14. МАГИЧЕСКИЕ КУБЫ: УСЛОЖНЕННЫЕ ПЕРМУТАЦИИ.

В следующее десятилетие Камбер и его родня, очевидно, набрались достаточной смелости, чтобы испытать по крайней мере некоторые пермутации, о которых уже упоминал Камбер, так как они на самом деле обнаруживают физические постройки, начатые таинственным братством Эйрсид, так и не завершенные, которые впоследствии превратили в место собраний Камберианского совета. (Каким образом они узнали о теоретическом существовании Портала внутри легендарного комплекса и набрались мужества, чтобы осмелиться на слепой прыжок к Порталу, неизвестному никому из них, история отдельная, которая когда-нибудь будет рассказана.)

В любом случае, вновь обретенные знания продолжали накапливаться в течение следующих десяти-двенадцати лет, так что ко смерти Дэвина в конце сентября 917 года, по крайней мере одна дополнительная пермутация кубов стала обычной и ничем не примечательной частью процедуры, имевшей место в Камберианском совете, проводимой для того, чтобы воздвигнуть и вновь убрать черный с белым кубический алтарь (очень похожий на тот, что находился в подземельях Грекоты), установленный в центре киилля, ритуальной комнаты Совета. Как только весть о смерти Дэвина разнеслась в округе, члены Совета собрались вместе. Камбер использовал процесс возведения алтаря в качестве средства, позволяющего ему взять под контроль свое горе.

Камбер сделал глубокий вдох и заставил свое сознание стереть слова архиепископа, положив палец на грань верхнего левого белого куба, прежде чем мысленно произнести номен. Prime!

Он не произнес ни слова вслух, но мгновенно куб засветился изнутри, сияя холодным белым светом.

Seconde!

Правый верхний куб тоже замерцал.

Tierce!

То же произошло и с кубом, лежащим под первым.

Quarte!

Активация последнего превратила их в единый неярко сияющий квадрат белого света, белее, чем плита, на которой они лежали. Мгновение Камбер помедлил, чтобы переместить свое восприятие к другой стороне баланса, с белой на черную, и потом прикоснуться к черному кубу рядом с Prime. Голос Джёффрэя казался не имеющим смысла гулом. Камбер произнес имя первого черного куба:

Quinte!

В ощутившем прикосновение кубе зажглась искра жизни, иссиня-черное мерцание темнейшего огня опала, как только Камбер перешел к следующему.

Sixte!

Пламя, казалось, мгновенно перепрыгнуло от первого черного куба к пальцу Камбера, к другому и следующему, как только он быстро, друг за другом касался оставшихся кубов.

Septime! Octave!

Как только огонь внутри последнего куба успокоился, Камбер сделал глубокий вдох и разрешил своему сознанию возвратиться к словам Джёффрэя, едва вздрогнув, словно то, на чьем пути он воздвиг преграду, ворвалось внутрь со всей силой, заполняя брешь его короткого психического отсутствия… Встряхнув головой, Камбер вновь поднял защитные поля и преградил путь словам Джёффрэя, на мгновение остановившись, чтобы уравновесить белое и черное, когда он положил два первых пальца на Prime и Quinte и мысленно произнес фразу.

Prime et Quinte inversus! Он поменял положение этих кубов и ощутил, как слегка деформировались потоки энергии.

Quarte et Octave inversus!

Вновь перестановка, переплетение, скручивание потока. Он положил кончики своих пальцев на Septime и поменял его местами с Prime.

Prime et Septime inversus! Sixte et Quarte inversus!

Последняя фраза — прямое соответствие между действием и словом.

Теперь кубы лежали в форме Андреевского креста, одна диагональ пылала насыщенным иссиня-черным, другая мерцала белым на белой мраморной плите. Эту работу и их перестановку он сделал, непрерывно привлекая все больше и больше энергии, прокладывая новые нити, при помощи которых он осуществит задуманное. Он возвратился к остальным, их слова, произнесенные за прошедшие несколько секунд, потоком устремились в его сознание, заставляя его вздрогнуть от силы, сопровождающей их эмоции… Постепенно он завладел взглядом каждого.

— Это будет нечто новое для некоторых из вас, — сказал он твердым голосом, в то время как порядок занимал место потока простых эмоций. — Энсель, Джесс, сейчас вы увидите одну из немногих двухуровневых конфигураций, которые у нас хватило духу испробовать, и одну из еще более немногих, которые мы заставили работать. До сегодняшнего дня казалось, что применение ее ограничено, но мы все еще исследуем ее. И поблагодарить за это мы должны Эвайн.

Эвайн чуть улыбнулась. Камбер осторожно поднял куб, называемый Septime, и поместил его на Quinte, черный на черный.

Quintus! — проговорил он про себя и почувствовал всего на мгновение, прежде чем он перешел к Quarte, взгромоздив его на Seconde, белый на белый, как поток энергии омывает его пальцы.

Sixtus!

— Еще немного энергии, соединяя с первыми, — пробормотал он, жестом давая понять, чтобы они сами почувствовали это.

Он ощутил их поддержку и всевозрастающее любопытство Энселя и Джесса, когда он поставил Prime на Tierce, а Sixte на Octave.

Septimus! Octavius!

Камбер не знал, важны ли слова сами по себе — он подозревал, что нет, — но потоки ментальной энергии за ними были, и он мог чувствовать, как они струятся вокруг его пальцев, когда он держал руку над кубом, имя которого он только что произнес. “Колонны Храма” — так Порам назвал эту конфигурацию, когда впервые увидел ее. Она напоминала им разбитый алтарь в подземелье Грекоты.

Осторожно вставая, Камбер уверенно положил руку на его верхнюю грань… Потом он привел в движение потоки энергии.

Он чувствовал, как они щекочут его руку и поверхность ладони, и даже его мозг, словно рука и кубы слились в вибрирующее целое. Как только он объял своим разумом потоки энергии и сплел их в решетку, он мог ощутить растущий потенциал, и когда он начал медленно поднимать руку, куб и мраморная плита двинулись за ней, почти беззвучно, лишь со слабым шорохом двигающегося полированного камня.

Плита продолжала подниматься без труда, будто это было перышко, а не мрамор, подпираемый четырьмя большими кубами чередующегося черного и белого. Камбер стоял, все еще склонившись над меньшим кубом, чью силу он использовал. Затем стал появляться второй уровень белых и черных кубов, расположенных в противовес с первыми, под конец открыв черное основание. В четырех углах открывшихся кубов стояли колонны размером с человеческую руку перемежающегося белого и черного, как те, разбитые в подземелье Грекоты.

Когда нижняя плита стала такой же толщины, как и верхняя, рост прекратился, Камбер с легким вздохом убрал руку и согнул пальцы, бросив взгляд на заинтригованных зрителей, затем сгреб кубики и уложил их в мешочек.

— Их собственный вес вернет их на место, когда мы закончим, — сухо произнес он. — Кубы нужны лишь для того, чтобы поднять что-нибудь. (Камбер-еретик.)

Данный отрывок, без сомнения, дает наглядную иллюстрацию проведения процедур этого типа — если, конечно, обыкновенные слова могут быть достаточными, чтобы описать психические процессы, — однако мы можем извлечь пользу из этого, разбив на стадии данную процедуру.

1. Кубы расставлены традиционным образом — белые в центре и черные по углам.

2. Кубы называются, как обычно.

3. Первые две пары черных и белых кубов переставляют так, как это сделал Камбер во время своей первой демонстрации с соответствующей фразой:

Prime et Quinte inversus!

Quarte et Octave inversus!

И затем неожиданно:

Prime et Septime inversus! Sixte et Quarte inversus!

Что дает нам вышеописанную конфигурацию, благодаря которой Камбер возводит “Колонны Храма” следующими перестановками извне — внутрь:

В качестве дальнейшего комментария относительно расположения магических кубов мы должны рассмотреть вариацию, которую раскрывает Кверон, лишь постепенно складывающуюся из почти забытой практики

Гавриллитов. Увидев процесс ее сложения на обычном алтаре, представлявшем собой куб из голубого камня, в палате собрания в аббатстве святого Неота, Кверон пришел к пониманию, что это является всего-навсего ритуалом очищения, однако примененная к кубическому черному с белым алтарю данная процедура оказалась чем-то значительно большим. Воспоминания Кверона относительно этого пробуждаются, когда Эвайн собирается поделиться с ним знанием, которое недавно открылось ей благодаря поискам.

— Этот новый материал, кажется, имеет отношение к усложненным техникам заклинания, — сказала она, выкладывая четыре белых и четыре черных кубика, которые составляют набор общего заклятия. — Большая часть его была скрыта под маской аллегории, как обычно и поступают с такими вещами, однако я думаю, что я выделила по крайней мере одну новую конфигурацию. Теперь большинство дерини, прошедшие хотя бы какое-нибудь обучение, знают основное заклинание для возведения общего заклятия.

Она сдвинула четыре белых куба в плотный квадрат в центре и теперь расставляла черные по диагонали.

— Это отправная точка для него и для дюжины других конфигураций различной сложности, самая могущественная из которых, как вы знаете, может поднять эту алтарную плиту, чтобы открыть черный с белым кубический алтарь, поддерживающий ее.

— Что мы обычно называем Колоннами Храма, — проговорил Йорам.

— Верно.

Не утруждая себя названиями кубов или активацией их при помощи магии, она коснулась пальцами первого белого куба и черного, расположенного на его диагонали, и передвинула их, потом проделала то же самое с двумя диагонально-противоположными; центральный квадрат стал похож на шахматную доску с кубами противоположных цветов по четырем углам.

Однако, когда она должна была сделать следующий шаг, Кверон вдруг схватил ее за запястье.

— Постой! Пока не делай этого!

— Почему? Что случилось?

— Просто подожди!

— Кверон, кубы даже не активированы, — проговорил Йорам, украдкой взглянув в испуге на Эвайн, чье запястье Кверон все еще держал. — Ничего не произойдет.

— Я знаю.

Голос Кверона был напряжен и неестественен, давая понять, что дальнейшие дискуссии бессмысленны, и оба — Йорам и Эвайн — умолкли, не отрывая взглядов от священника-Целителя, продолжавшего смотреть на кубы. Когда спустя несколько секунд Кверон тихо выдохнул и отпустил запястье Эвайн, он казался немного смущенным и специально провел рукой по глазам.

— Извини. Я совсем не ожидал, что это воспоминание всплывет на поверхность.

— Ты можешь рассказать нам это? — тихо спросила Эвайн.

— Я… это как раз то, в чем я не уверен. — Он стесненно сглотнул. — Боже милостивый, я никогда не думал, что буду поставлен в ситуацию, когда должен буду серьезно подумать над тем, чтобы нарушить мой обет.

Йорам в удивлении поднял голову:

— Твой священный обет или тайну исповеди?

— Не совсем, — Кверон глубоко вдохнул и сделал полный выдох, на какой только был способен, словно старался подготовить себя к чему-то неприятному либо опасному. — Это придется вынести, и это еще одна традиция, отличная от традиций гавриллитов, о которой мы недавно говорили. Вы помните, я упоминал вскользь, что я надеялся, что мне не придется делать этот выбор.

— Ты не должен нам рассказывать этого, — сказала Эвайн.

— Нет, я думаю, мне нужно сделать это, — ответил Кверон. — Это очень важно. Нечто, что некогда не давало себя почувствовать, часть прежней традиции, которая приобрела совершенно иной вид, как только ты начала передвигать эти кубы. Существовал некий ритуал, который обычно проводил Мастер несколько раз в год во время утренней медитации. Нас всегда учили, что в нем заключен некий символический смысл, в чем же он заключался, никогда не разъяснялось, и я никогда не задавал вопросов по этому поводу. Но… позвольте мне показать часть его, и сами посмотрите, есть ли в этом какой-нибудь смысл. Если я всего лишь покажу вам, как это делается, думаю, не нарушу моего обета, и если это ничего не скажет вам, мы можем просто оставить все это, словно ничего не было.

— Кверон, это вовсе не обязательно, — начал было Йорам.

— Нет, это необходимо, по крайней мере до некоторой степени, — перебил его Кверон. Сделав глубокий вдох, он поднял четыре куба, лежащих у углов черного с белым квадрата, сложенного в центре, и поменял их местами, сложив знакомый орнамент кубического алтаря. — Это, конечно, должно сопровождаться соответствующим ритуальным действием, в результате которого мы должны прийти к конфигурации, которая повторяет орнамент кубического алтаря под этой плитой.

Эвайн кивнула.

— Само расположение кубов довольно логично. Отец всегда подозревал, что это должно сопровождаться какой-то магической процедурой, однако мы так и не смогли найти достаточно сведений, чтобы пойти на риск попробовать сделать что-либо.

— Мм-м… Я не совсем уверен относительно того, с каким намерением все это делалось, — заговорил Кверон. — Что же касается Мастера, то, обычно он, складывал эту конфигурацию в нужной последовательности и затем читал особую молитву, держа руки над серединой — чуть согнув ладони, словно освящая вино и хлеб евхаристии. Спустя некоторое время поток энергии начинал изливаться из куба прямо к краю алтаря. — Задумчиво он поднял голову. — По сути, я всегда полагал, что все это делалось для очищения алтаря, но теперь, мне кажется странным, что он всегда делал это лишь на кубическом алтаре нашей Палаты Собраний, никогда не используемом в культовых целях — кубический алтарь использовался только лишь для медитаций.

Эвайн кивнула.

— Помню, Рис рассказывал мне об этом алтаре — куб из голубого камня, не так ли? И отец считал его силовой линией некоторого рода. По правде говоря, он даже задавался вопросом, не существует ли какой-либо связи между ним и черно-белым алтарем в подземелье Грекоты.

— Интересно, что сделал бы Мастер Кверона с этим алтарем? — задумчиво произнес Йорам. — И если это было нужно лишь для очищения, почему это никогда не проводилось на обычном алтаре?

Подняв бровь, Эвайн встряхнула головой.

— Это мысль, если ты не возражаешь, Кверон.

— Попробовать это на обычном алтаре? — предположил Кверон.

— Нет, на черно-белом алтаре. — Она похлопала по плите, на которой лежала горка кубиков. — Попробуй это прямо здесь.

Кверон, казалось, сначала был несколько обескуражен этой мыслью. Однако затем выражение его лица изменилось.

— Сомневаюсь, что я смогу. И каков скрытый смысл всего этого, я не представлял себе благодаря моему юношескому невежеству. Возвращаясь к этой мысли теперь, я думаю, что смысл всего этого заключался не просто в очищении, хотя оно и составляло часть этой процедуры.

— Мне кажется, что мы на пороге открытия очень сильного заклятия, — тревожно произнес Йорам. — Кроме того, то, о чем вы говорили, очевидно, предназначалось держать в тайне от тех, кто не является членом вашего Ордена.

— Я могу наложить и более сильное заклятие, — ответила Эвайн несколько раздраженно. — Для этого я и привела вас сюда, хотя новое очистительное заклинание может быть тоже полезно — если оно не совсем таково. Оно не кажется столь уж опасным, во всяком случае.

Кверон кивнул несколько неохотно.

— Ты прав в обоих случаях, Йорам. Однако я не уверен, что тайное братство нашего Ордена все еще существует — мы использовали его в своих специфических целях. Кроме того, признаюсь, меня это тоже заинтересовало.

Боже милостивый, я не помышлял об этом годы. — Его лицо исказилось. — Мне все еще неловко показывать это вне Ордена, ну да ладно. Я сделаю это. Клятвы, которыми мы обменялись, так же серьезны, как все то, чем я клялся гавриллитам. Давайте попробуем.

— Ты уверен? — спросила Эвайн.

— Да, уверен.

Кверон ловко разобрал матрицу из кубиков и расставил их в первоначальное положение. Четыре белых образовали квадрат в центре с четырьмя черными по диагонали. Он сжал пальцы и быстро выгнул их назад, пока суставы не хрустнули. Потом разжал и повертел ими, покуда он приводил в порядок свои мысли, а Эвайн и Йорам подступили к нему с обеих сторон.

— Я думаю, сначала нужно воздвигнуть алтарь, — тихо сказал Кверон, подняв свою правую руку над кубами. — Мастер всегда проводил особые процедуры стоя. Я не знаю, есть ли какая-то разница, но думаю, что нам следует соблюсти все изначальные условия по мере наших возможностей.

— Я согласна, — сказала Эвайн, в то время как Йорам неодобрительно, но тем не менее покорно взглянул на нее.

— Итак, я называю составляющие. Prime! — сказал он, касаясь указательным пальцем белого куба в верхнем левом углу квадрата и произнося его номен. (Скорбь Гвинедда.)

Кубы активизируются обычным способом и относительно баланса, достигаемого благодаря конфигурации, делается следующее замечание:

…черный и белый на диагонали, сила, сдерживаемая в равновесии Добром. Доведение операции до ее логического конца приведет к появлению Колонн Храма, но лишь в трех измерениях, в противовес самому алтарю, заложенному как Средняя Колонна, промежуточная сила, которая может способствовать достижению еще более грандиозных результатов. (Скорбь Гвинедда.)

Как мы видели, Кверон продолжает, воздвигая особые колонны, и возводит алтарь. Затем он переходит ко второй части процедуры, которая в конце концов позволит получить маленький алтарь кубической конфигурации, относительно которого спустя годы будут сделаны многие предположения.

— И так далее, и тому подобное… — проговорила Эвайн. — Ручаюсь, тебе придется начать сначала. Это последний шаг, насколько я понимаю.

Вновь вдохнув, Кверон кивнул, разобрал сложенный куб и расставил кубики в их первоначальное положение — белые в центре образовывали квадрат, черные стояли по углам.

— Ты все еще уверен, что хочешь сделать это? — спросил Йорам.

Кверон кивнул.

— Безусловно. Теперь я знаю намного больше, чем тогда, когда был послушником. И мне интересно, с каким намерением старый Мастер делал это. Я помню, что это всегда проходило в полнолуние или новолуние, и послушников воодушевляли на то, чтобы они бодрствовали всю ночь в часовне Богоматери за ночь до этого — хотя это в общем-то было не обязательно. Достаточно странно, потому что нам редко предоставляли право делать выбор.

Он сделал еще один вдох, будто отряхая тяжесть давивших его воспоминаний, подержав затем некоторое время руку над кубами.

— Отлично. Она начинается точно так же, как и другие вариации, с наименования восьми компонентов. Я помню, что Мастер никогда не произносил вслух номенов. он полагал, что это мешает поддержанию должного ментального состояния. Так что я буду поступать так, как он.

Не дожидаясь их ответа, он быстро провел указательным пальцем над восемью кубами в том же порядке, как и прежде, начиная с четырех белых и затем называя четыре черных. И в каждом загоралась искра жизни, как только он касался их, Эвайн и Йорам с легкостью следовали за ним от Prime до Octave.

— Первая половина следующей части проходит точно так же, — прошептал Кверон. Он положил большой и указательный пальцы на Prime и Quinte и нараспев произнес знакомый патроним, поменяв их местами: Prime et Quinte inversus!

Затем последовали Quarte и Octave, их патроним был едва ли не пропет.

— Quarte et Octave inversus!

Когда он переставил вторую пару, в результате получился квадрат с перемежающимися черными и белыми полями с кубами противоположного цвета на каждом углу. И теперь, вместо того, чтобы переместить Prime и Septime, Sixte и Quarte, как это было сделано прежде, он поднял белый Prime с верхней левой диагонали и осторожно поместил его на Quinte — верхний левый черный куб — с приветствующим распевом одного из жутковатых волшебных хоралов гавриллитов.

— Primus est Deus, Primus in aeternitate. Amen. Касаясь правой рукой груди, он сделал низкий поклон в сторону алтаря и затем подобрал черный Sixte, осторожно положив его на белый Seconde, распевая следующий салютус:

— Secundus est Filius, Coaeterus cum Patre. Amen. Он снова низко поклонился, прежде чем взять черный Septime и поместить его на Tierce.

— Tertius est Trimitas: Pater, Filius, et Spiritus Sanctus. Amen.

Еще один поклон, прежде чем взять последний куб, Quarte, чтобы положить его на Octave и завершить черно-белый алтарь.

— Quattuor archangeli custodes quadrantibus sunt. Quattuor quadrant coram Domino uno. Amen.

Сложенный куб сиял мягким опаловым светом своих составляющих, словно драгоценная миниатюра больших кубов белого и черного мрамора, что поддерживали белую алтарную плиту, на которой он покоился. Кверон поднял сложенные руки к кубам, на некоторое время закрыв глаза, пока он старался сконцентрироваться, чтобы продолжать далее. Затем разъял руки, повернув ладони внутрь друг к другу, и начал произносить заклинание.

— De profundis clamavi te, Domine: Domine, exaudi orationem meam. Adorabo te, Domine..

Молясь, он воздел руки над кубом, чуть согнув ладонь, словно в благословении, плотно сжав пальцы. И все почувствовали, как нарастает напряжение — упругое покалывающее ощущение, которое охватило голову и мгновенно дошло до пальцев ног.

— Fiat lux in aeternam. Fiat lustratio, omnium altarium Tuorum, — прошептал Кверон. — Да будет свет в вечности, и пусть очистятся все алтари Твои…

Под ногами Кверона загорелся свет, исходя от матрицы кубов. Как только он раскрыл свои ладони и воздел руки, свет потоком вырвался вверх меж них — столб огня, поднимавшийся над матрицей, толщиной и высотой с предплечье мужчины. Продолжая петь, он на мгновение поднес руки, к глазам, затем скрестил их на груди и низко поклонился.

— Quasi columna flammae me duces, Altissime, in loca arcana Tua… Подобно столбу огня, веди меня, Всевышний, в Твои сокровенные покои…

Он закончил читать псалом. Столб огня продолжал висеть в тишине. Без страха Кверон протянул свою правую руку к вершине столба, опустив ее в пламя.

— Gloria in excelsis Deo…

Но пламя, казалось, не жгло. а лишь отступило под его прикосновением. Столб утолщился, растекаясь шире и шире из матрицы по мере того, как рука Кверона опускалась все ниже и ниже, живой свет разливался по поверхности алтаря вплоть до самых его краев и затем переливался каскадом через них и исчезал у черного основания плиты. Рука Кверона коснулась верха матрицы, как только свет достиг края плиты, и, поддавшись напору, сам алтарь начал погружаться, продолжая светиться.

— Иисус непорочный, куда он уходит? — прошептал Порам.

— Вниз, в кафедру, — раздался полный благоговения ответ Эвайн. — Хотя мне почему-то кажется, что заклинание Мастера никогда не приводило к этому.

По лицу Кверона было видно, что он и сам удивлен результатом, но он продолжал петь Славу, и алтарь все погружал — и погружался до тех пор, пока белая плита не оказалась на уровне пола кафедры, опускаясь ниже него до тех пор, пока коленопреклоненный Кверон более не мог держать свою руку на меньшем кубе. Он не остановился, пока верх плиты не погрузился на всю свою высоту и еще примерно наполовину ниже пола кафедры, как раз, когда пение Кверона прекратилось. Эвайн и Йорам тоже стояли на коленях, беспокойно глядя в провал, образовавшийся в результате погружения алтаря.

— Почему он опустился? — прошептал Йорам, когда Эвайн вызвала заклинанием огненный шар и послала его в отверстие.

У Кверона перехватило дыхание, когда свет позволил увидеть глубину провала, он откинулся назад по направлению к северу и упал на живот, чтобы рассмотреть все получше, в то время как другие двое не отрываясь смотрели вниз.

— Там есть проход, это может быть лестницей, ведущей вниз! (Скорбь Гвинедда.)

Осмотрев пустую палату, что лежала внизу, Эвайн продолжает дальше размышлять о возможном значении процедуры, только что проведенной Квероном.

— …Когда ваш Мастер читал это заклинание, ты говорил, что он всегда проделывал это у алтаря из голубого камня в вашем Доме Собраний.

— Да, именно.

— И он проводил это как медитацию и ритуал очищения алтаря. Правильно?

Кверон кивнул.

— Полагаю, этот ритуал берет начало от более древней традиции, которая использовала скорее черно-белый кубический алтарь, чем алтарь из голубого камня, — начала Эвайн. — Вполне возможно, что данный ритуал не только очищает алтарь, но и приводит в действие механизм открытия пути, ведущего в другое, еще более сокровенное внутреннее святилище.

Йорам многозначительно кивнул.

— И если изначальная традиция была передана не полностью, что иногда случается, то об этом никто и не догадывался. Или, может быть, дополнительное значение его было потеряно в слиянии различных направлений дисциплины, которая составляла традицию гавриллитов.

— Вполне вероятно, — согласился Кверон. — Однако, если существовали потаенные палаты под черно-белыми алтарями, Боже праведный, что же говорить об алтаре в подземелье развалин? Он находится как раз в середине древних останков. Может быть, под ним находится другая палата? Что если варнариты спрятали там наиважнейшие архивы? (Скорбь Гвинедда.)

В дополнение к тому, что этот отрывок иллюстрирует и на что намекает относительно гавриллитов, становится ясно к его завершению, что продемонстрированное Квероном — всего лишь один из способов проработки конфигурации кубического алтаря, по поводу которого Камбер и Йорам строили догадки в течение многих лет задолго до этого. Ко времени, когда Эвайн берет в руки кубы отца и просто складывает из них две башни — черную слева и белую справа в качестве символов Колонн Храма, — мы знаем, что по крайней мере этот дерини прошел весь цикл, возвратившись в точку, где в физической экипировке более нет необходимости.

Итак, перед ней был символ того, что она должна сделать, детский в своей простоте — символическое изображение задачи, для которой все остальное было всего лишь прологом, исполненным тщательно, чтобы подвести ее к пониманию этого.

Лишь благодаря усилию ее воли и ради человека, который научил ее использовать эту силу воли, она теперь должна сделать из крошечных символический колонн настоящие, неколебимые Колонны Храма — храма Духовных Мистерий, чьи коридоры ведут к самому Божеству, жизни и смерти, на глубины, лишь изредка открываемые смертным, все еще связанным физическими формами.

И меж этими колоннами она должна пройти, в буквальном смысле, пройти за сам Пурпурный Занавес, если только она еще не потеряла надежду вернуть этого человека…

Сделав глубокий вдох и погрузившись еще глубже в ни на что не похожий реквизит, необходимый для процедур этого типа, Эвайн обратила свой взгляд на Колонны, наблюдая, как они растут, становясь больше, тянутся к потолку — конечно, дойдя лишь до границ круга — остановившись, заполнив его пространство. В мире теней, к которому теперь она обратилась помыслами, она знала, Колонны будут так же реальны, как и пол под ее ногами, неколебимыми благодаря силе, которая преступила пределы времени и пространства физического мира. Туман меж Колоннами, казалось, стал еще гуще как раз в то самое время, когда Колонны приобрели реальные формы, и она поднялась в своей астральной форме, чтобы лучше оглядеться, покинув тело, что продолжало мирно сидеть. (Скорбь Гвинедда.)

Загрузка...