Маара и Данн

8

Когда Маара двинулась к центру Хелопса, за ней наблюдала не одна пара глаз. Конечно, свои следили за ней из окон. Кто еще? За все время проживания в городе она еще ни разу не направлялась на запад; поля, пастбища молочных животных, склады, резервуары, потоки — все это располагалось к востоку от квартала махонди, там она бывала ежедневно. Теперь же Маара решительно шагала в противоположную сторону, сначала мимо уютных домов махонди, мимо садов, по большей части заброшенных, ибо хозяева их покинули город. Весь год своего пребывания в Хелопсе Маара пользовалась защитой общины, привыкла ощущать себя ребенком, глядящим на мир, прильнув к сильной отцовской груди. Но сейчас она должна рассчитывать только на себя. Район особняков остался позади, теперь Маара шагала мимо маленьких домишек, по узким проулкам, где деревья потеряли листву, в воздухе клубилась пыль. Перед одним из домов за забором стояла молочница, за которой в былые времена кто-то ухаживал, кормил ее, поил. Но хозяин сбежал, забыв про животное. Маара открыла калитку, выпустила молочницу на улицу. Может быть, найдет нового хозяина. Маара держалась начеку, полагая, что может натолкнуться на шпионов махонди или хадронов. Пустота домов и улиц поражала. Неужели все сбежали из Хелопса? Ведь какой громадный город! До маячащих в перспективе башен еще далеко, к вечеру бы добраться… Наконец проулок влился в большую улицу, Маара натолкнулась на бегуна со стулом, ждущего клиентов. Наверное, шпион, скорее всего шпион Юбы. Она спросила о цене поездки. Ей показалось, что он сейчас нагло отрежет: «Пассажиров не беру», но парень наморщил лоб, подумал и буркнул:

— Десять.

Она отсчитала ему десять серых монеток, уселась на стул, и носильщик порысил по улице в направлении башен. Данну тоже приходилось выступать в роли носильщика: как с таким стулом на одного, так и со стулом, которые носят двое, держась за ручки спереди и сзади. Маара представила себе мускулистую фигуру брата, бегущего со стулом. Ее бегун тоже жилист, мускулист, но худ неимоверно. Рационы рабам срезали, но до голода городу еще далеко. Он ведь не спросил, куда нести, значит, знал, значит, ему сказали. Маара остановила носильщика там, где упорядоченная система улиц сменилась сутолокой улочек, переулков и проездов, отражающих отвращение первых поселенцев к громадам башен. Здесь уже двигался народ. Сойдя наземь, Маара заметила, что бегун оперся на стул, глядя ей вслед. Она быстро нырнула в харчевню-едальню, состоящую из одной весьма жалкого вида комнаты с несколькими столами и большой стойкой-козлами. На стойке куски хлеба на тарелках и кувшины с водой. Народу немало, но все почему-то враз повернулись в ее сторону. Разве рабы сюда не заходят? Маара почувствовала жажду, выпила стакан буроватой воды, чуть не забыв об оплате — не приходилось ей платить за еду. Забравшись в уголок, она сделала вид, что ничем не интересуется, и сидела, внимательно прислушиваясь к разговорам. О ней скоро забыли. Посетители — сплошь беднота, одежда на них со складов махонди. Все понурые, сутулятся, лица безрадостные. Услышанное Маару не поразило и даже не удивило, ибо, покинув относительное благополучие восточного Хелопса, она уже мыслила так же, как они. Здесь не делали различий между господами-хадронами и рабами-махонди. С точки зрения этих людей, и те и другие — беззастенчивые воры, притеснители, хапавшие все, что можно было захапать, пропускавшие мимо себя лишь жалкие ошметки, достававшиеся бедному люду. Маара поняла, что их комфортабельный пригород — лишь узкая кайма на краю громадного голодного города, льнущего здесь к настоящему центру, точнее — к бывшему когда-то настоящим, ибо город пустел на глазах. Ни махонди, ни хадроны, несмотря на свои густоячеистые шпионские сети, не имели представления, насколько их ненавидят и с каким удовольствием перерезали бы им глотки эти люди. Маара как будто услышала равнодушный голос Кандас: «Ну что ж, недовольные всегда найдутся, во все времена».

Маара сидела, поворачивая ухоженными пальцами стакан с мутноватой водой, через силу жевала хлеб и думала, что всего год назад такая трапеза показалась бы ей пиром. Она представляла себе умницу Кандас, флегматичную Иду, Юбу, о котором она привыкла думать как об отце, доброго и жизнерадостного Мерикса, Дромас, любящую своего мужа сказочной любовью, пожилых сыновей Кандас, Ларису с ее звонким смехом, целительницу Орфну, женщин двора — людей, которые стали семьей Маары и которых здесь ненавидели лютой ненавистью. Диким казалось ей это, необъяснимым.

На нее перестали обращать внимание, лишь иногда ловила она беглый взгляд, любопытный или враждебный. Женщина у стойки за ней следила, явно зная, кто она такая. Сколько ей платили? Главное — кто платил? Маара подошла к ней, спросила, сдает ли она комнаты. Женщина кивнула, спросила подчеркнуто равнодушно:

— Надолго?

— Не знаю. На сегодня, во всяком случае.

По лицу женщины проскользнуло что-то вроде усмешки.

— Вот как? — Усмешка проступила яснее. — Найдем комнатушку.

Маара вышла, внимательно наблюдая, не последует ли кто-нибудь за нею, но никого не заметила. Башни совсем рядом, громадные, безобразные, подавляющие все вокруг. Девушка почувствовала, как растет в ней озлобление против тех, кто построил эти башни, и это чувство связывало ее с людьми, оставшимися в харчевне.

Солнце садилось, заливая небо кровью заката. От башен на бестолковую мелочь окружающей застройки обрушились громадные тени. Маара вышла к дороге, перед которой возвышалось ограждение такого же типа, как у источников, похожее на кружева, которыми женщины во дворе украшали свои платья, но ржавое и во многих местах продырявленное. Маара обратилась лицом к северу и направилась в обход вокруг двадцати пяти башен, думая, что, прежде чем она найдет Данна, уже стемнеет. Почти сразу же наткнулась на того же бегуна с тем же стулом, молча сунула ему десять монеток и велела обнести себя вокруг башен, сообщив, что хочет глянуть на входы в туннели. Он не ломался, не удивлялся, но как-то насторожился, Маара заметила это по напряженности плеч, по изменению осанки. Сколько раз она наблюдала такую реакцию своего брата! Носильщик быстро обнаружил в стене подходящих габаритов дыру и нырнул в нее, вынес пассажирку на кольцевую дорогу. Входы шести башен юго-восточного квартала, который они огибали, были густо затянуты все той же колючей проволокой, без прорывов, однако почти тут же, рядом, зияла дыра туннеля, украшенная деревянным щитом с грубо намалеванным изображением желтого жука, вроде того, что Маара видела в горах над городом. Парень прорысил мимо испускающего зловоние туннеля, опасливо заглянув туда.

Еще две неудачные попытки. Один туннель через два десятка шагов уперся в каменный частокол, напоминающий зубастую челюсть ископаемого гиганта. Сквозь камни чернела дыра провала. Они пересекли гладкую твердую мостовую шоссе, ведущего на восток. И здесь никого. Маара глянула вдоль шоссе. Следуя по нему, можно было через час добраться до дома, до квартала махонди, до своих. Ей отчаянно хотелось этого, но она преодолела себя. За дорогой еще один туннель, на этот раз действующий. У входа сидели на земле две женщины, безучастно глядя перед собой. Из туннеля вывалилась группа мужчин, не обративших внимания ни на женщин, ни на Маару с ее стулом и носильщиком. Им вообще ни до чего не было дела, и пустые глаза их красноречиво сообщали почему. Они целеустремленно направились куда-то по кольцевой, вероятно в харчевню. Маара добралась до северного шоссе, оставив позади северо-восточный квартал. Интересно, по этому шоссе уходили на север беженцы? Маара не успела спросить. Бегун помотал головой:

— Слишком опасно.

В северо-западном квадранте несколько туннелей, возле каждого предупреждающие щиты с намалеванными на них жуками. Жуки… Можно ли существо размером с пятилетнего ребенка называть жуком? Маара поежилась, вспомнив это чудовище, и тут же одернула себя. До чего избаловалась, разнежилась! Жила ведь раньше средь жуков и скорпионов — и ничего, выжила.

Пересекли западное шоссе и сразу натолкнулись на большой, интенсивно используемый туннель. Возле входа группа молодых людей, как будто кого-то поджидающих. В руках у них палки, дубинки, за поясами ножи. Тоже «косые»: нажевались, насосались, надышались маковой отравы… Нет, скорее конопли. Который из двух туннелей ей выбрать? На объезд кварталов башен потребовалось больше времени, чем она ожидала. Ночь можно провести в харчевне, а с утра решить на свежую голову. Скорее всего в юго-западном квартале, он ближе. Усталый бегун потащил пассажирку по южному шоссе, которое она видела с небохода. Вскоре они приблизились к харчевне, Маара велела парню остановиться, и тот наклонил стул, и она спрыгнула… и увидела перед собой Кулика, вынырнувшего из-за угла в сопровождении двоих хадронов. Кулик впихнул ее обратно на сиденье и сам взобрался рядом. Бегун ничему не удивлялся, поднял поручни и запыхтел в каком-то известном ему направлении. Двое, сопровождавших Кулика, поглазели вслед и вернулись в харчевню.

— Куда? — спросила Маара, но ответа не получила.

Кулик сидел, перехватив поручень стула так, чтобы девушка не смогла спрыгнуть, в другой руке держа нож, готовый применить его против любого, в том числе и против нее. Два кошмарных шрама на физиономии, обращенные к Мааре, ничего хорошего не предвещали. Заросли они неровно, образовав уродливые рубцы и приподняв уголок рта, так что сквозь щель тускло высвечивались желто-рыжие зубы.

— Это дракон? — спросила она, не ожидая ответа, но он скривил физиономию и прохрипел, буравя ее глазами:

— Дракон. Водяной. Когтями. Ядовитыми. Но я не сдох. — Яду в его голосе не меньше, чем в когтях царапнувшего его дракона, и Кулик этим, очевидно, гордился. — У меня теперь аж в костях яд, я весь ядовитый, так что остерегайся, дрянь.

Они возвращались в восточные кварталы, миновали проулок, в котором Маара выпустила на волю молочницу. А вот и она: не в силах стоять, опустилась наземь, но рядом полевая рабыня махонди с ведром воды, отпаивает животное. Квартал махонди. Маара с ужасом подумала, не тащит ли он ее на виллу к старым жирным хадронам-наркоманам. Она решила, что лучше умрет, чем позволит прикоснуться к себе этим омерзительным чудовищам. Но носильщик миновал большой дом, окруженный свежим зеленым садом.

— Куда? — вновь спросила Маара, но Кулику было не до нее.

Территория чужая, опасная, в любой момент можно натолкнуться на махонди, на Юбу, Мерикса, Орфну, которые остановят их или, по крайней мере, поднимут тревогу. Бегун свернул в сад, окружающий дом, который, как знала Маара, использовался молодыми хадронами.

Носильщик стоял, тяжело дыша, утирая пот со лба. Кулик больно сжал руку Маары повыше локтя — и по его злобной ухмылке видно было, что боль он причинил ей умышленно, — поволок девушку вверх по ступенькам на веранду, на которой, мирно посапывая, спал стражник. Здесь Кулик постучал в створку открытой двери, и на веранду вышел молодой хадрон, которого Маара сразу узнала. Хадрон тоже ее знал. Он грубо бросил Кулику, не удостоив его взглядом:

— Убери лапу!

Преобразившийся из грозного чудища в ручную обезьянку Кулик отдернул руку, как будто ошпарившись.

Звали хадрона Олек, Маара знала, что это один из главарей мятежной молодежи. Над ним и сейчас нависала судебная дубина отсроченного приговора. Олек мягко подхватил Маару под руку и ввел в помещение, где она тоже увидела знакомые лица. Молодые хадроны восседали на подушках, расслабленные, спокойные — такие же, как и их папаши, Маара сразу это заметила. Нет, пока еще не пропитанные наркотиками, не обросшие слоями жира, но с тем же выражением ложного внутреннего величия в глазах, с теми же повелительными интонациями в голосе, что и их омерзительные предки. «А ведь такими же были махонди в Рустаме, — с горечью подумала Маара. — И такими же кажутся махонди тем горожанам в харчевне. И все горожане, в свою очередь, — жителям скальной деревни».

— Располагайся, Маара, — пригласил Олек, — указывая на подушки. — Сбежала? — В голосе его звучал не упрек, не обвинение, он как будто несколько свысока наслаждался необычной ситуацией.

— Беглая рабыня! — добавил еще кто-то, рассмеявшись.

Маара опустилась на низенькую скамеечку, глядя на развалившуюся «золотую молодежь» — так они себя называли — и думая, что и эти, пожалуй, уже точно такие же, как и теперешние властители Хадрона. Хотя сами молодые люди, разумеется, воображают, что они совсем иные.

— Зачем я здесь? — спросила пленница непринужденно, тоном чуть ли не дружеским, уместным среди равных. Во всяком случае, они ровесники, хотя бы возрастом равны.

— Интересно, удивишься ли ты, услышав ответ на свой вопрос.

— Попытайся меня удивить.

— Ты станешь моей наложницей, — сообщил Олек серьезным тоном, как бы переходя к деловой части беседы. — Будешь детей рожать. Для меня. Для нас. — У хадронов дети рождались и выживали хотя и чаще, чем у махонди, но не намного. — Мало у нас детей, мало, может быть, с рабынями получится лучше.

Маара заставила себя улыбнуться:

— Собираешься устроить гарем из махонди? И мной не ограничишься? Как на это посмотрит Юба?

— Юба посмотрит так, как ему прикажут. А тебя мы не крали, не захватывали в семействе. Ты сбежала, и мы поймали беглянку, действуя в рамках закона.

— А почему Кайру не поймали? Она ведь тоже сбежала.

— Ой, нет, спасибо. Знаю я вашу Кайру. С такими лучше не связываться, — ответил Олек под взрыв хохота.

В комнате присутствовали лишь мужчины, и смех такой, очевидно, часто раздавался под этой кровлей, когда обсуждались достоинства и недостатки особ иного пола.

— Если я тебе почему-то не нравлюсь, выбирай. Вон их тут сколько развалилось.

Маара обвела взглядом улыбающиеся физиономии и подумала: «Как фрукты на блюде».

— Есть тут одна загвоздка, — задумчиво промолвила она. — Дело в том, что я уже беременна.

— Но, Маара, от Мерикса еще никто не зачинал.

— От Мерикса — да. Но от Юбы…

Она заставила себя сидеть спокойно, улыбаясь, выдерживая озадаченный взгляд Олека, исследовавшего ее глаза, ее фигуру, ее поведение. Но вот он вздохнул, откинувшись назад, и даже слегка хохотнул.

— А с чего ж тебе тогда вздумалось сбежать?

— А с чего ты взял, что я сбежала? — ответила она вопросом на вопрос. — У нас все знают, где я и что делаю. Я брата ищу.

— И ты воображаешь, тебе понравится то, что ты найдешь?

— Откуда ты знаешь, что я найду?

— От твоего Кулика. Он достаточно осведомлен.

— То есть как это «от моего»? Почему Кулик «мой»?

— Он нам рассказал, что ты была его подружкой в скальной деревне.

Этого Маара уже не смогла перенести спокойно. Она вспыхнула, вскочила и, гневно сжав кулаки, крикнула:

— Врет! Врет! — Был бы этот Кулик здесь, она бы его убила. Несколько овладев собой, еще тяжело дыша, добавила: — Я бы посоветовала вам выбирать для услуг менее грязную публику.

— Каковы услуги, такова и публика, — спокойно возразил Олек. — Мы все о нем знаем, знаем, как он ворует, как кому и что продает. Он у нас в руках и приносит пользу.

— И вы считаете, что Кулику можно доверять?

— Пока мы ему достаточно платим — вполне.

— Я бы на вашем месте проверила, кому еще он оказывает услуги, — проворчала Маара, намекнув, что Кулик шпионит за молодыми в пользу старших хадронов. — Так вы меня отпустите?

— Что ж, отпустим, конечно. Желаю удачи с ребенком.

— У нас еще трое здоровеньких.

— Мало… Ох мало…

— Провожать меня не надо, дорогу найду.

— Нет уж, провожу, — сказал Олек и вышел с Маарой, не обратив внимания на спящего на веранде охранника. Очевидно, он ей не доверял и не хотел, чтобы она вернулась к центральным башням.

Во дворе сидели разряженные женщины: пели, играли с младенцами. «Тоже мне, цветочки, — подумала Маара. — Днем распускаются, на ночь закрываются, цветут и отцветают». Не радовала ее эта идиллия. Она переоделась в розовое платье, чтобы понравиться Мериксу, и пошла к Иде, желая посмотреть на себя в зеркальной стене. Давным-давно какой-то искусный мастер покрыл эту стену точно подогнанными один к другому кусочками отполированного блестящего камня, добытого в восточных горах, так что получилась покрытая тончайшей сеточкой стыков сплошная поверхность, отражающая все, что появляется перед нею. Маара замерла перед стеной, глядя на свою стройную фигуру, гладкую кожу, сияющие волосы, вновь выросшую грудь. Нет, никто теперь не сможет назвать ее уродиной. Она попыталась себе улыбнуться. Но проклятые серьезностью глаза улыбаться не желали. Большие, глубокие, печальные глаза. Она вздохнула, отошла от стены. Вернувшись в свою спальню, застала там Мерикса. Они бросились друг другу в объятия.

Вечером на собрании Маара рассказала о своих приключениях. В зале горели лампы, Мерикс сидел рядом с нею и держал ее за руку, как Юба обычно держал Дромас. Маара начала с самого важного, с ее точки зрения, с того, что ее похитили «младохадроны» в целях «размножения». И рассказала о своей лжи во спасение. Рука Мерикса разжалась и отдернулась от нее. Маара поняла, что это стало для него настоящим ударом.

— Это неправда, Мерикс. Я вынуждена была соврать, чтобы меня отпустили.

— Это неправда, — отозвался Юба, адресуясь к Дромас.

— Это неправда, — повторила Маара, тоже обращаясь к Дромас и повернулась к Мериксу. — Мерикс, уверяю тебя, это неправда.

Дромас пристально посмотрела на Юбу. Тот улыбнулся и погладил ее руку.

— Верь мне, Дромас.

Но Мерикс не глядел на Маару, и Мааре больно было смотреть на него.

— Начни-ка лучше с самого начала, — вмешалась Кандас. — И подробно.

— А то вы не знаете… — проворчала Маара.

— Не всё и не все. Рассказывай.

Народу в помещении в этот вечер собралось больше, чем обычно, человек около двадцати.

Маара начала с того, как она покинула дом, как шла по пустынным улицам; рассказала, как выпустила из-за ограды молочное животное, которое потом подобрала женщина махонди, рассказала о носильщике и харчевне, о трактирщице, которую кто-то предуведомил о ее прибытии.

— Не я, — вставил Юба.

— Да, конечно, это молодые хадроны, — согласилась Маара. — Они все подстроили.

Маара подробно рассказала о своем путешествии вокруг центральных кварталов, описала ограждения и дыры в них, туннели и предупреждающие щиты над входами. Отважилась взглянуть на Мерикса, но тот сидел отвернувшись. Заметила, что Дромас озабоченно следит за сыном.

Она описала подробно все, что случилось до похищения ее Куликом, и все, что произошло после этого, умолчав лишь о наглой лжи Кулика.

Когда она опять повторила то, что сказала Олеку, Мерикс отреагировал так, как будто он услышал об этом впервые.

— Мерикс, — обратилась она к нему. — Клянусь тебе, это неправда. То был мой единственный шанс на спасение. Верь мне.

Он покачал головой, как будто говоря, что все равно это слишком много, этого ему не вынести.

Народ загалдел, принялся подниматься, кое-кто направился к двери.

— Подождите, не уходите! — вскинулась Маара. — Я должна сказать еще кое-что.

Все снова расселись по местам.

И Маара произнесла страстную речь, призывая всех бежать из Хелопса как можно скорее.

— Вы можете взять с собой много пищи, одежду. И тогда вы не будете испытывать в пути тех лишений, что выпали на нашу с Данном долю. Но надо уходить. Не могу понять, почему вы этого не видите.

Все озабоченно переглядывались, но явно ей не верили.

— Здесь происходит то же, что происходило в Рустаме.

— В Рустаме ты была маленькой девочкой. Что ты можешь помнить?

— Помню. И здесь то же самое. Люди бегут. Даже преступники бегут. Сады умирают. Воды не хватает. Пищи меньше. — «Они еще не знают, насколько хуже жить там, в городе, — подумала Маара. — Живут здесь, на окраине, ничего не ведая».

— Были и раньше неудачные сезоны дождей, — сказала Ида.

— Ты сама говорила, что засуха затянулась и дела идут все хуже. Маджаб пустеет, об этом беженцы сообщают. Я в харчевне слышала. Там почти никого не осталось, в Маджабе. Год назад мы над ним пролетали, видели людей, оживленный был город, как Хелопс сейчас. Но это в прошлом. В скальной деревне мы слышали, что Рустам опустел и постепенно скрывается под песком. Сейчас песком заносит уже и скальную деревню, и Маджаб.

Она замолчала. Люди разглаживали отсутствующие складки на одежде, стряхивали с нее несуществующие пылинки, не глядя друг на друга. Потом принялись переглядываться, улыбаться, пытаясь улыбками сгладить, стереть впечатление от услышанного.

— Надо собираться, складывать вещи и уходить, — еще раз начала Маара.

— Маара, твое нервное состояние вполне объяснимо, — попыталась урезонить ее Кандас. — После того, что ты перенесла, вещи видятся в мрачном свете. Но за плохим сезоном придет хороший, все вернется в прежнее русло.

— Нет, одного сезона не хватит, — возразила Маара, и Юба согласно кивнул.

— И еще одного обстоятельства ты не учитываешь, Маара, — убеждала Кандас. — Чем больше народу покинет город, тем меньше ртов нам придется кормить.

— Хадроны нас не выпустят, — добавил Юба.

— Хадроны уступят силе, — не сдавалась Маара. — В твоем подчинении стража.

Но по лицам окружающих она видела, что слишком велико усилие, которое они должны предпринять, чтобы преодолеть себя. Их избаловала эта жизнь в достатке, изнежились они…. Но все же надо, надо их заставить!

И Маара продолжала уговоры. Затем ее вдруг озарило:

— Открой занавес, Кандас! Покажи карту.

— Нет, Маара, на сегодня достаточно. — И Кандас повернулась к собравшимся. — Я от лица всех присутствующих благодарю Маару за сообщенные нам сведения. Всего хорошего, дорогие мои.

Приглушенно переговариваясь, споря, люди разошлись.

Маара и Мерикс вернулись в свою спальню, и она вновь принялась разубеждать его, а он все так же сомневался. Нет, нет и нет! Не ложилась она с Юбой, и в мыслях у нее этого не было.

— Ты должен мне верить!

И он, кажется, поверил. Оба расплакались, слившись в объятиях, рухнули на постель и начали бурно ласкать друг друга. Они совокуплялись снова и снова, и наконец утомленный Мерикс вздохнул:

— Если ты сегодня забеременеешь, я так и не узнаю, сына моего ты родила или брата.

— Опять! — Маара с упреком посмотрела на него. Как раз наступило самое благоприятное для зачатия время ее цикла.

— Ты так отдаешься мне, как будто любишь меня… Но ведь ты меня покидаешь.

Она действительно жадно льнула к Мериксу, как будто хотела слиться с ним неразрывно. Сказался напряженный день, калейдоскоп впечатлений, образов, из которых наиболее живо выступали скорбные глаза молочной скотины. Да, Маара собиралась покинуть Хелопс, но знала, что сердце ее останется с этими людьми, с ним.

Утром всех созвал Юба, сообщил о только что полученном приказе Карама. В приказе содержалось два пункта. Первый касался женщин, приставленных к молочным животным. Карам отмечал, что они регулярно воруют молоко, и обещал, если такое повторится, нещадно их отодрать. Тем самым им напомнили, что они рабыни и должны знать свое место. Вторым пунктом предлагалось отослать четырех девушек-махонди к молодым хадронам. Когда они прибудут, им предоставят свободу выбора половых партнеров из имеющихся молодых людей. Если забеременеют, то при желании смогут вернуться к своим.

Собравшиеся сразу зашумели, принялись возмущаться, протестовать. Но Карам определил девушек поименно, продемонстрировав осведомленность в структуре общины махонди и знание не только внешности, но и характеров женщин-рабынь.

Маара снова собралась к башням. Юба сказал, что отпустит ее лишь с охраной.

— Но вчера-то ты отпустил меня без охраны.

— Если б я знал о подготовке похищения, вообще задержал бы тебя.

— Хадроны говорят, что Данн болен, Юба. Мне, возможно, придется остаться там, чтобы за ним присмотреть. — Это означало: «Ты ведь не разрешишь привести его сюда».

— Приводи его сюда, — тут же решил Юба. Это означало, что вопрос о Данне обсуждался руководством махонди.

Отрядили четверых бегунов. В трех стульях разместилось по двое охранников, с Маарой уселся еще один с увесистой дубиной и обнаженным кинжалом.

На этот раз она точно знала, куда направляться, и они прибыли к туннелю еще до полудня. Шестерых охранников оставили снаружи с бегунами и оружием. Маара хотела отправиться в башню одна, но сопровождающий сослался на приказ Юбы и отправился с нею.

Они задержались у входа. Оба боялись и этого не скрывали. Ветерок из туннеля попахивал гнилью. Маара зажгла жировой факел, охранник принял его и поднял над головой. Теперь она радовалась, что этот крепкий парень сопровождает ее. Они двинулись в туннель по утоптанной земле. Прочные пересохшие стены, низкий потолок. Прошли мимо убитого желтого жука. Он валялся в туннеле давно, жесткие щитки надкрылий уже отвалились. Под потолком раскинули сети пауки, но пауки здесь не страшные гиганты, а обычного размера, настороженно следящие бусинками глаз за прохожими.

Через четверть часа нескорой ходьбы добрались до конца туннеля, вышли на воздух, огляделись. Над ними нависли шесть башен юго-западного квартала.

— Центральная башня, второй уровень, — сказала Маара, и они зашагали мимо периферийных башен, обратив внимание, что наносы пыли у их оснований не носили отпечатков ничьих следов.

Подошли к Центральной башне. Ступеньки, ведущие к входу, частично засыпаны песком, дверь полусорвана, косо свисает с петель. Они вошли в заменявший вестибюль длинный коридор, рассекавший пополам нижний этаж здания. Возле входа находились машины, когда-то перемещавшие посетителей наверх при помощи системы веревок и грузов, но ими уже давно никто не пользовался. Лестницей, однако, пользовались, на ней множество пыльных следов. Первый уровень пронизывал коридор, ведущий к разбитому окну. Телохранитель шагал сразу за Маарой, сжимая нож и дубину. Он обратился к Мааре строго, приказным тоном:

— Если кто-то выйдет тебе навстречу, сразу прячься за меня. Если нападут сзади, отбеги вперед, но недалеко, чтобы не терять меня из виду.

Лестница во второй уровень оказалась длинной, однако никого они так и не встретили. Снова длинный коридор, множество дверей, примерно три или четыре десятка.

— Я иду вперед, — сообщил ей охранник и добавил, предупреждая возражения: — Так мне приказано.

И они принялись обследовать комнаты. Везде пусто, осколки разбитых горшков, мусор, тряпки, щепки… Тяжелый запах мака, слабый — конопли. И никого.

— Куда они все девались? — вырвалось у Маары.

— На север подались, — отрезал охранник. Сунувшись в одиннадцатую или двенадцатую дверь — они сбились со счета, — охранник осмотрел помещение и пропустил Маару вперед.

— Осторожно, — напомнил он.

Три тела у противоположной входу стены. Спят. Или мертвы? Воздух омерзительный, тошнотворный. Охранник уже весь позеленел, едва сдерживал рвоту. Руку с ножом он прижал ко рту, с ужасом смотрел на тела. Маара почувствовала, что ноги тянут ее к двери, но пересилила себя. Она наклонилась над ближайшим телом. Человек закрыл лицо рукой, возможно предохраняя глаза от света. Этот почти не дышал. Любой его вздох мог оказаться последним. Махонди. Рядом — явный покойник. Тоже махонди. Горло его перерезано, на полу блестящая лужа крови.

Третий лежал ничком, но форма головы сразу сказала Мааре, кто он. Она опустилась возле Данна на колени, перевернула. Накачан наркотиками. Лицо, руки, ноги в болячках.

— Данн, это я, Маара.

Не открывая глаз, он застонал. Попытался пошевелись губами. Со второй попытки чуть приоткрыл рот.

— Маара, — прохрипел он. — Маара…. Я убил гада, Маара.

Маара, казалось, что-то поняла. Она посмотрела на обоих соседей Данна, мертвого и умирающего. Лица очень похожи. Может быть, братья. Данн был их пленником, но главным образом пленником своей давней одержимости.

— Он… гад… Был… гад…

В углу Маара заметила бидон, сопровождавший их в странствии. В нем немного воды. Она влила воду прямо из емкости в рот Данна, сухие губы которого казались двумя червяками, независимыми от тела. Они как будто рванулись навстречу струйке.

— Встать сможешь?

Конечно, он был не в состоянии подняться, но Маара спросила это, потому что не могла объединить в сознании эту полумертвую развалину и своего гибкого, живого, подвижного брата. Охранник передал Мааре кинжал и дубину, преодолевая отвращение и отворачивая физиономию, поднял Данна на руки — легко, без видимого усилия. Рядом с местом, где лежал Данн, она увидела на полу трубки, шарики мака, спички, мешок сушеного зеленого листа. Маара схватила спички, спрятала их. Охранник удивленно смотрел на нее. Он не знал, что такое недостаток спичек.

Она глянула на умирающего, и охранник сказал:

— Этот, считай, уже умер.

И действительно, казалось, что тот уже перестал дышать.

Маара и страж с Данном на руках отправились в обратный путь, спустились по лестнице на первый уровень, ниже, к выходу. Данн обвис в мощных руках стражника, но глаза уже держал открытыми.

— Воды… — прохрипел он, и Маара влила брату в рот остаток мутной жидкости из бидона, который тоже захватила с собой.

Снаружи Данн поднес руку к глазам, защищаясь от света. Маара обрадовалась, увидев, что он в состоянии шевелить руками. У выхода из туннеля они чуть не столкнулись с двумя девушками.

— Где народ? — с ходу спросила Маара.

Девушки замерли от страха, глядя на кинжал и дубину, потом быстро прошмыгнули мимо, прижимаясь к стене.

— Куда все подевались? — крикнула им вслед Маара.

— И зачем мы остались! Шпионы! Махондские шпионы! — причитали удирающие девицы.

Охранник уложил Данна на сиденье между собой и Маарой, забрал у нее оружие. Данн стонал, закатывал глаза. Движение носилок причиняло ему боль, укачивало. Маара доставила Данна к дому Орфны. Она не хотела, чтобы кто-то еще видел ее брата в таком ужасном состоянии. Старший охранник снова поднял Данна на руки, бегуны и остальные стражи сбежались поглядеть — и отвернулись, поспешили прочь, подальше от дыхания смерти.

Данна уложили на кровать, Маара принялась благодарить своего стража и попутчика, но тот едва ее дослушал и тоже поспешно удалился. Подошла Орфна, осмотрела больного, подняла его безжизненную руку.

— Значит, это и есть знаменитый Данн.

В чистом белом платье, с красным цветком в волосах, она стояла над кроватью как выходец из иного мира.

— Что ж, приступим, — сказала Орфна и вышла в комнату, в которой держала лекарства.

Она вернулась с пахучим напитком и с помощью Маары принялась вливать этот напиток в рот Данну. Тот глотал, не приходя в сознание, медленно, механически.

— Очень хорошо, — заключила процедуру Орфна и стянула с себя платье, оставшись лишь в белых штанишках. Маара уставилась на роскошные груди целительницы, в сравнении с которыми ее скромные выпуклости казались жалкими прыщиками. — Если не хочешь измазаться, разденься. Чего уставилась, у тебя и свои растут очень быстро. Когда ты появилась у нас, вообще ничего ведь не было. — Маара тоже сняла платье, подарок Мерикса. — Ну, взяли!

Они подняли безжизненное тело, перенесли его в соседнюю комнату, уложили в большое мелкое корыто. Орфна принялась поливать Данна нагретой на солнце водой, в которой развела травные настойки. Хотя грязен Данн был чрезвычайно, но все же не так, как год назад, когда они спустились с гор в Хелопс. Вода с тела сливалась черная от грязи и крови, свежей и запекшейся. Когда тело очистилось, они обратили внимание на множество мелких ножевых шрамов вокруг пояса, как будто ритуальных. Разглядев рядом со шрамами круглые плоские выпуклости, Маара поняла, что таким образом Данн спрятал под кожей золотые монеты.

— Не надо! — восклицает она, видя, что Орфна хочет надавить на одно из этих круглых пятен. Взгляд Орфны поднимается на Маару, брови ее изумленно изгибаются. Она ждет объяснений. — Позже… Потом… Я объясню…

Грязную воду выплеснули на солнцепек — там выгорит вся смытая с Данна грязь, вся зараза. И второй раз его омыли травной водой, Орфна осторожно очистила лицо его, вымыла волосы. Обтерли, снова уложили в кровать. Обстригли отросшие ногти, растерли кожу маслом. Орфна озабоченно осмотрела рот, воспаленные десны и расшатанные зубы, такие же, как были у Маары, когда она прибыла в Хелопс. Сейчас у нее во рту сияют два ряда здоровых белых зубов, и она надеется, что Данн тоже скоро сможет без боли жевать и без стыда демонстрировать свои выздоровевшие зубы.

— Итак, перед нами знаменитый Данн, — повторила Орфна. — Похож на тебя. Будет похож, когда поправится. — Вот она у кровати больного, крупная, с пышной грудью, фигуристая, пышет здоровьем и, как кажется, добротой. Выглядит довольной, ибо пациент ее не столь страшен, как казался вначале. Орфна нырнула в платье, вернула в волосы цветок.

— А сейчас, Маара, я тебе советую удалиться, ибо дальнейшее очень непривлекательно.

— Нет, Орфна, я останусь.

Целительница привязала Данна к кровати, подкладывая под веревки мягкие подушечки и сложенные в несколько слоев тряпицы, прикрыла простыней и села рядом.

— Тебе не довелось видеть, как выходят из макового тумана? Маара, я тебя еще раз предупреждаю…

Маара тоже оделась, уселась рядом. «Он, конечно, не знает, что я здесь… — думала она. — А вдруг чувствует?..»

Какое-то время Данн спал или просто лежал без сознания, а может, то и другое вместе, но потом вдруг застонал, его затрясло, он начал рваться, скрежетать зубами, хотя, казалось, все эти действия оставались бессознательными. Как будто спящий бьется с кошмарами или утопающий борется за свою жизнь, пытается вырваться на поверхность. Маара боролась с возникшим в ней желанием развязать брата, обнять его тощее тело, как обнимала в детстве, убежать с ним, защитить его… Но она знала, что Орфна поступает правильно, верила, что та вылечит его, и сидела тихо, наблюдала.

Пришли Юба и Дромас, наведались Кандас и Мерикс, а за ними и множество других, лица их напоминали Мааре физиономии стражников и носильщиков, а возможно, и свою собственную физиономию, когда она смотрела на умиравшую молочницу — которая все-таки не умерла, потому что Маара выпустила ее на улицу, а еще какая-то женщина напоила бедное животное. И Данн тоже не умрет.

Мерикс зашел еще раз, ближе к ночи. Орфна возилась с лекарствами, Маара дремала, сидя рядом с Данном. Мерикс попытался поднять Маару, увлечь ее за собой, уложить в постель, но она лишь крепче вцепилась в руку брата. Мерикс постоял рядом, погладил Маару по голове, поцеловал ее и вышел, провожаемый взглядом Орфны.

— Ты вот груди моей завидуешь, — усмехнулась она. — Но у тебя есть мужчина, а у меня нету.

Орфна вливала в Данна свои исцеляющие и усыпляющие микстуры, а ближе к утру заявила, что то, что входит, должно и выходить, и подсунула под Данна плоскую посудину, решив, что момент настал. Она попыталась стимулировать выход экскрементов, но Данн при первом же прикосновении вскрикнул. Орфна раздвинула его ноги, и обе увидели, что анус Данна превратился в сплошной воспаленный синяк, отливающий черным и зеленым, что сфинктер разболтан и кровоточит. Маара ничего подобного не могла даже представить, но знающая Орфна проворчала:

— Они забавляются этим, пока молодые, и не думают, что в старости в штаны валить будут из-за своих забав.

— В старости… — повторила Маара. Снова она поняла, что живет иной жизнью, не той, к которой привыкли эти изнеженные существа. — Ты уверена, что многие из нас доживут до старости?

— Я непременно доживу, — сказала Орфна, обильно смазывая промежность Данна целебной мазью. — Буду мудрой старухой, знаменитой целительницей. Все, и хадроны тоже, будут стремиться попасть ко мне на прием.

— Они и сейчас стремятся.

— И моя лечебница будет намного больше, и я буду учить других лекарей, и выращу других великих целителей.

Орфна улыбалась Мааре мягко и уверенно, с едва лишь заметным вызовом, отражающим ее глубоко запрятанные сомнения.

— Знаешь, — начала Маара после долгой паузы, — я усвоила здесь одну истину. Хочешь, скажу?

— Конечно, — сразу проявила интерес Орфна, чуть улыбнувшись. «Ну вот опять», — означала эта улыбка.

— Ты можешь сколько угодно говорить людям правду, но они не смогут тебе поверить, не смогут понять, если на себе не испытали того, о чем ты говоришь. Вот я, к примеру, скажу тебе: «Орфна, ты не сможешь ничего купить, если у тебя нет денег», — и ты ответишь: «Да, разумеется».

— Да, разумеется, — повторила Орфна, снова улыбнувшись.

— Но ты не поймешь, как можно ходить с кучей монет, на каждую из которых можно купить дом или три часа полета на небоходе, и не иметь при этом возможности купить хлеба или спичек, так как у тебя нет мелких денег.

— Разменять золото. В чем сложность?

— Именно в этом сложность.

Весь следующий день Данн метался, вопил, стонал, требовал, умолял дать ему маку. Орфна его мольбам не внимала, как ни в чем не бывало ухаживала за пациентом, пичкала разными снадобьями. К ночи он совершенно изнемог, и Орфна дала ему снотворного настоя на конопле и маке.

— Но ведь это продлит его мучения, — насторожилась Маара.

— Мака здесь очень мало, но, чтобы успокоить, достаточно. Прекратить полностью разом — можно, но опасно. Он слишком слаб, может не выдержать.

И Данн заснул здоровым сном, а Маара пошла к Мериксу, и он обнял ее, как будто обрел сокровище, которое считал утерянным навеки.

Так проходили дни. Маара и Орфна боролись за Данна, вытаскивали его из болезни, а на ночь Маара возвращалась к Мериксу.

И вот Данн снова здоров, хотя и слаб. Маара спросила, что удерживало его в башне столь долго. Брат поднял взгляд к потолку, как будто пытаясь найти там ответ. Он смотрел в потолок, а Маара и Орфна глядели на него, держа его за руки, каждая со своей стороны кровати.

Данн рассказал, что сбежал, когда узнал, что в башнях укрываются беглецы. Там он присоединился к группе беглых рабов, по большей части махонди, но были среди них и хадроны, попадались и другие. Только мужчины. Женщины держались обособленными группами, опасаясь изнасилований. Шайка, в которую вошел Данн, промышляла воровством с полей, затем перешла на наркотики со складов, через посредников. Он упомянул Кулика. Сначала Данн лишь продавал наркотики, затем и сам пристрастился к ним. Тут речь его потеряла связность, он начал запинаться, заикаться.

— Там был… очень злой человек. — Это уже голос маленького Данна. — Злой дядька. Он сделал Данну больно.

Его память отказывалась воспринимать слишком страшные для него факты.

— Может быть, злых было двое? — спросила Маара?

— Двое? Двое? — Глаза Данна забегали, он явно не хотел неприятных воспоминаний.

— Когда мы тебя нашли, рядом лежали двое, — медленно проговорила Маара, внимательно следя за братом. — Один полумертвый, умирающий, при последнем издыхании. Второй мертвый, с перерезанным горлом.

— Нет, нет! — встрепенулся Данн, удерживаемый девушками.

Орфна предостерегающе подняла палец и тут же поднесла Данну успокоительное.

Данн заснул, а Маара сидела рядом и размышляла. Как и в первый раз, он объединил двоих воедино, слил их в образе «гада», «злого дядьки», которого и убил. Одного.

Возвращение к пережитому в башне отбрасывало Данна в детство, он начинал говорить с детскими интонациями, по-детски гримасничал, но вскоре пароксизмы детства его оставляли, он мрачнел, часами лежал, не желая пошевелиться, не видя ухаживающих за ним женщин, удивляясь, когда случайно взгляд его падал на одну из них.

«Мы сидим тут, возле него, чистые, аккуратные, и даже я воткнула цветок в прическу, — думала Маара. — Конечно, ему кажется, что мы из иного мира, как будто снимся».

Вскоре у Орфны появился еще один больной. Привели бушующую Иду, вообразившую, что ее драгоценный ребенок умер, — на самом деле младенец пребывал в добром здравии, вместе с двумя другими служил усладой всей общине.

Иду поместили в соседней комнате, Орфне не приходилось далеко бегать от одного пациента к другому. Маара оставалась с Данном, наблюдала за его выздоровлением, довольно болезненным, как будто он просыпался, стараясь вырваться из мира кошмарных сновидений. Однажды Маара застала брата сидящим на кровати, глубоко наклонившись вперед; он отвел в сторону гениталии и рассматривал область анального отверстия, заживающего, но все еще страшного. Лицо его исказила гримаса отвращения, он откинулся на спину, прикрыл глаза рукой, не желая встречаться взглядом с сестрой.

Почти месяц назад четыре девушки ушли к молодым хадронам, и три из них забеременели. Юба навещал их и сообщил, что им там очень неплохо, они всем довольны. Они больше не считали хадронов противными, две забеременевшие даже захотели остаться со своими партнерами. Еще четыре девушки отправились к хадронам, теперь там жили уже шестеро махонди. Двор опустел. Половина женщин ушла к хадронам, хотя вернулась одна беременная. Забеременевшая от хадрона. Рук не хватало, и Маара помогала готовить пищу. В город она больше не выходила, боясь повторного похищения. Она не беременела, и Мерикс меланхолически заметил:

— Да, значит, ты и вправду не спала с отцом.

— Я все время твержу тебе об этом! — укоризненно вскинулась на него Маара.

Данн покинул койку в лечебнице и вышел во двор, где работали женщины, но переполнявшее его мрачное беспокойство пугало окружающих, и он удалился в комнату собраний. Здесь тоже произошли изменения. Занавес, скрывавший карту, отдернут. Маара в своем познавательном рвении так часто пользовалась картой, что Кандас почти перестала ее закрывать. Данн сидел там, хмуро разглядывая карту, и Маара навещала его, как только находила свободную минуту.

Состояние Иды улучшилось, но она продолжала донимать всех обвинениями и жалобами, ругала Кайру и жалела, что хадроны не успели ее «уволочь к себе и обрюхатить». Она вдруг закричала, что Данн вор, — в тот самый день, когда он обнаружил, что пропали спрятанные на дне его мешка золотые монеты, которые он не успел засунуть под кожу. Данн пожаловался Юбе, и тот заверил его, что золото ему обязательно вернут. А пока Ида сидела за столом, играя одиннадцатью сияющими желтыми дисками. Пальцы ее как будто всасывали из этих металлических кружочков счастье и покой.

Маара спросила Данна, причиняют ли ему беспокойство монеты, погребенные под кожей, и Данн ответил, что да, беспокоят, но лишь когда о них думаешь.

— Может быть, стоит попросить Орфну сделать то же самое для меня, — подумала вслух Маара.

— И не мечтай, не буду! — замахала руками Орфна.

— Помнишь, ты сказала, что не стоит прятать их в задницы или в твою щель? — припомнил Данн давно забытый разговор с Маарой. — Ты была права. Когда ищут, туда в первую очередь заглядывают.

Эта тема явно показалась Орфне неудобной. Она перевела умоляющий взгляд с брата на сестру:

— Ну, Данн, дорогой… Маара…

Позже, оставшись наедине с братом, Маара сказала:

— С ними нельзя так. Они жизни не видели. Для них все надо смягчать.

Вскоре Орфна принесла Мааре большое ожерелье из ореховых скорлупок. Крупные овальные коробочки и вправду хорошо подходили для монеток, но ожерелье на тощей шее Маары смотрелось громоздко, сразу привлекало внимание — да и кто же путешествует в ожерельях!

— Так и будешь держать все в одном месте? — спросил Данн, кивнув на талию Маары, которую по-прежнему обтягивал монетный пояс.

— А что делать? Волосы у меня еще не отросли.

— Может, в башмаки? В рабочих башмаках можно много чего спрятать.

— Башмак и потерять нетрудно, и стащить могут.

— Наверное, лучше всего в кармане для ножа.

— Да, одиннадцать монет там как раз поместятся.

— Поместятся, но сначала их надо вернуть.

— Ида немного свихнулась, — пояснила Орфна. — Ее можно назвать слегка сумасшедшей.

— Тебе нужен нож, Маара, — вспомнил Данн. Он хотел покинуть Хелопс немедленно, но Маара и Орфна бурно запротестовали, ссылаясь на его еще слабое здоровье.

Скоро на Хелопс навалился второй за время пребывания здесь Маары и Данна сухой сезон. Молочная скотина не желала покидать своих сараев, чтобы не дышать пыльно-песчаной смесью, пронизывавшей воздух снаружи.

— Теперь жди бунтов в городе, — пророчествовала Лариса по поводу очередного снижения пайков. Хотя она знала, что народ покидает город и там уже почти никого не осталось, усвоить это ей и остальным махонди было трудно.

Из двенадцати молодых женщин, переселившихся к хадронам, десять забеременели, причем шесть из них решили остаться на новом месте с людьми, которых они еще недавно считали врагами.

Маара надевала теперь слишком большое платье и носила его не подпоясывая. Ведь прошло уже четыре месяца с того дня, когда она сообщила хадронам о своей якобы беременности.

Данн все торопил с уходом, пока сухой сезон не высосал из Хелопса всю жизнь. Маара понимала, что он прав, но сердце болело при мысли о необходимости покинуть Мерикса. Надо — но никак.

Юбу вызвал Карам, расспрашивал о состоянии детишек. Как бы между прочим осведомился о Мааре. Как ее здоровье и как состояние плода?

Юба напустил на себя гордый вид счастливого родителя и закивал головой.

— Очень хорошо, спасибо, вполне здорова. Да, действительно, пора бежать.

Вечером накануне бегства община в полном составе, с детишками, собралась в зале заседаний. Маара и Мерикс надели лучшую одежду, которую Маара хранила на дне своего мешка, и выглядели женихом и невестой. Послышались восхищенные возгласы, все удивлялись качеству ткани, отделке, окраске, кружевам.

— Я его хочу! — воскликнула Ида. — Дай его мне!

— Не получишь, — сурово сказал Данн и тут же добавил: — А я получу мои монеты. Отдавай золото!

Ида надулась:

— Ида хочет монетки. Не отдам монеток.

Данн шагнул к Иде.

— Отдай немедленно!

— Нет, нет, нет… — залепетала Ида и сразу почувствовала на своем горле лезвие ножа.

— Отдай, не то зарежу!

Она завопила что было мочи, вытащила из-за пазухи кошелечек, и Данн сразу выхватил его из ее руки.

Все замерли, пораженные. Маара тоже. Но она понимала мотивы брата и подошла к нему:

— Данн, Ида всего лишь шутила, — попыталась разрядить обстановку Дромас.

— Шутила… Она жизнью шутила. Своей и нашей.

Конечно, после такого инцидента собрание развалилось.

В помещении повисла неловкая тишина, все взгляды устремились к двери. Но Маара тут же вскочила и обратилась к Кандас с просьбой открыть карту.

— Я хочу кое-что сказать.

В этот вечер карту скрывал занавес, и Кандас неохотно потянула за шнур, открыв ее. По глазам большинства присутствующих Маара увидела, что те не понимают значения этого странного изображения. Для них это была какая-то диковинная вещь, почему-то ценная для Кандас. Некоторые не проявляли к карте вообще никакого интереса, даже голов не повернули. Кандас подвинула к карте лампы, интересующимся стало лучше видно. Эту сцену Маара всегда вспоминала, думая о Хелопсе. В комнате около двадцати человек. Женщины в мягких цветных платьях, с распущенными по плечам волосами, мужчины в желтых домашних одеждах, на всех падает мягкий свет ламп.

При первом же взгляде на карту бросалось в глаза изобилие белого — этим цветом закрашена вся верхняя половина от левого края до правого. От белого вниз на голубом фоне отрастали большие раскрашенные в разные цвета фигуры. На одной из них крупными буквами написано: «ИФРИК». Карта эта не отличалась изяществом исполнения, характерным для вещей, вроде тех, что были надеты на Мааре и Мериксе. Ее довольно грубо намалевали на светлой коже. Ясно выделялись швы, соединяющие шкуры, зрителю следовало делать определенное умственное усилие, чтобы не принять их за изображенные на карте линии.

На другой фигуре, похожей на Ифрик, написано: «ЮЖНЫЙ ИМРИК». Обе фигуры раскрашены, на них нанесены черные линии, обозначающие реки, и точки городов с надписанными рядом названиями. Маара понимала, что люди не поймут изображенного на карте без дополнительных объяснений. И Кандас, как будто нерешительно, медленно приступила к пояснениям:

— Вот это, белое, — лед. Льда никто из нас никогда не видел. Лед — белый камень, в который превращается вода, когда очень холодно. Лед и снег. А это… — Она показала на нижнюю часть. — Это мир без льда. Мы живем здесь, в Ифрике. — И Кандас ткнула в точку на карте. — Вот эта точка — Хелопс. — Послышались охи и вздохи. Народ удивлялся, какой, оказывается, большой мир и какой маленький Хелопс. — Но не надо думать, что мир такой плоский, как эта карта, — продолжила Кандас, вытаскивая из ниши в стене под картой что-то большое и круглое и водружая этот предмет на стол.

Это оказалась большая кормовая тыква, внутри полая, а снаружи разрисованная белым, синим и другими цветами. Но на этом шаре белого цвета было намного меньше, чем на карте.

— Вот, посмотрите. — Кандас указала на белое пятно на верхушке тыквы. — Здесь лед. Немного здесь, немного снизу. Таким мир был давно, говорят, двадцать тысяч лет назад, может, и больше. Здесь, — она провела рукой по глобусу, а затем указала на верхнюю половину карты, — было тепло. Много городов, много людей, никакого льда. Но потом климат изменился, лед разросся и закрыл все это. Города исчезли подо льдом. Мир уменьшился. — Она показала на Ифрик и Южный Имрик. — Но когда-то мир был большим. — И снова жест на глобус.

Маара, испытавшая этот процесс на себе, представляла, что сейчас творится в умах людей, сопоставлявших громадное и ничтожное. Они думали, что Ифрик невообразимо велик, потому что Хелопс на нем всего лишь точка. Смотрели на выступающий из-подо льда треугольник, который Кандас назвала Индом и на котором вроде бы — хотя, кто знает? — тоже проживало много людей, снова переводили взгляд на Хелопс, — тот был для них миром в центре Хадрона, который Кандас очертила пальцем в центре громадного Ифрика.

— Здесь льда никогда не было. Ифрик льда не знал. Южный Имрик тоже льда не знал. Климат много раз изменялся, но льда не было. Так мы считаем. И в Инде льда не было. И на островах… — Она указала еще дальше, где на синем выделялись вспышки других цветов. — Мы моря не видели и вряд ли увидим, но некоторые о нем слышали. Море — это вода. Много соленой воды. Большую часть мира закрывает вода. — И она повернула тыкву, чтобы показать.

— Откуда ты это знаешь? — обиженно, почти возмущенно спросила одна из женщин.

Маара поняла ее переживания. Так люди реагируют, когда рушатся их представления, руководствуясь которыми они существовали в мире.

— Все знания из древних библиотек, из-под песка. — И она повернулась к Мааре. — Ты хотела что-то сказать.

Маара подошла к стене и обвела взглядом лица присутствующих, лица недовольные, недоверчивые. Лица людей, не желающих ничего узнавать.

— Это произошло быстро, — начала Маара. — Так мне рассказала Кандас. Вот таким, — она показала на глобус с небольшими белыми нашлепками вверху и внизу, — мир был пятнадцать тысяч лет назад. А потом, за каких-то сто лет, лед расползся и занял все это место.

— За каких-нибудь сто лет! — насмешливо повторила семнадцатилетняя девица. Для нее что сто, что тысяча лет одинаково непонятно, все равно как слова беседующих взрослых, услышанные играющими на полу детьми.

— Здесь жили люди, здесь было много городов. — Маара показала на верхнюю часть тыквы. — Здесь было много еды, много воды. И все это рухнуло, и людям пришлось убегать, потому что они знали: лед наступает. И все это не намного больше, чем два раза по семнадцать лет.

Из глаз девицы брызнули слезы.

— Такое может наступить очень быстро, поймите же, — заклинала Маара. — Все это, — она медленно повернула глобус, — такое удобное, обжитое, привычное — превратилось в пустыню, покрылось льдом.

Люди вздыхали, им было неуютно здесь, не терпелось уйти.

— Маара беспокоится о нас, — сказал Юба. — Она хочет, чтобы мы ушли из Хелопса.

— Куда?.. Как?.. Почему?.. — послышались голоса.

— На север. Там много воды и пищи.

Нет, этого им не осилить. Даже тем, кто уже слышал речи Маары. И они пятились, ускользали, выходили из зала.

Данн, не обращая внимания ни на уходящих, ни на остающихся, сказал Мааре, что им завтра рано вставать и что пора паковаться. Его не интересовало внимание или невнимание общины. К нему подошла лишь Орфна, обнявшая своего пациента и напомнившая, что мак опасен, и особенно ему.

Мерикс и Маара не ложились. Маара и Данн укладывали мешки, а Мерикс мрачно следил за ними.

На самое дно мешка Маары легли древние праздничные наряды, так украсившие ее и Мерикса. Оставшаяся коричневая рубаха. Зеленое домашнее платье и синее. Мерикс настоял, чтобы она взяла их. Легкие башмаки. Штаны и рубахи Мерикса, которые она носила на выход. Чистая рубаха рабыни. Спички, мыло, гребень. Соль, лепешки, сухофрукты. Небольшой мех с водой на случай, если она оторвется от Данна.

В мешок Данна легли одежда раба, набедренные повязки, еда. Сверху поставили заполненный водой старый бидон с чистой водой из глубокого колодца. Он облачился в ту старую одежду, в которой прибыл в Хелопс, считая, что так лучше всего. Одиннадцать золотых спрятал на дно кармана для ножа. Маара тоже натянула ту одежду, в которой пришла. Орфна пришила к ней карман для нового ножа в кожаных ножнах. На голову Маара надела маленькую шерстяную шапочку.

Кандас прислала за ней, позвала попрощаться. Маара застала ее перед картой, верхняя часть которой была закрашена белым.

— Упрямая ты, Маара. Ты понимаешь, в какое положение меня ставишь? Я должна либо удержать тебя силой, либо отпустить навстречу страшным опасностям.

Маара, к удивлению своему, поняла, что Кандас вот-вот заплачет. «Значит, ей не все равно, что случится со мной», — подумала она.

— И бесчувственная. Ты разбиваешь сердце Мериксу.

— Я буду помнить вас всех. Буду думать о вас.

Кандас горько усмехнулась:

— Ты сможешь думать о нас, потому что ты жила с нами и знаешь, как мы живем. А как мы сможем думать о тебе, не зная, где ты и что с тобою?

И Кандас действительно заплакала. Маара осторожно подошла к ней, обняла старую женщину, несшую на хрупких плечах тяжкую ношу ответственности за судьбу общины.

— Ужасно, ужасно… — прошептала Кандас. — Видеть, как твоя семья уменьшается. — Она овладела собой, оттолкнула Маару, в голосе ее звучала горечь. — Люди рисковали собой, жертвовали жизнью ради твоего спасения. Горда… И не только он. Драгоценные дети… А ты…

— Кандас, но чем эти дети столь драгоценны? Ты так считаешь. Кто еще? Вы рабы хадронов. Кем бы мы ни были в Рустаме, это осталось там, под песками. Если уж мы столь драгоценны, то нам следует выжить. А как мы выживем здесь?

С каменным лицом Кандас протянула Мааре кожаный кошелечек с мелочью.

— Иди. Если кто-нибудь направится к нам, передай весточку.

— Кандас, никто теперь не пойдет на юг, никто. Неужели ты не понимаешь?

На веранде Мерикс и Маара обнялись, смешивая слезы на прижавшихся одно к другому лицах. Данн оперся плечом о столб, глядя в сторону восходящего солнца. Предыдущим вечером Данн навестил Фелис.

— Что, не понравилось в рабах? А сестра твоя где?

— Мы хотим на север. Сколько?

— Куда?

— В Речные города.

— Там вы не задержитесь. У них тоже дела идут неважно. За две монеты на каждого я доставлю вас до большой реки. По ней можно двинуться дальше. Приходите сюда завтра сразу после восхода.

Данн молча кивнул.

— Последний рейс. Здесь нечего больше искать, а Маджабу уже давно конец.

Вернувшись к Мааре, он услышал от нее:

— В последний раз Фелис подобрала нас, потому что ей дали указания заманивать одиночек и доставлять их к хадронам. Почему ты думаешь, что она не обманет нас?

— Мы заплатим четыре золотых. Кроме того, она нас не обманула и в тот раз.

— Она может взять четыре золотых и продать нас еще кому-нибудь.

— Но ведь она предупредила нас в прошлый раз, так?

— Ладно, все равно выбора нет.