Маг-менестрель

Глава 17

Когда Мэт добрался в свою каморку под крышей, там оказалось еще жарче, чем было раньше. Казалось, жара со всего замка стекалась сюда. Крошечное окошко было открыто, и у него торчал Паскаль, раздетый до пояса и истекающий потом. На садящееся солнце он смотрел такими жадными глазами, что с него сейчас можно было бы писать рвущуюся по следу гончую.

Мэт задернул занавеску и сел подальше от Паскаля. Через некоторое время Паскаль проговорил:

— Нечего молчать, друг Мэтью. Чай, не похороны.

— Нет? — удивился Мэт. — Значит, ты поспел вовремя?

— Вовремя для чего? — дернулся Паскаль. — Вовремя для того, чтобы повидаться с Фламинией. Да. Одна из служанок привела ее в комнату для прислуги — ее и еще двоих... горничных. Очень хорошенькие, — добавил Паскаль, немного помедлив. Но недостаточно хорошенькие для того, чтобы отвлечь его от Фламинии или развеять теперешнюю тоску? Мэт наморщил лоб, ничего не понимая.

— Ты с ней говорил? Ей... не причинили... вреда?

— Не изнасиловал ли ее король? Ты об этом хотел спросить? Хотя он может сделать это сегодня же ночью. — И Паскаль поежился, как от озноба.

— Значит, мы попали сюда вовремя для того, чтобы спасти ее от участи худшей, чем смерть?

— Да, — кивнул Паскаль. — Если она захочет, чтобы мы ее спасали.

Мэт уставился на друга.

— Ты хочешь сказать, что ее прельщает мысль стать одной из наложниц короля?

— Я — нет, но она уверяла меня именно в этом.

Мэт помедлил и, не дождавшись продолжения, спросил:

— Но ты ей не поверил?

— Ну... скажем так: она говорила не слишком убедительно...

Мэт нахмурился.

— Надеюсь, она не считает, что это ее долг перед страной или еще что-нибудь в этом духе?

— Нет, но она так распиналась насчет того, как все замечательно у них там, на женской половине. Она приняла душистую ванну и теперь одета в шелка. Ее учат раскрашивать лицо, и ей ужасно нравится компания других женщин.

— Девчонке вскружили голову, — понимающе кивнул Мэт. — А другие девушки не видят в ней соперницу?

— По крайней мере ведут себя дружелюбно, и все красавицы.

— Ну, ясно, значит, ей льстит то, что она среди них...

Сам-то Мэт вообще дивился тому, как Фламиния сюда попала — уж что-что, а красавицей ее никак не назовешь. Вероятно, все дело в фигуре, в походке, в той чувственности, которая исходила от нее. Да, если так, то можно понять колдуна, который все это оценил и дал приказ сцапать Фламинию на улице для короля Бонкорро. Вот интересно, оценит ли эти качества Фламинии король?

— А остальные девушки так же радуются, как Фламиния?

— Очень радуются, я сам видел. Все они крестьянки, которые в жизни не видывали подобной роскоши. Останься они дома, им почти наверняка пришлось бы выйти замуж по выбору родителей, то есть за нелюбимых. А тут у них хотя бы красавец любовник. — Паскаль добавил с издевкой: — Похоже, никого из них не нужно особо заставлять ложиться в кровать со славным повелителем и владыкой?

Мэт не мог винить друга за вспышку ревности.

— Но разве их не тревожит то, что с ними случится потом, когда его величество от них устанет?

— Совсем не волнует, потому что такое уже случалось с десятками таких же, как они. Он отсылает их из дворца, наделив золотом и драгоценными камнями. По крестьянским меркам, они уходят отсюда богачками. Найти мужа для них несложно — ведь они все-таки красавицы, да еще и с приданым. На самом деле они еще и мужей держат под каблуком, и те не осмеливаются им слова сказать, потому что короля побаиваются.

— Значит, ты боишься за Фламинию?

Паскаль коротко кивнул:

— И за нее, и потерять ее боюсь. — Он смущенно улыбнулся. — Вот ведь смешно, да? Я ведь даже не могу сказать, что она мне принадлежит, — и боюсь ее потерять! Мы ничего друг другу не обещали, мы не были близки, я только утирал ей слезы, веселил ее... Ну, разве не смешно, что я так быстро втюрился?

— Да уж, обхохочешься, — угрюмо буркнул Мэт. — Только так порой бывает, знаешь ли. Но пока она все-таки для тебя еще не потеряна.

— Нет, — согласился Паскаль. — Но боюсь, что это случится. Если она пробудет здесь подольше и ее совсем заболтают новые подружки. Боюсь, что она влюбится во все эти побрякушки и финтифлюшки и забудет, что есть на свете добродетель и настоящая любовь.

Мэт не шевелился и не сводил глаз с Паскаля.

— Да! Да! Я ей признавался в любви, друг Мэтью! — с горечью воскликнул Паскаль. — А она просто расцвела, улыбнулась, крепко сжала мою руку и сказала, что тоже любит меня.

Мэт внимательно смотрел на Паскаля.

— Ну, так радоваться же надо!

— Да, надо бы... Нет, в то мгновение у меня сердце чуть не выскочило из груди от счастья. Но прошло несколько минут, и она отвлеклась. Я стал говорить с ней о побеге, но она сказала, что не стоит и пытаться, потому что их покои очень сурово охраняются, а ей бы не хотелось, чтобы я рисковал, потому что меня посадят в тюрьму, а то еще чего и похуже может случиться.

— А ты не поверил, что ею действительно движет тревога за тебя?

— Да, наверное, — вздохнул Паскаль. — Ведь если бы ей действительно было невмоготу там, куда она попала, если бы ее действительно пугала мысль о намерениях короля, она бы порадовалась, что я хочу спасти ее, она бы рискнула убежать.

Мэт пробовал посмотреть на происходящее глазами Фламинии. Потеря девственности ей уже не грозила, а внешне Бонкорро был куда привлекательнее, чем тот парень, который первым соблазнил ее. На самом деле молодой король действительно очень хорош собой...

Однако Мэт — мужчина, и понять женскую точку зрения до конца ему никогда не удавалось. Он не сомневался, что несправедлив к Фламинии. Правда, он не сомневался и в том, что девушка решила какое-то время уделись радостям пребывания в королевском гареме. Но гарем — это одно, а лечь в постель с королем — это совсем другое... И все равно Мэт знал, как порой трудно устоять против искушения...

— Верно ли я понимаю, что она стала пылкой защитницей короля Бонкорро?

— Угу, — уныло буркнул Паскаль. — Я ей говорил, что ни о каком риске и речи быть не может, когда разговор идет о ее безопасности, а она опять давай твердить, как она боится за меня да как она уверена в том, что король ее и пальцем не тронет. Тогда я озлился и спросил, с чего это она взяла, что он такой добродетельный, ну она и давай мне взахлеб рассказывать.

Мэту стало больно за Паскаля. Он даже глаза прикрыл. Да. Это удар под ребра. Выслушивать, как твоя возлюбленная, которой ты только что объяснился в любви, превозносит другого...

— Она тебе сказала, какой он красавец?

— Ну, не то чтобы... она сказала, что другие девушки считают его красавцем и просто без ума от него. Среди девушек есть одна-две, которые даже мечтают стать королевой, но ей, она сказала, их очень жалко, потому что сердце их непременно будет разбито.

Ну, это она заодно и себя отговаривала, дело понятное. Однако Мэт никогда не упускал шанса получить сведения.

— Ну а как насчет того, что он хороший король? Или хороший человек? Об этом она что-нибудь говорила?

Паскаль пожал плечами:

— Ей-то откуда про это знать?

— Просто из сплетен, — ответил Мэт. — Из сплетен можно много чего узнать. И ведь Фламиния, похоже, их слышит великое множество. Судя по всему, король просто очаровашка, по крайней мере со своими наложницами.

Конечно, само по себе то, что король имел множество наложниц, уже греховно, но между тем он вроде бы обращался с ними по-человечески, с заботой и пониманием. После сегодняшнего краткого знакомства с королем Мэт понял, что король обаятелен и старается на благо народа, какие бы там у него ни были мотивы. Но вот суров ли он? Слушаются ли его подданные?

— Скажи, а если он приказывает, его приказам повинуются?

— Ну... а как же? Наверное, да, — удивленно отозвался Паскаль. — Мы же сами все своими глазами видели, пока шли по Латрурии. Ты же видел, как тут все переменилось. Вот хороши или плохи эти перемены — это уже другой вопрос.

— Вот именно. А так же хорош или плох источник этих перемен. Я слыхал о многих королях, которые были всего лишь ширмами. На самом деле всеми делами в королевствах ворочали их главные советники. До сих пор я видел единственного советника короля — канцлера Ребозо. Правда, он мне не показался ни жутко злобным, ни ужасающе могущественным. Более того, мне показалось, что он мало на что вообще способен: он боится короля.

— Похоже, его тут все боятся, — кивнул Паскаль. — Фламиния не говорила, что король издает указы чересчур часто. Но уж когда издает, никто не осмеливается его ослушаться.

— О? — Мэт как бы увидел ложку дегтя в бочке меда. — Надо понимать, кто-то из наложниц пытался ослушаться?

— Нет. Но двое-трое видели его в гневе. Фламиния мне рассказала, что будто бы одна из наложниц пыталась приворожить короля, чтобы он любил только ее...

— Приворот, понятно, — кивнул Мэт. — Даже мне, менестрелю, доводилось про такое слышать. Верно ли я понял, что это ей не удалось?

— Не удалось. Король мгновенно догадался, чем она занимается. Ее тело скрутила резкая боль, она стала так дико кричать, что сбежались другие девушки. Однако пытка продолжалась всего минуту. А потом король приказал ей выпить зелье, приготовленное для него. Наложница выпила зелье и с тех пор так обожает короля, что сделает для него все, что бы он ни повелел, даже если он повелит ей приводить других женщин в его опочивальню.

— Хочешь сказать, что он ее до такой степени унижает? — возмущенно воскликнул Мэт.

— Нет, но, когда одна из наложниц спросила ее, сделает ли она так, если король повелит, она сказала, что сделает.

— Понятно. Стало быть, в своем гареме он хозяин, — процедил сквозь зубы Мэт. — А как насчет королевства?

Паскаль пожал плечами.

— Наложницы слыхали, как с ним спорил канцлер — ведь это Ребозо для короля девушек отбирает. А король с ним не спорил, он только говорил канцлеру, что тот должен сделать, и все.

— Странно. Обсуждать государственные дела в гареме? Ну, или в женских покоях... Так это называется?

— Может, они и не про государственные дела там говорили. Дело-то было в судьбе первой девушки, которой Бонкорро, так сказать, отставку дал. Король настаивал, чтобы канцлер наделил ее золотом и драгоценными камнями и отвез домой. Ребозо встал на дыбы, утверждая, что королевское внимание — вполне достаточная награда для любой женщины. Но король оказался непреклонен.

— Ну так что, отвезли ее домой вот так, триумфально?

— Ну... поначалу нет. Ребозо попробовал ее вывести из замка тайком в одном платье, но его скрутило судорогой, и тогда уж он велел своим слугам принести женщине золота, и драгоценных камней, и еще паланкин. И боль отпустила его.

Видимо, на Фламинию обрушился настоящий поток новостей. Мэт без труда представлял себе, как она взахлеб расписывает Паскалю этого ангела в мужском обличье и как горят при этом ее глаза. И ему снова стало нестерпимо жаль приятеля. Мэт попытался немного увести разговор в сторону.

— Знаешь, а я вот с ним сегодня поболтал немного и понял, что за все время, покуда он проводит тут экономические реформы, никто его деяниям не воспротивился. Похоже, он сильный правитель, особенно если учесть, что он способен распознать приворотное зелье и вызвать приступ боли у опытнейшего колдуна.

Паскаль выпучил глаза.

— Ты думаешь, та девчонка, что хотела его охмурить, была колдунья?

— Да нет, она-то простая девушка, которая знает всего-то три заклинания, — нетерпеливо отвечал Мэт, — а может, она купила приворотное зелье у какой-нибудь деревенской знахарки. Я-то про канцлера говорил.

— Что, канцлер — колдун?

— Думаю, да, и буду так думать, покуда не передумаю. Он старик, поэтому вполне мог остаться около трона со времен короля Маледикто, а уж одно это означает, что он просто обязан быть колдуном. Вероятно, колдовство до сих пор остается необходимым требованием для пребывания на столь ответственном посту.

— Может, и нет. Фламиния говорит, что король в магии ловок, как в фехтовании, но при этом не колдун.

— Нет? — прищурился Мэт. — А ей-то откуда об этом знать?

— Все сплетни, — вздохнул Паскаль. — Эти... опытные наложницы... они говорят, будто бы мужчина выбалтывает больше, чем хочет, когда его голова лежит на подушке. Наверное, с чужими женщины языков не распускают, а среди своих болтают обо всем.

— Что ж, значит, сам король не возражает, чтобы об этом болтали. — На самом деле Мэт подумал вот о чем: не нарочно ли король нагружал своих наложниц подобными сведениями? Но потом он вспомнил, как решительно Бонкорро отвергал как религию, так и злое волшебство, и решил, что прав Паскаль.

— И откуда же тогда он черпает магические силы?

Паскаль пожал плечами:

— Наверное, это знает только он сам. Своим наложницам он говорит, что особо не задумывается, когда творит чудеса. Просто, дескать, запомнил слова и жесты и, когда. надо, пользуется ими, но это он, конечно, врет.

Что ж, пожалуй, хотя от одной мысли об этом у Мэта волосы встали дыбом. Ведь получается — для Бонкорро достаточно только увидеть колдунов за работой, скопировать их пассы и запомнить, от какого заклинания что бывает. Может быть, он подобным образом наблюдал и за добрыми волшебниками? Ага, а где это, интересно, он за ними наблюдал?

Что того хуже... если он не понимал, не ведал, что творит, он мог легко допустить ошибку и заклинанием вызвать катастрофу. Мэта зазнобило. Он решил пока успокоить себя тем, что король своей прелестнице наврал.

— Так или иначе, он точно заставляет людей делать то, что его душе угодно. А если Ребозо действительно могущественный колдун, значит, Бонкорро поистине гигант магии!

Либо гигант, либо Преисподней зачем-то нужно держать его на троне.

Преисподней или Ребозо?

— Думаю, нам лучше сматываться отсюда, — заключил Мэт.

— Без Фламинии — ни за что!

— Я как раз об этом и говорю!

Паскаль уставился на Мэта.

— Как ты думаешь это сделать?

— Придется рискнуть, — ответил Мэт. — То есть рисковать придется мне, вам-то двоим ничего грозить не будет.

В конце концов его песенные удары-заклинания действовали внутри королевского замка, и плевать, что все тут дышит колдовством. Либо Бонкорро или его канцлер знают, кто Мэт такой, либо как минимум понимают, что он чародей. Тогда их не удивит, что он сотворит чудо в замке. Скорее всего они следят за ним и готовы к прыжку, но Паскаль и Фламиния тут совершенно ни при чем.

Безусловно, тот колдун, что пытался помешать Мэту пройти в Латрурию и не раз пробовавший покончить с ним, был вовсе и не король, да и не канцлер, а какой-нибудь констебль или лорд-маршал, да мало ли кто еще. Мэт понимал, тут надо держать ухо востро, в противном случае он расслабится и перестанет подозревать всех и каждого, а на вражеской территории такое поведение смерти подобно.

— Хорошо, если вы будете вместе, — сказал Мэт, — мне проще предпринять одну попытку к бегству, нежели две. Ты можешь связаться с Фламинией?

— Да. Она с другими девушками должна сегодня пойти в город — купить новых украшений.

— Ага — тур шоппинга! — прищурился Мэт. — Разве король не беспокоится о том, что кто-то из его прелестниц может найти себе любовника на стороне?

Паскаль пожал плечами:

— По-моему, ему это все равно. Фламиния слыхала, что у некоторых наложниц в любовниках стражники, а у других — мужчины в городе. Королю все равно, с кем там еще его наложницы проводят время, лишь бы только они были с ним тогда, когда он этого пожелает.

Просвещеннейший монарх! По крайней мере настолько честный, что даже не скрывает того, что содержит публичный дом. Интересно, есть ли среди королевского набора заклинаний такие, которые бы содержали требования к профилактике венерических заболеваний.

— Значит, ему еще легче от девушек избавляться, когда они ему прискучивают, верно?

— Ага, — угрюмо улыбнулся Паскаль. — В каком-то смысле их уже поджидают муженьки.

Что ж, европейские крестьяне не один век жили в условиях права первой ночи и тем не менее женились — да и выбора у них особо не было.

— Значит, мы можем просто-напросто уйти по подъемному мосту и встретиться с Фламинией около галантерейной лавки?

Паскаль кивнул:

— Представь себе.

— А как ты узнаешь, где именно ее искать в городе?

— Думаю, что смогу передать ей весточку через моих новых приятелей из комнаты для прислуги. Им-то это пара пустяков, вот только думаю, что они от меня не просто «спасибо» ждут.

Мэт вытащил кошелек и вручил Паскалю не только «спасибо».

Они слонялись без дела, но с совершенно определенными намерениями — торчали на углу и ждали девушек, и тут на них чересчур пристально поглядел проходивший мимо солдат.

— Он на нас подозрительно посмотрел, — встревожился Паскаль.

— Он прав, — прошептал Мэт. — Но мы ему об этом говорить не будем.

Мэт выдернул из-за спины лютню и ударил по струнам. Сначала он сыграл «Пусть круг будет тесным». Песенка странно звучала без сопровождения банджо, однако вокруг Мэта и Паскаля тут же собралась толпа. Солдат успокоился, в последний раз поглядел на музыкантов и пошел своей дорогой.

Паскаль, никогда не упускавший возможности подзаработать, сорвал с головы шляпу и бросил ее на мостовую. Мэт лихо взял последний аккорд, и в шляпу, звеня, посыпались пенни. Мэт вытянул шею, огляделся по сторонам, не заметил вблизи ни одного дворянина со свитой и запел народную песенку не слишком пристойного содержания. Что такое «бормотуха», публика не понимала, но остальное ей вроде бы было понятно. Но как только Мэт завел последний припев, один из зевак оглянулся и завопил:

— Королевские шлюхи!

— Прибыль! — проревело разом несколько голосов, и толпа тут же уменьшилась вполовину: лавочники разбежались, чтобы выложить перед покупательницами самые изысканные украшения.

Мэт посмотрел в ту сторону, откуда шли женщины, и у него захватило дух.

Какой там конкурс красоты на телевидении! Девушки, не меньше двух десятков, все молоденькие — моложе двадцати, и каждая по-своему потрясающе красива. Красотки, конечно, были одеты, а впечатление почему-то возникло, что все наоборот. И не то чтобы они выставляли напоказ большие участки обнаженного тела, вовсе нет: тут блеснет белизной шейка, тут покажет кусочек живота прорезь на талии. Однако сам покрой платьев и то, как женщины двигались в этих платьях, создавали такое впечатление, что вы видите каждую йоту женских прелестей, причем одновременно хотелось увидеть все! Мэт решил, что платья не иначе как зачарованы.

Женщины передвигались в облачке ароматов, будоражащих чувства. Мэт затрепетал от желания. Наверное, в духи подмешаны феромоны, или они тоже зачарованы. Наконец сквозь миазм гормональных благовоний прокралась мысль: эти дамочки не только зачаровывали других, они и сами наверняка зачарованы.

Королевские наложницы проходили мимо, весело болтая и смеясь, но вот одна из них немного отстала от остальных — новенькая, лицо которой Мэту было так хорошо знакомо. Фламиния! Ее глаза сверкали от этого запретного приключения.

— Сыграй для меня, менестрель! — кивнула девушка. Мэт замер. Если посмотреть на Фламинию холодно и объективно, то он был бы вынужден признать: она не красавица, однако как раз вот этого он больше и не мог — смотреть на нее холодно и объективно. Какие бы там заклинания ни накладывали колдуны на королевских наложниц, они подействовали и на Фламинию. Глаза у нее стали манящими, зовущими, улыбка — не просто очаровательной, нет, призывной.

Еще какой призывной: Паскаль уже пошел к ней — глаза остановились, ноги ватные. Мэт успел-таки ухватить его за рукав и оттянуть к шляпе, после чего ударил по струнам и запел:

Затем Мэт спел еще один куплет, предназначенный для того, чтобы толпа навсегда забыла, что видела Фламинию:

Ну а раз зевакам предписывалось забыть о существовании этой женщины, они и разошлись мало-помалу со скучающим видом, а Мэту только того и надо было!

Безусловно, песня могла сработать, хотя в тексте не было ни ярко выраженного действия, ни четких указаний на чью-либо персону. Стражники могли пока и не заметить, что Фламиния отстала. Нет, он не ошибся в себе, его магия работала, и все происходящее не просто везение.

И как только последний из слушателей повернулся к нему спиной, Мэт забросил лютню за спину и успел схватить Паскаля за руку, прежде чем тот заключил Фламинию в объятия, достойные борца сумо.

— Пошли, надо спешить!

С полсекунды Фламиния демонстрировала разочарование. Но Мэт уже схватил ее за руку и потащил по улице. И Паскаль, и Фламиния упирались, но Мэт безжалостно тащил их за собой под колоннаду, которую заприметил заранее. Главное — заставить парочку шевелить ногами, потому что они оба явно хотели только одного: остановиться посреди улицы и начать обниматься, не обращая внимания на прохожих. Однако Мэт упрямо тащил их вперед, хотя получалось у него это с трудом: ведь он находился посередине, и Паскаль с Фламинией пытались через него дотянуться друг до друга. Чем дальше, тем сильнее разгорался их пыл, и они даже начали злиться, но тут Мэт наконец добежал до полутемной ниши и, отпустив влюбленных, толкнул их туда.

— Вот! — крикнул он. — Обнимайтесь теперь!

Они не преминули воспользоваться разрешением — бросились друг другу в объятия. Мэту сразу захотелось к Алисанде. То, как Паскаль и Фламиния буквально прилипли друг к дружке, никак не способствовало сосредоточению. И все же Мэт поднял руки и пропел:

Силуэт обнявшихся влюбленных начал таять, но потом снова обрел плотную структуру. Опять начал таять — и опять вернулся. Снова и снова, словно пульсировал.

Нечего удивляться. Мэт просто физически чувствовал, как латрурийский воздух сопротивляется его магии. В отчаянии он спел первое, что пришло на ум из пожелания молодым людям:

Наверное, латынь сделала свое дело, потому что сопротивление мгновенно исчезло. Вот они были — и вот их не стало! Нет, все-таки не то чтобы мгновенно — они просто очень быстро растаяли, но без резкого хлопка, какой раздается, когда воздух врывается во внезапно образовавшуюся полость вакуума. Мэт опустил руки и глубоко вздохнул. Он порадовался, что они не успели привлечь лишнего внимания.

Тем более он удивился, когда чей-то палец постучал по его плечу и голос прямо над ухом проговорил:

— Превосходная работа. У меня бы лучше не получилось.

Мэт окоченел. Он узнал голос.

И очень медленно обернулся.

— Добрый вечер, ваше величество.