Магия Мохнатых

Несущие трубку

Воспользовавшись тем, что вороны улетели, они тут же пересекли реку и обошли подножие скалы, которая разделяла устье второго ручья. Желтая Ракушка остановился в удивлении, бросив взгляд на эту каменную колонну: намного выше того уровня до которого он мог бы дотянуться, даже если встанет во весь рост, находилась глубокая вмятина в форме отметины чьей-то лапы. Это не был, как он заметил после более внимательного изучения, след бобра, выдры или норки. Но все же это ясный след какого-то животного, оставшийся впечатанным в скалу, словно в мягкую почву.

По всей скале попадались следы древней краски, некоторые из них были нанесены в саму эту вмятину, показывая, что это символ действительно могущественной магии; должно быть, когда-то этот знак указывал на границу территории.

«Лапа…» — бобр плыл, стараясь догнать Сломанного Когтя, который сам всей душой стремился к цели.

«Знак Великого Бога, Речного Духа, — ответил Сломанный Коготь. — Это великое волшебство. Если бы Дух был выдрой или бобром, норки не смогли бы пройти мимо него. Но это знак для всех водных обитателей и потому нам сейчас не поможет».

Ручей, который позади них разделялся в месте, где находилась скала, оказался именно таким, какой и сам Желтая Ракушка выбрал бы, если бы искал убежище, чтобы избежать наблюдения.

Потому что вскоре ручей превратился в узкую полоску воды, сплошь заросшую по берегам кустарником и ивами. И кроме того, было очевидно, что это была территория выдр. Они проходили мимо камней с отметинами выдр, не впечатанными в скалы, конечно же, как это сделал речной дух, но оставленными в рисунках из разноцветной глины повыше уровня воды. Отметины сделаны не его племенем, и Желтая Ракушка не мог прочитать их. Но дважды Сломанный Коготь останавливался рядом с некоторыми, которые казались посвежее остальных, и во второй раз он просигналил:

«Многие возвращаются к племени. Возникла опасность… они уже, возможно, знают об этом».

Снова Сломанный Коготь желал больше, чем могло тело. И несмотря на то, что он оказался достаточно силен, чтобы самостоятельно войти в ручей и плыть в нем против течения некоторое время без всякой помощи, вскоре он опять начал отставать и в конце концов зацепился за проходивший под водой корень дерева, и Желтая Ракушка снова стал помогать меньшему собрату.

Ручей привел их к болоту, где росла высокая болотная трава и поблескивало множество водоемов. Некоторые из них вдалеке по краям покрывала пена, оттуда плохо пахло. Но в самом ручье вода была чистая, и Желтая Ракушка почувствовал себя в относительной безопасности — впервые с тех пор, как был захвачен в плен военным отрядом норок. А потом самец-выдра подтолкнул его, и бобр остановился там, где ручей расширялся в водоем, полузапруженный упавшим деревом и бревном, приткнувшимся к нему.

По жесту выдры Желтая Ракушка помог Сломанному Когтю взобраться на бревно. Крепко прижавшись к нему раненой лапой, он использовал вторую лапу, чтобы постучать по обломку ветки, все еще выступающему из бревна. Тот издал звук, который далеко разнесся по болоту. Затем Сломанный Коготь помедлил: откуда-то издалека через всю эту залитую водой местность до них донесся глухой стук-ответ.

«Они знают, что мы идем», — просигналил разведчик-выдра, соскользнув с дерева в воду. И Желтая Ракушка увидел знаки на бревне, которые говорили, что этот сигнал, должно быть, часто повторялся на нем.

Так они продолжили свой путь, и бобр не удивился, когда на поверхности реки, усеянной водорослями, вдруг появилась выдра только для того, чтобы взглянуть на них, а затем снова нырнуть, лишь на мгновение покрасовавшись перед глазами Желтой Ракушки разрисованной мордой, головным убором из перьев и бус из водорослей. Однако в лапе выдра сжимала копье, и она несла его так, как воин, привыкший к умелому обращению с этим оружием.

Наконец они выплыли, вероятно, в центр этой болотистой местности, где находился кусочек сухой земли, поднимавшейся как островок, отлично защищенный от обнаружения. Земля, большей частью глина с многочисленными камнями, была набросана кучами и располагалась, наверное, на каменистом основании. На ней сгрудились норы-кустарники, вместе с грязью, которая затвердела на солнце. Норы с гладкими стенами полностью располагались над водой, но что-то в них напоминало норы бобров — словно они были скопированы с огромных домов народа Желтой Ракушки.

Выдры ждали их прибытия, впереди воины, позади самки и детеныши, но их было слишком мало для такого количества нор. Если, как верит Сломанный Коготь, племя снова собирается, еще далеко не все добрались до этой твердыни на болоте.

Боевые шесты возвышались перед пятью норами, знаки боевой доблести свисали с них — не нити с зубами, как в деревне норок, но перья или разноцветные нити из водорослей. Воины помогли Желтой Ракушке вскарабкаться на берег: эти последние несколько футов Сломанный Коготь, отказавшись от его помощи, преодолел самостоятельно. Двое первых из ожидавших поспешили к собрату, чтобы поддержать и провести через почти безлюдную деревню к норе посередине, которая была побольше остальных, со сложенными из глины стенами, разукрашенными цветными рисунками и с разноцветными отметинами на мягкой поверхности, потом разрисованными черной или красной краской. Как на скале в устье ручья, некоторые из отметин поблекли и почти исчезли под воздействием непогоды, однако многие еще ярко сверкали, словно их сделали совсем недавно. И Желтая Ракушка знал, что это записи о племени и клане, и, наверное, нора принадлежит не вождю племени, но тому, кто соответствует рангу мага-заклинателя.

Мимо Желтой Ракушки прошел какой-то воин и отвел в сторону занавеску, сплетенную из сухих водорослей. И бобр остановился на несколько секунд, позволяя Сломанному Когтю и двум поддерживавшим его выдрам войти первыми. В центре норы был разожжен небольшой костер, от него поднималась тонкая голубоватая и приятно пахнущая струйка дымка. С одной стороны костра присел на корточках очень старый выдра-жрец, с почти белой мордой. Когда голова его качнулась в их сторону, Желтая Ракушка увидел, что у него только один глаз, а другой обезображен длинным шрамом, правда, давно зажившим. Перед ним находился небольшой церемониальный барабан, сделанный из панциря черепахи, с кожей из семги, высушенной и крепко натянутой поперек панциря. Время от времени этот старый самец тихо ударял по барабану, выбивая какой-то шуршащий звук, словно что-то в земле нашептывало ему.

Лицом к нему через костер сидел самец-выдра помоложе, однако и он был куда старше Сломанного Когтя и даже воинов, которые привели раненого товарища в эту нору. Его глаза окружали нарисованные черные кружки, а на груди висел диск из кости, с резьбой и также разрисованный — знак верховного вождя. С передней лапы спускался на пол квадрат из водорослей, сплетенных вместе, с перьями, воткнутыми в это переплетение, образовывавшими яркое церемониальное одеяние.

Вождь взорвался быстрой речью на языке выдр, которую Желтая Ракушка не смог понять, а потом засунул лапу под край своего усеянного перьями одеяния и достал длинную трубку. С помощью двух когтей он умело выдернул горящую веточку из костра и вставил ее в чашеобразную часть. От нее исходил душистый запах, и он поднял трубку в направлении крыши норы неба, снова указал ею на землю, потом на восток, север запад и юг, и наконец предложил стебелек Желтой Ракушке.

Осторожно взяв его передними лапами, бобр сделал глубокий вдох, а потом медленно выдохнул, поворачивая голову в том же порядке, как и вождь выдр, предложивший трубку.

Передав трубку налево, в уже дожидавшиеся лапы старого жреца, который прекратил свои удары по барабану, чтобы взять ее, вождь быстро произнес на языке знаков:

«Нора Длинного Зуба — для нашего брата. Пища и питье Длинного Зуба принадлежат и нашему брату. Пусть он отдохнет, поест и напьется: след, оставшийся позади него, был длинный и трудный».

Ковер из водорослей, который служил дверью в нору, скользнул в сторону, когда самка, почти такая же старая годами, как и бьющий в барабан жрец, принесла чашу, которую поставила перед Желтой Ракушкой, и вместе с ней — тыкву, которую теперь использовали как чашку, из нее распространялся запах какого-то тушеного растения. Бобр наклонил голову к чаше и обнаружил свежую ольховую кору, приятную на вкус, вместе с луковицами водяных растений.

Пока он ел и пил, вежливо не замечаемый всеми остальными, Длинный Зуб разговаривал со Сломанным Когтем. А потом молодого самца увели его друзья, а вождь остался сидеть перед костром, пристально рассматривая его, и трубка теперь покоилась в его лапах, совсем потухшая. Старый жрец вернулся к тихому постукиванию когтем по натянутой на панцирь черепахи рыбьей шкуре.

Но вот наконец он что-то сказал вождю, и Длинный Зуб медленно кивнул. Старый самец протянул лапу к краю костра и выудил горсть серовато-белого пепла. Он разбросал его над барабаном, добавив вторую горсть к первой, так что теперь сверху барабана лежал тонкий слой порошка.

Потом, положив каждую из лап по бокам барабана, чтобы крепче держать его, он откинул назад голову, так что его серая морда обратилась прямо к крыше над головами, и начал монотонно напевать что-то голосом, который оказался тонким старым и дрожащим. Желтая Ракушка, прислушавшись, понял, что слышит заклинание могущественного мага, который может управлять великими силами. И поэтому бобр сидел спокойно, не смея пошевелиться.

Кори почувствовал, как крепко он зажат, став совсем крохотной частью Желтой Ракушки там, откуда нельзя сбежать, и это пугало мальчика. Но все же вместе с этим чувством пришло и понимание того, что он будет присутствовать на какой-то важной церемонии, и он уставился, как и все остальные, на выдру-мага.

Дрожащее монотонное бормотание затихло, жрец сделал глубокий вдох, втянув воздух в легкие, словно собираясь нырнуть в воду и оставаться там долгое время. Задержав дыхание, он наклонился вперед над покрытым порошком барабаном. А потом выдохнул из легких воздух прямо над пеплом.

Кори ожидал увидеть, как весь он исчезнет в облаке пепла, однако этого не случилось. То, что осталось, образовало странный узор, очертания, грубые, но вполне узнаваемые, какой-то птицы. И Желтая Ракушка узнал этот силуэт: он знаком всем речным племенам, и, наверное, так обстоит дело и с племенами равнин, хотя с ними речные народы имеют мало дел. Это знак Орла, или скорее тотем Орла — Гром-птица.

Древний тотем. Длинный Зуб посмотрел на каждого, кивнул, а потом вождь выдр знаками передал Желтой Ракушке:

«Ныне на реке творятся нехорошие вещи. Тут и там появляются норки. Они совершают набеги, захватывают пленников, и всегда перед ними, шпионя, летят вороны. Передвигается кто-то еще, возможно, духи; но кто видит духов, за исключением тех случаев, когда видишь сон, вызванный колдовством? Для таких, как мы, неразумно смотреть на пути следования духов. Но все же Изменяющийся — одновременно и дух, и плоть Народа, и то, что он делает, может навлечь на всех нас большую беду. Мы не знаем, что он делает. Говорят, что через некоторое время он придет, чтобы взять власть над миром, и Народ станет рабом, если мы выживем. Хотя рабами кого — мы не знаем; возможно, злых духов. Наверное, теперь настало то время, когда он сможет выполнить это. И мы не можем сказать, найдется ли кто-нибудь, достаточно сильный, чтобы противостоять Изменяющемуся, и кого мы могли бы призвать.

Но из всех нас Орел живет и летает выше всего, он ближе всех к Миру Небес. И еслион поможет нам, тогда…»

Закончить он так и не успел: в этот момент старый жрец издал резкий крик. Желтая Ракушка так был поглощен словами вождя, что пристально смотрел только на лапы выдры, и теперь вздрогнул и бросил быстрый взгляд на лицо говорившего. Потом резко повернул голову и увидел, что старый самец пристально разглядывает его, Желтую Ракушку изучая пришлого бобра.

В этот момент зашевелились скрючившиеся лапы жреца дрожа, не так беспокойно, как лапы Длинного Зуба, однако с той же властностью, что и у вождя.

«Знак Изменяющегося на тебе! Ты присутствуешь здесь — и ты не бобр!»

Кори не знал нужного знака, однако его лапы бобра задвигались в правдивом ответе.

«Я есть я, и я не совсем бобр. Однако, — поторопился добавить он, — я не враг».

«Да, не враг, — согласился выдра-маг. — Ты друг для нас, для всех, кто противостоит Изменяющемуся. Слушай внимательно: если ты обнаружишь что-то, что повергнет его, то, может, тебе удастся разделить себя из единства бобра-с-другим снова на полностью бобра и полностью другого, а потому отправляйся к Орлу. Ибо это существо-дух, и Орел знает больше, чем мы… Или, может, еще Ворон знает, Ворон, чья танцующая музыка сотрясает воздух, который поет песни-о-могущественной-силе для племени Орла».

Кори был охвачен нетерпением.

«Вы имеете в виду Орла… он сможет вернуть меня обратно?»

Но выдра-маг покачал головой.

«Только Изменяющийся может изменять. Однако есть способы, пути, силы могущества, чтобы заставить его… порой. И от Ворона, который обладает силой духа, ты, возможно, сможешь узнать то, что явится копьем для охоты на Изменяющегося».

«Мы посылаем трубку Орлу, — теперь заговорил Длинный Зуб, и его когти сверкали в свете костра, когда лапы зашевелились. — Если хочешь, можешь отправиться вместе с несущими трубку. Мы в большом долгу у тебя за то, что ты привел Сломанного Когтя назад, однако это путь духа, и потому по нему не стоит следовать, если к тому не призывает большая необходимость. Правда, если ты считаешь, что такая необходимость есть, отправляйся вместе с нашими людьми в горы».

«Да», — ответ Желтой Ракушки был быстрым и уверенным.

«Тогда отдохни, — знаком передал выдра-маг. — Ибо путь предстоит долгий и трудный. И потребуется время для заклинания трубки. Будут песни и танцы силы, чтобы она была готова для использования».

Бобру указали на кучу травы — ложе в задней части норы вождя, чтобы он отдохнул там, и он с благодарностью свернулся там клубком, настолько уставший, что уже не мог держать глаза открытыми. Но когда он проваливался в сон, то спросил себя, что если человек грезит в своем родном мире — как это должно было происходить с Кори, — то как можно спать в собственном сне?

Его разбудил какой-то звук, и несколько мгновений он не мог вспомнить, где находится, однако сухая, приятно пахнущая трава под носом и телом, когда он шевельнулся, зашуршала, отчего мальчик тут же все вспомнил. Итак, сон все еще продолжается, и он по-прежнему бобр Желтая Ракушка; ему не потребовалось глядеть на лапы, которые были его руками, или на мех своего тела, чтобы убедиться в этом.

Кори повернул голову. Старый самец-выдра отложил в сторону барабан и, скорчившись, присел на корточки у костра. Перед ним лежала метелка связанных вместе ремешков, на которые были нанизаны бусы срезанных водорослей и семян, а также кусочки перьев. Над всем этим выдра-маг держал поднятыми передние лапы, и Желтая Ракушка понял, что это магическая сумка, а значит, один из его хозяев обладает великой силой. Часть этой силы теперь входила в выдру-мага. Он монотонно произносил заклинания, но очень тихо и на языке выдр, который Желтая Ракушка не понимал.

Кончиками когтей старый самец-выдра разложил вокруг и над собой разукрашенную связку соединенных вместе рыбьих шкур, и над этим еще одно плетение из травы, ярко расписанное краской и знаками могущества из разноцветной глины. После чего неловко встал, будто ощущал сильную боль и затрачивал много сил, чтобы прикрепить метелку обратно к перевязи, свисающей с крыши норы.

Снова присев на корточки, жрец сидел, слегка касаясь передними лапами груди, тихо что-то напевая. Однако он ждал недолго. Дверь-занавеску откинули в сторону, и появился Длинный Зуб, неся большой сверток, раскрашенный наполовину красным, наполовину черным цветом, так что Желтая Ракушка понял, что это тоже магическая вещь.

За ним следом вошли еще две выдры-воина, каждый нес боевой шест, который вонзил в землю перед костром со своей стороны.

Вождь положил связку на разукрашенный коврик и развязал первую из оберток, в то время как все что-то бормотали нараспев. Вторая обертка оказалась желто-синей, третья — красной, а последняя — белой, и каждую Длинный Зуб развязывал с величайшей заботой. А потом на свет появилась и трубка.

Это трубка для особых церемоний, очень старая, как понял Желтая Ракушка. Ее чашечка изготовлена из красного камня, который с потрясающим терпением выдолбили так, чтобы тот принял форму головы выдры. Длинную рукоять украшали водоросли, семена-бусы, и трубка была выкрашена в черный цвет.

Когда се освободили ото всех оберток, старый маг наклонился вперед, чтобы взять ее в свои сморщенные лапы и передать ей силу, которая входит в него из магической связки. Кори заметил, что жрец больше не касается связки, как и никто из остальных выдр, включая Длинного Зуба. Через несколько минут вождь снова завернул трубку в обертки, которые свободно лежали под ней, — одна, две, три, четыре. Когда последняя была надежно завязана, вождь уложил все это в ящик, покрытый жирной рыбьей шкурой, — последнюю защиту для свертка. К ящику был приделан ремень для переноски, так что у того, кто его понесет, лапы останутся свободными.

Желтая Ракушка привстал, трава его ложа зашуршала, и звук этот показался очень громким в норе, где уже перестали тихо напевать. Старый маг прошел, раскачиваясь, обратно к ложу по свою сторону от костра и свернулся там клубком, словно вся эта работа истощила запасы его сил.

«Солнце и сон были у тебя здесь, брат, — знаком передал Длинный Зуб Желтой Ракушке. — Ты сейчас себя хорошо чувствуешь?»

«Да, младший брат. Я готов к путешествию по тропе».

«И тропа ждет тех, кто понесет трубку, — ответил Длинный Зуб. — Поешь из наших чаш, напейся из наших запасов, брат, а потом отправляйся с нашей благосклонностью».

Он, должно быть, сделал какой-то знак или издал звук, который Желтая Ракушка не расслышал: тут же вновь вошла старая женщина с чашей, от которой исходил пар, и новой связкой водянистых корней и ольховой коры. И Желтая Ракушка съел все, что смог запихнуть в себя, зная, что хорошо отправляться в долгое путешествие, насытившись до отвала: этим он оказывал честь хозяину норы.

Они выступили на закате. Несущими трубку оказались те самые воины, которые участвовали в церемонии в норе вождя, только теперь с их меха была смыта церемониальная краска, и они шли, имея только защитные белые круги вокруг глаз и на гребне у лба. Не было у них и копий: даже норки должны уважать врагов, путешествующих с магической трубкой, чтобы, подняв лапу на таких путешественников, не вызвать гнев всех духов на себя.

Желтая Ракушка подошел к норе, где лежал Сломанный Коготь, его раны были покрыты лечебными грязью и растениями. Молодой воин, чьи глаза потускнели из-за лихорадки, с горячим желанием посмотрел на бобра.

«Я… бы… я тоже мог бы… отправиться… по этой тропе…» — просигналил он медленными движениями своей неповрежденной лапы.

«Я это знаю, брат, — ответил Желтая Ракушка. — Но если в этот раз ты и не отправляешься по этой тропе, то будет другой раз, когда ты сможешь. Знай же, между тобой и мной — кровь и клятва, и мы — как два детеныша одного помета».

«Это… правда… и мы вместе выйдем на тропу войны против норок!»

Желтая Ракушка кивнул.

«Да, брат мой, духи желают этого!»

Трое покинули болото по водному каналу, настолько заросшему водорослями и кустарниками, что Желтая Ракушка догадался, что его скрывают намеренно. Местами проход был таким узким, что тело бобра едва протискивалось между берегами, однако выдры проскальзывали без труда.

Еще до наступления зари они оказались далеко от болота и пробирались по местности, представляющей большую опасность и поросшей лесами, направляясь к ручью, который должен привести их к горам. Его спутники были так уверены в тропе, что Желтая Ракушка следовал за ними без раздумий. Однако по лесу они шли осторожно; прежде чем вступить на эту опасную территория, поели содержимого сумок из рыбьих шкур, где находился шалфей и другие сильно пахнущие растения, вместе с маслом, чтобы скрыть их запах от хищников.

Один раз им пришлось спрятаться, тесно прижавшись друг к другу, в дупле бревна, заросшего корнями, следя затем как мимо проходит пума. Она тихо рычала самой себе, и, хотя Желтая Ракушка не понимал язык больших кошек, он мог догадаться, что та, должно быть, неудачно охотилась утром и теперь намеревалась компенсировать промах. Но то ли подействовал отталкивающий запах, которым пропахли их тела, то ли оказал свою силу дух трубки, но зеленые глаза не повернулись в их сторону. И смерть на четырех лапах прошла мимо и удалилась прочь от того места, где они сидели в укрытии.

Желтая Ракушка вдруг понял, что ему трудно идти вровень с выдрами, хотя они опустились на четыре лапы. Они бежали, то сутулясь, то разгибаясь, в то время как он с трудом передвигался, неуклюже шаркая ногами. И он знал, что задерживает отряд, хотя посланцы ничего не говорили об этом.

Лес сплошь покрывал поднимавшийся вверх склон, и они направились в сторону этих высот. Кори вдруг понял, что слышит крик какой-то вороны, как во время их бегства по реке. В то же самое время он осознал, что видит вокруг себя больше, чем замечал до этого. Смотреть на мир глазами Желтой Ракушки — оказалось действительно видеть новый мир. Несмотря на то, что дальность видения ограничивалась близостью к уровню земли, даже при сравнительно большом размере тела бобра, острота зрения при этом была намного выше, чем у мальчика.

Они больше не останавливались, чтобы поесть; еда у них фактически кончилась. Желтая Ракушка нес только копье, которое Сломанный Коготь настоятельно посоветовал ему взять с собой, оно короче и легче тех, какими он пользовался до этого, но с очень острым острием. А у его двух спутников — только трубка в обертках, они по очереди несут ее на ремне, перекинутом через плечо.

На рассвете они вышли из леса на край лощины; ниже, в каньоне, бежал ручей, который они искали. Путники осторожно спустились по холму, и все трое с благодарностью бросились в воду, и выдры тут же начали переворачивать камни в поисках любимого лакомства — раков.

Желтая Ракушка не был так удачлив. Ему оставалось только надеяться, что впереди им попадется что-нибудь, что наполнит его пустой желудок. Или же, если выдры планируют отдыхать днем, а путешествовать ночью, может, ему удастся исследовать ручей внизу по течению и вернуться назад.

Он знаком задал вопрос, и старший из выдр ответил. Впереди их ждет заливчик с крутыми откосами, если берег там еще не разрушился. Разведчики из деревни давно сделали этот залив местом отдыха. Что же касается поиска пищи внизу по течению реки… наверное, со стороны Желтой Ракушки было бы благоразумным попытаться осуществить это. Впереди им встретится совсем немного растительной пищи, и он может остаться голодным, так как не способен разделить с ними их добычу.

Залив оказался на месте, и выдры юркнули в его тень, вылезли из воды и принялись кататься на полосе песка, вытирая мех. Желтая Ракушка осторожно огляделся, отмечая в сознании приметы этого места. После чего снова нырнул в воду, на этот раз поплыл вниз по течению ручья.

Некоторое время ничего, кроме скалистых стен, не встречалось, и голод его стал еще сильнее: бобр начал опасаться, что придется совершать долгий путь натощак. Но наконец он вышел из теснины между скалами, которые образовывали как бы врата, и за ними увидел небольшой луг.

Олень фыркнул и ударил копытами, потревоженный его появлением на берегу, когда бобр направился к густым ивам. В раннем утреннем небе не было видно черных крыльев, и Желтая Ракушка пополз от воды, надеясь найти что-нибудь себе на завтрак.

В конце концов ему удалось наесться до отвала, хотя пища оказалась похуже, чем в деревне выдр. После этого он нарезал куски коры, которые будет не очень трудно нести, и связал их крепкими корнями. Помня о предупреждении выдр, он подумал, что предусмотрительнее будет понести с собой еду в горы, и понадеялся, что этого количества окажется достаточно.