Магия Мохнатых

Сломанный Коготь

В ушах Кори звенели дикие вопли и крики. Он пытался шевельнуться, однако смог лишь немного повернуть раскалывавшуюся от боли голову. И когда сделал это, то увидел сузившиеся глаза какой-то норки, плывшей рядом с плотом, к которому он был привязан. По краям этих глаз была нанесена красная краска, которая усиливала выражение ненависти.

А дальше, за головой норки, он увидел берега реки, где еще несколько мохнатых воинов соскальзывали в воду направляясь к прибывшему отряду. А потом плот Кори рванулся вперед, словно его бросила рывком какая-то новая сила, выпрыгнул из воды и приземлился на гравий и камни, больно ударив по его беспомощному телу.

Все так же привязанного, Кори поволокли в деревню норок. И это оказалось вовсе не огражденное место, как у клана бобров, что сообщила ему память Желтой Ракушки, а ряд нор.

Над каждой норой установлены куски коры, связанные вместе при помощи побегов, у всех конусообразная форма, но они не очень походят на вигвамы, что Кори помнил по рисункам индейских деревень из прошлого человечества. К передней части большинства из них крепились шесты, с которых свисали полоски меха, нити с зубами, одно-два пера. Ни одно из жилищ не похоже на другое, и, наверное, подумал Кори, они отмечают личное положение хозяина.

Но ему не дали времени долго рассматривать: поток норок — самок и детенышей — окружил его. Вооруженные палками, кусками твердой земли, они стали бить его, беспрестанно ужасно повизгивая, пока он совсем не изнемог, весь в синяках от их ударов. Впрочем, в конце концов норки воины, наверное, опасаясь, что пленник может быть слишком избит перед тем, что они уготовили для него, окружили плот и отогнали его мучителей.

Они подошли к одной норе, вырытой чуть подальше от остальных, и острые зубы быстро перегрызли веревки, которые удерживали Кори на плоту, однако узлы на лапах и хвосте не тронули. Его толкнули и запихнули внутрь, потом опустили откидную дверцу, оставив его в сумраке помещения: еще не наступила заря, и сюда проникало совсем мало света. Наверное, так казалось бы глазам Кори, однако для Желтой Ракушки света хватило, чтобы увидеть, что он здесь не один, что еще один надежно связанный пленник лежит на другой половине этой покрытой корой тюрьмы.

Это была выдра, на ее меху запеклась кровь, глаза не открывались. Она выглядела настолько обмякшей и неподвижной, что Кори подумал, что она умерла — хотя он не понимал, зачем в таком случае норки оставили ее лежать здесь. Воспоминания Желтой Ракушки пугали Кори — он пытался выбросить их из головы. Не следует думать о том, что делают норки со своими пленниками; ему лучше выбираться отсюда и как можно скорее. Однако все его рывки и потягивания приводили только к тому, что кожаные веревки еще сильнее вонзались в плоть, прорезая мех до самой кожи. Он весьма искусно связан — никак не может дотянуться до веревки, чтобы перегрызть ее: мешает петля, привязывающая голову к хвосту. Попытаться сделать это — значит самому задушить себя.

Через несколько секунд тщетных попыток Кори утихомирился, оглядывая вигвам, чтобы увидеть, что бы могло помочь ему.

Вдоль стен, если не считать той, в которой дверь, кучками лежит высушенная трава, словно приготовленная для того, чтобы служить постелью. Однако пленников бросили слишком далеко. Несколько мешков или кожаных сумок висят под крышей, слишком высоко над ним. И больше ничего другого — кроме выдры.

Кори повернул насколько мог голову, чтобы понаблюдать за вторым пленником. Глаза выдры теперь открыты и пристально смотрят на него. Пасть ее открылась и дважды со щелчком закрылась. Та часть сознания Кори, что досталась ему от Желтой Ракушки, узнала этот сигнал.

«Враг… опасность…»

В этом предупреждении не было необходимости. Части его сознания, как мальчика, так и бобра, знали, что норки и опасность всегда вместе. Однако выдра еще не закончила.

Как и у Желтой Ракушки, передние лапы выдры крепко-накрепко привязаны к бокам, однако она может сгибать когти, и те, что ближе всего к бобру, теперь зашевелились — создавая узор, который также известен Желтой Ракушке. Речь на пальцах всегда использовалась племенами, которые установили между собой дружественные отношения, но не могли общаться при помощи языка.

«Норки и… другие…»

Другие? Что выдра имеет в виду?

Лапы Желтой Ракушки так крепко связаны, что уже почти онемели — он едва мог теперь их сгибать. Однако ему удалось небольшое движение в сторону, выражающее желание узнать больше.

«Появились вороны… с приказами…» — выдра напряглась, однако это усилие оказалось для нее таким непосильным, что затем она затихла, лежа и страдая от боли, ослабевшая от одного этого действия.

Вороны? Кори мысленно вернулся к реке, где наблюдал за воронами и где его почему-то так легко схватили эти норки. Изменяющийся? Ворона, или вороны, несущие приказы, которым должны повиноваться норки? Та часть в нем, что от Желтой Ракушки, была напугана почти так же, как и сам Кори, когда он впервые обнаружил себя в этом странном мире.

И, предупреждали мальчика страхи Желтой Ракушки, если это дело Изменяющегося, то все гораздо хуже, чем если бы норки просто вышли на тропу войны. Тем более необходимо выбраться отсюда. Кори снова поглядел на выдру. Животное лежало, закрыв глаза, словно усилия, которые оно затратило, чтобы вести речь при помощи знаков, полностью истощили его.

Кори попытался продвинуться, извиваясь, в сторону выдры, однако шея и хвост, привязанные друг к другу, помешали этому, и слабая надежда, что выдра перегрызет его узы, погасла. А что если выдра сама сможет передвинуться к нему?.. Впрочем, он увидел, что на задние лапы выдры набросили еще одну петлю, привязанную к колышку, воткнутому в землю, чтобы крепко удерживать зверька в неподвижности.

Но в результате этих безуспешных попыток под его плечом оказался какой-то комок на земле, отчего он почувствовал укол боли. Кори насколько мог повернул голову и увидел, что этот комок — его собственная коробочка-ракушка. Он недоуменно спросил себя, почему стража не забрала ее у него. А потом вспомнил, что там хранится — небольшой уголек. У него же есть огонь, если только уголек еще не погас. И есть высушенная трава для постелей. Не сможет ли он использовать это? Нет, сказала та часть его, что была от бобра. Однако часть сознания, что принадлежала Кори, сказала «да», решившись на отчаянный план. Только как ему открыть эту коробочку, когда передние лапы связаны?

Кори начал извиваться, пытаясь приподнять плечо, под которым находилась коробочка. Несколько долгих минут ему это не удавалось — коробочка тоже двигалась, когда он шевелился, упрямо оставаясь под его телом, несмотря на все его усилия. Но затем она немного поддалась, когда бобр в который раз упорно приподнял с нее свой вес. Мальчик не знал, сколько у него еще есть времени, прежде чем норки появятся здесь. И каждый раз, когда в голове возникала эта мысль, он двигался еще быстрее, а коробочка, похоже, скользила дальше назад под ним.

Вот наконец она вышла из-под плеча. Теперь он начал прилагать усилия, стараясь повернуть голову настолько, чтобы перевернуться; тогда он сможет дотянуться до коробочки своими резцами. Снова это казалось невозможным, и так трудна была эта задача, что он едва поверил в свой успех, когда в его зубах действительно оказалась раковина и он крепко сжал ее челюстями. Теперь добраться бы до травяного ложа слева. Любые попытки двигаться вызывали дикую боль в хвосте, или же он начинал задыхаться. Он мог передвигаться только на несколько дюймов. Но вот наконец, зажав раковину зубами, он носом подтолкнул кучу высушенной травы.

То, что он собирается сейчас сделать, самое опасное.

Высвободить огонь здесь, где он и выдра лежат такие беспомощные… Однако отчаяние Кори сейчас сильнее возражений Желтой Ракушки, и он не позволял себе думать о чем-либо постороннем.

Мощные резцы, предназначенные для рубки деревьев, сошлись вместе на раковине, и он почувствовал внутри тлеющий уголек. А потом изо всех оставшихся сил Кори выплюнул сломанную коробочку на траву и увидел, как занялся небольшой язычок пламени. Кори приподнял вверх заднюю ногу и хвост, чтобы пламя могло прожечь веревку, так безжалостно связывавшую его. Вскоре он почувствовал запах обгоревшего меха, боль ожога, и, чтобы не шевелиться, ему постоянно приходилось сражаться со страхам, который испытывал Желтая Ракушка. Ибо хотя животные знают огонь и осторожно используют его, они по-прежнему боятся его больше, чем человек.

И как раз тогда, когда он уже думал, что больше не сможет противостоять жару, давление на горло исчезло, и он смог наклонить голову вперед ровно настолько, чтобы одним резким движением разорвать зубами путы на передних лапах, а затем сделать еще один рывок, чтобы перегрызть и те, что сковывали его задние лапы.

Он почувствовал боль в лапах, когда в них снова начала свободно циркулировать кровь, споткнулся, когда ему захотелось поскорее вскочить. Однако побрел, спотыкаясь к выдре, разорвал веревку, которая привязывала ее к колышку. Потом, потащив меньшее существо с собой, Желтая Ракушка добрался до задней части вигвама со стенами из коры. Он отбросил ложе подальше от стены мощными движениями своих лап, бросив его в сторону входа, чтобы создать стену огня между собой и любой норкой, которая попытается войти.

К счастью, трава не загорелась так быстро, как боялся Желтая Ракушка, она скорее тлела, клубясь дымком, отчего он закашлялся, а глаза заболели. Однако зубы и копи теперь были заняты работой у задней стены. И под его решительным нападением стена поддалась.

Что он ожидал увидеть снаружи? Вооруженных норок? Но в этот раз он уже был настороже, готовый наносить им увечья хвостом, когтями и зубами. Ведь он, Желтая Ракушка, опасней в схватке любой норки, и даже двух или трех. Даже если они всем скопом навалятся на него, он постоит за себя, пока они его не одолеют.

Именно этот дым, клубами поваливший наружу, замаскировал их уход. К тому же природа норок еще больше способствовала этому: они, как бобры и выдры, должны держаться вблизи от воды. И хотя деревня стояла на берегу реки, норы находились все же слишком далеко от воды, чтобы удовлетворять требованиям мохнатых налетчиков. Так что, когда Желтая Ракушка нырнул в ручей вместе с выдрой, которую тащил за собой, то упал в наполненный водой канал, тянувшийся между вигвамами. Погрузившись под поверхность воды и плывя в сторону реки, он не переставал удивляться. Обычно норки не пытаются контролировать течение воды, как это делало его племя. Они не строят ни дамб, ни канав, по которым можно было бы сплавлять лес, кору и листья, что означает дома и еду. Но эта канава оказалась теперь спасением для Желтой Ракушки и выдры.

Прорытый для более легкого тела норки, канал узковат для бобра; хотя воины, которые схватили его, выглядели больше любой норки из мира Кори, они все же были поменьше размерами, чем Желтая Ракушка. Несмотря на трудности, с которыми приходилось преодолевать тесные участки пути, бобру удалось пробиться через них и протащить вместе с собой и выдру.

Наконец он вынырнул на поверхность, чтобы вдохнуть воздух, и повернул выдру так, чтобы прижать раненое тело меньшего животного к стене канавы, в то время как сам перегрызал его веревки. Глаза самца-выдры открылись, тот только теперь осознал, что происходит вокруг. И едва веревки упали, он приподнялся на передних лапах, требовательно подавая знак:

— В реку!

Но Желтой Ракушке не нужен был этот настоятельный приказ. Он нырнул под воду, держа одной лапой выдру, пока меньшее животное не начало нетерпеливо извиваться и, высвободившись из хватки бобра, промелькнуло мимо него и проскользнуло из канавы в более глубокие воды.

Они могли передвигаться в реке, однако это могли делать и норки, следуя за ними со смертоносной легкостью. И им нужно было, кроме того, опасаться еще нападения в воде других хищников, которые чувствуют себя в ней лучше, чем норки. Желтая Ракушка отметил это про себя, когда самец-выдра в первый момент задвигался быстро, но вскоре с трудом потащился вслед за бобром, и было ясно, что раны, которые снова начали кровоточить, замедляют его движение. Одна из ран на затылке, даже на вид весьма болезненная. Желтая Ракушка подумал, что, должно быть, она от удара дубинкой. Еще одна рана вывела из строя переднюю лапу выдры, которую самец держал прижатой к груди, чтобы защитить ее даже от слабого давления воды.

Кровь изменяла цвет воды, оставляя след, по которому их сможет выследить враг. Желтая Ракушка не отваживался тратить время, чтобы разведать, что происходит позади них, посмотреть, обнаружили ли норки их побег. Он мог только надеяться, что они выберут правильный путь за то короткое время, что осталось у них до того, как за ними будет выслана погоня. Правда, при удаче загоревшийся вигвам скроет их побег на некоторое время.

Кори теперь даже не пытался контролировать тело бобра. Он только желал, чтобы этот слишком реальный сон закончился и он бы пробудился снова в мире, который всегда знал.

Вверх или вниз по течению реки? Бобр замер в нерешительности. И именно воин выдра махнул ему своей неповрежденной лапой, что им следует отправиться вверх, против течения реки. И все же, разве не этого будут ожидать от них норки — вернуться туда, где их захватили в плен?

Выдра снова просигналила в нетерпении:

«Вверх по реке… поторопись…»

Воин-выдра попытался следовать своим же собственным указаниям, однако плыл неуклюже, и водоворот отталкивал его в сторону берега. Желтая Ракушка легко догнал его поплыл рядом, поперек реки, в сторону противоположного берега, прижавшись к нему плечом. Это было медленное и мучительное продвижение, они где только могли держались под водой, останавливаясь для отдыха там, где корни или кустарники свисали над водой, чтобы дать им спасительную тень.

Они, как могли, прятались, потому что теперь уже наступил день, над рекой ярко сверкало солнце, жужжали насекомые, и можно было видеть жизнь, бурлившую в воде и над ее поверхностью. Желтая Ракушка поел ивовой коры, до которой смог дотянуться, не покидая реки. Самец-выдра своей здоровой лапой отодвигал в сторону омываемые водой камни, бобр помог ему, когда понял, чего хочет его спутник, и вскоре резко поднял вверх лапу вместе с пойманным раком, скрывавшимся под подобного рода укрытием.

Воин-выдра сообщил, что его зовут Сломанный Коготь; он уныло глядел на свою разорванную лапу, когда жестами показывал это. И он принадлежит к племени Болотного Ручья, хотя сейчас настал сезон, когда его народ разделился на семейные группы и отправился на летнюю охоту. Поскольку пока что у него в норе не было ни самки, ни детенышей, он передвигался в одиночестве, когда был пойман в ловушку норками. Рассказывая об этой своей беззаботности, Сломанный Коготь смутился. Он вышел к верхней части канала, честно признался он Желтой Ракушке, и попытался спуститься по нему. Забыв обо всем, наслаждаясь великолепием быстрого спуска, он снова и снова поднимался вверх и спускался, и теперь уже не может припомнить, сколько раз, совершенно позабыв о всякой осторожности, и в конце концов скользнул прямо в ловушку с сетью, устроенную норками.

Однако больше всего его страшили не норки, а то, что за ним, должно быть, следили вороны, сообщившие о нем норкам-налетчикам.

«Изменяющийся…»

— Что Изменяющийся? — спросил Желтая Ракушка на языке бобров.

«Кто знает? — похоже, воин-выдра понял достаточно из его гортанных звуков, чтобы показать знаками ответ. Наверное, он понимал бобров, хотя и не разговаривал на их языке. — Но будет плохо, когда придет Изменяющийся. Мир может быть захвачен — да говорят, что со временем так и случится».

«Мир может быть захвачен» — пришла пугающая мысль другого существа — воспоминания Желтой Ракушки. Настанет день — все травники-знахари утверждают это, поют про это, выстукивают на барабанах, когда Народ начинает танцевать, охваченный наркотическим экстазом — мир будет захвачен, и тогда ничего не останется таким, как сейчас. И все, что пребывало в безопасности и уверенности, будет сметено прочь, все прямое станет кривым, все светлое станет темным. И Народ больше не будет Народом, но рабами.

«Рабами…» — лапы Желтой Ракушки задвигались в этом знаке, и Сломанный Коготь кивнул.

«Это уже началось. Ты видел водный путь в деревне норок. Его выкопали рабы, бобры, которых они захватили еще детенышами и заставили работать на себя».

«И что стало с ними? — Желтая Ракушка щелкнул зубами, а сильный хвост разрезал воду, разрывая водоросли. — Что случилось с ними после того, как они это сделали?»

«Они уходят, никто не знает куда, — ответил Сломанный Коготь. — Но вороны Изменяющегося несут множество посланий в эту деревню».

«Если Изменяющийся вмешивается…» — Желтая Ракушка вздрогнул. И снова Сломанный Коготь кивнул.

«Верно, — его здоровая лапа шевельнулась в согласии. — Лучше всего, чтобы наши народы знали об этом. Мой народ разбросан, что плохо. Мы должны снова собраться вместе, хотя это и против обычая сейчас, когда стоят теплые деньки. А как насчет твоего, Старший Брат?»

«Мы переезжаем в новую деревню. И я разведываю местность для племени».

«Для твоего народа лучше будет не обнаружить новую воду в этом краю, — ответил воин-выдра. — Чем скорее ты сообщишь об этом своему вождю, тем лучше будет для твоего племени».

«А ты?»

«Отправлюсь к норе моего вождя, Длинного Зуба, который остался в месте, назначенном для сбора нашего народа в случае опасности. Тогда он отправит послания, зажжет сигнальные костры, которые призовут членов моего племени туда»

«Однако норки наверняка последуют за нами…»

Сломанный Коготь кивнул.

«Да, норки. Если они действительно прислушиваются к словам ворон и тех, кто служит им разведчиком в небе, тогда мы оба должны держать ухо востро на тропе войны. Когда мы в воде, нам нет необходимости привязывать траву к своим стопам, чтобы уничтожать следы за собой, но ведь и они также живут в воде, и они узнают о нас». — Он осмотрел место, где они ели, и Желтая Ракушка понял, насколько глупо было утолять здесь голод.

Только очень глупая норка не заметит эту объеденную иву, перевернутые камни и не поймет, что бобр и выдра останавливались здесь для отдыха и еды.

Воин-выдра сделал знак:

«Да, мы вели себя здесь как необученные младенцы, мой брат. Будем надеяться, что это не накличет на нас беду».

Сначала Желтая Ракушка подумал, что какие-то из этих следов можно скрыть. Но уже через несколько секунд изучения понял, что это невозможно. Все, что они могут сделать сейчас, — это как можно больше увеличить расстояние между собой и этим местом.

Его сильное тело бобра уже почти пришло в себя после грубого обращения с ним норок, хотя головная боль все еще не до конца прошла; вытянув лапу, он коснулся мягкой опухоли на черепе в том месте, где его поразила дубинка воина-норки. Но вот разведчик-выдра в худшем состоянии. И несмотря на мужественные попытки Сломанного Когтя плыть вперед самостоятельно, он в конце концов отстал. Когда Желтая Ракушка понял это и повернул назад, он обнаружил выдру, уносимую течением, едва-едва удерживавшуюся слабым когтем за скалу в реке.

«Держи», — Желтая Ракушка взял здоровую лапу спутника и петлей набросил ее себе на шею вокруг плеч. Выдра, похоже, снова терял сознание от усталости. Он лишь следил за тем, что делал бобр, но ничего не сказал, когда тот делал эти приготовления, чтобы тащить его.

Протянув переднюю лапу, чтобы удерживать голову выдры так, чтобы они могли смотреть друг на друга, Желтая Ракушка медленно просигналил:

«Где… находится… нора… твоего… вождя?»

Самец-выдра моргнул. А потом шевельнул в коротком ответе своей раненой лапой:

«Ручей… впадает… в реку… большой камень… помеченная краской скала… следом за ручьем».

«Как далеко?» — спросил затем Желтая Ракушка.

Однако глаза Сломанного Когтя были уже закрыты, а голова лежала, обмякнув, на лапе, которую бобр использовал в качестве буксира.

Вот так, таща на себе выдру, Желтая Ракушка и отправился вперед, держась берега и по-прежнему стараясь использовать любое защитное укрытие, которое мог найти, чтобы не быть замеченным с неба. Он обнаружил, что, плывя вместе со Сломанным Когтем, который был для него только беспомощной обузой, он довольно быстро утомляется, отчего ему приходилось все чаще и чаще останавливаться на отдых и вытаскивать выдру из ручья под какой-нибудь выступ, чтобы отдышаться. Дважды он сжимался в комок, когда тень крыльев падала на воду. В первый раз он не понял, кто это был: какая-то ворона или охотящийся ястреб. Однако во второй раз он точно заметил черные перья, в этом он не сомневался.

Долгое время после этого бобр просидел, скорчившись над выдрой в укрытии под выступом берега, не зная, что делать. Если их увидел этот летун тьмы, значит, совсем скоро норки узнают, где они находятся. Но в противном случае, стоит им отправиться дальше по воде, ворона могла затаиться на каком-нибудь дереве и высматривать их продвижение.

Однако норки не показывались, и бобр предположил, что просто тратит драгоценное время, просиживая в этом укрытии. Желтая Ракушка снова рискнул отправиться дальше, по-прежнему таща за собой Сломанного Когтя. Однако во время следующего отдыха тот поднялся и, похоже, уже лучше понимал, что они делают. Он согласился, что еще слишком слаб, чтобы отказываться от помощи Желтой Ракушки. Впрочем, Сломанный Коготь настоял, чтобы бобр помог ему подняться на берег между двумя скалами.

С этого места он долго и внимательно изучал реку. Желтая Ракушка делал то же самое, однако он не увидел ничего, кроме насекомых и птиц — двух длинноногих охотников на рыбу и лягушек. И ни одной птицы с черными крыльями. А потом пониже их, немного впереди, разошлась трава, прошествовал рысцой олень и опустил голову вниз, чтобы напиться.

Сломанный Коготь стиснул плечо бобра, чтобы прилечь внимание Желтой Ракушки. Своей здоровой лапой он указал вверх по ручью и на противоположный берег.

Бобр узнал то, что, наверное, и было знаками местности, о которых ему говорил Сломанный Коготь. Однако чтобы добраться туда, им придется пересечь открытое пространство реки, которое полностью просматривается с неба. И на противоположном берегу он не увидел ни кустарника, ни какого-либо уступа, где можно будет спрятаться.

Услышав карканье, животные втиснулись в расселины в скалах, используя их как укрытие. Вороны — две — летали кругами над рекой. Одна из длинноногих болотных птиц отозвалась в ответ, бросая вызов, возражая против вторжения на свою территорию. Но, похоже, вороны не обратили на нее внимания.

А потом болотная птица поднялась в небо, и Желтая Ракушка безошибочно определил намерение, с каким большая птица взлетела: очистить свой охотничий участок от непрошеных гостей. Вороны улетели на юг, и болотная птица махала крыльями, преследуя их. Однако не могли ли соглядатаи за то время, что парили над рекой, заметить их двоих среди скал? Ответа на этот вопрос не было; и ничего не оставалось делать, как снова со всей возможной скоростью убраться подальше от этого места, прежде чем вороны сообщат о них, если им удастся ускользнуть от болотной птицы и вернуться.