами и чем-то еще — сильным, терпким и приятным. Если бы он лучше разбирался в парфюмерии, то понял бы, что от императрицы исходил аромат драгоценной эссенции из железы кита, доставленной в Рим из далеких земель северных варваров.

— Ты понимаешь, что ты в моей власти? — спросила она Лейтенанта, осторожно поглаживая ссадины на его лице. — Что я могу делать с тобой все, что захочу? Что после этого ты можешь лишиться своей жизни?

«Ну уж нет! — подумал про себя наш бредивший герой. — Помирать в этом кошмаре я не собираюсь!» Вместе с тем сама перспектива — стать на время рабом столь красивой и могущественной женщины — странным образом чрезвычайно импонировала ему. Даже в бреду ему стало стыдно за мысли, столь чуждые молодому строителю коммунизма. Вслух же он совершенно искренне ответил:

— Я твой, моя госпожа! Я раб, рассчитывающий на снисхождение своей хозяйки!

— Наглец! — прошептала Поппея вдруг переставшим быть детским голосом, запустив в его волосы длинные и сильные пальцы. — Как ты можешь ждать от меня милости, ничем не заработав ее?

Лейтенант вдруг понял, что эта способность в один миг превратиться из похожей на девушку-подростка скромницы в зрелую похотливую самку и составляла тайну чрезвычайной женской привлекательности рыжеволосой императрицы. Недаром Нерон пошел ради нее на убийство матери и своей первой жены! Руки Лейтенанта сами потянулись к скрытым грубой материей бедрам Ее величества. Почувствовав на себе его ладони, Поппея вздохнула и слегка приподняла подол длинного плаща. Ретиарий понял ее желание и запустил руки под темную ткань. Поппея тихонько застонала. В этот раз к ней вернулся ее детский голос, и это возбудило Лейтенанта еще больше. Поднявшись с колен, он попытался увлечь ее на свое скромное ложе, застеленное несколькими овечьими шкурами. Но Поппея, мягко отстранив его, прошептала:

— Нет, гладиатор, я хочу показать тебе что-то другое!

Она оглянулась туда, где на веревочном гамаке мерцал тусклый огонек масляной плошки. Быстро поставив ее в стенную нишу, она сняла с себя все одежды. Поппея, как и большинство женщин древности, не была высокой. Несмотря на по-девичьи звонкий голос, она обладала чудесными зрелыми формами. Но более всего поражала способность Поппеи передвигаться одновременно быстро и грациозно — так движутся спортсмены и большие кошки. Она в мгновение ока взобралась на гамак и сделала Ретиарию знак придвинуть тяжелую деревянную кровать. Лейтенант, чувствуя нарастающее возбуждение, исполнил ее молчаливый приказ. После этого Поппея, оказавшаяся висящей над серединой ложа, прошептала:

— Крути меня, пока позволят веревки!

Еще не понимая, чего она хочет добиться, Лейтенант стал послушно закручивать гамак, стараясь одновременно прикасаться губами к розовым соскам ее грудей, белоснежной спине и губам, на которых играла странная в своей отрешенности улыбка. Когда веревки, на которых крепился гамак, были закручены до предела, Поппея перестала улыбаться и почти жалобно сказала:

— Войди в меня, доблестный Ретиарий!

По-прежнему придерживая гамак, Лейтенант пристроился под императрицей. Та, тихонько застонав, села на его разбухший от желания член.

— А теперь, мой послушный раб, — закрыв глаза, приказала Поппея, — отпусти веревки!

Лейтенант покорно исполнил ее распоряжение и тут же понял, чего хотела жена Нерона. Расправляясь, упругие веревки гамака начали вращать тело Поппеи, постепенно набирая скорость. Невыносимое по своей интенсивности наслаждение на несколько секунд заставило его и несущуюся над ним любовницу застонать словно от боли. Получаемые ощущения были настолько неожиданными и яркими, что он едва сдержал себя. Когда гамак наконец замер на месте, он, уже без приказов Поппеи, повторил процедуру вновь, а потом, когда они испытали очередной цикл наслаждения, еще и еще раз. После чего он потерял счет и очнулся только тогда, когда они одновременно испытали оргазм такой силы, что не смогли сдержать пронзительного крика. Его услышали другие гладиаторы школы, сам Ланиста и даже охрана близлежащего Домуса. Все они без исключения ухмыльнулись успехам счастливца. Ланиста, который в этот момент елозил потным волосатым пузом по гладкому животу чернокожей рабыни, довольно хмыкнул:

— Пожалуй, мальчика стоит почаще отдавать на случку! Глядишь, ночью он сможет заработать больше, чем днем! — И, ущипнув партнершу за дрогнувшую мягкую ягодицу, добавил: — Если закричишь так же, как Ее… как та женщина, я, пожалуй, буду приглашать тебя почаще!

Под утро, когда небо уже побледнело в преддверии близкого рассвета, когда на его фоне стали видны характерные силуэты римских сосен и очертания зданий, Поппея наконец оторвалась от Ретиария-Лейтенанта и вновь надела свой длинный черный плащ. Лейтенант, ожидавший хоть каких-то ласковых слов, был разочарован. Удовлетворенная императрица находилась в прекрасном расположении духа, но не собиралась вести себя как растаявшая от мужской ласки женщина. «Наверное, так же, — с горечью подумал Ретиарий, — чувствует себя гетера, расстающаяся с понравившимся клиентом!» Заплатив, он считает, что более ничем ей не обязан! Тем не менее, Поппея все же оказала ему еще одну милость.

— Я хочу, чтобы ты проводил меня до дворца! Ночью в Риме небезопасно!

Охрана школы — по-видимому, предупрежденная Ланистой, — без слов выпустила гладиатора, шедшего за закутанной в плащ женской фигурой. Императрица стремительной и уверенной походкой подошла к ожидавшей ее за воротами рабыне. Негромко переговорив, она взяла у нее некий предмет:

— Возьми его, Ретиарий, пусть он будет знаком того, что я доверяю тебе свою жизнь!

В руках гладиатора оказался меч. В мерцающем свете факелов сверкнул драгоценный камень, вправленный в его рукоятку. Даже в темноте можно было понять, что подаренное ему оружие стоило немалых денег. Низко поклонившись, Лейтенант забормотал слова благодарности. Поппея нежным прикосновением к склоненной голове заставила его распрямиться.

— Оставь эти условности, мой мальчик! Надеюсь лишь, что гораздо больше благодарности ты испытываешь за полученное со мною наслаждение! А теперь пойдем, я хочу попасть в храм Афродиты до рассвета!

Лейтенант и рабыня оказались единственными сопровождающими императрицы. По-видимому, она вышла из дворца через потайную дверь и без охраны, дабы не привлекать ненужного внимания к своим ночным путешествиям. Без лишних слов он взял в руки факел и пошел впереди, освещая дорогу своей царственной любовнице. Небольшая процессия двигалась быстро. Обе женщины, к удивлению Ретиария, без труда поспевали за ним. Неподалеку от храма, пребывание в котором, в случае чего, должно было послужить оправданием ночной отлучки Поппеи, она на секунду откинула капюшон плаща и посмотрела в его глаза. Слегка поцеловав губы гладиатора, она молча скрылась за небольшой металлической дверью, которую рабыня отперла бронзовым ключом. Постояв, пока на губах не высохла влага поцелуя, Ретиарий в задумчивости направился обратно в школу. Когда до нее оставалось каких-нибудь сто шагов и можно было расслышать перекличку часовых-преторианцев у Домуса, узкую улочку вдруг преградили две зловещие фигуры. Обернувшись, Лейтенант увидел еще двоих. У всех четверых в руках блестели короткие мечи. Лица были повязаны платками.

— Добрые люди, — ровным голосом обратился к ним наш герой, — у меня нет денег и чего-либо ценного…

Не успел он закончить свою фразу, как все четверо в полном молчании набросились на него. Судя по всему, ограбление отнюдь не являлось их целью. У Лейтенанта не оставалось времени на то, чтобы раздумывать о причинах столь неласкового отношения к своей особе. Он подпрыгнул и, ухватившись за раму уже погашенного перед рассветом уличного фонаря, резко перебросил свое тело через нападавших. Те оторопело остановились, явно не ожидая подобного поворота событий, потом обернулись вслед обманувшему их парню. Лейтенант, вновь получивший пространство для маневра и уже было принявший единственно правильное решение — побыстрее удрать, — вдруг на мгновение задержался. На одном из нападавших были надеты «борцовки» с логотипом известной немецкой фирмы. В СССР в таких выходили на соревнования воспитанники уважающих себя тренеров. И все бы ничего, но указанная фирма появилась, расцвела, обанкротилась, была куплена конкурентом и вновь расцвела почти две тысячи лет после правления императора, считавшего себя великим актером и декламатором. Лейтенант мысленно улыбнулся еще одной несуразности, весьма кстати напомнившей ему о том, что он бредит. «Что ж, бред — он и есть бред!» — подумал он и с легкой грацией хорошо обученного бойца отсек обладателю «борцовок» верхнюю часть уха прекрасно отточенным подарком Поппеи. Тот уронил свое оружие и сдавленно простонал по-русски:

— Ах ты падла!

Лейтенанта уже не удивило то, что голос смутно показался ему знакомым. Повернувшись, он побежал — легко и без малейшего напряжения, как бегают и летают только во сне. Ретиарий был уже почти рядом с воротами школы, когда знакомый голос Тани вновь вернул его в двадцатое столетие:

— Очнись! Ну пожалуйста, очнись!

Придя в себя, Лейтенант обнаружил, что, как и после предыдущих приступов, покрыт холодным потом, пропитавшим постельное белье. Но, к его приятному удивлению, в этот раз он чувствовал себя не таким уж слабым. В бледном свете умирающей африканской ночи он разглядел Таню, вытиравшую его тело махровым полотенцем. Она была обнажена и поразительно красива. Наш герой тут же почувствовал возбуждение.

— По-моему, ты выздоравливаешь! — улыбнулась Таня.

Лейтенант привстал на локтях, чтобы поцеловать приоткрытые губы любимой, но вдруг почувствовал рядом с собою твердый предмет. Попробовав нащупать его, он вскрикнул и отдернул руку. Юные любовники, еще не забывшие о приключении с оттаявшей рептилией, тут же вскочили с кровати. Лейтенант включил фонарик. На его пальце виднелась капелька крови.

— Это порез, а не укус! — констатировала Таня. — Ты что, спишь с ножом в постели?

И тут Лейтенант испытал потрясение посильнее, чем ужас при виде манговой гадюки. Среди зеленых простыней кровати, пропитанных его потом, лежал короткий, тонкой работы меч со сверкающим драгоценным камнем в рукоятке. Без сомнения, это был подарок императрицы Поппеи, полученный им в малярийном бреду. Наш герой пососал ранку на пальце — кровь, как и положено, была теплой и солоноватой. Такой же реальной была и Таня, в недоумении смотревшая то на него, то на предмет в его руках. Меч оставался таким же холодным и зловещим. Девушка тихонько провела пальцами по клинку. На них остался темный след. Это была кровь, но она принадлежала не Лейтенанту. То была кровь человека в немецких «борцовках».