Львиный престол

Глава десятая ХАЛЬК, ВТОРОЙ РАССКАЗ

Тарантия, столица Аквилонии, королевский дворец.

Ночь с 12 на 13 день первой зимней луны 1288 г.

«…Так называемый „Мятеж Четырех“, произошедший в начале зимы 1288 года по основанию Аквилонии, целиком и полностью был на совести Аскаланте, герцога Тьерри, сумевшего объединить вокруг себя людей, не только недовольных нынешним королем, но, что самое немаловажное, способных к активным действиям, а не праздно рассуждающих о недостатках правителя. Собственно, в Заговоре Четырех принимали участие пять человек, но пятый — герцог Дион, прямой родственник безвременно усопшего Нумедидеса — был лишь безвольной игрушкой в руках Аскаланте и его приспешников. Зато таковыми отнюдь не были капитан Черных Драконов Громал и боссонец Волмана-Карлик. Что же до поэта Ринальдо, то его участие в заговоре можно объяснить лишь высоким авторитетом среди дворянства и его неподражаемым умением оправдать какие угодно действия своих покровителей…»

Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства

Hасколько я помню, в одной из первых своих историй о событиях, предварявших эту незабываемую ночь, я упоминал об одном странном (если не сказать — противоестественном) желании: хочу, мол, увидеть своими глазами настоящий государственный переворот. А ведь известно, что стоит лишь сильно захотеть — и любое твое желание исполнится. Правда, все произойдет не совсем так, как ты представлял.

Признаюсь откровенно — я с удовольствием поучаствовал бы в комплоте против покойного Нумедидеса, но увы, здесь меня опередили Конан и его приятели-пуантенцы во главе с Просперо. Может быть, я даже съездил бы, например, в Коф или Аргос, чтобы понаблюдать изнутри за подготовкой заговора против Мило или Страбонуса…

Конан мне однажды рассказывал некоторые киммерийские легенды, из которых следовало, что судьбу каждого человека, по воззрениям варваров, определяют три великанши-Норны, плетущие нити жизней. Если это правда, то Норна, отвечающая за мою судьбу, была ужасной неряхой, а ниточка получилась неровной, в узелках, переплетшаяся с другими, еще более небрежно свитыми нитями. Вот и случилось так, что нынешней ночью я вынужден участвовать в попытке свержения короля Конана Аквилонского (который вовсе и не Конан, а демон знает что) и делается это ради того, чтобы вернуть трон опять же Конану, но теперь уже настоящему (правда, все заговорщики твердо уверены, что как раз он-то поддельный)… Улавливаете суть? Я, честно признаться, не очень.

В довесок ко всем помянутым чудесам можно добавить новое пикантное обстоятельство: не далее, как нынешним вечером, за три колокола до полуночи, подлинный Конан и неизвестно откуда появившийся в Тарантии король Кофа Страбонус самым таинственным образом исчезли из Обители Мудрости, где должны были отсиживаться до полуночи, а с ними пропал и мой старинный приятель Робер Ди Монтобье. Никто, включая здешнего сторожа и охранников на воротах, не видел, когда, куда и с кем помянутые господа отправились. Однако в наших комнатах, куда мне и Мораддину пришлось подняться, все было перевернуто вверх дном, а мебель отчасти разломана. Граф Эрде с уверенностью заправского сыскаря заявил, что здесь произошла драка. Крови, впрочем, не видно, и это обстоятельство немного успокаивает. Следовательно, Конан никого не убил, да и сам не пострадал. Странно другое — некоторые его вещи, включая широкий пояс, кошелек с деньгами и выкованный гномами кинжал в беспорядке валялись на полу.

— Либо им пришлось бежать, — заключил Мораддин после осмотра комнат, — либо… Может быть, их схватили? В конце концов, тайная служба Аквилонии не бездействует и барон Гленнор по приказу нашего ямурлакского дружка вполне мог выследить убежище…

— Здесь Обитель Мудрости, — возразил я. — Право неприкосновенности…

— Оставь, — поморщился граф. — Когда действуешь в интересах государства и короля, можно пренебречь условностями. Пойдем-ка, сторожа расспросим.

К моему величайшему удивлению, сторож, сидевший на первом этаже дома для вагантов, был трезв как стеклышко. На все расспросы он односложно и боязливо отвечал, что ничего не видел, ничего не слышал и ничего не знает. А гости месьора Робера сегодня вообще не появлялись.

— Вранье, — Мораддин с обычной ласковостью в глазах оглядывал едва заметно дрожащего старика. — Просто тебе посоветовали не раскрывать рта? И пригрозили, что излишняя болтливость чревата?..

— Не понимаю, о чем речь, — отрезал сторож. — Шляются туда-сюда всякие люди по сотне раз на дню, я что, всех должен помнить?

Не подействовали ни угрозы, ни увещевания, и даже на увесистый кошелек с золотом старик посмотрел, словно на ядовитого паука.

— Его здорово напугали, — недовольно проворчал Мораддин, когда мы вышли на площадь и отправились к воротам Обители. — Знакомый стиль работы. Вначале происходят некие загадочные события, потом к свидетелям заявляется вежливый, очень приличный с виду человек, намекает, что действовало учреждение, о котором и думать-то страшно, не то, что упоминать вслух, и непринужденно советует помалкивать. Можно еще расспросить стражу у ворот, но добиться вразумительных ответов будет, скорее всего, невозможно.

— А что мы скажем Аскаланте? — я расстроился едва не до слез. Что такого могло случиться с Конаном и интриганом-кофийцем? — Все подготовлено, и если переворот не состоится сегодня, он либо не состоится никогда, либо в этой большой игре за корону проиграем мы с Конаном!

— Постой, — Мораддин замедлил шаг и зажмурившись, потер себя ладонью по лбу. — Давай рассуждать логически. Я отчетливо вижу два варианта развития событий. Во-первых, Конан и Страбонус сумели отбиться и, не захватив даже самые необходимые вещи, сбежали и скрылись в городе. Они знают, куда и в какое время нужно придти, и, следовательно, объявятся сами незадолго до полуночи. Во-вторых, нельзя исключать возможность их ареста гвардией, либо тайной службой барона Гленнора. Куда их отправят? Либо в Железную башню, либо во дворец. Последнее наиболее вероятно.

— Почему? — не понял я ход мыслей графа Эрде.

— Тицо обязательно захочет поговорить с настоящим Конаном, а заодно выяснить у Страбонуса, чего ради тот находится в столице Аквилонии, — как о само собой разумеющемся ответил Мораддин. — Надеюсь, подменыш не сумеет разговорить варвара и кофийца до полуночи. Иначе все пропало.

— Точно, — я слегка похолодел. — И Аскаланте с его заговорщиками во дворце встретят клинки церберов Паллантида. Да нас попросту перебьют!

— Пожалуйста, успокойся, — ответствовал Мораддин. — Конан и Страбонус отлично знают, что нужно продержаться до полуночи и тогда придет помощь. А теперь прекрати страдать и выслушай меня. Если мы скажем Аскаланте, Волмане и остальным, что кофийский король и подготавливаемый к обретению трона двойник исчезли при настолько странных обстоятельствах, эти господа могут перепугаться. Вот тогда нам действительно придется туго. Мы с тобой лучше промолчим. Скажем герцогу, что Конан и Страбонус будут ждать остальных возле дворца.

— Да? — жалобно переспросил я. — Представляешь: мы приходим к Приречным воротам замка, нас встречает Громал и говорит, что никто не появлялся. Как прикажешь поступать дальше? Нас наверняка заподозрят и Аскаланте все отменит.

— Ошибаешься, — рассмеялся Мораддин. — Ты плохо знаешь людей. Герцог и его приятели будут слишком раззадорены и не отступят даже перед лицом явной опасности.

Я немножко успокоился. Граф Эрде, десять лет прослуживший во дворце туранского императора и еще пятнадцать — в тайной службе Немедии, наверняка знает, о чем говорит. Он по роду своей деятельности гораздо чаще встречался с заговорщиками, преступниками и шпионами, и должен был отлично изучить стиль поведения людей наподобие герцога Тьерри или боссонца Волманы.

Мораддин не упустил случая задать несколько вопросов стражникам, охранявшим ворота Логиума, но, как и ожидалось, отставные вояки, нанятые советом профессоров для охраны спокойствия в Обители Мудрости, «не видели, не знали, не слышали» и так далее. Мы вышли на набережную и отправились в сторону моста Тысячи Львов, ведущего на восходный берег.

Смею заметить, что этот четвертый и последний в пределах столицы мост через Хорот является одной из главнейших достопримечательностей Тарантии. С каждой стороны этого огромного сооружения, возведенного в самом начале правления Вилера, установлены пятьсот небольших коронованных бронзовых львов, попирающих лапой извивающуюся змею, символизирующую что-то неопределенно-враждебное. У скульптора, создавшего образец для этих одинаковых статуй, была несколько испорченная фантазия, отчего львы более походили на длинномордых гривастых собак с выпученными глазами и почему-то с парой хвостов без кисточек. Однако летописи утверждают, что скульптура безумно понравилась Вилеру и молодой король приказал установить на мосту не сотню изваяний, как планировалось изначально, а полную тысячу. Отчего ограда моста более напоминает строй гвардейцев, внезапно принявших вид лупоглазых чудищ. Я несколько раз катался в лодке по Хороту и всегда умилялся: проплывая возле моста Тысячи Львов, путешественник получает прекрасную возможность обозреть пять сотен повернутых в сторону реки сверкающих на солнце звериных задниц с задранными хвостами. О чем, интересно, думал архитектор, планируя расстановку скульптур?..

Кстати, единственный сохранившийся памятник Вилеру на Монетной площади (все остальные были уничтожены по приказу благодарного племянника, то есть Нумедидеса) представляет из себя сидящего на троне короля, погруженного в глубокую задумчивость, а у ног монарха расположился точно такой же лев, принявший, однако, более пристойную позу.

— Ужасно, — фыркнул Мораддин, когда мы приближались к мосту по одетой в мрамор набережной. — В стремлении к монументальной пышности тарантийские архитекторы иногда переходят границы приличий.

— Неправда, — немедленно заступился я за свою столицу, — Конан задумал план расширения и перестройки города. Надеюсь, он догадается снести наиболее уродливые скульптуры и…

— …И прикажет поставить свои статуи, — продолжал ехидничать Мораддин. — Воображаю: конный памятник нашему варвару с поверженным у ног драконом и осыпающими короля цветами благодарными красавицами. Впрочем, у нас в Бельверусе можно отыскать скульптурные перлы и почище… Взять хотя бы статую короля Атаульфа II. Если посмотреть сбоку, то кажется, что длинный, свернутый в трубку свиток, который он держит у пояса…

— Не продолжай, и так все понятно, — я свернул на мост, минуя навязчивых торговцев сладостями и печеньем. — Идем быстрее, Аскаланте давно ждет.

— Без нас не начнут, — хмыкнул Мораддин. — Но раз уж ты вспомнил об Аксаланте, то, пожалуйста, попытайся вразумительно объяснить мне, каким образом тебе удалось вырваться из дворца и очутиться в доме нашего почтенного герцога?

— Меня украли, — я едва не рассмеялся, — вчера днем. Конечно, Громал пошел на изрядный риск, но…

И я начал рассказывать.

Для начала, несомненно, стоит упомянуть о Тицо. Это удивительное существо, способное мыслить логически не хуже мэтров философии и просчитывать все свои действия на несколько ходов вперед, на свою беду недостаточно хорошо изучило человеческий род. Помнится, давным-давно, еще в Пограничье, мы рассуждали о Хозяине Небесной горы, и кто-то высказал суждение, что, если этот Хозяин чужд нашему миру, то он непредсказуем для нас. А теперь я получил подтверждение тому, что Тицо, способный безошибочно определять развитие политической обстановки, категорически не понимает образ мыслей отдельных людей. Тицо не сумел (даже за время нашего долгого путешествия в Пограничье) уяснить непреложную истину: человек почти всегда думает об одном, говорит прямо противоположное, а действует и вовсе неожиданно, не сообразуясь ни со своими мыслями, ни с разговорами. Я предположил, что это чуждое миру людей создание происходит из Вселенной, где подобные ему твари обычно соотносят действия своим замыслам. И прямо говорят об этом.

Здесь кроется главнейшее отличие Тицо от обычного человека. Он может предугадать поступки «толпы» (толпа всегда предсказуема, нужно лишь обладать достаточным опытом, чтобы увидеть ее стремления), но Тицо не умеет разделить общую массу людей на отдельных личностей. А как известно, историю делают именно личности, а не абстрактный «народ» или аморфное «человечество». И вот теперь Тицо нарвался на целый сонм Личностей с большой буквы, которые не укладываются в неведомые правила, составленные таинственным народом, из которого он происходит, или установленные им самим. В этом его первоначальная и самая важная ошибка. Да, он сумел захватить власть и довольно успешно начал осуществлять свой план по «спасению» нашего мира неизвестно от чего, однако Тицо не понял, что его откровенность губительна. Нельзя доверять свои тайны людям, даже если они обещают всемерное содействие твоим замыслам. И, кроме того, Тицо не учитывал возможность появления невероятных случайностей, способных сломать его замыслы.

Только, на мой взгляд, этих «случайностей» набралось излишне много. Я не особо верю в помощь богов (боги живут сами по себе, и люди их мало интересуют), но после странных происшествий последних двух лун поневоле задумаешься о некоем божественном вмешательстве, направляющем нашу странную компанию, возглавляемую Конаном и Мораддином…

Знать бы только, к чему это приведет?

Помните, я говорил недавно о беседе, состоявшейся между мной и Конаном-не-Конаном? Тицо раскрыл свои карты, почти полностью доверился мне, рассчитывая на ответное содействие с моей стороны. Я прилежно сделал вид, что согласился с его выкладками и буду помогать. Тицо с удивительной для настолько разумного создания легковерностью принял мои слова за истину и приказал перевести из Железной башни в Тарантийский замок. Он, конечно, принял меры предосторожности — мне нельзя было уходить дальше внутреннего дворика и Зимнего сада, и было запрещено спускаться на первый этаж. Я даже удостоился особой чести — по приказу «короля» библиотекаря Халька, барона Юсдаля, постоянно сопровождали два гвардейца из Черных Драконов.

Поздно ночью с 10 на 11 число первой зимней луны меня проводили по подземному ходу из тюрьмы в королевский замок и доставили в библиотеку. Комнаты во время моего затянувшегося отсутствия содержались в полном порядке, в спальне лежало чистое белье, горел растопленный камин, а стол загромождали тарелки с едой. Я плюнул на все необычные новости, на собственную неудачливость и возможные опасности, переоделся и сразу улегся спать. Более всего меня беспокоила мысль о том, что Конан и вся наша компания бросятся этой ночью (либо завтра с утра) меня спасать. И, несомненно попадутся властям. Но теперь уже ничего не поделаешь — предупредить варвара я не могу…

Спал я долго — почти до полудня одиннадцатого числа. Позавтракал, умылся и попробовал отправиться гулять по замку. Покинув комнату, я с изумлением обнаружил, что за спиной маячат двое здоровенных хмурых гвардейцев, не отходивших ни на шаг.

Долго рассказывать о событиях от полудня до третьего колокола. Можно отметить лишь мою мимолетную встречу с исключительно недовольной и мрачной юной дамой. Она целеустремленно даже не шла, а неслась по коридору, держа под мышкой толстенный фолиант, переплетенный в черную кожу. Я ее раньше никогда не встречал. По этикету мужчина, увидев незнакомую женщину, должен представиться, что я и сделал. Не слушая, девица равнодушно кивнула, бросила сквозь зубы: «Очень рада» и проследовала дальше, в сторону Зимнего сада. Кто она такая и как здесь оказалась — осталось для меня загадкой.

Потом случилась встреча с Энундом — единственный светлый лучик, промелькнувший за последние дни. Грифон выздоравливал, однако бродил по дворцу с оскорбленно-спесивым видом, достойным гвардейского центуриона, которого на королевском приеме облил вином пьяный кадет.

— Привет, — ядовито сказал Энунд, ничуть не удивившись моему внезапному появлению в замке. И сразу начал говорить гадости. — Плохо выглядишь. Похудел. Бороду зачем-то сбрил…

— Как я рад!.. — я едва не завыл от восторга, однако грифон жестко пресек мои излияния.

— Шел бы ты отсюда, — со злостью в голосе проговорил Энунд. — Здесь тебя ничего хорошего не ждет. Ты видел Конана?

Я подумал и осторожно ответил:

— И того, и другого, — я знал, что грифон умеет чувствовать .

— А-а… — более миролюбиво протянул Энунд. Кажется, он понял, что я имел в виду. — Поговорим вечером. Я сейчас иду к графине Эрде, она мне нравится. Госпожа Ринга все знает, только не может придумать, что делать дальше.

— Но… — я раскрыл рот, а Энунд, не обращая внимания на мое замешательство и удивление, махнул хвостом, украшенным дурацким голубым бантиком, и быстро затрусил в сторону Зимнего сада.

«Ничего себе! — Я туповатым взглядом провожал уходящего по коридору грифона. Мои мысли окончательно спутались. — Следовательно, очаровательная жена графа Мораддина во дворце? И знает обо всем? В какую же мерзкую историю мы вляпались… Не стоило ездить в Ямурлак и подбирать этого маленького ублюдка Тицо!.. Бедная Эвисанда, — подумал я несколько некстати, — надеюсь, фаворитка короля не догадывается об истинном положении вещей.»

Я окончательно расстроился и пошел наверх, в библиотеку. Два лейтенанта гвардии неотступно следовали в пяти шагах позади.

Караул сменяли каждые два колокола. Часы отбили три пополудни, я корпел над изрядно запущенной «Хроникой» и вдруг слышал, как возле моих дверей раздались четкие и резкие команды начальника развода. Потом голоса затихли. Мне оставалось лишь взять чистые листы пергамента и начать заносить в «Хронику» все события, связанные с путешествием в Пограничье и нашим возращением в потерянное Конаном королевство. К счастью — или к сожалению? — никто не тронул тщательно хранимый мною запас пуантенского вина в ореховом шкафу, и я, откупорив бутылку, постоянно прикладывался к источнику, из коего многие черпают мудрость и красноречие. Вскоре выяснилось, что на дне этой бутыли истина не обнаружилась. В тщетной надежде отыскать таковую, я откупорил следующий сосуд.

— Ты позволишь войти? — я уже хорошо захмелел, когда от дверей в коридор раздался уверенный и низкий голос. Кто же это?

Я обернулся. Ага, гвардеец. Черный Дракон, носящий на рукаве четыре серебристых нашивки капитана и значок ордена Малого Льва на груди. Постойте, как же его имя? Точно, Громал, барон Лакруа. Высокий, темноволосый человек с резковатыми чертами лица и фиолетовыми глазами. Когда-то, еще при Нумедидесе, Громал занимал должность, принадлежащую ныне Юнию Паллантиду.

— Заходите, барон, — радушно пригласил я неожиданного гостя. — Хочешь выпить? Красное пуантенское, двадцатилетней выдержки. «Рубиновая лоза», очень вкусное…

— Благодарю, — кивнул Громал. — Извини, Хальк, но не могли бы мы пройти из твоего кабинета в хранилище рукописей?

Таковое располагалось справа от жилых помещений библиотекаря и представляло собой цепь совмещенных длинных залов, охватывающих не менее половины закатного крыла королевского дворца. Даже сквозь туман, навеянный сладким вином, я понял, что Громал опасается лишних ушей. Уж больно спокойная и безразличная физиономия была у этого служаки, помнящего самого Вилера.

Я не без труда поднялся с кресла, едва не опрокинув при этом чернильницу, и осторожно зашагал к огромной двери, ведущей собственно в помещения библиотеки. Барон Лакруа неслышным скользящим шагом следовал за мной.

О, этот запах древности! Едкая пыль, аромат древнестигийского папируса и выделанной телячьей кожи! Новомодная бумага, изготовляемая из древесины, вообще не пахнет стариной. Огромные стеллажи, почти в три человеческих роста, десятки тысяч тугих свитков и толстенных книг в драгоценных переплетах… Вот, пожалуйста, переписанный четыреста лет назад свод проповедей святого Эпимитриуса, забранный в золото и украшенный рубинами, достойными облагородить корону самого богатого монарха мира — туранского императора… Если бы я, как и канцлер Публио, был вором, то давно бы владел замечательным поместьем на солнечном зингарском или аргосском побережье и имел бы значительный вклад в надежнейших торговых домах Офира… И почему только я такой честный?

— Хотелось бы поговорить, — чуть настороженно сказал Громал, когда мы оказались в комнатах летописей. — У тебя, как я вижу, неприятности? Домашний арест? А вчера ты был в самой Железной башне?

— Пришлось, — с нарочитой беззаботностью ответил я. — Король теперь не благоволит ко мне.

— Король… — вздохнул барон Лакруа. — А что ты вообще о нем думаешь? О Конане, я имею в виду?

Следующую четверть колокола Громал в разговоре ходил вокруг да около, не давая мне понять, что же привело капитана гвардии в скромный кабинет летописца. Расспрашивал о моих взаимоотношениях с Конаном, почему-то завел речь о дворянской чести и наследии Эпимитриуса… Сначала я решил, что барона подослал ко мне король (вернее, Тицо в облике короля), но вскоре из осторожных речей гвардейца стало ясно — он желает выяснить для себя мнение некоего Халька из Юсдаля о всем, происходящем ныне в стране. Наконец, я подсознательно почувствовал, каких речей ждет от меня Громал, и брякнул напрямую:

— Вообще-то корону Аквилонии захватил совершеннейший ублюдок. Не дворянин и даже не коренной аквилонец, гандер или подданный пуантенского герцогства. Вылез из какой-то дыры, прошлое более чем сомнительное, манеры… — я небрежно махнул рукой и поморщился. — Одно слово — варвар. И как только аквилонское дворянство позволило этому быдлу взять в руки скипетр великих королей-Эпимитреев?..

— Смелые речи, — прокашлялся Громал и на всякий случай оглянулся — нет ли кого чужого в библиотеке. — Весьма смелые. Ты не боишься, что я донесу?

— Все-таки ты дворянин, — оскорбился я за свое сословие. И решился задать прямой вопрос: — Ты всегда недоговариваешь? Не думаю, что ты пришел просто так, лишь желая выяснить мое мнение насчет Конана и дел в государстве…

Громал шумно выдохнул, будто решаясь, и выпалил:

— Тебе не нравится нынешний король? Мне тоже. Ты правильно сказал — я дворянин. Разве люди нашего положения могут терпеть верховодство необразованного и жестокого дикаря?

Насчет «необразованного» Громал несколько погорячился. Конан отлично говорит на четырех языках, понимает еще несколько, пишет и читает на двух (аквилонском и туранском), а также весьма искушен в науках исчисления, географии и истории. Единственно, всему этому киммериец учился не в Обители Мудрости, а на собственном опыте. А его «жестокость» слишком преувеличена: по сравнению с некоторыми дворянами, засекающими своих крестьян до смерти плетьми и отбирающими у них последнюю корку хлеба, Конан кажется посланцем Митры. По крайней мере, он никогда не убивал только из прихоти.

— Согласен, — однако ответил я Громалу. — Так жить нельзя! Только не представляю, что делать? Дикаря поддерживает пуантенская гвардия и пограничные отряды в закатных провинциях. Герцог Просперо, опять же…

— Просперо два дня назад уехал в Немедию, — как бы ненароком припомнил барон Лакруа. — И вернется очень не скоро. Вот что, Хальк… — барон отошел назад и отточенным движением извлек из ножен метательный нож. — Благороднейшие семьи королевства хотят избавиться от Конана. Сейчас у тебя нет причин почитать нынешнего короля. Его убьют через день. Присоединяйся.

«Ого! — подумалось мне. — Интересно, которого короля Громал имеет в виду? Настоящего Конана или Тицо? Если гвардеец рассчитывает свергнуть Тицо, то я обеими руками буду помогать заговору. Только зачем Громалу понадобился нож?»

На всякий случай я выразительно покосился на зажатый в руке Черного Дракона клинок, а потом вопросительно посмотрел в глаза Громалу. Он все понял.

— Боюсь, мне придется тебя убить в случае отказа, — просто сказал гвардеец. — За попытку к бегству и за нападение на стражу… Я не могу подвергать риску все предприятие. Ты можешь выдать нас случайно…

— О, боги! — я молитвенным жестом поднял руки над головой и зажмурил глаза. — Вчера меня едва не угробили в Железной башне сторонники Конана, сегодня пытаются зарезать его противники! О чем речь, Громал? Разумеется, я согласен! У меня нет оснований хранить верность варвару после этой беспочвенной и оскорбительной опалы. Только ответь, что нужно делать?

— Пойти со мной, — твердо проговорил Черный Дракон. — Мои подчиненные выведут тебя из замка и доставят к… одному дворянину. Он тебе расскажет подробности.

— И многих вы уже убедили таким образом? — я снова посмотрел на обнаженный кинжал, а Громал, проследив мой взгляд, убрал его в ножны. — И вообще, для чего вам потребовался какой-то летописец и библиотекарь? Я не имею никакого влияния при дворе и занимаю одну из самых невеликих должностей…

— Если ты войдешь в новое правительство канцлера… — Громал осекся, явно не желая называть имя, — тебя поддержит Гандерланд. Согласись, при дворе не так много гандеров и в основном это младшие сыновья дворян, гвардейцы, имеющие гораздо меньший вес, чем ты. С нашим переворотом согласится Боссония, возможно, Тауран и прежде всего господин Донфрон, герцог Танасульский. В оппозиции останутся лишь пуантенцы, но они не захотят разорительной гражданской войны. А ты убедишь своих соотечественников…

Вот тогда я показал себя откровенным стяжателем. Выдал ошеломленному такой напористостью и жадностью Громалу обширный список должностей, которые я хотел бы занять при дворе нового канцлера. Имя претендента на трон меня пока не слишком интересовало — рано или поздно заговорщики сами его откроют.

— Все гандеры — мелкие лавочники, — пробормотал Черный Дракон, но, заметив мой яростный взгляд, буркнул: — Извини. Я не хотел тебя обидеть. Если ты согласен, идем. Вещей никаких не бери. У дверей стоят верные мне люди. У одного с собой запасная форма Черных Драконов. Через полстражи сменится караул, в нем будут находиться лейтенанты Паллантида. Вскоре их найдут зарезанными. Ты понимаешь, что тогда пути назад у тебя не будет?

«Весело… — мне на мгновение стало нехорошо. — Как у них все замечательно продумано! Подчиненные Громалу гвардейцы подтвердят перед центурионом, что я находился в комнате до смены стражи, а потом выйдет, что я убил охранников Паллантида и сбежал из дворца. Тут уже не только обвинение в государственной измене привесят, но еще и в убийстве!»

Однако я решился. Быстро переоделся в выданную Громалом форму личной гвардии короля, затем мы с капитаном покинули помещение библиотеки (стражники сделали вид, будто мимо проплыли бестелесные тени и смотрели прямо вперед, даже не покосившись на нас), а потом Громал беспрепятственно вывел меня к хозяйственным воротам замка. Там обычно принимали продовольствие, доставляемое крестьянами для дворцовых кухонь. У калитки меня ждал человек в одежде простого горожанина.

— Попытаешься сбежать — найдем, — равнодушно глядя куда-то в сторону, сказал Громал напоследок. — Ступай с проводником. В доме упомянутого мною дворянина тебя будут ждать.

И мы пошли. Как ни странно, тарантийцы ничуть не обращали внимания на непривычную для меня военную форму, хотя мне казалось, что сейчас на улице раздастся крик: «Эй, поглядите, Хальк поступил в гвардию!»

Я несказанно поразился, когда увидел над воротами нужного дома герб Аскаланте, герцога Тьерри.

Да, герцог со мной поговорил. На свой страх и риск я соглашался со всеми его речами и старательно ратовал за свержение безродного ублюдка, усевшегося на трон Эпимитриуса. А вечером в доме Аскаланте внезапно появились Мораддин, Тотлант и Эйвинд…

Остальное вам уже известно.

…Мы с графом Эрде миновали мост Тысячи Львов и свернули по Восходной набережной направо. Сейчас предстояло объяснение с руководителями заговорщиков и надо было врать без зазрения. Мол, подменный Конан и государь Страбонус придут к воротам Тарантийского замка самостоятельно и проводники им не нужны.

Будучи наслышан об осторожности и непредсказуемости Страбонуса вполне способного изменить свои планы в последний миг, я рассчитывал, что Аскаланте и его приближенные нам поверят.

Однажды в своей «Хронике» я попытался описать события одной весенней ночи, пользуясь скупыми рассказами очевидцев и делая собственные умозаключения на основе намеков участников драмы, разыгравшейся некогда в Тарантийском замке. Вы, наверное, поняли, что я имею в виду организованный Конаном и герцогом Пуантенским переворот с целью свержения Нумедидеса.

Разумеется, в летописи я несколько приукрасил часть обстоятельств — ночь тогда была вовсе не грозовая, заговорщики были одеты не в черные плащи и полумаски, а кто во что горазд, и Нумедидес уж точно не встречал Конана и Просперо на ступенях трона с обнаженным мечом. Расписывая в «Хронике» бесславный конец династии Эпимитреев, я рассчитывал донести до будущего читателя обстановку таинственности и пробирающего до костей холодного ужаса. А заодно представить состояние души заговорщиков — и страх, и радость, и смятение с азартом…

Прежде я был уверен, что правильно передал чувства убийц прежнего короля. Но сегодня меня постигло горчайшее разочарование — оказывается, участвовать в перевороте совсем неинтересно. Отчасти даже скучно и буднично. Никаких наводящих дрожь декораций наподобие бьющих с неба молний, ревущего ветра и шныряющих над крышами летучих мышей, никакого зловещего перешептывания и кривых кинжалов, смазанных ядом, и, разумеется, господа заговорщики не были облачены в приличествующие случаю одежды: желательно черные, с масками и надвинутыми на лицо капюшонами. А Аскаланте, в карете которого я ехал к замку, вообще поверг меня в состояние, близкое к обмороку, проворчав: «Пожри меня демон, я сегодня из-за этой авантюры даже не пообедал…»

Переворот у них, понимаешь. Короля они едут убивать… Все насквозь неправильно!

Выслушав за прошедший день объяснения разных людей и насколько возможно трезво оценив обстановку, я твердо уяснил для себя, что заговор изначально держался на кофийских деньгах и на удивительно умном человеке по имени Аскаланте, герцог Тьерри. Его воззрения на Конана было довольно простым — если трон занимает неизвестный никому варвар, а не Эпимитрей, то почему я, человек с родословной, восходящей к самому Алькою, точно так же не могу претендовать на корону? Этим простота герцога Тьерри и ограничивалась. Аскаланте, по-видимому, однажды приняв предложение кофийского посла, с которым был в большой дружбе, связался с королем Кофа и выяснил, что Страбонус тоже не хотел бы видеть на троне Аквилонии сильного независимого человека. И, между прочим, питал к Конану неприязнь личного свойства. Они мигом сошлись во мнениях и разыскали безвольного, откровенно туповатого «кандидата в короли», единственным достоинством которого была чистота крови. Все-таки граф Дион — троюродный брат Вилера по мужской линии.

Но мне кажется, что, вовсю используя влияние и деньги Страбонуса, Аскаланте ведет двойную игру. Да, пускай кофийцы помогут на первом этапе, но потом герцог Тьерри и его наследники получат неограниченную возможность влиять на слабого и невежественного Диона, взяв таким образом в свои руки все управление государством. А когда под незаметной (но абсолютной) властью Аскаланте окажется все Аквилония, можно будет куртуазно указать Страбонусу где его место. Правитель Хоршемиша не рискнет выступать против огромной империи, размерами превосходящей Коф раз в семь, и Аскаланте сохранит личную независимость и, заодно, честь страны. А потом вполне может случиться так, что Дион внезапно умрет, оставив наследником трона герцога Тьерри. Ведь закон о престолонаследии в Аквилонии недвусмысленно гласит: следующим правителем может быть не только первый сын или первая дочь предыдущего государя, а любой человек, указанный в завещании короля и объявленный наследником не менее чем за сутки до смерти монарха.

Остальные ненавистники варвара или просто случайные люди, желающие погреть руки при смене власти, скорее всего, присоединились к заговору позже. Диона, обычную марионетку, управляемую Аскаланте и Страбонусом, в расчет можно вовсе не принимать. Громал, барон Лакруа, является гораздо более серьезным человеком, который принял участие в заговоре по убеждению и из-за обиды на Конана. При Нумедидесе Громал был центурионом всей гвардии, а варвар отнял у него должность в пользу Юния Паллантида, рекомендованного герцогом Пуантенским. Насколько я знаю, Просперо и Паллантид — дальние родственники…

Третий заговорщик — Волмана, барон Фонтен из Боссонии — обычный властолюбец, отстраненный Конаном от двора. Несомненно, он сообразительный человек и способный, благодаря своему влиянию на родине, поднять боссонские земли за нового монарха. Не сомневаюсь, что его родственники в провинции только и ждут известий из столицы, чтобы начать славить короля Диона. По-моему, именно Волману Аскаланте прочит на должность государственного канцлера. Единственно, по сравнению с благообразным седовласым Публио барон будет выглядеть непредставительно — Волмана невелик ростом (даже поменьше Мораддина) и вдобавок горбун. Но хитер, очень хитер и находчив.

А еще в перевороте (для меня это было превеликим удивлением!) участвует тарантийская знаменитость. Опустившийся и всегда пьяный Ринальдо. Нет, конечно, он очень хороший поэт, превосходящий талантом даже некоторых древних стихосложителей, но, как я уже говорил, в голове у него недоваренная каша вместо мозгов. Полагаю, Аскаланте взял Ринальдо в сообщники лишь потому, что спившегося стихотворца очень уважает дворянство, а его баллады читают во всех светских салонах. Возможно, Ринальдо продержится на посту вице-канцлера, отвечающего за театры и куртуазное искусство, несколько дней, пока его не оттеснят за пределы сцены. Он просто неспособен к упорядоченной деятельности. И не удивлюсь, если Ринальдо луны через две-три (если, правда, раньше не умрет от горячки или отравления дурным вином) начнет слагать хвалебные оды покойному Конану, провозглашая варвара «спасителем Аквилонии» и «величайшим из королей». Беда с этими творческими личностями…

Вот и едем мы по набережной Хорота в двух огромных каретах, принадлежащих Аскаланте. Я, герцог Тьерри, граф Мораддин и столь неожиданно присоединившаяся к нам его жена Ринга — в первой, а Ринальдо, Веллан, Эйвинд, Волмана и Тотлант — во второй. Громал ждет нас в замке, у Приречных ворот, а нервозного и склонного к истерикам в самый неподходящий момент Диона и вовсе оставили дома. Между прочим, под присмотром некоего Тот-Амона, сына Мин-Кау. Известного стигийского мага. Того самого, при одном упоминании имени которого Конан начинает страшно ругаться и бессвязно грозить. Не знаю, чем волшебник насолил варвару, но мне Тот-Амон показался серьезным и уверенным в себе человеком, вполне достойным уважения… Высокий, здоровенный, только лицо неприятное. Такое впечатление, что этот чародей смотрит на прочих людей, будто на насекомых, однако тщательно скрывает свои чувства. Представления не имею, что он делает в Тарантии…

План заговора прост, как и все гениальное. Король Страбонус нынешним днем все объяснил. Правда, я, выслушивая обстоятельную речь кофийца, едва не расхохотался в самый ответственный момент. Уж не знаю, о чем Страбонус договаривался с Конаном, но выходит так, что Заговор Четырех постепенно превратился в заговор Конана против самого себя. И, кстати, на кофийские деньги — подкупать стражу Громал будет на золото с рудников Страбонуса. К счастью, я не посвящен до конца во все перипетии этой жутчайшей авантюры, но сдается мне, что Аскаланте и прочие заговорщики попались на такой крепкий крючок, что сорваться с него будет просто невозможно.

Так вот, о плане заговора. Мы все — вместе с Громалом полный десяток — должны пройти через караулы дворца, убить «Конана», убрать тело и оставить на месте подложного короля монарха настоящего. Аскаланте с компанией, конечно же, думают наоборот: мы зарежем Конана и вместо него останется приведенный Страбонусом из Кофа безвестный дворянин-двойник, который через несколько дней отречется от престола в пользу Диона.

Если все пройдет гладко, представляю, каковы наутро будут физиономии у Аскаланте и прочих! К ним заявятся люди начальника аквилонской тайной службы барона Гленнора, предъявят обвинение в государственной измене и отправят в Железную башню. А корона вновь будет принадлежать Конану Киммерийцу из Канахов. Только на этот раз самому настоящему.

Вот такая история. Гаю Петрониусу подобное и не снилось…

Одна неприятность — вся наша компания, от Ринги до Эйвинда, отлично знает, что во дворце находится существо, убить которое довольно сложно. Если проклятый Тицо, этот пресловутый «Хозяин подземного огня», сумел очухаться после подсыпанного графиней Эрде яда, то встает вопрос: как он воспримет обычные клинки? Несомненно, нечисть боится стали, но в том-то все и дело, что Тицо не является «нечистью». И надо помнить, что Тицо сохранил знания самого Конана и наверняка отлично знает мечный бой. По счастью, Громал должен был подкупить нескольких гвардейцев из Алых Кирасиров и эти люди составят отряд подкрепления.

…Я выглянул из окна кареты и узрел размытые единым черным пятном на фоне темно-синего звездного неба стены королевского дворца. Подъезжаем. Аскаланте сохраняет безмятежное спокойствие, только на его лице застыла недовольная мина. Наверное, жалеет о пропущенном обеде.

Госпожа Ринга со своим удивительным супругом сидят на обитых атласом диванчиках так, словно едут на королевский бал. На узких губах графини блуждает ехидно-напряженная улыбка, словно она задумала какой-то веселый розыгрыш, а сам Мораддин молча смотрит в окошко, наблюдая за проплывающими мимо тусклыми масляными фонарями. Этого человека действительно можно уважать — лицо не выражает ни единой эмоции. Такое впечатление, что Мораддин каждый вечер ездит убивать короля чужой страны. Вернее, не короля, а таинственное и жуткое существо, хитростью захватившее трон и скипетр.

Вот повозки миновали скупо освещенную таверну для благородных с нелепым названием «Монаршья милость», обогнули полуденный бастион замка и свернули на улицу Отшельников. Здесь должен находиться въезд в замок, используемый для хозяйственных нужд. Сейчас все решится. Поверит ли Аскаланте нашему с Мораддином вранью о том, что Конан со Страбонусом должны подойти к воротам? А когда они там не покажутся, не отменит ли все предприятие, мигом зачислив нас в шпионы тайной службы? Что скажет Громал?

Да ну! Чего гадать? Как будет, так и будет! Конан однажды сказал: «Все дурное в мире лишь кажется человеку. На самом деле есть одно хорошее.» Буду надеяться на милость Митры и благоволение Бога Единого.

— Выходим, — скомандовал герцог Тьерри, когда карета остановилась. — Видите, над воротами фонарь с одним зеленым стеклом? Это означает, что Громал нас ждет.

Ночь была прохладной. Все-таки зима наступила. В воздухе кружились редкие невесомые снежинки, со стороны реки налетал ветерок, спутывавший наши одежды. Улица Отшельников была погружена в кромешную тьму справа и слева, лишь над боковыми воротами дворца сияли два фонаря. В правый фонарь действительно было вставлено стекло изумрудного цвета.

Возничьи Аскаланте отвели повозки в сторону, к переулку Бронзовой Лампы, выводящему на набережную, а все мы собрались у входа в замок. Эйвинд, вышедший с остальными из второй кареты, совсем не понимал, что происходит и растерянно озирался, иногда засовывая руку в карман, где лежали ужасно понравившиеся ему апельсиновые леденцы (я приметил, что крестьянин с истинно деревенской запасливостью уволок со стола Аскаланте целую пригоршню этих сладостей). Госпожа Эрде откровенно зевнула, прикрыв рот ладонью, затем оказалась возле Эйвинда, выклянчила несколько леденцов и принялась хрустеть. Веллан выглядел отрешенным от всего сущего, но напряженные жилы на его шее выдавали волнение. Тотлант просто взирал на все происходящее загадочными темными глазами и, кажется, ухмылялся углом рта. Волмана и Ринальдо, с которыми выпало несчастье ехать нашим друзьям, смотрелись чуточку взбудоражено, а поэт наверняка едва сдерживался от того, чтобы заорать нечто наподобие «Смерть тирану!» В общем, сцена, достойная пера Гая Петрониуса.

— Где Его величество Страбонус и кофийский дворянин? — Аскаланте обозрел окрестности, и стрельнул едким взглядом на меня и Мораддина. — Без них мы не сможем идти…

«Начинается, — у меня упало сердце. — Точно все отменит и не видать Конану его короны!»

Положение спасли едва слышно скрипнувшие петли калитки, прорубленной в левой створке ворот. Нас осветил оранжевый огонь факела и блеснули серебряные нашивки на черной гвардейской форме. Громал.

— Ваша светлость, — Громал быстро подошел к Аскаланте. — Я вас уже давно жду. Появились некоторые затруднения…

— Ну? — коротко бросил герцог Тьерри. Мне показалось, что он слегка встревожился.

— Сегодня, ближе к вечеру, во дворец привезли двоих людей, — быстро начал рассказывать Громал. — Один из них как две капли воды похож на короля Конана, представляете? Второй смахивает не то на шемита, не то на кофийца или зингарца. Как я понял, их доставили в замок люди начальника тайной службы.

— Вот как? — Аскаланте озадаченно оглянулся. Его взгляд остановился на Мораддине. — Граф, ты же мне говорил, будто…

— Может быть, их схватили по дороге к замку, — уверенно предположил Мораддин и всем телом повернулся к Громалу: — Сударь, этих двух людей допрашивали? С ними говорил король?

— Нет, — покачал головой барон Лакруа. — Краем уха я слышал, что король Конан решил дождаться утра и только на рассвете побеседовать с арестованными. Беда в другом — прошел слух, будто… Будто… — Громал посмотрел на Аскаланте испуганными глазами: — В общем, человек в одежде шемита не кто иной, как кофийский король Страбонус.

— Их нужно спасти! — влез в разговор Ринальдо. — Иначе все провалится! Капитан, где их содержат?

— В подвальной комнате, — быстро ответил Громал. — Усиленная охрана. Полдюжины Черных Драконов, подчиняющихся лично Паллантиду. Полуденное крыло замка.

Аскаланте, немного подумав, отозвал в сторону гвардейского капитана, графа Мораддина и Волману. Они о чем-то говорили, причем у герцога было лицо человека, обуреваемого сомнениями. У меня внутри сжался холодный комок. Неужели весь замысел провалится?

И тут мне пришлось в который раз возблагодарить Митру. Волмана и Мораддин, похоже, переубедили осторожного Аскаланте. Последний вышел к нам и, не отвечая на жгучие взгляды Ринальдо и молчаливые вопросы всех остальных, нехотя проворчал:

— Идемте. Нет смысла ждать или переносить наше предприятие на другой день. Капитан Громал выделит людей из Алых Кирасир для того, чтобы освободить Страбонуса и… и его сопровождающего. Впрочем, этим мы займемся позже, когда главное дело будет выполнено.

— Верно, — кивнул Волмана. — С пленниками до утра не должно случиться ничего дурного. Они заперты, приставлена охрана… Только очень странно выглядит эта история. Такое впечатление, что здесь не обошлось без предательства.

— Меня посетили схожие мысли, — кивнул герцог Тьерри. — Но если бы нас предали, все дворцовые службы предприняли бы чрезвычайные меры, а Громал утверждает, что вечер прошел спокойно, Паллантид не усиливал караулы, король же отправился в опочивальню, как обычно. Что же мы стоим, господа?

— Вперед! — тоненько выкрикнул Ринальдо и наконец порадовал мой слух давно ожидаемым: — Умрем за Аквилонию и честь дворянства!

Поэт, что с него возьмешь…

Но прежде чем умереть за Аквилонию, необходимо было попасть во внутренние помещения замка. Как я уже помянул, Громал, отвечавший за охрану полуденного крыла дворца, сменил караулы. Вместо Черных Драконов на страже стояли Алые Кирасиры, причем некоторые посты вовсе отсутствовали.

Мы двигались быстро, ничуть не скрываясь, гвардейцы-кирасиры при виде капитана Громала и высокого Аскаланте с герцогской цепью на шее машинально вытягивались в струнку, но почему-то им не казались странными откровенно простонародные одежды Эйвинда и Веллана и потрепанный шемитский наряд Тотланта.

Небольшая задержка произошла возле боковой лестницы, ведущей на второй этаж дворца. Здесь находилось караульное помещение, в котором Громала ожидали шестеро гвардейских офицеров, тоже принимавших участие в заговоре. Напомню, что если Черные Драконы обычно набирались из младших сыновей обедневших благородных семейств и безземельных дворян и были всем обязаны монарху (за что платили буквально собачьей преданностью), то кирасирские и пикинерские гвардейские роты составляли как раз люди обеспеченные. В кирасиры шли не из-за жалованья или казенного содержания, а ради карьеры. Небезызвестный Трокеро (теперь сидевший королевским наместником в Пуантене) дослужился за двенадцать лет до чина трибуна Синих пикинеров и мог командовать подчиненным ему десятитысячным войском…

И, разумеется, гордившиеся своей голубой кровью и тихо ненавидевшие варвара гвардейцы «Алого полка» легко поддались на уговоры и посулы Громала, подготавливавшего почву для заговора в самом дворце. Ох, головы полетят вскорости… Если, конечно, замысел Страбонуса и Конана выгорит.

Громал вошел в караулку, было слышно, как он разговаривает там с военными. Остальные переминались с ноги на ногу у лестницы. Наша компания во главе с Мораддином держалась отдельно, возле темной гранитной колонны, поддерживающей лестничную арку. Ринальдо ходил взад-вперед по залу перед лестницей и тихонько бормотал себе под нос. Не сильно ошибусь, предполагая, что в данный момент сочинялась героическая ода «На смерть тирана».

Меня дернули за тунику сзади, я медленно обернулся и увидел огромные желтые глаза супруги графа Мораддина. Не перестаю удивляться ее молодости и своеобразной резковатой красоте.

— Барон, — одними губами прошептала она и улыбнулась, — вам интересно?

— Очень, — фыркнул я. — Меня другое беспокоит…

— Меня, признаться, тоже, — наклонила голову Ринга. — И Дина. Простите, я так называю месьора Мораддина… И всех остальных. Насколько хорошо ты знаешь дворец?

— Как свои пять пальцев, — уверенно ответил я, не совсем понимая, к чему этот разговор. — От чердака до подвала.

— Вот подвал-то нам и нужен, — столь же тихо призналась графиня. — Я хочу прогуляться вниз. Не составишь компанию?

Любопытно… А эта милая барышня ненароком не забыла слов Громала о полудюжине гвардейцев, охраняющих комнату, где заперты Конан и Страбонус? Вдобавок есть одно неприятное обстоятельство — подземный этаж Тарантийского королевского замка исключительно обширен, коридоры протягиваются на несколько лиг. Впрочем, если отсечь хозяйственные помещения, склады и полузатопленные ходы, примыкающие к Хороту, область поисков резко сокращается. И вряд ли Конана с его кофийским «коронованным братом» засадили слишком уж далеко… И вообще, почему не подождать до утра, как и предлагал Аскаланте?

Я так прямо и спросил. Ринга посмотрела на меня соболезнующим взглядом лекаря, пользующего буйного помешанного, и быстро объяснила:

— Меня терзают подозрения, что эти… — она покосилась на Аскаланте и Волману, тоже переговаривавшихся о чем-то полушепотом, — что эти болваны испортят все дело. Скорее всего, так оно и произойдет. Двойник не будет смирно лежать в постели, дожидаясь, пока его зарежут. Я думаю, самозванец либо употребит свои невероятные способности и в одиночку перебьет всю компанию, или же поднимет шум, запрется в одной из комнат, потом сбежится стража Черных Драконов… Результат понятен? А теперь вообрази, что подумает двойник.

— Верно, — я ошеломленно приоткрыл рот, уяснив ход мыслей графини. Сам Мораддин, молча слушавший нас, согласно кивал, — Тицо решит, что союзники Конана пришли наводить справедливость и немедленно отдаст приказ об устранении самой причины беспокойства. «Человека, как две капли воды, похожего на короля», просто убьют. И никто ничего не будет знать об истинной подоплеке.

— Вот поэтому, — прошелестела Ринга, — мы незаметно отстанем от общей компании и ты отведешь меня вниз.

— Вдвоем? — усомнился я. — Там гвардейцы. Шестеро, если не больше.

— Половину охранников я беру на себя, — усмехнулась графиня Эрде. — С нами еще пойдет… — она стрельнула глазами по сторонам и ее взгляд остановился на откровенно скучавшем Веллане. Оборотень стоял возле лестничных перил и грыз ногти. — Возьмем месьора Веллана. Именно он может нам пригодиться. Кажется, Веллан недурно управляется с оружием, а в случае чего… — Ринга скорчила страшную рожу и пошевелила в воздухе пальцами так, словно хотела в кого-то вцепиться. — Понимаешь?

Бедный Веллан. Если его опять попросят превратиться в волка или «чудовище», он начнет орать в голос от возмущения.

— Я поговорю с ним, — шепнула Ринга напоследок и незаметным движением переместилась в сторону бритунийца. Я слегка нагнулся к уху графа Мораддина, сохранявшего прямо-таки чугунное спокойствие.

— А если наше исчезновение заметят? И зачем вы тащите с собой Эйвинда? В кабацкой драке он, несомненно, выйдет победителем, но здесь вовсе не кабак…

— Ты действительно так считаешь? — ухмыльнулся Мораддин, хитро взглянув на меня. — Не беспокойся, Тотлант волшебством отведет глаза всем остальным, я с ним уже договорился. Вашего ухода никто не заметит. Эйвинда буду охранять я, ничего с ним не сделается. Только пожалуйста, Хальк, не позволяй моей жене влезать в ненужные авантюры. Освободите Конана и Страбонуса, и немедленно бегите наверх, нигде не задерживаясь.

Мораддин как бы невзначай отошел в сторону, снова напустив на лицо хмурость. Ринга закончила беседу с Велланом, ободряюще хлопнула по плечу растерянного Эйвинда, и шагнула к Тотланту. На этот раз графиня шептала чуточку более громко и я расслышал отрывочные фразы:

— Ты уверен?.. Я не могу до конца положиться на… — в глазах Ринги яростно прыгали отражавшиеся искорки факелов. — Он обещал это сделать к первому полуночному колок… Ты сумеешь с ней управиться?..

«О чем они говорят? — нахмурился я. — Или меня не до конца посвятили во все интриги этой ночи? Кто что обещал? С кем должен „управиться“ Тотлант? И кем является таинственный „он“, о котором упомянула Ринга?»

Мои напряженные размышления прервал неожиданно резкий голос Громала, вышедшего из караулки. За ним следовали несколько молодых офицеров в алой форме, прикрытой выпуклыми начищенными кирасами с гравированной головой льва.

— Поднимаемся, — показалось, что Громал выкрикнул это слово на весь замок. — По правым боковым коридорам, мимо тронного и парадного обеденного зала. Затем в сторону Зимнего сада и канцелярии дворцовой управы. А там — в жилые покои…

— Та-ак, — вздохнул Аскаланте и взглядом пересчитал всех присутствующих. Нас было семеро, лично Аскаланте, Волмана и Ринальдо, вдобавок семеро «Алых» гвардейцев во главе с капитаном Громалом. Все военные, кроме мечей, вооружены арбалетами. Вот теперь я действительно начинаю всерьез уважать Конана. Если для убийства одного человека потребовалось собрать почти два десятка душегубов, то это говорит о многом. Надеюсь, они окажутся на высоте и наш маленький Тицо не сможет противостоять этакой ораве. Если только ямурлакский найденыш не припас каких-нибудь особенных сюрпризов, имеющих отношение к магии.

Мы миновали первый лестничный пролет. Впереди шагал Аскаланте, за ним Ринальдо («творческая личность» уже обнажила меч, что пока было совсем некстати), потом Волмана, Громал со своими гвардейцами, вслед Мораддин и все наши. Замыкали шествие двое Алых кирасир. Вот им-то и должен был отвести глаза Тотлант.

Я, Ринга и Веллан начали немного отставать и оказались в самом хвосте колонны заговорщиков. Едва Аскаланте и Волмана ступили на второй пролет и каблуки их сапог стукнули по лестничному мрамору, Ринга дважды щелкнула пальцами. Наш стигийский маг на мгновение оглянулся. Мне показалось, что на его лбу меж бровей полыхнула едва заметная золотая искорка. Тотчас шедшая посередине графиня Эрде схватила меня и Веллана за рукава и потащила к стене, в тень украшавшей лестницу ниши. Кирасиры, ничуть не удивившись и даже не изменив выражения лиц, потопали дальше, будто бы и не заметив бегства троих членов отряда герцога Тьерри. Полагаю, военные были введены в заблуждение созданной Тотлантом иллюзией. Им показалось, что мы остались на прежнем месте и идем вслед за Аскаланте. Почему я так уверенно об этом говорю? Очень просто. Наверное, оборотень, графиня Ринга и я сам отчасти оказались под действием заклинания стигийца, а потому я с изумлением увидел самого себя, удаляющегося вверх, ко второму этажу. Решительно, надо будет поучиться магии у Тотланта…

— Куда идти? — золотоокая жена Мораддина чувствительным тычком в бок вывела меня из легкого забытья. Остальные к тому времени уже скрылись за поворотом. — Показывай.

Я лишь махнул рукой, командуя идти за собой, и быстрым шагом направился к узкому боковому проходу для слуг. За моей спиной сопел необычно молчаливый Веллан, тыл прикрывала сама графиня.

Через двадцать шагов я вывернул на подсобную узкую лестницу, ведущую с главной кухни на второй и третий этажи, а заодно и в подвалы, где находились ледники для хранения мяса и рыбы. Беспрепятственно миновав закрытую дверь кухни, мы спустились в мрачноватые и прохладные подземелья замка. По счастью, главный управитель дворца (мой соотечественник — гандер Хорса) заставил всех служек, отвечавших за ночное освещение, зажигать масляные лампы даже в подвалах. Я очень боялся, что придется блуждать в темноте.

— Так, — бурчал я. — Где их могли запереть? Скорее всего, в пустующих комнатах, где прежде размещался архив канцлера… Нашел! — меня внезапно озарило. — Госпожа Ринга, я вспомнил место, идеально подходящее для тюрьмы!

— Ну? — нетерпеливо переспросила она.

— Во времена Вилера это была самая таинственная комната во дворце. Там хранились сокровища короны. Сам королевский венец, большая государственная цепь, печать, скипетр…

— Это все очень интересно, — терпеливо ответила графиня. — Но про сокровищницу аквилонских государей ты мне расскажешь потом. Куда идти?

— Налево, — авторитетно сказал Веллан, впервые за весь вечер раскрыв рот. Подобная замкнутость была для бритунийца, наверное, тяжелым испытанием собственной воли. — Видите, здесь развешаны одни только масляные лампы? А сквозняк приносит запах факельного дыма. И еды, причем горячей. Значит, гвардейская стража обосновалась именно в той стороне.

Это полностью согласовывалось с моими умозаключениями. Ныне заброшенная сокровищница Вилера (при Конане коронные драгоценности хранились на последнем этаже главной башни замка) располагалась именно по левую руку от нас.

— Как будем действовать? — тихонько спросил я у Ринги, направляясь вперед по скупо освещенному, выложенному грубым камнем коридору подвала. — Я уложу одного-двух, Веллан еще двоих…

— Не беспокойся, — поморщилась графиня, изящно взмахнув ладонью. — Подойдем, вежливо попросим, чтобы заключенных выпустили… Одна просьба. К тебе, Веллан, это между прочим, тоже относится. Держитесь у меня за спиной и не лезьте вперед.

— Но.. — заикнулся Велл, измеряя взглядом худенькую фигурку Ринги. Однако возражать не решился и пожал плечами: — Как скажешь.

Скажу прямо, что события приключившегося тотчас после этой веллановской реплики я никак не ожидал.

…Всем обитателям Тарантийского замка известно, что призрак герцога Мартена (убитого клевретами известного короля Сигиберта Воинственного) появляется только в полнолуние, а луна шла на убыль уже в течение четырех дней. Кроме того, постоянным обиталищем этого безвредного, но жутковатого обликом привидения были либо внутренний двор замка с пристройками, либо первый этаж. В подвалах он появлялся исключительно редко, предпочитая до полусмерти пугать рабочих ночной кухни или охранников канцелярии Публио.

— О боги, — простонал Веллан, едва по коридору разнесся душераздирающий низкий вопль. — Хальк, кто это кричит?

Я всмотрелся и увидел размытый силуэт, невесомо двигавшийся по коридору навстречу нам. Так как помянутому герцогу Мартену отрубили мечом голову, призрак тащил таковую часть собственного тела в руках и эта голова омерзительно ухмылялась.

— Ничего страшного, — Ринга оценила взглядом полупрозрачного фантома и ободряюще похлопала Веллана по плечу. — Никакой черной магии. Самое обычное привидение.

Тень герцога подлетела к нам на расстояние четырех шагов и застыла в воздухе, слегка колыхаясь.

— Убейте изменника, — настоятельно потребовал призрак. Ринга на всякий случай картинно сплюнула через левое плечо. — Сейчас же прикончите его!

— Некогда нам всякой ерундой заниматься, — расхрабрившийся Веллан, похоже, снова начал острить. — Проходи, милейший, у нас дело важное.

Голова привидения посмотрела на оборотня неодобрительно и, кажется, немножко обиженно, и высказалась:

— Предатель должен быть уничтожен. У-у-у…

Не представляю, каким образом бестелесные тени могут издавать столь жуткие, леденящие кровь звуки. Однако «герцог Мартен» — один из трех обитавших в замке призраков — считался среди придворных самым тихим. О Митра, каковы же остальные?

И тут я вознамерившись высказать давно умершему герцогу все, что я о нем думаю, остановился на полуслове. Демон меня заешь, ведь мы можем использовать это жутковатое окровавленное привидение в качестве оружия!

Я покосился на Рингу, подмигнул ей и, придав голосу наиболее возможную значимость, сказал:

— А я знаю, кто может отомстить за тебя и отправить к Нергалу предателя.

Что это был за «предатель», не знали даже самые ученые летописцы, однако призрак герцога Мартена постоянно требовал его голову у всех встречных.

— Говори-и! — взвизгнуло привидение и для пущего эффекта потрясло руками с зажатой в них головой.

Не ожидал, что Веллан окажется настолько сообразительным. Он опередил мои слова лишь на краткий миг.

— Где-то там впереди сидят гвардейцы, — сказал бритуниец. — Они терпеть не могут твоего изменника. Это его кровные враги.

Призрак молча развернулся и быстро рванул вперед по коридору.

— Поверил, — хмыкнул Велл. — Вперед!

— Какие вы у меня умные, мальчики, — с этими словами графиня Эрде сорвалась с места и побежала за привидением.

Разумеется, тень герцога Мартена нас опередила. Шагов на пятьдесят. Когда мы втроем, изрядно запыхавшись, влетели в небольшой круглый зальчик, предварявший бывшую сокровищницу, призрак метался под потолком и вопил что есть мочи.

Да, это было то самое место, о котором я подумал изначально. Небольшая привратная комната, за ней округлая деревянная дверь, окованная сталью и чугуном, с засовом и привешенным для верности замком. Такими обычно запирают конюшни или амбары. Стол, заставленный тарелками и бутылками, несколько скамей, факелы в настенных кольцах, и шестеро растерянных Черных Драконов.

— Убейте его! — верещало привидение, шныряя из угла в угол. Голова свирепо таращилась мертвыми глазами. — Изменник должен быть обезглавлен! Предатель умрет!

Мы стояли за углом и любовались. Призрак с достойной уважения настойчивостью предрекал смерть предателю, требовал мести и перемежал свои речи истошными криками и завываниями. Гвардейцы (вроде бы серьезные и сильные мужчины) жались по углам и немедленно искать изменника никак не хотели, отчего призрак ярился все больше и больше. Мне показалось, что сейчас от силы исторгаемого им звука рассыплются стены дворца.

— Драконы отлетались, — съязвила Ринга, весело зыркнув на меня и Веллана. Бритуниец, наблюдая за перепуганными военными, едва сдерживал смех. — А сейчас прошу ничему не удивляться. Работаю я одна.

Графиня Эрде вступила в караульное помещение и, ничуть не обращая внимания на бесновавшуюся тень герцога Мартена, медленно оглядела всех подчиненных Паллантида, одного за другим. Невероятно! Они моментально заснули! Или — меня кольнула неприятная мысль — умерли? Нет, ошибаюсь, вроде бы дышат… Я и раньше предполагал, что госпожа Эрде обладает сильным даром внушения, но моментально усыпить шестерых, пусть и испуганных, людей?.. Графиня великолепна.

— Ключ от двери у лейтенанта, — бросила мне Ринга, оглядываясь. — Отопри замок, барон. Только осторожно. У Конана, наверное, очень дурное настроение.

Дрожащими руками я снял с пояса отмеченного двумя нашивками на рукаве гвардейца тяжелую связку, долго подбирал нужный ключ, а разочаровавшийся в людях призрак завис у прохода, взирая на нас слегка обиженно.

— Кто убьет изменника? — тоскливо вопросило привидение, пока я возился с ключами. — Отвечайте!

— Обратись к нынешнему королю, — невовремя хохотнул Веллан, а Ринга, услышав эти слова, закатила глаза и на ее лице отразилось неодобрение. — Второй этаж, королевская опочивальня. Найдешь?

Тень еще немножко поколебалась в свете тусклых факелов и вдруг исчезла. Воображаю, что произойдет, если этот призрак внесет лишней сумятицы в задуманный Аскаланте переворот… Лучше бы Веллан держал язык за зубами.

Наконец, бородка ключа мягко провернулась в чреве замка, мы вдвоем с бритунийцем отодвинули тяжелый засов, не без натуги распахнули дверь и на всякий случай отскочили в сторону.

— Какого демона? — послышался очень знакомый мне голос. — Сначала орете, как резаные поросята, потом… Хальк, это ты, что ли?

— Доброй ночи, Ваше величество, — куртуазно ответил я, быстро поклонившись. — Сожалею, что нарушил твое уединение…

Конан, в слегка разодранной и закапанной кровью одежде вышел на порог из темноты, царившей в его узилище. За его плечом виднелась бледная, но спокойная физиономия кофийского короля Страбонуса.

— Клянусь Кромом, Ринга, и ты здесь? — радостно выкрикнул киммериец, узрев графиню Эрде, присевшую отдохнуть на скамью. Та в ответ приветственно помахала рукой. — Веллан? А что это вы здесь делаете?

— Свергаем тирана, — нашел я ответ. Не такой уж и неправильный, между прочим. — Конан, нужно быстро идти наверх. Весь спектакль разворачивается в жилых покоях.

— Значит, Аскаланте так и не переменил решение, — подал голос кофийский король. — А я побаивался, что герцог струсит, и нам с варваром наутро будет предстоять весьма неприятный разговор с двойником.

— Этот урод заходил вечером посмотреть на нас, — сообщил Конан, не забывая, однако, расшнуровывать перевязь меча гвардейского лейтенанта. Страбонус тоже было дернулся к оружию, но Веллан решительно загородил ему дорогу. — Он действительно невероятно похож. Я уж решил, что ожило мое собственное зеркальное отражение… Боги, ну и мерзкая же у меня, оказывается, ухмылка!..

— Потом расскажешь, — перебила Ринга, вставая. — У нас нет времени на лишнее разговоры. Тотлант не сможет долго создавать иллюзию нашего присутствия наверху, а поэтому забирай оружие и идем.

— Опять командуешь? — огрызнулся Конан. — Ладно, сегодня можно тебя послушаться. Поднимаемся наверх, а ты, Велл, присматривай за нашим знакомцем.

Бритуниец взял Страбонуса под свою неназойливую опеку, Конан и я пошли вперед, а Ринга, как обычно, держалась позади. Король Кофа, едва мы начали всходить по лестнице для прислуги, изрядно занервничал. В конце концов, ему просто не хотелось случайно попасть под чужой меч. Ради чего?

Надеюсь, мы успеем вовремя…

Разумеется, мы рисковали. Вообще-то я уверен, что этой ночью мы были близки к смерти, как никогда. Но эта костлявая беззубая старуха в белом плаще, вооруженная кривым зазубренным ятаганом, потянулась сразу за многими, и обделила нашу компанию своим вниманием. Как известно, гнаться за двумя зайцами не следует. А еще существует другое, тоже совершенно истинное утверждение: «Кто не рискует, тот не пьет аргосского».

Мы впятером вихрем взлетели на второй этаж замка по лестнице для прислуги, вывалились в коридор, ведущий к личным королевским комнатам, и сразу поняли, что веселье в самом разгаре. Бедный Тицо, тяжело ему приходится… Хотя вполне может быть и наоборот: сейчас весьма неуютно Аскаланте и его приятелям. При желании Тицо наверняка может задать жару любому недоброжелателю.

По гулким коридорам разносились азартные крики (удивляюсь, как до сих пор этот кавардак не поднял на уши весь дворец?). Изредка слышался хруст ломаемого дерева — похоже, где-то вышибали дверь. Вскоре раздался грохот — створки героически сопротивлявшегося притвора, скорее всего, рухнули.

— И что нам делать? — громко спросил Веллан, не боясь, что его услышат посторонние. — Бежим туда?

— Не бежим, — жестко пресекла устремления бритунийца Ринга. — А тихонечко подкрадываемся и оцениваем обстановку. Конан, убери меч в ножны! Если ты сейчас сунешься в драку, тебя могут убить по ошибке люди Аскаланте.

— Может быть, я здесь подожду? — слегка неуверенно предложил кофийский король, который, наклонив голову, вслушивался в звуки царившей неподалеку суматохи. — Эй, варвар, ты обещал, что я останусь жив!

— Не называй меня варваром, — машинально ответил Конан. — Интриган! Хорошо, видишь ту дверь? Это малая оружейная. Забирайся в комнату и сиди смирно. Если нападут — обороняйся сам. Когда все закончится, я тебя найду.

Пытаясь сохранить достоинство, Страбонус без лишних разговоров прошел в сторону оружейной и скрылся за дверью.

— От одного зануды избавились, — проворчал киммериец, неприязненно поглядывая вслед Страбонусу. — Ринга, я все-таки пойду первым.

— Делай, что хочешь, — отмахнулась графиня. — Но если ввяжешься в бой с гвардейцами Громала или дворянами Аскаланте до того, как они убьют двойника — я из тебя всю кровушку высосу!

Ринга хищно оскалилась и мне едва не стало дурно. Померещилось, что верхний ряд зубов очаровательной супруги Мораддина украшают внезапно выползшие из десны острые звериные клыки.

Все-таки Конан отлично знает военное ремесло. Всегда, в любой напряженной ситуации, когда требуется применять грубую силу, варвар преображается. Его тяжеловесная походка становится почти невесомой, ни одного лишнего движения, тело не напряжено, а скорее расслаблено, но в то же время готово к молниеносному удару. Правильно говорят знающие люди — некоторые варвары еще сохранили талант, сходный со способностями оборотней: на краткое время превращаться в настоящих хищных зверей, имеющих лишь внешнее сходство с человеком. Немудрено, что Конан почти всегда выходил из самых невероятных передряг лишь с парой царапин.

Мы приблизились к развилке — направо находились столовая, приемный зал для гостей и личный королевский кабинет, а если повернуть влево, можно было оказаться возле спален, гимнасического зала, ванной комнаты и небольшой королевской библиотеки. Конан осторожно выглянул из-за угла, повернулся к нам и нахмурился.

— Два Алых кирасира с обнаженным оружием у входа в спальню. Больше никого нет. Наверняка двойник сумел отбить первую атаку и сбежал в гимнасический зал. Слышите?

Невнятные взбудораженные вопли нападавших немного удалились, однако меня насторожило другое. В голосах заговорщиков слышалась неуверенность. Тицо, вероятно, начал показывать свои фокусы…

— Ой, — вдруг пискнула госпожа Эрде, настороженно к чему-то прислушиваясь. — Кажется, начинается…

— Что начинается? — мигом переспросил Конан, а Веллан немного испуганно оглянулся. Словно почувствовал неладное. Да и мне самому стало несколько неуютно — какая-то часть души ощутила приближающуюся нешуточную опасность.

— Ринга, — варвар подозрительно воззрился на слегка побледневшую графиню. — Что происходит?

Откуда-то со стороны парадной лестницы донесся звук шагов, не принадлежащих человеку. Слишком тяжелая поступь, легкое скрежетание, будто когти царапают по мрамору пола, шумное дыхание…

— Прячемся, — резко скомандовала Ринга и, ухватив Конана за запястье, потянула его за собой в темную пристенную нишу, к основанию украшавшей королевские покои статуи какого-то героя, . — Велл, Хальк, сюда! Всем сидеть тихо и не задавать вопросов!

— Да в чем дело?.. — попытался возмутиться Конан, но маленькая ладонь госпожи Ринги так сдавила его руку, что варвар непроизвольно охнул и замолчал.

Чужие шаги приближались. Я посмотрел на Веллана — бритуниец совсем затосковал и зажмурил глаза. Конан непонимающе озирался, а Ринга покусывала губы.

Вдруг стало холодно. Я ощутил это не только всей кожей, но и увидел, что наше дыхание начало превращаться в пар. О чем это говорит? Верно, поблизости используется очень сильная черная магия… Во всех трактатах о колдунах, предавшихся темной стороне, указывается, будто злая магическая энергия вызывает мороз. Великий Митра, неужели Тотлант в отчаянии вызвал на подмогу какого-то жуткого демона? Быть такого не может — наш стигиец никогда не пользовался черной волшбой, предпочитая колдовство Алых магов-равновесников… Ой, страшно как…

Действительно, страшно. По мере приближения невидимого пока существа мое сознание все больше застилал мертвящий ледяной ужас. Кем бы ни был монстр, разгуливающий по королевскому замку, встречаться с ним мне совершенно не хотелось.

Медленно, почти невесомо рядом с нашим убежищем проплыл невыразимо огромный черный силуэт. Два или даже три человеческих роста. Это вам не мирное привидение герцога Мартена… Существо степенно прошествовало за угол, почти задевая широченными плечами стены коридора, раздались пронзительные выкрики гвардейцев, стоявших возле монаршьей опочивальни, потом мерзейший хлюпающий звук… И никто больше не кричал.

— Ринга, — позвал Конан, утирая пот со лба. — Признавайся, что это было? Ты же все отлично знаешь, я вижу!

— Потом объясню, — графиня облегченно перевела дух. — Теперь можно идти. Главное — находитесь у этой твари за спиной. Тогда она вас не заметит. Похоже, теперь ваш ямурлакский приятель Тицо наконец-то обретет вечный покой.

— Всеблагие боги! — яростно зашипел Конан. — И когда все это кончится? Рассказывай, что за чучело ты привадила в мой собственный дворец? Опять что-то натворила и никому ничего не сказала?

Ринга оправила одежду, гордо задрала подбородок и выбралась из ниши. Нам ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Возгласы, приходившие со стороны спальни и гимнасического зала, превратились в вопли смертельного ужаса. Похоже, что так человек кричит только один раз в жизни — покидая этот мир навсегда. Особенно если при этом такового человека рвут на множество маленьких кусочков…

Мы осторожно свернули налево по коридору, прошли в сторону спальни, а возле самых дверей Конан остановился, посмотрел себе под ноги и присвистнул:

— Лихо…

На полу лежали двое Алых кирасир. Вернее, это было лишь жалкими останками человеческой плоти. Грудные клетки вскрыты громадными когтями, у одного напрочь оторвана рука, которая теперь валяется у дальней стены. Темно-багровая лужа крови, растекающаяся отдельными струйками по слегка наклонному коридору все дальше и дальше…

А неподалеку вопят все сильнее и обреченнее… Кто-то (или что-то?) яростно рычит, слышатся удары тел о камень…

Громыхнули по каменным плитам подковки сапог. Человек, задыхаясь и постанывая от ужаса, бежал прямо на нас. Я услышал, как лязгнул о мрамор отброшенный им клинок. Веллан на всякий случай направил меч на неизвестного.

— Стой! — громко скомандовал Конан, но выскочивший из-за поворота человек не послушался и собрался было ринуться дальше, к выходу на лестницу. Однако быстрая и сильная рука варвара сцапала его за воротник.

— Пустите! — истерически взвизгнул человек. — Там огромное чудовище! Нам всем конец!

— Ринальдо? — Конан едва не поперхнулся от удивления. — Ты-то что здесь делаешь?

Сбежавший с поля боя и заметно протрезвевший поэт уставился на короля, будто на выползшего из Черной Бездны демона.

— А-а… — он издал тяжелый хрип и рванулся в сторону. Ворот камзола треснул по шву, Ринальдо освободился от хватки киммерийца и сразу же поскользнулся на еще не остывшей крови Алых кирасир. Какие-то мгновения он размахивал руками в воздухе, судорожно пытаясь что-то выкрикнуть и, наконец, упал. Его голова с отчетливым сухим звуком ударилась об угол небольшой ступеньки, отделявшей спальню короля от коридора. Ринальдо глухо охнул и затих.

— Проклятье Сета! — ругнулся Конан, наклонившись над неподвижным телом Ринальдо. — Надо же было так неудачно свалиться!

Варвар положил два пальца на шею поэта и озабоченно посмотрел сначала на меня, потом на Рингу.

— Кажется, он умер… Череп проломлен.

— Неважно! — графиня рубанула воздух ладонью. — Идемте взглянем, что там происходит! Меня уверяли, будто чудовище недолговечно и исчезнет, сделав свое дело.

Держа оружие перед собой на вытянутых руках, мы ворвались в спальню. Зрелище не самое приятное. Несколько убитых на полу, гобелены на стене забрызганы кровью, мебель перевернута и припорошена белоснежным пухом, вылетевшим из распоротых подушек. И кровавые следы, ведущие к двери гимнасического зала, где сейчас и развивалось основное действо. Следы длиной в два локтя, несколько напоминающие отпечаток лапы огромной обезьяны…

— Что же здесь происходит? — зачарованно спросил Веллан и моментально обернулся на шуршащий звук, донесшийся со стороны разворошенной кровати с сорванным балдахином. — Эйвинд? Ты жив?

— Немножко, — слабым голосом ответил Эйвинд. Асир прятался под кроватью, но, заслышав знакомые голоса, высунулся. — Тут явилось чудовище и начало всех убивать… Вот я и схоронился.

— Не вылезай оттуда! — на диво слаженным хором приказали Конан и Ринга. — Сиди тихо!

— Понял, — кивнул асир и снова забрался в спасительную тень.

— Ну, — Конан резко выдохнул и обвел нас решительным взглядом. — Идем?

— А что делать? — нервно фыркнула Ринга. — Напоминаю — держитесь у чудовища за спиной. Оно не должно видеть движений… Хальк, подбери арбалет и наложи новую стрелу! Увидишь двойника — бей в лицо.

Тут графиня помрачнела и я расслышал ее шепот:

— Надеюсь, с Дином ничего не случилось… Иначе я весь дворец разгромлю.

Двери следующего за спальней зала были наполовину прикрыты, правая створка болталась на единственной петле, янтарная мозаика пестрела кровавыми каплями. Конан собрался, прыгнул вперед, выбросив ногу перед собой, и каблук его сапога ударил по двери. Петля не выдержала и створка рухнула внутрь гимнасического зала.

Мой взгляд сразу нашел лежащих почти на пороге Волману и Громала. Боссонец умер нелегкой смертью — скрывавшаяся под одеждой кираса разбита ударом топора, обнажены ребра и виднеется синеватое легкое. Капитан гвардии простерся неподалеку. Его шлем разрублен, череп поврежден настолько, что лица узнать невозможно. Только три серебряные нашивки на рукаве дали мне понять, что это именно барон Лакруа, а не кто-либо другой.

На набитых необработанной овечьей шерстью кожаных матрасах, устилавших зал, лежали трупы Алых кирасир, но эти люди были убиты не земным оружием, а чудовищем, явившимся из самой темной дали чужих миров. Клянусь Дарителем Света, лучезарным Митрой, ничего подобного я никогда не видел, да и надеюсь, не увижу впредь.

Существо стояло, выпрямившись во весь свой немалый рост, в дальнем правом углу большой прямоугольной комнаты для воинских упражнений. Высотой оно было не меньше пятнадцати локтей, черная как смоль, с сине-зеленым отливом шерсть, трехпалые передние лапы, свисающие почти до пола… К счастью, монстр не обратил на решивших принять участие в кровавом спектакле новых действующих лиц никакого внимания. Чудовище было занято — оно с увлечением сжимало когтями горло герцога Тьерри, затем подбросило Аскаланте в воздух и ударило второй лапой. Тело, будто безвольная тряпка, пролетело не меньше семи шагов, врезалось в стену и, рухнув на пол, осталось лежать неподвижно. У меня внутри распространился невероятный жгучий холод, а разум кричал тоненьким голосом загнанного зверька: «Убирайся отсюда! Немедленно!»

— Поглядите, вот он, — Конан стоял, прижавшись спиной к стенке и осторожно поводя мечом вправо-влево. Я проследил направление его взгляда и увидел двойника — Тицо. Веллан нацелил на самозванца арбалет, однако медлил с выстрелом.

Маленький негодяй из Ямурлака был зажат черным, похожим на гигантскую обезьяну, колдовским чудовищем в угол зала. Боевая стойка, такая же, как у настоящего Конана, черные волосы разметаны по плечам, в руках любимый двусторонний лабрис киммерийца. Я на миг встретился взглядом с Тицо и едва не потерял сознание: почудилось, будто на меня смотрит сам Конан. Это были глаза нашего короля-варвара — холодные и бешеные. В них явственно читалось: «Меня затравили как собаку, но я никогда не сдамся! Лучше умру, но ждать милости от победителей не стану!»

Я едва не сорвался с места, желая бросится на выручку своему королю. Но в это мгновение черный мохнатый зверь надвинулся на Тицо всей своей тушей, закрыв от нас двойника, занес лапу с тремя длиннющими саблеобразными когтями и ударил, сокрушая защиту принявшего облик человека Хозяина подземного огня. Потом еще раз, и еще…

Ни одного крика или всхлипа. Только всплеск багрового фонтана, окрасившего выложенные светлым деревом стены гимнасического зала.

…И появившееся ниоткуда знакомое мне изумрудно-зеленое сияние. Словно подземный огонь и составлял истинную сущность своего господина.

— Конец, — отрывисто произнес Конан. — Меня убили. Точнее, не меня, а его. Только сейчас нам лучше уйти подальше, иначе эта тварюга возжаждет и нашей крови.

Ринга властным движением остановила Конана и Веллана, собравшихся покинуть зал из чувства самой примитивной осторожности.

— Смотрите! — торжествующе сказала графиня. — Такого никто никогда не видел и, полагаю, не увидит в будущем, даже в самом далеком.

На фоне клубящегося облака зеленого тумана издыхал чудовищно огромный монстр, уничтоживший Тицо. Вокруг него зазмеились синие молнии, холод усилился и, кажется, снова потянуло запахом грозы. Но вдруг в одной из судорог зверь повернулся своей безобразной харей к нам, его выпученные желтые глаза вновь начали обретать осмысленность, а размывающийся силуэт уплотнился.

— Это было самой большой моей ошибкой, — на одном выдохе проговорила Ринга и попятилась. — Надо было вовремя скрыться! О боги, он нас заметил и теперь не остановится!

— Бежим! — категорично скомандовал Конан. — Кажется, Ринга, твои ублюдочные приятели-маги доколдовались на нашу голову… Уходим, быстрее!

В тот самый момент, когда сызнова воплотившийся монстр ринулся в атаку, мы развернулись и бросились прочь. Когда к нам присоединились Мораддин, Тотлант и Эйвинд я так и не заметил.

Hиже представлен высочайший Эдикт короля Конана, провозглашенный герольдами с Камня Вестников на площади святого Эпимитриуса в 13 день первой зимней луны.

Текст документа составлен совместно Конаном, графиней Эрде и Просперо, герцогом Пуантенским, а записан под диктовку госпожи Ринги Хальком, бароном Юсдалем.

«Аквилония, мои добрые подданные, дворяне и торговое сословие!

Гроза пронеслась над пределами нашего великого королевства. Чудовищные порождения Небесной горы, опустошавшие наши цветущие земли, привели к гибели десятков тысяч аквилонцев, подорвали устои монархии и государства, привели к смятению и разброду в умах людей. Однако Аквилония выстояла — волею Солцезарного Митры, богов, покровительствующих трону и народу, страна была спасена. Первое подземное чудовище погибло еще в пределах Тауранского герцогства, второе, несшее гибель славному Немедийскому королевству, нашему душевному соседу, остановило свою смертельную поступь, сокрывшись и почив во глубинах земли.

Великие короли Заката, объединившись против общей угрозы, поддерживаемые силами Света и Разума, нашли способ погубить чудовище, угнездившееся в Граскаальских горах и несшее человеческому сообществу черноту хаоса. Люди Аквилонии, Пограничья, Немедии, поданные короля гномов Дьюрина, дворяне и простолюдины сделали все возможное и зависящее от них для уничтожения Небесной горы и ее выродков.

И вот — свершилось! Опасность устранена, народ снова может вернуться к праведному труду во благо Отечества и Монархии, и славить Вышние Силы за избавление от невиданной опасности… Король, выполнив свой долг перед памятью Эпимитриуса и собственным народом, возвращается с столицу, дабы приняться за насущные дела во имя процветания Аквилонии и своих благородных подданных. Однако на его пути, предначертанном провидением, вновь возникают препоны, на сей раз отнюдь не сверхъестественные, но чинимые людьми.

Сколько корысти, бесхарактерности, нечестности, нерыцарственности, безосновательных притязаний гнездилось в душах изменников! Они закрыли глаза на то, что богатое сокровище доверия, коим одарили их король и аквилонский народ, следует использовать лишь во благо, но никак не для своекорыстных предательских замыслов. Если ты хочешь жить для страны и во имя страны, быть близким к чаяниям народа и короля, то нельзя недооценивать разум людей, надо отвечать на их доверие, а не обращаться с ними, как с неразумными детьми, уповая на то, что они стерпят любой обман, любую измену, любую трусость!

Изменники просчитались.

Благородное дворянство, тарантийцы, все подданные Аквилонии, верные своему государю, отвратились от предательства и тем самым заговор стал лишь недостойным комплотом кучки людей, потерявших любые представления о чести, забывших присягу на верность и исподтишка подталкиваемых иноземными недоброжелателями нашей великой страны.

Благодаря истинным патриотам и верным слугам короля планы изменников были раскрыты заранее и теперь лишь следовало дать заговору возможность проявить себя не в пустопорожних разговорах и злобных нашептываниях, но в действии. И вот коварные злодеи начали осуществлять свои гнусный замысел — именно они подталкивали короля к войне с сопредельным государством, рассчитывая ослабить мощь Аквилонии и отвлечь войско от планируемых событий в столице, удалили из Тарантии полки гвардии, призывали к беспорядкам на улицах и разжигали среди аквилонцев ненависть к подданным благородного короля Амальрика Офирского, сердечного друга Аквилонской монархии.

Когда же их планы начали проваливаться, было решено пойти на самое ужасное преступление, уступающее в мерзости лишь богохульству — на убийство короля.

Лишь благодаря верности гвардии, государственного канцлера, трибунов и центурионов прославленного аквилонского войска подлый замысел сорвался, заговорщики стали жертвами своего же коварства и пали под ударами мечей отстаивавших своего короля благородных дворян.

Беспокойство для государства и трона устранено, король жив и его драгоценное здоровье вне опасности.

Сим Эдиктом повелевается:

— лишить всех участвовавших в заговоре дворян поместных титулов и привилегий;

— даровать Его светлости канцлеру Публио, барону Гленнору, центуриону гвардии Юнию Паллантиду, герцогу Пуантена Просперо, а также иным охранителям трона надлежащие награды за заслуги перед Аквилонией, не требующие развернутых пояснений и перечислений;

— во имя избавления короля от гибели, а Аквилонии — от разорения и бедствий отменить добавочный налог на землю, что будет способствовать дальнейшему процветанию наших подданных.

Конан I Аквилонский из Канахов

13 день первой зимней луны 1288 года.»

На подлиннике Эдикта, хранящемся в дворцовой библиотеке, рукой Халька, барона Юсдаля, приписано:

«Какое выдающееся вранье! На мой взгляд, Ринга и Просперо несколько переиграли с патетикой, а Конан погорячился, одобрив их сочинение. Однако я не сомневаюсь, что плебс поверит всему… Х.Ю.»